13.02.2022 Views

10 февраля 2022 года, четверг

№15 (19744)

№15 (19744)

SHOW MORE
SHOW LESS

You also want an ePaper? Increase the reach of your titles

YUMPU automatically turns print PDFs into web optimized ePapers that Google loves.

14 Звезда Прииртышья l 10 февраля 2022 года http://irstar.kz

ÇÀÏÈÑÊÈ

ÐÅÄÀÊÒÎÐÀ

2003 ãîä

Ìàé

Поздравляли в редакции ветеранов

войны. Их у нас осталось

двое, и оба не воевали. П.А.

Побережников, рвавшийся и уже

отправленный на фронт, был возвращён,

не доехав до передовой,

и направлен в военно-топографическую

школу, после окончания

которой служил в военно-топографическом

отряде на Памире – до

1947 года. А П.В. Лефлер, немец,

хлебнул лиха в трудармейцах, о

чём, по моему настоянию, хорошо

рассказал в «Записках трудармейца»,

опубликованных в «ЗП».

Есть ещё А.И. Гаркушин, который

у нас работал не так много, зато на

фронт уходил из газеты, воевал,

награждён боевыми наградами.

Он болеет и почти не выходит из

дома…

П.А. Побережников рассказывал,

как, оказавшись в Семипалатинске,

где они насобирали лошадей-монголок,

приспособленных

для работы в условиях высокогорья,

правдами и неправдами отпросился

домой, чтобы повидать

мать, которую он не видел уже

три года. Деревня их находилась

километрах в сорока от города,

старшина снабдил его фиктивной

справкой, предупредив, что от неё

откажется, если дело дойдёт до

серьёзного разбирательства (шла

война, и никаких увольнительных

не разрешалось). И Побережников

пошёл – зимой, пешком, в

новых сапогах, выданных по такому

особому случаю. В горячке

даже не почувствовал, что сапоги

малы, быстро стёр ноги, потом и

вовсе выбился из сил… А когда

увидел идущих следом волков,

по-настоящему испугался… И

того, что съедят волки, а ещё

больше, что объявят дезертиром

(увольнительная-то фиктивная).

Какой позор для семьи будет…

Добрёл до казахского аула, где

знали и помнили его отца, отогрели,

напоили чаем, дали валенки…

Добрался до дома, попроведал

мать и благополучно вернулся

обратно – уже на лошади…

Пётр Арсентьевич всегда стеснялся

своего статуса ветерана

Великой Отечест венной войны

и даже отказался получать юбилейный

орден Великой Отечественной,

полагавшийся всем, кто

имеет такой статус… Считал: раз

не воевал, значит, и права носить

его не имеет. Мне в этот раз признался,

что жалеет о том своём

решении.

Когда мы ненадолго остались

одни, вытащил из кармана и отдал

мне сложенный вчетверо

лист бумаги, пояснив, что это его

автобиография. «Зачем? – удивился

я. – Что мы, вас не знаем?».

«Ну чтобы вам потом не искать

ничего», – как-то очень буднично

пояснил он. И я, поняв, что значит

«потом», листок взял…

* * *

Сегодня утром в вестибюле редакции

меня встретил незнакомый

немолодой человек и пожал руку:

«Молодцы, что вернули орден в

газету!»

* * *

Вчера смотрел по ТВ Парад Победы

1945 года. Какое впечатляющее

зрелище и как хорошо, что

мы и сегодня можем его увидеть…

Стихи поэта-фронтовика Семёна

Кирсанова: «Нас не нужно

жалеть, ведь и мы никого не жалели…»

Или эти строки: «Бой был

коротким, а потом глушили самогонку

злую, и выковыривал ножом

из-под ногтей я кровь чужую…»

Смотрел военные фильмы, и

неотвязно преследовала мысль:

за что отдавали свои жизни наши

отцы и миллионы их однополчан,

если страны, которую они отстояли

от фашизма, не осталось на

карте? А Прибалтика и Польша,

где воевал отец и где его считали

освободителем, то ли уже вступили,

то ли вот-вот вступят в НАТО.

И где плоды той Великой Победы,

если её уцелевшие немногочисленные

творцы доживают свой

век, по сути, в нищете?

* * *

С утра поехал на дачу, где не

был уже десять дней. Там – буйство

жизни и торжество сорняков,

которые захватывают всё новые

территории. У забора, что на

берегу, они растут сплошняком, и

бороться с ними почти бесполезно:

с ранней весны лезут одни, а

прополешь – после дождя появляются

другие. Садить здесь чтолибо,

по соседству с карагачами

и под их сенью, не имеет смысла,

но и вольной воли сорнякам также

давать нельзя… И проходит наша

с ними совместная жизнь в постоянной

борьбе, с переменным

успехом…

Пережили зиму молодые

яблонька и груша, хотя последняя

и подмёрзла… В прошлом

году пересаживал малину, но

прижилась, похоже, не вся – ещё

и потому, что действовал не по

науке, а как Бог на душу положит:

в одном месте выкопал – в другое

посадил… Зато невероятным образом

на новом месте прижились

и всходят ландыши, корни их

«квартировали» в малине, которую

я пересаживал.

