f5 21 20.07.09 — 26.07.09 найдено в сети фото 29 У этого "щита для фотографирования" есть имя — тантамареска, а придумали его в Италии. Раньше так называлась театральная постановка, где актеры выступали с кукольными телами, но открытыми лицами. 1 2 01 flickr.com/photos/crowolf 02 flickr.com/photos/ernie 03 flickr.com/photos/hint-of-plum 04 flickr.com/photos/aga_mum 05 flickr.com/photos/ mediamuseumevents 06 flickr.com/photos/contusion 07 flickr.com/photos/_lyle_ 08 flickr.com/photos/mpmb 09 flickr.com/photos/flynnwynn 3 4 5 6 1 7 8 9
30 найдено в сети стихи ...я сижу на крыше, пялюсь в панораму Как всегда бывает, когда все близко, на земле, имеющей форму диска, как всегда, почти что на грани риска, я прошу тебя подписать контракт, чтобы ты отпустил меня в эти круги, где молчат глаза, где теплеют руки, отпусти меня на мои поруки, я вернусь, когда прозвучит антракт. Опусти в эту пору смешную, где я все брожу по улицам, холодея, от случайных огней и людей балдея, от случайных капель рюкзак промок. Сумма слов, придуманных за октябрь, мне милей всех прочих лишь тем хотя бы, что я помню, как она жгла когтями мой видавший виды грудной комок. В этом доме, где я была недавно, нужно было все принимать как данность, в каждый праздник, особенно в календарный, не ходить к врачу, зажигать свечу. Все свои обиды, и боль, и совесть приносить в органную полусонность, преклонять в прозрачную невесомость, как лихую голову — палачу. В этом хрупком городе быть тревожной, даже в шутку, кажется мне, не можно, можно лишь бродить и неосторожно погружаться в чинную кутерьму. Начинать письмо с Meine liebe Frau, надевать пальто (никогда не траур) и кому-то принадлежать по праву, даже в общем-то все равно кому. Каждый вечер гладить шнурки и банты, а по пятницам заходить в Biergarten, брать пол-литра (чем мы, мол, не ваганты), ждать любого, кто еще не пришел. Располнеть слегка — но не до уродства, а скорей до внешнего благородства, чтобы каждый знал, что у нас все просто и почти безвыходно хорошо. Там нельзя, как здесь, чтобы, не считая ни снежинок что на ладонях тают, ни листков, что осенью дождь листает, ни погибших клеток — по сто на стих. Каждый день, проведенный в огне, в грязи ли, световых ли лет, беспросветных зим ли, нужно класть подальше и в морозильник, приписав число и срок годности. Этот город, ласковый, как подушка, без сквозных окон, без подвалов душных, он готов принять был чужую душу, обогреть холеным своим огнем. Но она пришла к нему, догнивая, закопченная, грязная, неживая, эту душу высосали трамваи и метро в час пик и заботы днем. Этот город вздохнул над сиротским телом и взмахнул над ним, чтоб душа летела, а она, как стеклышко, запотела, город всплакнул, звякнул в колокола. А в сиротском теле, горячем, цепком, было душ этих в общем вагон с прицепом, потому что здесь, если вышел целым, целым вряд ли доходишь и до угла. Золотится стандартная панорама, за окном извечная надпись "Прагма", к двадцати своим прибавляю справа то, что им по праву принадлежит. В нашем спальном районе любая цифра, появившись, становится частью цикла, как мотор, как гудение мотоцикла, как душа, которая не лежит, но зачем-то плачет навзрыд, прилипнув, как к асфальту липнет обрывок липы, к бесконечному серому монолиту, к городскому мокрому неглиже. Чтобы душу свою подарить тебе, я покупаю новую на е-бэе, может, эта будет поголубее, чем моя, испачканная уже. Написала Алина Кудряшева izubr.livejournal.com