Emotsionalnyiy_intellekt
Create successful ePaper yourself
Turn your PDF publications into a flip-book with our unique Google optimized e-Paper software.
Annotation<br />
Американский психолог, признанный эксперт в области<br />
эмоционального интеллекта Дэниел Гоулман утверждает, что наши эмоции<br />
играют в достижении успеха в семье и на работе гораздо большую роль,<br />
чем это принято считать. Но что же такое «эмоциональный интеллект»?<br />
Можно ли его измерить? Чем отличается «обычный» интеллект от<br />
«эмоционального» и почему обладатели первого зачастую уступают место<br />
под солнцем обладателям второго? Хотите узнать ответы и научиться<br />
справляться с унынием, гневом, вспыльчивостью, депрессией и стать<br />
успешнее? Читайте эту книгу. Она будет полезна не только студентам и<br />
преподавателям, но и родителям. 6-е издание.<br />
Дэниел Гоулман<br />
Задача Аристотеля<br />
Зачем понадобилось данное исследование<br />
Наше путешествие<br />
Часть 1. Эмоциональный мозг<br />
Глава 1. Зачем нужны эмоции<br />
Когда страсти управляют рассудком<br />
Побуждения к действию<br />
Два наших ума<br />
Как развивался мозг<br />
Глава 2. Анатомия эмоционального бандитизма<br />
Местопребывание всех страстей<br />
Нервная проводка для передачи сигналов<br />
«Эмоциональный часовой»<br />
Специалист по эмоциональной памяти<br />
Устаревшие нервные сигнализаторы тревоги<br />
Когда эмоции проворны и «безграмотны»<br />
Управляющий эмоциями<br />
Согласование эмоций и мышления
Часть 2. Природа эмоционального интеллекта<br />
Глава 3. Когда умный глупеет<br />
Эмоциональный интеллект и судьба<br />
Еще одна разновидность способности мышления<br />
Спок против Латы: когда познавательной способности<br />
недостаточно<br />
Могут ли эмоции быть разумными?<br />
Коэффициент умственного развития и эмоциональный<br />
интеллект: чистые типы<br />
Глава 4. Познай самого себя<br />
Вспыльчивые и индифферентные<br />
Бесчувственный мужчина<br />
Полезно чуять нутром<br />
Проникновение в бессознательное<br />
Глава 5. Рабы страстей<br />
Анатомия ярости<br />
«Волна» ярости<br />
Основой гнева служит гнев<br />
Бальзам для гнева<br />
Успокоение<br />
Обманчивость разрядки напряжения с помощью<br />
высказывания<br />
Успокоение тревоги: ну что, беспокоимся?<br />
Как «работает» беспокойство<br />
Как справляться с меланхолией<br />
Способы поднять настроение<br />
«Невозмутимые»: жизнерадостное отрицание<br />
Глава 6. Главная одаренность<br />
Контроль побуждений: тест с зефиром<br />
Дурные настроения, путаное мышление<br />
Сосуд Пандоры и Полианны: сила позитивного<br />
мышления<br />
Оптимизм как великий мотиватор<br />
Поток вдохновения: нейробиология выдающегося<br />
мастерства
Обучение и вдохновение: новая модель образования<br />
Глава 7. Корни эмпатии<br />
Как раскрывается эмпатия<br />
Хорошо настроенный ребенок<br />
Последствия неправильной настройки<br />
Неврология эмпатии<br />
Эмпатия и этика: источник альтруизма<br />
Жизнь без эмпатии: мышление растлителя,<br />
нравственный облик социопата<br />
Глава 8. Искусство общения<br />
Выкажи хоть немного эмоций<br />
Экспрессивность и «заражение эмоциями»<br />
Зачатки социального интеллекта<br />
Как становятся социально некомпетентными<br />
«Мы тебя ненавидим»: у порога<br />
Эмоциональная проницательность: рассказ об одном<br />
случае<br />
Часть 3. Эмоциональный разум в действии<br />
Глава 9. Закадычные враги<br />
Брак с его и ее точек зрения: корни, уходящие в детство<br />
Неправильные линии поведения в супружестве<br />
Ядовитые мысли<br />
«Затопление»: брак тонет<br />
Мужчины: ранимый пол<br />
Мужчинам и женщинам: информация для супругов<br />
Плодотворные сражения<br />
Спокойствие<br />
Разговор с самим собой, нейтрализующий ядовитые<br />
мысли<br />
Мирное общение: слушать и говорить, не прибегая к<br />
обороне<br />
Практика<br />
Глава 10. Управление с душой<br />
Критика – дело тонкое<br />
Наихудший способ мотивации
Искусная критика<br />
Как быть с непохожестью<br />
Истоки предрассудков<br />
Нулевая терпимость к нетерпимости<br />
Организационный здравый смысл и групповой<br />
коэффициент умственного развития<br />
Глава 11. Психика и медицина<br />
Психическая деятельность организма: как эмоции<br />
влияют на здоровье<br />
Отравляющие эмоции: клинические данные<br />
Когда гнев равносилен самоубийству<br />
Стресс: несоразмерная и неуместная тревожность<br />
Издержки депрессии с точки зрения медицины<br />
Положительные эмоции полезны для здоровья<br />
Расплата за пессимизм и польза оптимизма<br />
С помощью друзей: терапевтическое значение<br />
взаимоотношений<br />
Целительная сила эмоциональной поддержки<br />
Включение эмоционального интеллекта в медицинское<br />
обслуживание<br />
На пути к заботливой медицине<br />
Часть 4. Окна возможности<br />
Глава 12. Семейный плавильный тигель<br />
«Включение души»<br />
Обретение эмоциональных основ<br />
Как вырастить хулигана<br />
Жестокое обращение ведет к угасанию эмпатии<br />
Глава 13. Психическая травма и повторное эмоциональное<br />
обучение<br />
Ужас, вмерзший в память<br />
Расстройство вследствие посттравматического стресса<br />
как расстройство лимбической системы<br />
Эмоциональное переучивание<br />
Переучивание эмоционального мозга<br />
Повторное эмоциональное обучение и излечение от<br />
психической травмы
Психотерапия в качестве эмоционального наставника<br />
Глава 14. Темперамент – не фатум<br />
Нейрохимия застенчивости<br />
Ничто меня не тревожит: жизнерадостный характер<br />
Укрощение перевозбужденного миндалевидного тела<br />
Детство: «окно благоприятной возможности»<br />
«Важнейшие окна»<br />
Часть 5. Эмоциональная грамотность<br />
Глава 15. Чем оборачивается эмоциональная безграмотность<br />
Эмоциональное нездоровье<br />
Укрощение агрессивности<br />
Школа для хулиганов<br />
Как избежать депрессии<br />
Цена современности: растущие темпы распространения<br />
депрессии<br />
Как протекает депрессия у молодежи<br />
Депрессионный образ мышления<br />
Отравляющая депрессия<br />
Нарушение питания<br />
Только одинокие: они исключены из школы<br />
Обучение дружбе<br />
Спиртное и наркотики: привыкание как самолечение<br />
Больше никаких «войн»: общий путь – профилактика<br />
Одной информации недостаточно<br />
Действующие компоненты<br />
Глава 16. Обучение эмоциям<br />
Урок сотрудничества<br />
Спорный вопрос<br />
Последуюший анализ: несостоявшаяся драка<br />
Тревоги дня<br />
Азбука эмоционального интеллекта<br />
Эмоциональная грамотность в старом городе<br />
Страх<br />
Замаскированная эмоциональная грамотность<br />
Эмоциональное расписание<br />
Главное – правильно выбрать время
Эмоциональная грамотность как предупредительная<br />
мера<br />
Новый взгляд на школьное образование: обучение<br />
жизнью, заботливые сообщества<br />
Расширенная миссия школы<br />
Меняет ли дело эмоциональная грамотность?<br />
Характер, мораль и искусство демократии<br />
Заключение<br />
Приложения<br />
Приложение А. Что такое эмоция?<br />
Приложение Б. Признаки эмоционального ума<br />
Приложение В. Невральная схема страха<br />
Приложение Г. Консорциум У. Т. Гранта: действующие<br />
компоненты профилактических программ<br />
Приложение Д. Курс обучения: познай самого себя<br />
Приложение Е. Социальное и эмоциональное обучение:<br />
результаты<br />
Благодарности<br />
Об авторе<br />
notes<br />
1<br />
2<br />
3<br />
4<br />
5<br />
6<br />
7<br />
8<br />
9<br />
10<br />
11<br />
12<br />
13<br />
14<br />
15<br />
16<br />
17<br />
18<br />
19
20<br />
21<br />
22<br />
23<br />
24<br />
25<br />
26<br />
27<br />
28<br />
29<br />
30<br />
31<br />
32<br />
33<br />
34<br />
35<br />
36<br />
37<br />
38<br />
39<br />
40<br />
41<br />
42<br />
43<br />
44<br />
45<br />
46<br />
47<br />
48<br />
49<br />
50<br />
51<br />
52<br />
53<br />
54<br />
55<br />
56<br />
57<br />
58
59<br />
60<br />
61<br />
62<br />
63<br />
64<br />
65<br />
66<br />
67<br />
68
Дэниел Гоулман<br />
Эмоциональный интеллект. Почему он<br />
может значить больше, чем IQ. 6-е издание<br />
Inc.<br />
Печатается с разрешения автора и литературного агентства Brockman,<br />
Все права защищены.<br />
Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой<br />
бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских<br />
прав.<br />
© 1995 by Daniel Goleman. Introduction copyright © 2005. All rights<br />
reserved<br />
© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление.<br />
ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2018<br />
* * *<br />
Посвящается Таре, неистощимому источнику<br />
эмоциональной мудрости
Задача Аристотеля<br />
Всякий может разгневаться – это легко, но совсем<br />
не так легко разгневаться на того, кто заслужил,<br />
причем до известных пределов, в надлежащее время, с<br />
надлежащей целью и надлежащим образом.<br />
Аристотель. Никомахова этика<br />
Невыносимо парило уже с утра. В Нью-Йорке выдался один из тех<br />
жарких и влажных августовских дней, когда ощущение дискомфорта всех<br />
приводит в уныние. Я возвращался в отель. Вошел в автобус, следовавший<br />
по Мэдисон-авеню. И тут же испытал потрясение, встретившись взглядом с<br />
чернокожим водителем средних лет, сиявшим радостной улыбкой. Он<br />
поприветствовал меня дружеским: «Здорово! Как дела?» Так он обращался<br />
ко всем входящим. Каждый вздрагивал от неожиданности, но из-за погоды<br />
и дурного расположения духа мало кто отвечал на добродушное<br />
приветствие.<br />
Меж тем автобус, выруливая из уличных пробок, неспешно полз по<br />
центру послеполуденного города в потоке машин, густом, как всегда в этот<br />
час. И по пути в спальный район происходило медленное, прямо-таки<br />
волшебное превращение. Водитель между делом развлекал нас<br />
непрерывным монологом обо всем на свете: вон в том магазине во время<br />
распродажи творилось нечто невообразимое, а в этом музее открылась<br />
замечательная выставка. Вы еще ничего не слышали о новом фильме? Его<br />
недавно начали показывать в кинотеатре на углу… Восхищение богатыми<br />
возможностями, которые Нью-Йорк предоставляет жителям, заразило<br />
пассажиров. Приближаясь к своей остановке, каждый избавлялся от<br />
мрачной угрюмости, и когда водитель кричал вслед: «Пока! Всех благ!», с<br />
улыбкой отвечал ему тем же.<br />
Память об автобусной поездке по Мэдисон-авеню жила во мне почти<br />
двадцать лет. На тот момент я только что защитил докторскую диссертацию<br />
по психологии; но в те времена психологи обращали слишком мало<br />
внимания на механизм подобных метаморфоз. Психологической науке<br />
почти ничего не было известно о возникновении эмоций. Однако уже тогда,<br />
представив себе, как вирус доброжелательности прокатывается по городу<br />
от бывших пассажиров того автобуса, я понял: водитель оказался кем-то
вроде местного миротворца. Можно сказать, почти волшебником – ведь он<br />
преобразил бродившую в душах пассажиров мрачную раздражительность,<br />
чуть-чуть смягчил их сердца, сделал их самих добрее.<br />
Приведу для сравнения несколько сообщений из еженедельной газеты.<br />
• В одной из школ девятилетний ученик разбушевался, залил краской<br />
парты, компьютеры и принтеры и покорежил машину на школьной<br />
автостоянке. Причина в том, что соученики-третьеклассники назвали его<br />
«сосунком», и он вознамерился переубедить их.<br />
• Случайное столкновение в толпе тинейджеров, слонявшихся у<br />
манхэттенского клуба по интересам, привело к потасовке. Восемь<br />
подростков получили ранения. Драка закончилась тем, что один из<br />
обиженных открыл стрельбу из автоматического пистолета 38-го калибра.<br />
В отчете сообщается: в последние годы подобная пальба как реакция на<br />
мнимое неуважение становится все более и более обычным явлением по<br />
всей Америке.<br />
• По сообщениям печати о жертвах убийств моложе двенадцати лет, 57<br />
процентов убийц составляют родители, отчимы или мачехи. Почти в<br />
половине случаев взрослые заявляют, что «просто пытались<br />
дисциплинировать ребенка». Избиение до смерти спровоцировано<br />
«нарушениями» следующего рода: ребенок мешает смотреть телевизор,<br />
плачет, пачкает пеленки и т. д.<br />
• Юношу-немца, члена неонацистской группы, судили за убийство<br />
пяти турецких женщин и девушек: пока они спали, он устроил пожар. На<br />
суде он рассказал, что не сумел сохранить работу, начал пить и в своей<br />
жестокой судьбе винил иностранцев. Едва слышным голосом он объяснял:<br />
«Я не перестаю глубоко сожалеть о содеянном, мне бесконечно стыдно».<br />
Каждый день поток новостей в изобилии приносит подобные<br />
сообщения. Люди все хуже умеют ладить друг с другом, а ведь это<br />
угрожает всеобщей безопасности. Низменные побуждения идут на нас в<br />
атаку, вызывая безудержное желание уничтожать. Значит, в нашей<br />
собственной жизни, в жизни окружающих людей происходит<br />
широкомасштабный выход эмоций из-под контроля. Они вызывают волну<br />
разрушений, за которой, конечно, иногда следует раскаяние. Что с того?<br />
Ведь жизнь каждого под угрозой.<br />
Последнее десятилетие прошло под барабанную дробь сообщений,<br />
свидетельствующих, как стремительно растет количество нелепых<br />
выходок, проявлений безрассудства и безответственности в семьях,
сообществах и коллективах. Перед нами – рассказы о всплесках ярости и<br />
отчаяния одиноких детей, оставленных работающими родителями на<br />
попечение телевизора вместо приходящей няни. Детей, страдающих от<br />
того, что они оказались заброшенными, остались без внимания,<br />
подверглись жестокому обращению или стали жертвами распущенности<br />
родителей. Статистика показывает, что душевное нездоровье<br />
распространяется все шире, что случаев депрессии во всем мире<br />
становится все больше. Нарастает волна агрессивности: подростки с<br />
огнестрельным оружием в школах, перестрелки на автострадах, зверские<br />
убийства бывших коллег, совершенные работниками, недовольными<br />
увольнением. «Злоупотребление эмоциями», «стрельба из автомобилей на<br />
дорогах», «посттравматический стресс» – за прошедшее десятилетие все<br />
эти выражения вошли в повседневный лексикон. Теперь в конце разговора<br />
вместо ободряющего «Всего хорошего!» мы скептически произносим: «Ну,<br />
давай!».<br />
Эта книга поможет вам найти смысл в бессмыслице. Как психолог и<br />
журналист газеты «Нью-Йорк таймс» – а ваш покорный слуга выступает в<br />
этом качестве последние десять лет, – я отчетливо замечаю прогресс в<br />
научном понимании сферы иррационального. Более всего меня поражает<br />
соседство двух явно противоположных тенденций. С одной стороны, растет<br />
неблагополучие в эмоциональной жизни общества, с другой – появляются<br />
некоторые эффективные средства оздоровления сложившейся обстановки.
Зачем понадобилось данное исследование<br />
Итак, в последние десять лет неутешительная информация поступала<br />
со всех сторон. И тогда представители ученого мира всерьез принялись<br />
анализировать эмоции. Среди наиболее впечатляющих результатов следует<br />
отметить исследования человеческого мозга в процессе функционирования.<br />
Они стали возможны благодаря новейшим разработкам в области<br />
технологии оптических изображений отделов головного мозга. Впервые в<br />
истории человечества ученые сумели увидеть то, что веками оставалось<br />
тайной за семью печатями. Мы начинаем понимать, как, пока мы думаем и<br />
чувствуем, строим мысленные образы и мечтаем, работает эта<br />
невообразимо сложная система из огромной массы клеток. Обилие данных<br />
в области нейробиологии помогает лучше понять, каким образом мозговые<br />
центры, ответственные за эмоции, заставляют нас гневаться или плакать.<br />
Или как самые потаенные отделы мозга, подталкивающие развязывать<br />
войны или пробуждающие любовь, направляют энергию на добро или зло.<br />
Подобные изыскания беспрецедентны. Они раскрывают механизмы<br />
бурного проявления эмоций и их ослабевания, а еще показывают способы<br />
выхода из коллективного эмоционального кризиса.<br />
Между прочим, с написанием данной книги мне пришлось<br />
повременить, дожидаясь, пока урожай научных исследований созреет.<br />
Причина столь длительной задержки коренилась, главным образом, вот в<br />
чем: раньше исследователи отводили на удивление мало места изучению<br />
роли чувств в ментальной жизни человека. В образовавшуюся таким<br />
образом пустоту хлынул поток разного рода книг на тему «Помоги себе<br />
сам», изобилующих полезными советами, разработанными в лучшем<br />
случае по результатам клинических исследований, но непременно при<br />
отсутствии серьезной научной базы. Теперь же наука наконец вправе со<br />
знанием дела вести разговор о решении неотложных и весьма запутанных<br />
проблем психики в ее наиболее иррациональных проявлениях. А значит, с<br />
большей или меньшей точностью составить карту человеческих чувств.<br />
Такая карта опровергнет мнение тех, кто придерживается узкого<br />
представления об интеллекте. Они доказывают, будто степень умственного<br />
развития [1] задается нам генетически, а посему не может изменяться под<br />
влиянием жизненного опыта. Что наша судьба в значительной степени<br />
определяется умственными способностями, которыми мы наделены от<br />
природы. Аргумент сильный, но он не снимает острого вопроса: можем ли
мы хоть что-нибудь изменить, чтобы наши дети жили лучше? Какие<br />
факторы срабатывают, например, когда люди с высоким коэффициентом<br />
умственного развития терпят неудачу? Или когда, напротив, те, у кого<br />
выявлены скромные способности, оказываются на удивление успешными?<br />
Лично я настроен доказать, что причина чаще всего в том, что я<br />
называю «эмоциональным интеллектом». Самоконтроль, рвение и<br />
настойчивость, а также умение мотивировать свои действия, – всему этому,<br />
как мы увидим в дальнейшем, детей можно научить. И тем самым<br />
предоставить им возможность наилучшим образом использовать<br />
умственный потенциал, выпавший в генетической лотерее.<br />
В таком контексте ясно виден наш моральный императив. Настали<br />
времена, когда структура общества расползается все быстрее. Эгоизм,<br />
насилие и духовное убожество, похоже, разрушают социальное<br />
благополучие. Вот почему важно говорить об эмоциональном интеллекте:<br />
благодаря ему чувства, характер и внутренние нравственные стимулы<br />
оказываются тесно связанными. Становится все более очевидным, что<br />
фундаментальные этические установки вытекают из лежащих в их основе<br />
эмоциональных способностей. Порыв, например, есть средство выражения<br />
эмоций; источником всех порывов является чувство, выражающееся в<br />
действии. Для тех, кто пребывает во власти порывов, то есть для людей с<br />
недостаточным самоконтролем, характерно отступление от строгих<br />
принципов морали (ведь способность контролировать порывы составляет<br />
основу воли и характера). К тому же альтруизм проистекает из эмпатии –<br />
способности улавливать и расшифровывать эмоции других людей. Если нет<br />
понимания нужды или отчаяния другого человека, то и беспокоиться не о<br />
чем. И если в наше время требуются какие-либо моральные позиции, так<br />
именно эти две: сдержанность и сострадание.
Наше путешествие<br />
В настоящей книге я выступаю как гид в научной экспедиции,<br />
отправляющейся в страну эмоций. Путешествие поможет понять некоторые<br />
самые сложные моменты нашей жизни и окружающего мира. Цель<br />
путешествия в том, чтобы узнать, что значит «привнести разум в мир<br />
эмоций» и как это сделать. Такое понимание само по себе может до<br />
известной степени оказаться полезным. Ведь проникновение в область<br />
чувств приводит к тому же результату, что и в квантовой физике:<br />
наблюдатель изменяет картину, которую видит.<br />
Наше путешествие начинается в части 1 с новых открытий,<br />
касающихся эмоциональной архитектуры мозга. Они объясняют самые<br />
обескураживающие моменты нашей жизни, когда чувство подавляет<br />
всяческую рациональность. Многое проясняет понимание того, как<br />
взаимодействуют структуры мозга, управляющие приступами ярости или<br />
страха, страстью и радостью. Мы узнаем, как именно устанавливаются<br />
эмоциональные привычки, подрывающие наши лучшие намерения, а также<br />
то, что мы можем сделать, чтобы подавить наиболее разрушительные,<br />
вредящие нам самим эмоциональные порывы. И важнее всего – что данные<br />
неврологии говорят о существовании «окон возможности» формирования<br />
эмоциональных привычек у наших детей.<br />
Следующую длительную остановку в нашем путешествии мы сделаем<br />
в части 2. Там мы поговорим о том, как особенности нервной системы<br />
каждого человека в течение жизни развиваются в основополагающую<br />
интуицию, называемую эмоциональным интеллектом. Он позволяет,<br />
например, сдерживать эмоциональный порыв, угадывать сокровенные<br />
чувства другого человека и налаживать взаимоотношения – в общем, как<br />
говорил Аристотель, приобретать редкостное умение «гневаться на того,<br />
кто заслужил, причем до известных пределов, в надлежащее время, с<br />
надлежащей целью и надлежащим образом». (Читатели, у которых нет<br />
желания вдаваться в неврологические подробности, могут сразу переходить<br />
к этому разделу.)<br />
Человеку даны способности, помогающие прожить жизнь. Среди них<br />
главное место занимают эмоции – если, конечно, расширить содержание<br />
понятия «быть разумным». В части 3 рассматриваются некоторые отличия,<br />
определяющиеся «разумностью». Как эта способность помогает сохранить<br />
наиболее значимые для нас взаимоотношения, а ее отсутствие приводит к
их разрушению? Каким образом характер рынка, изменяющий формы<br />
нашей трудовой жизни, побуждает человека с развитым эмоциональным<br />
интеллектом достигать успеха на рабочем месте? Почему «ядовитые»<br />
эмоции подвергают опасности наше физическое здоровье ничуть не<br />
меньше, чем пачка сигарет в день? Почему эмоциональное равновесие<br />
служит защитой нашего здоровья и благополучия?..<br />
Согласно законам генетики, мы получаем в наследство некий набор<br />
эмоциональных установок, определяющих наш темперамент. Однако<br />
связанные с эмоциями цепи сетчатой формации мозга чрезвычайно легко<br />
поддаются влиянию, а значит, темперамент вовсе не является чем-то<br />
предопределенным. В части 4 мы обсудим, как эмоциональный опыт,<br />
приобретенный нами в детские годы дома и в школе, формирует наши<br />
эмоциональные схемы, делая нас знающими – или неумелыми. Это<br />
означает, что детство и отрочество – своего рода «окна возможностей»,<br />
необходимые для закрепления существенно важных эмоциональных<br />
особенностей, которые будут управлять нашей жизнью.<br />
Часть 5 книги откроет нам, какие опасности подстерегают тех, кто в<br />
период достижения зрелости не научится править царством эмоций. Как<br />
получается, что недостаток эмоционального интеллекта расширяет<br />
диапазон рисков – от депрессии или склонности к насилию до нарушения<br />
питания и злоупотребления наркотиками? Кроме того, мы познакомимся со<br />
школами, использующими передовые методики, где детей обучают<br />
навыкам общения и умению владеть эмоциями – то есть тому, что всегда<br />
поможет выбрать верный путь в жизни.<br />
Надо заметить, что наибольшую тревогу вызывают данные массового<br />
опроса родителей и преподавателей. Они свидетельствуют о возникшей во<br />
всем мире тенденции к усилению неблагополучия в эмоциональной сфере<br />
нынешнего поколения в сравнении с предыдущим. Дети становятся все<br />
более раздраженными и непослушными, все более нервными и склонными<br />
впадать в тревогу, все более импульсивными и агрессивными, они<br />
чувствуют себя все более одинокими и подавленными.<br />
Что же касается средств исправить ситуацию, то, по-моему, их следует<br />
искать среди методов, которые мы выбираем для подготовки молодежи к<br />
взрослой жизни. До сих пор мы оставляли эмоциональное образование<br />
наших детей на волю случая, всякий раз получая все более ужасающие<br />
результаты. Одним из решений проблемы явилось бы новое представление<br />
о роли школы в воспитании человека. Что получится, если в классной<br />
комнате сольются воедино ум и сердце? Неслучайно наше путешествие<br />
закончится посещением занятий в школах нового типа, где ставится цель
дать детям хорошую подготовку по основам эмоционального интеллекта. Я<br />
предвижу время, когда обычной практикой в системе образования станет<br />
развитие наиважнейших человеческих способностей – самопознания,<br />
самоконтроля и эмпатии. Когда людей будут обучать умению слушать,<br />
улаживать конфликты и поддерживать сотрудничество.<br />
В «Никомаховой этике» – философском исследовании добродетели,<br />
характера и добропорядочной жизни – Аристотель поставил перед собой<br />
задачу научить людей управлять эмоциональной жизнью с помощью<br />
интеллекта. В эмоциях, правильно использованных, таится мудрость: они<br />
направляют наше мышление, определяют наши ценности, помогают<br />
выжить. Но им ничего не стоит сбить нас с правильного пути, что слишком<br />
часто и происходит. Как представлялось Аристотелю, дело не в<br />
эмоциональности, а в уместности эмоций и их выражения. Вопрос в том,<br />
как привнести ум в эмоции – и одновременно вежливость на наши улицы и<br />
внимание и заботу в жизнь нашего общества.
Часть 1. Эмоциональный мозг
Глава 1. Зачем нужны эмоции<br />
Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь<br />
сердце. Самого главного глазами не увидишь.<br />
Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц<br />
(перевод Норы Галь)<br />
Давайте вспомним последние мгновения жизни Гэри и Мэри Джейн<br />
Чаунси, беззаветно любивших свою одиннадцатилетнюю дочь Андреа,<br />
прикованную к инвалидному креслу церебральным параличом. Супруги<br />
Чаунси были в числе пассажиров поезда «Эмтрек», упавшего в реку на<br />
территории штата Луизиана, когда баржа натолкнулась на опору<br />
железнодорожного моста через рукав реки в дельте. Когда вода хлынула в<br />
окна вагона тонущего поезда, они думали только о своей дочери и<br />
постарались сделать все возможное, чтобы спасти Андреа. Каким-то<br />
образом им удалось протолкнуть девочку через окно, навстречу спасателям.<br />
Однако сами они, не успев выбраться наружу, остались в вагоне, ушедшем<br />
под воду.<br />
Родители, совершившие героический поступок, чтобы спасти жизнь<br />
своего ребенка. Этот случай – свидетельство почти фантастического<br />
мужества. История человечества насчитывает несметное число примеров,<br />
когда родители идут на немыслимые жертвы ради детей. С позиции<br />
биологов-эволюционистов родительское самопожертвование служит цели<br />
«успешной репродукции» или передачи чьих-либо генов будущим<br />
поколениям. Однако с точки зрения родителя, идущего в критические<br />
моменты жизни на отчаянный шаг, речь идет исключительно о любви.<br />
Пример родительского героизма помогает понять назначение и силу<br />
эмоций. Огромна роль самопожертвования в нашей жизни, но так обстоит<br />
дело с любой сильной эмоцией. Глубочайшие чувства, страсти и<br />
стремления – необходимые нам проводники в мире, и род человеческий во<br />
многих отношениях обязан своим существованием их действенному<br />
присутствию. Их власть необычайно велика: только огромная любовь,<br />
вылившаяся в стремление спасти обожаемого ребенка, могла заставить<br />
человека презреть инстинкт самосохранения. С точки зрения здравого<br />
смысла самопожертвование отца и матери неразумно; с точки зрения<br />
чувств они не могли поступить иначе.