С малиной мы в этом году будем

вряд ли, зато отлично перезимовал

лук-батун, большой пучок

которого я нарвал домой.

На яблонях-«уралках» уже набухают

розовые бутоны… Просыпается

виноград – внешне сухой и

уж очень жалкий после зимовки и

обрезки. Он вот-вот заплачет соком

с обрезанных побегов.

Завтра опять пойду на дачу. А

может, на велосипеде поеду…

* * *

Прочитал, наконец, небольшую

повесть Маргариты Розен, пролежавшую

у меня на столе не одну

неделю. На выходные забрал её с

работы домой. Приличная, кажется,

повестушка – хороший язык,

живые герои, есть ощущение

времени… Вот только концовка

показалась мне не совсем мотивированной,

хотя я тоже не смог бы

сказать – какой ей следует быть…

Маргарита, бесспорно, талантливый,

литературно одарённый

человек. Журналистика, которой

она вынуждена заниматься, не

столько развивает, сколько губит

этот её талант. Но газета кормит,

а писательство – увы…

* * *

Н.А. Назарбаев наградил выдающегося

советского оружейника

М. Калашникова орденом

«Достық» первой степени. В годы

войны создатель самого популярного

в мире автомата был в

эвакуации в Алматинской области,

где смонтировал новый пистолетпулемёт

и где у него родился сын.

* * *

Говорил по телефону с Ольгой.

Она в Омске, вся в делах – библиотека,

музеи… В областной библиотеке

обнаружила мою первую

книжку, изданную, кажется, ещё в

1989 году в Алма-Ате, – «Крупяной

клин». Тогда существовало

правило: все издаваемые в СССР

книги направлялись в крупные библиотеки

страны. Хорошее было

правило, это теперь наши книги

никому не нужны. А мы их всё

пишем, пишем…

Юрий ПОМИНОВ.

(Продолжение следует).

«Ауди», «Хорьх», «Мерседес»

Границы открылись. Младший брат Шурка пригнал

себе из Гамбурга в Алма-Ату свою первую машину.

«Ауди», семилетка, сверкает и блестит.

– Я немца-хозяина предупредил, уезжая, – говорит

брат. – Ты свой новый «Мерседес» береги. Мне ещё

на нём ездить!

Немец смеялся добрых полчаса…

Брата я поздравил: «Ауди» – знаменитая фирма.

Это бывший «Хорьх», что одаривал руководство рейха

великолепными экземплярами, поставлял технику

для фронта. В гитлеровской Германии сам Август

Хорьх был на виду, занимал важные должности, хотя

членом национал-социалистической партии не был.

И тем не менее после войны из-за «нацистского прошлого»

концерн национализировали, слово «Хорьх»

исчезло окончательно. Сам Хорьх всего этого просто

не пережил и вскоре умер. Кстати, слово «Audi» и

означает на латинском «послушай» (то есть то же

самое немецкое «хорьх»…)

Прошло уже 60 лет со дня смерти самого Августа

Хорьха. А немецкое качество в его машинах живёт!.

Настоящий немец

В посёлке под Алма-Атой, где мы жили, немцев

была добрая треть. Как они в Германию «косяками»

и уехали, так и расселились рядышком.

И решил как-то мой брат Шурка проведать под

Мюнхеном своего друга-не разлей вода: столько девок

перецеловано вместе!.

Низенький ростиком, чёрненький и с «явно не арийским

черепом и овалом лица» друг брата, несмотря

на красивую фамилию Шван (что по-немецки означает

«лебедь»), мало чем походил на величавую птицу.

Наша жизнь

Áë¸ñòêè

Зато брат мой неожиданно и вдруг стал для местных

немцев своеобразной знаменитостью и идеалом

«породы». Высокий, спортивный мужик лет около

30 с кулаками боксёра; голубоглазый, беловолосый

и мордастый, украшенный авторитетным «пивным

животом», он ранним утром выходил на порог дома,

где и приветствовал проходящее взад-вперёд население:

– Гутэн Морген!

– Гутен Морген!

– Ви гейт эс инэн? (Как поживаете?)

– Данке, Гут!

Симпатичная соседка, махнув рукой на все традиции

немецкого приличия, зашла к вечеру познакомиться

с интересным мужчиной.

Каково же было её изумление, когда она узнала,

что человек этот – русский, приехал из Казахстана и

языка не знает совсем.

– Но если это не немец, то кто тогда немец?! – в

сердцах вскричала она.

А и действительно: надень на брата Шурку эсэсовскую

каску, дай в руки «шмайссер» да ещё рукава

ему закатай – ну чистый «рыжий» Фриц: «Мамка,

яйки-млеко! Русский барышня корош!»

Просто Иванов…

Он ворвался в нашу жизнь стремглав, а будто был

в ней всегда! С экрана TV смотрелся ниспровергателем.

