AL_Budu

КОНТРОЛЬНЫ л л и с т о к
СРОКОВ ВОЗВРАТА
КНИ1 А ДОЛЖ Н А БЫТЬ
ВОЗВРАЩЕНА НЕ ПОЗЖЕ
УКАЗАННОГО ЗДЕСЬ СРОКА
Колич. ирод, пидач.
3 Т М О Т. 3000000 3 . 1225— 80
‘Л

o il период боевы х действий но освобож дению Крыма, работая радистом
па танке командовании, проявила отвагу и мужество...
При выполнении одной из боевых операций пала смертью храбрых в
боя х за Родину. Д остойна правительственной награды — ордена Отечественной
войны II степени.
(И з наградного листа В. С. Бархатовой)

А Л Е К С А Н Д Р
Л Е Й Ф Е Р
ДНЕВНИК
ПИСЬМА
ВОСПОМИНАНИЯ
КОМ М ЕНТАРИИ
ОМСК
ОМ СКОЕ
К Н И Ж Н О Е
И ЗД А ТЕЛ ЬСТВО
1 9 8 7

6 3 - ф р $ ? > )
63.3(2)722.78
JI42
лБ у д у всегд а ж и ва...» — н овая книга А л ек са н дра Л ей -
ф ера. Автор выбрал н елегкий ж анр — докум ент альное п о ­
вест вование. Н о тем и удивит ельно это п р о и эв еден и е, что
гер ои н я как бы рассказывает о себ е сама — дневни ковы м и
записям и, письм ам и. О пей говорят, вспоминают ш к ол ьн ы е
д р у з ь я , одноп ол ч ан е, с которыми Валентине Перлитовой д о ­
в ел о сь воевать.
Девушка-танкистка погибла, но остались в строках
дн евника и п исем запечатленными ж ивы е п оры вы м ол одого
сер дц а , п р обуж даю щ егося пытливого ума. Такой Валю Б а р ­
хатову видит автор и знакомит с н ею с его д н я ш н и х сем ­
надцатилету их.
J142
...буду всегда жива. / Дневник. Письма. Воспоминания.
Комментарии. — Омск: книжное издательство,
1987. — 128 с., илл.
35 к., 10000 экз
п овествование о Вал
ofifvwiiviM riyinfln Аа ф ронт, м уж сств)щ но. сража.
пой, которая п осле школ и
пми’т^чи II погибла, о св о-
| 63.3(2)722.78
м с »сш\к на ?;Ui о о *| л да тел ьст во, I ОН 7
Ц Е Н Т Р А Л И З О В А Н Н А Я
С и стем а г о с у д а р с т в е н н ы х
м а с с о в ы х б и б л и о т е к
ДОЮ

Глава
«ЗА ВСЕ ПРОШЛОЕ И БУДУЩЕЕ»
I
(Дневник)
Передо мной дневник девушки, девушки очень молодой,
почти девочки. У меня, литератора, в чьи руки он попал,
признаюсь, — были некоторые сомнения: имею ли
право обнародовать эти, сделанные сорок с лишним лет назад,
записи? Записи личные, велись которые «для себя»?
Давайте подумаем вместе.
Валентина Сергеевна Бархатова, наша землячка, участвовала
в Курской битве, освобождала Украину и погибла
в битве за Севастополь.
Ее никто не гнал туда, на передовую. Она была очень
нужна и здесь, в сибирском тылу. С ее авторитетом среди
5

молодежи и большими организаторскими способностями
она делала много полезного в то суровое время.
Разные люди пытались оберечь ее от смертельной опасности.
Вначале оставлялись без внимания заявления в райвоенкомате.
Потом, когда ее настойчивость все же взяла
верх, никто не хотел, чтобы она, девчонка, приобрела одну
из самых опасных военных специальностей. После учебного
танкового батальона ее пытались посадить на канцелярскую
работу, но тщетно, и вот опять и опять откладывали в
сторону ее рапорты с просьбой отправить на фронт. Уже
на фронте, после ранений1, военные врачи настаивали на
отправке Бархатовой в эвакогоспиталь, но безрезультатно
— Валентина не хотела оставлять передовую.
Видимо, было в характере этой девушки нечто такое, чему
трудно, невозможно было противостоять, она настойчиво
и целеустремленно рвалась туда, где труднее, страшнее,
опаснее.
Именно потому и интересно нам, чем жила Валентина
до войны и в самом ее начале. Именно потому и важно нам,
как она {а следовательно, и тысячи ей подобных) готовила
себя к главному в своей жизни — к подвигу во имя защиты
Родины...
Есть на одной из страниц Валиного дневника такая фраза:
«Обидно за то, что мир еще не так хорошо переустроен».
И пусть сказано это по отношению к одной из личных
проблем, дело не в этом. Тысячи людей во все времена мучились
несовершенством окружающего мира. Здесь важнее
другое, что любую неурядицу Валентина и ее сверстники
воспринимали как недостаток некоего всеобщего, мирового
переустройства. А еще Валентина обладала святым чувством
революционера — нетерпением. Именно оно привело
ее под броню «тридцатьчетверки», ибо девушка понимала:
фашизм — самое страшное препятствие на пути этого переустройства.
Сделает ли подобное каждый из нас, если потребуется?
Есть ли, сильно ли в нас чувство нетерпения? От этих простых
вопросов сегодня не уйти. Не уйти ни всем вместе, ни
каждому в отдельности. Сегодня — особенно.
В 'небол ьш ом очерке Героя С оветского Сою за Л. Казаряна к JI. К о­
валенко «С ибирячка Валя Б архатова» утверж дается, что она было ранена
пять раз. (С борник «С троки, обагренны е к р овью ». С им ф ерополь, 1968).
6

До 22 июня..
Итак, дневник. Прежде всего — об его истории. А вернее,
об истории той его части, которую довелось скопировать
во Дворце пионеров. Лучше всего об этом расскажет
письмо, полученное весной 1985 года. Его автору мы
должны быть благодарны за то, что дневник сохранился,
дошел до нас — это Лидии Михайловне Лысенко (в дневнике
она упоминается часто иод своей девичьей фамилией
— Юсупова). Живет она в районном центре Нововаршавка
Омской области.
Она пишет:
«Эти старенькие тетрадки (дневнички Валины) отдала
мне ее мама, когда я пришла с фронта в 1945 г. Они хранились
у меня где-то до 1980 г. Пока не приехали пионеры из
Омска. И я решила их подарить в музей Дворца пионеров.
О себе. Я сейчас пенсионерка. В прошлом была на
фронте в составе. 57-го отдельного батальона ВНОС (воздушное
наблюдение, оповещение и связь), сформированного
в Омске. Демобилизовалась в августе 1945 г. Затем
училась, работала все время, до ухода на пенсию. Связана
с общественной работой. Каждый год встречаюсь с однополчанами
9 мая в Омске.
Есть фотографии довоепных школьных лет вместе с
Валей Бархатовой и групповые.
Я очепь благодарна Вам, что беретесь написать книгу о
Вале. Она достойна памяти вечной»".
Самая первая запись — от 4 февраля 1941 года:
«Вчера было комсомольское собрание, говорили о...
(угол оборван)... выполнении решений XI пленума
ЦК ВЛКСМ. Говорила Татьяна Васильевна3 обо мне несколько
плохих ( слов — ? ) Я там записана в тетради «Бархатова
и... разговаривали на уроке...» Собрание отложили
до сегодня, будет отчет Кириллова. И о кроссе опять
ди ск усси и ».
Запись от 8 февраля:
2 Письмо JI. М. Л ысенко, как письма и другие материалы, полученные
от школьных топарищей, педагогов, однополчан Валентины, от ее
младшего брата Павла Сергеевича, ж ивущ его в Братске и приславшего
подлинники писем сестры , переданы в Омский государственный исторический
и литературный музой — в личный фонд В. С. Бархатовой.
3 Т . В. Бож ко — директор школы, преподаватель русского языка и
литературы, мать Ж енн Бож ко. Запомни ее, читатель. Как оказалось, опа
многое сделала для тебя. (А . Л .)
7

«Есть хочется, по у меня пет ничего, даже хлеба. У чу
уроки. И по тригонометрии ничего не получается. Ц елы х
два часа сидела преобразовывала всякие формулы и ничего
не решила. Оказывается, я очень мнила о себе и св ои х сп о­
собностях в области математики. Я не м огу из 3 -х задач
решить даже одной на тему « Тригонометрические уравн е­
ния». Отметки ничего, спросят по нем ецком у, а слова не
знаю. Да и вообще, я полностью разочарована в себе. Т. е. до
самой мелочи все во мне самой самое противное, самые
гадкие черты характера, и вообщ е, я нервничаю. Но всетаки
— как это так — идти в школу и почти не знать
уроков?
Вот за это надо презирать себя. Запиш у на уроках, надеюсь,
события случатся».
Уже самые первые строки дневника говорят но просто
о самокритичности девушки, а пожалуй, даже о безжалостности
по отношению к самой себе. Судить самого себя —
дело трудное. Тут всегда может найтись сильный внутренний
«адвокат», ведь правда?
«Да, теперь мне понятно, что я мелочь! Думала о своих
способностях, а задачи так и не реш ила...»
Как мы сможем убедиться в дальнейшем, это не случайный
всплеск эмоций. Это — проявление весьма рано отковавшегося
характера.
А теперь смотри, читатель, что было дальше. Запись,
сделанная тоже в субботу 8 февраля 1941 года, но, видимо,
уже вечером:
«Спросили по химии, про законы, ну и получила «отлично».
И по немецкому тоже спросили читать, грамматику,
слова — и «отлично». Хлеба мне прислали. И «Д руж ­
бу» кончила. Понравилась книжечка. Но дурное настроение
так и осталось до вечера. Потом болела, т. е. закружилась
голова, ходила к Борису Михайловичу на квартиру,
поменяла там журналы «Техника — м олодеж и». К а­
кие хорошие журналы! «Генератор чудес» содержателен,
научная фантастика от Жюля Верпа и до настоящего очень
интересна. Но генерация (вопрос — ? ) особенный, такие
только развивают.., и когда прочтешь хоть в одном журнале...
как много еще неизвестного... лучи смерти ( все пропуски
опять из-за того, что оторван угол страницы) немецкий
физик Гросс, Ган... великое изобретение пришлось
взорвать... его могли использовать капиталисты ( против)
всего человечества, особенно против СССР... доктор Ридан,
все его идеи о (том), что мысль есть своего рода (вопло­
8

щ ение — ? ) материи, им ею щ ее электрический характер.
Мне, как и Николаю Т ун гусову, захотелось заглянуть в лабораторию,
в ящ ик, где была голова. Страшно представить,
неуж ели голова сохраняла все — м ысль, даже р а зговор ».
Валентина любила читать и читала много. Тоска по книге
проскользнет потом в одном из ее фронтовых писем к
матери Федосье Трифоновне и брату Павлику:
«Май начался у нас в четыре часа утра разрывами мин и
снарядов... Эх, соскучилась но дому! Отдохнуть хочется,
заснуть хоть раз спокойно, поесть из тарелки, надеть мое
платье, почитать книгу, поговорить за столом с вами...»
Почитать книгу... Эта мечта, не убитая в крови и ужасе
передовой, стояла в Валиной душе рядом с самым дорогим
— с общением с родными людьми, с родным домом.
Читать можно по-разному. Сейчас читателя (как социальное
явление) изучают, этому посвящены специальные
исследования. Его делят на категории, классифицируют.
Но всегда был и есть читатель высшего типа, к которому
можно отнести Валентину. Она читала как-то по особому.
Воспринимала книгу не просто как удовольствие.
Книжные страницы были для нее своеобразным экзаменом,
самопроверкой.
Вернемся к дневнику.
Рядом, ниже в той же записи, совсем другое — то, что
напоминает: это сегодня Валентине Сергеевне было бы 60
с лишним лет, не случись тогда несчастья под Севастополем,
а когда писался дневник, ей было семнадцать.
Всего-то семнадцать!
Вот что писала она по поводу прочитанного фантастического
романа, точнее, по поводу одного из его героев:
«Николай Тунгусов очень интересный. Если я встречу
когда-нибудь такого паренька подобного, обязательно
влюблюсь — по уш и, нет, выш е уш ей. Он такой чудак. Говорит:
« О чем со мной разговаривать, о генерации?»
Какая непосредственность!
А дальше совсем о другом. Мысль перескакивает с пустяков,
с девичьих фантазий на важные и серьезные вещи.
«М не сейчас все больше и больше становится непонятного,
неизвестного. Волны магнитные, звуковые, электрические,
космические лучи — все это для меня новость.
Разговаривали с Ж екой о будущ ем, неужели нам придется
поехать в разные концы, хорош о бы вместе учиться.
Но наши мысли разные, даже одна и та же мечта о полетах
теперь сменилась новой, в пределах авиации, но разного
9

направления. Она захочет и будет конструктором, а из меня
конструктора не выйдет. Я не пойму себя, и на что я годна
только? Но в институт хочется поступить. Но ведь одной, да
в Москву... Ведь это очень трудно. Но ведь с Ж ек ой п оссоримся.
Хотя дружбы без ссор не бывает, но она м не не доверяет.
Давала Марии М ихалевой4 читать дневник свой, а
мне не хочет дать, зачем же я прош у тогда? Е сли сама не
даст, то не надо, просить не буду. Разве это друж ба? Мне,
конечно, интересно знать, как они все описывают — одни и
те же события в классе».
Она мечтала об авиации. Готовила себя к серьезной,
нужной людям жизни. Сомневалась в себе, но была искренней
в этих сомнениях и этого же требовала от других.
Возможно, что ее жизнь была бы нелегкой, если бы она
не погибла тогда, в мае сорок четвертого. Нелегкой, как
бывает с жизнью всякого человека, который стремится
быть, а не казаться...
Следующая запись (от 14 февраля 1941 года) посвящена
школьным делам, классу — тому небольшому коллективу,
в котором жила Валя.
Она снимала квартиру или жила у родственников, знакомых
в райцентре, где находилась школа. Мать, семья
были не здесь — в Новоуральском совхозе. Может быть,
еще и поэтому общественные, школьные заботы были тогда
главным в ее жизни.
Верхняя часть страницы опять повреждена, но даже
разорванные фразы позволяют понять смысл:
« Уроки сегодня легко учить. 12 часов, я уж е ( закончила
— ?). Хочется записать события в ш коле... Смеш ной
у нас класс и веселый. Ванька Здвиж ков когда-то учился
отлично по математике, остальное кое-как. Он чудной...
Все перерывы гоняется за девчонками. В чера ему ногу
подставили, он летел затяжным через весь класс...
Сейчас у меня серенькое настроение. М ы сли работают
4 «Марик Михалева была тихая, старательная и очень впечатлительная
девушка, ее любили в классе, ей доверяли (недаром ж е Ж ека давала
ей читать свой дневник. Ж ека была замечательный д р уг. Бы ла она
одаренным человеком: хорош о рисовала, лепила, училась отл и чно, лучш е
се никто не знал математику. После 10 кл. Ж ека служ ила в арм ии на
востоке. Вернулась, вышла замуж, уехала в С редню ю А зи ю и том умерла.
Муж очень переживал ее см е р ть »). — Комментарий бы вш ей одн окл а с­
сницы Бархатовой — омички J1. М. Я цук, которую я п оп р осил « с карандашом
в руках* прочитать газетную публикацию дневника Б а р х а ­
товой. ( А. Л .)
*
10

кое-как. С егодня контрольная по геометрии, как я — р е ш у
ли? Р еш у.
В клуб совсем не хож у, н ев есел о там. Хоть бы н ова я
картина пришла. Звонила дом ой маме, я в сегд а го в о р ю с
мамой о всяк и х пустяках — про п ел ьм ен и , л а п ш у и хл еб .
Лида Ю супова очен ь чуткая, когда у м ен я совсем н е ­
чего было есть, притащила бутылку м олока и хл еб . А м ы с
ней не друж им почти. Она так хор ош а я ...
...Стишки я писать бросила, довол ьн о бузить. С к ор о п о
литературе будем прорабатывать М аяковск ого. Это д а !»
Валя жила сложно. Сложно — и внешне и внутренне.
Внешне — недостаточная материальная обеспеченность, обостренно-болезненно
воспринимаемое полусиротство, оторванность
от родных, максимализм, а в результате его, видимо,
сложные отношения с некоторыми из друзей. А внутренняя,
главная сложность была основана на повышенной
(может быть, даже стоит сказать — завышенной) требовательности
к себе. К самой себе. Забегая немного вперед,
приведу одну фразу из большой апрельской записи, посвященной
очередной годовщине со дня смерти отца, его последнему
наказу учиться: «Может быть, это слово «учись»
сделает (меня) великим гением человечества?»
Как все это понятно. Кто из нас не готовил себя в гении
человечества? В гении — никак не меньше. Но тут другое.
Согласитесь: Валя и в самом деле прожила свою короткую
жизнь талантливо, ярко, неистово. Она, как и все мы, сомневалась,
мучилась от своих сомнений, от своей гордости,
от молодого желания быть на голову выше окруж ающ их.
Она давила в себе отрицательные качества, которые есть в
каждом земном человеке. Но все отошло на задний план,
когда пришла беда. Беда не личная, беда всеобщая. В сю
свою неистовость, весь свой максимализм Валя направила
на ее преодоление.
Датировано февралем. Число не определить, т. к. уголок
страницы оторван.
«Событие — наш класс получил п е р е х о д я щ е е знам я.
М не, как старосте, п р и ш л ось говорить сл ово. Я в ол н овал а сь
( на м ен я ) смотрели сотни ч ер н ы х, си н и х , го л у б ы х ( б о л ь ­
ш и х) и (м ален ьк и х) глаз. Я сказала: разреш ит е м н е... ск а ­
зать, что знамя мы ником у не отдадим...»
И снова — рядом с сообщением о завоевании знамени
— нечто девчоночье, полудетское.
«...Потом была ещ е контрольная работа по тригонометрии.
Что я за дур а ?! Р еш у быстро, м игом . П о си ж у , —
11

скучно, давай приставать к Б ори су М и ха й л ови ч у: « Скажите,
если синус на косинус приведем к общ ем у знаменателю...»
И тут же Валентина как бы спохватывается:
«...В се почти мои записи кончаются одним : я так ещ е
глупа. Да, не хватает м ногого в гол ове1.
На улице метель. Хочется дом ой... Л ещ е забыла одно
дело. (Чье-то имя, написанное неразборчиво) сегодн я проучивали.
Каж дую субботу, чуть... 2 урока пройдет, бежит
уже в свою Покровку. Спрятали его ш апку, он посмотрел в
парте, на печке — нет... Да, так было весело. Он так удрал.
Но история увеселит ельная».
Отблеск будущего подвига Валентины, о котором мы
знаем, а она, пишущая свои дневник, еще нет, по-особому
освещает многие факты ее короткой биографии. От этого не
уйти. А если все*-таки попытаться уйти, то увидишь: жила,
мечтала о будущем, сомневалась в самой себе, в окружающих,
любила друзей, родных. Как и ты сегодня, читатель.
Но была у нее одна, может быть, главная в ее характере,
черта: она всегда четко отличала основное от второстепенного,
она готовила себя к большой и долгой жизни — к жизни
активной, нужной людям, стране. Отсюда и несколько
завышенные переживания по поводу отметок и вообще
школьных дел.
«19 февраля.
Надо хоть записать что-нибудь. Г1о геометрии и тригонометрии
за контрольные работы получила «х о р о ш о ». Д о­
пускаю ошибки и вообще надоела Б орису М ихайловичу .
Ж иву я ничего. Всю ночь дрожала от холода, дышала,
дышала под одеялом — так с мелким треском и постукиванием
зубов. Есть почти нечего. Один сухой , черный хлеб,
два дня я ем грамм триста. Д енег ни копеечки, т. е. где-то
50 коп. в портфеле. В классе так весело, притащили ш умовые
инструменты и пищат на все голоса. Один резкий, с
выкриками шум. Мне это нравится...
5 «Несколько слов о Ворнсе Михайловиче Козлове. Это был замечательный
человек, преподаватель математики, сам бывш ий беспризор
пип.Он был настоящим большим другом. Не попили мы теорем у, В. М.
встретили на улице, и тут же на дорого он велит мпе сделать чертеж для
доказательства теоремы, и мы ее все вместе доказываем (легко и п р осто).
Он остается и памяти на всю жизнь! Мы все были влюблены в него.
Самый любимый предмет был у нас математика. Ворис М ихайлович
тоже не вернулся с войны. Как жаль таких лю дей». — Комментарий
JI. М. Яцук.
12

Получила письмо от С ергея. Простое, друж еское п и сьмо.
Я его очень ждала. Он ждет хорош его письма от меня.
Написать что ли? Напишу сегодня вечером. Он хорош ий
парень.
Сейчас в классе черчение...»
Видите, сколько тут всего. Холодно, голодно. Но зато —
зато в классе весело, с ребятами, с друзьями интересно!
Каждый — особенный, неповторимый. Л тут еще письмо от
некоего Сергея...
И последнее предложение этой записи:
« Скоро мой день рож дения, мои семнадцать лет».
Мои семнадцать... Чувство возраста, ощущение его дается,
видимо, не каждому. Иной человек живет как бы механически:
ну, сегодня семнадцать, завтра восемнадцать,
послезавтра... И так далее. А надо, надо порой задохнуться
от неповторимости момента, от того, что назад не вернется
ни одной минуточки собственной ж и зн и!
Начало двадцатых чисел февраля. Из записи видно, что
человеком Валя была отзывчивым, не только своя, но и
чужая боль сжимала ее сердце.
« Или я просто представляю, что... мне нездоровится,
или я в самом ( дел е) болею. Едва ноги волочу. Настроение
самое плохое. Трудно пережить такие потрясения. У Ш уры
умер Юра, я живу в этом доме. В се плачут, я плакать не могу.
Мне тяжело, но плакать я не научилась.
Получила по геологии «п л охо». Это была случайность,
но это случилось. В се это проклятое расписание: я вместо
геологии выучила нем ецкий».
Следующая запись сделана в день рождения. Это сложная
запись. Ведь хочешь не хочешь, а в этот день — в день,
когда ты явился на свет белый, накатывает на нас какое-то
особое настроение. Грусть какая-то малопонятная, элегичность...
Должно быть, именно поэтому Вале захотелось
записать свои мысли какими-то необычными словами —
покрасивее, что ли... А с другой стороны — ту твердую,
реальную действительность, которой она жила, невозможно
было завуалировать тонким флером этой элегичности.
И мы опять же видим в данной записи, чем жила, в какой
атмосфере росла и воспитывалась Валя.
«23 февраля. Сейчас мой день рож дения и даже не день,
а час, когда 17 лет назад в далекой сибирской деревуш ке,
вокруг которой в феврале тесным кольцом стоят заиндевелые
сосны и ели, родилась девочка. П оявивш ись на свет...
ревом сообщила миру о рож дении. Шли года, росла вместе
13

со всей страной и я. Умер папа, умерла бабушка, голодали
дома. В 1930 г..начала читать, «Б укварь» знала наизусть до
школы. Сидела целые вечера и читала газеты, выговаривала
по слогам: «кол-лек-т и-ви-за-ция», «ин-дуст -рия». И
чем больше прочитывала, тем все больш е было непонятного.
В раннем детстве я была тихим ребенком , молчаливая...
Потом резвые драки, где и моим бокам доставалось, но и у
других были разбиты носы. Потом переезд в М олотово..?
Математика не нравилась, она была мне не по душ е только
потому, что я быстро ре шала, задачи, почти быстрее в с е х ».
Запись сделана на следующий день — 24 февраля 1941
года.
Это, товарищи мои дорогие, запись о любви. Как ни
крути, как ни верти, а Валя была уже старше классической
Джульетты. Любовь — она и есть любовь. Неосознанная,
еще малопонятная — скорее даже еще не чувство, а
преддверие его. Но оно было, ею оно воспринималось
серьезно.
«М не не хочется описывать то, что со мной п р ои сходит...
Ездила домой 23-го, в ден ь семнадцатилетия. На лы ­
жах. Уши, как у индюка, ознобила пальцы рук. Н о все это
не так интересно.
Я не пойму себя, как ни стараюсь понять. Н еуж ели я
до сих пор люблю Валентина? Нет, я уж е не х оч у самых
светлых чувств, не хоч у любить его, но все чаще и чаще о с­
танавливаюсь в м ы слях на нем. Этого не должно быть. В се
к чертям старое! Я хотела поступить благородно летом, л ю ­
била почти его. Но были мы так далеки друг от друга, а теперь
он уехал, его давно уж нет... Я знаю, что больш е никогда
его не увиж у даже, а все-таки, а все-таки дум аю ( о
нем) до си х пор ещ е. Писать не хочется. Н еудачи м еня не
покидают. Почему-то обидно за все свои чувства...»
Читая такое, вдруг невольно и с грустью задумываешься
о дефиците искренности, присутствующем в нашей жизни,
в наших сегодняшних отношениях. Не хватает нам порой,
очень не хватает этой обыкновенной, на первый взгляд,
человеческой субстанции. Не отсюда ли многие наши беды?
Не в этом ли истоки того, что сейчас мы вынуждены многое
и в сфере социальной пересматривать, ломать и отказываться
от того, к чему, к сожалению, привыкли за последнее
6Так тогда назыпалось село Иртыш Черликского района Омской
области. Оно было центром Молотовского района, впоследствии расформированного.
(А. Л.)
14

время? Не результат ли это нашего общего недосмотра,
какой-то утраты, нами допущенной?
Как жаль, что чего-то мы пока недовосприняли от Валиного,
довоенного поколения; какое-то упущенное нравственное
звено нам еще предстоит восстановить.
«26 февраля 1941 г.
Писать в дневник для меня теперь совсем не то. Раньш е
только дневнику доверяла я все свои мысли, теперь как-то
скрыты мысли от дневника. В ерхняя запись меня удивляет,
неуж ели я могла дойти до такого безумия? Нет, я просто
так. Сколько всяких неудач и всяких дурн ы х поступков, я
все причины свалила на чувство «лю бви». Это не так, значит,
я просто искала даже в дневнике выхода из несчастья,
чтобы оправдать себя. Д овольно бумагу тратить, больш е
деятельности и серьезности».
Помню, был—давно уже — такой фильм: «Человек, который
сомневается». Название отличное. Так уж ведется,
что во все времена была большая нужда в сомневающихся
людях. Мир, если хотите, на них стоит.
В этом старом фильме (сюжет, кстати, почерпнут в Омске)
шла речь о дорасследовании страшного преступления,
об исправлении роковой судебной ошибки, об оправдании
невинного человека, ложно обвиненного в тягчайшем правонарушении.
Главный герой ленты — следователь — засомневался,
заметался душой, подверг проверке, казалось
бы, неопровержимые факты. И честный человек был спасен,
восстановлено его доброе имя.
Случай, конечно же, крайний. Но суть остается сутью:
надо сомневаться, надо! И прежде всего — в самом себе.
Как Валентина. Ибо в ней мы видим человека именно
сомневающегося, вечно собой неудовлетворенного.
Запись, сделанная уже где-то в первой половине марта.
«Д авненько не писала, хотя были удачи и особенно много
неудач.
Я не люблю себя. Пусть я наблюдатель, а не настоящая.
Просто какая-то девка с отвратительной наружностью. Я
все ( становлюсь) страшнее. Толстая7. Если бы я действи­
‘ «Валя была крепкого слож ения, с ш ирокой костью в всегда говорила
нам, что она толстая. И вот в 8 кл. она решила похудеть: перешла на
одноразовое питание! П риходим мы к ней, а мама ее и говорит: «Валя
целый день не ест, а вечером съедает кринку молока да булку хлеба, что
это, кто так делает?» В от мы и посм еялись над такой ди етой ». —
Комментарий JI. М. Я цук.
15

тельно была наблюдателем, я бы отвернулась от себя. Но не
в этом д ел о».
Нет, Валя, и в этом тоже. Даже во многом в этом, особенно
когда человеку семнадцать.
Я видел твои фотографии. Смотрел на них внимательно
и подолгу. Ты, правда, не кинематографическая
красавица, но ты мила, непосредственна, в объектив смотришь,
как в глаза человеку. Л это подкупает. И во взгляде
твоем — ожидание. Чего ты ждала? Конечно, не смерти.
Конечно, счастья, интересной, наполненной глубоким
смыслом жизни, истинной любви, знаний, встреч, друзей,
захватывающей работы.
Ты была прилежной, вдумчивой школьницей (в аттестате
— почти одни пятерки), хорошим товарищем, пытливым
человеком. Об этом говорит все. Но тебе все-таки все
время чего-то не хватало.
«Я не люблю себя... Я — наблюдатель...» Слово «наблюдатель»
в данном случае употреблено как ругательство.
Вале казалось, что она не живет, что она fie действует, не
участвует активно в окружающем, не вмешивается в него, а
лишь плывет, как щепка, но течению и наблюдает.
Та же запись.
«Весна. А я не чувствую. Ждать от этой весны хорош его
нечего. Так и знай — засыплюсь на экзаменах... (М не)
придется тогда работать, быть « конторской кры сой». Как я
не хочу работать во всяких конторах! Мне хоть для себя
написать. Провалюсь на экзаменах — жизнь для меня станет
неинтересной и некрасивой. Б уду работать, и там года
ч'рез 3 ждет «замуж », и потом — семья, дети. Н е хочу! Не
хочу я этой обывательщины! Для меня противно все это
серое, без радостей обывательское житье. Надо учиться как
следует, а я окончательно наколбасила — везде и по всем
предметам...»
Ортодоксально? Да.
Работать в какой-то конторе? Удовлетворяться тихими
семейными радостями? Валентине казалось, что она предназначена
для иной жизни.
Происходят грозные события, за границами страны
бушует вторая всемирная война. Предчувствие того, что
она коснется и тебя, висит в воздухе.
Предчувствие. Предвидение. Они, видимо, холодили и
сжимали сердца таких, как Валя... Видимо, они заставляли
их относиться к самим себе так строго. Эго поколение
должно было чувствовать, что ему предстоят великие лн-
16

шеиия и испытания, чувствовать, что на его плечи ляжет
неимоверная тяжесть и ответственность за судьбу отечества.
Может быть, и в этом одна из предпосылок, одно из
слагаемых той феноменальной, ни с чем не сравнимой победы,
которую предстояло одержать Валентине и ее сверстникам...
С другой стороны — эту интуицию, это предчувствие
воспитывала в молодых людях сама нелегкая действительность:
страна наша жила в атмосфере постоянной недоброжелательности
своих соседей, всего капиталистического
мира.
Попутное замечание. Мы с вами имеем дело все-таки
прежде всего с документом, с бумагой. Дневник Валин
сохранился не полностью. Значительной части страниц,
как видно, нет. Это подтверждает очерк учителя А. И. Крылова
— организатора музея в Иртышской средней школе,
напечатанный в «Молодом сибиряке» еще в 1968 году.
Крылов8 пишет, что В. Бархатова начала вести дневник
еще в Артеке, т. е.'в 1937 году, когда ей было 13 лет. К моменту
окончания школы накопилось несколько исписанных
тетрадей. Многое, видимо, утеряно. А потому сегодняшнее
повествование во многом фрагментарно, отрывочно.
Но тем не менее, и в этой фрагментарности мне
видится некая логика. Логика стремительной, сильной личности.
Логика человека, несмотря ни на что идущего по
прямой и в большом и малом.
Себя, свое «я» Валентина воспринимала только в окружении
друзей, коллектива. Переживала за свой класс. За
свою школу. Не случайно она была председателем совета
школьной пионерской дружины, а потом и старостой
класса.
«Что творится с классом ?! Успеваемость скатывается
интенсивно до нуля. Знамя я отнесла в учит ельскую. О боже,
как м не стыдно! Выходит так, что наболтала и все. Я
держ усь крепко, показываю просто равн одуш и е и все, но
что делать? Остались вчера в классе одни, без учителей
беседоват ь, и ничего не выш ло. Я совсем , выходит, не имею
таланта и способност ей работать с лю дьм и. Как и Ж ека,
п ой ду и б у д у работать с машинами, частями. В се кричали,
собирал ись дом ой, это было п осл е 5 уроков. Бежать всем
бы ло некуда. М. и та, Л ., исполняли что-то из п есен Л ем е­
шева. В се остальные были заняты всяк собой. Я попросила
. g i f , , ° « с « "
11мне п о ж ..........