Строя догадки о том, почему эволюция отвела эмоциям столь важную<br />
роль в работе человеческой психики, специалисты по социобиологии<br />
указывают, что в критические моменты сердце властвует над разумом. Они<br />
считают, что эмоции руководят нами, когда мы оказываемся в<br />
затруднительном положении и сталкиваемся со слишком важными<br />
задачами, чтобы их решение можно было предоставить одному только<br />
интеллекту (при опасности или утрате, при упорном продвижении к цели,<br />
несмотря на разочарования, при возникновении отношений с партнером и<br />
создании семьи). Каждая эмоция предполагает готовность к действию,<br />
каждая указывает наилучшее направление для решения повторяющихся<br />
сложных задач, поставленных жизнью перед человеком. В ходе эволюции<br />
человека то и дело повторяются «вечные» ситуации. Это доказывает<br />
ценность нашего эмоционального репертуара. Он закрепился в нервной<br />
системе в виде врожденных стремлений человеческого сердца.<br />
Рассматривать человеческую природу, не учитывая силу эмоций,<br />
значит проявлять прискорбную близорукость. В свете нового понимания и<br />
видения места эмоций в нашей жизни, предложенного ныне наукой,<br />
название Homo sapiens – человек разумный, человек мыслящий – вводит в<br />
заблуждение. Всем нам хорошо известно по опыту: когда дело доходит до<br />
выработки решений и определения линии поведения, чувство принимает во<br />
внимание каждую мелочь не меньше, а зачастую и больше, чем мышление.<br />
Мы зашли слишком далеко, делая упор на значение и важность только<br />
разумного – того, что измеряется степенью умственного развития, – в<br />
человеческой жизни. К лучшему или худшему, но интеллект может<br />
оказаться бесполезным, если власть захватят эмоции.<br />
Когда страсти управляют рассудком<br />
Это была трагедия ошибок. Родители четырнадцатилетней Матильды<br />
Крэбтри утром вернулись из гостей. Их дочь решила разыграть отца и<br />
выскочила из чулана с воплем «Пу-у-у!».<br />
Но Бобби Крэбтри и его жена полагали, что Матильда ночевала у<br />
друзей. Войдя в дом и услышав шум, Крэбтри схватил пистолет калибра 9<br />
миллиметров и бросился в спальню Матильды, чтобы выяснить, в чем<br />
дело. Когда дочь выскочила из чулана, Крэбтри выстрелил ей в шею.<br />
Матильда Крэбтри скончалась через двенадцать часов.<br />
Эмоциональным наследством, доставшимся нам от эволюции,<br />
является страх, мобилизующий нас на защиту близких от опасности.
Именно он побудил Бобби Крэбтри схватить пистолет и расправиться с<br />
незваным гостем, который, как он решил, незаконно проник в дом. Страх<br />
заставил Крэбтри выстрелить, прежде чем он успел полностью осознать, в<br />
кого стреляет, и даже прежде чем он узнал голос собственной дочери. По<br />
мнению биологов-эволюционистов, автоматические реакции такого рода<br />
прочно закреплены в нашей нервной системе: ведь в течение длительного<br />
критического периода предыстории человечества они определяли грань<br />
между жизнью и смертью. Но еще важнее то, что они способствуют<br />
осуществлению главной задачи эволюции: обеспечивать возможность<br />
производить потомство, которое продолжит передачу этих самых<br />
генетических склонностей, по горькой иронии ставших причиной трагедии<br />
в доме Крэбтри.<br />
Хотя эмоции всегда служили нам мудрыми советчиками, новые<br />
реалии, предлагаемые нынешней цивилизацией, сформировались с такой<br />
быстротой, что эволюция со своей степенной поступью за ними явно не<br />
поспевает. В самом деле, первые законы и предписания этики, такие как<br />
свод законов Хаммурапи [2] , библейские десять заповедей, эдикты<br />
императора Ашоки [3] , можно расценить как попытки обуздать, смягчить и<br />
цивилизовать проявление эмоций. Как замечает Фрейд в книге<br />
«Цивилизация и вызванная ею неудовлетворенность», общество было<br />
вынуждено навязать правила, дабы усмирить волны бесконтрольно<br />
бушевавших, перехлестывающих через край эмоций.<br />
Несмотря на социальные ограничения, страсти то и дело побеждают<br />
рассудок. Эти особенности человеческой натуры определяются характером<br />
ментальной сферы. Если же говорить о биологической конструкции<br />
главного нервного контура эмоций, то рождаемся мы с тем, что лучше всего<br />
зарекомендовало себя в работе на протяжении последних 50 тысяч<br />
поколений людей. Я подчеркиваю: не последних 500 поколений, и уж<br />
конечно, не последних пяти. Неторопливо и осмотрительно действующие<br />
силы эволюции, сформировавшие наши эмоции, работали в течение многих<br />
миллионов лет. Прошедшие 10 тысяч лет, несмотря на очевидно быстрый<br />
подъем цивилизации и взрывной рост населения с пяти миллионов до пяти<br />
миллиардов, оставили незначительный отпечаток в наших основных<br />
биологических матрицах.<br />
Хорошо это или плохо, но наша оценка каждой неожиданной встречи с<br />
кем-либо и реакция на такую встречу являются следствием не только<br />
здравых суждений и личного опыта, но еще и отзвуком далекого прошлого.<br />
Они формируют в нас черты, приводящие подчас к трагическим
последствиям, о чем свидетельствуют печальные события в доме Крэбтри.<br />
Короче говоря, мы слишком часто беремся за решение дилемм XX века,<br />
имея в распоряжении эмоциональный репертуар, приспособленный для<br />
нужд плейстоцена [4] . Эта проблема и решается в данной книге.<br />
Побуждения к действию<br />
В один прекрасный день ранней весной я ехал по шоссе через горный<br />
перевал в Колорадо. Внезапный снегопад скрыл машину, двигавшуюся<br />
впереди, на небольшом расстоянии. Я всматривался в кружащиеся передо<br />
мной снежные вихри, но ничего не мог разглядеть в ослепительной белизне<br />
снега. Нажимая ногой на педаль тормоза, я чувствовал, как беспокойство<br />
наполняет тело, и слышал тяжелые удары сердца.<br />
Беспокойство переросло во всепоглощающий страх; я съехал на<br />
обочину дороги, чтобы переждать метель. Через полчаса снегопад<br />
прекратился, видимость восстановилась, и я продолжил путь – но лишь<br />
затем, чтобы, едва преодолев несколько сотен ярдов [5] дальше по дороге,<br />
снова остановиться. Там бригада «скорой помощи» приводила в чувство<br />
пассажира автомобиля, врезавшегося в заднюю часть машины, ехавшей<br />
впереди. Столкновение вызвало затор на шоссе. Если бы я продолжил<br />
движение при слепящем снегопаде, то, вероятно, налетел бы на них.<br />
Предостерегающий страх, охвативший меня в тот день, возможно, спас<br />
мне жизнь. Подобно кролику, в ужасе застывшему при одном виде<br />
пробегающей мимо лисы, или простейшему млекопитающему,<br />
прячущемуся от нападающего динозавра, я оказался во власти некоего<br />
внутреннего состояния. Оно заставило меня остановиться, насторожиться и<br />
обратить внимание на надвигающуюся опасность.<br />
Все эмоции, по существу, представляют собой побуждение к<br />
действию, мгновенные программы действий, которые эволюция<br />
постепенно прививала нам. Собственно, корнем слова «эмоция» является<br />
латинский глагол moveo, означающий «двигать, приводить в движение», с<br />
приставкой e- («э-»), придающей дополнительное значение направленности<br />
вовне: «отодвигать, удалять». Значит, каждая из эмоций пробуждает<br />
стремление действовать. В том, что эмоции приводят к действиям, легче<br />
всего убедиться, наблюдая за животными или детьми. Только<br />
у «цивилизованных» взрослых мы часто обнаруживаем колоссальное<br />
отклонение от нормы животного царства: эмоции – основные стимулы к<br />
действию – часто расходятся у них с самим действием.
Каждая эмоция из нашего эмоционального репертуара играет<br />
уникальную роль, раскрываемую характерными биологическими чертами<br />
(более подробно об «основных» эмоциях см. приложение А). Приняв на<br />
вооружение новые методы, позволяющие «заглянуть» в тело человека и его<br />
мозг, исследователи открывают все больше физиологических подробностей<br />
того, как каждая эмоция готовит организм к совершенно разным ответным<br />
реакциям.<br />
• В минуту гнева кровь приливает к кистям рук, позволяя быстрее и<br />
легче схватить оружие или нанести удар врагу; увеличивается частота<br />
сердечных сокращений, а выброс гормонов, например адреналина,<br />
обеспечивает заряд энергии, которого хватает для решительных действий.<br />
• Когда человека охватывает страх, кровь устремляется к большим<br />
скелетным мышцам, в частности, к мышцам ног, помогая быстрее убежать<br />
от опасности; человек бледнеет, что происходит в результате оттока крови<br />
от головы (появляется ощущение, что кровь «стынет в жилах»). Мгновенно<br />
цепенеет тело, хотя и ненадолго, вероятно, давая время оценить ситуацию и<br />
решить, не будет ли лучшим выходом поскорее спрятаться в укромном<br />
месте. Схемы в эмоциональных центрах головного мозга запускают<br />
механизм выброса гормонов, приводя тело в состояние общей боевой<br />
готовности, заставляя его сгорать от нетерпения и подготавливая к<br />
действию. Внимание сосредоточивается на непосредственной угрозе:<br />
нужно быстрее и лучше определить, какое решение принять в данной<br />
обстановке.<br />
• Среди множества биологических изменений, происходящих, когда<br />
человек счастлив, отметим повышенную активность мозгового центра,<br />
который подавляет негативные чувства, успокаивает переживания,<br />
провоцирующие тревожные мысли, и содействует притоку энергии. При<br />
этом, однако, не происходит никаких особых изменений в физиологии, за<br />
исключением того, что наступает состояние покоя. Оно позволяет<br />
организму быстрее оправиться от активации разрушительных эмоций.<br />
Подобное устройство обеспечивает организму общий отдых, а также<br />
состояние готовности и воодушевление, необходимые для выполнения<br />
любой насущной задачи и движения к новым масштабным целям.<br />
• Любовь, нежные чувства и половое удовлетворение вызывают<br />
активацию парасимпатической нервной системы, что физиологически<br />
противоположно мобилизации по типу «сражайся или спасайся»,<br />
вызванной страхом или гневом. Парасимпатическая модель, дублирующая<br />
«реакцию расслабления», образована совокупностью распределенных по
всему телу реакций, создающих общее состояние покоя и<br />
удовлетворенности, способствующих психологической совместимости.<br />
• Поднимая в удивлении брови, человек увеличивает пространство,<br />
охватываемое взглядом, и пропускает больше света, попадающего на<br />
сетчатку. В результате удается собрать больше информации о неожиданном<br />
событии, чтобы получить максимально точное представление о<br />
происходящем и разработать наилучший план действий.<br />
• Отвращение везде и всюду выражается одинаково и передает одно и<br />
то же ощущение: что-то в прямом или переносном смысле дурно пахнет<br />
или неприятно на вкус. Выражение лица у человека, испытывающего<br />
отвращение, – поднятая верхняя губа и слегка сморщенный нос – наводит<br />
на мысль об изначальной попытке, как заметил Дарвин, зажать нос, чтобы<br />
не чувствовать омерзительный запах, или выплюнуть нечто ядовитое или<br />
отвратительное.<br />
• Главная функция печали заключается в том, чтобы помочь справиться<br />
с невосполнимой потерей, такой как смерть кого-то из близких или<br />
серьезное разочарование. Печаль влечет за собой резкое снижение энергии.<br />
Мы перестаем увлекаться чем-либо, приносящим удовольствие. Чем<br />
сильнее печаль, тем ближе депрессия, ведущая к замедлению метаболизма.<br />
Такой уход в себя с сопутствующим ему самоанализом предоставляет<br />
возможность оплакать потерю или несбывшуюся надежду, обдумать ее<br />
последствия для дальнейшей жизни и – с возвратом энергии – приступить к<br />
планированию новых начинаний. Потеря энергии, вероятно, удерживала<br />
пребывавших в печали, а потому уязвимых людей древнего мира поближе к<br />
дому, где они находились в безопасности.<br />
Наш жизненный опыт и наша культура способствуют формированию<br />
биологически обусловленной предрасположенности к действию. Например,<br />
потеря любимого человека у всех вызывает печаль и скорбь. Но то, как мы<br />
обнаруживаем свое горе, – проявляем или сдерживаем эмоции до тех пор,<br />
пока нас никто не видит, – формируется культурой. Равно как и то, какие<br />
именно люди в нашей жизни попадают в число любимых, чью смерть мы<br />
оплакиваем.<br />
Эмоциональные реакции вырабатывались в течение длительного<br />
периода эволюции. Это была более суровая реальность, чем та, в которой<br />
жило и живет большинство людей после того, как началась собственно<br />
история. В дописьменные эпохи очень немногие младенцы доживали до<br />
детских лет и очень немногие взрослые – до тридцати. Хищники могли<br />
напасть в любой момент, засухи и наводнения ставили человека на грань
между голодной смертью и выживанием. Но с возникновением земледелия<br />
и человеческих сообществ даже в самой зачаточной форме шансы выжить<br />
резко возросли. За последние десять тысяч лет, когда достижения<br />
цивилизации начали распространяться по миру, гнет суровых<br />
обстоятельств, сдерживавших рост народонаселения, неуклонно ослабевал.<br />
Трудности сделали наши эмоциональные реакции столь важными для<br />
выживания. Чем слабее реакции, тем хуже подогнаны друг к другу<br />
остальные части эмоционального репертуара. Если в древние времена<br />
мгновенно вспыхнувший гнев мог дать решающие шансы для выживания,<br />
то в наши дни доступность автоматического оружия для тринадцатилетних<br />
подростков слишком часто обращает его проявления в катастрофу.<br />
Два наших ума<br />
Одна приятельница как-то рассказала мне, как мучительно<br />
разводилась с мужем: он влюбился в молодую женщину и внезапно<br />
объявил, что уходит. За этим последовали месяцы ожесточенных споров о<br />
доме, деньгах и детях. Прошло время, и она стала говорить, что ей<br />
нравится независимость, что она счастлива быть сама себе хозяйкой. «Я<br />
больше не думаю о нем – мне абсолютно безразлично», – сказала она. Но<br />
после этих слов ее глаза наполнились слезами.<br />
Слезы, на мгновение наполнившие глаза, вполне могли остаться<br />
незамеченными. Но эмпатическое понимание – чей-то затуманенный<br />
слезами взгляд означает, что кто-то опечален, хотя слова и говорят об<br />
обратном, – есть такой же способ постижения истины, как чтение<br />
напечатанного текста. В одном случае это дело эмоционального ума, в<br />
другом – рационального. По сути, у нас два ума: один думает, другой<br />
чувствует.<br />
Взаимодействие этих двух коренным образом отличающихся<br />
процессов и составляют нашу ментальную жизнь. Один процесс,<br />
осуществляемый рациональным умом, представляет собой режим<br />
постижения, который мы обычно осознаем: он более заметен по результату<br />
(полученное знание), насыщен мыслями, отражает способность рацио<br />
обдумывать и размышлять. Но наряду с этим есть и другая система<br />
познания, мощная и импульсивная, хотя порой и нелогичная, – ум<br />
эмоциональный. (Более подробное описание характеристик<br />
эмоционального ума см. в приложении Б.)<br />
Разделение на «эмоциональное» и «рациональное» примерно
соответствует разнице между «сердцем» и «головой», осознанной на<br />
бытовом уровне. Если мы «сердцем» понимаем правильность чего-то, это<br />
формирует убежденность другого порядка – нечто вроде более глубокой<br />
уверенности, – чем если мы осознаем то же самое одним «умом». Всегда<br />
присутствует постоянный показатель изменения в соотношении<br />
рационального и эмоционального контроля: чем сильнее чувство, тем<br />
больше преобладает эмоциональный ум, тем меньше влияния оказывает ум<br />
рациональный. Подобный механизм, видимо, сложился за миллиарды лет<br />
эволюции. Тогда эмоции и интуиция управляли нашей мгновенной<br />
реакцией в смертельно опасных ситуациях, а перерыв на раздумья мог<br />
стоить жизни.<br />
Эти два ума – эмоциональный и рациональный – почти всегда<br />
пребывают в согласии, объединяя в корне различные способы познания,<br />
чтобы с успехом вести нас в мире. Обычно устанавливается некое<br />
равновесие между эмоциональным и рациональным умом: эмоции питают<br />
рациональный ум и воодушевляют его на действия, а рациональный ум<br />
облагораживает эмоции и в некоторых случаях запрещает их проявление. И<br />
все же эмоциональный и рациональный умы полуавтономны. Каждый, как<br />
мы увидим далее, представляет работу отдельного, хотя и соотносимого с<br />
другим, контура в головном мозге.<br />
В большинстве случаев эти умы строго скоординированы: чувства<br />
необходимы для мышления, а мышление – для чувств. Но если страсти<br />
бушуют, равновесие нарушается. Значит, эмоциональный ум взял верх и<br />
подавил рациональный. Гуманист XVI столетия Эразм Роттердамский с<br />
насмешкой писал о вечном конфликте между рассудком и эмоциями:<br />
Юпитер даровал [людям] намного больше страсти, чем<br />
разума, ну, скажем, в соотношении 24 к 1. Единоличной власти<br />
разума он противопоставил двух свирепых тиранов: гнев и<br />
похоть. В какой мере разум способен возобладать над<br />
объединенными силами этих двоих, со всей очевидностью<br />
раскрывает обычная человеческая жизнь. Разум делает<br />
единственное, на что способен, – он кричит до хрипоты, повторяя<br />
формулы основных добродетелей, пока те двое не велят ему<br />
убираться ко всем чертям и вообще ведут себя все более шумно и<br />
оскорбительно, пока их Правитель не выдохнется, махнет рукой и<br />
уступит.<br />
Как развивался мозг
Чтобы лучше понять, насколько сильным бывает влияние эмоций на<br />
мышление – и почему чувство и разум так легко приходят в состояние<br />
войны, – посмотрим, как происходило развитие головного мозга. Мозг<br />
человека, около 1,4 кг клеток и невральных жидкостей, по размеру<br />
примерно втрое больше мозга наших ближайших родственников по<br />
эволюции – приматов, не принадлежащих к человеческому роду. За<br />
миллионы лет эволюции мозг вырос, причем развитие его высших центров<br />
происходило благодаря совершенствованию низших отделов. (Рост мозга<br />
человеческого эмбриона в грубом приближении повторяет эволюционный<br />
процесс.)<br />
Самой примитивной частью мозга у всех видов, нервная система<br />
которых чуть больше минимальной, является мозговой ствол, окружающий<br />
вершину спинного мозга. Первичный мозг управляет главными<br />
жизненными функциями, например дыханием и метаболизмом, а также<br />
стереотипными реакциями и движениями. Простейший мозг не способен<br />
думать или учиться, скорее он представляет собой набор заранее<br />
запрограммированных регуляторов, которые поддерживают должный<br />
режим работы организма и реакции, обеспечивающие выживание. Этот<br />
мозг безраздельно правил в «эпоху рептилий» (представьте себе змею,<br />
шипением подающую сигнал об угрозе нападения).<br />
Из простейшего корня – мозгового ствола – возникли эмоциональные<br />
центры. По истечении миллионов лет в ходе эволюции из этих<br />
эмоциональных зон развился думающий мозг, или «неокортекс» (новая<br />
гомогенетическая кора головного мозга), большая луковица из изогнутых<br />
тканей, образующих верхние слои. Тот факт, что думающий мозг развился<br />
из эмоционального, очень многое говорит о взаимосвязи мысли и чувства:<br />
эмоциональный мозг существовал задолго до того, как появился<br />
рациональный.<br />
Основа нашей эмоциональной жизни – обоняние или, точнее,<br />
обонятельная доля головного мозга, клетки которой воспринимают запах.<br />
Каждое живое существо – годное в пищу или ядовитое, половой партнер,<br />
хищник или добыча – имеет особый отличительный молекулярный<br />
«автограф», который может переноситься ветром. В древние времена запах<br />
зарекомендовал себя как ощущение, имеющее первостепенную важность<br />
для выживания.<br />
Из обонятельной доли головного мозга начали развиваться первичные<br />
центры эмоций, в итоге выросшие достаточно большими, чтобы охватить<br />
верхушку мозгового ствола. В зачаточном виде обонятельный центр<br />
состоял из довольно тонких слоев нервных клеток, собранных вместе для
тестирования запаха. Один слой клеток обследовал то, что издавало запах,<br />
и относил его к соответствующей категории (съедобный или ядовитый,<br />
сексуально приемлемый, враг или кандидат на съедение). Второй слой<br />
клеток передавал по нервной системе рефлексивную информацию, сообщая<br />
организму, что надо делать (кусать, выплюнуть, подойти, спасаться<br />
бегством, преследовать).<br />
У первых млекопитающих образовались новые жизненно важные слои<br />
эмоционального мозга, которые, опоясав мозговой ствол, выглядели как<br />
бугель с выемкой внизу (туда входит мозговой ствол). Поскольку данная<br />
часть мозга кольцом охватывает и окаймляет мозговой ствол, ее и назвали<br />
«лимбической» системой от латинского слова limb, что означает «кольцо».<br />
Новая область добавила эмоций в мозговой репертуар. И когда мы<br />
оказываемся во власти страстного желания или ярости, по уши влюблены<br />
или содрогаемся от ужаса – все это результат действия лимбической<br />
системы.<br />
По мере развития лимбическая система усовершенствовала два<br />
мощных механизма – обучаемость и память. Такого рода революционные<br />
достижения делали животное более сообразительным при выборе варианта,<br />
как себя вести, чтобы выжить, и помогали ему тоньше отрегулировать свои<br />
реакции, чтобы приспосабливаться к меняющимся потребностям, а не<br />
реагировать автоматически во всех случаях. Если пища такова, что от нее<br />
можно заболеть, значит, в следующий раз ее необходимо избегать.<br />
Решения, что надо съесть, а от чего отказаться, в основном по-прежнему<br />
принималось по запаху. Связи между обонятельной луковицей и<br />
лимбической системой выполняли функции распознавания и различения<br />
запахов путем сравнения нового запаха с известным. Так хорошее отличали<br />
от плохого. Процесс осуществляли ринэнцефалон (дословно «носовой<br />
мозг»), представляющий собой часть лимбической схемы, и рудиментарная<br />
основа неокортекса – думающего мозга.<br />
Примерно 100 миллионов лет назад произошел резкий скачок в<br />
развитии мозга млекопитающих. Поверх тонкого двухслойного кортекса (то<br />
есть коры головного мозга, зон, которые занимаются планированием,<br />
осознанием того, что воспринимается органами чувств, и<br />
координированием движений) образовалось несколько новых слоев<br />
мозговых клеток, в результате чего сформировался неокортекс. В<br />
сравнении с двухслойной корой мозга древних млекопитающих неокортекс<br />
давал невероятное преимущество в интеллектуальном отношении.<br />
Неокортекс Homo sapiens, намного больший по размеру, чем у<br />
остальных видов, обусловил все то, что присуще именно человеку.
Неокортекс – средоточие мышления. В нем располагаются центры, где<br />
объединяется и осознается информация, поступающая от органов чувств.<br />
Благодаря неокортексу к чувству добавляются размышления, вдобавок мы<br />
приобретаем способность переживать – в связи с восприятием идей,<br />
искусства, символов и мысленных образов.<br />
В результате постепенного развития неокортекса стала возможна<br />
тонкая настройка, вне всякого сомнения, предоставившая нам<br />
колоссальные преимущества с точки зрения выживания в тяжелых<br />
обстоятельствах. Она же повысила вероятность того, что потомство, в свою<br />
очередь, передает гены, содержащие ту же самую невральную схему.<br />
Преимущества с точки зрения выживания объясняются способностью<br />
неокортекса к вырабатыванию стратегии, долгосрочному планированию и<br />
другим ментальным хитростям. Кроме того, все триумфальные достижения<br />
искусства, цивилизации и культуры суть плоды деятельности неокортекса.<br />
Это новое прибавление к головному мозгу добавило нюансов<br />
эмоциональной жизни. Возьмем, к примеру, любовь. Лимбические<br />
структуры генерируют чувства удовольствия и полового влечения –<br />
эмоции, питающие сильное половое чувство. Но благодаря прибавлению к<br />
лимбической системе неокортекса и его соединительных элементов<br />
образовалась связь между матерью и ребенком, ставшая основой семьи и<br />
долгосрочного обязательства вырастить ребенка, что делает возможным<br />
полное развитие человеческого существа. (Виды, у которых неокортекс<br />
отсутствует, например рептилии, лишены материнской привязанности;<br />
когда детеныши вылупляются, новорожденным приходится в срочном<br />
порядке прятаться, чтобы не пасть жертвами своих сородичей.) У людей<br />
родительская защита потомства обеспечивает возможность длительного<br />
развития мозга: он постепенно формируется на протяжении долгого<br />
периода детства.<br />
Поднимаясь по филогенетической [6] лестнице от рептилий к макакрезусам<br />
и человеку, мы заметим, что чистая масса неокортекса<br />
увеличивается. Прирост во внутренних соединениях мозговой схемы<br />
происходит в геометрической прогрессии. Чем больше соединений, тем<br />
шире диапазон возможных реакций. Неокортекс допускает утонченную и<br />
сложную эмоциональную жизнь, например способность переживать по<br />
поводу переживаний. Соотношение неокортекс/лимбическая система у<br />
приматов жестче, чем у других видов, а у человека гораздо жестче, чем у<br />
приматов, и поэтому мы способны проявлять гораздо более широкий<br />
спектр реакций на свои эмоции и обнаруживать при этом больше нюансов.<br />
У кролика или макак-резуса в распоряжении ограниченный набор
типичных реакций на страх, а неокортекс человека обеспечивает гораздо<br />
более разнообразный репертуар, включая даже набор номера 911 [7] . Чем<br />
сложнее социальная система, тем важнее гибкость, а более сложного мира,<br />
чем наш, нет.<br />
Но высшие центры управляют не всей эмоциональной жизнью;<br />
в решающих вопросах, затрагивающих сердечные струны, – и особенно в<br />
тяжелых ситуациях, вызывающих крайнее душевное волнение, – они,<br />
можно сказать, уступают руководство лимбической системе. Поскольку<br />
очень многие высшие центры мозга выросли из лимбической зоны или<br />
вышли за ее пределы, эмоциональный мозг играет решающую роль в<br />
структуре нервной системы. Являя собой корень, от которого рос новый<br />
мозг, эмоциональные области сплетены со всеми отделами неокортекса<br />
мириадами соединительных цепей. Это дает эмоциональным центрам<br />
безграничные возможности влиять на функционирование остального мозга,<br />
включая центры мышления.
