«Новая газета» №111 (пятница) от 06.10.2017

22
«Новая газета» пятница.
№111 06. 10. 2017
культурный слой/кино
Кадр из фильма «Аритмия»
Ч
то в этом скромном кино
особенного — не понятно.
Сюжет можно изложить
парой фраз. Олег — врач
на скорой помощи, сквозь
пробки мчится спасать погибающих,
даже тех, кто спасаться не
хочет, а также пьяных, шизофреников и
скучающих от одиночества пенсионеров.
На работе — оптимизация, требуют исключительно
цифр по новой схеме: 20 минут на
больного. Тоска. И дома — разлад. Полная
аритмия…
Но есть в этом фильме волшебство
подлинного, проникновение в живую
ткань травматичных взаимоотношений
двух любящих людей. Маленький фильм
про круговорот чувств в человеческой
природе без начала и конца. Про вытекающую
сквозь пальцы будней любовь. Про
попытку пальцы эти сжать до боли, добела.
А она все равно вытекает. Уникальный актерский
дуэт: Ирина Горбачева, Александр
Яценко. Чуткая близкая камера Алишера
Хамидходжаева, прозрачная неартикулируемая
режиссура. Просто скользящая
жизнь как она есть с ее паузами, спешкой,
головокружением, срывами. И пульс стучит
в твоем сбивчивом сердечном ритме,
совпадая с пульсом экрана.
— Мне кажется, это самый успешный,
самый мейнстримный фильм Бориса
Хлебникова. Фестивальные награды падают
дождем — от «Кинотавра» до Карловых
Вар, да и публике фильм нравится. У тебя
есть объяснение? И существует ли для тебя
собственная шкала: какая из картин получилась,
какая — нет?
— Про это кино еще не могу сказать:
фильм только появился, еще нет дистанции.
А из своих работ люблю только
«Сумасшедшую помощь». Правда. Мне
кажется, это единственный хороший из
моих фильмов. Многое из задуманного в
нем удалось. Я отвечаю за него. К другим
работам отношусь более чем критично.
— В «Сумасшедшей помощи» удалось
поймать градус, интонацию времени?
— Даже не объясню точно. То, как
играет там Дрейден, как сложился у
Александра Родионова сценарий, как получились
многие важные для меня вещи.
Вот про «Аритмию» не очень понимаю.
Как киновед сознаю: история подобных
успешных, благополучных картин —
когда возникает общая любовь — симптом,
что с фильмом что-то не в порядке.
И когда «Аритмию» критикуют, я искренне
понимаю. Готов даже соглашаться с теми,
для кого неприемлема драма про страну —
сегодня — с хеппи-эндом.
— А я не увидела в фильме хеппи-энда.
— Я и его не закладывал, но раз его
кто-то считал… значит, сделано не точно.
«
— Критик, зритель имеют право на собственное
мнение. Знаю, что изначально у
вас с автором Наташей Мещаниновой была
идея сериала для ТНТ. В кино она переросла,
когда возникла тема медицины, мелодрама
обрела глубину социального контекста?
— Пришла профессия. Мы же просто
ткнули пальцем… и сразу попали в узел
проблем: сокрушительная медицинская
реформа, сокращение врачей, бред, хаос.
В общем, наша реальность. Но уверен,
ткнули бы в другую сферу, было бы то
же самое.
— К примеру, в библиотечный мир. Там
сейчас тоже разворачивается своя драма.
Люди, связанные с книгой профессией и
жизнью, обязаны ее уничтожать по приказу
сверху за неблагонадежность дарителя.
Борис ХЛЕБНИКОВ:
И все же медицина, тем более скорая помощь,
это про нас, это про всех.
— Если говорить грубо, это правильный
драматургический рычаг.
— Но ты же обыграл название, можно
размышлять об аритмии не только любви
и ритмах судьбы отдельного человека, но и
общества.
— Увы. Все, что ты перечислила, мне
и не нравится в наименовании. Нужно
было срочно подавать на конкурс в
Минкульт, записали первое название, которое
произнесла автор сценария Наташа
Мещанинова. Тогда же дали себе слово,
что так фильм не назовем. Но ничего толкового
не смогли придумать. Это название
мне до сих пор не нравится, оно тянет на
обобщение, притчу. Ничего подобного там
нет. Это слово утяжеляет, настраивает на
слишком серьезный лад. Мне же хотелось
чего-то необязательного. Вроде того, что
предложил Сережа Лобан, прочитав сценарий:
«Приключение доктора Миронова»
— никакое. Поэтому мне и нравится.
— Ну да, «Дни хирурга Мишкина».
Но ведь нет здесь никаких приключений,
У нас невозможно жанровое кино. Нет ни одной
точки опоры, чтобы сделать героя и антигероя.
Любой герой — размытое пятно в неопределенном
пространстве. Ты не можешь сделать хорошего
мента, судью
РИА Новости
Совсем скоро
на наших экранах
«Аритмия» —
самый человечный
российский
фильм последнего
времени
«Мы живем
в экстремальной
похождений, скорее мытарства. А вот строй
фильма. Возможно, от изначальной идеи
сериальности осталась форма «открытой
драматургии». Нет у вашей истории, как в
песне про революцию, начала, нет и конца.