тишину — не помогает. Попыталась говорить, надеясь на
голос, но не выдержала и сказала: «Н у раз никого не
интересует, идите домой».
И у что делать? Делать, делать полезное для класса, вот
что».
Делать полезное... В этом стремлении они была непоколебима.
«...Дела не подвигаются. На каждом ( ур ок е) получают
плохие (оценки)... Глупцы! Не понимают, что им грозит
второгодничество...
Никто не борется за честь класса.
За тригоном(етршо) 3 п л (охо). На литературе то же
самое. Что делать? Накладывать на себя маску равнодуш ия
и забыть, что я староста?
Сегодня же поговорю, поругаюсь, с кем надо. Пусть они
считают меня хоть чем и хоть как».
Вот как резко. Конечно, эта непримиримость идет и от
возраста. Но уж в чем-в чем, а в равнодушии Валентину не
упрекнешь...
Равнодушие.
У слов сложная, если вдуматься, жизнь. Самое высокое
может норой примелькаться, затереться среди других. И
наоборот — самое обыкновенное, обиходное может иной
раз приобрести новый, свежий, более важный смысл.
Равнодушие, ровная душа. В иных обстоятельствах, может
быть, и надо иметь ровную, спокойную душу. Но не
в тех, которые заставляли Валентину браться за перо.
«14 ( видимо, 14 марта или апреля).
Хорошо, как-то необычно чувствую себя. Па улице
весна.
«Весна, весна — пора любви!»
Когда пишешь о прошлом, возникает своеобразная
проблема — проблема невольной «сверхинформацни». Мы,
знающие, что случилось с нашими героями потом, автоматически
получаемся как бы эрудированней и чуть ли не
умнее их. Ведь сегодня в любом учебнике легко разъяснят,
в чем был ограничен Лев Толстой или почему и в какой
степени был неправ Достоевский.
Сейчас-то мы знаем, что весна 41-го года была для Валентины
и для остальных счастливых людей не просто весной,
а последней мирной весной. Но тогда — впереди —
выпускные экзамены, серьезные раздумья о будущеГ| жизни,
первые увлечения... и пока — пока хорошее настроение,
интересная, умная книга в руках.
18

«Прочитала инт ересный научно-ф ант аст ический ром а н
«Власт елин вр ем ен и » Б ел я ева . Вот это д а ! М ы сл ь —
есть электромагнитные к ол ебан и я особ ой частоты и дл и н ы .
А там, в книге, п ередача этих колебаний на расст ояние.
Вот это инт ересно. Н ауч н ая фантастика — завтрашний
д ен ь...
А правда, что такое ги п н оз и са м о в н у ш ен и е? Н еуж ел и
м озг — генератор и зл уч ен и я ?»
« В о с к р е сен ь е . Хотели дать концерт дл я м алы ш ей — но
что сд ел а еш ь... Халатно так в се относятся. С к ор о ол и м п и а­
да. Концерта н е было. П ош л и к Л и де. Н звонила дом ой ,
говори л а с м ам ой; м ы выпуст или газету к л а ссн у ю — я , Л и ­
на, Л ида. К ак отнесутся к н ей ? Там м ы п р о усп еваем ост ь...
И ещ е сочинили заметку о д н у — «Ж а л о б ы к л а ссн ого ж ур ­
нал а». И так хохот али над словам и «бум а ж н ое с е р д ц е » и
над словам и «Н о у в ы ! О радост ь!» К ак отнесутся ребята к
этому? Р ез к и х сл ов достаточно во в с е х заметках. И в с р е д ­
н ей : «Ребята, п оздн о взывать к ваш ем у с о з н а н и ю » . З а п и ­
сать бы в ш кол е — как там у ч а щ и еся от несут ся?.. П р и ­
готовиться к отпору, н а п а ден и я будут. С вою заметку п о д ­
писала «Б архат ова». Пусть знают, что п р о н и х п исал а я » .
А где-то на западе уже несколько лет гремели выстрелы.
Молодой, ни разу не получавший еще но зубам, а потому
наглый фашизм исподволь щупал мир.
Нападение фашистской Италии на Эфиопию. Мятеж и
гражданская война в Испании. Японо-китайская война.
Захват Чехословакии. Вторжение в Польшу, с которого началась
вторая мировая. Капитуляция Франции. Захват
Греции и Югославии...
Враг уже примеривался к нам, к нашему государству.
У ж е пробовал ковырнуть наши границы. Пока чужими руками.
Только что прошла «незнаменитая», но выражению
Александра Твардовского, война с Финляндией.
В Валином дневнике война эта отразилась весьма своеобразно,
чисто по-девичьи:
«В ч ер а п ол уч и л а п и сьм о от Дмитрия. Я его н и к огда
н е ви дел а в ж изни, только оди н раз на фото. Пишет о себ е.
Н ем н ого. Считает, что е щ е не имеет прав писать м н е б о л ь­
ш е. Вот Кост я9, ч уда к , разболтал в сем у свету п р о м ен я .
А я — н у сам ая обы к н овен н а я .
' К . С . Г» л р \ и т о и — ста р ш и й б р а т В а л е н т и н ы . (А. Л.)
19

Мне от души нравится Дмитрий из письма, вспоминаю
его по письмам Кости с фронта. Т еперь он курсант авиационного
училища... Он пишет, что хотел бы иметь со мной
на первый случай письменное знакомство. Я ему написала:
что бы ты хотел па 2-й случай? Да и вообщ е — набузила...
Смешно пишу. Хотела написать теплое письм о из холодной
Сибири, так о полетах, ну обо всем на свете намолола. Б уду
ждать ответа».
Где-то там, в далеком авиационном училище проходит
подготовку не известный нам Дмитрий. А здесь, в прниртышском
селе, идет обыкновенная, обыденная жизнь. Здесь
живет по-сибирски скуластая, прямоглазая девочка
Валя.
«Была контрольная по геометрии. Получила только
«хорош о». И всегда так у меня получается.
Давно не писала. А писать было кой-чего. С колько слов
хорош их, порывов, переживаний и м ыслей, но все это не
законспектируешь... Я еще командир гимнастической группы.
Провела два занятия. Просто ненавиж у J1. Н исколько
не уважает меня и других... Вчера все кричала — есть да
есть, а как же другие? Вот я, например? Да и что говорить
обо мне... Неужели Л. хуж е меня поела? Только вчера я уж
очень рассердилась. Значит, меня не уважают. Н у, пусть.
Но буду добиваться этого от н и х».
Дневник...В наше время обычай вести его, скажем прямо,
отмирает. И каким-либо искусственным путем не вернешь
это милое и несколько наивное занятие — выговариваться
на бумаге так, для себя.
Тем более дороги для нас сегодня дневники людей,
живших накануне свершения подвига, подвига, благодаря
которому мы с вами сейчас существуем. У них были обыкновенные
мечты, планы, желания. Но сейчас через эту
обыкновенность для нас проглядывается—и от этого тоже
никуда не уйдешь—нечто символическое.
Помню, когда впервые взял в руки разрозненные страницы
этого дневника, я понял: содержание этих тронутых
временем страниц будет интересно многим людям. Комуто
оно, может быть, просто поможет вспомнить далекое, дорогое
время, кому-то — задуматься, а — кто знает? — кого-то
сделает чуть лучше или, по крайней мере — внимательней
к происходящему вокруг сегодня, сейчас...
«9 апреля. Сейчас прочитала 2-е письм о от неизвестного
друга Мити... Чудак какой-то, неужели я могла ему понравиться
по письмам? Да ещ е за тысячи километров...
20

Н аписала Мите п и сьм о вн е о ч ер ед и , по содерж ат ельно.
«Е сл и ж изнь своей н еп р едуга да н н ой случайност ью заставит
нас хоть оди н раз взглянуть в глаза д р у г д р у г у и
п р а вде, м ы тогда определ им наши от нош ения».
Сильно завернуто — что и говорить. Ну, а если попытаться
взглянуть «в глубь» этой, столь книжно заканчивающейся
записи? «Неизвестный друг Митя», изучающий тактику
воздушного боя, — ведь он тоже герой того предвоенного
времени. Ж ив ли он сейчас?
«1 2 апреля. В чера бы ло занятие гр уп п ы по гимнастике.
М н е о ч ен ь п он рави л ось. В се уж е делают хор ош о. Д а и эти
( идут два и м ен и ) хотели перейти в ту ком анду, а потом
сами ж е приш ли. Но м не они так дол го казались такими
хорош и м и друзья м и . П осл е в сего нытья, р уга н и , обзы вания
увер и л а сь, что они только так д р у з ья — на весел ы й сл у ­
чай, побаловат ься; в тяжелой обстановке, в несчаст ьях они
уж е не д р у з ья . Н еуж ели это так? Н икогда м не не хот елось с
ними ссорит ься. Н у, да п риш л ось. С ейчас они м не совсем
н е правятся, если только я правильно и х поняла. Н о верится,
хочет ся, чтобы это была н еп равда...»
Постоянно ловлю себя на том, что невольно сравниваю
жизнь автора этого дневника и свою собственную. Сравниваю
и не всегда в свою пользу. Кажется, что не было у нас
той насыщенности, той полноты бытия, взрослости, которые
стоят за строками записей Вали. И это, конечно, не потому,
что мое поколение было чем-то хуже того, предвоенного,
не бывает плохих поколений. Другой, видимо, была
сама тональность жизни.
Мне однажды показали коллективную фотографию выпускников
омского пединститута выпуска 1941 года. Тогда,
в отличие от нынешнего времени, в учителя шло много парней.
Много их было и на той фотографии. Меня и тех. кто
рассматривал фото вместе со мной, удивила именно взрослость.
Это были мужчины, а не юноши.
« Наст роение вчера было оч ен ь хор ош ее. В ед ь целый
д ен ь учила. К ак я баловалась ( р а н ьш е) на ф изике! Т еп ер ь
ф изику ведет Б орис М ихайлович. М ария В асильевна р о­
дила девоч к у. Хоть бы осталась жива, доставила счастье
старикам — любоваться. К акой славный Б орис М ихайлович.
Сдает на значки и страшно на наш их глазах постарел.
Как м не его жаль. Но он настоящий педагог. М еня заставил
любить математику! Как я ем у благодарна! Я могла бы
перебросит ься на литературу, кой-какой толк бы вы ш ел, но
с математикой так хор о ш о оттого, что ( е е ) поним аеш ь. Б у ­
21

дет выпускной вечер — обязательно подарю Б орису Михайловичу
букет цветов.
Дружим с Ж екой. Наконец-то, мы стали доверять друг
другу. Хоть бы вместе в институт. В Туш ино я раздумала.
Оказывается, технологический (предл ож ение недописано)
«Технолог, топтатель дорог и искатель бесплатных
обедов».
Будет выпускной вечер... Размышления о Тушино (т. е.
об авиации), об институте (Валя и ее подруга Женя Божко
думали поступать в Московский авиационный институт).
Подобные мысли посещают каждого, оканчивающего школу,
переступающего через ее привычный порог в собственное
завтра.
Апрельская запись.
«Сейчас я была в парткабинете. И прочитала такую
хорошую статью. Там говорится о манерах, о поведении.
Как я еще не задумывалась над этим вопросом ни разу?
Ох и статья! Я , как в зеркале, вижу в ней себя, как будто
статья написана специально для меня. Уж мои-то внеш ние
манеры никак не сочетаются с внутренним миром. Вот мои,
наконец, отрицательные стороны. Безвкусица в одеж де —
это раз. Вечно куда-то ( стремлюсь) к простоте и простоте.
Докатилась, наконец, до того, что свой халат снимаю только
на сон. Эх, какая я плохая! Ничего хорош его я не носила.
Было единственное красненькое атласное платье — отказалась
и от него. Продайте да продайте.
Туфлей никогда не было. Никогда хорош его не носила,
не было да и не хотела. Ведь есть же у меня платья, но все
они проще простых. А манеры у меня — ох! — только не
девичьи, не советской скромной девуш ки. Вчера Заброде
говорю, что в морду дам, если хоть раз скажет, что плохо
делают упражнения. А как я обращаюсь с Володькой К и­
рилловым?10 Да и со всеми? Ох, и дура я! Манеры должны
сочетаться с внутренним миром.
Намечаю себе строгий режим:
Вставать в 7 часов. Зарядка.
9 — 12 — уроки.
10 «По-моему, Кириллов Володя — это тот парень, что вместе с нами
поступал в высшее военно-морское училище в Севастополе. Он поехал, но
дождавшись нас, и кажется, попал под бом беж ку». — Комментарий одноклассника
Валентины по Новоуральской школе — ныне заведующего
кафедрой экономики сельского хозяйства Омского сельхозинститута Михаила
Кузьмича Махновского, которого я попросил прочитать первый
вариант рукописи этой главы. О пем — в главе «Д рузья».
22

1-30 до 2-х — туалет.
Вечером — все, что хочу.
Каждый день ходить чисто.
Бросить мальчишеские манеры, грубости с ребятами.
Скромность и выдержанность прежде всего. Выработать
манеры, которые бы сочетались с пытливостью, любознательностью,
внутренним миром... Бросить свои большие
шаги, растрепанные косы. Бросить грубые и некрасивые
слова... С понедельника начать выработку новы х манер,
наконец-то».
Вступающим в жизнь человек относится к самому себе
без скидок. Сейчас, по прошествии времени, это выглядит
даже несколько символично: кажется, что они, родившиеся
в первой половине двадцатых, как бы готовили себя к чемуто
необыкновенно ответственному и важному. На самом же
деле они готовили себя не строже, и не снисходительней,
чем в любые времена.
И еще об одном. О фразе «продайте да продайте».
Нелегко жилось Валиной семье. Мать — Федосья Трифоновна
— работала на почте, одна воспитывала четверых
детей — у Вали было трое братьев: старшие — Михаил и
Константин и младший Павел.
В 1977 году были записаны и опубликованы воспоминания
бывшей старшей пионервожатой Валиной школы Анны
Дмитриевны Кузнецовой. «Как сейчас помню, — рассказала
она, — ходила она в школу в плюшевой материнской
кофте без пуговиц, шапка-ушанка, книжки под мышкой
(портфеля не было). Мороз под сорок, а она бежит — румяная,
круглолицая, живая... В такой одежде и по морозу-то»
.
О том, как воспринимала она раннюю смерть отца, видно
из двух последующих записей.
«17 апреля. Сейчас только вернулась из кино. «В озвращ
ение». Как тяжело! 9 лет назад умер папа. М не было
8 лет. Ох, как все до мелочи напоминает о папе в картине.
Вот сейчас я плачу по-настоящему. Милый папа! Тебя уже
совсем, совсем, навсегда, не на 9 лет, а на-всег-да нет. Папа,
пусть ты не услы ш иш ь мои всхлипывания, не увидиш ь
меня плачущей. Эти слова я пиш у для тебя. М илый папа,
не забыла я тебя, и кажется, — ты вчера уш ел, оставив
сотни воспоминаний. Как бы я была рада провести хоть
один день в жизни моей с тобой.
11 Мы еще встретим ся с Л. Д. К узнецовой в следую щ ей главе.
23

Твое последнее ко мне слово — «у ч и сь» — я помшо и
буду помнить вечно».
Валин отец до революции работал железнодорожником
на небольшой станции. После семья переехала в деревню, и
он принимал участие в коллективизации, был председателем
одного из первых колхозов в Иркутской области,
работал секретарем сельсовета. Умер в 1932 году.
Когда, умирая, он завещал дочке учиться, он, конечно,
имел в виду не такую учебу, которую пришлось преодолеть
ей. Разве мог он думать, что его Валя станет водить
танк, что в ее девчоночьих руках будут зажаты гашетки пулемета,
из которого она станет стрелять но врагам. Он не
предполагал этого. Но будь он жив, несмотря на слезы и
боль, он был бы горд своей девочкой.
На следующий день Валентина, видимо, раскрыла свой
дневник и перечитала вчерашнюю запись. И как бы продолжила
ее: вновь нахлынули те же чувства.
«18 апреля. Сейчас весенний полдень, болит голова и
вспоминается папа. 9 лет. М не уже семнадцать. А х , если бы
папа был жив, все было бы не так. По окончании 10 класса
я пошла бы в университет, посвятила себя пауке. Сейчас,
больше рассчитывая на себя, чем на помощ ь братьев,
дерзну поступить в институт.
...Буду учиться по-настоящему... Знания — больш е ничего
я не хочу от жизни. Пройдет ещ е год и будет 10 лет со
дня смерти папы. Как много, как долго я ещ е буду помнить
тебя.
Вижу ли я кино, читаю ли о ( чьем -нибудь) отце в книгах,
я думаю: вот ты такой был. Как счастливы все, что у
них есть папа. Правда, я забываю тебя в учебе, в работе.
Когда мысли работают на другое. Но и помню твои ласки. В
кино я смотрела: сонного мальчика, сына, разувал отец. И
сколько нежности и любви. В едь такой был (и у м ен я)
самый шаловливый возраст. Утомишься в беготне и заснешь
в комнате — на полу или на Панкиной с мамой койке
— одетая, в башмаках. П роснеш ься — папы нет, он рано
уходил на работу. Лежишь в постельке своей. Спросиш
ь: «Мама, кто это меня перетащил?» «Отец, кто
больше».
Иногда притворяешься, а папа — усталый, с работы
— расшнуровывает мне запутанные шнурки. Потом несет
— с такой нежностью, осторожно, боясь разбудить. Вот
тогда ляжешь и спишь. Это папа привез мне первы е книги
из города. Заставлял читать газеты.
24

Литвинов сказал, что я смелая и решительная и м огу
быть хирургом. Если б был жив папа... Врачи не могли его
вылечить. А я не проявлю себя на этом поприщ е, но всей
душ ой хотела б спасать жизнь чужих отцов и матерей и
детей. Нем же я буду в этот век электричества? М едик ( из
м еня) не выйдет. Слаба медицина, не вылечили папу, и я
с недоверием уже смотрю на эту науку...
9 лет. Нак давно и как недавно.
Я забиралась к тебе на колени или шагала вместе в школу,
ты — на работу.
Отец, папа — какое хорош ее слово, для меня это много
значит...
Папа! Мне счастье не улыбается. Но, может быть, его
можно взять и держать... «У чись» — последнее слово папы.
Потом он и я смотрели друг на друга, хотели запомнить
навсегда... Потом его взгляд стал мутнеть. Студенистые
круги в глазах моих, и ничего больше я не помню. Л ю ­
ди забегали, стали разговаривать, чего-то искать. Обида.
Вот первое чувство после смерти папы».
Согласитесь — не каждый из нас сможет доверить бумаге
такие страшные, такие единственно свои вещи. Нужно
было выговориться, и тут на помощь приходил верный товарищ
— дневник. Проще всего было бы поделиться накопившимся
в душе с матерью — уткнуться ей в колени, поплакать...
Но ведь тем самым вовлечешь в нелегкие мысли
и ее. Лучше, вернее и честнее придвинуть к себе
дневник.
Конец записи от 18 апреля:
«Как жаль! Хорош ий папа и умный человек. Ж аль, что
я так одинока после детства, после шумных забав и игр с
папой.
Кончаю. Тухнет свет, ночь. Слезы, горечь, обида. Какая
длинная ночь».
За резкими, мальчишескими манерами, за некоторой даже
бесшабашностью стояла богатая душа. Душа нечерствая,
ранимая, способная тонко чувствовать и переживать.
Помните — раньше она написала, что не умеет плакать.
Нет, плакать Валентина умела. А это, уверяю вас, очень
нужное умение в наш скептический, в наш все понимающий,
все возможное и невозможное повидавший век.
Тут и другое. Валентина, в детстве оставшаяся без отца,
тянулась к мужскому, к сильному... Купалась до первых
льдинок, гоняла с мальчишками в футбол, могла несколько
раз подряд переплыть Иртыш. Может быть, и эта тяга —
25

одна из причин ее настойчивого стремления попасть после
нюня 41-го года на самое острие событий? Может быть, кто
знает...
С 19 апреля но 21 мая датированных страниц с записями
нет, видимо, они утрачены.
Пожалуй, к этому периоду стоит отнести недатированную
запись, которую я сейчас процитирую. Во-первых, в
ней еще упоминаются школьные уроки, а, во-вторых, уж
слишком беззаботна для военного времени ее вторая часть.
«...Д р уги е просто ненавидят и смеются надо мной, а
я-то и не замечала, я ведь такая плохая. Пора мне уж бросить
и эту безвкусицу в одеж де. Вот сейчас пиш у (это), а
просто мне не нравятся всякие м оды, эти м одельны е туфли.
В се это мне противно. М не нравится такая одежда — простая,
чистая, нефасонная. Я люблю быть на уроках в черном
или синем, с белым воротничком. Летом мне нравится
легкое, открытое, короткое и пы ш ное, свободное. Люблю,
когда ветер развивает шарфик, пионерский галстук и волосы.
Л егко, когда идеш ь по полю, как Байрон или другой
поэт. Вот это поэтическое даже в одеж де мне очень нравится.
Ф у ты, ещ е не дотолковалась о толщине, о пополнении
знаний и о др уги х недостатках. Сейчас начну писать
io.ii,ко вы в оды ».
Текст первого «вывода» утрачен — оборван низ страницы.
Видимо, он касался режима питания, т. е. старой проблемы
— «толщины».
«2. Тщательно следить за собой, отбросить безвкусицу
в одеж де.
3. Повторять помаленьку, гнать немецкий язык. Читать
и читать по-немецки « D er sto lle D on » ( « Тихий Д о н »). Особенно
обратить внимание на физику и математику.
4. Пора уж взяться за литературу, и, кажется, Валентина,
пора развивать себя в знаниях, способностях, приучать
к воле, к упорству. Но и лирикой себе заниматься
не запрещ аю».
Уже знакомая нам тема — стремление к самоусовершенствованию.
И новая для нас черта — желание поэтичности
«даже в одежде».
Вале было семнадцать, в ней пробуждалась женщина,
для которой так важна каждая деталь одежды. И как причудливо
сочетается это с суровым самовоспитанием — «короткое,
пышное и свободное» с необходимостью «гнать немецкий
язык». Хотелось сразу всего, хотелось жадно, взахлеб.
26

Продолжение записи:
«В еч ер наступает. С ейчас читала «К р о к о д и л ». О см ех!
Эта посадка на три точки да анекдот этот. Гитлер посещает
ум алиш енны х, которые кричат ем у «Х а й л ь Гитлер!» М ол ­
чит только оди н старичок. Он отвечает: « Я вед ь не сум а­
сш едш и й , я только сторож».
И пот майские записи. Первая — от 22 мая. Оставался
ровно месяц мирной жизни. Уже начались выпускные экзамены.
«22 мая. Сдавали хор ош о. С резались м ногие, я получила
•от лично»...»
Отвечала — что надо. Знала все вопросы . В се по-настоящему...
«2 3 мая. Гот овлюсь по алгебре п и сьм ен н о ».
«24 мая. Была контрольная работа. Задача и два прим е­
ра. Реш али с 1 часу 30 минут, устали. В 12 часов весь
класс был уж е в сборе. Задача у нас была на слож ные проценты.
А в том варианте — на геомет рическую прогресси ю .
В том варианте задача значительно легче. В нашем варианте
«отлично» только у К ол и К ош карева, у м еня и у Зои.
В сего в классе 15 «от лично», 7 « посредст венно» (в с е с наш
его варианта), п л охи х нет. С л едую щ и й у нас геометрия.
П рекрасно! Д ва дн я на подгот овку».
«2 5 мая. Ц елы й д ен ь продурили на б ер егу Иртыша.
В ечером ходи л и в клуб на танцы. Л. опять влюблена. Со
мной сидела какая-то девуш к а в черном во всем, так и то
заметила все. А про Л. она сказала: «Н у , это девуш ка боевая.
Полюбит, так добьет ся». Она вед ь не очень влюблена,
чуть-чуть. С ним танцевала. В ечером пош ли опять — Лида,
я, В асилий, Н ина, С ергей А ., М иша. Хотели пробегать
всю ночь, в ед ь мы ночуем у Л ены . Я все время бесилась
с С ергеем . Б егали, дрались. А п оздн ее разговаривали, он
отгадал мои м ысли. Он уверял м ен я, что я лю блю Василия.
И это чистая правда. Н о я отказывалась и отнекивалась.
Но истина победила. П од честное слово я сказала ему
правду...
П риш ли поздно, часа в 3. Л ю блю его, но довол ьн о м у­
чить себя. Н адо, наконец, кончать всю эту ком едию чувств.
Какие-то 10 дн ей , — и он уедет. Так и не узнает, что я так
его лю блю . Д а, сегодн я никуда не пой ду. Е щ е его не видела
27

сегодня. Это лучш е. Пусть ходит с Н иной, ведь я ей не лавидую.
Близость и сближ ение их могут внести в мой характер
новые черты. К тому же, их присутствие ( особенно
вместе Нины и В асилия) тяготит.
Готовлюсь по геометрии, но слабо».
Позже, насколько мне удалось разобрать, 23 июня
1941 года, напротив этой записи появится сделанная наискось
своеобразная «резолюция» — «Глупые мысли».
22 число резко разделило жизнь на «до» и «после». Многое,
что еще недавно по-настоящему волновало, стало казаться
пустяком. Но тогда, в ту весну не известный нам Василий,
видимо, сам того не подозревая, принес Вале немало горьких
минут. Были ли ее чувства настоящими, кто знает...
Но они были, и мы обязаны их уважать.
«27 мая.
Испытания по геометрии. Утром повторила. Опять так
же: подходиш ь к столику и береш ь билет. В опросы нетрудные...
Ответила все. Отвечала содержательно. Получила « отлично».
■ В классе 16 отл., 9 хор. и 4 посредственно.
Надо было начать готовиться поф изике, ведь один только
день. Но устала и к тому же ходили садить картошку все
мы, кроме мамы. В се у нас такие больш ие — Миша, я.
Костя. Устала, но было весело. Потом я ходила ещ е в лес,
хотела повторить хоть чуть-чуть физику, по так се и не
раскрыла. Ходила и думала все, что на ум взбредет. А вечером
опять ходили немного. Но какой это вечер! Никогда
не бывать такому весеннему вечеру, мы так хорош о и весело
провели время. Ушли домой рано. Кажется, что чувства
мои затухают. Они становятся спокойно-забывчивыми. С е­
годня, если увижу С. А ., скажу, что я ошиблась в Василии.
Когда я пишу сейчас, я уже не люблю. Я думаю, это конец
чувств хорош их к нем у».
Какое чудесное, прекрасное время переживали в те дни
Валя и ее друзья. Поздняя весна, дымки от сжигаемой картофельной
ботвы, стелющиеся над селом, вечерняя тишина...
«29 мая. Сдала физику — «отлично»...
Все ответила. Сегодня же начали подготовку к эволюции.
Готовились с Ж екой. Повторили генетику и селекцию.
28

В л есу бы ло так х о р о ш о , просто п р ек расн о — красиво и
весел о. В и дел и там и Петю П олякова, в сех ... ребят (д о б р ы е
м а л ы е), и был там В ася, опять он хор ош и й !
В ы л о о ч ен ь весел о.
Играла чуть-чуть в волейбол. Л ида обещ ала сказать
что-то инт ересное.
Д а, это инт ересное — это то, чего мож но было ожидать.
Л ида, Лина от кровенно разговаривали с Василием . Он знает!
В се знает, знает все... Сама виновата! Зачем смотрела на
н его?! Н у, лю била, так обязательно знать ем у?
Любить так трудно...
П и ш у и н и ч его н е получается. Такие чувства не законспект
ируеш ь.
Оставлю м ы сли свои в покое.
Э х, го р е, «п ер ед о в о й ч ел о в ек », не смогла любить так,
чтобы никто не знал., кром е м ен я да д н ев н и к а ».
«3 0 мая. П риш ла только. Уж е поздно. Кажется, что
опять лю блю его. Он это понимает и чувствует, ведь он не
ребен ок ... Осталось столько мало дн ей до его отъезда. Ж а л ь
паренька... Он хор ош и й , замечательный. Учим уроки с
Ж ек ой , а я дум аю все про н его. М н е не нуж но его лю бви, а я
х о ч у быть хоть вечером вместе, х о ч у запомнить его на всю
ж изнь. (Т а к о й ) В асилий на пути девуш к и — больш ое
счастье.
М ы с ним ещ е ни р а зу не разговаривали на такие
темы. Хочет ся, чтобы он ( бы л ) близким и настоящим товарищ
ем.
Писать кончаю. Завтра эволю ция, а на ум идет в ся ­
к ое...»
«1 ию ня.
Сейчас уж е 12 часов ночи. Сиж у дома. В се тихо, но не
скучно. Настроение ср ед н ее, но н еп л охое. На танцы не
хож у. П роводила девочек до клуба. В клуб хочется, но
куда п ой деш ь в ботинках, л ю дей смешить. Л ида и Лина на
каблучках. М не, правда, не хочется туфли на каблучках:
хоть что, кром е ботинок. Был бы жив папа. М ож но было бы
спросить и обидет ься за то. что так п л охо одеваю сь. Н о М и­
ша м еня и так 7 лет воспитывает. Мама тоже не может о б еспечить
м еня. П равда, я забываю всегда об одеж де, но н е х о ­
р ош о быть хуж е д р у ги х .
29

Какие-то посторонние мысли занимают. Правда, сегодня,
когда Миша напомнил об авиашколе, ( я ) обрадовалась,
хотя зря, Он обманул меня ( угол оборван)...»
Как это все понятно — и желание быть вместе со всеми
на танцах, и горечь, что ты не как все — без туфель, и
вновь пришедшие мысли об отце...
Через несколько десятков страниц мы будем читать
дневник Валентины, датированный уже военными днями.
Мы будем читать ее фронтовые письма, полные ранней
взрослости, неподдельного мужества, какой-то особой,
осознанной простоты и ясности. Мы узнаем, что в последнюю
свою зиму она приезжала в родное село в отпуск. Приезжала
уже совсем другим человеком. Перелистывала ли
она свой предвоенный дневник? И, если да, то что думала
и чувствовала, вчитываясь в эти записи?...
«Н о я всегда знаю, даже глазами, что я люблю его. Я надею
сь на хороший исход нашего разговора. Правда, сделать
это трудно, трудно лгать и обманывать.
Поговорить обязательно. Что-то тяготит меня, душно,
как перед грозой.
Как это все странно. Незаметно подойдет день его отъезда,
как держать себя? Не знаю.
Быть прежней — веселой, всегда с хорошим настроением
— вот как себя держать нужно мне. Уедет он, забуду, и
пойдет жизнь по-старому...
Уже поздно, пора бы кончать. Можно было бы все это
написать в двух строчках. Нужно ложиться спать. А завтра
уже буду в глаза лгать. Лгать — это уже подлость с моей
стороны.
Все.
Хоть бы скорее войти в свою колею. Забыть скорее бы».
Да, лгать Валентина была по приучена.
«2 июня.
Теплое, теплое утро. Только проснулась. Настроение
хорош ее, хоть бы сохранилось оно на целый день. Из-за
плохого настроения приходится перешивать пуговицы, заметно
худею , что со мной бывает очень редко.
Сейчас пойду готовиться по литературе, завтра сдавать
уж е».
Продолжение этой же записи, сделанное, видимо,
позже:
« Говорили, наконец; как гора с плеч свалилась в первый
момент после разговора. Теперь, когда я в глаза лгала,
когда первая подлость в жизни соверш ена, как-то не по
30

себ е. Заболеть бы сей ч а с или уехат ь к уда, чем разы гры ват ь
и представлять. З а п и ш у потом, н и какие м ы сл и в г о л о в у н е
идут ».
Вот как строго судила саму себя Валентина. Х оть и
ложь, допущенная в разговоре с Василием, и была лож ью
во спасение, но она была, значит — совершена подлость,
никак не меньше.
«4 ию ня.
.Уже д а в н ен ьк о н е писала. П р о сн у л а сь только. Д у х какой-то
м ен я томит, закричать х о ч у , но звук н е сл ы ш н о. Е д ­
ва п р о сн у л а сь, н акон ец . Завтра испыт ания по литературе.
П и сьм ен н о — п ол уч и л а уж е « х о р .» Гот овлюсъ сл а бо, но
знания ( п о л у ч е н н ы е ) за го д выручат. В ы зы вал и в райком ,
вожатой посылают в л а г е р ь » . .
« 5 и ю н я.
Х о р о ш е е летнее утро. Н аст роение зам ечат ельное. И д у
на испыт ания п о литературе.
В се тихо. Я м ол ч у, но м н е в есел о .
В о п р о с ы в се знала...
Х о р о ш о и к р а си во ответила. О со б ен н о на второй в о п ­
р о с » .
« 6 ию н я.
О дна из п о с л е д н и х страниц, на которой я х о ч у кое-что
записать о В аси л и и . Он уезжает, что ж, есл и так н уж н о...
М ен я сей ч а с почти не волнует его от ъезд. Н е зн а ю , л ю била
ли я е г о ? П ож алуй, нет, хотя в се странички из дн евн и к а
только и кричат об этом. М н е он о ч ен ь и о ч ен ь н р а ви л ся .
Б о л ьш е, чем н р а ви л ся , но это была н е л ю б о в ь. Н о достаточно
( бы ло б ы ) к а к о го-н и б у д ь п овода с его ст ороны, и я бы
полю била по-наст оящ ем у. М огл а его полюбит ь. Потом этот
р а зговор . Л ож ь в глаза подейст вовала. Опять х о д и л а и д у ­
мала, что я лгала, тяжело бы л о, а потом я опять п риш л а к
J1. П очем у-т о м ел ьк н у л о , что я его н е л ю бл ю . Потом сама
себ я увер я л а , что лж и в р а зговор е с ним и н е бы ло. Опять
стало х о р о ш о и в есел о . И т еперь я его н е л ю б л ю , да, точно,
не л ю бл ю . З а ба вн о в се как на свете уст роено.
Г о д кон чили, в е с е л и с ь ск о л ьк о х о ч еш ь .
Я л ю б л ю , что л и ?»
Как непосредственна, мила и как чисто по-девичьи нелогична
эта запись, где «кое-что» о Василии! И вспомни-
31

лось: совсем другой дневник, совсем другая, из другого века,
девушка.
17 июля: «Я лениво пишу в журнале, — выводила она,
поскрипывая гусиным пером, — а право, так много имею
вещей сказать, что и стыдно пренебрегать ими: они касаются,
может быть, счастья жизни моей... Я сама вижу, что
мне пора замуж...»
Ее звали Аинет, и была она младшей дочерью знатного
вельможи — президента Российской Академии художеств.
Что общего, скажете вы, между дневником Бархатовой
и «журналом» светской девицы, который та заполняла аж
в 1828 году?...
11 августа: «Настал желанный день. Мне минуло, увы,
20 лет. О боже, как я стара, но что же делать?... Я люблю
спорить потому, что знаю, что спорю умно, разумно, что
доказательства мои не суть доказательства пустые... Еще
есть у меня «достоинство» — умею невинно бесить...»
И в эти пустяки вдруг властно врывается такое, за что
начинаешь уважать взбалмошную и манерную на первый
взгляд Аннет Оленину. Начинаешь понимать, почему просил
ее руки Пушкин, почему посвятил ей целый цикл стихов,
среди которых бессмертное «Я Вас любил...». Великий
человек любил не только ее пылкую красоту.
30 сентября: «Боже мой, какая радость! Вчера приехали
папенька и братья и вот их хорошие и худые новости:
1) что с них сняли цени, 2) что Муравьев Александр Николаевич
сделан начальником в Иркутске. Все чувства радости
проснулись в душе моей: они свободны, хоть телом
свободны, думала я. Эта мысль усложняла горе знать их так
далеко в заточении...».
Они — это декабристы.
Сама эпоха стояла за спиной юной девушки из далекого
девятнадцатого столетия. И то же самое видим мы в
дневнике ее сверстницы из нашего двадцатого века.
Недатированная запись:
«Сейчас я уже вожатая в лагере. Ребятки средние. М ного
хороишх. Вечер. Иду в Молотово. Нет голоса, бежала из
носа кровь. И я собралась ночью, спросила разрешения и
одна (подумать только) под шепот леса и шелест травы через
лес пришла. Ну, ради чего, зачем?»
(Правая нижняя часть неразборчива).
«Пришла только взглянуть, ведь Василий скоро уедет.
32

П риходили с девочкам и. Я видела-то его мало. Н у , как ото
мож но назвать, когда через л ес н очы о одн ой идти только,
чтобы взглянуть. А он ? Он все беспокоит ся о Н и н оч к е.
Пришла в 4 часа. Утро.
Сейчас мертвый час, все спят, а я дум аю о В а ськ е. К акая
нечисть пригнала его к нам в л а гер ь? »
Следующая запись.
«Замечательной ден ек . Б ы л отрядный 1 2 -ч а совой п о ­
ход. П ривыкла я уж е к ребятам. В арили к аш у, чай пили —
все сами. Загорали здорово. П риш ли вечером . В пути п ом о­
чил дож дик. Было весел о. В ер н у л и сь и хваст ались, д о в о л ь ­
ны е походом . С ребятами я чувствую себя оч ен ь св ободн о.
П оход в 14 км.
Плавать забавно. Н ы р я ю даж е. 3 -х п и он ер ок вытащила,
двои х и без м еня бы спасл и, н у а третья, б езусл о в н о , утонула
бы. Вытащили и х, а они ( кричат) ещ е. В се х о д и л и в
кино — «В рат арь». К акой хор о ш и й К а н д и д о в !»
Есть фотография: вожатая Валентина Бархатова среди
своих пионеров. Она не только в лагере, но и в школе лю била
возиться с малышами.
Я разговаривал с омичкой, учительницей Эмилией
Александровной Узловой (девичья фамилия М инина). В
пионерском лагере она была в отряде Бархатовой. Столько
лет прошло, а Эмилия Александровна помнит: «Возилась с
нами, как с цыплятами, никогда не сердилась на нас, не наказывала.
Неутомимая, жизнерадостная. Все время с
нами».
Опять недатированная запись.
«С егодн я на ул и ц е была гроза. П осл е зарядки дож дь
хватил. П роливной. С ейчас в се спят. В гол ове свеж о. О В а ­
силии уж е забываю и думать. П одум а еш ь, дорож ила так
чувством к нем у. Х ор ош и й п арен ь, но... уж е в се п р ош л о. Я
не п и ш у « н а в с е г д а ». Может, ещ е в се вернется.
Б ы ло открытие (л а гер я ). П р и ходи л к С ер еж е В а л ен ­
тин. Забавны й парень. Х оди л и все за ягодам и. Оставляли
дежурить по ж ребию ...»
«1 2 ию ня. У ш ел Сереж а. Н авсегда уеха л . О ч ен ь ж аль
провожать лю бим ого в прош лом и др уга наст оящ его теперь.
Как тяжело провожать др узей и товарищей. Идет в п ер еди
он. и кругом тяжело вздыхает лагер ь. М н оги е п и он ер ы
плачут.
М не жаль от душ и . В с е ».
33