Глава 2. Анатомия эмоционального бандитизма<br />
Жизнь – комедия для тех, кто думает, и трагедия<br />
для тех, кто чувствует.<br />
Хорас Уолпол<br />
Это случилось жарким августовским полуднем 1963 года, в то самое<br />
время, когда преподобный Мартин Лютер Кинг-младший обратился в<br />
Вашингтоне с речью «У меня есть мечта сегодня» к участникам Марша на<br />
Вашингтон за гражданские права. В тот день Ричард Роблес, грабитель по<br />
призванию, которого только что условно освободили из тюрьмы, где он<br />
отбывал трехгодичное заключение за более чем сто краж со взломом (на<br />
это его толкнуло пристрастие к героину), решился еще на одну. Роблес, как<br />
он сам впоследствии признался, не хотел совершать преступления, но ему<br />
до зарезу нужны были деньги для его подружки и их трехлетней дочери.<br />
Квартира, в которую он тогда забрался, принадлежала двум молодым<br />
женщинам – Дженис Вайли, занимавшейся сбором материалов для журнала<br />
Newsweek, и Эмили Хофферт, работавшей преподавателем в начальной<br />
школе. Одной был 21 год, другой 23. Роблес выбрал квартиру в шикарном<br />
районе Нью-Йорка, в Верхнем Ист-Сайде. Он был уверен, что дома никого<br />
нет. Однако Дженис оказалась на месте. Угрожая ей ножом, Роблес связал<br />
ее. Когда он уходил, вернулась Эмили. Чтобы беспрепятственно уйти, ему<br />
пришлось связать и ее.<br />
Свою версию событий Роблес рассказал много лет спустя. Когда он<br />
связывал Эмили, Дженис пригрозила ему, что преступление не сойдет ему<br />
с рук: она запомнила его в лицо и обязательно поможет полиции выследить<br />
его и поймать. Роблес, пообещавший себе, что это будет его последняя<br />
кража, от угрозы запаниковал и полностью потерял контроль над собой. В<br />
бешенстве он схватил бутылку с содовой и стал бить женщин до тех пор,<br />
пока те не потеряли сознание, а потом, не помня себя от ярости и страха,<br />
исполосовал обеих кухонным ножом. Оглядываясь назад через двадцать<br />
пять лет, Роблес сокрушенно заявлял: «У меня тогда будто крышу снесло, я<br />
прямо обезумел».<br />
Теперь у Роблеса достаточно времени, чтобы вдоволь посокрушаться о<br />
нескольких мгновениях необузданного гнева. В момент написания данной
книги, то есть по прошествии трех десятков лет, он все еще находился в<br />
тюрьме за двойное убийство, ставшее известным как «убийство<br />
работающих девушек».<br />
Подобные эмоциональные взрывы – чистый бандитизм со стороны<br />
нервов. В такие моменты, очевидно, некий центр в лимбическом мозге<br />
объявляет чрезвычайное положение, мобилизуя остальную часть клеток на<br />
решение насущных вопросов. Бандитское нападение происходит в<br />
мгновение ока, запуская реакцию в критические моменты прежде, чем<br />
думающий неокортекс успеет полностью осознать происходящее, не говоря<br />
уже о том, чтобы решить, хороша ли идея. Как только момент ярости<br />
проходит, те, кто только что казались одержимыми, никак не могут взять в<br />
толк, что на них нашло.<br />
Агрессивные нападения эмоций отнюдь не являются отдельными<br />
внушающими ужас происшествиями, приводящими к зверским убийствам<br />
вроде вышеописанного. В менее катастрофической, но вовсе не<br />
обязательно менее острой форме такое случается достаточно часто.<br />
Вспомните последний случай, когда вы «взбесились», выйдя из себя из-за<br />
кого-то – вашего супруга (супруги), или ребенка, или, возможно, водителя<br />
другой машины, – до такой степени, что позднее, по зрелом размышлении<br />
или просто задним числом, это казалось ничем не оправданным. По всей<br />
вероятности, имел место «бандитский налет», захват власти нервами,<br />
который, как мы увидим, зарождается в миндалевидном теле – центре,<br />
находящемся в лимбическом мозге.<br />
Не все лимбические нападения причиняют страдание. Когда комунибудь<br />
шутка кажется настолько смешной, что он буквально разражается<br />
хохотом, это тоже отклик лимбической системы. Она срабатывает и в<br />
моменты бурной радости: когда Дэн Дженсен [8] после нескольких<br />
удручающе неудачных попыток завоевать олимпийскую золотую медаль в<br />
соревнованиях по скоростному бегу на коньках (что он поклялся сделать<br />
своей умиравшей сестре) в конце концов добился победы и получил золото<br />
на дистанции 1000 м во время зимних Олимпийских игр 1994 года<br />
в Норвегии, его жена от счастья пришла в такое волнение, что ее срочно<br />
доставили к врачам неотложной помощи, дежурившим у ледовой арены.<br />
Местопребывание всех страстей<br />
Миндалевидное тело (amygdale – от греческого слова, обозначающего<br />
«миндалину») у людей представляет собой группу взаимосвязанных
структур, располагающуюся над стволом головного мозга вблизи нижней<br />
части лимбического кольца. Миндалевидных тел у человека два, по одному<br />
с каждой стороны головного мозга, лежащему ближе к боковой части<br />
головы. Человеческое миндалевидное тело довольно крупно по сравнению<br />
с миндалевидным телом любого из наших ближайших родственников по<br />
эволюции – приматов.<br />
Гиппокамп и миндалевидное тело – две главные составляющие<br />
примитивного «носового мозга», из которых в процессе эволюции<br />
развились кортекс, а потом и неокортекс. И по сей день эти лимбические<br />
структуры выполняют большую или даже наибольшую часть таких<br />
функций мозга, как обучение и запоминание, а миндалевидное тело<br />
является большим «специалистом» по части эмоций. Если миндалевидное<br />
тело разобщается с остальным мозгом, то возникает поразительная<br />
неспособность оценивать эмоциональную значимость событий. Это<br />
явление иногда называют «аффективной, или эмоциональной, слепотой».<br />
Лишаясь эмоциональной значимости, столкновения теряют свою<br />
власть над нами. Один молодой человек, которому хирургическим путем<br />
удалили миндалевидное тело, чтобы избавить от сильных эпилептических<br />
припадков, с той поры полностью утратил интерес к людям и предпочитал<br />
пребывать в одиночестве, не поддерживая ни с кем никакого контакта.<br />
Сохранив способность общаться и разговаривать, он перестал узнавать<br />
близких друзей, родственников и даже свою мать, оставался безучастным к<br />
их переживаниям по поводу своего безразличия. Лишившись<br />
миндалевидного тела, он, вероятно, утратил способность распознавать<br />
чувства, равно как и всякое понятие о чувствах вообще. Миндалевидное<br />
тело исполняет функцию хранилища эмоциональной памяти и,<br />
следовательно, играет крайне важную роль. В жизни человека без<br />
миндалевидного тела нет ничего, что затрагивало бы его личность.<br />
Наличием миндалевидного тела обусловлена не одна только<br />
привязанность; от него зависят все страсти и увлечения. Животным, у<br />
которых миндалевидное тело удалено или отделено от основного мозга,<br />
незнакомы страх и ярость, они не испытывают побуждений к состязанию<br />
или объединению и теряют ощущение своего места в общественной<br />
организации своего вида; а эмоции у них притупляются или отсутствуют.<br />
Механизм выделения слез, как эмоционального сигнала, присущего<br />
исключительно человеку, запускается миндалевидным телом и ближайшей<br />
структурой – поясной извилиной головного мозга; если человека<br />
поддержать, приласкать или каким-то иным образом утешить, это успокоит<br />
те же самые зоны головного мозга и остановит рыдания. В отсутствие
миндалевидной железы вообще не бывает слез от горя и утешение не<br />
требуется.<br />
Жозеф Леду, невролог «Центра неврологии» Нью-Йоркского<br />
университета, первым установил, что миндалевидное тело играет главную<br />
роль в эмоциональном мозге. Жозеф Леду принадлежит к той части<br />
молодого поколения неврологов, которые занялись разработкой новых<br />
методов и технологий, позволяющих проводить исследования с<br />
немыслимыми ранее уровнями точности, чтобы составлять карты мозга в<br />
процессе работы и таким образом проникать в тайны психики, которые<br />
ученые прежних поколений считали непостижимыми. Его открытия,<br />
связанные со схемой эмоционального мозга, опровергли укоренившиеся<br />
представления о лимбической системе. Они сделали миндалевидное тело<br />
главным «действующим лицом» и представили роль остальных<br />
лимбических структур в совершенно ином свете.<br />
Результаты исследования, проведенного Леду, показали, каким образом<br />
миндалевидное тело может захватывать контроль над нашими действиями<br />
даже в те моменты, когда думающий мозг все еще вырабатывает решение.<br />
Как мы узнаем далее, работа миндалевидного тела и его взаимодействие с<br />
неокортексом составляют суть эмоционального разума.<br />
Нервная проводка для передачи сигналов<br />
Самый большой интерес с точки зрения понимания власти эмоций в<br />
нашей ментальной жизни вызывают поступки, совершенные в пылу<br />
страсти, о которых мы потом – как только все уляжется – сожалеем. Вопрос<br />
в том, почему мы так легко теряем голову. Возьмем, к примеру, молодую<br />
женщину, которая два часа мчалась на автомобиле в Бостон, чтобы<br />
позавтракать и провести день со своим бойфрендом. За этим завтракомобедом<br />
он сделал ей подарок, которого она ждала много месяцев, –<br />
дефицитную художественную гравюру, привезенную из Испании. Но ее<br />
восторг испарился в тот момент, когда она предложила после завтрака<br />
сходить на дневной сеанс в кино и посмотреть фильм, который ей очень<br />
хотелось увидеть, а ее приятель ошеломил ее, заявив, что не может<br />
провести с ней весь день, потому что у него тренировка по софтболу.<br />
Оскорбившись и испытывая недоверие, она расплакалась, выбежала из<br />
кафе и, поддавшись мгновенному порыву, выбросила гравюру в мусорный<br />
ящик. Через несколько месяцев, вспоминая об инциденте, она сожалела<br />
вовсе не о том, что ушла от бойфренда, а об утрате гравюры.
Именно в такие моменты – когда импульсивное чувство попирает<br />
доводы разума, – недавно открытая роль миндалевидного тела становится<br />
решающей. Поступающие от органов чувств сигналы позволяют<br />
миндалевидному телу проверять каждое переживание на присутствие в нем<br />
тревоги. Это дает миндалевидному телу возможность занять ведущее<br />
положение в ментальной жизни, став чем-то вроде психологического<br />
часового, обращающегося к каждой ситуации, к каждому ощущению всегда<br />
с однотипными и самыми примитивными вопросами: «Это то, чего я не<br />
выношу? Это больно задевает меня? Это что-то, чего я боюсь?» Если дело<br />
обстоит именно так (сложившаяся ситуация так или иначе подразумевает<br />
утвердительный ответ), то миндалевидное тело мгновенно реагирует,<br />
подобно нервной проводке, передавая сообщение о критическом моменте<br />
всем отделам головного мозга.<br />
В архитектуре мозга миндалевидное тело пребывает в состоянии<br />
готовности, напоминая службу быстрого реагирования, операторы которой<br />
готовы послать экстренный вызов в пожарное депо, полицию и квартиру<br />
соседа всякий раз, когда система безопасности в доме подает сигнал<br />
тревоги.<br />
Подавая сигнал тревоги, например страха, миндалевидное тело<br />
отправляет срочные сообщения всем главным отделам мозга. Это вызывает<br />
секрецию гормонов «сражайся или спасайся» в организме, мобилизуя<br />
центры, обеспечивающие движение, и активируя сердечно-сосудистую<br />
систему, мышцы и пищеварительный канал. Другие цепи, исходящие от<br />
миндалевидного тела, передают сигналы на выделение соответствующих<br />
критической ситуации доз гормона норэпинефрина (или норадреналина)<br />
для усиления реактивности ключевых зон мозга, включая те, которые<br />
повышают бдительность органов чувств. Фактически мозг приводится в<br />
состояние полной боевой готовности. Посылая дополнительные сигналы,<br />
миндалевидное тело приказывает мозговому стволу закрепить на лице<br />
испуганное выражение, остановить все совершаемые мышцами движения,<br />
не имеющие отношения к данной ситуации, увеличить частоту сердечных<br />
сокращений, поднять кровяное давление и замедлить дыхание. Остальные<br />
структуры сосредоточивают внимание на источнике страха и готовят<br />
мышцы к соответствующей реакции. Одновременно «перетряхиваются»<br />
системы кортикальной памяти (относящиеся к коре больших полушарий<br />
головного мозга). Оттуда выуживаются любые сведения, имеющие<br />
отношение к сложившейся критической ситуации. Эти операции<br />
преобладают над другими.<br />
Но все описанное – лишь часть тщательно скоординированного
комплекса изменений, которыми управляет миндалевидное тело,<br />
реквизируя зоны головного мозга (более подробная информация<br />
содержится в приложении В). Миндалевидное тело имеет в своем<br />
распоряжении обширную сеть нервных связей, которая в случае<br />
эмоциональной аварии позволяет ему захватить и привести в действие<br />
большую часть остального мозга, включая рациональный ум.<br />
«Эмоциональный часовой»<br />
Один приятель рассказал мне, как, проводя отпуск в Англии, он как-то<br />
проходил по набережной канала и зашел позавтракать в маленькое, очень<br />
уютное кафе. Покончив с завтраком, он решил немного прогуляться.<br />
Спустившись по каменным ступеням широкой лестницы к каналу, он вдруг<br />
увидел девушку, пристально смотревшую на воду. На ее лице застыло<br />
выражение ужаса. Не дав себе времени как следует подумать, он прыгнул в<br />
воду, даже не сняв пиджака и галстука. И только оказавшись в воде, понял,<br />
что девушка, оцепенев от страха, смотрит на ребенка, упавшего в воду. К<br />
счастью, он сумел его спасти.<br />
Что же заставило моего друга броситься в воду прежде, чем он<br />
осознал, зачем? Ответ прост: по всей вероятности, миндалевидное тело.<br />
Работа Леду заняла достойное место в ряду самых впечатляющих<br />
открытий последнего десятилетия в области эмоций. Она раскрывает,<br />
каким образом архитектура головного мозга обеспечивает миндалевидному<br />
телу привилегированное положение «эмоционального часового»,<br />
способного совершить захват мозга. Согласно данным исследования,<br />
сенсорные сигналы от глаза или уха проходят в головном мозге сначала в<br />
таламус (зрительный бугор), а потом – через одиночный синапс (место<br />
соединения двух нервных клеток) – в миндалевидное тело. Второй сигнал<br />
из таламуса направляется в неокортекс, то есть думающий мозг. Благодаря<br />
такому разветвлению миндалевидное тело начинает реагировать раньше<br />
неокортекса, который «обмозговывает» информацию на нескольких<br />
уровнях мозговых контуров, прежде чем полностью ее воспримет и<br />
перейдет наконец к действиям в виде ответной реакции, оптимальной в<br />
конкретной ситуации.<br />
Исследование Леду произвело переворот в понимании эмоциональной<br />
жизни, открыв нервные пути, проводящие чувства в обход неокортекса. Те<br />
чувства, которые идут по прямому пути через миндалевидное тело, – самые<br />
примитивные и сильные. Наличием такой цепи и объясняется способность
эмоций возобладать над здравым рассудком.<br />
В неврологии традиционно считалось, что глаз, ухо и другие органы<br />
чувств передают сигналы в таламус, откуда они поступают в зоны<br />
неокортекса, занимающиеся обработкой сенсорной информации. Там<br />
сигналы сводятся воедино, и мы воспринимаем объекты. Сигналы<br />
сортируются по смысловому содержанию: так мозг осознает, что такое<br />
каждый объект и что означает его присутствие. Согласно прежней теории,<br />
сигналы из неокортекса посылаются в лимбический мозг, из которого<br />
соответствующая ответная реакция распространяется по головному мозгу и<br />
всему организму. Таким образом система работает большую часть или<br />
почти все время. Однако Леду обнаружил меньший пучок нейронов,<br />
идущий от таламуса прямо к миндалевидному телу, в дополнение к тем<br />
пучкам, которые образуют более длинный путь от таламуса к коре<br />
головного мозга. Узкий и короткий проводящий путь – что-то вроде<br />
нейронного глухого переулка – позволяет миндалевидному телу получать<br />
некоторые входные сигналы непосредственно от органов чувств и<br />
запускать ответную реакцию прежде, чем они будут в полном объеме<br />
зарегистрированы неокортексом.<br />
Это открытие опровергает представление о том, что в отношении<br />
формирования эмоциональных реакций миндалевидное тело полностью<br />
зависит от сигналов, поступающих от неокортекса. Миндалевидное тело<br />
может запускать эмоциональный отклик посредством экстренного<br />
реагирования как раз потому, что параллельная отражательная цепь<br />
начинается между миндалевидным телом и неокортексом. Миндалевидное<br />
тело может заставить нас резко начать действовать, тогда как чуть более<br />
медлительный, но более осведомленный неокортекс разворачивает свой<br />
тоньше проработанный план реагирования.<br />
Леду опроверг общепринятое мнение относительно проводящих<br />
путей, по которым путешествуют эмоции, опубликовав результаты своих<br />
исследований поведения животных, испытывающих страх. В одном из<br />
решающих опытов с крысами он разрушил у них слуховую зону коры<br />
головного мозга, а затем подверг их воздействию звука определенного тона<br />
в сочетании с электрошоком. Крысы быстро усвоили, что звука надо<br />
бояться, хотя данный тональный сигнал не мог регистрироваться в их<br />
неокортексе. Звук шел по прямому маршруту: от уха – в таламус, а потом в<br />
миндалевидное тело, минуя все главные пути. Короче говоря, крысы<br />
заучили эмоциональную реакцию без участия какой-либо высшей зоны<br />
коры головного мозга: миндалевидное тело самостоятельно воспринимало,<br />
запоминало и производило «оркестровку» их страха.
«С точки зрения анатомии эмоциональная система вполне может<br />
работать независимо от неокортекса, – объяснил мне Леду. – Иногда<br />
некоторые эмоциональные реакции и воспоминания формируются<br />
совершенно бессознательно». Миндалевидное тело способно хранить<br />
воспоминания и целый набор ответных реакций, которыми мы пользуемся,<br />
далеко не всегда понимая, почему мы так делаем: прямая и кратчайшая<br />
дорога от таламуса до миндалевидного тела идет в обход неокортекса.<br />
Ответная реакция по принципу «сражайся или спасайся»:<br />
увеличивается частота сердечных сокращений и повышается кровяное<br />
давление; большие мышцы готовятся к быстрым действиям<br />
Зрительный сигнал от сетчатки глаза сначала проходит в таламус,<br />
где переводится на язык, понятный мозгу. Затем большая часть<br />
информации передается в зрительную зону коры больших полушарий
головного мозга, где она анализируется, оценивается ее смысл и<br />
определяется, какая ответная реакция в данном случае наиболее уместна.<br />
Если потребуется эмоциональная реакция, то сигнал поступит в<br />
миндалевидное тело для возбуждения эмоциональных центров. В то же<br />
самое время меньшая часть первоначального сигнала проходит по<br />
скоростному пути из таламуса прямиком в миндалевидное тело,<br />
обеспечивая более быструю (но менее точную) ответную реакцию. Таким<br />
образом, миндалевидное тело может в ответ на раздражитель выдать<br />
эмоциональную реакцию, прежде чем зоны коры головного мозга<br />
полностью осознают, что, собственно, произошло.<br />
Благодаря обходному пути миндалевидное тело, похоже, служит<br />
хранилищем эмоциональных впечатлений и воспоминаний, о которых мы<br />
даже и не подозреваем. Леду полагает, что именно таинственной ролью,<br />
какую играет миндалевидное тело в механизме памяти, и объясняются, к<br />
примеру, поразительные результаты такого эксперимента: участники<br />
научались различать геометрические фигуры причудливой формы, которые<br />
мелькали у них перед глазами с такой быстротой, что они даже не<br />
осознавали, что видели их на самом деле.<br />
Еще одно исследование показало, что в первые миллисекунды нашего<br />
восприятия чего-либо мы не только бессознательно понимаем, что это<br />
такое, но и решаем, нравится нам оно или нет. «Познавательное<br />
бессознательное» предоставляет возможность не только распознать то, что<br />
мы видим, но и составить свое мнение. Наши эмоции обладают умом,<br />
который придерживается собственных взглядов совершенно независимо от<br />
нашего рацио.<br />
Специалист по эмоциональной памяти<br />
Бессознательные «умозаключения» составляют эмоциональные<br />
воспоминания, и их хранилищем служит миндалевидное тело.<br />
Проведенные Леду и другими неврологами исследования наводят на мысль<br />
о том, что гиппокамп, долгое время считавшийся основной структурой<br />
лимбической системы, больше участвует в регистрации и выяснении<br />
смысла воспринимаемых образов, чем в формировании эмоциональных<br />
реакций. Главный вклад гиппокамп вносит в обеспечение глубокого<br />
запоминания ситуации, очень важного с точки зрения эмоционального<br />
содержания. Именно гиппокамп осознает, что, скажем, медведь в зоопарке
и на вашем заднем дворе – факты, значение которых не совпадает.<br />
В то время как гиппокамп «помнит» голые факты, миндалевидное тело<br />
хранит в памяти эмоциональный аромат, присущий этим фактам. Если мы<br />
попытаемся обогнать автомобиль на двухполосной дороге и едва избежим<br />
лобового столкновения со встречной машиной, гиппокамп запомнит<br />
подробности происшествия (по какому участку дороги мы ехали, кто был с<br />
нами, как выглядела другая машина). Но именно миндалевидное тело будет<br />
потом накрывать нас волной страха всякий раз, когда мы будем пытаться<br />
обогнать какую-нибудь машину в сходных обстоятельствах. Как рассказал<br />
мне Леду, «гиппокамп играет решающую роль в узнавании вами лица<br />
вашей кузины. Но только миндалевидное тело добавляет, что вы ее терпеть<br />
не можете».<br />
Мозг пользуется простым, но ловким способом регистрации<br />
эмоциональных воспоминаний. Это те же самые нейрохимические системы<br />
«боевой готовности», которые «натаскивают» организм борьбой или<br />
бегством реагировать на угрожающие жизни чрезвычайные обстоятельства,<br />
а также запечатлевают момент в памяти. В состоянии стресса (или тревоги,<br />
или, возможно, даже сильного радостного возбуждения) нерв, идущий от<br />
головного мозга к надпочечникам, расположенным в верхней части почек,<br />
инициирует секрецию гормонов эпинефрина и норэпинефрина, которые<br />
прокатываются волной по телу, заранее готовя его к критической ситуации.<br />
Эти гормоны возбуждают рецепторы на блуждающем нерве. Помимо того,<br />
что блуждающий нерв передает из головного мозга сообщения,<br />
управляющие работой сердца, он также служит средством передачи<br />
обратно в мозг сигналов, вырабатываемых под воздействием эпинефрина и<br />
норэпинефрина. Миндалевидное тело занимает в головном мозге главное<br />
место, куда поступают все сигналы. Они возбуждают нейроны, или<br />
нервные клетки, в самом миндалевидном теле, чтобы сообщить другим<br />
зонам мозга о необходимости покрепче запомнить происходящее событие.<br />
При такой активации миндалевидного тела большинство моментов<br />
эмоционального возбуждения, видимо, запечатлевается с особой силой. Вот<br />
почему мы обычно хорошо запоминаем, куда ходили на первое свидание<br />
или чем занимались в тот момент, когда услышали в новостях сообщение о<br />
взрыве космического корабля «Челленджер» [9] . Чем сильнее возбуждение<br />
миндалевидного тела, тем прочнее отпечаток: не секрет, что события,<br />
которые напугали или потрясли нас больше других, остаются для нас<br />
неизгладимыми воспоминаниями. Значит, мозг фактически имеет две<br />
системы памяти: одну – для обычных событий, другую – для эмоционально<br />
заряженных. Система, специально предназначенная для эмоционально
заряженных воспоминаний, сыграла исключительно важную роль в<br />
процессе эволюции, обеспечивая животным возможность сохранять<br />
особенно яркие воспоминания о том, что им угрожало или доставляло<br />
удовольствие. Однако в нынешние времена эмоциональные воспоминания<br />
могут оказаться плохими советчиками.<br />
Устаревшие нервные сигнализаторы тревоги<br />
Один из недостатков нервных сигнализаторов состоит в том, что<br />
срочное сообщение, посылаемое миндалевидным телом, достаточно часто<br />
оказывается устаревшим, особенно в изменчивом человеческом мире.<br />
Прилежно выполняя роль вместилища эмоциональной памяти,<br />
миндалевидное тело сканирует [10] переживаемое, сравнивая то, что<br />
происходит в данный момент, с тем, что случилось в прошлом. Оно<br />
использует метод сравнения, называемый ассоциативным: если один<br />
главный определяющий элемент нынешней ситуации повторяет такой же<br />
важный элемент прошлого, то это можно назвать «совпадением». Вот<br />
почему цепь «плавает»: она срабатывает до того, как факт получает полное<br />
подтверждение. Миндалевидное тело по привычке велит нам реагировать в<br />
настоящем, пользуясь теми методами, которые отпечатались в нас в<br />