Есть выхваченный из мяса жизни кусок.
Словно бы случайный отрезок. Мы ведь и
встречаем героев на дороге, и расстаемся с
ними в пробке…
— Именно так. Знаешь, на меня огромное
впечатление произвел опыт работы на
сериале «Озабоченные». Семен Слепаков —
он был продюсером и автором сценария —
впустил меня в обсуждение. И я впервые
всерьез поверил в жанр, в жанровое кино.
Мы с Наташей поставили задачу: сделать
жанровый сюжет, но с одним условием.
Обычно, когда придумываются устойчивые
конструкции, под них подстраивают
и актеров, которым предлагается существовать
как-то приподнято. Героев поселяют
в придуманные интерьеры, им пишут
«специальные» диалоги. Мы делали жанровую
структуру. Это же история развода,
прихода нового начальника, конфликт с
ним. То есть понятные всем темы, сотни
раз апробированные. Как и столкновение
личной и профессиональной линий
в сюжете. Но хотелось все это погрузить
в обычную, почти документальную среду.
Плюс герой — в личной жизни раздолбай,
тринадцатилетний инфантил, и взрослый,
45-летний человек — в своей профессии.
— Этот инфантил, это отчасти ты? Или
Саша Яценко, сыгравший в «Аритмии» мощную
драму?
— Думаю, в какой-то степени это и я,
и Саша Яценко.
— Да и у меня среди знакомых немало
таких взрослых мальчиков. Может, сегодня
это тенденция: инфантильный мужчина
рядом с взрослой женщиной?
— Знаешь, мы рассказывали просто
историю талантливого человека.
Талантливые люди невыносимы в семье.
Не-вы-носимы. Мне кажется, это общая
история, присущая разным временам.
Наш герой — человек, живущий в профессии,
которая его забирает.
— В начале фильма видим довольно
противного, неряшливого, сильно пьющего
человека. И я долго не понимала, почему
он так обижает близких, по-идиотски себя
ведет. Он же доктор.
— Ты же сама говоришь — история инфантильного
мужчины. Мы сознательно
хотели создать ощущение неприятного
человека… до первого серьезного случая
на скорой.
— По ходу действия ты переворачиваешь
отношение зрителя с минуса на плюс?
— Мы закладывали, что первые 20 минут
относимся к герою с некоторым предубеждением,
а потом складывается новое
впечатление о нем как о враче.
— Во время подготовки к работе Наташа
Мещанинова и ты изучали опыт бригад скорой.
Что зацепило особенно?
— Самые страшные случаи мы специально
не оставили. Это было настолько
ужасно, что в кино выглядело бы неестественно.
Мы же не хоррор снимали. К примеру,
человек ушел из скорой помощи после
одного вызова. Пьяный голос сообщил
диспетчеру, мол, ребенку плохо. Заходят в
квартиру: сидят мать и отец ребенка и трое
«
мужиков. Все пьяные. Пошли в ванную
— там плавает двухлетний ребенок: они
его утопили за то, что он громко кричал
от боли. Врач их избил. Больше на скорой
на работал.
— Случается, и врачей избивают.
— Да уж, узнаешь вещи, которые меняют
твои представления о реальности.
Например, они вынуждены работать «такси
до больницы», из-за того что сократили
время пребывания с больным. Сократили
фельдшеров, врач часто ездит на вызовы
один. И еще масса «введений», которые
не позволяют нормально работать. Или
вот. Всех же так раздражает, когда медики
говорят: «Мы не понесем, зовите соседей».
Как это возможно?! Я живу на шестом
этаже. Позвонила в дверь соседка: нужно
было спустить на мягких носилках мужа.
У нас маленький лифт. Я с другим соседом
нес этого человека. И, признаюсь, понял,
что практически невозможно носить таких
больных. Если бы я это повторил — просто
сорвал бы спину, не смог бы работать. Вот
так и осознаешь: и мы, и они — заложники
кем-то придуманной гадости.
— Выходит, что и человек, любящий
свое дело, не может вписаться в ложно
сконструированную систему: она отторгает
все разумное и живое. И не важно, какая
система: 20 минут на больного для скорой —
как в вашей картине, или 5 миллионов, которые
должны вернуть кинематографисты, решившиеся
снять фильм… Новые системные
конструкции противодействуют сути дела,
обессмысливая его. Поэтому так трудно твоему
Олегу. Система его выталкивает. Хотя
он высококлассный доктор. И скандалит
на работе, потому что не может выполнять
идиотских указаний.
— Понятно, что мы живем в экстремальной
стране. Но мне кажется, подобный
выбор существует везде. Ты называешь
Олега ответственным, а я думаю
иначе. Грубо говоря, в любой профессии
есть своя клятва Гиппократа. Я не верю в
такую клятву ни в одной профессии. Это
чушь. Если тебе не интересна твоя работа,
тебя ведет исключительно чувство долга —
рано или поздно клятву нарушишь. Станет
скучно. Олег — человек, которому просто
очень интересно работать, он ловит кайф.
Это вопрос выбора профессии. Если попал
точно — твое счастье. Огромное счастье
жизни длить это удовольствие.
— Удовольствие отчасти мазохистское.
У тебя на руках умирает человек, которому
ты не можешь помочь, да еще диспетчер