Куда проводил лагерь этого Сережу? Возможно, на учебу
или в армию.
Шел июнь 41-го. И не Валентина, ни дети, конечно, не
подозревали, что скоро проводы, утраты близких и друзей
станут жестокой повседневностью...
«Л агерь.
Писать бы в дневник, но нечего, чувства только общ е­
ственные, личные исчезают, хотя они все в той же форме,
но некогда, работы достаточно. Сейчас был обед. Но разве
можно есть, когда Сергей плетет всякую чуш ь? Настроение
ниже среднего, общественных неудач у меня почти нет, но
личных удач тоже мало. Хотя бы история с Василием. Зачем
такая глупая лю бовь? Мучить себя? Он уж е уехал,
что ж, если нужно — счастливый путь. Удивительно —
уже сколько не вижу и все помню его. Значит, все-таки я
его любила, любила, может быть, по-наст оящ ему».
Следующая запись, сохранилась которая, к сожалению,
лишь частично, посвящена Валиному классу... В ней Валя
как бы прощается с друзьями: ведь у нее намечен отъезд,
поступление в институт.
«Ваня Здвижков — наша задвижка — передвиж ка. Х о ­
рош о решает задачи, други е предметы тянет на «п о ср ед ­
ственно». Хотя учился отлично. Отвечает весело, с п р еди ­
словием: до этого не дочитал, это не успел, вот это не учил.
А как он любит дурить с нами! Этим годом в 10 классе вы ­
драл мне гривку. Вечно балуется с девчонками все перем е­
ны. Он красивый, только кривоногий. С Липкой все ещ е
дурил, с Зойкой, со мной да и остальным покоя tie давал.
Один раз дурили, а он говорит: только подойди — огрею
стулом. А я: а вот и подойду. Он махал стулом, а я глаза
закрыла и подошла. Он так огрел меня!
Уехал в Соляное свое.
Был Иосиф — немец. Умный, хотел идти в Н И И В Т, но
попал в армию. И вот вся эта наша разномысленная группа
разлетелась кто куда. Володька в Севастополь, я и Ж е н ь ­
ка — в М оскву, поедем выдумывать, создавать и строить такие
самолеты, чтоб Чкаловы на них вокруг шарика облетели»'2.
Немногим из этих планов суждено было сбыться. Воина
внесла свои безжалостные поправки во все задуманное
Валей, се одноклассниками и сотнями тысяч юношей и девушек
ее поколения.
12 Вспомните последние слова, когда в главе «Д р у зья » будете читать
письмо Анастасии Павловны .Хитовой. (А . Л .)
34

«В ы пускной бал очень веселы й. Я говорила речь. Были
на вечере студенты автомобильного техникума. В ообщ е бы ­
ло очень весел о».
«16 июня. Е ду домой в Н овоуральский. Собрались к па- —
рому Лида. Лина, Ж енька, Томка, Валька Малиханова. По
душам п оговори л и ».
Вот ir надвигается оно, это зловещее, двадцать второе
число. Валентина и ее друзья еще не знают, что оно перевернет
всю их жизнь.
Но мы-то знаем...
«17 июня. О, как ненавиж у обывательщину и обывательскую
молодеж ь! П ассивны е, разряж енные, как куклы в
магазине. В волейбол играют мало. Нравятся одна Клара да
Лена, правда, хорош и е Лиза Б асунова, Валя Назарова,
Д и н а13.
Думаю о Николае.
Занимаюсь немецким языком. П еревож у, учу грамматику.
18 — 19 ( и ю н я ). Начинаю привыкать. Но я одна. Строчу
письма Косте, Николаю, С ергею , Мите и всем остальньш
товарищам. Х орош и е письм а».
И вот она — последняя «мирная» запись:
«22 июня. Я в Молотово. На ярмарке. К упались с Ж е н ь ­
кой в Иртыше. О да, я так люблю купаться!»
А ниже, наискосок крупно написано:
«В ойна!
Н емцы вероломно напали на нас.
У , сволочи!»
...После 22 июня
Дневниковых записей Валентины Сергеевны, сделанных
ею после начала войны, хранится во Дворце пионеров
очень немного — считанные страницы. Они случайны и
разрозненны, по ним лишь можно догадываться о том, как и
чем жила тогда Валентина.
В этих записях есть попытки писать стихи. Рядом с математическими
формулами — наивные, но искренние
13 «Лема — ато Клена М инина, ны не К онстантинова, Вали Н азарова —
ныне П авлова, ж ивет п М оскве, воевала на ф ронте. Дина — П еш кова,
Дочь директора совхоза ... Эти девочки были очень друж ны меж ду с о ­
б о й » . — К ом м ентарий М. К. М ахн овского.
35

строчки. Видимо, сильное потрясение потребовало у этой
эмоциональной девушки особого выхода: мысли, появившиеся
после 22 нюня, требовали иного, чем обычное, прозаическое,
изложение.
К счастью, во время командировки в село Иртыш мне
удалось существенно пополнить дневниковые записи Бархатовой,
сделанные после 22-го нюня до отъезда на фронт.
В музее Иртышской средней школы хранится рукопись.
Ее полное название: «Повесть о Валентине Сергеевне Бархатовой.
Материал собрала и художественно оформила
учительница-пенсионерка Божко Татьяна Васильевна в
1963 г.»
Самое ценное в «Повести» — включенные в нее дневниковые
записи и письма военных лет. Жаль — не известно,
где оригиналы.
Итак, первая запись, сохранившаяся, а точнее — сохраненная
в рукописи Т. В. Божко. Она датирована 4 марта
1942 года.
«М не пора попять, что детство, младенческие мечты
уже позади, даже юность, которая казалось бы мне вечной,
кончилась, ведь мне уже 18 лет.
Как же прожиты эти 18 лет? Что я дала своему народу
в эту первую четверть своей жизни? Что проделала за
это время?
Окончила десять классов на отлично, работала на тракторе
по призыву комсомола.
И только? За четверть своей жизни? Да, маловато...
За вторую четверть нужно сделать несравненно больше.
Но что сделать? Я еще себе ясно не представляю. Ж изнь
укажет.
Я всегда была очень восприимчивой. На меня действо
вала все: и новый товарищ, и слово педагога, школа, работа,
газеты, радио — все, все, чем можно влиять на
людей.
У меня сложились зрелые взгляды на жизнь это
очень серьезное, большое, ответственное дело. П очень интересное,
когда живешь для других, когда приносишь лю ­
дям счастье.
,'1юбовь самое дорогое на свете, хорош ее чувство.
Знание — это большая высокая лестница на такую высоту,
откуда открывается широкий горизонт на мир, откуда
все видно — и большое, и малое, и хочется подниматься все
выше и выше.
Ленивцы никогда не поднимаются на такую высоту,
Mi

живут узеньким мирком и бывают по-своем у счастливы и
сам одовольны...»
Хоть здесь и нет ни слова о войне, одна лишь дата, но
война незримо присутствует, стоит за спиной каждой
строки. Это именно она сделала из недавней девчонки
по-взрослому чувствующего и думающего человека:
«Жизнь — это очень серьезное, большое, ответственное дело».
А ведь в самом деле — что может быть для нас еще
серьезней, читатель?..
И еще. Вы обратили внимание на такую деталь: Валя
считала, что 18 лет — это первая четверть ее жизни. Она собиралась
жить долго...
Уже почти полгода она секретарь райкома комсомола.
Работы хоть отбавляй. Это видно из записи, сделанной на
следующий день.
«На бюро райкома партии заслушали мой отчет о работе
с комсомолом. Очень волновалась. Дали установку дальнейш
ей работы, определили ближайшие задачи.
И теперь мои дела в комитете комсомола идут как будто
ничего.
Провела заседание бюро ВЛКСМ , готовим слет тимуровцев,
скоро пленум райкома комсомола, семинар вожатых,
провели кросс, приняли в комсомол 17 человек.
А сколько ещ е работы впереди!..»
В следующие записи война врывается уже непосредственно.
«в марта. В чера получили письм о с фронта от брата
Кости. Он жив, находится в К ры м у, стоит на страже свящ
енны х рубеж ей нашей Родины.
Писем от него долго не было, я очень боялась за н е­
го. И вот его письмо... Как я хоч у в авиационный институт!»
Брат и сестра погибли в Крыму: он — защищая его,
она — освобождая. Каких только страшных совпадений йе
уготовила война людям. Брат и сестра, видимо, очень любили
друг друга: так часто упоминается он в Валиных письмах,
а она — в его. Воевал Константин в знаменитой 25-й
Чапаевской дивизии, в стрелковом полку. Даже любительская
фотография передает его мужественность и решительность.
«8 марта. Вот наступил уже восемнадцатый в моей жизни
ден ь 8 марта...
Приехала школьная подруга Лида Ю супова. Побродили
с ней. Острили, см еялись. Но война сделала наш см ех глу­
37

хи.ч, не звонким. А все-гаки молодость берет свое...»
Следующая запись характерна тем, что в ней впервые
у Валентины появляется предощущение вполне реального
собственного участия в происходящих фронтовых событиях.
«9 марта.
Николай уш ел на фронт добровольцем . Заш ел ко мне в
кабинет проститься... Я горж усь им, м олодец. Н о сердц е,
сердце на миг замерло. И у н его, и у м еня одноврем енно
вырвалось одно сл ово: «У ви ди м ся л и ?»
Да, увидим ся ли?
Я сама уди вл я ю сь: как только мне исп олнилось 18 лет,
я как-то каждый д ен ь м ен я ю сь, что-то происходит в тебе,
формируется взрослы й человек.
Надо возобновить систематические занятия спортом,
живем мы в сур овое время.
Кто знает, может быть, и м не придется взять оруж ие в
рук и : ведь уходят же девуш к и на фронт».
Отложим пока рукопись Т. В. Божко. Прочитаем одно
из уже опубликованных писем Валентины. Оно поможет
увидеть стремительность ее натуры.
В 1964 году в Москве вышел сборник «...сражалась за
Родину. Письма и документы героинь Великой Отечественной
войны». Несколько страниц посвящено Бархатовой.
Помещено ее фото. Валя в берете14.
«11 марта 1942 г.
Убит Л. М олоканов — ясная, р усск а я голова. Ж а л ь и
страшно хочется победить! С егодн я пришла в райвоенкомат
и спросила у т. Л ы сова^, возьмут ли нас. И говорит он :
«Нет». А я х о ч у , хоч у идти вместе с бойцами на поле,
где решается судьба культуры, науки, искусства.
Там, по земле белорусской, твердой поступью идет наша
армия, и кажется, что армия — один любимый боец с я сн ы ­
ми, серыми глазами, с гордой р усск ой головой. Этот боец
идет за Р оди н у, за меня, за р одн ы х, за близкий город, за все
прош лое и будущ ее.
14 Эту публикацию подготовила и ркутск ая ж урн алистка А . В. Патала.
В свое время она, собирая материал для тел евизи он ной передачи о
В. Бархатовой (ведь вы помните — Бархатовы переехали в О м ск у ю о б ­
ласть из И р к у тск ой ), побывала в Б ратске, где встречал ась с тогда ещ е
здравствую щ ей м атерью В алентины , братом Павлом С ергеевичем .
А. В. Патала сообщ ила мне, что пионерская д р уж и н а ш колы № 20 г о ­
рода Братска носит имя В. С. Б архатовой.
15Райвоенком. (А. Л.)
38

Родина! Нет сердцу ближе слова Родина. Это поля бескрайние,
пихты иркутские, кедры крымские, степи омские.
Вот что мне близко — Родина. В это слово можно вложить
всю силу любви к жизни, к людям, к искусству.
От Николая, Дмитрия, Сергея нет писем уже несколько
месяцев. Где вы, милые мои друж ки? Что мне делать? П ервое
— снова идти в райвоенкомат, проситься, надоедать,
пока не возьмут. Х очу в армию — туда, где снаряды и пули,
туда, где бьют фашистов...»
Как рано взрослели люди в те времена... Ведь еще совсем
недавно ничего не было важнее, чем разговор с Василием
или выпускные экзамены. Но двадцать второе июня раскололо
жизнь на «до» и «после». Огненное это число все
высветило в ином — грозном и четком свете, выдвинув на
первый план такие, казалось бы, абстрактные и привычные
в мирной жизни понятия, как Родина, прошлое,
будущее...
Почему выше я сказал о стремительности патуры?
Еще 9 марта: «может быть, и мне придется взять оружие
в руки».
А уже 11-го: «сегодня ходила в военкомат».
Это поступок.
Известен текст (к сожалению, недатированный) заявления
Валентины в райвоенкомат:
«Прошу послать меня добровольцем на фронт. Хочу
вместе со своими братьями, Михаилом и Константином,
вместе со своими школьными товарищами, вместе со всем
советским народом защищать нашу землю, нашу социалистическую
Родину от фашистских захватчиков.
Я стреляю метко в цель, бросаю гранату на большое
расстояние, могу оказать первую помощь раненым, сдала
нормы ПВХО, ГСО, ГТО I ступени.
Я готова свои знания, волю, силы, способности и жизнь,
если потребуется, отдать борьбе за Родину. Бархатова В.»
А ниже приписка, характеризующая саму атмосферу,
царившую в замечательной семье Бархатовых:
«Прошу удовлетворить просьбу моей дочери. Ф. Т. Бархатова».
Сделать такую приписку к такому заявлению — это
тоже поступок.
Вернемся к рукописи Т. В. Божко.
Большая недатированная запись.
«Х оч у на фронт.
Глубокий тыл. Сюда не доходят стоны раненых, здесь
39

не слыш но оруди й н ы х .залпов, не воют сирены враж еских
самолетов. Но смертоносное ды ха н и е войны ощущается и
здесь.
У переправы на Иртыше из лодки вышла группа прибы
вш их с фронта ранены х. Н аходи вш иеся па б ерегу люди
помогали им сойти на берег. У одного забинтована рука —
на перевязи, другой на костылях, потерял пи фронте ногу,
передвигается с трудом, у третьего перевязана голова.
Возвратились на роди н у, но не видно радостного волнения,
брови сур ово нахм урены , в глазах — затаенная ненависть
к врагу, неудовлет воренная жажда мести.
— Н у, как, — отвоевались, хл оп ц ы ? — спрашивают односельчане.
— Пет, война для гитлеровцев ещ е только начинается,
— отвечает раненный в р ук у...»
Желание пойти иа фронт росло у Вали с каждым днем,
с каждым днем становилось неистовей.
«28 апреля 1942 года.
То, что я видела сегодн я, — ужасно. Вот что такое
война.
iПюбимые, дороги е сер дц у лю ди уходят на фронт и не
воз вра щаются...
...П огиб Л еня М олоканов, этот кудрявы й юноша, вчерашний
жизнерадостный школьник...
П огибли Ваня и Яша Крамаренко|<!. Яша. Этот хрупкий
мальчик — всегда веселы й, добрый, нежный, как девочка,
незлобивый ребенок. Взорвавш ийся снаряд засыпал его
обломками и землей в блиндаже.
Ненависть закипает у меня в сердце к фашистским зверям.
Страстное желание отомстить врагу.
Но как? Завтра пойду в военкомат и спрош у у военкома
товарища Л ысова: возьмут ли нас, девуш ек-добровол ьцев,
на фронт?
Х очу на фронт! Там буду мстить беспощ адно — за Л е­
ню, за Я ш у...»
«30 апреля.
Сегодня отправили на фронт на самолете подарки бой-
В музее Иртышском сродней школы хранится допоенный дневник
Ивана Крамаренко и ого ф ото, а также копии письма заместителя командира
части, где служил Я ков Крамаренко, к его отцу. В нем рассказы ­
вается о гибели сына. (А . Л .)
40

цам. Готовили подарки рабочие, колхозники, служ ащ ие,
школьники. Фронтовикам посылали бел ье, н осовы е платки,
бритвы, шарфы, носки, п еч ен ье, конфеты, бум агу и карандаши.
Я вложила в ящ ик с подарками записку:
«Д ороги е бойцы ! Будьте стойкими, будьте тверды на
посту, как камень.
Скоро па помощ ь к вам придем мы, советские девуш к и ...
...Нет! Не победить такого народа, не победить такой
страны, в которой роди л и сь и сф орм ировались такие лю ди,
как Суворов, Кутузов, П уш кин, Ч ерны ш евский, А м ангельды,
Л енин...»
«...От Мити И льина, от Н агорнова С е р г е я '1, от Н иколая
нет писем уж е несколько м есяцев. Г де вы, м илы е ш кольные
д р узья ?»
«3 мая.
Что мне делать?! Я не м огу, не м огу больш е оставаться
в тылу. Х очу в Арм ию...
...Идти в военкомат, проситься, надоедать, пока не
возьмут».
Перед самым праздником 40-летия Победы меня познакомил
ir с человеком, который принимал у Бархатовой дела,
когда та добилась, наконец, призывной повестки. Это омичка
Стефания Ивановна Крамар (в девичестве Щербакова).
Она работала тогда учительницей математики в Пристанской
средней школе, сама родом из тех мест. Была секретарем
школьной комсомольской организации и по этой линии
иногда встречалась с Валентиной как с секретарем райкома
ВЛКСМ1®.
17 I >i.i щи it Г| летчик Сергей И ванович Н агорнов ж ивет сей ч ас в с о в х о ­
зе «К ом м у н и ст» Ч ерлакского района. И р ты ш скую ш кол у окон чи л на год
раньш е Вали. В ш кольном м узее есть сл ед у ю щ и е восп ом ин ан и я Галины
Васильевны А вериной — когда-то В алиной п и он ерки:
«О днаж ды зи м ой , когда Валя учи л ась в 9 к л ассе, она вм есте с
друзьям и каталась с горы на л ы ж ах. Они сделали из л ы ж н ы х палок ворота
и долж ны были проехать в них, не задев палок. Сереж а Н агорнов
на больш ой ск ор ости налетел на л ы ж н ую палку, упал, и остр и е палки
глубоко вон зи л ось ем у в н огу вы ш е колена. Д р у ги е ребята б р оси л и сь
в бол ьн ицу за врачом, а Валя броси л ась к С ергею и с огр ом н ы м у си л и ­
ем сум ела вы тащ ить палку и затем п отер явш его созн ан и е С ергея потащила
на себе в больницу. В ск ор е к ней подбеж али взросл ы е лю ди, бы стр о
доставили С ергея в бол ьн ицу, и он бы л сп асен . В от такой бы ла Валя.
Такой я знаю ее, такой ее знали в се ».
18 Д о Валентины секретарем был ее старш и й брат М ихаил. У ход я на
ф рон т, он рекомендовал сест р у на свое м есто, и с его мнением согл а ­
сились.
41

Райком партии поручил Стефании Ивановне принять
дела у Бархатовой и занять ее должность. С. И. Крамар
рассказала мне, с какой радостью Валентина грохнула об
стол связкой ключей: «На! Хочешь — проверяй, хочешь —
нет. Вот шкафы. Все на месте. А мне некогда».
Бойкая, энергичная, даже -немного взвинченная.
И чувствовалось в ней прежде всего нетерпение — скорее,
скорее туда, на запад!
И вот летним днем 1942 года от пристани отплыла вниз
по течению большая лодка. В ней были Бархатова, Лена
Лысяк, Люба Шароварова, Евгения Божко, Пана Степаненко
и другие Валины подруги. Добровольцы отправились
к месту сбора: их желание сбылось.
Среди присланного мне Павлом Сергеевичем Бархатовым
есть и несколько страничек дневника сестры. Их особая
ценность в том, что писались они уже на фронте. Каким
чудом сохранились эти отрывки?
Запись первая. Лето (июль?) 1943 года.
« Юность, озаренная пламенем любви. Гордая, смелая
любовь. Что может быть лучш е любви? Н ичего. Это было
весной 1941 г., когда цвели сады, ветер был таким ласковым,
когда пели птицы и сердце стучало первой неиспытанной
радостью. Он стоял в школе — той, в которой учился
когда-то он и которую кончала я. В ы сокий, с правильными
чертами ( лица) и с какой-то особенной «свет ской» фигурой,
в темно-синем костюме, напоминающем форму капитана
большого корабля.
— А , поэт, — вспомня, что он писал в стенгазету стихи.
— Здравствуйте.
И в тон нам он насмешливо ответил: — Здравствуйте,
дети! Это было обидным словом, мы кончали 10-летку, твердили
кванты, химические формулы, восторгались Ньютоном,
любили Горького, понаслышке знали о Лобачевском,
Софье Ковалевской, у нас были уже свои идеи, стремления,
мысли и взгляды. Д ень был особенный, я не могла понять,
чего хочу: любви, дружбы или ещ е чего? Б егу на Соленое
озеро. Еще холодгю; брызги и пена, бунтующие волны... ложились
к ногам. Дорога пыльная, а трава, как мягкий разноцветный
ковер.
И вот снова он, дерзкий, с искрометными глазами, с
чуть загорелым лицом. Протянутая рука безответно о п у с­
тилась.
42

«За что?»
«М ол чу, В ал я».
В гол осе были тревожные нотки, это то — ю н ош еск ое,
н еувер ен н ое. Потом идем по саду, ещ е долго сторонясь друг
друга. А ллейки м олодого гибкого сада. К л ен красивы й, как
сам он. Николай. О чень долго боялась смотреть ему прямо
в глава, в уп ор, и все-таки я знала, что они гол убы е и л у ­
чистые. Около клена остановились. Б ы ло темно, я чувствовала
пронизы ваю щ ий взгляд ю нош и, было и страшно, и х о ­
рош о... ( Н есколько строк н ер а зб ор ч и во).
...Пусть ее ж гучие слезы и ры дания заглушает б ью щ е­
еся твое сер дц е.
Н евы носим о тяжело вспоминать это и пережить, его же
нет уж е, он убит. Нет его, м оего единст венного, лю бим ого.
П и сьм о приш ло вск оре — корот енькое и жестокое. С ообщили
о том, что пал смертью хр а б р ы х, дрался за Совет скую
Р оди н у, прен ебрегая смертью. « Мстите немцам за коротк
ую ж изнь л ю б и м ы х ». Тяж ело ничего не знать, и ещ е трудн
ее, когда убьют п осл едн ю ю надеж ду.
Пет, я была закаленной сибирячкой, натурой чисто си ­
бирской, хол одн ой и 5 дней м олчаливо перен оси л а тяжесть,
и только и ск уса н н ы е оп у х ш и е губ ы м огли выдать гор е. И я
все-таки не выдерж ала, я побеж ала в л ес, сад, гд е встречал
и сь, упала на траву и разры дал ась ж гучим и, горьким и, п о ­
трясающими слезами. Б ел ок ур ы й , с ясны м и глазам и-незабудкам
и, он был со мной. Н о я — сибирячка, си л ьн ая и го р ­
дая, я жестоко отомщу немцам, я твердо реш и л а сь быть
вместе с бойцами, мстить фашистам за юность, за убитую
нем ецкой п ул ею м ою лю бовь. Я , конечно, давно собиралась
на фронт, и никто ( одн о слово н еразбор ч и во) п реграды .
П рош ло 2 года. П о фронтам к очую я. Часто в ночи всп о ­
м инаю светлый облик. Н и одна тень не скроет никогда мне
(м о ю ) эту бол ьш ую лю бовь.
10 июля. М ы устояли на высоте. « Т и гров» нет здесь.
Они не прош ли. Б ой за Молотычи.
Чем бол ьш е м щ у за Н иколая, тем бол ьш е лю блю е г о ».
Вторая фронтовая запись. Расшифровать ее удалось с
большим трудом, лишь фрагментарно — стерлись сделанные
мягким карандашом строки. Запись относится скорее
всего к осени 1943 года (сентябрь — ?). Валентина Сергеевна
фиксирует свои впечатления от продвижения в воинском
эшелоне по Украине — по только что отвоеванной у
врага территории.
« В ор ош и л овгр а д.
43

Пишу в теплушке на парах. Эшелон стоит уж е несколько
часов не полустанке. Жара. Знойная осен ь Украины...
Эшелон идет по пути к Ворош иловграду, поговаривали уже
о выгрузке, 2-я неделя пути, не бомбили.
Украинские девуш ки в Германии, пет их по деревням.
Мои сослуживцы день и ночь колотят домино « с хвостиком».
Едут капитан Кирсанов, ст. лейтенант Боковиков...
Горловка. Бесчисленное число маленьких домиков шахтеров.
Разруш енные заводы и трубы, столбы... По пути на
запад идут эш елоны танков, артиллерии, пехота едет на сене.
На станциях эш елоны окружают грязные, голодные,
оборванные дети... протягивают маленькие консервные
банки...
На станции множество эвакуированных, которых застал
немец. Все бывш ее хозяйство они возят па тележках. Старики,
одетые в зимние лохмотья. Один из них белобородый,
в очках, с темным бронзовым лицом, без ноги, накручивает
волынку окруж ающей толпе. Он свободно разговаривает,
но уже немая обида: человек, всю жизнь трудившийся,
брошен один.
Грязь кругом. П когда этого не будет? Особенно тяжело
видеть это население без крова».
Это последние из известных мне записей дневника Валентины.
Как рознятся они от восторженных наивных строк, написанных
еще в той, безвоеннон, жизни...
Вместе с дневником Бархатовой хранится ее маленькая
фотография. Фотография любительская, плохо исполненная
технически да и к тому же — потрескавшаяся от старости.
На обороте дата — 1943 г.
Валентина п танковом шлеме, в гимнастерке с сержантскими
погонами. На правое плечо наброшен белый дубленый
полушубок.
Она смотрит прямо нам в глаза. II лицо у нее почти
детское.
Она смотрит оттуда — из беспощадных сороковых
годов.
Она будто спрашивает нас:
Достойно ли, по-человечески ли вы живете, любите, боретесь,
ненавидите?..

Глава II
«КАК ХОЧЕТСЯ ЖИТЬ!..»
( П исьм о)
Издать бы пять, десять, пятнадцать томоп, в которых
были оы помещены неповторимые человеческие документы
— письма, отосланные с 22 июня ИМ I-го но 9 мая
1945-го. Один письма, юез всяких комментариев: тексты
говорили бы сами за себя. И неважно, чья подпись под ними
— академика, колхозника, красноармейца, рабочего, домашней
хозяйки или школьника. Важно, что все они
вместе взятые помогли бы нам лучше понять суть того горького
и высокого времени.
Почему речь идет именно о письмах? Да потому, что они
лучше всех других источников помогают нам взглянуть на
минувшие события с наибольшей объективностью. Офици­
45

альный документ сух, неэмоционален. Мемуары? Их авторы
могут невольно (а то и вольно) ошибиться: подвела
намять, что-то захотелось сгладить, что-то опустить. А
письма интимны, они пишутся чаще всего для одного человека,
в них, как правило, не подтасовывают, не приукрашивают
себя и окружающее. На них, по словам А. Герцена,
«запеклась кровь событии».
А уж кровн-то в этой воображаемой многотомной книге
было бы больше чем достаточно.
И она лежит, эта неизданная книга, — в деревенском
сундуке и в недрах импортной «стенки», между страниц семейного
альбома и в музейной витрине, за иконой в переднем
углу и на полке сумрачного архивохранилища... И если
уж на то пошло, неизданные эти тома уже многие годы живут,
работают, действуют. Над ними, разрозненными по
всей огромной нашей стране, скорбят, задумываются, вспоминают
самые разные люди.
11 вот письма Вали Бархатовой.
Все они, за исключением первого, написаны после
19 июня 1942 года. В этот день, если помните, Валентина и
ее подруги отправились на фронт. Последнее же датировано
8-м мая 44 года, когда жить ей оставалось считанные
часы...
Прежде чем начать цитировать эти драгоценные письма,
нужно сделать небольшое вступление — пусть немного
скучноватое, но необходимое.
Письма делятся на четыре группы.
Это подлинники, присланные мне Павлом Сергеевичем.
Бархатовым.
Группа вторая — не менее важная, т. к. подлинники
хранятся тоже в Омске — в музее школы № 106. Их
собрали ребнта-бархатовцы из клуба «Поиск» и любезно
разрешили мне спять копии. Конкретно: это первое, довоенное,
письмо; письмо от 9 декабря 1943 г.; недатированное
письмо того же 1943 г., напечатанное Валентиной на
машинке и начинающееся словами: «Милая мама! Очень я
волнуюсь за твое здоровье...»; письмо от 2 марта 1944 г.
Группа третья. Это копии или даже копии с копий, полученные
как от П. С. Бархатова, так и из школы № 106
(именно здесь и есть много не целых писем, а отрывков,
цитат). Сюда же я отношу и перепечатку из различных
изданий, главным образом из омской комсомольской газеты
«Молодой сибиряк». Хочу сказать и о том, что, насколько
я понял но встречающимся в этих публикациях разно­
46

чтениям, при подготовке к печати письма иной раз подвергались
правке. Не имея их оригиналов, я, естественно, подлинный
текст восстановить не могу. Будем утешаться
мыслью, что сам смысл, видимо, все-таки сохранен.
Группа четвертая. Это тоже копии. Сняты в селе Иртыш
— в музее средней школы. Особенно много здесь писем
из уже известной нам рукописной книги Татьяны Васильевны
Божко.
Итак, первое письмо. Оно, как уже говорилось, довоенное.
Кто такая Дуся, которой оно адресовано, я, увы, пока
не узнал. Она кончила школу, видимо, на год раньше Вали
и поступила учиться в Казанский авиационный институт.
Послано письмо в Казань, вероятно, в конце 1940 года.
« Здравствуй, Д уся!
С дружеским приветом — Валя Бархатова.
Д уся ! Я получила от тебя письмо и благодарна тебе, что
ещ е не забыла меня и девчонок всех...
Опишу про себя. Ж иву лучш е всех, здорово, как мы говорим.
У чусь уже в десятом. Мне нетрудно... За первую
четверть я получила по всем «отлично». Во второй уже
есть два «хор а ». Люблю математику, думаю все еще об
авиации. Н адеюсь кончить год хорош о и поступить учиться
дальше. Борис Михайлович, Мария Васильевна, Татьяна
Васильевна — это остались только те. старые, учителя.
Теперь напишу о девуш ках, которые всегда так заботились
о вечерах самодеятельности. Валя Ягодка уехала давно.
Е е адрес: Омская область, ст. Кормиловка, 10 кл. М ы с
ней не встречались. Но она хороший товарищ. Лида Ю супова,
Лина Ш., Валя Молоканова, Тамара Позднякова —
это ядро десятого класса нашей средней школы. Теперь о
го.ч выпуске, в котором была бы и ты, если бы не уехала.
В ы пуск 100% . Сережа Нагорнов еще в Молотово, но скоро
едет учиться в авиационную школу на штурмана. Он зачислен
уже. Ребята — мальчишки ушли в армию. Куркин
здесь, он до особого остался. Мария С. учится на десятимесячны
х курсах учителей, Соня Божко в пединституте. К о­
валев в сельхозинституте. Лида Романова тебя особенно
интересует. Так сообщаю, Дусенька, она вышла замуж. Ее
муж военный, громаден, как жираф, на лицо ничего. Он
черлакский.
А я тоже теперь не здешняя. Паши живут в Новоуральском
зерносовхозе. Я здесь, туда не хочу, хотя там есть
10-й класс.
47

Д уся! Как, опиши, что из себя представляет институт
авиационный (ул. Маркса, 10, кажется)? Пиши, какие там
условия для учебы. Как, наверное, у вас там студентов много?
Есть ребята, в которых можно влюбиться? Пиши, как
ты проводишь время? Как там гос. университет? У ниверситет
— кузница умных людей. М не очень хочется учиться
еще. Но платное образование сокращает мои пути...
Д уся! Может быть, тебя это мало интересует. М не очень
интересно, как у вас преподавание поставлено. Слышала
ли ты что-нибудь о геометрии Н. И. Л обачевского? Х орош о,
если бы мне познакомиться письменно с каким-нибудь
студентом или студенткой из университета. Математика
захватила меня в тиски — всю, с умом и сердцем . Так,
правда, стишки от дурости, по глупости пиш у, но мой идеал
— математика.
Д уся! Картины у нас старые идут — «Б ольш ой вал ьс»,
вчера смотрели «П одкиды ш »...
Д уся! Мы теперь совсем большие. Можешь мне писать
обо всем».
Это письмо как бы дополняет довоенную часть дневника.
Школьные заботы, школьные друзья и мечты о будущем.
Серьезные мечты, надо сказать: авиационный институт,
математика, геометрия Лобачевского.
Следующее письмо написано уже после того, как Валентина
убедила райвоенкоматовское начальство призвать ее.
Послано во второй половине июня 1942 года с дороги:
«Дорогие мама и Павлик!
Пишу с дороги. Станция Ш умиха, на которой мы стоим
часа 3. Решила написать вам, пока не трясет.
Ж иву хорошо. Скоро подъедем в Челябинск. Может,
Сергей Нагорное встретит.
Ж изнь началась интересная.
В меченых мелом теплушках
Девушки тесно сидят.
Едут составы на запад,
Пушки на запад глядят.
Все нас провожают на пути, старики снимают шапки,
даже мальчишки машут руками. Радостно видеть, что и мы
нужны Родине.
Как здоровье, мама, как там поживает Павлик?
Ездили ли к Мише, что нового? Напишите, как получите
адрес.
Д о свидания.
Целую, дорогие. Валя».
4»