далеком прошлом вместе с мыслями, эмоциями и реакциями, задуманными<br />
в ответ на события, скорее всего лишь очень отдаленно напоминающие<br />
происходящее сегодня, но вполне подходящие, чтобы вогнать<br />
миндалевидное тело в панику.<br />
Показателен случай с бывшей военной медсестрой, которая во время<br />
войны работала в госпитале. Тогда она получила психическую травму из-за<br />
бесконечной череды прибывавших в госпиталь солдат со страшными<br />
ранами. Годы спустя однажды днем она буквально содрогнулась от<br />
внезапно охватившего ее приступа паники, смешанной с ужасом и<br />
отвращением. Повторилась ее типичная во фронтовых условиях реакция,<br />
снова запущенная много лет спустя странным зловонием, которое она<br />
почувствовала, когда открыла дверь стенного шкафа и… обнаружила там<br />
обкаканную пеленку, спрятанную ее сыном, едва начавшим ходить.<br />
Несколько сопутствующих мелких моментов – вот все, что нужно, чтобы<br />
ситуация приобрела сходство с какой-то опасностью в прошлом. И она<br />
побудит миндалевидное тело объявить чрезвычайное положение. Вся беда<br />
в том, что вместе с эмоционально насыщенными воспоминаниями,<br />
способными запускать ответную реакцию на критические обстоятельства,
срабатывают и столь же устаревшие способы реагирования.<br />
В такие моменты неточность реакции эмоционального мозга<br />
усугубляется тем фактом, что многие глубокие эмоциональные<br />
воспоминания восходят к самым первым годам жизни, к<br />
взаимоотношениям между ребенком и теми, кто о нем заботится. Это<br />
особенно верно в отношении травмирующих событий вроде побоев или<br />
полной заброшенности. В ранний период жизни другим структурам мозга,<br />
в частности, гиппокампу, играющему решающую роль в тематических<br />
воспоминаниях, и неокортексу, средоточию рационального мышления, еще<br />
только предстоит полностью развиться. В том, что касается памяти,<br />
миндалевидное тело и гиппокамп действуют сообща. Каждый из них<br />
хранит и восстанавливает свою особую информацию независимо от<br />
другого. Пока гиппокамп восстанавливает информацию, миндалевидное<br />
тело решает, имеет ли она какую-либо эмоциональную валентность [11] . Но<br />
миндалевидное тело, очень быстро достигающее полного развития в мозге<br />
младенца, при рождении бывает почти полностью сформировавшимся.<br />
Леду ищет в роли, которую играет миндалевидное тело в детстве,<br />
подтверждение основного принципа, на котором долгое время базировалась<br />
психоаналитическая мысль. Вот он: взаимодействия, имеющие место в<br />
самые ранние годы жизни, определяют набор эмоциональных уроков, в<br />
основе которых лежат взаимная настроенность или рассогласование между<br />
младенцем и теми, кто за ним ухаживает. Эти эмоциональные уроки<br />
чрезвычайно важны, хотя их и очень трудно понять с точки зрения<br />
взрослой жизни, поскольку, как считает Леду, они хранятся в<br />
миндалевидном теле как черновые, невыразимые словами программы<br />
эмоциональной жизни. Ранние эмоциональные воспоминания укореняются<br />
еще до того, как у младенца находятся слова для описания своих<br />
переживаний. И вот впоследствии, когда они актуализуются, у нас не<br />
оказывается никакого соответствующего набора четко сформулированных<br />
принципов по поводу овладевающей нами реакции. Значит, единственная<br />
причина, по которой нас так сильно озадачивают наши эмоциональные<br />
взрывы, в том, что они часто приходят из ранних периодов нашей жизни.<br />
Тогда обстоятельства ставили нас в тупик, а мы еще не могли выразить<br />
словами свое понимание событий. Теперь нас обуревают сумбурные<br />
чувства, и по-прежнему нет слов, чтобы выразить воспоминания,<br />
сформировавшие их.<br />
Когда эмоции проворны и «безграмотны»
Было, наверное, часа три ночи, когда в дальнем углу моей спальни чтото<br />
огромное пробило потолок, вывалив в комнату содержимое чердака. В<br />
мгновение ока я вскочил с постели и выбежал из комнаты, подгоняемый<br />
страхом, что сейчас обрушится весь потолок. Через некоторое время,<br />
осознав, что мне ничто не угрожает, я осторожно заглянул в спальню,<br />
чтобы выяснить, что же вызвало переполох. И обнаружил, что грохот,<br />
который я принял за звук обваливающегося потолка, на самом деле<br />
произвело падение высоченного штабеля коробок, сложенного в углу моей<br />
женой (она накануне занималась наведением порядка в своем стенном<br />
шкафу). С чердака ничего не свалилось по той простой причине, что<br />
никакого чердака у нас нет. Потолок оказался цел и невредим – равно как<br />
и я.<br />
Мой прыжок с постели в полусонном состоянии (он наверняка спас бы<br />
меня от увечья, если бы и вправду потолок вдруг обрушился) служит<br />
иллюстрацией способности миндалевидного тела побуждать нас к<br />
действию в чрезвычайных ситуациях. Несколько жизненно важных<br />
мгновений пролетает до того, как неокортекс полностью осознает, что же<br />
все-таки происходит. Путь передачи информации о чрезвычайной ситуации<br />
от глаза или уха к таламусу, а от него к миндалевидному телу играет<br />
решающую роль: он сберегает время в критической ситуации, когда<br />
требуется мгновенная реакция. Однако по цепи от таламуса к<br />
миндалевидному телу передается только небольшая часть сенсорной<br />
информации, а большая часть проходит по главному пути – к неокортексу.<br />
Так что в миндалевидное тело по экспресс-маршруту в лучшем случае<br />
поступает простой сигнал, исполняющий только роль предостережения.<br />
Леду замечал: «Вам не нужно точно знать, что случилось, чтобы понимать:<br />
возможна опасность».<br />
Прямой проводящий путь имеет огромное преимущество, поскольку<br />
мозг срабатывает в тысячные доли секунды. К примеру, миндалевидное<br />
тело мозга крысы начинает ответную реакцию на восприятие менее чем<br />
через двенадцать миллисекунд, то есть через двенадцать тысячных<br />
секунды. Путь от таламуса к неокортексу, а от него к миндалевидному телу<br />
примерно в двенадцать раз длиннее. Аналогичные измерения в<br />
человеческом мозге провести еще только предстоит, но, по<br />
приблизительной оценке, результаты, видимо, будут те же.<br />
В период эволюции значимость прямого пути с точки зрения<br />
выживания, наверное, была огромной, поскольку, обеспечивая выбор<br />
варианта быстрого отклика, он экономил несколько критических<br />
миллисекунд реагирования на опасность. Причем именно эти
миллисекунды вполне могли спасти жизни нашим предкам из<br />
протомлекопитающих, да еще в таком множестве ситуаций, что данный<br />
механизм закрепился в мозге каждого млекопитающего, включая ваш и<br />
мой. И хотя эта цепь, возможно, сегодня играет относительно<br />
ограниченную роль в ментальной жизни человека (приводя в основном к<br />
эмоциональным вспышкам), значительная часть ментальной жизни птиц,<br />
рыб и рептилий происходит при ее непосредственном участии, ведь,<br />
собственно, их выживание зависит от постоянного слежения за хищником<br />
или добычей. «Примитивный малый мозговой аппарат у млекопитающих<br />
оказывается главным у немлекопитающих, – замечает Леду. – Он позволяет<br />
очень быстро включать эмоции, хотя и работает кое-как: клетки<br />
срабатывают быстро, но не слишком точно».<br />
Подобная неточность, скажем, у белки превосходна: если та и<br />
ошибается в своих реакциях, то исключительно в сторону повышения<br />
собственной безопасности, улепетывая при первых признаках появления<br />
чего-то похожего на грозного врага или бросаясь вперед, чтобы схватить<br />
нечто съедобное. Что же касается человека, то в его эмоциональной жизни<br />
неточность подчас имеет катастрофические последствия для наших с вами<br />
взаимоотношений. Образно выражаясь, мы можем наброситься не на ту<br />
вещь или человека или удрать не от того, от чего или кого стоило бы<br />
удирать. (Представьте, к примеру, официантку, которая роняет на пол<br />
поднос с шестью обедами, наткнувшись взглядом на женщину с огромной<br />
копной рыжих локонов, как две капли воды похожую на ту, ради которой ее<br />
недавно бросил муж.)<br />
Подобные опережающие эмоциональные ошибки основаны на том,<br />
что чувство предшествует мысли. Леду называет это «предпознавательной<br />
эмоцией», реакцией, основанной на передаваемых по нервным путям<br />
клочках и обрывках сенсорной информации, полностью не приведенных в<br />
порядок и не объединенных в узнаваемый объект. Сенсорная информация<br />
пребывает в совершенно необработанном виде, будто невральная игра<br />
«Угадай мелодию». Только вместо мгновенного заключения о мелодии<br />
после звучания нескольких нот здесь общее представление о происходящем<br />
складывается из нескольких первых ориентировочных отрывков. Если<br />
миндалевидное тело уловит появление важного сенсорного образа, оно<br />
сделает поспешный вывод, отреагировав раньше, чем получит<br />
исчерпывающее – или хоть какое-нибудь – подтверждение.<br />
Нет ничего удивительного, что мы совершенно не способны<br />
проникнуть во мрак наших взрывных эмоций. Особенно если они держат<br />
нас в рабстве. Миндалевидное тело может отреагировать, обезумев от
ярости или страха, раньше, чем кортекс выяснит, что происходит:<br />
необработанная эмоция запускается независимо от мышления и опережает<br />
его.<br />
Управляющий эмоциями<br />
Шестилетняя дочурка одной моей приятельницы, Джессика, впервые в<br />
жизни осталась ночевать у подружки. Неясно, кто больше нервничал – мать<br />
или дочь. Хотя мать старалась не показывать Джессике, насколько сильно<br />
она обеспокоена, напряжение достигло максимума к полуночи, когда она<br />
уже собиралась ложиться спать и услышала телефонный звонок. Уронив<br />
зубную щетку, она опрометью бросилась к телефону. Сердце колотилось в<br />
груди, а в голове проносились видения Джессики, попавшей в ужасную<br />
беду.<br />
Сорвав трубку, мать выпалила: «Джессика!» – и услышала в ответ<br />
женский голос, произнесший: «О, я, по-видимому, ошиблась номером…» И<br />
тут к матери вернулось самообладание, и она вежливым, ровным тоном<br />
спросила: «Какой телефон вы набираете?»<br />
Пока миндалевидное тело трудится над запуском тревожной<br />
импульсивной реакции, другой отдел эмоционального мозга<br />
предусматривает возможность более подходящего корригирующего<br />
отклика. Мозговой демпфирующий переключатель импульсов<br />
перенапряжения миндалевидного тела, похоже, находится на другом конце<br />
главной цепи, идущей к неокортексу, в предлобных долях, сразу же позади<br />
лба. Предлобная зона коры головного мозга функционирует, по-видимому,<br />
когда человек испуган или взбешен. Она же подавляет или контролирует<br />
чувство, чтобы человек успешнее справился с возникшей ситуацией, если,<br />
например, повторная оценка требует совершенно иной реакции (как в<br />
случае с обеспокоенной матерью у телефона). Неокортикальная зона мозга<br />
вызывает аналитическую, более подходящую ответную реакцию на наши<br />
эмоциональные импульсы, модулируя работу миндалевидного тела и<br />
других областей лимбической системы.<br />
Обычно предлобные зоны с самого начала управляют нашими<br />
эмоциональными реакциями. Как мы уже знаем, наибольшая часть<br />
сенсорной информации из таламуса поступает не в миндалевидное тело, а<br />
в неокортекс и в его многочисленные центры для усвоения и понимания<br />
того, что, собственно, воспринято. Эта информация и наша реакция на нее<br />
координируются предлобными долями головного мозга, где сосредоточена
деятельность планирования и организации в отношении цели, включая<br />
эмоциональную. Имеющийся в неокортексе каскадный ряд цепей<br />
регистрирует и анализирует эту информацию, осознает ее и посредством<br />
предлобных долей мозга производит «инструментовку» реакции. Если по<br />
ходу дела требуется эмоциональная ответная реакция, предлобные доли<br />
отдают приказ на срабатывание, действуя в тесной взаимосвязи с<br />
миндалевидным телом и другими цепями эмоционального мозга.<br />
Такова классическая последовательность, которая позволяет проводить<br />
различия и определять, нужен ли эмоциональный отклик в данной<br />
ситуации. Серьезное исключение составляют «эмоциональные авралы».<br />
Когда включается какая-то эмоция, предлобные доли мгновенно<br />
выполняют операции по определению соотношения «опасность – польза»,<br />
прокручивая мириады возможных реакций. Выбор предполагает<br />
наилучшие: для животных – когда нападать, когда удирать, для человека то<br />
же самое – когда атаковать, когда убегать. Но в придачу еще и когда<br />
утихомиривать, уговаривать, стремиться вызвать симпатию, «играть только<br />
в обороне», провоцировать сознание вины, плакаться, проявлять показную<br />
храбрость, выказать презрение… и т. д. в соответствии с полным<br />
репертуаром эмоциональных хитростей.<br />
Ответная реакция от неокортекса выдается медленнее (по времени<br />
мозговой обработки данных), чем срабатывает «механизм эмоционального<br />
налета», потому что она идет по более длинной цепи. Однако она обычно<br />
оказывается более целесообразной и взвешенной, так как чувству<br />
предшествует некоторое размышление. Если мы несем какую-то потерю и<br />
горюем или чувствуем себя счастливыми, одержав важную победу, или<br />
размышляем о чьих-то словах или делах, а потом расстраиваемся или<br />
сердимся, значит, неокортекс работает полным ходом.<br />
Здесь все происходит так же, как и с миндалевидным телом:<br />
бездействие предлобных долей ведет к значительному ослаблению<br />
эмоциональной жизни. Если нет понимания, что происходящее<br />
заслуживает эмоционального отклика, никакого отклика и не последует.<br />
Первые догадки неврологов о роли, которую играют предлобные доли в<br />
проявлении эмоций, зародились с открытием в 1940-х годах довольно-таки<br />
безрассудного (и, к сожалению, неправильного) хирургического метода<br />
«лечения» психических заболеваний под названием «предлобная<br />
лоботомия», посредством которой (часто крайне неаккуратно) удаляли<br />
часть предлобных долей или как-то иначе перерезали связи между<br />
предлобным кортексом (то есть предлобной зоной коры головного мозга) и<br />
нижним мозгом. До той поры, пока не удалось разработать достаточно
эффективные методы лекарственной терапии психических болезней,<br />
лоботомию провозглашали единственным средством против тяжелых<br />
эмоциональных расстройств: главное – разорвать связи между<br />
предлобными долями и остальным мозгом… и никаких тебе печалей. К<br />
несчастью, у большинства пациентов, похоже, заодно прекращалась<br />
вообще всяческая эмоциональная жизнь. И неудивительно, ведь главная<br />
цепь оказывалась разорванной.<br />
Эмоциональный бандитизм, по-видимому, подразумевает две<br />
динамики: включение в работу миндалевидного тела и срыв активации<br />
неокортикальных процессов, обычно удерживающих в равновесии<br />
эмоциональную реакцию, или мобилизацию неокортикальных зон в связи с<br />
эмоциональным налетом. В такие моменты эмоциональный ум подавляет<br />
рациональный. У предлобной зоны кортекса есть единственный способ<br />
проявить себя умелым управляющим эмоциями, взвешивающим реакции<br />
прежде, чем действовать, – ослабить сигналы активации, посылаемые<br />
миндалевидным телом и другими лимбическими центрами. Он ведет себя<br />
как родитель, не дающий импульсивному ребенку хватать все подряд: он<br />
учит дитя правильно просить (или подождать) то, что он хочет.<br />
Главным «выключателем» мучительных эмоций, по-видимому, служит<br />
левая предлобная доля. Нейропсихологи, изучающие настроения пациентов<br />
с повреждениями отделов лобных долей мозга, установили: одной из<br />
обязанностей левой лобной доли является работа «неврального<br />
термостата», регулирующего неприятные эмоции. В правых предлобных<br />
долях помещаются негативные чувства вроде страха и агрессивности, тогда<br />
как левые доли контролируют эти необработанные эмоции, вероятно,<br />
угнетая правую долю. К примеру, в одной группе у больных, перенесших<br />
инсульт, повреждения находились в левой предлобной зоне кортекса. Они<br />
были подвержены катастрофическому беспокойству и страхам. Больные же<br />
с повреждениями справа оказались «чрезмерно веселыми». Во время<br />
неврологических обследований они без конца шутили, бывали безмятежны,<br />
их как будто не заботило, как обстоят дела со здоровьем. Был еще такой<br />
случай счастливого мужа, у которого правую предлобную долю частично<br />
удалили во время хирургической операции по поводу врожденного порока<br />
мозга. Его жена рассказала врачам, что после операции у него произошло<br />
резкое изменение личности: он гораздо меньше расстраивался и – с<br />
удовольствием сообщила она – стал более нежным.<br />
Короче говоря, левая предлобная доля, по-видимому, является частью<br />
нервной цепи, которая может выключать или, во всяком случае, умерять все<br />
эмоции, кроме сильнейших негативных всплесков. Если миндалевидное
тело часто действует как экстренный пусковой механизм, то левая<br />
предлобная доля, похоже, составляет часть мозгового выключателя эмоций,<br />
выводящих из душевного равновесия. Миндалевидное тело предполагает, а<br />
предлобная доля располагает. Предлобно-лимбические связи в умственной<br />
жизни играют решающую роль, выходящую далеко за рамки тонкой<br />
настройки эмоций; они необходимы для управления нами в процессе<br />
принятия решений, которые имеют наибольшее значение в жизни.<br />
Согласование эмоций и мышления<br />
Соединения между миндалевидным телом (и соответствующими<br />
лимбическими структурами) и неокортексом представляют собой центр<br />
сражений или основу договоров о сотрудничестве между головой и<br />
сердцем, то есть между мыслью и чувством. Такая схема объясняет, почему<br />
эмоции оказываются столь губительными для плодотворного мышления.<br />
Возьмем, к примеру, способность эмоций срывать сам процесс<br />
мышления. Неврологи придумали специальный термин «оперативная<br />
память» для обозначения емкости (объема) внимания, которая позволяет<br />
удерживать данные, необходимые для завершения поставленной задачи или<br />
решения насущной проблемы (скажем, идеальные черты архитектуры дома,<br />
которые ищет некто, колеся по разным проспектам большого города, или<br />
элементы задачи на логическое мышление на экзамене). Предлобный<br />
кортекс составляет отдел головного мозга, ответственный за оперативную<br />
память. Однако наличие цепей, идущих от лимбической системы к<br />
предлобным долям, означает, что сигналы сильной эмоции – тревоги, гнева<br />
и т. п. – могут создавать невральные помехи, лишая предлобную долю<br />
возможности поддерживать оперативную память. Именно поэтому мы,<br />
потеряв душевное равновесие, говорим, что «никак не можем собраться с<br />
мыслями». По этой же причине постоянный эмоциональный дискомфорт<br />
обычно приводит к ослаблению умственных способностей у детей, снижая<br />
их обучаемость.<br />
Подобные нарушения умственных способностей, если они к тому же<br />
не слишком серьезны, не всегда выявляются во время теста на определение<br />
коэффициента умственного развития. Обычно без особого труда их<br />
обнаруживают в процессе целевых нейропсихологических измерений, или<br />
они проявляются постоянным возбуждением и импульсивностью ребенка.<br />
Подтверждением тому стали результаты исследования, проведенного в<br />
одной из начальных школ с использованием нейропсихологических тестов:
у мальчиков, которые, имея коэффициент умственного развития выше<br />
среднего уровня, учились тем не менее плохо, было обнаружено нарушение<br />
функционирования лобной зоны коры головного мозга. Они к тому же<br />
были импульсивными и беспокойными, часто стремились к разрушению и<br />
попадали в беду. Это наводило на мысль о неправильном предлобном<br />
контроле за лимбическими порывами. Несмотря на свой умственный<br />
потенциал, такие мальчики подвергались опасности столкнуться на<br />
жизненном пути с проблемами неуспеваемости, алкоголизма и<br />
преступности, и отнюдь не по причине умственной неполноценности:<br />
у них нарушен контроль над эмоциональной жизнью. Эмоциональный мозг<br />
сдерживает гнев точно так же, как и сочувствие. Эмоциональные цепи<br />
формируются переживаниями в детстве, а мы на свой страх и риск<br />
полностью отдаем переживания на волю случая.<br />
Давайте рассмотрим роль эмоций в процессе даже самого<br />
«рационального» принятия решения. Доктор Антонио Дамазио, невролог<br />
на медицинском факультете университета штата Айова, предпринял<br />
исследование, в результате которого достиг далеко идущих с точки зрения<br />
понимания ментальной жизни выводов. Он изучал вопрос о том, что же<br />
именно ухудшается у пациентов с поврежденной линией связи между<br />
предлобной зоной и миндалевидным телом. Процесс принятия решений у<br />
них оказался чудовищно «искорежен» – но никакого уменьшения<br />
коэффициента умственного развития или познавательной способности не<br />
обнаруживается. Несмотря на непострадавший ум, люди делают<br />
катастрофический выбор как в деловой, так и в личной жизни и даже могут<br />
испытывать бесконечные терзания по поводу простого решения, когда<br />
назначить свидание.<br />
Д-р Дамазио утверждает, что они принимают неудачные решения,<br />
потому что не имеют доступа к своим эмоциональным знаниям. Будучи<br />
местом, где сходятся мысли и эмоции, линия связи между предлобной<br />
зоной и миндалевидным телом имеет важное значение – она есть путь в<br />
хранилище симпатий и антипатий, приобретенных нами в течение жизни.<br />
Отрезанному от эмоциональной памяти, сосредоточенной в<br />
миндалевидном теле, неокортексу, что бы он ни обдумывал, больше не<br />
удается запускать эмоциональные реакции. Все становится безрадостно<br />
нейтральным. Стимул, будь то любимое домашнее животное или<br />
ненавистный знакомый (ненавистная знакомая), уже не вызывает ни<br />
притяжения, ни отвращения. Такие пациенты «забыли» все эмоциональные<br />
уроки, потому что у них больше нет доступа к миндалевидному телу, где<br />
они хранятся.
Подобные данные привели д-ра Дамазио к противоинтуитивной<br />
позиции: чувства необходимы для принятия рациональных решений, они<br />
указывают нам нужное направление, и потом бесстрастную логику можно<br />
будет использовать наилучшим образом. В то время как мир зачастую<br />
ставит нас перед громадным множеством вариантов выбора («Как вложить<br />
ваши пенсионные сбережения? На ком вам жениться? За кого выйти<br />
замуж?»), эмоциональная наука, которую преподала нам жизнь (например,<br />
память об обернувшемся катастрофой помещении капитала или<br />
мучительном разводе), посылает сигналы, упрощающие решение: с самого<br />
начала исключаются одни варианты выбора и высвечиваются другие.<br />
Таким образом, д-р Дамазио утверждает, что эмоциональный мозг<br />
участвует в логическом мышлении точно так же, как и думающий.<br />
Следовательно, эмоции важны для нормального мышления. В танце<br />
чувства и мысли эмоциональная способность управляет нашими<br />
моментальными решениями и, действуя сообща с рациональным умом,<br />
включает – или выключает – собственно мышление. Аналогичным образом<br />
и думающий мозг выступает в роли управляющего нашими эмоциями, за<br />
исключением тех моментов, когда эмоции выходят из-под контроля и<br />
эмоциональный мозг впадает в неистовство.<br />
В известном смысле у нас есть два мозга, два ума, две разные<br />
способности мышления: рациональная, которая отправляется от разума, и<br />
эмоциональная. То, насколько мы преуспеваем в жизни, определяется<br />
обеими. Значение в данном случае имеет не только коэффициент<br />
умственного развития, но и эмоциональная способность мышления. В<br />
самом деле, ведь интеллект не способен всегда быть на высоте без<br />
эмоционального разума. Обычно принцип дополнения применительно к<br />
лимбической системе и неокортексу, а также миндалевидному телу и<br />
предлобным долям означает, что каждый является полноправным<br />
партнером в ментальной жизни. При успешном взаимодействии<br />
повышается эмоциональная способность мышления, равно как и<br />
умственная способность мыслить.<br />
Такой взгляд на проблему совершает полный переворот в прежнем<br />
понимании конфликта между разумом и чувством: нам вовсе не требуется<br />
отделываться от эмоций и ставить на их место разум, как говорил Эразм [12] ,<br />
нам лучше было бы постараться найти разумное равновесие между ними. В<br />
прежней парадигме разум в идеале свободен от приставаний со стороны<br />
эмоций. Новая парадигма побуждает нас установить гармонию между<br />
головой и сердцем. Чтобы с успехом реализовать эту систему в нашей<br />
жизни, прежде всего следует осознать, что значит пользоваться эмоциями с
умом.