Хотя сам был по-интеллигентски застенчив

и не криклив.

В передаче «Вокруг смеха» он как-то заметил:

«Если вы считаете, что я слишком высокий и

тощий, обратитесь в телеателье – там подрегулируют…»

Мы переписывали от руки его первые пародии.

(Прямо с экрана: кто не успел – тот опоздал!)

В моём студенческом блокноте ещё сохранились те

торопливые строчки. (Пародия А. Иванова на стихи

поэта Валентина Сидорова: «Косматый облак надо

мной кочует. И ввысь уходят светлые стволы»):

В худой котомк поклав ржаное хлебо,

Я ухожу туда, где птичье звон.

И вижу над собою синий небо,

Косматый облак и высокий крон.

Я дома здесь, я здесь пришёл не в гости.

Снимаю кепк, одетый набекрень.

Весёлый птичк, помахивая хвостик,

Высвистывает мой стихотворень.

«Зелёный травк ложится под ногами.

И сам к бумаге тянется рука.

И я шепчу дрожащие губами:

Велик могучим русский языка!

Гений 80-х. Незабвенный Сан Саныч. Он вдохнул

от ЕГОРОВА

в нас ветер свободы, чувство достоинства и любви к

родному языку.

«Была страна!»

– А у вас продавались телевизоры? – наивно

спросила меня, имея в виду СССР, моя добрая соседка-гречанка.

Как им объяснишь, что наши ракеты уже полвека

в дальнем космосе. И что дошли мы – до кометы

Галлея!.

Ах, какое время было… Почти как у поэта: «И текли

куда надо каналы. И в конце куда надо впадали…» А

какая вера в державу была! Что делаем всё правильно.

Какая гордость, какая убеждённость!

Выходишь, бывало, вечером в Кзыл-Орде на

балкон чаю попить – а тут с космодрома ракета

в полнеба. И свет от неё (как огненный шар)

движется в небе рывками: чак, чак, чак. А через

пару-тройку часов сообщение ТАСС: в Советском

Союзе ракета-носитель «Протон» успешно вывела

на геостационарную орбиту какую-то очередную

конструкцию. Идёшь спать со спокойным сердцем

и с «чувством исполненного долга»: в стране порядок,

всё как положено, всё «по графику». Как

нам тогда казалось…

А ещё через несколько часов погода резко меняется,

и вокруг начинается буря с воем ветра. (Словно

ракета эта, как игла, прошила атмосферу и закружила

всё вокруг…)

Как мы святили куличи…

Приехал в отпуск из-за «тридевяти земель» и подгадал

на Пасху.

Юрий ПОМИНОВ

– Сынок, – потянула меня мама, – пойдём куличи

святить…

Мать есть мать: надо проявить уважение. Да и ей

пройтись вместе с сыном в радость.

Народу у церкви было не протолкнуться. Это были

всё сплошь согбенные старушки, которые о чём-то

тихо шептались и истово подносили пальцы ко лбу,

осеняя себя крестным знамением…

Незаметно прибавилось молодых лиц, очередь смешалась,

толпа стала напирать. Люд гудел, двигался

вперёд и в стороны, старушки жалобно молились.

Вышедший из боковой двери священник горько

покачал головой и произнёс: «Русский народ в своём

стремлении узреть Божью благодать сметёт всё…»

Рыцарь и… купчиха

От всего университетского курса «Практическая

стилистика и литературное редактирование» через

три десятка лет у меня осталась в памяти лишь грозная

фраза профессора: «Бойтесь смешения стилей!»

И пример: «Рыцарь низвергнулся с колесницы и…

разбил себе морду!»

От литературы XVIII века сохранилась нетленная

фраза придворного драматурга: «…И жеманясь, в

дезабилье чай разливает…»

Явно это была не графиня. Мне представлялась

дородная купчиха в пышном пеньюаре.

На всю оставшуюся жизнь

…Храню в сердце дорогие мне строки (сегодня

широко известной своими книгами, «цветаевскими

кострами» и Лауреата международной литературной

премии имени Марины Цветаевой) поэтессы Ольги

Григорьевой:

Благословен день, месяц, лето, час.

И миг, когда наш взор те очи встретил.

Благословен тот лес, и даже ветер,

Бельё сушащий «в камере» у вас.

Благословенны жалобы и стоны,

Какими нарушал он сон общаг,

Вернувшись от филфаковской мадонны.

Благословенны мы, что столько слав

Упомним в день рождения.

А оны – ярки, как взрывы с вашего балкона!

Почти Петрарка – «На жизнь и смерть мадонны

Лауры»…

Это было моё 20-летие. Шумный студенческий юбилей

в незабвенной «общаге-камере» и фейерверки

с нашего балкона… Вроде, вчера. А прошло уже 30

лет «с пенкой»…

Храню, как святыню. На добрую память. И всю

оставшуюся жизнь…

Hooray! Your file is uploaded and ready to be published.

Saved successfully!

Ooh no, something went wrong!