'Жизнь началась интересная... Л ведь Валентина едет на
фронт, не на экскурсию. Она уже видела раненых, делила
горе с земляками, получившими похоронки. Казалось бы,
восторга в письме могло бы быть поменьше. Но он так и
сквозит сквозь строки.
Что это? Безрассудство молодости? Может быть. Желание
немножко пофорсить? II это тоже может быть: ведь шел
Вале всего-то девятнадцатый год!
Л вот строки о снимающих шапки стариках, — это уже
совсем другое. Взрослое, осознанное, продуманное.
Следующее письмо — первое из тех, что присланы мне
Павлом Сергеевичем.
Вот оно передо мной. Это развернутый треугольник, написано
карандашом, буквы полустершиеся, некоторые слова
расшифровке не поддаются совсем.
«Д орогая мамочку, Павлик, добрый день! Сообщаю, что
нахож усь сейчас уже в Уфе. Едем по южной дороге. Жизнь
интересная. Едем воинским эшелоном. В оенных много,
много. М ы ехали в один из городов прифронтовой полосы. В
сообщ ении Сов. информбюро от 25 июня сообщили о сдаче
этого города'9. А я сделала все возможное, чтобы попасть на
(фронт.
По дорогам все чаще можно видеть опаленные эшелоны,
одни головеш ки да ( ? ) от тех вагонов, в которых ехали ранены
е. К ровь закипает от ужаса. И безусловно, сидеть гдето
я не буду и обязательно поучаствую в боях.
Мама, как вы живете, ездила ли ты, мама, к М иш е? Как,
пишут ли братишки?..
С приветом, Валя.
Уже проехали Урал. Красиво. В Челябинск посылала
телеграмму, но его не встретила. Он уже, наверно, на фронте.
М ы будем 'на Украине. По всей вероятности, по старому
назначению. Девчата ведут себя хорош о...
Бумаги у меня мало. П я пока вам писать до места не буду.
Обо мне не беспокойтесь. Эшелон наш могут бомбить,
гак я напиш у уже после того. Но в общем обо мне не беспо-
19 Для тех молоды х читателей, которы е наверняка в больш инстве споем
не держали в руках ф ронтовы х писем, хочу пояснить одну вещь. В
письмах с фронта, в частности в письмах В. Вархатовон, попадаются намеки,
иносказания, касаю щ иеся географ ического расположения того
м еста, откуда бы ло послано письмо. Указывать географические пункты
не разреш алось по условиям военного времени: почта могла попасть в
руки врага, и он получил бы информацию о месте дислокации той или
иной части. (А. Л.)
\ а:«и 49

кайтесь. Я зря умирать не сбглашаюсъЩа и смерти-то я не
боюсь, если нужно для Родины, я всегда готова. С приветом
— Валентина. Уфа, 28 июня 1942 г.».
П оследнее письвю с дороги. Д орож н ы х писем мне удалось
прочитать четыре, но ч увствую : их бы ло больш е —
Валя, простивш ись с родными лю дьми, с родны м и местами,
сразу ж е начала скучать по ним. А впереди была неизвестность,
впереди было страш ное. И она прекрасн о понимала
это.
«Здравствуйте, дорогие мама и Павлик!
Мы едем, едем, едем. В далекие края. На запад. Уже
проехали Волгу, Куйбышев и сейчас остановка в Пензе
( ст. Сортировочная). Кушаем хорошо. На путь следования
от Омска получили продуктов на 12 суток и еще изредка
обедаем, завтракаем в крупных городах. На этой станции
будет пропускник. А уж после Пензы будем готовы. Эшелон
могут бомбить. Едем специальным воинским составом.
Попадем, вероятно, в колесо событий на харьковское направление.
Защищать родную Украину...
Пока я довольна судьбой и собой. Вот будет ночь. Колеса
вагонов стучат размеренно. Все наготове, в одежде, все
закрыто. Темно и лежат люди незнакомые, рассказывают
и ждут команды. Но немецких мессеригмитов пока не видно,
не слышно.
Едем в теплушках, спим на досочках в струнку, тесно
потому что. Весело — поем, шутим и не верится, что люди
едут на фронт. Обо мне не беспокойся, учиться будем не
менее трех месяцев.
Мама, передавай приветик всем знакомым. Где Лидка
Юсупова?
Мамочка, дорогая, только уж обо мне... меньше всего.
Я буду регулярно писать вам ход жизни и событий.
Но в общем я всегда жива и здорова.
С комсомольским приветом — Валя.
30 июня 1942 года.
Мама, приветы Лине Шуткиной, Маше, Фросе, райкомовцам.
Как там новое руководство?
Валя».
В конце письма впервые прозвучала м ы сль, которая будет
потом настойчиво повторяться: я всегда ж ива и здорова.
Д олго не находилось название этой не совсем обы чной
; книги. И вот, когда приш ел пакет из Б ратска, в котором
Л были долгожданные подлинники писем Валентины, назва-

i
j
j
'
нис наш лось сам о собой. Оно — строка, написанная самой
героиней книги,
Строка, одновременно звучащая и как заклинание, и
как простое обещ ание родным беречь себя, сегодня невольно
воспринимается еще и как некое сбывш ееся пророчество:
такие, как Бархатова, не исчезают после своей физйческой
смерти, они остаю тся с нами. Сотни людей — и детей,
и взрослых — до сих пор помнят Валю, настойчиво ищ ут
неизвестные факты ее короткой биографии.
О трывок из следую щ его письма не датирован. Ставлю
дату примерно — по содерж анию — сентябрь 1942 года.
«Вот я и в танковой части. Мечта моя сбилась. Меня
здесь приняли очень хорошо. Я здесь одна девушка, меня
все уважают, а порой даже балуют: отдают мне конфеты,
если получают посылки. Хорошо, что я изучила трактор.
Это очень, очень пригодилось. Скоро сама буду управлять
боевой машиной и пойду в бой. Мне выдали обмундирование.
Обо мне не беспокойся, живу хорошо...
В ообщ е долж ен сказать, что в такой примерной датировке
писем возмож ны и ош ибки. У ж очень все запутано:
недатированные подлинники, копии, копии с копий, разнобой
в публикациях...
Но, дум аю , что если неточности и есть, они все-таки нося
т частный, случайны й характер. Не в возмож ны х временных
см ещ ениях главное. Валины письма написаны не
просто ее рукой, они созданы ее искренностью , убеж денн
остью , тоской по дому. Созданы в самы х невероятных
порой условиях — в танке, под бомбами в окопе. Они, как и
дневник, д он ося т до нас ее неповторимые черты.
В от это главное!
«Здравствуйте, дорогая мама, Павлуша, Mutual
Получила от вас письмо. Спасибо, милые!
Живу я хорошо. Уже вожу средний танк, обучаемся
быстро, 10 уроков. Кроме всяких процедур, зарядки, обеда,
завтрака. Приходим и уходим ночью. Пишу письмо на перерыве.
Уже наступают холода. Ну, ничего. Зимой немцы
будут драпать... (вычеркнуто военной цензурой).
Мама, пока! Пишите. Ж ду, милые.
Мамочка, вышлите мне письма на адрес: Отд. уч. танковый
батальон, 802 nfn.
Скоро мы будем действовать. Машина хорошая, броня
прочная.
Напишите о Косте. Я его тоже разыскиваю...
Целую. Валька.
51

Действующая армия.
22 сентября /042 года».
Семья Бархатовых еще надеялась, что пропавший без
вести Константин найдется. Но его с июня 1942 года уже не
было в живых.
В одном из писем я попросил Павла Сергеевича охарактеризовать
каждого из члепов их семьи. Вот что он написал
о Константине.
«Закончил школу в Молотово. В школе был очень активен,
увлекался музыкой, хорошо играл на мандолине, руководил
в школе оркестром.
После окончания школы поступил в Петрозаводске в
госуниверситет, там же его застала финская война. Принял
участие в боях в составе лыжного батальона, был ранен и
вернулся домой для излечения.
Перед (Великой Отечественной) войной был призван в
армию. Службу проходил в Белоруссии, затем в г. Измаиле.
В Измаиле его и застала война. Остальное Вам известно».
Вообще в судьбе семьи Бархатовых, как в капле воды,
отразилась судьба всей нашей страны. Отец, как уже говорилось
выше, участвовал в организации первых сибирских
колхозов. А каких детей воспитала его вдова! Двое погибли,
защищая Родину. Воевал с первых дней Великой Отечественной
и Михаил. В битве под Москвой он получил тяжелое
ранение в голову.
«Воспитание в семье, — вспоминает Павел Сергеевич,
— было строгое, но дружное. Мать часто посещала школу,
была знакома со всеми учителями, постоянно интересовалась
учебой каждого. В доме всегда были школьные товарищи
— у каждого но нескольку. Все участвовали в художественной
самодеятельности».
В духовно здоровой, дружной обстановке и становилась
Валя такой, какой мы сегодня узнаем ее.
Письмо (точнее, почтовая открытка) подлинное, посланное
из-под Сталинграда, Валя называет его почему-то
старым названием — Царицын.
Читается открытка с большим трудом — карандаш почти
стерся.
«Здравствуйте, дорогие мама, Миша, Павлушка!
Передаю пламенный привет из действующей армии. Сообщаю,
что у меня все в порядке. Жизнь идет своим чередом:
бомбежки, обстрелы, затишья, занятия. Кончаем ров-
52

но через 20 д н ей , п ол уч у Т-34 и п о в ед у в бой. Придется защитить
Ц арицы н. С дел а ю в се дл я уничтож ения ф рицев.
Пусть сама п оги бн у, но б у д у знать за что — за детство, за
К ры м , за Лртек, за вас, д о р о ги е, за Костю, за ( дал ьш е п рочесть
невозм ож но (A . JI.J.
Вот и все. Будьт е здор овы , живите богато, как позвол я­
ет вам ваша зарплата...
1 октября (1 9 4 2 г .) »
А вот это, леж ащ ее сейчас передо мной, письм о Валент
и н ы от 22 октября 1942 года (копия с ф отокоп и и ) переписано
трогательны м , полудетским почерком . Ф отокопия
вы ставлена в м узее И рты ш ской средней ш колы, чья пионерская
друж и н а н осит имя В. С. Б архатовой. Р уководитель
музея А л ексан др А ндреевич Дивин, учитель истории,
организовал мне пом ощ ь: сменяя одна д ругую , девочкистарш
еклассницы приходили в музей и переписы вали интер
есую щ и е меня докум енты .
«Здравствуйте, дор ога я мама, М иш а, П авлик, В алерий,
М ария, Л ариска!
Пламенный привет из дейст вую щ ей армии от м ех .-в о д и -
теля танкиста — ваш ей Валентины!
П оздравляю В ас, мои д ор оги е, с великой годовщ и н ой !
С ообщ аю , что я жива, здорова, цела. Л егкая царапина
на н оге зажила совсем . Учеба м оя кончилась, вчера на контр
о л ьн ы х стрельбах даж е получила « х о р о ш о » . Эта (ст рельба)
с хода танка — слож ное упраж нение.
От муж чин я не отстала. Я одна здесь, вместе с бойцами
п ер ен ош у всю тяжесть войны — п оходы , б оевую ж изнь. От
Кости ничего нет, и из части не отвечают.
Мама! Как вы живете, помогают ли вам хоть немногим
ком сом ольцы , тимуровцы? Я понимаю, как трудно вам
жить, но ничего, переж ивем.
В ер н у сь дом ой только целой, заживем тогда.
От вас получаю открыточки, получила письм о от П авлика.
от Л ипы LUуткин-ой, Анастасии Павловой и все. Б ольш е
никто не пишет, забыли, наверно. П исьм о на фронте —
бол ьш ое счастье. Н е забывайте, пишите.
Пока по а др есу не пишите, переш лю с п ер едовой д р у ­
гой, у е д у через 2 дня.
Привет всем, всем , Р К ВЛ КСМ !
Ц елую мамочку и в сех вас. В аля».
П исьмо, которое Валентина писала целые три недели:
хотелось послать его с точным обратным адресом, а тот все
менялся.
53

«1 - З.Х1.42 г.
Здравствуйте, дорогие мама, Павлик! Пламенный привет
от Валентины Бархатовой! Поздравляю Вас с великой
нашей годовщиной — четверть века прожили без немцев и
еще проживем. Как видите, я жива, здорова и беспокоиться
обо мне не надо, смелого пуля боится. А наша броня пуль не
боится. Машины громадные. Вот такую, как на конверте,
. вожу и я, скорость и маневренность приличные. Трудно, но
интересно.
Это письмо я пишу уже из новой части. Теперь здесь
новый адрес, люди, даже новое направление. Остались далеко
и Вера Новолодская и Нина Родионова, Д уся и Таня,
пока они от меня км 300. Но скоро будут еще дальше. Теперь
уже мы не встретимся до конца службы. Ничего, при-
''выкну, хоть я всегда из девушек в таких частях
одна.
Одевают и кормят меня хорошо. Правда, спать приходится
3 — 4 часа. Кос у меня давно нет. Подстрижена под
кружок, сфотографироваться хочется, да уж одичали по
лесам густым...
I
Миша! Напиши, как воевал, артиллерия у нас хорошая
любо слушать, как «Катюша» бьет. По утрам артподготовка.
К грохоту привыкла, да в машине все время
тоже.
Мама, хотела я тебе к 7-му послать весточку по радио,
да меня как раз отозвали на другой конец нашего (фронта.
А это далеко, как только узнаю новый адрес, — обязатель-
■ но жди несколько слов с адресом новым.
6 ноября 1942 г. Адреса все еще нет. Привыкаю к новой
обстановке. Обо мне не беспокойтесь. И буду обязательно
жива. Обязательно! Буду писать вам письма чаще. И верю,
что я вернусь. Фрицы закапываются, роют, сносят деревни,
грабят беспощадно население и готовятся к зиме. Зима
решит исход войны.
Очень часто вспоминаю дом, райком ВЛКСМ, школу,
учителей, подруг. Тебя, Костю, Мишу, а сколько нового
здесь! Сколько событий, вернусь — сама лично расскажу о
делах.
Дорогая мамочка! Обо мне не беспокойся. Я жива еще.
21 ноября. И буду всегда жива, ты верь в это.
Адрес новый: 2326, полевая почта, часть 18. По это тоже
временно. Напишите мне, пусть Павлик напишет.
Пока до свидания, крепко целую, Валя.
21 ноября 1942 г. Донфронт».
54

«Здравствуй, милая маМа!
Павлик, М иш а!
С красноармейским приветом — Валя.
Д ор оги е мои мама, П авлуш а, М ихаил С ергеевич, поздр
авляю вас с Н овым годом ! Сообщ аю, что жива и здорова
.
о
С 7 ноября по 25 была в опасности каждую минуту. Я
р а н ьш е писала, где и в каких частях я училась, и вам понятно,
что кром е себя, надо было беречь машину. Т еперь
н а хож усь на отдыхе, изучила пулемет и рацию.
«- Скучаю о дом е, о подругах, вспоминаю все, удивительно
давн о все было. А ж аркие (вычеркнут о ц ен зурой ) ещ е не
дают сна. Т олько заснеш ь, забудеш ь, вдруг снова видиш ь
ту ж е картину: горящ и е танки п еред утром похож и на догор
а ю щ и е костры. Воевали крепко. Ф рицы сдавались н е­
считанными...
М ама! Б ер еги свое здоровье. В ернем ся домой, поживем,
хоть плохо, но вместе. Г д е и что с Костей? Как М иша? Что
н о в о го в Молотово? Г де мои подруги , кто пишет? Как Люба
Ш ароварова? Г д е др у ги е? В ообщ е все, все напишите по адр
е с у : 236 полевая почта, часть Л1* 23, Бархатовой.
П авлик! У ч и сь па отлично, поможет тебе даже в бою.
Пришлите адрес Жени Божко».
(Видимо, конец ноября — начало декабря 1942 г.)
Вот они и позади, первые бои. Неоткуда узнать — как,
когда именно получила Валя боевое крещение. Ясно одно:
дух ее не оказался сломленным. Именно об этом говорит и
небольшой отрывок из письма, напечатанный в свое время
в «Омской правде»:
« Вот я уж е и танкист, мама. Сейма вожу грозную боев
у ю м аш ину. Была в боях, давила ненавистных фашистов.
Расст реливала и х из пулемета. М не присвоили звание сер ­
жанта. Т ор оп л ю сь писать, мамочка, — скоро опять в бой».
(Конец 1942 г.)
«Д ор ога я мамочка!
Привет пламенны й от В али! Сообщ аю коротко о свои х
д ел а х.
Ж и з н ь идет своим чередом , в боях давно уж е не участвовали,
часть п ереводи л и с места на место. Я ведь больш ая
охот ница до п оходов. Уж я и устала, а ездить все люблю по
свету. С ейчас в тылу, но выезж аю, видим о, завтра. Н у
куда.— это понятно. Уж, конечно, не домой. Ребята-тан­
55

кисты всегда па этот счет смеются и говорят: «Махни
рукой».
Письма я ни от кого не получаю давно-давно. И от Миши
писем не получала, почту в глаза 2 месяца не видела.
Да, скучновато живем.
Еще, мамочка, сообщить забыла, кажется, что я не просто
танкист, а старший сержант. Это меня смешит.
Я бы рада помочь вам деньгами, но у меня за душ ой нет
и гроша. Да здесь они имеют такое же значение, как мусор
на чистой улице. А ещ е, мама, я верн усь домой только
тогда, когда ранят или дож дусь конца. Замуж не хочу и не
пойду. Это и все.
Мама! Вспоминаю я нашу семыо родную. Х орош ие люди!
Беспокоюсь, милая мама, о твоем здоровье. Не плачь,
это только нам на вред, вернусь домой — никогда не брошу,
будешь жить, мама, со мной. За все твое горе мы немцам
отомстшм жестоко.
Помнишь, мама, какой пугливой я была в детстве, теперь
же мне не страшно убить, даже задушить немца. Пойми
только, хоть это и тяжело представить. Кроме всего общего
русского горя, у меня с фрицем личные счеты, которые
я все подвожу. Вот приеду, я им снова выдам несколько
номеров сольного концерта.
Соскучилась о доме, о Валерочке, Лариске, а больше
всех о тебе, мама.
Будьте здоровы,
Живите богато,
А я уезжаю...
(Вычеркнуто цензурой).
Целую горячо — ваша Бархатова Валентина».
(Конец 1942 — начало 1943 гг.)
Следующее письмо даты не имеет. Я датировал его концом
февраля 1943 года, т. к., во-первых, в нем Валентина
упоминает о своем дне рождения (помните — он 23 февраля?),
а во-вторых, на обороте треугольника — штамп военной
цензуры еще сталинградский.
Потрепано письмо чрезвычайно.
«Привет с фронта!
Здравствуйте, дорогие мои мама, Миша, Павлик! Спасибо
за письма. Получаю частенько. Ж иву и воюю. 23 февраля,
мой день рождения, провела по-военному. В этот день
не раз решалась судьба жизни. Измученные, пропитанные n
(потом), не имея времени поесть, ехали. Фрицы огрызаются.
Но их ( конец — ? ) неминуем. Сколько раз здесь поги­

бали др у зья , р одн ой экипаж , те, с которыми с одн ого котелка
дел и л и сь ( ...) .
Замуж выходит ь не собираю сь. П осле войны видно будет.
Так что, мама, обо м не не беспокойся. Узнала все о
М иш е. Н о писем его не получала.
Э х! Побывать бы хоть оди н раз ещ е вместе всем ( ...) ,
посидеть за одним столом, потом уж и умереть.
Г д е Постя, (что) с ним, скорее бы вп ер ед в Крьич. М о­
жет, ( о н ) в плену. Д а, если бы он был жив!
Н аписала ты м не о танке, рассказала ребятам, и п о х о х о ­
тали же м ы , напиш и п одр обнее, что-то непонятно. Да, M u­
lt яй ло, — как-то он там работает?
Т еп ер ь сообщ аю , что на д н я х придется расстаться с У к­
раиной, м ы уезж аем па др угой фронт в дрем учие леса. А д ­
р ес изменится, так что нам махните рук ой и скажите: «В
добры й путь!» Может, новы е маш ины получим.
А обо м не пока не беспокойт есь. В едь я же вот всегда
ж ива! З д о р о в ье н е подкачивает. Видно, не зря я в сентябре
в Иртыше к уп ал ась! В се такая же курносая, не х у д а я (...),
постарела. Д а оно и есть где. Помню первы й бой. Глажу
вол осы , а они упрям о поднимаются... М ногие (сгор ел и ) в
м аш ине, а мы целы.
В д ен ь рож ден ия меня поздравляли, и наш полковник,
командир части, (о б ъ я в и л ) благодарность, в армии это дорож
е (грам от ы )... «С луж у Советскому С о ю зу». Э х, отвоевать
бы ск ор ей , кончить ( с врагами) и пожить бы по стар
и н к е! Пак вы, мама, и живете? Д ен ьги потеряли цену.
К он ц а не видно. Н апиш и, как вы живете? Как твое здоров
ье, мама? Как с М и ш ей ? Д авно я не писала вам. Так было
врем ени мало, и усл ови я : при сядеш ь на корточки в земл
я н к е и уж е заснеш ь.
Мама! П оздравл яю с 8 марта! Н е забывайте меня. Я
каж дый д ен ь и в сл у х и про себя говорю нежно «мама». И
теперь только на вой н е мне стало понятно, что сердц е матери
для войны ш ироко, только мать — врач и друг жизни
твоей. К огда м не тяжело, вспоминаю Зою К осм одем ьянск
ую . И л егче.
О наш ей тактике, о технике я ничего писать не буду. О
вой н е тоже н а д о ел о ».
Дальше прочесть невозможно.
Теплится в Валиной душе надежда: может, жив Костя?
Ничего определенного не знает ни она, ни вся остальная
семья о его судьбе, потому и рвется Валентина в Крым,
откуда пришли последние вести от брата.
57

Ряд ценных комментариев к письмам дал однополчанин
Валентины Николай Иванович Поспелов из Ставрополя.
«Судя по письмам, — замечает он, — она появилась в
нашем (19-м танковом) корпусе в марте — апреле 1943 года,
после того письма, в котором она поздравляет свою маму
с праздником 8-е Марта». (Письмо Н. И. Поспелова
от 1 июня 1986 г.)
Многими чертами драгоценны и удивительны для нас
Валины письма. И конкретными событиями того рокового,
все дальше отодвигающегося от нас времени. И непридуманной,
глубинной духовностью. Презрением к врагу,
буквально пронизывающим их. Удивительным оптимизмом,
наконец.
(/Стала я ещ е и пулеметчиком-радистом па боевой, лучшей
в мире машине. Может быть, когда-нибудь приедет к
тебе, мама, дочь-солдат, испытанный в боях и порохе, законченный
солдат, прош едш ий огонь и смерть, и скажет:
«Здравствуйте! Вот и конец войне!»
(После мая 1943 года)
Самая лучшая в мире машина — это, конечно, знаменитая
«тридцатьчетверка».
Кем же она была — водителем-механиком или радистом-стрелком?
В разных печатных источниках сказано по-разному.
Выясняется, что она была и тем и другим, она знала
машину досконально.
«Дорогая мама!
Ж иву хорошо... Я иногда слышу, как обо мне говорят,
что у «вас тяжелый ум». Или с недоумением спрашивают,
сколько вам лет? Но я уже безразлично, кажется, отвечаю:
«19». И действительно, я уж очень состарилась, для
своих лет я слишком умна, только не тем легким умом книг
и богатых переживаний, а опытом войны.
Мама! Ты не обижайся на меня, что я без ордена, были
на это объективные причины, но я была всегда достойной
русского народа, родины и вас. Мужайся, не плачь, береги
себя, все ты отдала нам, если живы будем, поживем еще
на славу.
До св(идани)я. Целую гор (я ч о)! Ж ду писем.
Твоя дочь — ст. сержант русской армии В. Бархатова».
(Июнь 1943 г.)
58

Удивительный все-таки она была человек: просить прощения
за отсутствие ордена!..
По поводу этого письма Н. И. Поспелов сообщил:
«Письмо, подписанное «Твоя дочь — ст. сержант русской
армии», написано ею в Любаже Курской области, во
время учебы на радиста.
Встретился я с Валентиной Сергеевной в селе Верхний
Любаж, куда приехал из 79 т. бр. учиться на радиста, а она
с этой же целью приехала из 101 т. бр.
Дело в том, что к этому времени (апрель — май 1943)
19 т. к. не имел еще своего батальона связи, шло его (715
отд. баг. связи) формирование, требовались радисты. Чуть
раньше приехала во вновь формировавшийся батальон
Маша Папуга20 и Полина Ольшанская. В Любаже мы
встретились с Лией Борисовой, Аней (Нурией) Махмудовой,
Галей Руппо, Галей Носенко, Машей Дубровиной,
Машей Васильевой, Колей Казаковым и др. радистами.
Полностью закончить курс учебы нам не удалось, нача-
’лись бои на Курской дуге. .
Еще до 5 июля мы выехали из Любажа и заняли оборону.
Корпус с 5 но 24 июля принимал участие в этой кровопролитной
битве.
Мы: Руппо, Бархатова, Дубровина, Казаков, я и еще
4 — 5 радистов были в одном экипаже — на радиоузле,
начальником которого был ст. лейтенант Козлов Николай
Тихонович.
Относящееся к этому времени письмо Вали Володе я
связываю с тем обстоятельством, что на радиоузле Валя,
очевидно, курировала радиосеть разведбатальона манора
Григорьева С. М. Каждый радист узла был закреплен за
определенной в/часты о».
Письмо не известному нам Володе:
«1 0 .V II.1 9 4 3 г.
Здравст вуй, В ол одя!
Привет плам енны й с п ер ед овой ! П иш у почти на рассвете.
Н очь. Б ы л и ж аркие, жестокие бои. В чера 13 раз х о ­
д и л и «т игры» в атаку, 200 танков! Н о м ы вед ь не чикаться
сю д а п риеха л и . Д е н ь и н оч ь гул , грохот, бомбы. И у нас
есть потери. О ч ен ь хочет ся жить. Работа оч ен ь напряж енная,
я пока связист кой в р а зведк е... В ол н уем ся , но дело
св о е д ел а еш ь, несмотря ни на что, приходит ся и п ер евязывать
р а н ен ы х. П иш и. Ц ел ую . В а л я ».
20 Н ы н о — су п р у г а Н. И. П осп ел ова. (Л. Л.)
59

«Очень хочется жить»...
Хочется, но — на фронт.
Хочется, но — в танковые войска.
Хочется — но на передовую...
«Следующее письмо,—утверждает Н. И. Поспелов, у
которого, судя по всему, память— просто позавидуешь,—
было написано, когда корпус был уже выведен из боев,
и мы готовились в путь—на формирование. Здесь, до
посадки еще в вагоны, генерал Васильев И. Д. вручил
отличившимся в боях радистам боевые награды... Потом
генерал сфотографировался со всеми девчатами (награжденными
и ненагражденпымн). На этом снимке есть и
Валя».
«30 июля 1943 г.
Здравствуйте, мама, Павлуша!
Привет пламенный от Вали! Жива и здорова. Стоим на
отдыхе. Не беспокойтесь, это будет ещ е долго, а потом будем
действовать совсем на другом фронте. Сообщаю вам,
что фото ваше, посланное за 24 февраля, и то письмо получила
сегодня, прошло 3 части, открыточек нет и и помине,
но фото я смотрю. Вижу, да и Володя Кириллов писал,
что ты, мама, постарела. Очень обрадовалась, что фото всетаки
дошло. От вас получаю письма очень часто, особенно
от мамы.
Просилась у генерала в отпуск. Говорит — нет, отвоюемся
— тогда. И с этим приходится соглашаться. Порядок
у нас строгий. Сказано командиром — закон.
Мама! Как вы живете? Чем и как? О чень тяжело и горько,
что нет нашего Кости. Подумаю иногда — так не верится.
Может, все-таки жив? Но «правда» — жестокое
слово войны... Много людей и здесь пропадают без вести.
Но нет, нет его, он бы отозвался...»
Почтовая открытка. Подлинник, присланный Г1. С. Бархатовым.
Датировка весьма ориентировочная — вторая половина
1943 года:
«Мама! Ваших писем не получаю. А дрес ещ е раз изменился,
вместо «ч », «е» ставьте «ж ». Писала, по радио
передали, а вы не слышали. Передали 24-го в 6 часов,
мне много людей написали, слышали они, да нет бумаги отвечать.
Гриша пишет, Володя, — фронтовые мои друзья.
Я теперь радист форменный.
Затишье. Не беспокойтесь, — победим, за все рассчитаемся.
Не плачь. Мужайся и плюй на них, тыловых бездуш
ных чиновников.
60

М ама! П ол уч и л а п и сьм о от Ж е н и , ш л о 3 м еся ц а , и от
Л ены . В аш и п и сьм а идут в с е г о м еся ц , пишите чащ е. Ж д у
и тоскую, всп ом и н а ю дом . Скаж и Л ю б е, — пусть напишет и
вообщ е — кто помнит, то и м ы пом ним , а от дур а к ов и
ждать н еч его .
П авл ик! Нищета — н е прест упление. Ж и в и надеж дой.
Ц ел у ю , ваш а д о ч ь В а л я ».
Из содержания этой открытки видно, что жилось семье
Бархатовых в тылу очень и очень нелегко.
«2 3 .Х . 1943 г.
Д о р о га я мама, П авлик, М ария, Л ора и Валик!
( . . . ) фронт, район М елитополя. С ообщ аю вам, р одн ы е
м ои, что я ж ива и здор ова, н а хож усь на фронте, снова бои,
атаки. Чтобы быть ж ивым, надо убивать, с т р а н н о вам?
Мама. Б е с п о к о ю с ь о тебе бол ьш е всего. Н о я н е плачу, я
привы кл а го р е переносит ь без слез. П олучила 1-е письм о
от Л и н ы . П и ш у в траншее накрытой, похож ей на блиндаж.
«К ост ы л ь» кидает бомбы и заж игалки, предрассвет , почти
тихо. С к оро забьет артиллерия, потом штурмовики, а потом
атака. И зредк а бьет миномет. Бомбят совсем близко.
Страшно бывает так часто, надоело. Вот и все.
Ц ел у ю , Валя. Пишите чаще. С кучаю с тебе, мама. Н е
плачь. П авлик, у ч и сь хор ош о, помогай м ам е».
Один момент поразил меня в этом коротком письме. Надоел
даже страх, надоело даже бояться. Вот что делает с
людьми война.
Кстати, и это, и следующее письмо — подлинники.
« 1 0 .X I. 1943 г.
Здравствуйте, мама и П авлик! Привет вам от В а- ■
лентины!
М ама! П орадуйт есь вместе со мной. ( Ж а л ь, что не придется
побывать д ом а ). Эта была бы сей час радость больш е,
чем м оя награда — ор ден К р а сн ой З везды . П олучила п и сьма
от вас, бесч и сл ен н ое множество, отвечаю только 2-й раз.
Видите, я ещ е ж ива, здорова.
Е сли будет в газете что-нибудь о д ев у ш к е П апуге М а­
рии — это м оя п одруга ... Это скром ны й воин, первая из
в с е х побывала за Т урецким валом, вообщ е замечательная
девуш к а .
М ама! Я бы чащ е вам писала — сейчас, пока есть возможность,
да чувствую себ я немнож ко неваж но. Забинтована
голова и правый глаз, восп ален и е ж елез. Вот уж е че­
61

тыре дня болит голова, стоим в м а л ен ьк ой дер евуш к е,
тихо. Канонада по утрам напоминает, что п ер ед о в а я очень
близко.
Мама! Но не бесп окой ся обо м н е, я зн а ю , з д о р о в ье мое
скоро улучшится, и я снова б у д у драться. М ам очка, м оя дорогая
мамулька! Не плачь только, война-то кончится.
•Мама! Получили ли вы м ою ф от ограф ию? П л оха я, ну
все-таки напомнит о том, какая я сей час. С у р о в ы е годы изменили
безусловно черты лица.
Лена Шуткина м олодец — пишет част енько, а Павлик
— не знаю, забыл что ли, что я его сестра, просто si не
хочу его ругать. Как он живет, что есть у н его из одеж ды,
есть ли валенки и теплое пальто, и н е знаю , г д е вы возьмете.
Где, мама, достаете хлеб, продукты? В е д ь то, что ты, мамочка,
получаешь, это мизерная величина, на кот орую никогда
не проживешь. Сколько помогает М иш а и как, мама, вы
теперь относитесь с М арией, как дети В а л ер и й и Л арисочка,
здоровы ли, и я далее не знаю — от дельная у вас комната
или нет? Вообщ е, где вы теперь живете, вместе с тетей(?).
Кто в нашем райкомовском дом е живет?..
О том, как я себя веду в этой обст ановке, н е б есп ок ой ­
тесь. Я живу для будущ его. Плевать х о ч у на все.
Мама, пишите мне подробнее все. З наю , как tsimcao п е­
режить тебе, мама, всю эту стопроклятую, осточертелую
войну, мама!
Вот и все. Если есть фотография ваш а, — пришлите...
Целую горячо, жду наш ей встречи.
Валентина».
«Я снова буду драться».
Это нагшеала девушка. Человек, только начавший жить.
А она уже спасала иас с вами.
И спасла!
«Я живу для будущего».
«17 ноября 1943 г.
Здравствуйте, мама и Павлик!
Мама! Письма от вас я получаю оч ен ь часто, в л ю б ы х
условиях нахожу время для того, чтобы ответить вам...
П риш лось мне, мамочка, лицом к лицу посчитаться с
немцами на Украине. Около 150 километров прош ла наша
часть на запад. С благодарностью встретили нас ук раинцы ,
это ведь больш ое дело — быть освободителем. М н е часто
было слы ш но, когда м еня спраш ивали: «Д а никак ди вчи-
62

на?!» В одном селе даже назвали «освободительница». В се
время я была в первы х рядах. О, немцы драпали!.. И , наконец-то,
место, где даже первая буква напоминает погибшего
или затерявшегося брата.
По рассказам жителей и живым следам к пленным варварски
относились. Из севастопольцев мало живых. Ну,
уж я ничего не прощ у фрицам!
-Мама! Л сегодня у меня хорош ий день. На полянке нас
выстроили, приш ел комбриг, вызвал меня, я подошла повоенному.
Даже смутилась чуть-чуть. Комбриг сказал: «За
образцовое выполнение заданий командования по борьбе с
немецкими захватчиками и проявленные при этом мужество
и отвагу старшему сержанту Бархатовой Валентине
вручаю орден Красной Звезды ». Я взяла драгоценную коробочку,
повернулась лицом к строю и строго и четко ответила:
«Служу Советскому Союзу!»
Потом все поздравляли меня за руки, смотрели орден,
вообще я сама рада. Сколько пришлось пережить тяжелых
минут...
Мамочка! Я очень соскучилась о доме, вспоминаю сейчас,
как в совхозе жили, уютно в кабинете, книги наши.
Это кажется сном, сказкой.
Около двух лет — холод, метель сталинградская, раскаленный
песок, а ты все идеш ь вперед, не сгибаясь.
За этот поход мы потеряли многих замечательных «старичков»
нашей бригады. Я тоже встречалась со смертью, но
судьба меня бережет. М ногие упали на пути, а я все иду.
Идут впереди солдаты, идет народ, бьемся за то, чтобы люди
на земле жили по-человечески. Ж ди меня, мама. Приеду
домой, как только кончится война.
...Да, когда все утомятся, надо суметь быть веселой и
( сказать) бодро, девичьим голосом: «Л ну, ребята, чего
приуныли?! Споем!»
...Вот и все. Пишите чаще. Ц елую, Валя».
«Наконец-то место, где даже первая буква напоминает
погибшего или затерявшегося брата». Место это — конечно
же, Крым. Крым, одаривший вначале семью Бархатовых
счастьем — Валин Артек, а потом подкосивший двумя
смертями.
Это письмо, видимо, особенно дорого Павлу Сергеевичу
— ведь адресовано оно именно ему:
« Здравствуй, братишка Павлик!
Получила 2 твоих письма, большое спасибо! Наконец я
кое-что узнаю о школе, учителях, даже здесь на передовой,
63

я вспоминаю все это. Павлик! В тебе я, кажется, узнаю наш
дубликат, наш Костя был хорош им общественником, отлично
училась и я. Так смотри, — ничем не изломай нашей
фамилии. Это хорош о, что ты м ного заним аеш ься военной
подготовкой, мало любить Р оди н у, надо уметь защищать се,
Павлик.
О последней атаке я псе написала маме, прочти внимательно
и вдумчиво. Т еперь у м еня личный счет, более 30
фрицев нашли смерть от м оей руки. На груди у меня орден
Красной Звезды, медаль за оборону Сталинграда, и, если
жива буду, вручат ещ е за последний бой, в бою я была в
танке у комбрига в экипаже радистом-пулеметчиком, военное
звание всего только ст. сержант, больш е мне и не надо.
То, что ты в школе комбат, это меня радует, здесь есть
пацаны с '25 г. — полками командуют. У чись и ты всему,
впитывай знания, они никогда не лиш ние, да если и вообще,
Павлик, ты будеш ь много знать, ты красивее увидиш ь
жизнь, будеш ь все понимать лучш е, чем все.
Высылаю тебе открыточку па память. Почему ты не пиш
еш ь ничего о твоих друзьях, кто они, особенно из числа
девуш ек? Вообще, Павлик, я жду от тебя искренности в
письмах. Мама редко пишет о тебе, видимо, не хочет
расстраивать: куриш ь?
Да, Павлик. Напиши, как у тебя с одеж дой, ведь 2 года
как я уехала от вас, ну что же, — все это проклятая война».
(Конец осени 1943 г.)
«Не изломай нашей фамилии».
Какие слова! Какая в них гордость за свою негромкую,
но честную, трудящуюся, всеми уважаемую семью!
Павел Бархатов не подвел сестру. Как и сестра, он всю
жизнь стремился быть на передовой. В мае 44-го
гибнет Валентина, а в июле он идет добровольцем в армию.
Конец войны был уже виден, и таких мальчишек старались
беречь: Павел попал в Омское военное училище летчиков
(тогда оно именовалось ОВАШП — Омская военная авиационная
школа пилотов). Грянуло 9 мая. Перевели в техническое
училище. Затем была служба в ВВС. После демобилизации
некоторое время жил и работал в Новоазовске;
туда по совету врачей (сказывались последствия ранения)
переехал вместе с матерью старший брат Михаил.
С начала строительства Братской ГЭС Павел Сергеевич
в Братске. Окончил высшую партийную школу, был на
партийной и профсоюзной работе. В Братске награжден
орденами Трудового Красного Знамени и «Знак Почета».
64

Баля Бархатова — школьница..