Часть 2. Природа эмоционального<br />
интеллекта
Глава 3. Когда умный глупеет<br />
До сих пор продолжаются споры о том, почему учителя физики<br />
средней школы, Дэвида Пологруто, пырнул кухонным ножом один из его<br />
лучших учеников. Общеизвестные факты таковы.<br />
Джейсон Г., самодовольный круглый отличник средней школы<br />
в Корал-Спрингс, штат Флорида, зациклился на идее поступления на<br />
медицинский факультет, но не просто в каком-нибудь университете… он<br />
мечтал о Гарварде. Пологруто, учитель физики, во время контрольного<br />
опроса в классе поставил Джейсону 80 баллов. Решив, что такая отметка –<br />
всего лишь В (то есть четверка) – ставит его мечту под угрозу, Джейсон на<br />
следующий день прихватил с собой в школу нож, каким пользуются<br />
мясники, и, поспорив с Пологруто в физической лаборатории, всадил<br />
учителю нож под ключицу, прежде чем его успели оттащить.<br />
Судья признал Джейсона невиновным, поскольку в момент инцидента<br />
он был невменяемым. Входившие в состав комиссии четыре психолога и<br />
психиатра утверждали: во время конфликта у него случился приступ<br />
психоза. Сам Джейсон заявил, что намеревался покончить с собой из-за<br />
отметки за контрольную работу и пошел к Пологруто, чтобы сказать ему об<br />
этом. Пологруто изложил свою точку зрения: «По-моему, он пытался<br />
прикончить меня, потому что просто взбесился, узнав, что получил плохую<br />
оценку».<br />
После перевода в частную школу Джейсон через два года окончил ее<br />
первым учеником в классе. Прекрасный уровень подготовки по обычным<br />
курсам обеспечил бы ему отличную оценку по всем предметам – в среднем<br />
4,0, но Джейсон прошел курсы повышенного типа, которых оказалось<br />
достаточно, чтобы повысить его средний балл до 4,614, намного<br />
превышающий оценку «отлично с плюсом». Даже когда Джейсон окончил<br />
школу с высочайшими оценками, его старый учитель физики, Дэвид<br />
Пологруто, жаловался, что Джейсон так и не извинился и не понес<br />
ответственности за нападение.<br />
Вопрос в том, как очевидно умный человек мог совершить такой<br />
безрассудный, крайне бессмысленный поступок? Ответ таков:<br />
академический ум не имеет совершенно никакого отношения к<br />
эмоциональной жизни. Самый способный из нас может прочно сесть на<br />
мель необузданных страстей и бурных порывов. Люди с высокими<br />
коэффициентами умственного развития оказываются ошеломляюще
плохими лоцманами своей частной жизни.<br />
Один из выявленных секретов психологии заключается в<br />
относительной невозможности безошибочно предсказать, кто преуспеет в<br />
жизни. Не служат основанием ни оценки, ни коэффициенты умственного<br />
развития, ни баллы, набранные во время тестирования академических<br />
способностей, несмотря на гипнотическое воздействие всех этих<br />
показателей на людей. Разумеется, существует некоторая связь между<br />
коэффициентом умственного развития и устройством в жизни для больших<br />
групп в целом: многие люди с очень низким коэффициентом<br />
останавливаются на уровне прислуги, а обладатели высоких<br />
коэффициентов стремятся занять высокооплачиваемые должности – но ни в<br />
коем случае нельзя сказать, что так бывает всегда.<br />
Широко распространены и исключения из правила, гласящего, что<br />
коэффициент умственного развития предопределяет успех. Исключений<br />
гораздо больше, чем подтверждений. В лучшем случае доля коэффициента<br />
в факторах, определяющих успех в жизни, составляет 20 процентов, тогда<br />
как оставшиеся 80 приходятся на долю других сил. Как отметил один<br />
обозреватель, «в огромном большинстве случаев окончательное место,<br />
занимаемое человеком в обществе, определяется факторами, не имеющими<br />
отношения к коэффициенту умственного развития, начиная с классовой<br />
принадлежности и кончая везением».<br />
Даже Ричард Геррнштайн и Чарлз Мюррей, в книге которых The Bell<br />
Curve («Гауссова кривая») первостепенное значение придается<br />
коэффициенту умственного развития, признают это, когда пишут:<br />
«Возможно, первокурснику, набравшему 500 баллов по математике во<br />
время теста академических способностей, лучше не мечтать стать<br />
математиком, а если он захочет заниматься собственным бизнесом, стать<br />
сенатором США или заработать миллион долларов, ему не стоит забывать<br />
свои мечты… Связь между оценками, полученными на экзаменах, и<br />
достижениями заслоняется всей совокупностью других характеристик,<br />
которые человек привносит в жизнь».<br />
Меня интересует определяющий набор этих самых «других<br />
характеристик», то есть эмоциональный интеллект: способность<br />
выработать для себя мотивацию и настойчиво стремиться к достижению<br />
цели, несмотря на провалы, сдерживать порывы и откладывать получение<br />
удовлетворения, контролировать свои настроения и не давать страданию<br />
лишить себя возможности думать, сопереживать и надеяться.<br />
Эмоциональный интеллект – понятие новое, в отличие от коэффициента<br />
умственного развития, который вот уже почти столетие определяют у сотен
тысяч людей. Пока еще никто не может точно сказать, насколько<br />
эмоциональный интеллект изменчив у разных людей на протяжении жизни.<br />
Но, как показывают данные, он может оказаться столь же мощным<br />
критерием, как коэффициент умственного развития, а иногда и<br />
превосходить его. Есть исследователи, утверждающие, что ни опыт, ни<br />
образование не могут сильно изменить коэффициент умственного развития.<br />
Однако в части 5 я собираюсь доказать, что при желании даже детей можно<br />
научить пользоваться эмоциями в своих интересах.<br />
Эмоциональный интеллект и судьба<br />
Я вспоминаю парня из моей группы в колледже Эмхерста,<br />
получившего пять отличных оценок в 800 баллов за тест академических<br />
способностей и другие тесты достижений учащегося [13] , которые он<br />
проходил перед поступлением в колледж. Он проводил большую часть<br />
времени, постоянно где-то болтаясь, поздно возвращался домой и<br />
пропускал занятия, просыпая до полудня. Несмотря на колоссальные<br />
умственные способности, ему потребовалось почти десять лет, чтобы<br />
получить, наконец, диплом.<br />
Коэффициент умственного развития сам по себе не дает объяснения,<br />
почему у людей с примерно равными задатками, образованием и<br />
возможностями совершенно разные судьбы. Проследив жизненный путь<br />
девяноста пяти студентов Гарварда выпусков 1940-х годов – времени, когда<br />
в старейших университетах Новой Англии учились люди с более<br />
внушительным разбросом показателей коэффициента умственного<br />
развития, чем в наши дни, – нельзя не заметить, что к среднему возрасту<br />
мужчины, получившие самые высокие оценки на экзаменах, оказывались в<br />
плане зарплаты, результативности или престижа не слишком удачливыми<br />
на избранном поприще по сравнению с менее успевающими сверстниками.<br />
От своей жизни они также не испытывали удовлетворения и не находили<br />
счастья ни в общении с друзьями и семьями, ни в романтических<br />
отношениях.<br />
Аналогичным образом проводилось другое исследование, в котором<br />
приняли участие 450 мужчин средних лет. Большинство из них были<br />
выходцами из семей иммигрантов, две трети которых жили на пособия. Все<br />
они родились и выросли в Сомервилле во времена «трущоб периода<br />
депрессии», в нескольких кварталах от Гарварда. Коэффициент<br />
умственного развития трети группы не поднимался выше 90 [14] . Но и здесь
он практически никак не повлиял на их карьеру или другие сферы жизни.<br />
Например, 7 процентов мужчин с коэффициентом умственного развития<br />
ниже 80 не могли устроиться на работу в течение десяти и более лет, но та<br />
же участь ожидала и мужчин с коэффициентом умственного развития выше<br />
100. Несомненно, прослеживалась общая зависимость (как всегда бывает)<br />
между коэффициентом умственного развития и социально-экономическим<br />
уровнем людей к сорока семи годам. Но способности, приобретенные в<br />
детстве, такие как переживание фрустрации, контроль над эмоциями и<br />
умение ладить с другими людьми, оказались более значимыми.<br />
О чем, к примеру, могут поведать данные исследования с участием 81<br />
лучшего ученика средних школ выпуска 1981 года в Иллинойсе.<br />
Разумеется, у каждого был высший средний балл в школе, чем, собственно,<br />
и должны отличаться выпускники, выступающие с речью в начале и в<br />
конце учебного года [15] . И хотя в годы учебы они успевали по всем<br />
предметам и получали отличные отметки, к тридцати годам их успехи<br />
оказались, мягко говоря, средними. Через десять лет после окончания<br />
средней школы только один из четверых занял в выбранной профессии<br />
высокое положение среди сверстников. Остальные, потратив много сил,<br />
достигли значительно меньших успехов.<br />
Карен Арнолд, преподаватель Бостонского университета,<br />
принимавшая участие в изучении биографии отличников, замечает:<br />
«Думаю, мы выявили людей, “исполненных сознания своего долга”, то есть<br />
тех, кто знает, как преуспеть в системе. Однако будьте уверены, что<br />
выпускники-отличники пробиваются в жизни так же, как и остальные. Тот<br />
факт, что человек с отличием окончил школу, свидетельствует лишь о том,<br />
что он, судя по оценкам, прекрасно успевал по всем предметам. Но это<br />
ничего не говорит о том, как он справится с превратностями судьбы».<br />
Тут-то и кроется проблема: академический ум, по существу, не<br />
предполагает готовности к хаосу или к разбросу возможностей, которые<br />
преподносят превратности судьбы. Однако хотя высокий коэффициент<br />
умственного развития не гарантирует преуспевания, престижа или счастья<br />
в жизни, наши учебные заведения и культура буквально зациклены на<br />
академических способностях. Игнорируется эмоциональный интеллект,<br />
набор черт – кто-то может назвать его характером, – имеющий огромное<br />
значение для нашей личной судьбы. Эмоциональная жизнь – сфера, с<br />
которой можно обращаться более или менее искусно, так же, как со<br />
способностью считать или читать, но при прочих равных она нуждается в<br />
особенном наборе компетенций, то есть выполняемых ею функций. И то,<br />
насколько человек сведущ в этом, имеет решающее значение для
понимания, почему один преуспевает в жизни, а другой – интеллектуально<br />
равный – оказывается в тупике. Эмоциональная одаренность –<br />
метаспособность, определяющая, насколько хорошо мы умеем<br />
пользоваться любыми другими навыками и умениями, которыми<br />
располагаем, включая «необученный» интеллект.<br />
Разумеется, существует много способов добиться успеха в жизни и<br />
много сфер, в которых вознаграждаются другие склонности. В нашем<br />
обществе, основанном на постоянно увеличивающемся знании, к их числу,<br />
несомненно, принадлежит техническое мастерство. Есть такая детская<br />
шутка: «Кого ты назовешь болваном через пятнадцать лет?» Ответ:<br />
«Босса». Но даже среди «болванов» эмоциональный интеллект<br />
предоставляет дополнительное преимущество на рабочем месте, как мы<br />
увидим в части 3. Многие данные свидетельствуют, что люди, являющиеся<br />
знатоками эмоций, – те, кто отлично справляется со своими чувствами и к<br />
тому же расшифровывает чувства других людей и успешно пользуется<br />
этим, – имеют превосходство в любой сфере жизни, будь то романтические<br />
и интимные отношения или схватывание на лету не выраженных словами<br />
правил, определяющих успешность в организационной политике. Еще<br />
более вероятно, что люди с хорошо развитым эмоциональным даром будут<br />
довольны жизнью и успешны, поскольку подчинят себе склонности ума,<br />
способствующие повышению продуктивности деятельности. Люди же,<br />
которые не могут установить хотя бы относительный контроль над своей<br />
эмоциональной жизнью, вынуждены вести внутренние баталии,<br />
подрывающие их способность сосредоточенно работать и ясно мыслить.<br />
Еще одна разновидность способности мышления<br />
На взгляд случайного наблюдателя четырехлетняя Джуди могла бы<br />
показаться стеснительным ребенком, держащимся особняком среди более<br />
общительных сверстников. Она пугливо сторонилась шумной возни и<br />
беготни и во время таких игр стояла у края игровой площадки вместо того,<br />
чтобы нырять в самую гущу играющих детей. Но на самом деле Джуди<br />
проявила острую наблюдательность в отношении социальной политики,<br />
царившей в ее детсадовской классной комнате, оказавшись, возможно,<br />
самой проницательной из своих товарищей и блестяще разобравшись в<br />
бурном море их чувств.<br />
Ее проницательность не замечали до тех пор, пока однажды<br />
учительница Джуди не собрала вокруг себя четырехлетних малышей,
чтобы поиграть «в школу», что, по сути, было тестом на социальную<br />
восприимчивость. Все, что нужно для игры, уже было приготовлено:<br />
кукольный домик – точная копия комнаты в детском саду, куда ходила сама<br />
Джуди, и фигурки на липучках, у которых на месте головы были<br />
приделаны маленькие фотографии учеников и преподавателей. Сначала<br />
учительница велела Джуди расставить всех девочек и мальчиков по тем<br />
частям комнаты, где им нравилось играть больше всего, – в уголке<br />
художественного творчества, в уголке с кубиками и т. д. Джуди очень точно<br />
выполнила задание. Когда же ее попросили поставить девочек и мальчиков<br />
рядом с детьми, с которыми они играли охотнее, чем с другими, оказалось,<br />
что Джуди превосходно умеет составлять из учеников своего класса пары<br />
лучших друзей.<br />
Точность, с какой Джуди справилась с порученной ей задачей,<br />
доказывает, что у нее сложился полный социальный портрет ее группы. Что<br />
и показывает исключительно высокий для четырехлетней девочки уровень<br />
восприимчивости. Такой талант, возможно, в дальнейшей жизни поможет<br />
Джуди стать «звездой» в одной из областей, где ценится «дар разбираться в<br />
людях»: от торговли и менеджмента до дипломатии.<br />
Тот факт, что блестящие социальные способности Джуди вообще<br />
разглядели, да еще так рано, объясняется тем, что она ходила в старшую<br />
группу детского сада Элиот Пирсон, который находился на территории<br />
Университета Тафтса, где как раз в то время осуществлялся проект<br />
«Спектрум» – учебный план целенаправленного развития разных видов<br />
способности мышления. При создании проекта «Спектрум» разработчики<br />
исходили из предпосылки, что репертуар человеческих способностей<br />
выходит за рамки «трех китов» (чтение, письмо, арифметика), то есть<br />
узкого диапазона навыков и умений обращаться со словами и числами. А<br />
ведь только на них традиционно сосредоточивают внимание все школы.<br />
Признавалось также, что особые способности человека, как, например,<br />
социальная восприимчивость Джуди, принадлежат к талантам, которые<br />
система образования обязана совершенствовать, но отнюдь не<br />
игнорировать или даже подавлять. Всячески поощряя детей развивать<br />
полный диапазон дарований, школа начинает учить искусству жизни: ведь<br />
впоследствии они смогут больше преуспеть в жизни или достичь цели в<br />
выбранной профессии.<br />
Вдохновителем проекта «Спектрум» выступает Говард Гарднер,<br />
психолог факультета педагогики Гарвардского университета. «Пришло<br />
время, – заметил он как-то в разговоре со мной, – расширить наши понятия<br />
о спектре талантов. Отдельный, чрезвычайно важный вклад, какой система
образования может сделать в развитие ребенка, – направить его в ту<br />
область, где его таланты принесут ему наибольшую пользу, где он сумеет<br />
стать авторитетным специалистом и получит удовлетворение от работы.<br />
Мы же совсем упустили это из виду и каждого учили, что преуспеть в<br />
жизни – значит максимально подходить на роль преподавателя колледжа. И<br />
каждого всегда оцениваем, прикидывая, соответствует он данному узкому<br />
критерию успеха или нет. Нам следовало бы тратить меньше времени на<br />
распределение детей по категориям и больше на то, чтобы помочь им<br />
распознать их природные способности и дарования, а затем развить их<br />
насколько возможно. Существуют сотни способов преуспеть в жизни и<br />
много разных способностей, которые принесут удачу».<br />
Если кто и понимает ограниченность прежних представлений об<br />
умственных способностях, так это Гарднер. Он подчеркивает: начало<br />
славной эпохи тестов для определения коэффициента умственного<br />
развития пришлось на время Первой мировой войны. Тогда два миллиона<br />
американских мужчин были рассортированы с помощью первого массового<br />
теста, только что разработанного Льюисом Терманом, психологом из<br />
Стэнфордского университета, для определения коэффициента (тест тогда<br />
еще существовал в бумажно-карандашной форме). За этим последовали<br />
десятилетия, названные Гарднером периодом «мышления категорией<br />
коэффициента умственного развития»: якобы «люди бывают либо<br />
сообразительными, либо нет, они такими рождаются, с этим почти ничего<br />
нельзя поделать, и тесты поведают вам, принадлежите вы к<br />
сообразительным или нет. Тест академических способностей, проводимый<br />
при поступлении в университет, основан на том же самом представлении о<br />
единственной специальной способности, которая определит ваше будущее.<br />
Такой образ мышления распространяется в обществе».<br />
Произведшая сильное впечатление книга Гарднера «Склад ума» вышла<br />
в 1983 году. Она стала манифестом, доказывающим несостоятельность<br />
оценки с помощью коэффициента умственного развития. В ней была<br />
высказана мысль о том, что решающее значение для достижения успеха в<br />
жизни имеет не какой-то единый монолитный ум, а скорее широкий спектр<br />
умственных способностей с семью ключевыми разновидностями. Список<br />
включает два стандартных академических вида (вербальную и логикоматематическую<br />
сообразительность), а за ними следуют способность<br />
пространственного мышления (наблюдаемая, например, у выдающегося<br />
художника или архитектора); кинестетическая [16] одаренность<br />
(проявляющаяся в плавной подвижности тела и грации Марты Грэм [17] или
Мэджик Джонсон [18] ) и музыкальный талант какого-нибудь Моцарта или<br />
Йо-Йо Ма [19] . Завершают список две, по терминологии Гарднера,<br />
личностные умственные способности: талант межличностного общения<br />
(подобный таланту великого психотерапевта, например Карла Роджерса [20] ,<br />
или лидера мирового масштаба, например Мартина Лютера Кингамладшего)<br />
и «внутрипсихическая» способность (таковая могла<br />
проявляться, с одной стороны, в блестящих прозрениях Зигмунда Фрейда<br />
или – на более скромном уровне – как внутреннее удовлетворение<br />
обычного человека, возникшее, когда он привел свою жизнь в состояние<br />
полной гармонии со своими истинными чувствами).<br />
Ключевым в представлении об умственных способностях является<br />
слово множественные: гарднеровская модель выходит далеко за пределы<br />
стандартной концепции коэффициента умственного развития как<br />
единственного и неизменного фактора. Она признает, что тесты, которыми<br />
нас тиранили в школе, основаны на ограниченном представлении об<br />
интеллекте. Все без исключения тесты – начиная с тестов достижений,<br />
которые рассортировывали нас на тех, кого переводили в технические<br />
школы [21] , и тех, кому суждено было поступать в колледж [22] , и кончая<br />
тестами академических способностей, с помощью которых определяли,<br />
какой именно колледж, если об этом вообще могла идти речь, нам<br />
позволено будет посещать. Так вот, у тестирования нет ничего общего с<br />
набором реальных умений и способностей, которые имеют значение для<br />
жизни и не учитываются коэффициентом умственного развития.<br />
Гарднер признает, что семь – случайный показатель разнообразия<br />
умственных способностей; ибо несть числа многочисленным человеческим<br />
талантам. В какой-то момент Гарднер и его коллеги удлинили список с<br />
семи до двадцати различных разновидностей умственных способностей.<br />
Например, умственная способность к межличностному общению<br />
подразделилась на четыре разные способности: лидерство, способность<br />
развивать взаимоотношения и сохранять друзей, способность разрешать<br />
конфликты и талант в той области социального анализа, в которой<br />
отличилась четырехлетняя Джуди.<br />
Столь многогранный взгляд на способность мышления дает более<br />
полное представление о дарованиях и возможностях ребенка достичь<br />
успеха, чем стандартный коэффициент умственного развития. Когда<br />
школьников, участвовавших в проекте «Спектрум», оценили сначала<br />
по «шкале интеллекта Стэнфорда – Байнета» (некогда она считалась<br />
золотым стандартом во всех тестах для определения коэффициента
умственного развития), а потом по комбинации нескольких критериев,<br />
специально составленной для определения гарднеровского спектра<br />
умственных способностей, никакой существенной зависимости между<br />
оценками детей по двум этим тестам обнаружить не удалось. Для пяти<br />
детей с самым высоким коэффициентом умственного развития (от 125<br />
до 133) были построены графики личностных характеристик по десяти<br />
измеренным в ходе теста «Спектрум» критериям способностей, которые<br />
существенно различались между собой. К примеру, из пяти «самых<br />
смышленых» (как следовало из тестов на коэффициент умственного<br />
развития) ребят один – согласно тесту «Спектрум» – был силен в трех<br />
областях, трое проявили способности в двух, а еще один ребенок имел<br />
единственный талант. Да и сами критерии способностей обнаружили<br />
значительный разброс: четыре показателя талантов этих детей пришлись на<br />
музыку, два на изобразительное искусство, один на понимание<br />
особенностей социума, один на логику и два на язык. Ни один из пятерых<br />
детей с высоким коэффициентом умственного развития не был силен в<br />
пластике (в смысле совокупности телодвижений), математике или<br />
механике, причем пластика и обращение с числами оказались очевидно<br />
слабыми сторонами для двух из этих пяти.<br />
По завершении тестов Гарднер пришел к выводу, что «Шкала<br />
интеллекта Стэнфорда – Байнета не позволяет прогнозировать успех во<br />
всех видах деятельности или соответствующем подмножестве видов<br />
деятельности, предусмотренных программой теста “Спектрум”». Но зато<br />
оценки, полученные при проведении теста «Спектрум», послужат<br />
родителям и учителям четким руководством в отношении сфер<br />
деятельности, к которым эти дети, возможно, проявят спонтанный интерес<br />
и где они преуспеют, развивая свои склонности, которые однажды смогут<br />
привести их от умения к мастерству.<br />
Не остановившись на достигнутом, Гарднер продолжил размышлять о<br />
множественности умственных способностей. Лет примерно через десять<br />
после первой публикации своей теории Гарднер высказал краткое<br />
определение личностных умственных способностей:<br />
Межличностный интеллект есть способность понимать<br />
других людей: что движет ими, как они работают, как работать в<br />
сотрудничестве с ними. Преуспевающие коммерсанты, политики,<br />
преподаватели, практикующие врачи-консультанты и<br />
религиозные лидеры, как правило, бывают индивидуумами с<br />
высоким уровнем межличностного интеллекта.
Внутриличностный интеллект… – коррелятивная способность,<br />
обращенная внутрь; способность создавать точную,<br />
соответствующую действительности модель самого себя и<br />
пользоваться этой моделью, чтобы реализоваться в жизни.<br />
Позднее Гарднер заметил, что в основе межличностного интеллекта<br />
лежат «способности уловить и надлежащим образом отреагировать на<br />
настроения, темперамент, побуждения и поступки других людей». В<br />
понятие внутриличностного интеллекта, которое можно назвать ключом к<br />
самопознанию, он включил «доступ к собственным чувствам, а также<br />
способность проводить между ними различие и полагаться на них, чтобы<br />
управлять поведением».<br />
Спок против Латы: когда познавательной способности<br />
недостаточно<br />
В гарднеровских разработках присутствует один аспект личностного<br />
интеллекта, на который многие ссылаются, но который мало исследуется, –<br />
а именно роль эмоций. Возможно, это объясняется тем, что в своей работе<br />
Гарднер твердо придерживается предложенной когнитивистикой [23] модели<br />
ума. Таким образом, в его представлении об умственных способностях<br />
особое значение придается познанию – пониманию себя и других с точки<br />
зрения мотивов, образа действий и пользования интуицией, чтобы строить<br />
жизнь и поддерживать хорошие отношения с другими людьми. Но царство<br />
эмоций выходит за пределы возможностей языка и познания – как и<br />
кинестетическое царство, в котором блестящие способности тела к<br />
движению проявляются невербально.<br />
Хотя в приведенных Гарднером описаниях личностных умственных<br />
способностей достаточно внимания уделено тому, как проникнуть в суть<br />
игры эмоций и научиться справляться с ними, ученый и его сотрудники<br />
подробно не рассматривали роль чувствования, более сосредоточившись на<br />
знаниях о чувствовании. Из-за сосредоточенности на этом предмете,<br />
вероятно, непреднамеренной, остается неисследованным целый океан<br />
эмоций. Он, собственно, и делает внутреннюю жизнь и взаимоотношения<br />
столь сложными, захватывающими и зачастую приводящими в<br />
замешательство. Так что еще предстоит понять, в каком смысле в эмоциях<br />
присутствует интеллект и в каком смысле интеллект можно свести к<br />
эмоциям.
Гарднер делает слишком сильный акцент на познавательных<br />
способностях личности. Таков был дух времени, сформировавший его<br />
взгляды. Чрезмерное значение, придаваемое психологией познанию даже в<br />
царстве эмоций, отчасти объясняется неожиданным поворотом в истории<br />
науки. В средние десятилетия двадцатого века в академической психологии<br />
господствовали бихевиористы [24] типа Б. Ф. Скиннера [25] , который считал,<br />
будто только поведение поддается объективному наблюдению с внешней<br />
стороны и только поведенческие проявления можно изучать с научной<br />
точностью. Поведение – отражение внутренней жизни (включая эмоции),<br />
закрытой для науки.<br />
Затем, с наступлением в конце 1960-х годов «когнитивной, то есть<br />
познавательной революции», фокус внимания психологии переместился на<br />
то, как ум регистрирует и хранит информацию, и на природу способности<br />
мышления. Но эмоции по-прежнему оставались за чертой. Ученыекогнитивисты<br />
придерживались традиционного взгляда: способность<br />
мышления подразумевает холодную, сугубо практичную обработку фактов.<br />
Она гиперрациональна и скорее напоминает мистера Спока из «Звездного<br />
путешествия» [26] , архетип сухих информационных байтов, не замутненный<br />
чувствами, воплощающий идею того, что эмоциям нет места в<br />
интеллектуальной жизни, они лишь вносят беспорядок в нашу ментальную<br />
картину.<br />
Ученых-когнитивистов, принявших эту концепцию, на ложный путь<br />
завел компьютер как оперативная модель ума. Они полностью забыли, что<br />
в действительности «мокрое» техническое обеспечение головного мозга<br />
погружено в похожую на «болтушку» пульсирующую массу<br />
нейрохимикатов и не имеет ничего общего с должным образом<br />
облагороженным силиконом, который послужил прообразом ума.<br />
Принятым у когнитивистов моделям того, как ум обрабатывает<br />
информацию, недоставало признания, что рациональность направляется<br />
чувством, а оно может ее и затопить. В этом отношении когнитивная<br />
модель есть обедненный образ ума, и она не способна объяснить бурный<br />
наплыв чувств, придающий «изюминку» интеллекту. Чтобы отстоять эту<br />
точку зрения, когнитивистам при создании моделей ума самим пришлось<br />
прогнозировать значимость их личных надежд и страхов, супружеских ссор<br />
и профессиональной зависти – той волны чувств, которые наделяют жизнь<br />
особым вкусом и ароматом, привносят в нее некую порывистость и в<br />
каждый момент точно определяют, как именно (и насколько хорошо или<br />
плохо) пойдет процесс обработки информации.
Однобокое представление ученых о ментальной жизни, лишенной<br />
эмоций, служившее отправным пунктом исследований интеллекта<br />
последние восемьдесят лет, постепенно меняется. Психология начинает<br />
осознавать, насколько существенна роль чувства в мышлении. Примерно<br />
так же, как споковский персонаж Дата в «Звездном путешествии:<br />
Следующее поколение», психология приходит к правильной оценке власти<br />
и положительного воздействия эмоций в сфере ментальной жизни.<br />
Конечно, и связанных с ними опасностей тоже. В конечном счете Дата<br />
понимает (к своему ужасу, если, конечно, он способен ужасаться): его сухая<br />
логика не помогает ему принять правильное человеческое решение. Наша<br />
человечность наиболее очевидно проявляется в наших чувствах. Дата<br />
пытается испытывать чувства, догадываясь, что иначе упускает нечто очень<br />
важное. Он стремится к дружбе и верности; но у него, как у Железного<br />
Дровосека из «Удивительного Волшебника из Страны Оз» [27] , нет сердца.<br />
Не обладая способностью приходить в лирическое настроение, которое<br />
приносят чувства, Дата может технически виртуозно музицировать или<br />
писать стихи, но совершенно не ощущает их страстности. Стремление<br />
Даты чувствовать ради самого чувства показывает, что высшие ценности<br />
человеческой души – вера, надежда, преданность, любовь – полностью<br />
отсутствуют при холодном когнитивном отношении. Эмоции обогащают, и<br />
без них ум становится пресным.<br />
Когда я заметил Гарднеру, что мыслям по поводу чувств, или<br />
метапознанию, он придает гораздо большее значение, чем самим эмоциям,<br />
он признался, что был склонен рассматривать интеллект с позиции<br />
когнитивистики. Однако он добавил: «Когда я только начал писать о<br />
личностных умственных способностях, я имел в виду эмоции, особенно в<br />
связи с моим представлением о внутриличностном интеллекте как о некоем<br />
компоненте, который эмоционально настраивается на тебя самого. Сигналы<br />
интуиции, которые вы получаете, – вот что является крайне важным для<br />
межличностного интеллекта. Но пока суд да дело, теория множественности<br />
интеллекта эволюционировала, сосредоточиваясь в большей степени на<br />
метапознании – осведомленности о ментальных процессах человека, чем<br />
на полном диапазоне эмоциональных способностей».<br />
Гарднер понимает, насколько важны эмоциональные способности и<br />
дар поддерживать отношения в нынешней суматошной жизни. Он также<br />
указывает, что «многие люди с коэффициентом умственного развития на<br />
уровне 160 работают на тех, у кого коэффициент не превышает 100, если у<br />
первых низкий межличностный интеллект, а у вторых – высокий. В<br />
повседневной жизни общества нет более высокого интеллекта, чем
межличностный. И если вы им не обладаете, то не сумеете сделать<br />
надлежащий выбор и решить, на ком жениться или за кого выйти замуж, за<br />
какую задачу взяться и т. д. А значит, нам просто необходимо уже в школе<br />
обучать детей пользоваться личностными умственными способностями».<br />
Могут ли эмоции быть разумными?<br />
Чтобы лучше понять, каким должно быть обучение, нам придется<br />
обратиться за помощью к другим теоретикам, принявшим предложенную<br />
Гарднером концепцию интеллекта. Среди них выделяется психолог<br />
Йельского университета Питер Саловэй, составивший подробнейшую<br />
схему путей и способов, помогающих нам привнести разум в эмоции. Хотя,<br />
по правде говоря, в его стремлении нет ничего нового: в течение уже<br />
многих лет самые ревностные теоретики коэффициента умственного<br />
развития неоднократно пытались поселить эмоции во владениях<br />
интеллекта, не принимая во внимание свойственную такому подходу<br />
логическую несообразность. Так рассуждал Э. Л. Торндайк, знаменитый<br />
психолог, посвятивший немало времени популяризации идеи коэффициента<br />
умственного развития в 1920-е и 1930-е годы. В статье, опубликованной<br />
в Harper’s Magazine, он высказал мнение, что один из аспектов<br />
эмоционального интеллекта, а именно «социальный» интеллект, то есть<br />
способность понимать других и «мудро вести себя в сфере человеческих<br />
отношений», – сам по себе есть показатель умственного развития<br />
отдельного человека. Другие психологи того времени отнеслись к<br />
социальному интеллекту с еще большим цинизмом. Они рассматривали его<br />
как умение манипулировать другими людьми, заставляя их делать то, что<br />
нужно вам, независимо от того, хотят они или нет. Но ни одна из<br />
формулировок социального интеллекта не оказала сколь-нибудь заметного<br />
влияния на теоретиков коэффициента умственного развития. В результате<br />
вышедшее в 1960 году авторитетное пособие по составлению тестов<br />
умственного развития провозгласило концепцию социального интеллекта<br />
«никуда не годной».<br />
Однако личностный интеллект игнорировать явно не стоит. Главным<br />
образом потому, что он составлен из интуиции и здравого смысла. К<br />
примеру, когда Роберт Стернберг, еще один психолог из Йельского<br />
университета, попросил участников эксперимента описать «умного<br />
человека», они среди главных характеристик такого человека указали<br />
навыки и умения, которыми обладают практичные люди. По завершении
более систематичного исследования Стернберг пришел к тому же выводу,<br />
что и Торндайк: социальный интеллект, во-первых, отличается от<br />
академических способностей и, во-вторых, является главной составляющей<br />
того, что обеспечивает людям успех в жизненных делах. К числу<br />
характеристик практического интеллекта, которые столь высоко ценятся на<br />
работе, относится, например, восприимчивость, позволяющая успешным<br />
руководителям улавливать не выраженную словами информацию.<br />
В последние годы все больше психологов соглашаются с мнением<br />
Гарднера о том, что в центре старых концепций коэффициента умственного<br />
развития помещался узкий диапазон лингвистических и математических<br />
способностей. Высокий балл в тестах на коэффициент умственного<br />
развития прямо пророчил успех в школе или в преподавательской<br />
деятельности, однако на него все меньше следовало полагаться по мере<br />
того, как жизненные пути отходили от академической стези. Эти<br />
психологи, в числе которых – Стернберг и Саловэй, расширили<br />
представление об интеллекте, попытавшись заново оценить его. Что<br />
именно нужно, чтобы преуспеть в жизни, – вот главный вопрос. А поиск<br />
ответа возвращает к пониманию того, насколько важен «личностный» или<br />
эмоциональный интеллект.<br />
Саловэй включил принятые Гарднером личностные умственные<br />
способности в свое главное определение эмоционального интеллекта,<br />
расширив список до пяти главных областей.<br />
1. Знать свои эмоции. Самосознание – распознавание какого-либо<br />
чувства, когда оно возникает, – краеугольный камень эмоционального<br />
интеллекта. Как мы увидим в главе 4, способность время от времени<br />
отслеживать чувства имеет решающее значение для психологической<br />
проницательности и понимания самого себя. Неспособность замечать свои<br />
истинные чувства оставляет нас на их произвол. Люди, более уверенные в<br />
своих чувствах, оказываются лучшими лоцманами своей жизни: они<br />
меньше сомневаются в правильности личных решений, начиная с того, на<br />
ком жениться или за кого выйти замуж, и кончая тем, за какое дело взяться.<br />
2. Управлять эмоциями. Умение справляться с чувствами, чтобы они<br />
не выходили за подобающие рамки, – способность, которая основывается<br />
на самоосознании. В главе 5 мы рассмотрим способность успокоить себя,<br />
избавиться от безудержной тревоги, уныния или раздражительности – и<br />
последствия неудачи при овладении основным искусством справляться с<br />
эмоциями. Люди, которым недостает этой способности, постоянно<br />
сражаются с мучительным беспокойством. А люди, ею обладающие, умеют
гораздо быстрее приходить в норму после жизненных неудач и огорчений.<br />
3. Мотивировать самого себя. Как будет показано в главе 6,<br />
приведение эмоций в порядок ради достижения цели необходимо для<br />
сосредоточения внимания, для самомотивации и владения собой и для<br />
обретения способности созидать. Контроль над своими эмоциями –<br />
отсрочивание удовлетворения и подавление импульсивности – лежит в<br />
основе всяческих достижений. Способность привести себя в состояние<br />
«вдохновения» обеспечивает достижение выдающегося качества любых<br />
действий. Люди, владеющие этим искусством, как правило, оказываются<br />
более продуктивными и успешными во всем, за что бы ни взялись.<br />
4. Распознавать эмоций других людей. Эмпатия, еще одна<br />
способность, опирающаяся на эмоциональное самоосознание, является<br />
основным «человеческим даром». В главе 7 исследуются «корни» эмпатии,<br />
социальные издержки эмоциональной глухоты и причины, по которым<br />
эмпатия побуждает к альтруизму. Люди, способные сопереживать, больше<br />
настроены на тонкие социальные сигналы, указывающие, чего хотят или в<br />
чем нуждаются другие. Это делает их более подходящими для профессий<br />
или занятий, связанных с заботой о других, например, для преподавания,<br />
торговли и управления.<br />
5. Поддерживать взаимоотношения. Искусство поддерживать<br />
взаимоотношения по большей части заключается в умелом обращении с<br />
чужими эмоциями. Глава 8 посвящена социальной компетентности и<br />
некомпетентности и сопряженным с ними специфическим навыкам и<br />
умениям, то есть способностям, укрепляющим популярность, лидерство и<br />
эффективность межличностного общения. Люди, отличающиеся<br />
подобными талантами, отлично справляются с делами, успех в которых<br />
зависит от умелого взаимодействия с другими; они – просто гении<br />
общения.<br />
Разумеется, в каждой из этих областей люди обнаруживают разные<br />
способности. Кто-то из нас, возможно, вполне удачно справляется с<br />
тревожностью, но не слишком ловко умеряет огорчения другого человека.<br />
Уровень наших способностей, без сомнения, определяется нервной<br />
системой, но, как мы увидим позже, головной мозг удивительно гибок и<br />
постоянно учится. Упущения в эмоциональной области можно исправить:<br />
каждая из них в значительной степени представляет собой совокупность<br />
привычек и ответных реакций, которую – при подобающих усилиях –<br />
можно изменить к лучшему.