(е.иья Пари:иroe ил: <Редосья Трифоновна, Налептипа, Константин, Павел. 1935

н Лртске. H):i7

1 *
л *
& i 4
j a ^ .
<5 з . j , r
4 . 4 . 1 ? ?
r i p
О ^
3 Г s5 ^ S' 1
3 x; 2\ 5 r o о s ^=> ^
—. .T-, — ■» - 4 ~Z)Z
! П ) и S t И 1
' J S ^ i I I
• ** i ? 1
1 1 г ?
I i ч 4 | . i j * s -
s 5
U 5
° З-ч'З a v ^ -- -
5 ’i Л * s
j

Страниц!,i Валиного дневники. Ю41 г

тпкоаот корпит .'тор,,., майор II. Д. Ппсильеа среди
putliicuni. Цгнгралиный фронт. 1943 г.

^ ------
ИлЛлли| ^bTKXj.juJ^Ol ^ -Л р -'
o r fVc^ ' t r r /t*< е> Ь А-О^о 3
'Ыир^ОиХи . 'ie^r-tf-^tr-e. >x^tve 1-1ЛлЛе,ъо .
с ^ ^ с ^ ь л ^ - б с ; C e t ii^ r 4 /Ъ -м .
# f c - O - C - j ^ £ I C fH ^ L l. U jU **L < 2 yl-< * * ^ -> -0
v j——• /Г2*у-т-&-Ь o -o t. Mj.j'ij^-xiJua hc4^ $n~*-o .
Ut> К-^т>-*-м <}Ъ^> o r ~ои-ып~о . G|r^ t K ., он
■ V < ^ t u U O t • ■ t/ v & C * X £ 5 cl£ •£ б « д -^
■ Сi!Vt/игчче . ^te -Сууъ*л«л&*Ак
'^Де» Алаллшмс He c / in ^ j , * -» y z u Илгх-а_
C>*i*oJasi*Aj& ct*o qjU ^TxaAa tk p . *Arf2a>-u_
■/-О I L o £ Х ъ п а л * - С ? С л л Н ^ е С у Н л л * .—
Уусуксг Йо» C«Y^vw фЗокл.. °- j^*-**- ^ tSk
o * c-fb-1 CX^u-и h e C~o~da^J-ч. t> гм>
&H 'Vjf. - 1~0 С Т С ^ - у ^ ^ - -
. К-о^л-^/глл-ХА c^ eO yo lca_yf~. * у —
$?Cr. / --Я
К г CAnJUU^^»
1Л^>
I n * * f * 7 i r r ^ -
0<>/<o u j п осл ед н и х п исем с фронта.

То строки из письма Валентины Сергеевны к брату, где
она говорит о возможной награде за последний бон, хочу
проиллюстрировать официальным документом — наградным
листом — приложением к приказу по бронетанковым
поискам 4-го Украинского фронта от 8 декабря 1943 года.
Текст его цитируется в рукописи Т. В. Божко:
«Радистка роты управления старший сержант Бархатова
Валентина Сергеевна, ране,е награжденная орденом
Красной Звезды, в период боевых действий бригады в
районе Большая Лепетиха Запорожской о б л а с т и , работая
радистом на танке командира бригады, проявила образцы
мужества и отваги. Ходила в атаку на танке командования,
передавала боевые распоряжения частям и подразделениям
бригады, вела огонь из пулемета и орудия, уничтожив в
этом бою 27 гитлеровцев...
На основании изложенного достойна награждения орденом
Славы 111 степени». \
Есть еще одни документ — недатированный. Он тоже из
рукописи Т. В. Божко. Это письмо к Валиной матери от командира
подразделения, в составе которого Валя воевала.
(Возможно, послано оно было не в это время, но так ли уж
важно это?..)
«Уважаемая Федосья Трифоновна!
Благодарю Вас за хорошее воспитание Вашей дочери
Валентины Сергеевны. Какая замечательная девушка Ваша
дочь! Бесстрашная, патриотка, она отлично владеет боевой
техникой, с честью выполняет свой воинский долг.
Все н одразделенне гордится своим боевым товарищем
Валентиной Бархатовой».
Короткое письмо — треугольник из обрывка бумаги:
«8.Х П .43 г.
Здравствуйте, мама, Павлик! Сообщаю, что жива и здорова,
нахож усь там же, обстановка не изменилась. Ходим
грязные, умывались не помню когда. Погода все еще не
морозная, грязь. 2-й день заморозки, снега еще нет. Мама!
Обо мне не плачь, если останусь жива, вернусь к вам. Пот и
все. Писать нечего.
Ц елую , Валька».
В следующем письме (его подлинник — в 106-й школе)
важное сообщение: Валентина решила стать коммунистом.
«Здравствуйте, дорогие мои мама и Павлик!
Письма от мамы получаю очень часто. Отвечаю вам t o ­
gs

же частенько. У нас слякоть и дож ди мешают боевым действиям.
Вчера оформилась окончательно кандидатом
В К П (б ). З доровье м ое пока п р ев о сх о д н о е. Спать на земле в
декабре это не так уж обы чно для организм а, надоели чирьи.
Замучили прямо. Готовимся к жестоким боям, последней
операции.., а там я сделаю все возм ож ное, чтобы день
рождения провести дома, оч ен ь я соск уч и л а сь о вас, все бы
бросила — и к вам, только к вам. О чен ь хочется отдохнуть,
хоть на минуту, на час, на н едел ю , на десять дней... П так
устам, боже! Надоело все на свете. В оен н ое командование
меня не интересует, если бы поучит ься ещ е... Так все пропало
вместе с началом войны.
'Вот и все.
Горячо целую вас, Валентина Бархатова.
9.X II.43 г.»
Несколько неуклюже построенную фразу о поенном командовании
следует, видимо, понимать так, что Бархатову
не интересует, будет ли она военным начальством или нет,
командовать она не хочет.
«Милая мама!
Очень я волнуюсь за твое здор овье.
Написала письмо Х удол еев у, Ч ер н ову в райвоенкомат.
Поговорила со своим командованием, в отпуск пока не отпускают,
задерживают боевы е операции, из части пошлют
письмо, а там, может, как-нибудь...
Мама, дорогая мамочка, надоела всем эта проклятая
кровавая война. Ж иву я неплохо, стоим в об ор он е, и даже
ухитряюсь приходить в наш штаб и пробовать отпечатать
вам письмо на машинке.
Ночью был обстрел через нас, пустяки, на передовой
фрицы кричат и просят миру. М ы н и чего не простим — ни
смерти Кости, ни обиды семьи. Н емцы отобрали веселы й
беззаботный смех, очернили наши мечты, оск верн и л и все
наше святое и милое. М ы м олоды, но тройной ц ен ой расплатимся
с немцами. Если же буду жива, к св оем у 20-летию
постараюсь украсить грудь новым б оев ьш орден ом .
Дорогая мамочка! Обо мне не б есп ок ой ся , солдат я исправный,
службу знаю, не посмею ничем осквернит ь честь
семьи и Родины. Пишите мне почащ е, я оч ен ь о вас соскучилась.:.
Ваша Валентина.
17 декабря, 1943 год».
Худолеев — это тогдашний секретарь Молотовского
райкома партии.
60

П одлинник и з В р а т с к а :
«Д орогая м о я , р о д н е н ь к а я м ам а!
Полк наш от вели на от ды х. II т еперь я от дыхаю. И, кажется,
все-таки к о н ц а н е в и д н о .
Мама! О бо м н е н е б е с п о к о й с я , как в и д и ш ь , я выж ила,
пройдя о г о н ь , в о д у и м е д н ы е т рубы.
М амочка! О ч е н ь с о с к у ч и л а с ь п о вас. П ож ила я ср еди
солдат, у в и д ел а в с е г а д к о е нут ро в о й н ы . В о о б щ е, кажется,
я не и зверг, убиват ь б о л ь ш е н е х о ч у . Ma.ua! Д ом ой п р и еду
не скоро, а н а д о ел о . П исат ь п ок а н ек о гд а . С п еш у , м ен я сей ­
час вызвали в полит от дел, я о ж и д а ю вы зова. В и ди м о, п ой ду
по полит ической части. П ривет в с ем р а д р ес старый. П и ш и ­
те, ж ду. К р е п к о ц е л у ю тебя, м о я м ил ая мама, привет гор я­
чий П а в л у ш к е! »
На карточке, прикрепленной к этому письму, я смог поставить
лиш ь год — 1943-й. Точнее датировать невозможно:
сама Валентина этого по сделала, а почтовый штемпель
не пропечатался. О днако настроение Валино эти скупые
строки передают. И она была не железной, и на нее накатывала
ж уткая, ни на м инуту не отпускающая усталость.
«4.11.44 (да т и р овано п о почт овом у штемпелю).
Здравст вуй, П а в л и к ! С го д о в щ и н о й Р К К А !
П ол уч и л а твое п и с ь м о , б о л ь ш о е сп аси бо, что написал
так п о д р о б н о о с в о е й ж и зн и и о товарищах. Я сейчас н е на
фронте и пот ому писат ь почти н еч его . П огорел и . Я {дем новы
х (б о е в , м а ш и н — А . Л.), бы л и надеж ды побывать в
М оск ве и е щ е у в а с, н о в с е п р оп а л о. Н ек огда . Н адо воевать.
Н и за что н е б р о са й ш к о л у . Это в ед ь пока все твое счастье,
кот орое в с е р а в н о прервут , п о й д еш ь в армию. Н у как
бы JU-к у кончит ь тебе. З н а ю , как тебе и маме трудно сей ­
час. Н о у м ен я такая д у р а ц к а я су д ьб а , что даж е помочь вам
нечем, а в с р ( е д н и е ) к ом а н ди р ы не х о ч у ...
П авл и к ! Нам в о й н а н а доел а н е м ен ьш е. Н аучилась на
все смотреть св о и м и глазам и. М ам е помогай во всем. Х ор о­
ш о, что б ы в а еш ь у М а р и и : у н е е в ед ь теперь сем ья и ей тоже
трудновато. В а л и к м н е в се Чкажется малюсеньким.
«В алеч к а, да й пит и», а тех почти н е знаю. Твой друж ок зак
а ды ч н ы й , этот В о л о д я Ост риков, ви дн о, хор ош и й и сер ьез ­
ны й ю н о ш а , р а з математик, значит, парниш ка тот. Как у
тебя, П а вл о, с математикой д е л о ? Кто е е ведет в ш коле и вообщ
е м н о го ли ты самостоятельно р еш а еш ь? И только
почер к остается п о-п р еж н ем у к урины й , ош ибок стало пом
ен ьш е и в п и сьм а х . Может, и у м ен я есть они сейчас, да
уж не до грамматики солдату. П авлик, в каждом п исьм е пи-
67

о
ши, как мамино здоровье, как у вас с одеж дой и питанием,
все ш кольные новости, праздники, молотовскую п огоду и
все-все.
Я, зимы не видела. В есь январь в грязи ш лепаем. II на
лыжах уж, может, разучилась. В личной судьб е изм енений
никаких. Есть один знакомый (н е р у сск и й ) Айн и, ухаж и­
вает. А так все ничего...»
«...Научилась на все смотреть своими глазами».
Такие слова не выдумаешь, не скажешь просто так...
Их нужно выстрадать. Их нужно заработать — хребтом,
кровью, потом. За них нужно заплатить каким-то куском
своей единственной жизни.
Валентина заплатила за них.
Отрывок из письма матери. Даты нет, но, судя по упоминанию
о вступлении кандидатом в члены партии, — начало
1944 года. Текст взят из рукописи книги Т. В. Божко:
«Я кандидат партии, у меня в нагрудном кармане х р а ­
нится кандидатская карточка. Вместе с командиром я теперь
выполняю сложные боевые операции.
Вчера мы прорвали фронт противника, проникли в тыл.
Фашистская свора в замешательстве разбеж алась кто куда.
Взяли в плен здоровенного гитлеровца (м инировал д о ­
рогу). От страха он долго не мог говорить, чакая зубами.
Потом разговорился и повторял только: «Капут Гитлер,
Гитлер капут».
Следующее письмо (оригинал хранится в музее школы
№ 106) отправлено из Куйбышева (новосибирского небольшого
городка, что рядом с Барабинском). Дело в том, что в
феврале 1944-го Валентине дали, наконец, отпуск. Именно
в феврале: сбылась ее мечта — встретить свое двадцатилетие
в кругу семьи.
По одним сведениям отпуск был двухнедельным, по
другим — десятидневным. Но как бы там ни было, часть
драгоценных этих дней Валентина решила использовать
для встречи со старшим братом — тот был тогда в Куйбышеве
— сделала на обратном пути довольно приличный
крюк.
Но прежде чем цитировать это письмо, попытаюсь при
помощи двух уже знакомых нам людей рассказать, как проходил
Валин отпуск.
С Анной Дмитриевной Кузнецовой мы встречались в
предыдущей главе. Она написала мне, что в сентябре
68

1935 года райком комсомола направил ее работать старшей
пионервожатой в Изылбашскую среднюю школу. Л азерном
пионерском сборе выбрали актив дружины, Валя стала
председателем совета отряда.
«Она была хороший организатор пионеров своего отряда,
— вспоминает Анна Дмитриевна. — В выходные дни
вместе с отрядом ходила на прогулку в лес, в поле. Зимой
— на лыжах, коньках, летом — на берег Иртыша. Купалась,
рыбачила вместе с пионерами. Вела дневник отряда.
В Изылбаше был тогда колхоз «Прогресс», отряд Валентины
взял шефство над его свинофермой: ребята ухаживали
за поросятами — чистили их, следили за привесами,
кормили. За это весь отряд на слете ударников сельского
хозяйства был премирован пионерскими галстуками
и синими пионерскими костюмами.
Валина путевка в Артек была первой за всю историю
школы. Приехав из Артека, она много рассказывала своим
друзьям о том, что видела, с кем познакомилась».
По словам А. Д. Кузнецовой, прибыв в отпуск, Валя в
первую очередь пришла в школу. Срочно по цепочке, по
«веревочке» собрали всех пионеров на сбор. Проходил он в
Доме культуры. Но это был необычный сбор. На него пришли
и старшеклассники, и взрослые люди, даже старики и
старухи — всем было интересно из первых уст узнать новости
с фронта. Всем хотелось повидать Валентину.
«Валентина Сергеевна, — вспоминает А. Д. Кузнецова
— много рассказывала об освобождении наших сел и городов.
Она участвовала, например, в освобождении села под
названием Каховка.
После сбора мы с ней пошли по улице Ленина, я ее проводила
до дома. Она была в солдатской шинели, солдатских
сапогах и шапке-ушанке. Вот такой она осталась у меня в
памяти».
ч Во время командировки в село Иртыш я познакомился с
Анной Дмитриевной, был в ее доме, разговаривал с ее мужем
Степаном Васильевичем. Он — тоже участник войны,
весь изранен. Оказалось, что другом его был Михаил Бархатов,
в 40-м году вместе уходили на финскую войну, вместе
работали в райкоме комсомола.
А потом мы вышли на улицу, и Анна Дмитриевна отвела
меня к домику, в котором жила семья Бархатовых. Она
Jl И з ы л б а ш — старое название села Иртыш, т. е. переименовывал
ось он о в такой последовательности: Изылбаш — М олотово — Иртыш.
69

рассказала, что Бархатовы жили в М олотове в трех местах,
второго и третьего домов уж е нет, а вот первый — по улице
Ленина, 70 — сохранился. В те времена дом этот принадлежал
почтовому ведомству, которое и предоставило его
Бархатовым (мать работала почтальоном).
Дом выглядит довольно крепким, ухож енным — видимо,^хороший
хозяин его сейчас занимает.
Спросил о Валином отпуске я и у Павла Сергеевича,
ведь тогда он учился уже в десятом классе? В ответ пришло
очередное письмо из Братска:
«У меня хорошо сохранились в памяти дни, проведенные
Валей в отпуске... Она была где-то с 15 по 25 февраля
(1944 г.). Ее очень хорошо встречал весь район, она была
уже награждена орденом Красной Звезды и несколькими
медалями.
Она очень хорошо выглядела в военной форме, возмужала.
Практически весь отпуск — в кругу товарищей, учителей,
школьников. Не помню случая, чтобы хоть один вечер
мы были втроем (мама, я и она). Мы жили тогда вдвоем с
мамой.
Валентина много выступала перед школьниками, членами
ВЛКСМ, трудящимися. Я хорошо номшо: в честь ее в
школе был проведен специальный вечер, где она много рассказывала
о войне. Потом были танцы, и я с ней танцевал.
Все с завистью смотрели на нас. Интересны были и проводи
» .
Павел Сергеевич сообщил, что их покойный старший
брат (тогда он был уже капитаном) вспоминал, что предлагал
тогда сестре похлопотать о переводе в тыловую часть
возможность такая была. «Говорил ей: ты уже навоевалась,
хватила своего, но она и слушать не хотела. Поехала в свою
часть».
А перед самым отъездом — 2 марта написала письмо
домой.
«Здравствуй, дорогая мамочка и П авлик! П лам енны й
привет вам от Валентины и М ихаила С ергееви ч а !
Мама! Это письм о я п и ш у уж е из М и ш и н ой комнаты,
очень чистенько и уютно. Н ачну все по п ор я дк у. К ак только
вы ехали из Молотово и доехал и до Усть-Заостровки, п одн я ­
лась метелица, света белого н е различить, в 10-и ш агах
человека не видно. К опал ись все и п р одви га л и сь. Остался
ночевать в поле ш оф ер, а все уш ли в гор од пеш ком . П н е
реш и л ась и осталась на месте маш ины. В 3 часа ночи ехали
70

м им о танки, м ы уж е замерзли окончательно, все мокрые
н а ск возь, он и нас подобрали22. В городе я приехала на
вокзал в 4-00. Достала билет только благодаря орденским
правам и этим ж е утром выехала на Барабииск. И вечеру
я наш ла квартиру \1шии, пош ли его искать, а его нет, все
п р ош л и : ст оловую, его кабинет, учебны е классы. И встретились
на ул и ц е.
Он п о х у д е л , но не так уж сильно. И зря мамочка нечего
беспокоит ься. Одет он прилично. Поговорили уже кое о
чем — о б о я х , о ваш ем житье-бытье. (Писать кончаю, доп
и ш у в се е щ е до конца).
М ами, вот я уж переночевала у Миши двое ночей, и с е ­
годн я 2 марта еду в Барабииск, там мы с Мишей и со своими
правами о р д ен он осц ев постараемся достать плацкартный
билет.
В чера м ы с М иш ей ходили в офицерский клуб, там были
танцы и кино «З а У к раину», здесь я получила в части его
талоны на продовольст вие и хлеба 2 кг, сала, сахар, селедку.
Так что, мамочка, я довольна, что увиделась с Мишей,
теперь в ед ь опять надолго, года два-три. Миша все мне уложил
зан ово, все м ое барахло, дал мне лохматое полотенце...
М ама! Я п о ед у снова в свою часть, во-первы х, этого я хочу,
и во-вт орых, иначе никак нельзя. С Мишей мы хорошо
провели врем я.
Т еп ер ь опять дорога.
Обо м не не беспокойтесь. С ледую щ ее письмо с подробностями
вы ш лю из М осквы. Миша на дорогу дал мне деньжат.
Так что все хорош о.
Ц ел ую крепко. Валентина.
2 марта 1944 года. г. Куйбыш ев.
Мама! Д о новой встречи».
Кто знал, что новой встречи уже не будет...
И снова Валя в своей танковой бригаде, среди боевых
товарищей.
Впереди был занятый врагом Крым.
Ни Валентина, ни ее друзья, конечно, не могли знать,
По словам П. С. Нархатова. это были три танка, построенные на
ср едств а , собран н ы е местными жителями. Экипажи, получившие их,
н акануне отбы ти я на ф рон т прнеэжалп в райцентр поблагодарить л ю ­
ден. (А. Л.)
71

какие мечты возникали в воспаленном мозгу фюрера, когда
он еще в самом начале войны смотрел на карту Крымского
полуострова.
«Красоты Крыма, — говорил он в неофициальной беседе
с Борманом в ночь с 5 на 6 июля 1941 года, — мы сделаем
доступными для нас, немцев, при помощи автострад. Крым
станет нашей Ривьерой».
Валентина и ее друзья пе знали о глобальных планах .
Гитлера. Стенограмму этих бесед впервые процитировал (в
переводе с английского) Константин Симонов в 1975 году.
«Крым даст нам свои цитрусовые, хлопок и каучук...
Мы будем снабжать украинцев стеклянными безделушками
н всем тем,-что нравится колониальным народам... Мы
будем организовывать путешествия в Крым и на Кавказ...»
Гак вещал фюрер 18 сентября того же сорок первого
года.
Ни один из тех, кому предстояло возвращать полуостров
Родине, не знал об этих изуверских мечтаниях. Но каждый
знал одну простую вещь: наша земля снова должна стать
нашец во что бы то ни стало.
Фашисты считали, что за время оккупации сделали полуостров
неприступным. Так, в приказе командующего их
17-и армией говорилось:
«...Крым на замке. В мире еще нет такой силы, которая
ыла бы способна прорвать немецкую оборону на Перекопе
и Сиваше. Пусть немецкие и румынские солдаты спокойно
отдыхают в окопах. Они здесь проживут до нашей победы.
Путь большевикам в Крым навсегда отрезан...»
Но большевики считали иначе.
7 апреля 1944 года был зачитан приказ:
«Воины 4-го Украинского фронта!
ы стоите на подступах к солнечному Крыму — к .
здравнице страны. Велик и славен путь от стен Сталинграда
до урецкого нала и крымской земли за Сивашом.
ы отстояли Сталинград, разгромили немецкие танковые
колонны Манштейна, взломали Миус — фронт, вернули
одине всесоюзную кочегарку Донбасс. Вы прорвали
мощно укрепленный рубеж на р. Молочная...
Мы бьемся на земле, политой кровью наших отцов и
братьев в 1920 году. I огда великий полководец Фрунзе вел
красные войска на штурм Перекопа, форсировал Сиваш н
очистил Крым от банд черного барона Врангеля. Тогда молодая
Красная Армия совершила великий подвиг, который
вечно будет гореть в истории. Пусть наш героизм нарастит
72

мировую славу воинов Фрунзе — славу русского оружия...
Приказываю:
Войскам 4-го Украинского фронта перейти в решительное
наступление, прорвать оборону немцев в Крыму, раздробить
их силы, окружать по частям и уничтожать...
На сокрушение врага, воины 4-го Украинского фронта!
На бон за освобождение Крыма!
Да зравствует наша могучая Советская Родина!
Смерть немецким захватчикам!»
На следующий день штурм начался.
Можно представить, какие чувства испытывала Валя в
те апрельские и майские дни. Позади Турецкий вал, 11 апреля
взят главный железнодорожный узел Крыма —
Джанкой, 13 апреля — Симферополь. Можно предположить,
уже зная ее, Валентину, почему она стремилась в
в самое опасное место — стремилась фактически навстречу
гибели.
Не зная, конечно, этого.
Она была ранена. Другой человек на ее месте мог бы поберечься.
Никто бы не упрекнул ее за это.
Но здесь, в Крыму, в августе 37-го года прошли под
Медведь-горой ее артековские дни — одни из самых счастливых
в жизни.
Но здесь, в Крыму, в нюне 1942-го после участия в беспримерной
по героизму восьмимесячной обороне Севастополя
погиб брат...
Нет, не быть в Артеке врагу! Нет, не будет отдан предателям
Бахчисарай! Не будут зализывать свои поганые раны
на курортах Южного берега эсесовцы!
Хорошо, точно назвали свой документальный сборник
участники освобождения Крыма — «Мы вернулись, Севастополь»
(издательство «Таврия», 1983). Вначале мне показалось,
что в конце названия можно было бы поставить
восклицательный знак, по потом понял, что не поставлен он
сознательно: ветераны, видимо, сочли, что это внесет излишнюю
патетику, они обещали вернуться, должны были
это сделать и сделали.
Мне довелось быть в Севастополе дважды. После Ленинграда
и Тбилиси это самый красивый город, который я видел.
Чистые, прямые улицы, дома из белого, ослепляющего
ракушечника, щедрая южная зелень кругом... И все это
новенькое, «с иголочки» — фактически город выстроен заново.
От Севастополя после войны остались лишь одни
развалины. Поэтому какое-то особое.чувство приходит в ду-
73

шу, когда идешь сегодня по севастопольским улицам —
гордость и горечь одновременно.
«Севастополис» по-гречески — «величественный».
Перед Валей и ее боевыми товарищами был последний
занятый фашистами крупный крымский город. Л ключом к
нему — Сапун-гора. Эта восьмикилометровая преграда на
пути к городу на 240 метров возвышается над уровнем моря.
Тогда она была защищена тремя ярусами траншей, фашисты
устроили на ее склонах 36 дотов и 27 дзотов, огромное
количество пулеметных гнезд. Сапун-гора была опутана
несколькими рядами колючей проволоки, окружена
минными полями...
...Сапун-гора, на которую когда-то счастливую пионерку
Валю Бархатову и ее веселых друзей артековские вожатые
возили па экскурсию...23
У нее, как я уже говорил, имелись все основания не
лезть в самое пекло — после возвращения из отпуска случилось
ранение мелкими осколками в ноги и в лицо. Но
Валентина наотрез отказалась лечиться в тылу.
18 апреля до войск был доведен приказ командующего
4-м Украинским фронтом генерала армии Ф. И. Толбухина:
«Сегодня наши части армии вышли к последнему рубежу
севастопольской обороны противника на реке Черная
и хребту Сапун-гора, что в 5 — 7 км от Севастополя.
Необходим последний, организованный, решительный
штурм, чтобы утопить противника в море и захватить его
технику. К этому я вас и призываю. Вперед, на решительный
штурм!»
Письмо Валентины, датированное 22 апреля 1944 года,
т. е. уже после ранения. Подлинник, присланный Павлом
Сергеевичем:
И опять совпадение: Константин тож е был п Севастополе. Это видно
из его письма домой от 18 (?) октября 1941 г. Правда, название города вымарано
военной цензурой, но абсолютно ясно, что речь идет именно о Севастополе,
хотя бы по упоминанию панорамы:
«Здравствуйте, дорогие мама. Валя и Паша! С пламенным приветом
— ваш Костя. Ну, как видите, я жив, здоров и бодр духом . Сейчас пока
о боях нечего писать, т. к. ужо 2 дня не воюем. В эти дни пришлось
поплавать по морю Черному км 30. Куда ни взглянеш ь — везде
вода. Волны были, но небольшие. Ну а я все время пробыл на палубе,
город красивый, интересный. Полный жизни мирной — для нас, ф ронтовиков,
это интересно как-то. Смотрел панораму обороны 1855 года...
Как наша трактористка работает? Как здоровье? Пишите, что нового у
вас в Молотово? Ну вот и все.
Ж му руку и крепко целую. Ваш Костя...»
74

«М ила я м ам очка!
Пишу н а сп ех. П риш л а почта, а от вас нет ни одного.
Вот уж я ж дала. З д о р о в ь е м о е н и ч его идет. П оправляю сь.
Сейчас я там, г д е д р а л ся I t ост я в 1942 г., им енно под этим
городом. Штурма н е бы ло. Н о к рови будет ещ е много.
Очень, оч ен ь мама! П о сл е боя я н ап и ш у все дальш е. О с­
колки ещ е не выт аскивали, на м а ш и н е н е езж у, хоть пока и
околачиваюсь там ж е. Н о ногам х о л о д н о в горах. А солнце
днем жгет. Д а арт. о г о н ь . Н у , а так в се по-старому. Айни не
видела в б ою , он где-т о с татарами расправляет ся. П олучила
фотокарточку от М и ш и .
Все, ц ел у ю , В аля.
В ы сы лаю ответ из М оск в ы .
П рош у ц е н з у р у дост авит ь».
Что за ответ из М осквы? М ожет быть, ответ на запрос по
поводу Константина?
Молодому читателю может показаться странным, что
Валин друг — особист Айни расправляется не с немцами
или румынами, а с крымскими татарами. Увы, это не описка,
а горькая правда: в период оккупации Крыма часть
местного населения встала на путь предательства — сотрудничала
с фашистами, воевала на их стороне.
Это последнее (из тех, что попали ко мне) подлинное
письмо Валентины Сергеевны.
Странно: на этом треугольнике достаточно четко видны
оба почтовых штемпеля — крымский и омский, молотовскин;
как правило, они смазаны. На омском стоит дата:
12.5.44.
Когда родные читали это письмо. Вали уже не было в
живых.
Письмо отправленное в это же время: 22 — 25 апреля
1944 года.
«Здравст вуй, мамочка, Павлик, М ария, Валерик, Лариса,
Витечка!
Я уж е вы здоравл иваю и пиш у вам чаще. Не писала потому,
что н е бы ло никакой возможности. Н ахож усь на подступах
к го р о д у , который защищал Костя. Ж иву в горном
татарском а ул е, п ой ду сегодн я в санчасть и узнаю, когда
будут вынимать осколки. Раны затягиваются и на лице уже
чуть заметные сл еды . Но об этом и нечего беспокоиться, это
уж е не угрожает ж изни моей.
В чера н оч ью прилетали раз девять, бомбили аул, страш­
75

но было, артиллерийские снаряды тоже долетают. Так что
война остается войной — кровь, жертвы. С егодн я была
большая артподготовка, « И лы » штурмовали п ередний край
немцев, может, скоро штурм города. Останусь жива, тогда
опять на несколько м есяцев можно пожить без угрозы
смерти...
Мама! Лучше бы и дома не быть, стало совсем скучно,
все одна и одна, как будто сирота какая.
Интересно, мам, как у вас там с огородом ? Сколько вы
собираетесь садить картошки, как, не ул уч ш и л ось ли положение
с хлебом? Те 34 кг, о которых говорил Н оволодский,
Павлик-то заработал, — получили или нет? Фотокарточки
от вас тоже не пришли ещ е.
Мамочка! Ты наверное совсем там зам училась?.. Не
знаю, сумею ли я помочь вам, ну как-нибудь вдвоем с Мишей.
Пишет он, что награда какая-то причитается ему. Вот
бы было хорошо. Пишите мне больш е о новостях молотовской
жизни...
Здесь очень красивые места и было бы хор ош о посоветовать
Мише перебираться сюда, в Б ахчисарай... Сейчас
стоит уже давно установившаяся погода, как летом у нас,
только лучше воздух, только лечиться им, как лекарство
помогает. Питаюсь прилично. П орой не хватает только
птичьего молока.
...Да, эта угроза смерти с каждой минутой тяготит. Надоело
и страшно представить, что м ногих нет и что в мире
так много дураков, устроивших миру такое кровопролитие...«
22 — 25 апреля 1944 года».
Эх, Валентина Сергеевна!.. Горько сознавать, но дураков
на нашей земле не убавилось и по сей день. Почитали
бы Вы нынешние газеты, в которых слово «война» едва ли
не самое частоуиотребляющееся. Тяжело было бы Вам и
Вашим товарищам, тоже павшим за то, чтобы убить войну
навсегда, узнать о неимоверных усилиях нашей страны, до
сих пор вынужденно борющейся против возможного, потенциального
и уже не поддающегося никакому описанию
кровопролития.
Осталось три письма. Первые два из рукописи
Т. В. Божко (оба апрельских) и последнее майское письмо.
«28 апреля 1944 года.
Видел бы Костя последние бои наши за Крым... Где-то
76

здесь находит ся его безвестная могила, вместе со многими
другими защитниками слож ил он свою голову, отдал свою
молодую ж изнь.
Спи сп ок ой н о, брат м ой, Валентина за тебя отомстит.
Бьет тяжелый миномет, пролетают снаряды. В воздухе
много наш их самолет ов, проносятся над землей штурмовики,
выотся наш и ястребки. Началась работа!»
Да, видимо, возвращаясь из отпуска и будучи проездом
в Москве, Валентина наводила справки обрате. Видите: она
уже говорит об его гибели как о факте. Сомнений не осталось.
Следующее, предпоследнее, письмо как-то «выламывается»
из того тона, какой присущ подавляющему большинству
Валиных писем. Это письмо она, видимо, писала с
сердцем, наполненным тяжелыми предчувствиями. А может
быть, просто сказалась усталость — усталость от непомерной
физической и психологической нагрузки, от постоянной
опасности, от боли в заживающих ранах...
«30 апреля.
К акое ч у д есн о е в есен н ее утро! Тепло, тихо. В оздух напоен
ароматом цвет ущ их деревьев.
Солнце льет на землю такие ласковые лучи.
Г олос войны отступает п еред щебетанием птиц. Деревья
хотя и полом аны , но и поверж енные протягивают к небу
ветки и издают чарую щ ий аромат.
А земля — пухл а я, влажная, пахнущая перегноем.
Как хочется пересест ь с танка на трактор и взбороздить
землю. К акой богатый урожай дала бы она!
Но со всем этим я, может быть, прощ усь скоро навсегда...
А как я&чется жить, увидеть снова мой народ счастливым!
»
«Как хочется жить...»
Уже не первый раз встречаем мы эти слова в ее
письмах.
Последнее письмо. Валентина Сергеевна писала его,
когда жить ей оставалось меньше суток.
«8 мая (1 9 4 4 г .)
Здравствуйте, мама и Павлик!
Пишу в танке. Над головой пролетают снаряды — это
артиллерия наша дает немцам жизни. В небе полно самолетов.
Штурмовики проносятся над землей, стройно идут
«бост оны », выотся «ястребки». Началась работа. Фашистов
уже вы курили из траншей. П ронесся и рухнул «мес-
71

сершмидт», весь объятый огнем, а летчик на парашюте
приземлился в нашем располож ении.
...Правда, враг огрызается, но сила наша несокруш и­
ма — Севастополь возьмем!
...Сейчас я стою с машиной на старте. Идет подготовка
— завтрашний день решит м ногое. Знаем, будет жарко,
но мы победим.
Мамочка, передай привет учителям и ученикам нашей
школы. А х, как хочется жить! Д о свидания, моя старушка,
моя самая дорогая на свете!
...Командир полка гонит в госпиталь, но я упросила его,
чтоб оставил, кажется, согласился, молчит.
Мама, прош у: обо мне только не плачь, я уж е воин настоящий.
Это письмо придет к тебе, когда уж е все кончится.
Артек цел!»
Как хочется жить!..
* * *
Фашисты хвастались: «Русские удерживали Севастополь
восемь месяцев. Мы будем удерживать восемь лет» .
Не вышло. Валины боевые соратники сбросили врага в
Черное море и в Севастополе, и на мысе Херсонес. Это была
одна из самых блестящих, но и самых тяжелых операции
минувшей великой войны. «Правда» писала об этом 13 мая
1944 года:
«...В Крымской операции и особенно в штурме Севастополя
блестяще взаимодействовали все рода оружия Красной
Армии.
На врага обрушился весь арсенал самой могучей советской
военной техники.
Честь и слава доблестным героям битвы за Крым!»
Эти слова были адресованы и Вам, Валентина Сергеевна.
4
24 Весь Крым бцзпосвобождон за 35 днем, а сдслпишмй стол ь х в а стливое
заявление некий генерал-лейтенант Грюнер вскоре понуро шагал
г голове огромной колонны пленных.
78

Глава
III
ТРАГЕДИЯ ПОД СЕВАСТОПОЛЕМ
«С отни свеж их окровавленных тол людей, за два часа
том у назад полных разнообразных, высоких и мелких надеж
д и желаний, с окоченелыми членами, лежали на росистой
цветущ ей долине, отделяющей бастион от траншеи,
И НИ ровном полу часовни Мертвых в Севастополе... а все так
же, как и в прежние ДНИ, разгорелась зарница над Санунгор
ою , побледнели мерцающие звезды, потянул белый туман
с ш ум ящ его темного моря, зажглась алан заря на востоке,
разбеж ались багровые длинные тучки по светлолазуриому
горизон ту, и псе так же, как и в прежние дни, обещая рад
ость, лю бовь и счастье всему ожившему миру, выплыло могучее,
прекрасное светило».
Л. //. Толсто а. «Севастополь в мае». 1855 года, 26 июня.
Из писем однополчан героини этой книги меня особенно
заставило задуматься одно. Фамилии автора называть не
стану из опасения обидеть.
«Я вообще пичего не помню, не подумайте, что я не хочу
помочь, но я, действительно, ничего не помню. Все
79

прошло как бы в тумане, (будто) не я была на фронте, а
кто-то другой. И когда кто-нибудь что-либо рассказывает, я
лично не вспоминаю».
Ничего не помню...
Человек встал в тупик перед проблемой памяти войны.
И это неслучайность, а увы — закономерность для многих.
Вот что говорит об этом один из тех, кто составляет сегодня
совесть нашей литературы:
«Когда пишешь о войне, действительно, очень тяжел
процесс восстановления памяти. Восстанавливая в сознании
эпизод, ты переживаешь его внутренне снова. Переживать
снова
ОС
эту войну — большое несчастье, наказание
господнее» .
Собирая материал для книги, я составил рабочее досье,
которое условно назвал «Друзья Вали Бархатовой». В нем
более восьмидесяти фамилий. И вот, смотрите.
Божко Евгения, школьная близкая подруга. Умерла,
это вы уже знаете.
Васильев Иван Дмитриевич, командир 19-го танкового
корпуса, генерал-лейтенант. Герой Советского Союза, участвовал
еще в гражданской войне. Умер в 1964 году, похоронен
в Москве на Новодевичьем кладбище26.
Мансуров Айнула Илажетдинович, капитан, заместитель
начальника особого отдела 101-й танковой бригады,
близкий друг Валентины. Я раздобыл его ташкентский
адрес и получил следующий ответ:
«Наконец, собралась Вам ответить на письмо Ваше,
адресованное моему мужу. Много еще приходит ему поздравительных
писем, открыток — со всех концов страны и
из-за рубежа, но... его уже нет! Умер он настолько неожиданно,
что мы до сих пор не верим этому! Случилось это
18 мая 1983 года — два инфаркта — через день — и все!
Ом очень большую вел работу общественную, воспитательную
с молодежью, по линии ветеранов и в полную нагрузку
на своей основной работе. И для пас — его родных и близких
— он жив и сейчас!..
С уважением, жена подполковника — вдова Мансурова
Елизавета Константиновна...»
25 В и к т о р Астафьев. Ж и ть ч естн о и м н ого работа ть. «Л и т е ­
р атурная Р о с с и я » , G декабря 1985 г.
26 О днонол чанка В. Б архатовой Галина К он д р а тьевн в Л и т о в ч е н к о из
города К р оп отки н а написала мне: «Н а его м оги л е ч а сто л еж а т ж и в ы е
цветы , к нем у часто п р и х од я т од н оп ол ч а н е...» И скрен н ее у в а ж ен и е к ген е­
ралу п р осл еж и в а ется и по д р уги м письм ам .
80

Однополчанка Бархатовой Галина Андреевна Руппо,
которая очень и очень помогла мне в работе, спросила в
«постскриптуме» первого же письма: «Вы пишете, что
учились в Казани, в университете. Возможно, Вы знали
нашу однополчанку — Махмудову НурйУо Муртазовну.
Она работала диспетчером в университете?»
Прочитав это, я прямо-таки подскочил на стуле. Да как
же мне не знать Нурию Муртазовну! Это же была «мама»
нашего историко-филологического факультета, на отделении
журналистики которого я учился с 1962-го по 1967.
Правда, была тогда она не диспетчером, а секретарем нашего
деканата. Сколько сложных и норой весьма запутанных
ситуаций в наших взаимоотношениях с деканатским начальством
помогала она нам разрешить. Как сейчас помню
ее. Небольшого роста, изящная, с проседью в черных волосах,
немного ироничная. Всегда подтянутая, всегда в туфельках
на высоком каблуке, отглаженная, в тонких чулках...
Только нам и в голову не приходило, что наша Нурия
Муртазовна — участница войны. А тут, оказывается,
она еще и однополчанка Бархатовой!
Я, конечно же, сразу же бросился писать ей письмо, но,
предположив, что она уже должна быть на пенсии, послал
его не на факультет, а знакомому преподавателю университета,
бывшему омичу Геннадию Антоновичу Балакину —
с просьбой передать.
И получил следующий горестный ответ:
«Нурии Муртазовны нет в живых. Поэтому я возвращаю
твое письмо, адресованное ей.
Ветераны уходят из жизни. А память о них остается.
Нурия Муртазовна была тяжело больна. Умерла она от рака
пищевода...
К сожалению, это печальное известие я вынужден сообщить
тебе накануне большого праздника — 40-летия Победы.
Нурия Муртазовна день Победы неизменно встречала
в кругу однополчан. Некоторые из них приезжали на ее
похороны»27.
Продолжаю этот скорбный список.
Галина Носенко, однополчанка Валентины. Возле ее
фамилии в списке, который я рассылал многим, Г. К. Литовченко
коротко написала: «Умерла 23 октября 1975 г.» А
Анна Ивановна Князева (девичья фамилия Борисова) из
города Галича сообщила:
27 На фронте Нурию Муртазовну звали Аней. (А. Л.)
fi-2304 о,

«Галю Носенко очень любили. Любили ее украинский
говор. Она была ранена в Крыму. Прислала она мне лап иску
на телеграфном бланке, через шофера, который приехал
оттуда, что она ехала с донесением и упала, разбила ногу. А
через час я узнала, что Галя ранена. Ее увезли в IБахчисарай,
а после эвакуировали на Большую землю, как мы
тогда выражались. Больше она не возвращалась к нам в
часть. Получила инвалидность. Вернулась домой, в Полтавскую
область, она не работала, т. к. была 1 группы инвалид,
приезжала на встречу — на 30-летие Победы. И вскоре
умерла. Сказалось ранение в голову. У Гали погиб отец на
фронте, брат. Она все послевоенные годы жила с матерью.
Нам о смерти Гали сообщили соседи. Мать ее неграмотная
была».
Газета «Красная звезда» за 11 декабря 1985 года:
«Скоропостижно скончался участник Великой Отечественной
войны, заслуженный деятель науки, профессор,
генерал-майор в отставке Гранкин Василий Яковлевич.
Всю свою сознательную жизнь он посвятил беззаветному
служению Родине, делу Коммунистической партии, членом
которой состоял с 1939 года.
В. Я. Гранкин родился в 1917 году в селе Боголюбовка
Оренбургской области. В 1937 году вступил в ряды Красной
Армии, в которой прошел путь от курсанта полковой
школы до генерал-майора, начальника кафедры Военной
академии им. М. В. Фрунзе...»
Некролог этот появился уже после того, как я заочно
познакомился с Василием Яковлевичем, получил от него
письмо...
К чему перечислены все эти фамилии?
Вы, должно быть, обратили внимание, что иной раз я
рассказываю не только о фактах биографии Бархатовой и
ее друзей, но и о том, как эти факты добывались, т. е. о самом
процессе поиска. Делается это для того, чтобы читатель
этой книги еще раз вдумался в простую вещь.
Прошло всего-то сорок с небольшим лет со дня окончания
войны, а уже трудно узнавать, как оно все тогда было.
Трудно находить штрихи, подробности, детали, которые
так дороги нам сегодня.
Это понимают многие. В омской школе № 106 есть
стенд, посвященный В. Бархатовой. А на нем следующий
призыв:
82

«Дорогие бархатовцы!
Терпеливо собирайте сведения о тех, кто погиб, узнавайте
оконную правду войны без прикрас!»~s.
Вот именно — без прикрас.
И делать это нужно сейчас, делать немедленно.
Ищи, читатель, пока не поздно. Расспрашивай своего
деда, своих соседей о том, как сражались на фронте, как
жили в тылу, ищи документы и фотографии. Если этого не
сделаешь ты, потом не сможет сделать никто, и многие дорогие
нашему сердцу факты уйдут в небытие: просто некому
будет отвечать па паши вопросы.
Будь любопытен, товарищ! Это святое, благородное любопытство.
Рискуя показаться наивным, все-таки скажу:
это нужно еще и для нового, грядущего Толстого, который
обязательно должен рано или поздно явиться, чтобы осмыслить
факты невиданного народного подвига и создать художественное
полотно, равное «Войне и миру». (С радостью
прочел надавно в одном интервью с В. П. Астафьевым:
«...у меня предощущение гения в литературе... Кажется,
что он где-то поблизости»'"').
То, как трудно установить истину, когда речь идет о событиях
сорокалетней давности, я хочу показать на одном
примере. Ему, собственно, и посвящена вся эта глава.
Существует несколько версий обстоятельств гибели Валентины
Сергеевны.
Р. А. Руппо. Из письма от 3 февраля 1985 года:
«7 или 8 мая 1944 г. рано утром Валя пришла в наш экипаж,
попрощалась со всеми, расцеловала всех (так мы делали
всегда, когда шли бои), и танк их пошел на передовую.
А часов в 11 — 12 дня мне кричат: «Галина, на дороге
стоит машина, там погибшие наши, все, кто был в танке,
иди — посмотри и простись».
Их было 7 человек. Когда я заглянула в машину, там
были свалены куски... Как сказали тогда, танк наехал на
бомбу замедленного действия и взорвался...
...Гораздо позже стали говорить, что было прямое попадание
бомбы...
На встречах спрашивала многих. Все что-то помнят, но
точно не знают, прошло много времени. В бою нельзя было
особо запечатлеть, так как шел бой. Мы наспех, у дорог закапывали
убитых, а тылы уже перезахоранивали их. Не
успеешь оплакать одного, как погибло еще несколько блнз-
<>•
28 Как потом оказалось, зто слова из письма Г. Л. Рупно.
29 «О гон ек », № 3 1 , 1986 г.
83

них. А потом радость победы. Ритм восстановления. А когда
стали вспоминать через 20 — 25 лет, то многое уже позабылось.
Помнишь человека, его гибель, а остальное стушевывается.
И вольно пли невольно переставляют даты
событии, да и сами события перепутывали при воспоминаниях».
Одна из газетных версий: во время боя враги выбросили
белый флаг, Валентина перестала стрелять, а в этот
момент в ее танк попал снаряд. («Молодой сибиряк»,
1977 г.)
Еще одна версия. Она — в письме однополчанина Валентины
Бархатовой Ивана Федоровича Рачихина из села
Большое Сорокино Тюменской области от 2 — 4 февраля
1985 года.
«Болью в сердце у каждого из нас отозвалась гибель
нашего дорогого комбрига 101-й танковой бригады иод утро
9 мая 1944 г. подполковника М. Ф. Хромченко совместно
с экипажем 8 человек, в том числе и нашей любимицы
бригады и корпуса радистки Валентины Сергеевны Бархатовой.
Не дожила, дорогая, до крымской победы всего несколько
часов. В 17 часов 9 мая 44 г. Севастополь был наш.
Мы шли на последний штурм с именами павших.
Я много видел крови, смертей, изуродованных трупов в
сражениях за Москву, Ленинград, ревел, теряя земляков.
Гибель Вали была для нас многих шоковым ударом.
Танк комбрига и его экипаж на рассвете 9.V.44 г. еще
раз проводил рекогносцировку той местности, где в ближайшие
часы будут введены в прорыв танки бригады, но
водитель-механик наехал на фугас, ночыо заложенный врагом.
Танк комбрига взорвался, его разнесло буквально в
щенки, и все люди, находящиеся в танке, погибли.
Но на войне бывает и чудо. Стрелки-автоматчики Познанский,
Хорошило и еще двое спаслись. Их спасла задняя
плита у выхлопа, на которой они сидели, охраняя танк и
командование от возможного нападения пехоты противника.
При взрыве плиту сорвало с креплений и, не разрушив,
подняло вверх на .40 — 50 метров. Затем эта плита с людьми,
потеряв силу и инерцию, плавно упала на землю, насмерть
перепугав ее седоков — 4-х человек. Близнаходящиеся
очевидцы, мы до сих пор потрясены случившимся
чудом. Санитарная машина, я с экипажем, врачи, представители
«Смерш» прибыли на место происшествия, немедленно
после взрыва обнаружили очумевших людей
группы Познанского да разбросанные детали танка.
84

...Что можно взять, собрали санитары и представители
похоронной команды, и «тела» погибших немедленно увезли
в г. Симферополь и похоронили в саду Дворца пионеров.
В 1970 году состоялось перезахоронение, и наши дорогие
отважные однополчане — комбриг М. Ф. Хромченко, комбат
И. II. Мошкарнн, радист — славная дочь русского народа
Валентина Сергеевна Бархатова ныне покоятся на кладбище
ветеранов Отечественной войны 1941 — 45 гг. в
г. Симферополе».
Вы обратили внимание на фамилию Познанский, фигурирующую
в письме Рачихина? Мне повезло: ребята из
штаба «Поиск» 106-й омской школы дали мне его харьковский
адрес. Это человек, чудом спасшийся во время того
страшного взрыва, до сих пор считает, что Бархатова погибла
вместо него.
Он очень мужественный человек. Смотрите, какая приписка
стоит в конце его письма от 12 марта 1985 года:
«Пишет Вам жена, муж устал, мы попробуем еще Вам
написать».
Старый солдат Олег Александрович Познанский, будучи
тяжело больным, способным только после уколов диктовать
своей супруге текст письма, все-таки продиктовал его.
Счел это своим долгом перед памятью о Валентине.
Все люди, знавшие Бархатову и помогавшие мне в сборе
материалов о ней, — люди добрые и отзывчивые. Они с
огромной готовностью откликались на письма и телефонные
звонки. Урывали время для подробных ответов, для
разговоров со мной. II мне кажется, более того, — я уверен
в этом: тут не просто вежливость. Тут ответственность.
Например, Лидия Михайловна Лысенко (Юсупова) написала
письмо, которое вы уже читали в первой главе (об
истории Валиного дневника), в тяжелейшее для себя время
— незадолго до этого умер ее единственный сын. Но
подруга юности Валентины все же нашла силы ответить.
Одпополчанка Валентины Екатерина Федоровна Макарова
ответила на мое письмо из больницы.
Случайно ли это? Уверен, что не случайно.
Все мы ясно понимаем, что каждый из нас смертен. И
если ветераны не сообщат подробности великого подвига
нашего народа сейчас, то потом их не сообщит никто.
И они осознают это.
85

И в этом — продолжение их фронтового подвига, их
мужества, выполнения их высокого долга перед будущим.
Итак, письмо О. А. Познанского.
«Я воевал всю войну, был три раза тяжело ранен. Ио из
всех фронтовых друзей Валя была мой самый близкий
друг, поэтому я хочу, чтобы о ней осталась память30.
Начну с конца — кай погибла Валя. В ночь перед штурмом
Сапун-горы мы находились на КП командира бригады.
Надо сказать, что Валя Бархатова, Саша Тагильцев (умер
в 1950 г.) и я являлись экипажем танка Т-34 командира
101-й танковой бригады подполковника т. Хромченко. А недалеко
находился КП штаба бригады. Неожиданно комбриг
приказал сесть мне в «виллис», и мы поехали на КП штаба.
За нами ехал еще «виллис». Прошло 5 — 10 мин. переговоров
комбрига со штабными работниками, и комбриг приказал
мне сесть в танк начальника штаба бригады, связаться
с командиром 2-го батальона и долоншть, что он у него
будет через 10 мин. Когда командир бригады уже садился
в танк, откуда-то пришла Валя и так пристала, чтобы он ее
взял с собой (ведь он ехал на самую передовую), что в конце-концов
он сказал, чтобы я уступил Вале место в танке. Я
вылез и сел на крыло, и мы поехали. В это время шла сильная
бомбежка.
Очевидно, бомба вошла в землю перед самым танком.
Бомба, видимо, была большого калибра, т. к. танк разнесло
на куски, а меня взрывной волной выбросило, и я один остался
жив. Когда рассвело, мы собирали куски одежды
погибших. Валя носила лыжные красные брюки с малиновым
оттенком».
Почему комбриг Хромченко уступил просьбе Вали?
На его решение могло повлиять и то немаловажное обстоятельство,
что Бархатова была отличной радисткой,
асом в своем деле. А в дни боев за Севастополь работать на
рации было чрезвычайно трудно. Грохот стоял неимоверный,
связисты завертывались в плащ-налатки, чтобы передать
команду по телефону, радисты старались как можно
плотнее прижать наушники. В таких условиях с наибольшим
эффектом мог работать только высококвалифицированный
специалист. Такой, как Бархатова.
30 В другом письме О. А. П ознанского, адресованном ребнтам-бархатовцам
из И рты ш ской средней школы и хранящ емся в их музее, сказано:
«С Валей в одном танке мы защищали Сталинград, воевали на
К урской дуге и прошли весь К ры м ».
86

Познаиский утверждает, что в живых остался он один.
Но вы же помните, что в одном из писем Рачихина говорится:
спаслись еще трое стрелков-автоматчиков, в их числе
некто Хороитло.
Смущает п следующее.
Олег Александрович пишет, что все произошло «в ночь
перед штурмом Сапун-горы». Но штурм был 7 мая (даже
знаменитая панорама носит название «Штурм Сапун-горы
7 мая 1944 года»). А как же быть с широкоизвестным
последним письмом Бархатовой, датированным 8 мая?!
Тут ветерана явно подвели намять и нездоровье, ведь в
1978 году он называл иртышским пионерам другую дату:
«В ночь на 9 мая».
А дата в данном случае не пустяк...
Читаем отрывок из письма однополчанина Бархатовой
Александра Васильевича Белянина из деревни Кокуй Кемеровской
области от 20 апреля 1985 года.
«С 6 на 7 мая 1944 года произошло самое страшное. Наши
танки 101-й (бригады) пошли на исходный рубеж для
штурма Сапун-горы, а затем освобождения Севастополя.
На командирском танке ехал комбриг Хромченко, его нач.
штаба, офицер связи, два связиста и нас двое саперов — я,
[Зелянин Александр Васильевич, и со мной Володин Владимир
Васильевич. В группе саперов я, старший сержант,
был старшим группы во время передвижения в ночное
время. Двигались без света, на малых скоростях. Когда
немцы начали бомбить дорогу, но которой двигались танки,
я и Володин спрыгнули с танка, а через некоторое время,
когда танк отошел от нас где-то на 40 — 50 метров, произошел
сильный взрыв. Когда мы подошли к месту взрыва,
обнаружили разорванный танк, а башня была взрывной
волной отброшена в сторону. Мы услышали: где-то стонет
человек. «Это был командир танка: то ли Чугунов или лейтенант
Ливонтьсв.
Мы с В. В. Володиным оказали помощь и доставили его
в медсанбат, он даже не знал, что произошло с остальными,
мы ему сказали, что погибли все 8 человек дорогих нам
командиров и товарищей. По дороге нам командир танка
рассказал о своей радистке Вале Бархатовой...»
Другой однополчанин Валентины Сергеевны — московский
литератор Александр Степанович Кулаков считает,
что экипаж командирского танка погиб в ночь на 9 мая и
погиб именно от авиабомбы. Попала же она в цель, по его
мнению, с помощью ракеты диверсанта.
87

Непосредственный начальник Бархатовой Василий
Яковлевич Гранкин утверждал в письме:
«Погибла 9.5. 1944 г. при штурме Сапун-горы (примерно
в 4.00), танк командира наехал на сброш енную авиабомбу».
День и час здесь, видимо, соответствуют истине. Но...
Сапун-гору штурмовали 7 мая.
Совсем неожиданную вещь сообщила бывший военврач
Мария Григорьевна Гурьянова из города Мирный Архангельской
области. Вот выдержки из ее письма от 3 мая
1985 года.
«Не одна она погибла тогда — групповая смерть! Их
убило одной бомбой 18 человек... Останки их хоронили наши
медики... Привезли в плащ-палатке кусочки... Из них
был целым один человек, это Ваня Старцев. Герой из героев.
Вся грудь была в орденах. Это старший офицер
связи...
Комбат разведчиков 101-й т. б. был Коля Трубников,
убит вместе с Валей Б. ...Погибли ком. взвода разведки
ст. лейтенант Хорошило, фельдшер Сатареев...
Никаких диверсантов не было. Летели самолеты. Упала
одна бомба — оторвалась, это наши были самолеты. Не
бомбили. Все нелепо получилось... Командир проводил рекогносцировку,
ставил (боевую) задачу. Все столпились у
танка, а бомба — бух».
Видите, какими противоречиями, какими легендами
изобилует рассказ о трагедии, происшедшей под Севастополем31.
Например, помните: в письме О. А. Познанского
наоборот сказано, что Хорошило остался жив? Да еще плюс
ко всему появилась новая версия о бомбе, случайно оторвавшейся...
с нашего же самолета.
А разноголосица с датой трагедии... Как быть с ней?
Я просто развел руками, когда наткнулся в одной из папок
музея Иртышской школы на письмо, которое еще в
1978 году прислал ребятам москвич Михаил Андреевич
Даниленко:
31 П оэтом у подозрению, что есть ош ибки, неточности и п м оей книге:
ведь и -то не участн и к тех давних собы тий. Г овор ю об этом отн ю дь не с
целью заранее «обезоп а си ть» себя, а с целью привл ечь вн и м ан ие лю ден,
точн о зн аю щ их т с или ины е п одробн ости, ф акты , даты , детали ж изн и и
смерти В алентины С ергеевны Б архатовой. Х оч у , чтобы в м узей н ы х эк с п о ­
зициях, лекциях и различны х публикациях, ее к а са ю щ и хся , не бы л о н е­
достовер н ой инф орм ации.
88

«Мне приятно, что вы занимаетесь биографией и боевыми
делами своей землячки Вали Бархатовой. Хотя и служил
в 101-й танковой бригаде, мне как-то не приходилось
быть знакомым с Валей, но я ее видел несколько раз в кругу
командира бригады подполковника тов. Хромченко, даже
провожал танк, в котором погибла Валя.
Как это было, б мая \9ЛЛ года в Крыму перед штурмом
Сапун-горы примерно в 12 часов в наш штаб 2-го батальона
позвонили из штаба 101-й бригады и передали приказ, чтобы
к 18 часам выслали дежурный танк в распоряжение
штаба бригады. Для этого был выделен танк «Валентайн»32
с экипажем 3 человека во главе командира танка мл. лейтенанта
Чугунова, имя и отчество не помню. Он москвич.
Зная, что завтра, т. е. 7 мая, предстоит штурм Сапунгоры,
я пошел в медсанчасть бригады получить перевязочный
материал для 2-го батальона. Разрешение на получение
из аптеки медсанчасти должен был мне подписать начальник'
медслужбы майор Болотников Григорий Захарович...
Это было около 21 часа. Т. Болотникова я нашел возле
штаба бригады у танка т. Чугунова, где он разговаривал с
комбригом. >1 только услыхал, что комбриг сказал: «Бели б
знал, где упадешь, соломки б подослал». Оказывается, что
т. Болотников уговаривал т. Хромчеико не ехать сейчас, а
нужно немного подождать, пока улетит немецкий самолет,
круживший над нами, а ночь была лунная и его было хорошо
видно и слышно.
Т. ХроМченко ожидал начальника штаба подполковника
Шелякина. Пришла Валя, и Хромченко приказал ей занять
место у радиостанции, что она и сделала. Она еще имела
медицинскую сумку с перевязочным материалом, на всякий
случай.
Сверху танка, на броне, сидело еще несколько человек
разведчиков. Пришел начальник штаба т. Шелякин и ищет
место в танке, но уже все было занято. (Командир танка
Чугунов уступил свое место комбригу Хромченко и подсел
на место к механику-водителю, они уместились вдвоем).
Тов. Шелякин открыл люк и к механику; и, видя, что ему
негде сесть, т. Чугунов вылез из танка и посадил к механику
Шелякина. Т. Чугунов примостился сзади танка на жалюзи
(дверки двухстворчатые для осмотра мотора танка).
Комбриг дал команду «Выезд», и танк ушел.
32 М аш ина ан гл и й ского производства. (А. Л.)
89

Видимо, самолет, летавший над этим участком, заметил
движение на дороге, ведущей к Балаклаве, и бросил 3
бомбы.
Я видел, что в стороне от дороги разорвались две бомбы,
третья, видимо, замедленного действия, упала точно на дорогу,
по которой шел танк Хромченко. Когда танк наехал
на бомбу, она взорвалась.
Когда я прибежал утром на это место, то увидел, что в
большой воронке осталась только рама, четыре боковых
листа и гусеница танка. Мотор лежал на бруствере. В стороне
от дороги, слева, — башня (метров' 20 от дороги).
Справа и сзади в 20 метрах лежали жалюзи, сорванные с
петель, и возле них сидел младший лейтенант Чугунов,
оставшийся в живых, цел и невредим, с ушибленным коленом.
Я ему оказал помощь, и он мне сообщил, что их осталось
двое: один, разведчик, ушел в штаб бригады доложить
о случившемся, и что он его ждет.
От Хромченко нашли только остаток руки с часами. По
часам узнали его руку. Всего на танке и в танке было 11 человек,
9 погибло, а 2 остались в живых...
Так что Валя погибла 6 мая 1944 года, а не 9-го, как вы
утверждаете. 9 мая 1944 года у нас не было боев...»
Почему вновь и вновь упорно выходит на свет дата — в
ночь с 6-го на 7-е? Должно быть, происходит это по причине
чисто психологической. 7 мая — главный день в освобождении
Крыма, в этот день была взята «неприступная»
Сапун-гора. И память невольно «перемещает» на этот день
и гибель танка комбрига Хромченко.
Так же думает и Николай Иванович Поспелов, воевавший
рядом с Валентиной. Однако начинает он описание
случившейся под Севастополем трагедии не с даты.
«Вы пишете, — обращается он ко мне все в том же большом
письме от 1 июня 1986 года, — что существует несколько
версий гибели Валентины Сергеевны и приводите
некоторые из них.
Я мог бы счет этих версий пополнить.
В газете «Красная Звезда» за 1 сентября 1968 года:
«Боевые машины дерзко и уверенно снова пошли на
штурм укрепленного рубежа. Валентина Бархатова, умело
маневрируя среди траншей и воронок, уверенно вела грозную
машину...
— Валентина, впереди орудие. Оно мешает всем! Ближе,
быстрее, веди зигзагами! — крикнул командир маши-
90

11Ы... Яркая вспышка — сильный удар по лобовой броне потряс
машину. Но Валентина его уже не слышала. Танк окутался
дымом и остановился. Л слева и справа шли боевые
машины однополчан, шли освобождать Севастополь».
Разночтения событий и обстоятельств, связанных с гибелью
Вали, которые прослеживаются в письмах наших ветеранов,
я отношу в большинстве случаев к фактору времени.
Подводит память. И все же большинство из них (Рачихин,
Гранкин, Кулаков, Познанскин — в первом письме)
днем гибели назвали 9 мая 1944 г. Этой даты придерживаюсь
и я.
Мне запомнилось, что о гибели экипажа подполковника
Хромченко я узнал утром, перед вводом корпуса в бой. Бои
за овладение Сапун-горой начались 5 мая наступлением 2-й
гвардейской армии, которая наносила отвлекающий удар.
Главный удар должен был наноситься на участке Сапун-гора
— берег моря, и его должны были наносить Приморская
армия и левое крыло 51-й армии. Это решение основывалось
на следующих данных.
«Во-первых, местность'на этом направлении была открытая,
что позволяло использовать 19-й танковый корпус
для развития удара в глубине, и, во-вторых, это направление
было наиболее коротким и выводило к основным пристаням
противника, которые он широко использовал для
эвакуации своих войск». (И. С. Коротков, Г. А. Колтунов.
«Освобождение Крыма». Краткий военно-исторический
очерк». Военнздат, 1959 г., стр. 68).
Этот основной удар должен был наноситься 7-го мая,
НТО было и осуществлено: Сапун-гора была взята. «Во второй
половине дня 7-го мая части 11-го гвардейского стрелкового
корпуса Приморской армии во взаимодействии с
63-м стрелковым корпусом 51-й армии овладели Сапунгорой
и вышли на ее западные скаты. Путь к Севастополю
был открыт». (Там же, стр. 76).
И еще: «Остатки разгромленных гитлеровцев (на Сапун-горе)
отходили на мыс Херсонес. 9 мая в 10 ч. 40 м. на
левом крыле фронта для их преследования командование
ввело в сражение 19-й танковый корпус» (С. М. Саркисьян.
51-я армия (боевой путь), Военнздат, 1983 г.,
стр. 222).
Как видите, корпус был введен в бой из-под Сапун-горы
за Севастополь утром 9 мая, наши же ветераны
(Рупно, Белянин, Даниленко) дату гибели Вали связывают
со временем штурма Сапун-горы (6 — 7 мая). Здесь чисто
91

психологический фактор. Л экипаж комбрига-101 погиб
как раз перед вводом корпуса в бой, ночыо 9 мая. Танк перемещался
почыо (то ли на рекогносцировку местности, то
ли при выходе на исходный рубеж, то ли по пути во 2-й танковый
батальон 101-й т. бр. — не знаю) и попал иод бомбежку,
наехал на сброшенную с самолета бомбу, которая
разорвалась под днищем танка, погиб весь экипаж. Нот такую
версию я помню с тех далеких времен и придерживаюсь
ее до сих пор».
Где же окончательная истина?
Установить ее нужно. Нужно не из праздного интереса,
а из глубокого уважения к подвигу таких людей, как Валентина
Бархатова и ее боевые друзья, погибшие вместе
с ней.
* * *
Произошла некоторая путаница и с местом захоронения
В. С. Бархатовой, а также с танком, стоящим на пьедестале
в пионерском парке Симферополя.
Так, в «Сборнике документов по истории Омской комсомольской
организации» (1970) под фотографией танка-памятника
сказано, что установлен он «на могиле танкистов».
Это не соответствует истине.
Аналогичная неточность вкралась и в текст одной из туристических
карт-схем Омска.
Об этом мы уже читали в письмах И. Ф. Рачихина, но и
тут необходимо знать все точно и до конца.
Вот что пишет мне по этому поводу Г. Л. Рупио (письмо
от 3 февраля 1985 г.):
«Похоронили их всех в Симферополе в пионерском
парке, а на могилу поставили танк Т-34. И уже позже с
танка сняли мемориальную доску с именами погибших, а
повесили доску с названием всех частей, освобождавших
Симферополь. Сделали символическое перезахоронение на
военное кладбище наших товарищей».
Из ее же письма от 12 февраля 1985 года:
«Останки Вали — на военном кладбище в Симферополе,
но не в братской могиле, а как вам сказать?.. Поставлены
мраморные (не знаю, как называются) урны с надписью
ф., и., о., года рождения и смерти.
Танк в Симферополе но тот, на котором Валя работала.
Тот танк взорвало бомбой. А на постаменте поставлен дру­
92