Коэффициент умственного развития и эмоциональный<br />
интеллект: чистые типы<br />
Коэффициент умственного развития и эмоциональный интеллект – не<br />
находящиеся в оппозиции, а, скорее, отдельные компетенции. Все мы<br />
сочетаем интеллект с остротой переживаний. Люди с высоким<br />
коэффициентом умственного развития, но низким эмоциональным<br />
интеллектом (или низким коэффициентом умственного развития и высоким<br />
эмоциональным интеллектом) встречаются – несмотря на сложившиеся<br />
стереотипы – довольно редко. Действительно, между коэффициентом<br />
умственного развития и некоторыми аспектами эмоционального интеллекта<br />
существует корреляция, хотя и незначительная. Ясно, что это в высокой<br />
степени независимые понятия.<br />
Стали уже привычными тесты для определения коэффициента<br />
умственного развития. Пока еще нет и, возможно, никогда не будет ни<br />
одного письменного теста, который позволил бы вывести «оценку<br />
эмоционального интеллекта». Хотя каждая из его составляющих<br />
исследована в достаточной степени, и некоторые из них, как, например,<br />
эмпатию, лучше всего выявлять с помощью выборочного контроля за<br />
актуальной способностью человека во время выполнения конкретного<br />
задания. Получать результаты можно, распознавая характер чувств<br />
человека по видеозаписи соответствующих выражений его лица. Джек<br />
Блок, психолог из Университета штата Калифорния в Беркли, пользуется<br />
для определения, в его терминологии, «эластичности эго», критерием,<br />
очень похожим на эмоциональный интеллект (он включает главные<br />
социальные и эмоциональные компетенции). Блок провел сравнение двух<br />
теоретически чистых типов: людей с высоким коэффициентом умственного<br />
развития и людей с ярко выраженными эмоциональными способностями.<br />
Различия впечатляют.<br />
Чистый тип человека с высоким коэффициентом умственного развития<br />
(то есть без учета эмоционального интеллекта) – почти пародия:<br />
интеллектуал, превосходно ориентирующийся в царстве разума, но<br />
совершенно не приспособленный к обычной жизни. Графики личностных<br />
характеристик мужчин и женщин слегка различаются. Типичного<br />
представителя мужского пола с высоким коэффициентом умственного<br />
развития отличает (что, впрочем, неудивительно) широкий круг<br />
интеллектуальных запросов и способностей. Он честолюбив и<br />
продуктивен, предсказуем и упорен и не обременен заботами о себе. Еще
он склонен к критике, ведет себя покровительственно, требователен и<br />
сдержан, испытывает неловкость от проявлений сексуальности и<br />
чувственных переживаний, внешне невыразителен, держится особняком,<br />
эмоционально уравновешен.<br />
Люди с высоким эмоциональным интеллектом в социальном<br />
отношении уравновешенны, дружелюбны и всегда пребывают в отличном<br />
настроении, не подвержены страху и не склонны к тревожным<br />
размышлениям. Они обязательны в отношении людей и начатых дел,<br />
охотно берут на себя ответственность и придерживаются этических<br />
принципов. В общении с другими они доброжелательны и заботливы. Их<br />
эмоциональная жизнь богата событиями, но в надлежащих пределах. Они<br />
пребывают в согласии с самими собой, с другими и с обществом, в котором<br />
живут.<br />
Женщины с высоким коэффициентом умственного развития,<br />
естественно, уверены в своем интеллекте. Они свободно выражают свои<br />
мысли, хорошо разбираются в интеллектуальных проблемах и отличаются<br />
широким кругом интеллектуальных и эстетических потребностей. В них<br />
явно угадывается стремление к самоанализу, они часто впадают в тревогу,<br />
мучаются сознанием вины, склонны к долгим размышлениям и обычно не<br />
решаются открыто проявить свой гнев (но выражают раздражение<br />
непрямым путем).<br />
Женщины с эмоциональным интеллектом, наоборот, чрезмерно<br />
напористы, откровенны в выражении своих чувств и всегда довольны<br />
собой. Жизнь для них полна смысла. Подобно мужчинам, они дружелюбны<br />
и общительны и выражают свои чувства надлежащим образом (и отнюдь не<br />
в бурных взрывах, о которых впоследствии сожалеют), и еще они хорошо<br />
справляются со стрессом. Умение держаться в обществе позволяет им легко<br />
сходиться с новыми людьми; они довольны собой, а потому шаловливовеселы,<br />
непосредственны и легко поддаются чувственным переживаниям.<br />
В отличие от женщин с высоким коэффициентом умственного развития,<br />
они не страдают от тревоги и сознания вины и не склонны погружаться в<br />
глубокие раздумья.<br />
Нарисованные выше портреты, конечно же, отображают крайности. На<br />
самом деле для всех нас характерны и определенная степень умственного<br />
развития, и эмоциональный интеллект, но только «смешаны» они в разных<br />
пропорциях. Кстати сказать, польза от таких портретов очевидна: они<br />
предоставляют ценную информацию о том, что каждый из аспектов<br />
добавляет к качествам человека. В зависимости от того, в какой степени<br />
человек наделен как когнитивным, так и эмоциональным интеллектом, эти
портреты, соответственно, сходятся. Хотя, надо заметить, из двух факторов<br />
эмоциональный интеллект привносит гораздо больше качеств, делающих<br />
нас человечнее.
Глава 4. Познай самого себя<br />
В старинной японской сказке говорится, как один воинственный<br />
самурай как-то раз потребовал от учителя дзэн: «Объясни мне, что такое<br />
рай и ад!» Но монах презрительно ответил: «Ты всего лишь неотесанный<br />
мужлан, я не могу попусту тратить время на таких, как ты!»<br />
Почувствовав, что его честь задета, самурай пришел в ярость и,<br />
выхватив из ножен меч, крикнул: «Да я мог бы убить тебя за твою<br />
дерзость!»<br />
«Это и есть ад», – спокойно молвил монах.<br />
Пораженный тем, насколько точно определено овладевшее им<br />
бешенство, самурай успокоился, вложил меч в ножны и с поклоном<br />
поблагодарил монаха за науку.<br />
«А вот это – рай», – сказал монах.<br />
Самурай внезапно осознал свое возбуждение. Такова принципиальная<br />
разница между пребыванием во власти эмоции и осознанием, что она ведет<br />
куда-то не туда. Сократовский наказ «Познай самого себя» подразумевает<br />
не что иное, как краеугольный камень эмоционального интеллекта: следует<br />
отдать себе отчет в собственных чувствах, когда они возникают.<br />
На первый взгляд может показаться, будто наши чувства очевидны.<br />
Однако по зрелом размышлении мы припоминаем, как часто не замечали<br />
своего отношения к тому или иному обстоятельству. Бывало, что свои<br />
ощущения мы припоминали много позже.<br />
Для обозначения осознания процесса мышления психологи<br />
пользуются тяжеловесным термином «метакогниция» (или<br />
«метапознание»). О «метанастроении» говорят, когда человек осознает<br />
собственные эмоции. Мне больше нравится термин «самоосознание» –<br />
постоянное внимание к своим внутренним состояниям. В таком случае ум<br />
наблюдает за переживанием, анализируя психическое состояние человека<br />
(включая эмоции), и изучает его.<br />
Это свойство сродни тому, что Фрейд описывал как «ровно парящее<br />
внимание», рекомендуя обрести его всем, кто собрался заниматься<br />
психоанализом. Такое внимание беспристрастно учитывает все проходящее<br />
через осознание, будто заинтересованный, но до поры до времени не<br />
реагирующий свидетель. Некоторые психоаналитики называют его<br />
«наблюдающим эго» – способностью к самопознанию, которая позволяет<br />
психоаналитику следить за собственными реакциями на то, что говорит
пациент, и за тем, как процесс свободной ассоциации происходит в<br />
пациенте.<br />
Самоосознание, по всей вероятности, невозможно без возбуждения<br />
неокортекса, особенно речевых зон, настроенных на распознавание и<br />
определение возникших эмоций. Самоосознание – вовсе не внимание,<br />
которое, подпадая под власть эмоций, слишком бурно реагирует и<br />
усиливает то, что воспринимается органами чувств. Это нейтральный<br />
режим работы, при котором самоанализ сохраняется даже посреди<br />
бушующего моря эмоций. Уильям Стайрон [28] , похоже, имел в виду нечто<br />
вроде данной способности ума, когда описывал свое состояние глубокой<br />
депрессии. Стайрон размышлял, что значит «быть сопровождаемым<br />
вторым “Я”, призрачным наблюдателем, который, не разделяя<br />
помешательства своего двойника, способен с бесстрастным любопытством<br />
следить, как сражается его компаньон».<br />
Хладнокровное осознание неистовых или бурных чувств – максимум,<br />
который дает самонаблюдение. Как минимум оно проявляется в<br />
возможности отстраниться от переживания, создавая параллельный поток<br />
сознания, или «метапоток», – словно «парение» над главным течением или<br />
рядом с ним, дающее понимание происходящего, не позволяющее<br />
погрузиться и утонуть. Существует очевидная разница, к примеру, между<br />
состояниями, когда один человек просто страшно разгневался на другого, и<br />
когда тот же человек, сохранив способность к самоанализу, думает: «А ведь<br />
я взбешен» (даже если им владеет приступ гнева). В аспекте нервных<br />
механизмов осознания такой незначительный сдвиг в ментальной<br />
деятельности, по-видимому, оповещает, что неокортикальные схемы<br />
активно следят за эмоциями. Таков первый шаг к установлению некоторого<br />
контроля. Умение разбираться в своих эмоциях составляет<br />
основополагающую эмоциональную компетенцию – способность, на базе<br />
которой формируются все остальные, например эмоциональный<br />
самоконтроль.<br />
Самоосознание, таким образом, есть «осведомленность как о своем<br />
настроении, так и о мыслях о настроении», как выразился Джон Майер,<br />
психолог университета в Нью-Гэмпшире. Майер вместе с профессором<br />
Йельского университета Питером Саловэем разработал теорию<br />
эмоционального интеллекта. Самоосознание бывает нереагирующим, не<br />
дающим никакой оценки слежением за внутренними состояниями. Однако<br />
Майер установил, что такого рода восприятие оказывается не таким уж<br />
«хладнокровным»: обычный набор мыслей, свидетельствующих, что<br />
самосознание включено, вмещает в себя и такие: «Мне не следовало
поддаваться чувству», «Я думаю о хорошем, чтобы утешиться и<br />
приободриться» и – при более ограниченном самосознании – мимолетную<br />
мысль: «Не думать об этом» как реакцию на что-то крайне неприятное или<br />
огорчительное.<br />
Существует логическое различие между осведомленностью о чувствах<br />
и действиями, направленными на их изменение. Майер считает, что в<br />
достижении всех практических целей и осведомленность, и действия<br />
обычно тесно связаны друг с другом: осознать скверное настроение значит<br />
захотеть избавиться от него. Однако осознание не есть усилия, которые мы<br />
прилагаем, чтобы удержаться от действий по эмоциональному импульсу.<br />
Приказывая «Перестань сейчас же!» ребенку, которого гнев довел до того,<br />
что он ударил товарища по игре, мы можем остановить побои, но гнев<br />
будет кипеть по-прежнему. Мысли ребенка будут все так же сосредоточены<br />
на спусковом крючке гнева: «Но ведь он же украл мою игрушку!» – так<br />
гнев не утихнет. Самоосознание оказывает более мощное влияние на<br />
сильные враждебные чувства. Стоит подумать: «А ведь я испытываю гнев»,<br />
как возникнет большая свобода выбора – не только не руководствоваться<br />
им в своих действиях, но и вдобавок постараться избавиться от него.<br />
Майер полагает, что люди, следящие за своими эмоциями и<br />
справляющиеся с ними, склонны придерживаться следующих характерных<br />
сценариев.<br />
• Знающие себя. Отдавая себе отчет в своих настроениях, когда<br />
таковые возникают, эти люди уже обладают некоторыми познаниями о<br />
своей эмоциональной жизни. Их ясное представление об эмоциях,<br />
возможно, укрепляет другие характерные черты их личности: они<br />
автономны [29] и уверены в своих границах [30] , пребывают в добром<br />
психологическом здравии и склонны к позитивному взгляду на жизнь.<br />
Приходя в дурное расположение духа, они не размышляют о нем и не<br />
терзаются по его поводу, а способны быстро отделаться от него. Короче<br />
говоря, внимание помогает им справляться с эмоциями.<br />
• Поглощенные эмоциями. Такие люди часто ощущают, что эмоции<br />
захлестывают их. Они не в силах сопротивляться, словно настроения<br />
руководят ими, а не наоборот. Они переменчивы, не слишком осведомлены<br />
о своих чувствах, так что бывают погружены в них, вместо того чтобы<br />
видеть все в истинном свете. В результате, чувствуя, что не имеют никакого<br />
контроля над своей эмоциональной жизнью, они почти не пытаются<br />
избежать дурных настроений. Они часто ощущают, что переполнены<br />
эмоциями, и не владеют собой в эмоциональном плане.
• Принимающие эмоции как нечто неизбежное. Хотя эти люди часто<br />
имеют ясное представление о том, что чувствуют, они склонны принимать<br />
свои настроения как нечто неизбежное и поэтому не пытаются изменить<br />
их. По-видимому, существуют два вида таких «примиренцев». Одни<br />
обычно пребывают в хорошем настроении и поэтому не имеют желания<br />
менять его. Другие подвержены дурным мыслям, о которых полностью<br />
осведомлены, но принимают их с полным попустительством: ничего не<br />
предпринимают, чтобы изменить их, терпят свой дистресс [31] . Модель<br />
распространена среди, скажем, унылых людей, смирившихся с отчаянием.<br />
Вспыльчивые и индифферентные<br />
Вообразите на секунду, что вы сидите в самолете, совершающем рейс<br />
из Нью-Йорка в Сан-Франциско. Полет проходил спокойно, но при подлете<br />
к Скалистым горам в салоне вдруг раздается голос пилота: «Дамы и<br />
господа, впереди нас ожидают небольшие атмосферные вихри, а поэтому,<br />
пожалуйста, вернитесь на свои места и пристегните ремни». Вскоре<br />
самолет входит в вихревую зону, и тряска оказывается намного сильнее,<br />
чем вам приходилось испытывать ранее. Самолет швыряет вверх-вниз и из<br />
стороны в сторону, как щепку в бушующем море.<br />
Вопрос: как вы себя поведете? Возможно, вы принадлежите к тому<br />
типу людей, которые в подобной ситуации уткнутся в книгу или журнал<br />
или продолжат наблюдать за полетом в иллюминатор, забыв обо всяких там<br />
вихрях. Или вы достанете из кармана инструкцию по технике безопасности<br />
и освежите в памяти, что надо делать в случае аварийной ситуации. А<br />
может, станете внимательно наблюдать за стюардессами, пытаясь уловить<br />
малейшие признаки паники. Или начнете прислушиваться к звуку<br />
работающих двигателей, прикидывая, нет ли в нем чего-нибудь<br />
тревожного.<br />
То, какая именно реакция оказывается для нас более естественной, и<br />
показывает, на что мы в первую очередь обращаем внимание под<br />
давлением обстоятельств. Сюжет с самолетом заимствован из<br />
психологического теста, разработанного Сюзанной Миллер, психологом из<br />
университета Темпля. Она поставила себе цель выяснить, к чему люди<br />
более склонны: зорко следить за мельчайшими подробностями<br />
происходящего в чрезвычайной ситуации или, напротив, справляться с<br />
тревожными моментами, пытаясь отвлечься. Две аттентивные установки [32]<br />
в отношении дистресса имеют совершенно разные последствия в плане
того, как люди переживают собственные эмоциональные реакции. Те, кто<br />
поддается давлению обстоятельств и настраивается на них, могут, уделяя<br />
им чересчур пристальное внимание, невольно усилить свои реакции,<br />
особенно если их «настройке» недостает хладнокровия, присущего<br />
самоосознанию. В результате эмоции разгуливаются все сильнее. Те же, кто<br />
не настраивается на происходящее, отвлекаются от него, меньше внимания<br />
обращают на собственные реакции и тем самым сводят к минимуму<br />
переживание эмоционального отклика, а то даже и масштаб ответной<br />
реакции.<br />
Это крайности – когда у одних людей осведомленность о своих<br />
эмоциях чрезвычайно велика, а у других почти отсутствует. Представьте<br />
себе студента университета, который однажды вечером, заметив, что в<br />
общежитии вспыхнул пожар, пошел за огнетушителем и потушил<br />
разгоравшееся пламя. Ничего необычного, за исключением того, что по<br />
дороге за огнетушителем и обратно, к месту пожара, он спокойно шел,<br />
вместо того чтобы нестись сломя голову. Причина? Просто он не усмотрел<br />
в ситуации никакой срочности.<br />
Эту историю рассказал мне Эдвард Дайнер, психолог из Университета<br />
штата Иллинойс в Эрбане, занимавшийся изучением силы переживания<br />
людьми своих эмоций. Он собрал целую коллекцию ситуаций, и в ней<br />
наименьшей силой переживаний, с какой только сталкивался Дайнер,<br />
отличился тот самый студент университета: он ведь оказался, по существу,<br />
совершенно бесстрастным человеком, не проявившим почти никаких<br />
чувств даже в такой критической ситуации, как пожар.<br />
Для контраста поговорим об одной женщине, которая попала на<br />
противоположный край обозначенного Дайнером диапазона. Потеряв както<br />
раз свою любимую ручку, она на много дней лишилась душевного<br />
равновесия. В другой раз объявление о грандиозной распродаже женской<br />
обуви в дорогом магазине привело ее в такое возбуждение, что она бросила<br />
все свои дела, вскочила в машину и три часа мчалась в чикагский магазин.<br />
Дайнер считает, что женщины вообще переживают как<br />
положительные, так и отрицательные эмоции сильнее, чем мужчины. А<br />
если оставить в стороне различия между полами, то эмоциональная жизнь<br />
богаче у тех людей, которые больше замечают. Повышенная<br />
чувствительность прежде всего ведет к тому, что малейшее раздражение<br />
вызывает у таких людей эмоциональные бури, иногда божественные,<br />
иногда адские. Те же, кто им диаметрально противоположен, едва ли<br />
испытывают хоть что-нибудь даже в самых жутких обстоятельствах.
Бесчувственный мужчина<br />
Гэри приводил в бешенство свою невесту Эллен: будучи знающим,<br />
вдумчивым и успешным хирургом, он оставался эмоционально скучным,<br />
совершенно не отзываясь ни на какие проявления чувств. Гэри мог<br />
блестяще рассуждать о науке и искусстве, но когда дело доходило до его<br />
чувств – даже к Эллен – он замолкал. Она, как умела, пыталась выжать из<br />
него хоть каплю страсти, но напрасно: Гэри оставался бесстрастным и<br />
ничего не замечал. «Я вообще никогда не выражаю свои чувства», – сказал<br />
Гэри психотерапевту, которого посетил по настоянию Эллен. Когда речь<br />
зашла об эмоциональной жизни, он добавил: «Не знаю, о чем тут говорить;<br />
я не испытываю сильных чувств – ни положительных, ни отрицательных».<br />
Эллен была не единственной, кого расстраивало равнодушие Гэри; как<br />
он сообщил по секрету своему врачу, он ни с кем не был способен открыто<br />
говорить о чувствах. Причина заключалась в том, что он не знал, что<br />
именно чувствует. Насколько он мог судить, он не испытывал никакого<br />
гнева, никаких печалей, никаких радостей.<br />
Как замечает его врач, такая эмоциональная пустота делает Гэри и ему<br />
подобных бесцветными и «никакими». «Они на всех наводят скуку. Именно<br />
поэтому жены отправляют их лечиться». Эмоциональная тупость Гэри<br />
служит примером того, что психиатры называют алекситимией от<br />
греческого а – приставки, обозначающей «отсутствие», lexis («лексис») –<br />
«слова, выражения» и thymos («тимос») – «эмоции». Таким людям не<br />
хватает слов для выражения их чувств. В самом деле, кажется, что у них<br />
вообще нет никаких чувств, хотя в действительности они могут<br />
производить такое впечатление из-за своей неспособности выразить<br />
эмоции, а не из-за их полного отсутствия. Психоаналитики впервые<br />
обратили внимание на таких людей, потому что оказались приведены в<br />
замешательство категорией пациентов, не поддававшихся лечению их<br />
методами. Они не сообщали ни о каких чувствах, ни о каких фантазиях и<br />
бесцветных снах – словом, речь вообще не шла ни о какой внутренней<br />
эмоциональной жизни. Клинические признаки, характерные для<br />
алекситимиков, включают затруднения в описании чувств, как<br />
собственных, так и других людей, и крайнюю ограниченность<br />
эмоционального словарного запаса. Более того, им трудно проводить<br />
различия как между эмоциями, так и между эмоцией и телесным<br />
ощущением. Они могут жаловаться, что их мутит, что сердцебиение<br />
участилось, голова кружится, а все тело в поту – и не знать, что
испытывают тревогу.<br />
«Они производят впечатление чуждых существ, явившихся из другого<br />
мира, но живущих в обществе, где властвуют чувства», – так описывает их<br />
доктор Питер Сифнеос, психиатр из Гарвардского университета, который<br />
в 1972 году ввел термин «алекситимия». Алекситимики, к примеру, редко<br />
плачут, но если уж заплачут, слезы из глаз у них текут ручьями. Однако они<br />
жутко смущаются, если их спросить, о чем они плачут. Одна пациентка,<br />
страдающая алекситимией, посмотрев фильм о матери восьмерых детей,<br />
умершей от рака, была так потрясена, что плакала, пока не заснула. Когда<br />
ее врач высказал предположение, что она расстроилась из-за того, что<br />
фильм напомнил ей о ее собственной матери, которая в тот момент умирала<br />
от рака, женщина словно окаменела и осталась сидеть в смущении, не<br />
шевелясь и не произнося ни слова. Когда же он спросил ее, что она<br />
чувствовала, женщина ответила: «Нечто ужасное», – но не смогла ничего<br />
четко сформулировать и добавила: иногда она вдруг осознает, что плачет,<br />
но никогда точно не знает почему.<br />
В этом и заключается суть проблемы. Дело не в том, что алекситимики<br />
вообще ничего не чувствуют. Просто они не в состоянии до конца понять –<br />
и особенно выразить словами, – какие именно чувства испытывают. Они<br />
полностью лишены главной способности эмоционального интеллекта –<br />
самоосознания, то есть понимания, что мы чувствуем, когда внутри нас<br />
бушуют эмоции. Алекситимики опровергают проистекающую из здравого<br />
смысла аксиому насчет абсолютной самоочевидности того, какие именно<br />
чувства мы испытываем. Причина в том, что у них нет, так сказать, ключа к<br />
пониманию чувств. Когда что-то, а чаще всего кто-то, побуждает их к<br />
чувствованию, они воспринимают переживание как нечто<br />
обескураживающее и подавляющее, от чего надо отделаться любой ценой.<br />
Чувства к ним если вообще и приходят, то исключительно в виде<br />
одурманивающего букета горестей и бед. Как определила женщина,<br />
плакавшая в кино, они чувствуют «нечто ужасное», но никогда не могут<br />
точно сказать, что такое «ужасное», хотя чувствуют его в данный момент.<br />
Подобная изначальная путаница с чувствами, видимо, часто заставляет<br />
алекситимиков жаловаться на неопределенные проблемы со здоровьем.<br />
Меж тем в действительности они испытывают эмоциональный дистресс –<br />
явление, известное в психиатрии как соматизация (развитие соматических<br />
нарушений психогенной природы, когда боль, связанную с эмоциями,<br />
принимают за физическую. Они отличаются от психосоматических<br />
заболеваний, при которых эмоциональные проблемы переходят в разряд<br />
медицинских). Главную свою задачу психиатрия видит в том, чтобы
вывести алекситимиков из рядов тех, кто приходит к докторам за помощью.<br />
Ведь они склонны долго и нудно приставать к врачам, домогаясь, чтобы те<br />
поставили им диагноз и назначили лечение от того, что в действительности<br />
относится к категории эмоциональных проблем.<br />
Хотя пока еще никто не может наверняка сказать, что именно вызывает<br />
алекситимию, д-р Сифнеос высказал предположение, что виноват обрыв<br />
цепи между лимбической системой и неокортексом, в частности, центром<br />
речи. Эта гипотеза вполне согласуется с тем, что мы узнаем об<br />
эмоциональном мозге. У ряда пациентов, подверженных тяжелым<br />
эпилептическим припадкам, эта связь была нарушена хирургическим<br />
путем с целью ослабления симптомов их болезни. Как отмечает Сифнеос,<br />
эмоции у них притуплялись, как у алекситимиков, они теряли способность<br />
выражать свои чувства словами и неожиданно лишались воображения,<br />
своей игрой украшающего жизнь. Короче говоря, хотя цепи<br />
эмоционального мозга могут реагировать чувствами, неокортекс не<br />
способен рассортировать эти чувства и добавить к ним языковые нюансы.<br />
Как заметил Генри Рот в своем романе «Назови это сном», «если ты сумел<br />
облечь в слова то, что чувствовал, значит, это твое». Результат, разумеется,<br />
и составляет алекситимическую дилемму: отсутствие слов, чтобы выразить<br />
чувства, означает, что чувства вы с собой не соотносите.<br />
Полезно чуять нутром<br />
У Эллиота как раз подо лбом образовалась опухоль размером с<br />
маленький апельсин, которую удалили с помощью хирургического<br />
вмешательства. Хотя операция и была признана удачной, впоследствии<br />
люди, хорошо знавшие его, утверждали, что Эллиот уже не был Эллиотом –<br />
он пережил радикальное изменение личности. Некогда успешный адвокат,<br />
ведущий дела корпораций, Эллиот больше не смог работать. Его бросила<br />
жена. Безрассудно потратив сбережения на бесплодные капиталовложения,<br />
он был вынужден жить в доме брата.<br />
В проблеме Эллиота присутствовала одна особенность, приводившая в<br />
замешательство. С интеллектуальной точки зрения он был блестящ, как<br />
всегда, но он ужасно распоряжался своим временем, безнадежно увязая в<br />
мелких подробностях; казалось, утратил всякое понятие о приоритетах.<br />
Выговоры ничего не меняли; его последовательно уволили с ряда<br />
юридических должностей. Хотя многочисленные тесты интеллекта не<br />
выявили никаких отклонений в умственных способностях Эллиота, тем не
менее он отправился к невропатологу, надеясь, что в случае обнаружения<br />
какой-либо неврологической проблемы получит страховые пособия в связи<br />
с утратой трудоспособности, на которые он, по его мнению, имел право. В<br />
противном случае его, вероятно, сочли бы просто симулянтом.<br />
Антонио Дамазио, невролог, консультировавший Эллиота, был<br />
поражен выпадением одного элемента из набора его ментальных функций:<br />
хотя с его логикой, памятью, вниманием, равно как и со всеми остальными<br />
познавательными способностями, все осталось в порядке, Эллиот<br />
фактически забыл свои эмоциональные реакции на то, что с ним<br />
произошло. Самым поразительным оказалось то, что Эллиот мог<br />
рассказывать о трагических событиях своей жизни совершенно<br />
бесстрастно, словно был сторонним наблюдателем по отношению к<br />
прошлым потерям и неудачам, – без нотки сожаления или печали,<br />
фрустрации или гнева по поводу несправедливости жизни. Его трагедия не<br />
доставляла ему никаких страданий. Дамазио чувствовал себя более<br />
расстроенным историей Эллиота, чем сам Эллиот.<br />
Причиной эмоциональной неосведомленности, по заключению<br />
Дамазио, было удаление – вместе с опухолью – части предлобных долей<br />
головного мозга. Фактически произошло следующее: в результате<br />
хирургического вмешательства была перерезана связь между низшими<br />
центрами эмоционального мозга, особенно миндалевидным телом и<br />
относящимися к нему цепями, и центром неокортекса, отвечающим за<br />
способности к мышлению. Эллиот стал мыслить по принципу компьютера:<br />
он был способен последовательно и поэтапно выполнять все шаги,<br />
просчитывая какое-то решение, но не мог правильно определять<br />
значимость возможных вариантов. Каждый вариант воспринимался как<br />
нейтральный. И такая бесстрастная манера рассуждать логически, по<br />
мнению Дамазио, составляла суть проблемы Эллиота: неспособность<br />
понять собственные чувства, возникающие по поводу разных вещей,<br />
вносила ошибку в его рассуждения.<br />
Дефект обнаруживался даже при решении житейских проблем. Когда<br />
Дамазио попытался договориться с Эллиотом насчет даты и времени его<br />
следующего визита, тот от нерешительности пришел в полную<br />
растерянность. Эллиот сумел найти аргументы за и против каждого числа и<br />
часа, предложенных Дамазио, но так и не смог сделать выбор. Отправляясь<br />
от разума, можно сказать, что Эллиот высказал безупречно обоснованные<br />
доводы своего отказа или соглашения почти с каждым возможным<br />
временем посещения врача, но у него не было ни малейшего понятия, как<br />
он сам относится к любому из оговоренных вариантов встречи. Он
потерял способность понимать собственные чувства, и у него не осталось<br />
никаких предпочтений.<br />
Нерешительность Эллиота в сложившейся ситуации показывает,<br />
насколько важна роль чувства – навигатора в бесконечном потоке личных<br />
решений, которые приходится принимать на протяжении жизни. И хотя<br />
сильные чувства могут внести беспорядок в процесс логического<br />
мышления, отсутствие понимания чувства часто приносит огромный<br />
вред. Особенно если приходится взвешивать решения, от которых во<br />
многом зависит наша судьба, например: какой род деятельности избрать,<br />
оставаться на прежней спокойной работе или перейти на другую, более<br />
опасную, но и более интересную, кому назначить свидание, с кем<br />
сочетаться браком, где жить, какую снять квартиру, какой дом купить – то<br />
одно, то другое… и так всю жизнь. Невозможно принять правильное<br />
решение на основании одного только рацио: требуются еще умение «чуять<br />
нутром» и эмоциональная мудрость, накопленная на основе прошлых<br />
переживаний. Формальная логика никогда не поможет принять правильное<br />
решение: с кем идти под венец, кому можно доверять и даже за какую<br />
работу взяться; есть немало областей, где разум без чувств слеп.<br />
Интуитивные сигналы, направляющие нас в эти моменты, приходят в<br />
виде возбужденных лимбической системой импульсов из нутра.<br />
Их Дамазио называет «соматическими маркерами» (соматический, то есть<br />
телесный, – сигнальный знак, отличный от психического), что в<br />
буквальном смысле означает «нутряные чувства». Соматический маркер –<br />
своего рода сигнал автоматической тревожной сигнализации, который<br />
привлекает внимание к потенциальной опасности при данном ходе<br />
событий. Такие маркеры, как правило, не дают нам выбрать вариант,<br />
против которого нас предостерегает прошлый опыт. Но они могут и<br />
предупредить нас о наличии благоприятной возможности. Обычно мы не<br />
вспоминаем, какое именно переживание служит источником негативного<br />
чувства. Все, что нам нужно, – сигнал: данный возможный ход действий<br />
может быть опасным. И всякий раз, когда «нутряное чувство» усиливается,<br />
мы сразу же прерываем прежний ход рассуждений или, наоборот,<br />
продолжаем его с еще большим упорством и таким образом сокращаем<br />
множество вариантов выбора до матрицы решений, более поддающейся<br />
контролю. Итак, чтобы принять правильное личное решение, следует<br />
настроиться на собственные чувства.<br />
Проникновение в бессознательное
Эмоциональная пустота Эллиота наводит на мысль о возможном<br />
существовании у людей широкого диапазона способностей отдавать себе<br />
отчет в испытываемых эмоциях. По неврологической логике, если<br />
отсутствие какой-либо нервной цепи ведет к нарушению какой-либо<br />
способности, то относительная сила или слабость той же самой цепи у<br />
людей со здоровым мозгом должна приводить к сравнимым уровням<br />
компетенции в той же самой способности. Если рассматривать роль<br />
предлобных цепей в эмоциональной настроенности, то получается, что в<br />
силу неврологических причин одни из нас легче улавливают «копошение»<br />
страха или радости, чем другие, и, следовательно, бывают более<br />
осведомленными о своих эмоциях.<br />
Возможно, талант к психологическому самонаблюдению связан с той<br />
же самой схемой. Некоторые из нас от рождения настроены на<br />
специальные символические режимы работы эмоционального ума:<br />
метафору и сравнение, как в поэзии, песнях и легендах, – все они<br />
переводятся на язык сердца. То же относится и к мечтам и мифам, в<br />
которых свободные ассоциации определяют ход повествования, следуя<br />
логике эмоционального ума. Обладатели врожденной настроенности на<br />
голос сердца – язык эмоций, – конечно, более искусны в словесном<br />
выражении его посланий, и они становятся романистами, песенниками или<br />
психотерапевтами. Внутренняя настройка делает их более одаренными в<br />
озвучивании «мудрости бессознательного» – прочувствованного смысла<br />
снов и фантазий, символов, олицетворяющих самые сокровенные желания.<br />
Самоосознание совершенно необходимо для психологического<br />
прозрения. На его усиление направлена большая часть психотерапии.<br />
Говард Гарднер при создании модели внутрипсихической способности<br />
мышления воспользовался трудами Зигмунда Фрейда, великого топографа<br />
потаенных движущих сил психики. Как дал понять Фрейд, большая часть<br />
эмоциональной жизни протекает бессознательно; чувства, шевелящиеся в<br />
нас, не всегда переступают порог осознания. Эмпирическое подтверждение<br />
данной психологической аксиомы получают, например, во время<br />
экспериментов с бессознательными эмоциями. Они привели к<br />
замечательному открытию: оказывается, люди формируют определенные<br />
симпатии к вещам, не подозревая, что видели их раньше. Любая эмоция<br />
может быть – и очень часто бывает – бессознательной.<br />
Физиологические предпосылки эмоции обычно возникают до того, как<br />
человек осознает само чувство. К примеру, если людям, которые боятся<br />
змей, показать фотографию змеи, датчики, установленные на их коже,<br />
зарегистрируют выделение пота, что служит сигналом беспокойства, хотя,
по их словам, они не чувствовали никакого страха. Пот у таких людей<br />
выступает даже в случае, если фотография змеи промелькнет перед их<br />
глазами очень быстро и они не успеют полностью осознать, что именно им<br />
показали. Не говоря уже о том, чтобы они после этого начали волноваться.<br />
По мере усиления такого предсознательного эмоционального возбуждения<br />
оно в конце концов становится достаточно сильным, чтобы человек его<br />
осознал. Следовательно, существуют два уровня эмоции – сознательный и<br />
бессознательный. В тот момент, когда происходит осознание эмоции, она<br />
как таковая регистрируется в лобных долях коры головного мозга.<br />
Эмоции, бурлящие ниже порога осознания, могут оказывать мощное<br />
влияние на наше восприятие и реакцию, хотя мы даже не догадываемся об<br />
их воздействии. Возьмем, к примеру, человека, который раздражился от<br />
случившейся у него рано утром грубой стычки с приятелем. Потом он<br />
несколько часов пребывал в дурном настроении, обижаясь на всех и вся,<br />
хотя ни у кого не было намерения его обидеть, и набрасывался на людей<br />
без явной видимой причины. Он, возможно, не придал бы никакого<br />
значения своему неутихавшему раздражению и очень удивился, если бы<br />
кто-нибудь обратил на это его внимание. Но раздражение просто-напросто<br />
пребывало вне сферы его осознания и побуждало его рявкать на<br />
окружающих. Как только такая реакция осознается и регистрируется в<br />
кортексе, он уже может оценивать вещи по-новому, решив не обращать<br />
внимания на утреннюю ссору и изменить свое настроение и отношение к<br />
окружающим. При таком подходе эмоциональное самоосознание<br />
становится структурным элементом следующего принципа эмоционального<br />
интеллекта: приобретение способности избавляться от дурного настроения.
Глава 5. Рабы страстей<br />
Ты человек…<br />
Что с равной благодарностью приемлет<br />
Удары и подарки от судьбы…<br />
Дай человека мне,<br />
Которого бы страсть не сделала рабом, и я его<br />
Сокрою в сердце, нет, в глубоких тайниках души,<br />
Где пребываешь ты…<br />
Гамлет, обращаясь к Горацио<br />
Самообладание, способность не быть «рабом страстей», а<br />
противостоять эмоциональным бурям, следующим за ударами судьбы,<br />
прославляли как добродетель еще со времен Платона. В древнегреческом<br />
языке данному понятию соответствовало слово sophrosyne, что в переводе<br />
знатока греческого языка Пажа Дюбуа означает «внимательность и ум в<br />
образе жизни; умеренную уравновешенность и мудрость». Христиане<br />
Древнего Рима и ранняя христианская церковь называли это temperantia,<br />
умеренностью, обуздыванием эмоциональных эксцессов. Цель – обретение<br />
душевного равновесия, а не подавление эмоций: каждое чувство по-своему<br />
ценно и важно. Жизнь, лишенная чувств, превратилась бы в безрадостную<br />
пустыню безразличия, отрезанную и изолированную от всех радостей. Но,<br />
как заметил Аристотель, на самом деле нужна подобающая эмоция,<br />
чувствование, соразмерное обстоятельствам. Когда эмоции слишком<br />
приглушены, они вызывают подавленность и отчужденность. Выйдя из-под<br />
контроля, дойдя до крайности, они превращаются в патологические, как<br />
при парализующей депрессии, непреодолимой тревоге, бушующем гневе,<br />
маниакальном возбуждении.<br />
И действительно, ключом к эмоциональному благополучию является<br />
сдерживание причиняющих страдание эмоций. Крайности – эмоции,<br />
которые нарастают слишком интенсивно или слишком долго, – подрывают<br />
нашу стабильность. Что, разумеется, не означает, будто мы должны<br />
испытывать эмоции какого-то одного вида; если человек все время<br />
счастлив, это наводит на мысль о слащавости символов – одним из них<br />
было улыбающееся лицо, на котором все буквально помешались в 1970-е
годы. Многое можно сказать о конструктивном вкладе страдания в<br />
творческую и духовную жизнь. Страдание смягчает душу.<br />
Взлеты и падения, хотя и придают жизни своеобразную остроту,<br />
должны пребывать в равновесии. В душевных расчетах именно<br />
соотношение положительных и отрицательных эмоций определяет<br />
ощущение благополучия – о чем свидетельствуют результаты исследований<br />
настроения сотен мужчин и женщин. Добровольцы постоянно носили с<br />
собой «пищалки», время от времени напоминавшие: нужно записать, что<br />
чувствуешь в данный момент. От участников эксперимента вовсе не<br />
требовалось, чтобы они всеми способами старались избежать неприятных<br />
чувств и всегда были довольными. Надо было, скорее, добиться, чтобы<br />
неистовые чувства не бушевали бесконтрольно и не портили хорошее<br />
настроение. Люди, пережившие сильные приступы гнева или депрессии,<br />
способны испытывать ощущение благополучия, если у них случались в<br />
равной степени радостные и счастливые периоды, сыгравшие роль<br />
своеобразной компенсации. Кроме всего прочего, результаты исследований<br />
доказали, что эмоциональный интеллект не зависит от академического и<br />
практически нет никакой взаимосвязи между оценками, или<br />
коэффициентом умственного развития, и эмоциональным благополучием<br />
человека.<br />
Как в уме происходит постоянное «журчание» мыслей, точно так же<br />
идет немолчное «гудение» эмоций. Звуковой сигнал может застать человека<br />
и в шесть утра, и в семь вечера, и он всегда будет пребывать в каком-то<br />
настроении, и уж конечно, по утрам в разные дни и настроения у него<br />
будут разные. Но если для человека на протяжении нескольких недель или<br />
месяцев характерно некое среднее настроение, значит, он в целом здоров и<br />
благополучен. Выходит, что у большинства людей относительно редко<br />
случаются приступы бурных чувств, и многие из нас если и впадают в<br />
мрачное уныние, то весьма среднего уровня, с пологими ухабами на<br />
эмоциональном аттракционе типа «американских горок».<br />
Однако управление собственными эмоциями становится для нас<br />
повседневной работой. Больше всего мы заняты тем – особенно в<br />
свободное время, – что стараемся управиться со своим настроением.<br />
Читаем ли мы роман, смотрим телевизор или выбираем себе другое занятие<br />
или собеседников – все имеет целью улучшить самочувствие и настроение.<br />
Умение ублажить себя составляет качество первостепенной важности в<br />
жизни каждого человека. Некоторые теоретики психоанализа, например<br />
Джон Баулби и Д. У. Уинникотт, считают его одним из наиболее<br />
действенных психических инструментов. Существует теория, согласно
которой эмоционально здоровые младенцы научаются успокаивать себя,<br />
повторяя действия тех, кто за ними ухаживает. Это делает их менее<br />
уязвимыми перед всплесками активности эмоционального мозга.<br />
Как мы уже поняли, головной мозг устроен таким образом, что мы<br />
очень часто почти или совсем не контролируем тот момент, когда нас<br />
охватывает какая-либо эмоция, и не властны над тем, какая именно эмоция<br />
нас захватит. Но мы можем оказать некоторое влияние на то, как долго она<br />
будет действовать. Данный вопрос возникает не в связи с заурядными<br />
печалью, волнением или сильным раздражением; обычно подобные<br />
настроения проходят со временем и при наличии терпения. Но когда<br />
эмоции чрезвычайно сильны и длятся дольше некоего допустимого<br />
временного предела, они постепенно переходят в мучительные крайние<br />
формы: хроническое состояние тревоги, неукротимую ярость, депрессию.<br />
А чтобы снять их наиболее тяжелые и упорные проявления, могут<br />
понадобиться лекарственная терапия, психотерапия или и то, и другое<br />
вместе.<br />
В таких случаях обнаруживается одна черта в механизме<br />
эмоциональной саморегуляции: хроническое возбуждение эмоционального<br />
мозга слишком сильно, чтобы его можно было преодолеть без<br />
фармакологической помощи. Например, две трети людей, страдающих<br />
маниакально-депрессивным синдромом, никогда не лечились. Соль лития<br />
или новейшие лекарственные препараты могут нарушить характерный<br />
цикл парализующей депрессии, перемежающейся маниакальными<br />
эпизодами, во время которых хаотическая экзальтация и претенциозность<br />
смешивается с раздражением и гневом. Единственная проблема с<br />
маниакально-депрессивным синдромом заключается в том, что, пока<br />
людьми владеют приступы мании, они чаще всего бывают слишком<br />
уверены в том, что не нуждаются ни в какой помощи, хотя и принимают<br />
катастрофические решения. При тяжелых эмоциональных расстройствах<br />
применение психиатрических лекарственных средств помогает лучше<br />
справляться с житейскими ситуациями.<br />
Однако когда речь заходит о преодолении более привычного спектра<br />
дурных настроений, тут мы предоставлены самим себе. К сожалению, те<br />
приемы, к которым мы сами можем прибегнуть, не всегда оказываются<br />
эффективными. По крайней мере, к такому выводу пришла Диана Тайс,<br />
психолог из Западного резервного университета Кейса, опросившая более<br />
четырехсот мужчин и женщин на тему, какими способами выйти из<br />
скверного настроения они пользуются и насколько удачной оказывается<br />
избранная тактика.
Далеко не все соглашаются с философской посылкой о том, что дурное<br />
расположение духа следует изменять. Как обнаружила Тайс, существуют<br />
настоящие «пуристы [33] настроения» – около пяти процентов людей,<br />
ответивших, что никогда не пытаются изменить свое настроение. С их<br />
точки зрения, все эмоции «естественны» и их должно переживать в том<br />
виде, в каком они возникают, независимо от того, насколько удручающими<br />
они оказываются. Обнаружилась и категория людей, которые регулярно<br />
старались прийти в мерзкое расположение духа из прагматических<br />
соображений. Врачи, которым приходится быть мрачными, чтобы сообщать<br />
пациентам плохие новости; активисты-общественники, которые негодуют<br />
на несправедливость, чтобы успешнее бороться с нею. Был даже молодой<br />
человек, который сообщил, что искусственно вызывал в себе раздражение с<br />
целью помочь младшему брату справиться с обидчиками на детской<br />
площадке. Некоторые проявили прямо-таки макиавеллевскую ловкость в<br />
манипулировании настроениями, пример – уполномоченные по получению<br />
денег по векселям, которые намеренно разъяряли себя, чтобы проявлять как<br />
можно большую твердость с неплательщиками. Но если не учитывать<br />
редкие случаи целенаправленного культивирования неприятных чувств,<br />
почти все жаловались, что пребывают во власти своих настроений.<br />
Достижения людей по части избавления от дурных настроений<br />
определенно оказались неоднозначными.<br />
Анатомия ярости<br />
Представьте, что кто-то неожиданно подрезает вас на скоростной<br />
автостраде, пока вы в полном удовольствии рулите на своем автомобиле.<br />
Если первой вашей мыслью будет «Вот сукин сын!», это почти наверняка<br />
означает, что вскорости вами овладеет приступ ярости, независимо от того,<br />
последуют ли за ней другие мысли о насилии и мести вроде: «Он же мог в<br />
меня врезаться! Вот сволочь, ты у меня получишь!». Костяшки пальцев<br />
белеют, когда вы изо всех сил сжимаете руль, видимо, воображая, что<br />
вцепились в горло врагу. Ваше тело мобилизуется на бой, а не на бегство:<br />
вас трясет, на лбу выступают капли пота, сердце колотится и готово<br />
выскочить из груди, на лице застыла злобная гримаса. Вы готовы убить<br />
негодяя. Затем, если водитель машины позади вас нетерпеливо сигналит,<br />
потому что вы замедлили ход, чтобы избежать столкновения, вы готовы, не<br />
помня себя от бешенства, наброситься заодно и на него. Таковы<br />
последствия перенапряжения, лихачества и гонок на автострадах!