гой Т-34. И до сих пор между однополчанами идет спор —
чей? Из какой бригады? 202? 101?
Главное — наш 19 корпус».
Спор на тему «Чей танк?» действительно ведется.
В уже упоминавшемся коллективном сборнике «Мы
вернулись, Севастополь» помещены воспоминания генерал-майора
танковых войск в отставке И. А. Поцелуева
«Стремительность и мастерство». Он после того, как 11 апреля
1944 года был тяжело ранен И. Д. Васильев, принял
командование корпусом.
И. А. Поцелуев утверждает, что первым в Симферополь
ворвался танк Николая Ткачева, но тут же был выведен из
строя. Ткачев пересел на другой танк. После боев было решено
водрузить на постамент один из танков 19-го корпуса,
бравших Симферополь. «А когда встал вопрос, какой же
танк водружать, — пишет И. А. Поцелуев, — то ни у кого
не возникло сомнения: ясно, танк Николая Ткачева. Его и
поставили в пионерском саду, где он и сейчас стоит...»
Казалось бы, действительно, все ясно. Но в уже цитировавшемся
письме О. А. Познанского из Харькова читаем:
«Всех (погибших в танке Хромченко) похоронили около
КП. Через 1 — 2 дня после взятия Сапун-горы и мыса
Херсонес бригада вернулась в г. Симферополь, т. е. остатки
бригады. Я лично танк 'Г-34 командира 101-й танковой
бригады отогнал к месту нашей стоянки . А еще через день
или два приехал на «виллисе» капитан (фамилия где-то
есть, но сейчас тяжело мне искать) и сказал, что по приказу
помиотеха 19-го корпуса полковника Бруевича танк
командира 101-й бригады немедленно доставить в центр
г. Симферополя, он будет установлен как памятник освобождения
Крыма. Этот танк был установлен на постаменте
в сквере напротив гостиницы «Украина», где он и сейчас
стоит - А останки подполковника Хромченко, Вали Бархатовой
и еще нескольких человек были перенесены
и захоронены под танком.
Через несколько лет останки были перезахоронены на
симферопольском кладбище, затем еще раз перенесены на
военное кладбище.
13 Ведь в свой последний рейс Хромченко вышел не на своей «тридцатьчетверке»,
а на танке «Валентайн» (см. при води впюсен выше письмо
Михаила Андреевича Данилепко) (A, Л.)
Автор памятника — капитан Коробкин, эта фамилия (без инициалов)
указана в сборнике документов «Симферополю 200 лет» (Киев,
1084). (А. Л.)
93

Я каждый год ездил на кладбище, там ие был указан год
ее рождения, и я его выцарапал ножом. На танке, которым
стоит в г. Симферополе, в первые годы была табличка с
именем Вали, но потом ее почему-то сияли. А ведь этот
танк командира 101-й танковой бригады подполковника
Хромченко первый ворвался в г. Симферополь во главе
со 2-м танковым батальоном...
Жители г. Симферополя должны знать, что Валя первая
ворвалась в г. Симферополь...
P. S. О том, что в г. Симферополе стоит танк 101-й бригады,
подтверждаю не только я (а я его лично отогнал на
это место), но это подтвердил на встрече 35-летия Победы
и помпотех 19-го корпуса — полковник Бруевич. Я хочу,
чтобы омичи знали, что на танке, стоящем в г. Симферополе,
воевала Валя Бархатова...»
Однако, Н. И. Поспелов считает, что Познанский ошибается,
«Лет 18 — 20 тому назад, — пишет Николай Иванович,
— в одном из букинистических магазинов я приобрел
солидную по объему книгу краеведческого направления,
изданную в Крыму. Прочитав ее, я впервые узнал,
что 13 апреля 1944 года при освобождении города Симферополя
от фашистов первым ворвался в город таик ст. лейтенанта
Ткачева из 79 т. бр.
Тогда еще не было воспоминаний генерал-майора
И. А. Поцелуева, это исходило из других источников. Прочитав
сборник «Мы вернулись, Севастополь», я еще раз нашел
подтверждение сказанному.
Есть много официальных источников, свидетельствующих
о том, какие части первыми вошли в г. Симферополь.
В уже упоминавшемся труде кандидатов исторических
наук полковников Г. А. Колтунова и И. С. Короткова «Освобождение
Крыма (Краткий военно-исторический очерк)» указывается:
«Первой ворвалась на северо-восточную окраину Симферополя
79-я т. бр., а за ней 26-я мотострелковая бригада.
Несколько позже 101-я танковая бригада, преследуя противника,
отходившего на Симферополь, ворвалась в город
по шоссе с востока. Вскоре к городу подошли стрелковые
части 51-й армии и отряды партизан» (стр. 51).
Кто первым ворвался в Симферополь, кажется, ясно.
Бывая в парке у танка, я видел, что на постаменте стоит
обыкновенный линейный танк Т-34, а Бархатова и Познанский
(как он утверждает) работали на танке командира
бригады. А у командиров бригад (не говоря уже о ко­
94

мандире корпуса) были специальные, так называемые
«танки командоианнн», начиненные сложной радиоаппаратурой
(по тем временам). В отличие от линейного танка,
оборудованного Т П У (танковым переговорным устройством),
в танках командования была смонтирована радиостанция
средней мощности РСБ (радиостанция скоростного
бомбардировщика)...
Непонятно — зачем неповрежденный, специальный
танк, оборудованный такой радиоаппаратурой, нужно было
демонтировать (ведь не с радиостанцией же его ставили!)
и воздвигать на пьедестал. Лишь потому, что он первым
ворвался в город? Но ведь это не так. Об этом хорошо
известно. По поводу танка, стоящего в пионерском парке
г. Симферополя, у меня сомнений нет, покойный генерал
И. А. Поцелуев говорил правду».
А вот из краеведческого музея Крыма пришел такой
ответ:
«К сожалению, до настоящего времени (август 19S5 г.)
(А. Л.) точно не установлено, какому экипажу принадлежал
танк 'Г-34 с бортовым номером 201, установленный
в г. Симферополе.
Крымским краеведческим музеем был направлен по этому
поводу запрос в центральный архив Министерства обороны
СССР, но ответ до сих пор не получен».
Вот ведь как непросто разобраться во всем этом.
А разобраться опять же надо. До конца.
* * *
Много лет спустя после трагедии, случившейся иод
Севастополем, бывший танкист подполковник Иван Митрофанович
Джога прислал ребятам из Иртышской средней
школы копию наградного листа:
«Архив Министерства обороны Союза ССР.
№ 08/И от 18/5-44 г. значится:
«Радист роты управления ст. сержант Бархатова В. С.
Описание боевых действий
В период боевых действий по освобождению Крыма, работая
радистом на танке командования, проявила отвагу и
мужество.
95

Несколько раз ходила в атаку и отбивала контратаки
противника под Севастополем, расстреливала гитлеровцев
из пулемета и уничтожила до 20 вражеских солдат и офицеров,
подавила одну огневую точку.
Несмотря на трудные условия работы на рации, точно и
в срок передавала приказы командира бригады боевым
частям и подразделениям.
При выполнении одной из боевых операций пала смертью
храбрых в боях за Родину. Достойна правительственной
награды — ордена Отечественной войны II степени.
Пала смертью храбрых...
Достойна...

Глава
ДРУЗЬЯ
IV
Хочу омять употребить слово «монтаж». Не очень-то
литературное, разумеет! и. слово, н о оно, пожалуй, отражает
некий принцип этой книги.
В чем его суть? Он продиктован не какими-то там теоретическими
изысками. Пн идет от глубокого убеждения в
том, что литератору моего возраста, т. с. человеку, не участвовавшему
в минувшей войне, писать на такую святую
тему можно лишь так: добыть документ, а потом прокомментировать
его (приблизив тем самым к нашему времени).
Практически это выливается именно в монтаж текста
авторского и текста документального.
Внаю. что мне тотчас же могут возразить: а как же пиш
у т с я большие и м а .м ,и - художественные полотна — нсто-
1 2МЛ 47

рические романы, повести, рассказы о войнах, о страстях
человеческих, бушевавших на земле в минувшие, порой
весьма далекие времена?
Попытаюсь ответить на этот вопрос.
На мои взгляд, здесь проблема уж е не cto.ti. ko литературная,
сколько моральная. Х оть и прошло со дня Победы
сорок с лишним лет, а война — она рядом. Н каждом почти
доме, почти в каждой семье. Ты знаешь это. читатель, не
хуже меня. Л ведь, но словам поэта, больш ое видится на
расстоянии. И кажется мне: рано еще литераторам моего
поколения художественно обобщать опыт минувшей войны
— страшный опыт человечества, прежде всего — опыт
нашей страны. Надо пока документально фиксировать его.
Искать, расспрашивать, записывать, оценивать найденное
с высоты четырех с лишним десятков лет.
Заниматься этим не так уж просто, читатель. Ты, видимо,
понял это по предыдущей главе, в которой! я так и
не смог дать конкретный ответ на простой, казалось бы,
вопрос: как погибла Валентина Бархатова? Да, не смог.
Тысячи смертей, десятки тысяч человеческих судеб,
грохот, лязг стали, неразбериха, огонь п дым... II испепеляющая
ненависть к-врагу, неистребимое стремление уничтожить
его, выгнать с нашей земли, раздавить. Об одних и
тех же событиях разные люди получали разную информацию.
Л если уж говорить совсем откровенно, то часть правды
о войне до недавнего времени от нас скрывалась. Свидетельство
тому — хотя бы недавние публикации в «О гоньке»
о маршале Жукове. Но наступили другие времена, и
партией сказано: не надо скрывать ничего. Правда, полная
гласность всегда приносили лишь пользу. X X V II съезд
партии, успешно идущая в стране перестройка абсолютно
всех сфер нашей жизни и сознания ставят точки над «и» и в
этом немаловажном вопросе. В литературе это отразилось
публикацией поэмы Александра Твардовского «П о праву
памяти». Вот строки из нее:
И кто сказал, что взр осл ы м л ю д я м
С траниц ины х н ельзя п р о ч е ст ь ?
Иль наш ей добл ести у б у д ет
И на м иру п ом ер кн ет ч есть?
Иль, о м инувш ем в сл ух п оведав.
Мы лиш ь порадуем врага.
Ч то за свои платить п обеды
С л учал ось нам втр и дор ога ?
48

Итак, долг нас, литераторов, — найти живых участников
тех грозных событий, записать все, что осталось
в их памяти, осмыслить рассказанное, высказать свое к нему
отношение, а затем смонтировать все в единое целое.
В данном случае — в некую мозаику, которая представляла
бы собой портрет Валентины Бархатовой п ее друзей.
Именно такую цель ставил я перед собой, садясь за книгу.
Достигнута ли она, правильным ли путем я шел, — об
этом судить, естественно, не мне. Судить тебе, читатель.
По этому же принципу построена и данная глава, посвященная
друзьям героини — друзьям как но мирной жизни,
так и по фронту. Фамилии некоторых из них уже встречались
на предыдущих страницах (а следовательно эти
страницы написаны при их помощи). С некоторыми вы
познакомились впервые.
Телепередача
Весной 1985 года Омская студня телевидения готовила
большую передачу «Улица Вали Бархатовой». И было решено
пригласить для участия в ней Михаила Кузьмича
Махновского.
Впервые услышал о нем от своего приятеля, закончившего
в свое время Омский сельхозинститут. Он посоветовал
познакомиться с Михаилом Кузьмичом.
— Он же учился с ней в школе и не раз говорил, что
знают у нас о его землячке мало.
В институте, еще не увидев Махновского воочию, уже
начал знакомиться с ним. У стенда, где расположены фотографии
сотрудников, участвовавших в войне. Из подписи
узнал, что был он рядовым, на фронте с февраля но август
1943 года. Участник Курской битвы, кавалер ордена
Красной Звезды.
Пришел я немного раньше, нужный кабинет был еще
заперт. Когда же Махновский появился, то сразу стало ясно,
почему война была для него такой короткой. По коридору
шел человек на костылях.
Он здорово помог в работе, хотя встречались и нерезва-
99

нивались мы считанные разы. Быстро, по-деловому прочел
Валин дневник, сделал к нему несколько комментариев
(вы их читали), дал около десятка адресов и телефонов
своих, т. е. и Валиных, бывших одноклассников. И конечно,
рассказывал сам.
Оказывается, Бархатова и его жена Нина Федоровна
в начале войны вместе учились на курсах трактористов
и комбайнеров. Курсы эти были организованы в Новоуральском
зерносовхозе35, принимали на них девушек.
После окончания школы Валентина приехала к матери,
которая жила тогда с Павликом в совхозе. Курсы были
двухмесячные, ускоренные — мужчины уходили на фронт,
их надо было срочно заменять.
Итак, готовилась передача, и тут случилось непредвиденное:
был весенний гололед, Михаил Кузьмич поскользнулся,
упал и сломал культю. После зтого он долго не мог
сидеть — или стоял, или лежал. Однако и тут сказалось то,
о чем я уже говорил, — солдатское мужество ветеранов.
Едва оправившись, Махновский не отказался от участия в
передаче, посвященной своей школьной подруге, даже хотел
сам приехать на студию. Но мы все-таки взяли аппаратуру!
нужную для съемки, ведущейся синхронно со звукозаписью,
и приехали к нему домой.
Прежде всего, Махновские стали показывать нам альбом
старых фотографий. На фото — ребята их класса из
Новоуральской средней школы. Это потом часть их, в том
числе и Бархатова,- перешла в школу райцентра. Махновские
очень любят говорить о своем классе, помнят всех,
знают судьбу каждого.
О классе же в основном и говорил в передаче Михаил
Кузьмич, потом его короткий рассказ был записан на магнитофон
— прямо с телеэкрана:
— Нашему поколению — выпусникам 1941 года, лично
мне посчастливилось учиться, воспитываться у хороших
учителей, посчастливилось учиться вместе с хорошими товарищами.
Я хотел бы несколько обрисовать ту обстановку,
в которой формировалось наше мировоззрение, рассказать
о ребятах, с которыми учился.
Обстановка была в то время тревожная. Война в Испании,
Халхии-Гол, Хасан, Финляндия... Как говорят, в воз­
•ls Ныне И о в о -У р м ь с к о е оп ы тн о ироиаполстм чню е хозяй ство.
100

духе пахло порохом. II потому для нас, юношей (и не только
юношей), оканчивающих в 1941 году десятый класс, не
было вопроса выбора специальности, потому что мы знали:
нам надо поступать в военные училища, готовить из
себя профессиональных военных для защиты нашей Родины.
Наш выпуск Нанн Паранов. Вася Остапенко, Володя
Масловский, я — подалн заявления в Севастопольское военно-морское
училище береговой обороны. В дневниковых
записках Вали Вархатовой упоминаются имена Кириллова,
имена девушек Вали Назаровой, Лели Мининой и других.
Именно о них я и хотел немного сказать. Не только
юноши (которым не удалось поступить в это училище,
т. к. уже в первый день войны Севастополь бомбили), но и
эти девушки — Минина, Назарова, Лида Бондаренко и
другие (в том число — Валя Бархатова) добровольцами
пошли на фронт. Из тринадцати выпускников шестеро пошли
на фронт уже в 1941 году.
Сегодня бороздит воды Иртыша теплоход «Василий Назаров».
Немногие знают, что человек, в честь которого названо
судно, — тоже наш выпускник. Он был Героем Социалистического
Труда, токарем — ветераном Омского судоремонтного
завода, звание Героя получил, несмотря на
то, что являлся инвалидом войны, потерял ногу.
Недавно я получил письмо от другого нашего выпускника
— Завгороднего Николая Архиповича. Полковник в отставке,
был заместителем командира дивизии. Награжден
тринадцатью боевыми орденами... Его пример тоже говорит
о том, что наше поколение честно исполнило свой долг в защите
Родины.
Как-то по пути в 10(5-ю школу на встречу с ребятами,
которые попросили меня рассказать о Бархатовой, я спросил
уже пожилых людей: почему эта улица называется
именем Бархатовой? Это было, правда, давно — вскоре
после присвоения этого названия. Мне ответили: «Должно
быть, это участница революции». Поэтому нужно, необходимо
больше рассказывать о таких людях, как
Валя.
Моя послевоенная жизнь связана с работой среди молодежи
— вначале в техникуме, а затем более тридцати л е т __
в институте. Встречаясь с молодежью, я часто веду разговоры
не только по специальным вопросам, но и о минувшей
войне. Рассказываю о Вале.
101

Мне кажется, что знаю молодежь достаточно хорошо.
Уверен, если придется взяться за оружие, будут такие же
герои, как Бархатова.
...Так говорил М. К. Махновский — старый, еще довоенный
товарищ Валентины.
* * *
Был еще один момент в этой телепередаче, на котором
хочется остановиться.
В 1980 году сотрудники Омской студии телевидения —
редактор Людмила Пушилина, режиссер Петр Рухлов, операторы
Юрий Романов и Владимир Мартынов сняли телефильм
о В. Бархатовой.
Творческая группа, работавшая над этой лентой, побывала
и в селе Иртыш, и в Крыму,
А назывался фильм «Жила-была девочка...»
Действительно: жила-была девочка — со своими девчоночьими
мечтами и делами. Л тут на ее страну навалилось
такое, что сделало из девочки солдата.
Жила-была девочка...
И вот мы решили показать в телепередаче кадры из
телефильма, а прокомментировать их попросили автора
сценария — Людмилу Пушилину.
Она не писала заранее текста своего комментария, а
говорила, импровизируя. И вот, сидя рядом с ней в студии,
я услышал, что высказывается то, о чем думал уже сам:
много было в жизни самой разной литературной работы —
более интересной, менее интересной, порой захватывающей,
но работа «с Бархатовой» вспоминается с каким-то
необыкновенным, особым чувством — чувством прикосновения
к незаурядной, редкой личности. А это уже больше,
чем профессионализм.
* * *
На телепередачу было несколько письменных откликов
и телефонных звонков от омских Валентининых друзей.
Поскольку в каждом есть новая информация, считаю нужным
познакомить тебя с ними, читатель.
102

Елизавета Григорьевна Суздальцева (девичья фамилия
Басунова), пенсионерка:
«Здравствуйте!
Вчера я смотрела передачу по телевизору «Валина
улица».
...Я давно собиралась написать, но как-то все думала:
может, ото никому не надо, но теперь не могла умолчать.
Во-первых, как я увидела ее портрет в начале передачи,
я так н заплакала. И невольно у меня вырвалось: «Милая
Валечка! Ты навсегда осталась молодой!»
Дело в том, что я была пионеркой, жила в Новоуральском
совхозе, там прошло мое детство. И нас, пионеров,
посылали в Молотово, на Соленое озеро в пионерлагерь. И
вот Валечка-то Бархатова была у нас пионервожатой. Я с
1925 года рождения, а она старше. Всех этих ребят и девушек,
тот класс, где училась и Валя, я тоже знала. Мнша
Махновский, Нина Прокуда — это Мишина жена, Валя Назарова,
Миша Масловский, Остапенко Коля...
Л я ездила в Молотово в лагерь, где 21 день прожила с
Валечкой вместе. Жили мы в вагончиках, п она спала вместе
с нами.
Я вспомнила все наше детство, вспомнила, как она
нас учила плавать.
Мне запомнился один эпизод. Она была очень бесстрашной
и нас учила этому. Мы купались на Соленом озере.
Как сейчас помню, там очень много было кувшинок, она
все ныряла и рвала нам их. Л йотом говорит: «Кто не боится,
— садитесь в лодку и мы поплывем, но потом мы
будем тонуть» (лодка была с большой трещиной). И нас село
человек пять и я в том числе. И Валя с нами.
Мы немного отплыли, лодка набрала воды и перевернулась.
Валя нам крикнула: «Не бойтесь! Все плывите к берегу,
а я лодку пригоню».
Она легла животом на лодку, а дно было вымазано смолой
черной. И у нее на теле остался номер 286 — отпечатался
от лодки. Мы так все смеялись и все подходили к ней отдирать
смолу, но Валя только смеялась п говорила: «Вот,
теперь я мечена».
Сколько в ней было задора, смелости! Она меня научила
плавать. Мы ходили па Иртыш, доплывали до бакена и залезали
на него. Она за мной все наблюдала и кричала:
«Лиза! Давай, давай, плыви, а на бакене отдохнем!»
Мы, пионеры, настолько ее .побили, что ни на шаг от нее
не отставали.
103

Она нас к себе домой водила, так что п маму ее я видела
несколько раз.
Валю я очень и очень любила, она в моей жизни осталась
навсегда. Она учила нас бесстрашию, справедливости,
была очень доброй и веселой. И когда у меня родилась дочь,
я в честь ее назвала Валей и так хотела, чтобы моя дочь
была похожа на Валю. А когда я узнала, что Валя ушла на
фронт добровольно, то сказала мужу, что я не ошиблась в
нашем пионервожатом.
Это действительно был пионерский вожак, друг детей.
Как она любила нас всех!
Она в меня вложила любовь к Родине, к людям. И я
воспитала троих детей в таком же духе...
...Я ей низко кланяюсь за ее беспримерный подвиг».
Мария Алексеевна Реука (девичья фамилия Соколова):
«Уважаемые товарищи!
...Хочется поделиться с вами воспоминаниями. Мы учились
в одной школе, Молотовской. Она училась в 10-м классе,
я в 8-м. Она была комсоргом. Очень активная, боевая,
полненькая девушка. В своей куртке и со своим задором
больше походила на мальчика. Небольшие косички, заплетенные
и уложенные на затылке. Задорная, веселая и очень
вежливая. Одевалась бедненько, но и все мы не гнались за
нарядами и ходили, не очень обращая на это внимание.
Помню, мы вместе с 10 классом ставили постановку
«Цыгане». Не могу вспомнить, кто играл Алеко и Земфиру.
Наш класс изображал толпу цыган, а Валя была за автора.
Читала она очень красиво.
...Буду очень рада, если мои воспоминания принесут
хотя бы маленькую пользу писателю».
Анна Тимофеевна Казакова, хирург.
А. Т. Казакова (девичья фамилия Михалева) рассказала,
что Валя была близко дружна с ее покойной сестрой
Марией, своей одноклассницей по Молотовской школе.
— Валентину уважали в селе. Вспоминаю, например,
такое. Идет она по улице в летнем пионерском костюме, в
который входили и шорты. Сейчас хоть в чем пройди — никто
и внимания не обратит. А по тем временам на селе это
было неслыханным и другую бы обсмеяли, укорили. Другую,
но не ее. Видимо, чувствовали люди в ней что-то особенное.
Валя часто бывала в нашем доме. Отец любил наших
подружек, привечал их, даже спрашивал, — почему та или
та долго не была. II в свой отпуск с фронта она заходила к
104

нам несколько ран. Сестры уж е не было в живых, она ум ерла
от скоротечном чахотки вскоре после ухода Вали на
фронт.
Анна Тимофеевна хорош о помнит, что в последний день
своего отпуска Бархатова приходила к ним. Пробыла долго
(даже мать за ной приходила — ведь последний же день),
а Валя все читала дневник умершей подруги и все говорила,
какой это замечательный дневник. (Он — увы! — не
сохранился).
А перед этим была н< ipi-Чи с односельчанами в клубе.
— Народу пришло — никогда так не было. Ведь выступали
же перед односельчанами до этого и другие фронтовики,
но такого никогда не было.
Говорила Анна Тимофеевна с жаром, волнуясь.
Вспомнила, как сравнительно недавно — вскоре после
переезда ее семьи на новую квартиру — переходила с мужем
Красный путь напротив стенда «Их именами названы
улицы». Перешла н остановилась: «Валя!»
— Я очень люблю свои родные места, село Иртыш, все,
что с ними связано, стараюсь почаще бывать там. И я рада,
что Валя не забыта людьми.
Анастасия Павловна Хнтева (Косицына), преподаватель:
«Валю я знала с 1938—39 учебного года, с 8 класса.
Училась она в параллельном. Очень увлекалась спортом,
всюду можно было видеть ее в спортивном костюме.
Она хорошо училась по математике и поэтому я с ней
познакомилась: решали задания где-нибудь в коридоре на
подоконнике.
...Очень хорошо помню такой случай. В 1939 году, когда
погиб В. Чкалов, у нас был митинг. Выступала Валя. Говорила
громко, отчетливо... Мне запомнилось ее выступлениэ,
оно было похоже на клятву о продолжении его дела. И она
высказала такие слова В. Чкалова: «Если бы сделать такую
машину, чтобы вокруг шарика облететь!» Я как-то тогда, да
н не только я, мы все это считали почти невозможным. А
когда uiap земной облетел Гагарин, я вспомнила мысль
Чкалова, высказанную Валей на митинге в 39 году. И от
души пожалела, что не дожили ни Чкалов, ни Валя
до этого.
Помню и такое. Надо было перевезти кирпич с левого
берега Иртыша на правый. Молотовский райисполком обратился
к школе, и помню хорошо, что ни один из нас не
остался дома. На пароме перевозили и грузили кирпич
105

вручную: таскали на носилках и конвейером передавали
друг другу. Выполнили задание. Валя была в числе организаторов
этого дела. Помню ее громкий голос после отдыха:
«Подъем!»
...В 10 классе 1940 — 41 учебного года мы с ней учились
в Ново-Уральске одну четверть и даже сидели немного за
одной партой... Здесь она мне запомнилась более спокойной
и сосредоточенной.
Мы разъехались после 1-й четверти: она — в Молотово,
я — в Пристанскую школу...
21 нюня 1941 года у нас был выпускной вечер, а наутро
мы еще не разошлись. Была страшная весть: война.
Больше я Валю не встречала».
Были и другие письма от Валиных довоенных друзей.
Не привожу их: в чем-то они повторяют уже сказанное.
Но важно даже и это единодушие в оценке школьной
подруги.
* * *
Кончилось мирное время. Другие друзья появились у
Валентины — суровые и мужественные друзья по войне.
«Мы стали близкими подругами...»
(Галина Андреевна Р уп п о)
Родом Галина Андреевна с Алтая. Работала в Усть-
Пристанском районе преподавателем начальных классов.
После войны — снова в школе, на советской работе, затем
опять (уже до выхода на пенсию) в школе.
Активно занимается общественной работой. Организовала
школьный музей, экспонаты которого рассказывают о
боевом пути 19-го танкового корпуса. Часто выступает перед
молодежью, рассказывает о днях войны, о своих фронтовых
товарищах, в том числе и о Валентине.
Галина Андреевна, судя по всему, человек чрезвычайно
скромный, о себе почти ничего не написала. Но все-таки я
смог понять, что живет она сейчас, как говорится, на из-
106

нос, не жалея себя. «Извините, что так небрежно пишу, —
трясется рука». — такая фраза проскользнула в одном из
ее писем. Да и откуда ему взяться, здоровью?... Суровые лишения
военной поры, ранение — все это сказывается. Но
тем не менее, она много ездит постране, активно переписывается
с однополчанами. Нывала и па нашей омской земле—в
школе 106. в Иртышской школе. Например, в 1980 году,
весной, она ездила в Севастополь — на встречу ветеранов
родного танкового корпуса — и делала остановку в
нашем городе. Тогда бархатонны из 106-й передали с Галиной
Андреевной гирлянду цветов, которая была доставлена
на могилу Валентины Сергеевны.
Товарищи по оружию, как мне показалось, очень любят,
уважают Галину Андреевну — это видно по их письмам.
Трогает, например, такая деталь: все зовут ее просто Галя.
Вот несколько отрывков из писем Галины Андреевны.
Первое письмо адресовано красным следопытам Иртышской
школы. Вначале говорится о боевом пути 19-го
Краснознаменного Перекопского танкового корпуса: Орловско-Курская
дуга, Крым, Прибалтика, Румыния. Но к
Крыму у ветеранов корпуса отношение особое.
«Крымская земля, — пишет Г. А. Руппо, — для нас стала
священной, здесь мы потеряли много своих друзей. Вот,
например, в г. Армннске попали в окружение. За Турецкий
вал зашли 5 тысяч человек, а вышло 800 человек, так велики
были наши потери36. Потому, когда вступаем на крымскую
землю, то всегда хочется крикнуть в голос: «Осторожно
на землю эту ступайте, здесь, в цветах у дороги, спят на
вечном привале солдаты, что домой не вернулись с
войны!»
У каждого обелиска мы ищем имена и фамилии погибших
друзей, с которыми свела нас война. И невольно наши
губы шепчут: «Друзья наши милые, друзья фронтовые, мы
у вас в вечном долгу».
В долгу за будущее, а будущее — это наши дети, а какими
вы будете, для нас небезразлично».
Небезразлично Галине Андреевне, как жнву я, по возрасту
годящийся ей в сыновья, небезразлично, как будут
жить мои сыновья, как живешь ты, читатель. Именно поэтому
она и ее сверстники не просто вспоминают былые
походы в кругу друзей, а, не жалея сил, не жалея в конце
зь Т еп ер ь вы поним аете, почем у корп ус носит имя «Перекопский»'’
(Л. л.).
107

концов своих не очень-то длинных пенсионных рублен, ездят
по стране, встречаются и с нами, и с теми, кто еще
моложе нас.
«Наш танковый корпус, — продолжает Г. Л. Руппо, —
прошел славный путь, много Героев Советского Союза. В
Омске проживает один из них — Щербаиев37.
С Валей я встретилась в 1943 году иод Курском. Я прибыла
в 715 батальон связи, ее как водителя танка направили
в бригаду. Особенно услышали о ней, когда в один из боев
Валя спасла командира бригады тов. Хромченко. Тяжело
раненного командира Валя перевязала и вынесла с поля
боя в безопасное место. За боевые действия в этой операции
Вале присвоено звание старшего сержанта, награждена
орденом Славы III степени».
Как безжалостна и одновременно — как прихотлива
фронтовая судьба!.. Комбриг Хромченко, погибший вместе
с Валентиной, оказывается, был спасен ею за иол года до
этого.
«Вскоре. — пишет дальше Галина Андреевна. —
меня перевели в 101 бригаду, где мы стали близкими подругами.
Валя (была) очень хороший товарищ — общительная,
романтическая, в то же время целеустремленная натура.
Мечтала о будущем...
Валю однополчане очень чтят».
И дальше — слова, которые бархатовцы с омской улицы.
носящей имя Валентины Сергеевны, сотни и тысячи
их сверстников из других мест страны взяли своим девизом:
«Неустанно ведите поисковую работу, разыскивайте
живых и мертвых героев воины, старайтесь встречаться с
ветеранами, узнавать от живых людей настоящую оконную
правду без прикрас. Запоминайте нас, пока мы есть, ведь
. мы еще на многое сгодимся...
Работайте постоянно так, как будто на всех вас. смотрит
следующее поколение, будьте такими патриотами,
каким была Валя. Любите Отчизну, мы ее для вас сберегли».
3' По сообщ ению М. Г. Гурьяновой, в 19 корпусе бы л о 38 Героев
Советского Союза, об одном из них — нашем земляке Т и м оф ее К ариопи
че Щ ербаневе, ныне работнике И ртыш ского речного п ароходства
м ож но прочитать в книге Г. Ш левко «Ради ж изни на зем л е», в ы п у ­
щенной в О мске в 1972 году. Звание Героя он получил им енно за у ч а ­
сти е н освобож дении Крыма. Я звонил Т . К. Щ ербаневу: с П архатонон
он знаком не был. (Л. Л.)
101)

Я тоже получил несколько писем от Г. А. Руппо. В
них — ответы па те же вопросы, что задавали и школьники
из села Иртыш, но есть и новые подробности, детали, дополняющие
облик Валентины, рассказывающие об обстановке.
в которой она воевала.
«С Вален н встретилась в апреле 1943 г., когда была
направлена для прохождении службы радисткой в 715 отдельном
батальоне связи I!* танкового корпуса. Это было
на Курской земле. Корпус формировался и 5.VI1 был
брошен в прорыв на Курской дуге. Валю в числе других
девушек увидела, познакомились — невысокого роста,
коренастая, серьезная, но общительная. Обменивались
незначительными словами, — откуда, как п т. п. Затем
бои. В боях мало виделись, каждый работал в своей сети, а
Валя где-то в танке. После боев ее перевели в 101 танковую
бригаду. Встречались только на учениях. В 1944 г.,
в марте — апреле, я работала на штабной радиостанции, а
Валя в танке ком. бригады. Встречались чаще. Она была
общительна, п ребята-радисты ее уважали: боевая девушка,
целеустремленная. .'побила мечтать о послевоенной
жизни.
После мелитопольской операции Валя ездила в отпуск
домой. Когда была в Москве, ходила узнавать, как после
войны поступить учиться на дипломата. Ей ответили:
«Кончайте, девушка, войну н вас мы обязательно примем».
В Москве познакомилась с писателем Грибачевым, он ей
выслал газету со своей поэмой. Мечтала всегда и в разговоре
с такой верой, с таким огоньком говорила о том, какой
будет жизнь после войны. Всегда она стремилась быть впереди.
в гуще всех дел.
В Крыму она была легко ранена 3 осколками, там один
Удалила, а остальные не стала. «Некогда, надо воевать, а
лечиться буду после войны».
Валя никогда не «пыла», что трудно, она всегда была
настроена по-боевому... При ней и ребята держались молодцами».
Попытался узнать подробности о встрече Валентины с
известным советским писателем Николаем Грибачевым, но
в следующем письме Галина Андреевна написала, что такая
попытка уже предпринималась, по Николай Матвеевич
этой встречи не запомнил. П это вполне понятно: сколько
встреч было у людей, писавших о войне... Известно лишь,
что поэма, которую автор выслал Бархатовой, называется
«Россия »•
109

И еще несколько подробностей:
«Валя к нам в корпус была направлена водителем, но
генерал Васильев ей сказал: «Это, девочка, не твоя работа,
у нас и хлопцев хватает». Это слова Вали. Она мне рассказывала
и сокрушалась, что не разрешили быть водителем
танка. Не знаю, возможно, в боях на Курской дуге она
и была водителем, но недолго, а в 101 бригаде она была
радистом-стрелком на танке комбрига».
Я листаю «досье».
Ангарск, Волгоград, Братск, деревня Кокуй Кемеровской
области, село Сушки Рязанской, Галич, Душанбе,
Мирный Архангельской области, Чувашия, Татария. (И в
Омске-то удалось встретиться далеко не со всеми, с кем
хотелось бы). Это те места, где живут люди, помогавшие
написать книгу. И в каждом из этих людей есть нечто, роднящее
их с ее героиней.
«Я вспоминаю сорок третий...»
(Анна Ивановна К нязева)
А. И. Князева живет в старинном городе Галиче. О себе
она сообщила еще меньше, чем Г. А. Руппо. Зато в двух
ее письмах (особенно во втором) есть некоторые подробно--
сти, касающиеся фронтовой жизни Валентины.
И вот что характерно. Не только в письмах А. И. Князевой,
но и в письмах некоторых других однополчан говорится,
что знали они Валю мало. Но дело в том, что все слышали
о ней, как бы знали ее заочно. Она была известной,
популярной личностью, об ее смелости ходили легенды.
Итак, письма Анны Ивановны.
«Получила Ваши письма. Мне очень хотелось бы Вам
помочь в Вашей работе, но получается так, что я могу дать
очень мало материала. Я знала Бархатову Валю как радистку
715 отдельного батальона связи. Она работала с Машей
Дубровиной, сейчас ее фамилия Верхотурова, и Асей Кузовениной.
Бывали мы вместе на комсомольских собраниях
батальона. Я знала ее как серьезную, волевую девушку.
Когда мы беседовали, а иногда и спорили но разным вопросам,
она всегда рассуждала серьезно, поучительно. Говорила,
что «у меня есть опыт комсомольской работы. Я
110

же была секретарем райкома комсомола у себя ча родине»
.
Помню комсомольское собрание в Нижнем Любаже. У
меня сохранилась фотокарточка, где мы запечатлены на
этом собрании. Кто-то сфотографировал тогда, не помню. В
президиуме — капитан Грабаров (сидит). Он тогда был
политруком батальона. А стоит Артюхов Евгений — комсорг
батальона.
Помню выступление Вали на этом собрании. Она говорила
о задачах радистов и особенно комсомольцев во время
боя. Призывала к бдительности и ответственности на боевом
посту. Вот Валя на этой фотокарточке справа третья
сидит. Ридом с ней Маша Дубровина и следующая Ася Кузовенина.
Я с Валей не работала, поэтому что-то сказать о
ее работе я не могу».
Вот она, эта фотография. Сидят радисты, иные немножко
натянуто улыбаются — как почти каждый человек перед
объективом. Может быть, завтра снова в бой. Вот они и говорят
о главном — об этом бое.
Как хочется знать имена каждого из тех, кто есть на
этом снимке. Каждого, а не только тех, кого смогла сохранить
память Анны Ивановны. Кто и где погиб, кто уже
умер? Как сложилась судьба каждого, кто жив и по сей
день?..
Читаем дальше письмо А. И. Князевой. Читаем строки,
опять же рассказывающие о нелегкой доле людей, отстоявших
в те гремящие годы .нашу с вами жизнь.
«Со мною работали радистки Аня Махмудова (покойная),
Галя Литовченко. Хорошо помню Машу Васильеву.
Она была смертельно ранена в живот. Я тогда работала
на радиостанции РСВ, и Маша работала на такой же
рации...
Посылаю Вам фотокарточку. Она уже переснята... Посылаю
ее Вам для того, чтобы Вы имели представление о
наших радистках, с кем Валя работала. Я буду писать письма
нашим бывшим радистам и радисткам и попрошу их
написать Вам свои воспоминания о Вале. А если Вы будете
обращаться к ним, то пишу их адреса».
А дальше идет вещь весьма интересная, весьма трогательная
— стихи. Сам автор считает, что написаны не для
печати, а «для души». Стихотворная форма изложения както
«прямее» доходит до слушателя. И правильно делает
ill

Анна Ивановна, что свои стихи — воспоминания о военном
времени читает в школах на встречах:
Я вспоминаю сорок третий,
Бои под Курском, под Орлом...
Вот такое письмо со стихами. Каждая фамилия, каждый
факт, в нем зафиксированный, являются сейчас бесценными.
Другое письмо А. И. Князевой начинается так:
«Получила Ваше письмо. Сразу села отвечать на него.
Может быть, какая-то небольшая частица моей помощи
будет в моем письме. Вы должны понять: очень трудно
вспоминать, когда столько времени прошло. И еще я повторяю:
я была радисткой в радиороте 715 ОБС. Когда шли
боевые операции, мы сидели за рацией в машине. Знали
в лицо Васильева Ивана Дмитриевича, Шаврова Ивана
Григорьевича, Гранкина Василия Яковлевича. Да еще и
имена и отчества не знали, а знали фамилии и звания. Командиров
танковых бригад знали только по телеграммам
или по голосу в рации, когда работали микрофоном».
А затем идет весьма важное: краткие характеристики
тех людей, с которыми Валентина выполняла свою боевую
работу, у которых училась драться и которых сама заражала
своим бесстрашием. Некоторые из них уж е упоминались,
некоторые будут еще упомянуты и потом.
И обратите внимание на тон этого краткого перечисления,
на то чувство братства, которое до сих пор испытывают
фронтовики к своим живым, погибшим и умершим товарищам.
Дорогого стоит это святое чувство.
«Васильева И. Д., генерала, мы все хорошо знали. Это
был очень требовательный человек. Я лично его боялась до
ужаса. Если не было связи, он кричал, бранился, угрожал.
Он был не однажды ранен. Это был смелый генерал. Работала
с ним радистка Папуга Мария.
Она лучше всех знала генерала, много р абота л а при
командном пункте...
На встрече связистов в Москве, посвященной 30-лстню
Победы, мы посетили могилу генерала. Были приглашены
дети генерала — сын и дочь, внук генерала. Жена была
больна.
Вспоминаю Гранкина В. Я. На него кричит генерал,
тоебует бесперебойной связи, а он спокойно отвечает: «Мои
112

радисты добьются связи». Приходит на рацию — спокойный,
и так уверенно говорит с нами: «Связь должна быть, и
я уверен, что вы добьетесь». Через некоторое время он докладывает
генералу, что связь есть. И генерал доволен.
Гранкин В. Я. очень хорошо, по-отечески относился к
дсвушкам-радисткам38. Он и требовал и оберегал девушек.
Давал советы, воспитывал порядочность девушки на фронте.
Мы знали хорошо его супругу — Гранкину Анну Ивановну.
Это была заботливая, умная, душевная женщина.
Нам нравилось, что нас, девушек, поддерживали такие чуткие,
внимательные люди. Мы до сих пор, кто живы, пишем
Гранкину В. Я. поздравления, письма. Почти все, кто бывал
в Москве, бывали у Гранкина В. Я. Тепло и сердечно
принимает он и его супруга, Зинаида Николаевна, однополчан
своего мужа. Она бывает с Вас. Яковл. на встречах,
знает не только в лицо связистов п связисток, но и о нашей
жизни.
Очень уважали мы Шаврова Ивана Григорьевича. Это
был умный, спокойный, но н требовательный нач. штаба.
Всегда подтянутый, деловой командир.
Помню майора Кистанова — зам. ком. корпуса по полит.
части. Приходилось видеть на собраниях. Я была принята
в апреле 1943 г. в партию. Выполняла различные партийные
поручения. Была редактором «Боевого листка», поэтому
приходилось слушать Кистанова...
С Галей Носенко и с Аней Непряхиной мы вместе были,
начиная с учебного полка. А потом вместе попали в
19 т. корпус, в 715 ОБС.
...Извините за непоследовательность в письме и за небрежность.
Плохо себя чувствую да и скорей написать захотелось,
может, хоть чуть-чуть помогу Вам».
. «Только радиообщение»
(И ван Ф едорович К узн ец ов)
Теперь о почтовом общении с моим коллегой, журналистом
но профессии — И. Ф. Кузнецовым из поселка
38 В. Я . Гранкин писал мне следую щ ее: «В моем подчинении и
1943— 44 годах бы ло до 50 радистов 715-го батальона свялн (к о р п у с н о г о ).
из котор ы х 3 0 — 35 бы л о девуш ек. В том числе и В. В архатова. Я ее
пом н ю , но у ж е тум ан н о. Д евуш ка она была, дей стви тел ьн о, см ел ая, м ного
раз п росилась отком ан дировать ее в тан к овую бри гаду радистом . К ак мог.
я ее отговаривал. У сл овия сл у ж бы в танке — не для девуш ек, но она всетаки
угов ор и л а» (А. Л.)
К 2.Ч1И
ИЗ

Кугеси Чувашской АССР. Он был редактором районной
газеты, собственным корреспондентом республиканской,
работал в народном контроле. Сейчас пенсионер, председатель
районного совета ветеранов. ..
«Общественной работой загружен по горло, — пишет
И. Ф. Кузнецов. — Часто выступаю перед молодежью и
каждый раз рассказываю о Вале Бархатовой, как и о других
однополчанах».
Хочу обратить ваше внимание на самое начало письма
(два слова оттуда вынесены в заголовок раздела).
«...помочь Вам едва ли смогу. Дело в том, что лично с
Валей мне общаться не пришлось, было у нас только радиообщение».
А дальше идет главное:
«Я тогда был начальником радиостанции РСБ, обслуживал
непосредственно командира танкового корпуса, поддерживал
связь с командирами танковых бригад, передавал
боевые приказы, принимал оперативные данные и доклады
о ходе боев, выполнении боевых приказов. Конечно,
приходилось трудно, иногда по двое-трое суток не отходили
от рации, но связь мы обеспечивали бесперебойную.
Это было во время боев за освобождение Украины, Крыма.
Валя была радисткой командира танковой бригады, ее
боевая позиция была всегда в танке. Как сейчас помню,
мои позывные были «Лидер», а ее — «Ласка». Стоило запросить
«Ласка, Ласка! Я — Лидер, как слышишь?» Тут
же в ответ: «Лидер! Я — Ласка. Слышу хорошо».
Голос Вали как бы и вправду соответствовал позывным
ее радиостанции — был нежный и ласковый, идущий от
души, отличался от голосов других радистов своей задушевностью,
но в то же время четкостью, твердостью, подкупал
своей особой интонацией. И невольно возникал образ
сверстницы, который мы, молодые воины, создавали в своих
мечтах о любимых.
Верите или нет, но это так: прошло с тех пор более
40 лет, а ее голос четко и ясно слышится мне и сегодня, и я
бы его отличил среди тысячи других голосов. Очень мне хотелось
тогда с ней встретиться, лично познакомиться, но не
пришлось. Она была не только квалифицированной радисткой,
но и мужественным воином. Это она вынесла из подбитого
танка своего раненого командира.
А потом погибла и сама.
Уже после войны, при встрече однополчан мне показали
ее фотографию. Так я познакомился с ней заочно, через 30 с
114

лишним лет после пойны, долго всматривался в ее образ,
разговаривал с ней мысленно: «Эх, Ласка, Ласка, не дожила
ты до счастливых дней!..»
Я полагаю, Вы взяли адреса моих однополчан и написали
им. На всякий случай сообщаю несколько адресов».
Теперь о другом письме. Оно короткое. И важны-то для
нас в нем не все строки. Но важны очень. Приведу эти слова
Ивана Федоровича Кузнецова, потому что в них заключено
отношение его и его товарищей по войне к Валентине Сергеевне.
Написаны они но поводу того, что Кузнецов получил
вырезки моей газетной публикации Валиного дневника,
которая стала сейчас основой первой главы.
«Искренне благодарен Вам за дневник Вали Бархатовой.
Перечитал несколько раз, уходя мысленно в свою молодость
— довоенную и военных лет. Даже на миг представил
себя одним из близких друзей Вали, ведь тогда со
мной рядом были такие же девушки, как она. Мне близки
и понятны ее думы, мечты, чувства — они созвучны с тогдашними
моими и моего поколения в молодости.
Врезалась в памяти фраза из последнего к матери письма
Вали: «Это письмо придет к тебе, когда уже все кончится!»
Она имела в виду освобождение Севастополя, а получилось
— все кончилось для нее...
Сейчас очень занят. Ко Дню Победы мы должны открыть
районный музей боевой славы. Да и много работы и
подготовки к славной дате39.
Пишите, с уважением — И. Ф. Кузнецов».
Было еще одно короткое письмо из поселка Кугеси.
В нем тоже сообщались адреса однополчан.
* * *
Еще и еще раз перечитываю письма. Вновь и вновь задаю
себе вопрос: в чем же секрет Валиного человеческого
обаяния, почему ее до сих пор помнят, искренне любят,
говорят о ней, как о близком человеке? Только ли в том
дело, что случившееся под Севастополем до сих пор тревожит
души знавших ее людей?.. Должно быть, и это. Но
не здесь главная причина. Не ужасная смерть, а прекрасная
жизнь этой девушки не позволяет забыть ее.
3J И мелось в виду 40-л отие П обеди . (A. JI.)
» ’ 115

«Любовь ее была овеяна войной...»
(М ария Григорьевна Гурья}ю ва. Прилож ения к ее письм у)
Вначале хочу сказать несколько слов, возникших как
бы предварительно. Они о моем старшем товарище. О
фронтовике. (Фамилию его называть не буду, т. к. разрешения
на это не спрашивал. Почему не спрашивал, —
сейчас поймете, ибо об этом и речь).
Он не любит рассказывать о своем участии в войне. Скорее,
«не любит» даже не то слово. Не может. Несколько
раз я пытался расспросить его об этом, он уклонялся от разговора,
переводил на другую тему. Л однажды сказал: «Оставь,
это было тяжело, это было невыносимо».
Он дрался в одном из самых злых мест войны — на
Северо-Западном фронте, где люди наши гибли не только
от вражеского оружия, но и от дистрофии. Болота, бездорожье,
частое отсутствие летной погоды. И в результате —
острая нехватка продуктов и боеприпасов.
Этот человек до сих пор не может найти в себе силы
вспоминать.
И поэтому понимаю Марию Григорьевну Гурьянову
(город Мирный Архангельской области). Она написала,
но чувствую: сделать эго ей было тяжело чрезвычайно.
Такова память о тех годах.
Понять это не так уж трудно. Бывают в жизни человека
периоды, которые разделяют эту жизнь на «до» и «после».
Таким периодом для многих миллионов людей стали годы
41-й — 45-й.
Получив и прочитав письмо Марии Григорьевны, я подумал,
что, возможно, расспросами доставил ей боль.
Есть некоторая нервность в Вашем письме, Мария Григорьевна,
некоторая надсада. Понятно: писали Вы о вещах
жестоких. Например, о гибели мужа — капитана Михаила
Даниловича Боковикова.
«Наша 101-я бригада формировалась в Казани. С первых
дней я в 101-й т. б. Всю войну прошла. Уволилась
в VII 1946 г. А в III 1942 г. закончила Военномедицинскую
академию им. Кирова (она была эвакуирована
в г. Куйбышев). Часть формировал полковник Баталкин
И. Г. и войну в 101-й т. б. закончил тоже он. Дважды
ранен».
Для чего цитируются эти строки? Да для того, чтобы
опять же рассказать не только о фактах, касающихся лишь
116

Валентины Сергеевны, но и о самой обстановке, ее окружении.
Читаем дальше.
«Командиров бригады менялось 8».
Весьма красноречивая цифра.
Сказано в письме об однополчанине Бархатовой —
человеке героическом:
«...командир 1-го танкового батальона манор Ваня
Машкарин. Вот о ком напишите. Уничтожил, кроме танков,
200 немцев. Как воин, как человек замечательный! Идет
воина. Немцев бьет, танки «Тигры» жгет больше всех
батальон Машкарина. Вышел из бон, ремонт танков — первым
Ваня. Все делают под музыку. Отличного старика возил
— баяниста-поэта. Плакат вывешивал, объявление:
«Вечером танцы. Концерт силами батальона». Всегда чист,
выбрит (когда только успевал?)».
Коротко Мария Григорьевна рассказала о своем друге
детства маноре Бухтоярове, живущем сейчас в Душанбе
(«Воевал здорово!»). О погибшем вместе с Валентиной
майоре Булгакове, о своем старом друге комиссаре
И. Д. Чернявском. Рассказав об уже знакомом нам командире
19 корпуса И. Д. Васильеве, сообщила такую подробность:
•
«Лечился он (после ранения — A. J1.) в г. Мелитополе.
Там же лечилась и я. Госпиталь разбомбили, чудом остались
живы, убили нач. госпиталя, заместителя; полгоспнталя
побили...»
После длинного перечня погибших М. Г. Гурьянова
восклицает: «О, сколько я хоронила друзей!..»
В этом письме есть еще одна тема — тема, казалось бы,
неожиданная — любовь.
Да, любовь.
И, если чуть вдуматься, то не такая уж она и неожиданная:
ведь Валентина и сверстники ее были молоды.
Предупреждаю: этот короткий разговор будет непростым.
Взаимоотношения женщины и мужчины всегда были
одним из самых сложных пунктов в человеческой жизни.
А тут еще война... Любовь — самое первейшее, самое
естественнейшее для человека состояние. А война ставит ее
в условия неестественные, порой больше — в уродливые.
От фамилии оставлю лишь первую букву; так, мне думается,
будет правильней.
117

«М. всем нам, близким друзьям, — пишет М. Г. Гурьянова,
— говорил на 40-летии корпуса в Москве, что они с
Валей любили друг друга».
Мелькнет это имя и в конце письма:
«Воевала Валя хорошо: дай бог каждому. Товарищем
была честным. Не пряталась за чужие спины. Ну а разобраться
в любви — где еще ома могла?.. Любовь ее была
овеяна войной, как у всех нас. М. был ей отцом...
...Я тоже была молодая — с 1922 года, как и капитан Боковиков.
Мы с ним зарегистрировались в г. Мелитополе
в октябре 1942 г.».
Не только овеяна, но и опалена, а то и убита войной
была любовь Валн и ее подруг. «В любви несчастная, как
и большинство девушек военных», — пишет об одной из
них М. Г. Гурьянова.
Вот какая грустная линия есть в письме из Мирного.
* * *
По Валиному дневнику вы помните ее отношение к
любви — честное, искреннее. Таким, оказывается, оно оставалось
и на фронте. П. С. Бархатов прислал мне два
письма, одно из которых доказывает это. Приведу его как
приложение. Это письмо Марии Е. (?) Ларионовой. О предвоенной
ее жизни удалось лишь выяснить, что родом она
из Кокшетау (Северный Казахстан). После войны работала
в госпитале в Барановичах (Белоруссия). Где она сейчас,
жива ли — неизвестно. А жаль: у нее, возможно, сохранились
Валины письма. Ларионова тоже фронтовичка,
медик. Она любила Константина Бархатова. Где и когда
она познакомилась с ним и с Валентиной, из этих двух
писем не видно.
Адресовано второе письмо Валиной матери. Причем,
три года Mapijn Ларионова думала, что после гибели Кости
и Валн Федосья Трифоновна умерла от горя — так ей ктото
сообщил.
Письмо это ценно прежде всего тем, что в нем цитируется
письмо самой В. Бархатовой, местонахождение оригинала
которого неизвестно.
«4 /Х 1-45 г.
Здравствуйте Федосья Трифоновна! С приветом, Мария!
Нельзя выразить словами, как всколыхнуло меня Ваше
письмо. Я не верила своим глазам: наконец, я получила то
118

письмо, которое и добивалась три мучительных года. До
феврали 1944 года и переписывалась с Валей. Мне было
легче, приятней, когда и получала от нее простые, воодушевленные,
родные письма. Вот она в предпоследнем письме
пишет:
«...Ях! Маринка! Когда эта проклятая война кончится?
Скорее бы... Как хочется учиться. Да, мечты юности осквернила
воина! Все дорогое, близкое: Костя, мои любимый
— убиты. Веду себя так же серьезно. Плевать на всех
хочу... Плевать хочу на всех с верхней полочки... Пусть
думают, что и холодная сибирячка, а если бы кто знал, как
хочется искренней любви. Не могу видеть или не встречаю
людей хорошими, все думаю — или дураки или те, кто
жаждет минутных наслаждений. Надоело, грубо, дико...»
С каким удовольствием я читала эти ценные, правдивые
слова. Я ее прекрасно понимала, ибо переживала аналогичное.
Но вот лишилась и последней радости. Валя перестала
писать. Проходили месяцы тяжелых боевых дней,
по никаких сведений ни о Вале, ни о Косте».
Помните дневник Валентины, те его страницы, которые
были посвящены любви? Помните, сколько там чистоты,
трепетности? Сколько боязни покривить душой, вольно или
невольно солгать? Из кусочка Валиного письма, приведенного
в письме Ларионовой, четко видно, что война не то что
не растоптала Валю нравственно, война не изменила ее ни
на йоту. Она осталась такой же чистой, какой была в своей
довоенной юности. Она плевать хочет на тех, кто исповедует
циничную формулу «воина все спишет». Ей, как и когдато,
хочется любви искренней.
Дальше рассказывается о том, как Ларионова безуспешно
пыталась установить связь с кем-либо из Бархатовых,
как получила ложное известие о смерти Федосьи Трифоновны.
«Дорогой образ Вали, —продолжает М. Е. Ларионова, —
мне никогда не забыть. Как я ее полюбила за ее ум, простоту,
отвагу! У меня к вам просьба: вышлите мне с нее
какое-нибудь фото. Костя по-прежнему для меня любимый
друг. Никогда, даже в тяжелые минуты своей жизни
я не забывала о нем. Не хотела верить в его гибель.
Я но сей день не верю этому. Вот почему так назойливо,
всегда нспрошеино стучала в двери, с надеждой что-нибудь
услыхать о нем. Л если когда-нибудь он откликнется (на
119

что уже, кажется, нет больше никаких надежд), то пусть
знает, что я жива, невредима, для меня он по-прежнему
дорог. И в любую минуту я готова откликнуться на его
зов, каков бы он ни был. Я думаю, вы хоть немного поймете
меня. Всего пережитого не передать словами. Кажется,
пройдут годы, и раны, нанесенные жестокой войной!, тяжелые
моральные «раны» не заживут».
На эту же тему написал уже знакомый вам И. Ф. Рачихин.
Оказывается, он стал в Крыму личным шофером офицера
М. Иван Федорович пишет, что М. «привязался ко
мне, велел звать его Алексей Федорович, что я и делал.
После войны мы регулярно переписывались и с 1972 года
трижды встречались, фотографировались и в Севастополе,
Ялте и Москве в последнюю встречу в январе 1983 г.
Под Сапун-горой (он) стал выяснять, знаю ли я свою
землячку Валю. «Да, я ее знаю с Орловско-Курской дуги.
Да, мне доверять можно». Однажды я увез записку Вале,
дважды возил М. в часы затишья и досуга в штаб бригады
на свидание с Валей... У Вали (с М.) была платоническая
любовь, увлечение, т. к. (ему) уже тогда было за 40 лет. Но
выглядел он тогда не по годам прекрасно.
И вот, как гром, набат раздался под Севастополем —
9 мая 1944 г. в 4 часа утра погиб комбриг т. Хромченко и
весь его экипаж, в том числе Валя. Какой ужас!
Ночыо немцы сильно бомбили, и я залез, как и все, в
траншею. Чую — меня в пятом часу кто-то то. та ет; напугался,
проснулся, думал — напали, как в предыдущие дни,
(крымские) татары. Очнулся — передо мной стоит сильно
взволнованный М. Приказал мне срочно ехать по направлению
Балаклавы, рассказав о гибели экипажа. Через 2 км
пути мы Обнаружили воронку и груду разбросанного металла...
Приехал М. в надежде помочь Вале, спасти ее. Но помогать
и спасать здесь было некого за исключением Познанского.
М., я и кто находился здесь, чувствовали себя угнетенно,
а М. по-солдатски всплакнул. Он об этом говорил и при
встрече в Москве в 83 г. (О его любви к Вале)...
Звал в Ташкент, по встреча прервалась40. Познакомил
меня с внуком Алешей, с которым мы сдружились и уходили
далеко от нашей гостиницы в Севастополе. Я покупал
ему мороженое, яблоки, за что получал от деда нагоняя.
Шутил — обещал подвергнуть меня аресту. Прощай, мой
40 И меется в виду см ерть М. в .мае 1983 года. (А. Л.)
120

боевой друг и соратник, Алеша. Сослуживцы, семья, помните
подполковника М.!»
Будем помнить и мы этого человека — фронтовую любовь
Валентины.
«Терялся слух от грохота...»
( Пенн Ф едорович Рачихин)
Имя И. Ф. Рачихипа из села Большое Сорокине Тюменской
области уже встречалось дважды. Ио в письмах
Ивана Федоровича так много интересного и ценного, что ограничиться
этим нельзя.
Его помощь, как вы, видимо, уже поняли, весьма и весьма
значительна: подробные письма, длинные перечни адресов
тех людей, к которым следует обратиться, подробные
описания различных обстоятельств боевой жизни Вали и ее
однополчан...
Он родился в том же селе, в котором живет и сейчас
(тогда оно входило в Омскую область). После девятилетки
переехал в Омск, работал диспетчером в «Сельэлектрострое»,
закончил курсы шоферов. После 22 нюня успел
съездить в Сорокине — проститься с родными. Потом призыв
в армию, учеба.
А с 5 декабря этого же 1941 года уже защищал Москву.
В январе под Тихвином был ранен. Потом защищал Ленинград.
После прорыва блокады военная судьба связала его с
19 -м танковым корпусом.
Слово самому Ивану Федоровичу:
«В 19-й танковый корпус я прибыл из Ярославля после
ранения под Ленинградом, в район станции Турден Тульской
области в январе 1943 г. и как механизатор был направлен
в 101-ю танковую бригаду, в роту управления в качестве
техника-водителя бронетранспортера М-3 «Геркулес»...
В эти дни в декабре 1942 — январе 1943 г. все части
корпуса, т. е. 101-я танковая, 202-я, 79-я, 26-я мотострелковая
бригады пополнялись спешно живой силой и техникой,
так же, как и части усиления корпуса.
Нам предстояло в районе севернее Фатежа закрепить
достигнутые за период зимнего наступления рубежи, завершить
образование Курской дуги, ставшей в последующем
ареной одного из крупнейших в истории войны сра-
12Г

жений — Курской битвы. В этой спешке подготовки к боям
мои члены экипажа Кутьков Николай, Шелков Александр,
Щербаков Саша устанавливали на бронетранспортер радиостанцию
для наведения нашей авиации на объекты врага.
Вдруг к машине подходят трое миловидных девушек и
докладывают ст. сержанту Кутькову, он и нач. станции и
командир, что мы — радисты бригады — Бархатова Валя,
Руппо Галя и Клава (фамилию забыл) начальником штаба
бригады и нач. связи посланы к вам для оказания помощи
в монтаже радиостанции и работы в эфире. Мы, конечно,
все были рады такой шефской помощи и быстро перешли
на ты. Я выяснил — Галя Руппо — сибирячка из
Ангарска, Клава где-то из Иваново, а Валя Бархатова —
о боже! — из Омска».
Вы обратили внимание — рядовой Рачнхин — до сих
пор человек с военной, как говорится, косточкой. Четко
помнит названия населенных пунктов, боевую обстановку,
имена товарищей. Эта солдатская четкость гармонично сочетается
в его письмах с обыкновенной человеческой теплотой.
Особенно, когда речь заходит о Вале.
«Разумеется, — продолжает он, — нас такое близкое
землячество просто сплотило, сроднило. Валя с девушками
помогали нашим ребятам дня три, и их чуткость, внимание
к нам мы вспоминали часто. Я, чем мог, помогал девушкам:
пойду на кухню, — получу и для них обед, рассказывал
различные байки, вселял в них бодрость, уверенность,
т. к. я был уже обстрелянный солдат.
Девушки все были грамотные, высокоэрудированные.
Всегда было много смеха, задора. В дальнейшем наше
фронтовое братство сгодилось нам — мы всегда чувствовали
рядом друга и помогали друг другу.
Позднее, 01.01.1944 г., вражеский снаряд ударил в танк
и тяжело ранило радиста Галю Руппо. Я стремительно
бросился к Гале, с кем-то кое-как перевязали ее и в бессознательном
состоянии погрузили в автомашину, эвакуировали
в медсанбат. Галю спасли. Но встретиться с ней пришлось
через 35 лет — на встрече в Севастополе. Это были
слезы радости, я ведь грешным делом похоронил •ее.
С 5 июля 1943 г. наш 19-й танковый корпус принял
активное участие в Курской битве. Никогда не сгладятся в
памяти участников того сражения ожесточенные бои на
Молотычевских высотах, где нам пришлось в течение
7 дней и ночей (с 5 по 12 июля) отражать непрерывные
атаки бронированных фашистских орд — «Тигры», «Пан­
122

теры», «Фердинанды», поддерживаемые массированными
авиационными ударами имперского воздушного флота, горной
лавиной шли на наши позиции. Воздух качался от
толчков артиллерийской канонады и бомбовых ударов. Терялся
слух от грохота, все горело, дым и пыль заволакивали
небо, слепило глаза. Трудно было себе представить,
что там уцелеет что-то живое».
Сравните описание этого великого сражения с коротеньким
письмом Бархатовой к Володе от 10.07.43 г. во второй
главе. Поразительно: почти те же, а то и впрямую те же
слова!
«Но враг не прошел, — продолжает И. Ф. Рачихин, —
12.07.43 г., перейдя в решительное контрнаступление, мы
наголову разбили проклятых немцев и 5 августа 43 г. Москва
салютовала нам в ознаменование победы на Курской
дуге и освобождения городов Орел и Белгород.
После непродолжительной передышки, пополнения
техникой, людьми корпус успешно провел Мелитопольскую
операцию. В дальнейшем с ходу овладели легендарным
Перекопом и пробили брешь на Турецком валу, завершив
свой рывок под Армянском. В результате был захвачен
важный плацдарм для действий в Крыму с Перекопского
перешейка.
В этом стремительном броске нигде и никому не было
спокойно. Не только передовые части, но даже и тылы бригад
не раз оказывались в засаде и вступали в неравный бой
с врагом. Дрались повара, сапожники, шофера, интенданты.
В эти тяжелые дни мы все работали без устали,
выполняя поставленные перед нами задачи...
Валя Бархатова была в гуще всех этих событий, неутомимо
осуществляла связь, передавала исполнителю боевые
приказы и распоряжения командования, не раз отмечалась
командованием через печать и наградами за умелые
и оперативные действия в бою. Была бесстрашно непримирима
к врагу.
В часы малейшей передышки мы находили друг друга,
справлялись о здоровье, желали удачи в дальнейшем. Это
радовало нас и вселяло силы на борьбу с врагом. Фронтовики
эту близость и заботу друга не забудут никогда!».
Вот, оказывается, как по-звериному зло цеплялись
враги за столь лакомый для них кусок чужой земли — наш
Крым. Вот в каком пекле была Валентина.
«Валентина, — пишет дальше Иван Федорович, —
имела деловой авторитет среди товарищей да и всей 101-й
123

танковой бригады. Уже намечавшийся ее «рост» не вскружил
ей голову — она до конца дней своих была человечна,
общительна. В быту вела себя достойно, так ждала победы
— вернуться в родной Омск...
Интересна такая деталь. Приближаясь с боями к Симферополю,
я вновь оказался в расположении штаба бригады.
Валентина Бархатова приняла срочную телеграмму и
передала ее комбригу Хромченко. Тот, прочтя ее, вспылил
и велел передать нач. тыла Ружанскому, чтобы он немедленно
организовал тылы бригады на отпор происков немцев
под Джанкоем.
Что произошло? Оказывается, недобитые немцы «очухались»
после танкового тарана, начали объединяться силами
до взвода и нападать на наши тылы. Конечно, комбриг
испугавшемуся Ружанскому не мог выделить в помощь
танки, т. к. впереди были Симферополь, Бахчисарай, Севастополь,
но все-таки смиловался, снял со штаба три
зенитных бронетранспортера и бросил их вновь в район
Джанкоя, они и навели полный порядок и спокойствие.
В этот день Москва салютовала нам за освобождение
Симферополя».
После Крыма Иван Федорович воевал в Румынии. Демобилизовавшись
в 46-м, приехал в родные края. Был комсомольским
работником, зав. отделом райисполкома, закончив
техникум (в 40 лет!), стал строителем.
Трогательно описывает он встречи однополчан:
«Поездки в Крым (для встречи) для меня являются потрясающими.
Здесь я встретил Мансурова, Краснова, Паеько.
Это начальство. Здесь я встретил однокашИиков (в
смысле — ели кашу из одного котелка) — Симовских
Вл. Степ., Пасхина Вл. Михайловича, Белянина Алекс.
Васил., Аникина Алексея, Галю Руппо, Марию Гурьянову
и других. А всего 13 человек и все из роты управления
101-й танковой бригады.
Эго было потрясающе! Встретились в 1972 г. 13 человек
из одной роты!»
Сейчас Рачихин на пенсии. И вот какие строки завершают
его письмо:
«Жизнь прожил без инцидентов, ровно, даже в отличном
темпе. Радостью являются теперь уже внуки, дети —
двое, ну и связь с однополчанами, наше боевое побра­
124

тимство — иногда со слезами па глазах. Испытал в годину
лихолетий — немецкого нашествия — горя выше головы.
Можно написать целую книгу.
Несмотря на годы — 65 лет — ж ить очень хочется".
Живем при достатке и уюте. Пот коротко и все».
Здесь виден характер автора письма — должно быть,
это спокойный, знающий цену словам и поступкам человек.
Здесь мы прощаемся с Иваном Федоровичем, со всеми,
кто знал и помнит Валю Бархатову, кто помог написать эту
книгу.
" П исьм о 1985 гола. (Л.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
«Не забывайте меня», — просила Валентина в одном из
писем с фронта домой.
Тебя не забыли, Валентина.
Не забыли не только родные, не только близкие друзья
и однополчане.
Тебя помнят сотни и тысячи людей, которые видели
только твои фотографии, — есть такое удивительное свойство
человеческой памяти — «то, что было не со мной,
помню».
Человек, вошедший в Омске в вагон одного иа составов
фирменного поезда «Иртыш», услышит по поездному
радио:
«Уважаемые пассажиры!
Вас обслуживает бригада проводников, зачислившая в
свой состав девушку-танкистку Валентину Бархатову».
И это отнюдь не чисто символическое зачисление. Поездная
комсомольско-молодежная бригада отчисляет вполне
реальные деньги, «заработанные» Валентиной, на особый
счет; На них изготовлен бюст В. Бархатовой для музея
106-й школы (автор — омский скульптор, член Союза художников
СССР Анатолий Цымбал). На них ребят-бархатовцев
этой школы свозили в Москву. С этого же счета
15223 рубля перечислено в Фонд мира (цифра на март
1987 года).
Включили Бархатову в состав своего коллектива и севастопольские
экскурсоводы.
Тебя не забыли, Валя, и в родном селе Иртыш, где на
главной площади имя твое выбито золотом на обелиске
павших. Рядом с именем Константина. Рядом со 109-ю другими
именами твоих земляков.
126

Польше десяти лет назад случилось мне быть в Ю жной
Якутии, в молодом городе Нерюпгри, на строящейся станции
Центрального участка БАМа Нагорной. И разве можно
тогда было предположить, что один из пионерских отрядов
Нагорновской школы будет носить имя Бархатовой?! А таких
отрядов и дружин немало.
Ребята из омской 106-й школы проводят лыжный кросс
в честь заядлой спортсменки Вали Бархатовой, а жители
села Иртыш — весенний праздник улицы, названной ее
именем.
Эта книга — тоже свидетельство памяти. В ее рождении
участвовали десятки людей — и совсем еще юных, и вполне
взрослых, и глубоких стариков.
У этой книги есть еще одни автор. Это сама Валентина
Сергеевна. Она тоже писала ее. И писала не только тогда,
когда склонялась над дневником или над своими письмами.
Главное — писала всей своей короткой, стремительной и
яркой жизнью.
#

СОДЕРЖАНИЕ
Глава). «За все прош лое и будущ ее». (Дневник)...........................................................
Глава II. «К ак хочется ж ить!..» (Письма)
Глава HI. Трагедия с о д Севастополем
Глава IV. Д р у з ь я ..........................................
Вместо п о с л е с л о в и я ........................
5
45
79
97
126
Л ебф ер Александр’ Эрахмналовнч
...Б У Д У ВСЕГД А Ж И В А
Рецензент А. П. Долгушин
Редакторы Т. Г. Четверикова, Г. Г. Минееза
Худож ник В. II. Белаи
Худож ественный редактор II. В. Битеров
Технический редактор Н. В. Калинина
Корректор К. И. Пашина
1111 №209
Сдано а набор 22.10.89J, Подписано в печать 20.05,87, ПД 02348, Ф ормат 8 4 X 1 0 8 /3 2 , Вумаг
Илл. Д М , Гарнитура Обыкновенная новая. Печать оф сетная. Уел. аеч, я, 0 ,7 2 + в к л . 0,42.
Уел. кр.-отт, 7,35. У ч.-изд. л. 6,54-рвкл. 0,4. Тираж 10009 зкз. Заказ Хг 2364. Цена 35 к.
Омское книжное издательство. 644099. Омск, ул. К оммунистическая. 20.
Областная типография. 644070. Омск. ул. Д екабристов, 37.