Для сравнения рассмотрим иной процесс нарастания ярости с более<br />
милосердным отношением к водителю, который вас подрезал: «Может<br />
быть, он меня не заметил, или может быть, у него была какая-то веская<br />
причина ехать так неосторожно, к примеру, кому-то срочно потребовалась<br />
медицинская помощь». Такие мысли разбавляют гнев состраданием или, по<br />
крайней мере, заставляют отнестись к случившемуся без предубеждения,<br />
препятствуя тем самым нарастанию ярости. Все дело в том, что – если<br />
вспомнить о совете Аристотеля испытывать только надлежащий гнев, –<br />
чаще всего наш гнев выходит из-под контроля. Превосходно сказал<br />
Бенджамин Франклин: «Гнев никогда не вспыхивает без причины, но она<br />
редко бывает уважительной».<br />
Разумеется, существуют разные виды гнева. Так, миндалевидное тело<br />
вполне может стать главным источником внезапной гневной вспышки в<br />
отношении водителя, чья неосторожность поставила нашу безопасность<br />
под угрозу. Однако находящийся на другом конце эмоциональной цепи<br />
неокортекс скорее всего «разожжет» более обдуманную злость, что-то<br />
вроде желания хладнокровной мести или выговора за несправедливый или<br />
бесчестный поступок. Подобный обдуманный гнев относится к той<br />
разновидности, которая, по словам Франклина, «имеет уважительную<br />
причину» или производит такое впечатление.<br />
Из всех настроений, которых люди хотели бы избежать, наиболее<br />
непокорным представляется ярость. По мнению Тайс, гнев хуже всего<br />
поддается контролю. Его можно назвать самой соблазнительной среди<br />
отрицательных эмоций: оправдательный внутренний монолог,<br />
стимулирующий крайнее раздражение, наполняет разум в высшей степени<br />
убедительными доводами, чтобы излить гнев. В отличие от печали, ярость<br />
пробуждает энергию и даже толкает нас к действию. Обольстительная,<br />
убедительная сила гнева сама по себе служит объяснением, почему так<br />
широко распространены некоторые идеи, в частности, будто гнев не<br />
поддается контролю или что его, во всяком случае, и не следует<br />
сдерживать: излить его на окружающих только идет на пользу, ведь за этим<br />
следует катарсис [34] . Есть и противоположная точке зрения. В ней,<br />
вероятно, выразился протест против вышеописанной безрадостной<br />
картины. Гнева можно вообще избежать. Как показывает внимательное<br />
ознакомление с результатами исследований, все расхожие мнения<br />
относительно гнева неверны, если вообще не являются выдумкой.<br />
Вереница возмущенных мыслей, поддерживающих гнев, может<br />
предоставить нам и один из мощнейших способов смягчить его: прежде<br />
всего нужно разрушить убеждения, которые его питают. Чем дольше мы
будем обдумывать то, что нас возмутило, тем больше «достаточных<br />
оснований» и оправданий для своего гнева сможем изобрести.<br />
Размышления подливают масла в огонь. Но иной взгляд на вещи погасит<br />
пламя. Тайс обнаружила, что один из самых действенных способов<br />
полностью утихомирить гнев – еще раз описать ситуацию, но уже с<br />
позитивной точки зрения.<br />
«Волна» ярости<br />
Это открытие вполне согласуется с выводами психолога из<br />
Университета штата Алабама Дольфа Цилльманна, который изучил гнев и<br />
анатомию ярости в ходе длительных, тщательно выполненных<br />
экспериментов. Источник гнева коренится на боевом фланге ответной<br />
реакции по типу «сражайся или спасайся». Нет ничего удивительного, что<br />
Цилльманн нашел универсальный пусковой механизм гнева – ощущение<br />
опасности. Сигналом может послужить не только прямая физическая<br />
угроза, но и – что случается гораздо чаще – символическая угроза<br />
самоуважению или чувству собственного достоинства, если с человеком<br />
обходятся грубо или несправедливо, если его оскорбляют или унижают,<br />
если, преследуя какую-то важную цель, он терпит поражение. Эти<br />
восприятия вызывают всплеск активности лимбической системы,<br />
оказывающий двоякое воздействие на головной мозг. Всплеск, с одной<br />
стороны, представляет собой выделение катехоламинов [35] ,<br />
обеспечивающих быстрый, эпизодический прилив энергии, достаточный<br />
для «однократного решительного действия, – так формулирует<br />
Цилльманн, – как драка или побег». Выброс энергии длится несколько<br />
минут, в течение которых тело подготавливается к хорошей драке или<br />
быстрому отступлению, в зависимости от того, как эмоциональный мозг<br />
оценивает оппозицию.<br />
Тем временем другая пульсация, возбуждаемая миндалевидным телом<br />
в адренокортикальной ветви нервной системы, создает общий тонический<br />
(связанный с тонусом мышц) фон готовности к действию. Она<br />
продолжается гораздо дольше, чем выброс катехоламиновой энергии.<br />
Генерализованное возбуждение надпочечников и коры головного мозга<br />
может длиться часами и даже сутками, удерживая эмоциональный мозг в<br />
состоянии особой готовности к активации и превращению в основание, на<br />
котором последующие реакции смогут формироваться с исключительной<br />
быстротой. В общем, взрывоопасное состояние, создаваемое
адренокортикальной активацией, объясняет, почему люди гораздо больше<br />
подвержены вспышкам гнева, если они уже были рассержены или слегка<br />
раздражены чем-нибудь еще. Стресс любого вида вызывает<br />
адренокортикальную активацию, понижающую порог того, что<br />
провоцирует гнев. Следовательно, человек, у которого на работе выдался<br />
трудный день, особенно уязвим и позднее, дома, приходит в ярость из-за<br />
того – ну, скажем, дети слишком расшумелись или устроили беспорядок, –<br />
что при других обстоятельствах не смогло бы вызвать эмоциональный<br />
налет. К подобному пониманию гнева Цилльманн пришел, основываясь на<br />
результатах ряда проведенных им исследований. Обычно в его<br />
экспериментах участвовали добровольцы из мужчин и женщин и<br />
помощник, который, имея задание рассердить их, делал ехидные замечания<br />
в их адрес. Затем добровольцы смотрели какой-нибудь веселый или,<br />
наоборот, грустный кинофильм, после чего им предоставляли возможность<br />
отплатить ехидному помощнику, высказав свою оценку его качеств,<br />
которую якобы учтут, принимая решение, нанимать его на работу или нет.<br />
Степень их мщения оказалась прямо противоположной уровню<br />
раздражения, в котором они пребывали после просмотра фильма:<br />
трагический фильм вызвал у людей большее раздражение, и они дали<br />
помощнику наихудшие оценки.<br />
Основой гнева служит гнев<br />
Эксперименты Цилльманна, похоже, объясняют динамику семейной<br />
драмы, свидетелем которой я стал, придя в супермаркет за покупками.<br />
Между стеллажами дрейфовал голос молодой мамаши, выразительно и<br />
размеренно твердившей своему трехлетнему сыну категорическое<br />
«Поставь… это… обратно!».<br />
«Но я это хочу!» – хныкал он, еще крепче цепляясь за коробку с<br />
зерновым завтраком «Черепашки ниндзя».<br />
«Поставь это обратно!» – уже громче последовал приказ, а гнев явно<br />
набирал обороты.<br />
В тот же самый миг девочка, сидевшая в тележке, уронила банку с<br />
вареньем, которую хватала губами. Когда банка, упав на пол, разлетелась<br />
вдребезги, мамаша взвизгнула: «Так я и знала!» и, отвесив крошке звонкий<br />
подзатыльник, в бешенстве вырвала у сына из рук коробку и с шумом<br />
швырнула ее на ближайшую полку. Потом сгребла его в охапку и ринулась<br />
по проходу, толкая перед собой опасно накренившуюся вбок тележку;
девочка в тележке громко рыдала, а мальчик, болтая ногами, вопил:<br />
«Отпусти меня, ну отпусти же меня!»<br />
Цилльманн установил: когда организм уже взвинчен, как, например, у<br />
мамаши из супермаркета, и что-то провоцирует «эмоциональный налет», то<br />
следующая эмоция, будь то гнев или тревога, окажется необычайно<br />
сильной. Такова динамика процесса, когда кто-то приходит в ярость.<br />
Цилльманн рассматривает нарастающий гнев как «последовательный ряд<br />
провокаций, где каждая запускает возбудительную реакцию, затухающую<br />
очень медленно». В данной последовательности каждая новая<br />
провоцирующая гнев мысль (или ощущение) становится спусковым миникрючком<br />
для создаваемых миндалевидным телом волн катехоламинов,<br />
причем каждая волна формируется на гормональном импульсе предыдущих<br />
волн. Вторая волна приходит до того, как первая уже стихла, а третья – на<br />
пике первых двух и т. д. Каждая последующая волна «едет» на хвостах<br />
предыдущих, быстро повышая уровень физиологического возбуждения<br />
организма. Мысль, которая поступает позже, повышает степень<br />
раздражения в большей степени, чем первоначальная. Таким образом, гнев<br />
растет на гневе, а эмоциональный мозг «раскаляется» чем дальше, тем<br />
больше, и в итоге ярость, не сдерживаемая разумом, легко переходит в<br />
буйство.<br />
В этот момент люди неумолимы и не доступны доводам разума; все их<br />
мысли вращаются вокруг мести и ответных действий, и они полностью<br />
забывают о возможных последствиях. Как объясняет Цилльманн, высший<br />
уровень возбуждения «питает обманчивое представление о силе и<br />
неуязвимости, которое может воодушевить и способствовать агрессии»,<br />
когда взбешенный человек «за неимением когнитивного руководства»<br />
полагается на самые примитивные ответные реакции. Побуждение,<br />
исходящее от лимбической системы, преобладает. Руководством к<br />
действию становятся грубейшие уроки жестокости жизни.<br />
Бальзам для гнева<br />
Принимая во внимание результаты исследования анатомии гнева,<br />
Цилльманн видит два главных способа вмешательства. Первый<br />
заключается в том, чтобы ухватить мысли, вызывающие волны гнева, и<br />
усомниться в их правильности, так как именно эта первоначальная оценка<br />
взаимодействия и подкрепляет, и поддерживает первую вспышку гнева, а<br />
последующие лишь раздувают огонь. Выбор момента имеет значение: чем
раньше остановить цикл развития гнева, тем большего эффекта можно<br />
добиться. В самом деле, развитие гнева можно полностью остановить, если<br />
успокаивающая информация поступит раньше, чем человек начнет<br />
действовать, руководствуясь гневом.<br />
Роль способности к пониманию в обуздании гнева проясняет еще один<br />
эксперимент Цилльманна, в ходе которого грубый ассистент всячески<br />
оскорблял и выводил из себя добровольных участников эксперимента,<br />
которые «ездили» на велотренажере. Когда добровольцам представлялась<br />
возможность отплатить той же монетой грубияну-экспериментатору (опять<br />
же дав ему плохую оценку, которая, как они думали, будет использована<br />
при рассмотрении его кандидатуры при приеме на работу), они делали это<br />
со злобной радостью. Но в одном варианте эксперимента другая<br />
помощница вошла в момент, когда добровольцы уже были раздражены, и<br />
как раз перед тем, как им представился бы шанс отомстить; она сказала<br />
дерзкому экспериментатору, что его просят к телефону внизу в вестибюле.<br />
Уходя, он и ей отпустил ехидное замечание. Но она восприняла его с<br />
полным пониманием, объяснив остальным после его ухода, что на него<br />
ужасно давят и расстраивают предстоящие устные экзамены на ученую<br />
степень. Когда сердитым добровольцам представилась-таки возможность<br />
расквитаться с грубияном, они не стали этого делать, зато выразили ему<br />
сочувствие.<br />
Такая смягчающая информация позволяет произвести переоценку<br />
событий, вызывающих гнев. Но для обуздания гнева существует особое<br />
«окно благоприятной возможности». Цилльманн обнаружил, что оно<br />
отлично действует при умеренных степенях раздражения. Но когда ярость<br />
достигает высокого уровня, оно не имеет никакого значения. Причина –<br />
явление, которое он называет «когнитивной несостоятельностью». Иными<br />
словами, люди становятся неспособны здраво мыслить. Когда люди уже не<br />
помнили себя от бешенства, они отмахивались от смягчающей информации<br />
со словами: «Ну, это уже слишком!» или прибегали к «самым грубым<br />
выражениям, какие только есть в родном языке», как деликатно выразился<br />
Цилльманн.<br />
Успокоение<br />
Однажды, когда мне было тринадцать лет, я в приступе гнева<br />
выбежал из дома, поклявшись никогда более туда не<br />
возвращаться. Как сейчас помню, стоял прекрасный летний день,
и я ушел довольно далеко, бродя по восхитительным узким<br />
улочкам, пока не ощутил, что тишина и красота постепенно<br />
умерили гнев и внесли покой в мою душу. Спустя несколько<br />
часов я, растроганный почти до слез, вернулся домой, сожалея о<br />
своем глупом поступке. С тех пор, когда мной овладевает приступ<br />
гнева, я стараюсь по возможности справляться с ним<br />
аналогичным образом и считаю, что это наилучший метод<br />
лечения.<br />
Этот рассказ отвечает теме одного из первых научных исследований<br />
гнева, проведенного в 1899 году. Он по-прежнему служит моделью второго<br />
способа успокоения. Для «охлаждения страстей», в физиологическом<br />
смысле – освобождения от выброса адреналина, требуется обстановка, не<br />
предполагающая дополнительных механизмов разжигания ярости. К<br />
примеру, при споре нужно на какое-то время прекратить общение с<br />
противником. Тогда рассерженный человек может притормозить<br />
нарастание враждебности, найдя для себя способ отвлечься или развлечься.<br />
Развлечение, по мнению Цилльманна, является мощным средством<br />
изменить настроение, что и естественно: трудно раздражаться, когда<br />
приятно проводишь время. Фокус в том, чтобы первым делом остудить<br />
гнев до такого уровня, когда человек окажется способным развеселиться.<br />
Проведенный Цилльманном анализ процессов усиления и успокоения<br />
гнева дает объяснение многим открытиям Дианы Тайс в области стратегий,<br />
которыми люди, по их словам, пользуются, чтобы смягчить гнев. Согласно<br />
одной достаточно эффективной стратегии, надо отойти от всех и вся и<br />
успокаиваться в полном одиночестве. Многие мужчины воспринимают это<br />
как совет поехать покататься – что усложняет жизнь другим водителям (как<br />
сообщила мне Тайс, собственная теория побудила ее быть более<br />
бдительной за рулем). Вероятно, безопаснее было бы отправиться на<br />
длительную пешую прогулку. Против гнева также очень помогает<br />
энергичная физзарядка. Не меньший эффект дают и разные методы<br />
релаксации, например глубокое дыхание и мышечное расслабление. Они<br />
изменяют физиологию организма, переводя его из состояния сильного в<br />
состояние пониженного возбуждения, а возможно, еще и отвлекают от<br />
всего, что вызвало гнев. Механизм успокоения с помощью активных<br />
физических упражнений, видимо, тот же самый: после сильной<br />
физиологической активации во время зарядки организм, как только вы ее<br />
прекращаете, возвращается на уровень низкой активации.<br />
Однако ни один способ успокоения не сработает, если одну за другой
перебирать в голове мысли, провоцирующие гнев: каждая такая мысль сама<br />
по себе есть малый спусковой крючок для поэтапного включения<br />
раздражения. Положительная сторона развлечений в том, что они<br />
прерывают цепь раздражающих мыслей. В ходе изучения стратегий,<br />
которыми многие пользуются, чтобы справиться с раздражением, Тайс<br />
обнаружила, что разнообразные развлечения, вообще говоря, помогают<br />
обуздать гнев. Так, телевидение, кино, чтение и тому подобные средства не<br />
дают вам без конца обмусоливать раздражающие мысли, которые лишают<br />
душевного равновесия. По мнению Тайс, такие удовольствия, как шопинг и<br />
вкусная еда, не дают ощутимого эффекта, поскольку ничто не мешает вам<br />
продолжать мысленно негодовать и возмущаться, курсируя по<br />
супермаркету или отправляя в рот кусок шоколадного торта.<br />
К этим стратегиям можно добавить несколько методов, разработанных<br />
Редфордом Уильямсом, психиатром из Университета Дьюка. Он изыскивает<br />
способы помочь справляться с раздражительностью тем<br />
недоброжелательным и злобным людям, у которых существует высокая<br />
степень риска получить сердечное заболевание. В частности, он советует<br />
им прибегать к самоосознанию, чтобы засекать циничные или враждебные<br />
мысли по мере появления и записывать их в тетрадочку. Уловленные таким<br />
образом гневные мысли можно поставить под вопрос и заново оценить,<br />
хотя, как считает Цилльманн, такой метод лучше работает в ситуации, когда<br />
раздражение еще не перешло в ярость.<br />
Обманчивость разрядки напряжения с помощью<br />
высказывания<br />
Как-то раз, когда я уселся в нью-йоркское такси, молодой человек,<br />
переходивший улицу, остановился прямо перед машиной, пережидая поток<br />
автомобилей. Водитель, которому не терпелось тронуться с места,<br />
посигналил ему, побуждая уйти с дороги. В ответ последовали сердитый<br />
взгляд и непристойный жест.<br />
«Ах ты сукин сын!» – взревел водитель, ударяя одновременно по<br />
педалям акселератора и тормоза и заставляя тем самым машину делать<br />
угрожающие броски вперед. Перед лицом смертельной угрозы молодой<br />
человек с недовольным видом чуть отошел в сторону и, когда такси<br />
медленно проползало мимо него, встраиваясь в транспортный поток, врезал<br />
по нему кулаком. После чего водитель разразился в адрес парня<br />
длиннющей тирадой, состоявшей почти сплошь из непечатных выражений.
Мы ехали дальше, а водитель, все еще заметно взволнованный, сказал<br />
мне: «Ни в коем случае ни от кого не терпите оскорбления. Обязательно<br />
крикните что-нибудь в ответ – по крайней мере, вам станет легче!»<br />
Катарсис иногда считается превосходным способом справиться с<br />
гневом. Расхожая теория утверждает: «вам станет легче». Но, как<br />
свидетельствуют открытия Цилльманна, существует довод против<br />
катарсиса, высказанный где-то в 1950-е годы. Тогда психологи начали<br />
экспериментально проверять последствия катарсиса и раз за разом<br />
обнаруживали, что «выпускание» гнева на волю мало что или вовсе ничего<br />
не дает с точки зрения освобождения от него (хотя в силу обманчивой<br />
природы гнева может ощущаться удовлетворение). Существуют, быть<br />
может, какие-то особые условия, при которых потоки брани, изливаемые в<br />
гневе, действительно срабатывают: когда они обрушиваются<br />
непосредственно на человека, являющегося объектом гнева, когда излияние<br />
восстанавливает самообладание или устраняет несправедливость или когда<br />
причиняет «оправданный ущерб» другому человеку, заставляет его<br />
изменить какие-то вызывающие недовольство действия без того, чтобы<br />
отвечать тем же самым. Но в силу подстрекательской природы гнева бывает<br />
легче посоветовать, чем сделать.<br />
Тайс установила: излияние гнева – один из наихудших способов<br />
успокоиться: вспышки ярости, как правило, усиливают активацию<br />
эмоционального мозга, заставляя людей испытывать не меньшую, а более<br />
сильную эмоцию. На основании рассказов людей о случаях, когда они<br />
выплескивали ярость на того, кто их раздражил, Тайс выяснила: конечным<br />
результатом было продление состояния, а не его прекращение. Гораздо<br />
более действенной оказывалась следующая методика: сначала люди<br />
успокаивались, а потом встречались лицом к лицу с тем, кто вызвал их<br />
гнев, чтобы уже в более конструктивной или убедительной манере<br />
разрешить спор. Мне довелось однажды услышать ответ тибетского<br />
учителя Гогьяма Трунгпы, когда его спросили, как лучше всего справиться<br />
с гневом: «Не подавляйте его. Но и не руководствуйтесь им».<br />
Успокоение тревоги: ну что, беспокоимся?<br />
О Господи! С глушителем, кажется, дело швах… Боюсь,<br />
придется отогнать машину в мастерскую!.. Но я не могу<br />
позволить себе такие расходы… Или надо будет залезать в<br />
деньги, отложенные на колледж Джимми… Что если мне не
хватит денег оплатить его обучение?.. Как некстати эти плохие<br />
оценки в табеле на прошлой неделе… А вдруг он станет хуже<br />
учиться и не сможет поступить в колледж?.. Тут еще этот чертов<br />
глушитель… совсем не фурычит!<br />
Вот примерно так тревожный разум без конца прокручивает все тот же<br />
сценарий обыденной мелодрамы: один комплекс забот тянет за собой<br />
следующий, а тот цепляется за предыдущий. Приведенный выше пример<br />
принадлежит Элизабет Раумер и Томасу Борковцу, психологам из<br />
Университета штата Пенсильвания. Долгое время занимаясь изучением<br />
беспокойства, составляющего суть всяческой тревожности, они возвысили<br />
его от невротической проблемы до научной. Разумеется, ничего страшного,<br />
если человеком владеет беспокойство; в процессе обдумывания проблемы –<br />
то есть использования конструктивного мышления, которое может<br />
выглядеть как озабоченность, – часто приходит решение. В самом деле в<br />
основе тревоги лежит определенная реакция, а именно бдительность в<br />
отношении потенциальной опасности, которая, без сомнения, играла<br />
чрезвычайно важную роль с точки зрения выживания в процессе эволюции.<br />
Когда страх включает эмоциональный мозг, часть возникающей в<br />
результате тревоги фиксирует внимание на непосредственной угрозе,<br />
заставляя ум озаботиться идеей, как с нею справиться, и отвлечься на время<br />
от всего остального. Беспокойство в известном смысле можно<br />
рассматривать как репетицию события, которое может развернуться<br />
неблагоприятным образом, и изложение способа, как с ним справиться.<br />
Следовательно, задача беспокойства сводится к тому, чтобы выработать<br />
оптимальное решение при столкновении с жизненными трудностями,<br />
предвосхищая опасности до того, как они появились.<br />
Проблема обычно возникает в связи с хроническим, то есть затяжным,<br />
неоднократно повторяющимся беспокойством, которое, возвращаясь все<br />
снова и снова, так и не приближает вас к положительному решению.<br />
Тщательный анализ состояния хронического беспокойства обнаруживает,<br />
что оно обладает всеми атрибутами низкопробного эмоционального<br />
бандитизма: беспокойство появляется вроде бы ниоткуда, не поддается<br />
контролю, создает постоянный шум тревоги, недоступно разуму и запирает<br />
мучимого опасениями человека в одиночной камере заскрорузлого<br />
отношения к тревожащей его проблеме. Когда такой цикл развития<br />
беспокойства становится более напряженным и приобретает устойчивый<br />
характер, он в итоге завершается настоящим нервным нападением, или<br />
неврозами страха, среди которых разного рода фобии, навязчивые
состояния, побуждения и панические атаки. Для каждого из этих<br />
расстройств характерна своя манера концентрации беспокойства: при<br />
фобиях – на пугающей ситуации, при навязчивых состояниях – на<br />
предотвращении какого-нибудь страшного несчастья, при панических<br />
атаках – на страхе смерти или самой возможности атаки.<br />
Общим знаменателем всех этих состояний является вышедшее из-под<br />
контроля беспокойство. Например, у женщины, которую лечили от невроза<br />
навязчивых состояний, сложился ряд ритуалов, на исполнение которых у<br />
нее уходила большая часть времени бодрствования: принятие душа по<br />
сорок пять минут несколько раз в день ежедневно и мытье рук в течение<br />
пяти минут двадцать или более раз в день. Она не садилась, пока сначала не<br />
протирала сиденье тампоном, смоченным в спирте. Она никогда не<br />
дотрагивалась ни до детей, ни до животных – и те, и другие казались<br />
«слишком грязными». В основе всех этих навязчивых действий лежал<br />
патологический страх перед микробами. Она пребывала в постоянном<br />
беспокойстве от мысли, что без мытья и стерилизации она подхватит<br />
какую-нибудь болезнь и умрет.<br />
Женщина, лечившаяся от «синдрома общей тревожности» (принятая в<br />
психиатрии диагностическая категория для пребывающих в состоянии<br />
постоянного беспокойства) так отреагировала на требование<br />
побеспокоиться вслух в течение одной минуты:<br />
Наверное, я не смогу сделать это как следует. Это настолько<br />
нарочито, что не может служить указанием на нечто реальное, а<br />
нам нужно разобраться, в чем дело. Потому что, если мы не<br />
доберемся до сути дела, я не поправлюсь. А если я не<br />
поправлюсь, то никогда не буду счастлива.<br />
В столь виртуозном проявлении беспокойства по поводу беспокойства<br />
просьба побеспокоиться в течение минуты всего за несколько секунд<br />
довела до мысли о катастрофе всей жизни: «Я никогда не буду счастлива».<br />
Волнения, как правило, диктуют такой образ действий: озвучивая их<br />
самому себе, пациент перескакивает с одного предмета беспокойства на<br />
другой, и рассказ чаще всего содержит раздувание любого из них до<br />
масштабов катастрофы, какой-нибудь ужасной трагедии. Волнения почти<br />
всегда воспринимаются внутренним слухом, а не мысленным взором, то<br />
есть выражаются в словах, а не в образах, – факт, имеющий значение для<br />
сдерживания беспокойства.<br />
Борковец и его коллеги начали изучать беспокойство как таковое, когда
пытались найти способ лечения бессонницы. Тревожность, согласно<br />
наблюдениям других исследователей, бывает двух видов: когнитивная<br />
(вызывающие тревогу мысли) и соматическая (физиологические симптомы<br />
тревоги, например, потливость, отчаянное сердцебиение или напряжение<br />
мышц). Как обнаружил Борковец, главная напасть у страдающих<br />
бессонницей – вовсе не телесная активность. Им не давали заснуть<br />
навязчивые мысли. Они испытывали хроническое беспокойство и не могли<br />
перестать волноваться независимо от того, насколько хотели спать.<br />
Единственное, что действительно помогало им заснуть, – освобождение<br />
сознания от тревоги и сосредоточение на ощущениях, созданных с<br />
помощью какого-нибудь метода релаксации. Короче говоря, от<br />
беспокойства можно избавиться, только переключив внимание на чтонибудь<br />
другое.<br />
Большинство мучимых тревогой людей, по-видимому, на это<br />
неспособны. Причина, как полагает Борковец, связана с частым<br />
беспокойством, которое чрезвычайно усиливается и становится привычкой.<br />
Но таково, похоже, некоторое достоинство беспокойства: оно становится<br />
способом обойтись с потенциальной угрозой или возможной опасностью.<br />
Работа беспокойства, когда оно овладевает человеком, состоит в<br />
перечислении возможных опасностей и изыскании способов справляться с<br />
ними. Это, однако, вовсе не означает, что беспокойный человек тщательно<br />
прорабатывает все варианты. Новые решения и оригинальные подходы к<br />
рассмотрению проблемы не обязательно возникают из беспокойства,<br />
особенно если оно приобрело хронический характер. Беспокойство, как<br />
правило, заставляет просто пережевывать опасность, погружаясь в<br />
вызванный ею же страх, но оставаясь в том же русле мышления, а не<br />
находить решение проблем. Хронически беспокойные пациенты<br />
тревожатся о множестве разных вещей, большинство из которых почти<br />
наверняка никогда не случится. Они усматривают опасность в том, чего<br />
другие попросту не замечают.<br />
Однако люди, страдающие от чувства мучительного беспокойства, не<br />
раз говорили Борковцу, что оно им помогает и что их тревоги могут<br />
продолжаться бесконечно, образуя замкнутый цикл охваченного страхом<br />
мышления. Но почему же все-таки беспокойство превращается в некое<br />
подобие ментальной наркомании? Факт есть факт, хотя и, как отмечает<br />
Борковец, несколько странный: привычка беспокоиться подкрепляется в<br />
том же смысле, что и пристрастия вообще. Поскольку люди беспокоятся по<br />
поводу событий, вероятность которых в действительности очень мала<br />
(любимый человек погибнет в авиакатастрофе, разорится и т. п.), то, по
крайней мере, примитивная лимбическая система усматривает здесь нечто<br />
магическое. Подобно амулету, который предохраняет от какого-то<br />
ожидаемого зла, беспокойство якобы помогает предотвратить опасность,<br />
которая его и вызывает.<br />
Как «работает» беспокойство<br />
Она приехала в Лос-Анджелес со Среднего Запада работать<br />
по найму у одного издателя. Но издательство вскоре перекупил<br />
другой владелец, и она осталась не у дел. Приняв решение<br />
пуститься в свободное плавание в качестве внештатного<br />
журналиста – очень, кстати сказать, нестабильная область рынка<br />
труда, – она быстро поняла, что ей либо придется сутками пахать<br />
не разгибаясь, либо нечем будет платить за квартиру. Она узнала,<br />
что значит нормировать телефонные звонки, и впервые в жизни<br />
осталась без медицинской страховки [36] . Отсутствие источника<br />
постоянного дохода было для нее особенно мучительным, и,<br />
естественно, сразу же обнаружив у себя катастрофическое<br />
ухудшение здоровья, она уверилась, что каждый приступ<br />
головной боли свидетельствует об опухоли в головном мозге, и<br />
вдобавок постоянно представляла, как погибает в автомобильной<br />
аварии, стоит только ей отъехать от дома. Ее все чаще стали<br />
одолевать мучительные фантазии, а голова была набита<br />
тревожными мыслями. Но она, по ее словам, воспринимала свои<br />
волнения как нечто привычное.<br />
Борковец открыл еще одну неожиданную пользу от беспокойства.<br />
Пока люди погружены в беспокойные мысли, они, по-видимому, не<br />
обращают внимания на субъективное чувство тревоги, возбуждаемое этими<br />
мыслями (учащенное сердцебиение, капельки пота, лихорадочный озноб),<br />
и по мере продолжения беспокойства оно, похоже, действительно отчасти<br />
подавляет тревожность. По крайней мере на это указывает частота<br />
сердечных сокращений. События развиваются, вероятно, так: человек,<br />
склонный к беспокойству, обращает внимание на нечто, вызывающее в<br />
воображении образ потенциальной угрозы или опасности; эта<br />
представленная катастрофа, в свою очередь, запускает слабый приступ<br />
тревоги. Затем жертва беспокойства углубляется в длинную вереницу<br />
мучительных мыслей, каждая из которых подбрасывает еще один повод для
беспокойства. Пока эта цепь продолжает приковывать к себе внимание,<br />
сосредоточенность на этих самых мыслях отвлекает ум от исходного образа<br />
катастрофы, который запустил тревожность. Как установил Борковец,<br />
образы являются более мощными спусковыми механизмами для<br />
физиологически обусловленной тревожности, чем мысли. Поэтому<br />
погруженность в мысли, за исключением мысленных образов всяческих<br />
бедствий, частично облегчает переживание тревоги. До такой же степени<br />
усиливается беспокойство как половинчатое средство против той самой<br />
тревожности, которую оно вызвало.<br />
Но и хроническое беспокойство бесполезно, поскольку принимает вид<br />
шаблонных закоснелых идей, а не творческих озарений, действительно<br />
подвигающих к разрешению проблемы. Эта косность проявляется не<br />
только в одном и том же содержании тревожной мысли, которое снова и<br />
снова воспроизводит исходную идею. На уровне нервной системы, повидимому,<br />
имеет место кортикальная ригидность – дефицит способности<br />
эмоционального мозга гибко реагировать на изменяющиеся обстоятельства.<br />
Короче говоря, хроническое беспокойство диктует несколько<br />
последовательных способов, до некоторой степени успокаивающих<br />
тревогу, но никогда не решающих проблему.<br />
Единственное, что хронически беспокойные личности не могут<br />
сделать, – последовать совету, который им чаще всего подают: «Просто<br />
перестаньте беспокоиться» (а тем паче «Не беспокойтесь и будьте<br />
счастливы»). Поскольку проявления хронического беспокойства, видимо,<br />
представляют собой периоды слабой активности миндалевидного тела, они<br />
возникают сами по себе. И стоит им только возникнуть, как они – в силу<br />
своей природы – сохраняются. Но, проделав огромную экспериментальную<br />
работу, Борковец нашел несколько простых мер, которые помогут даже<br />
самым неисправимым беспокойным личностям контролировать эту<br />
привычку.<br />
Первый шаг – самоосознание. Нужно отследить вызывающие<br />
беспокойство эпизоды как можно ближе к началу, в идеале – как только или<br />
сразу же после того, как мимолетный образ катастрофы запустит цикл<br />
беспокойства и тревожности. Борковец преподает людям свой метод,<br />
прежде всего приучая их отслеживать субъективные указатели стимула<br />
тревожности и особенно – учиться определять ситуации, вызывающие<br />
беспокойство, или мимолетные мысли и образы, стимулирующие<br />
беспокойство, а также сопутствующие ощущения тревожности в<br />
организме. Практикуясь, люди научаются идентифицировать беспокойство<br />
все в более и более ранний момент на спирали тревожности. К тому же они
осваивают методы релаксации, которые смогут применять, когда заметят<br />
начинающееся беспокойство, и, ежедневно практикуясь в релаксации,<br />
сумеют воспользоваться приемами в том месте, где окажется нужнее всего.<br />
Однако одного только метода релаксации недостаточно. Люди, которые<br />
мучаются из-за вызывающих беспокойство мыслей, прежде всего должны<br />
научиться давать им решительный отпор. Если они этого не сделают, то<br />
спираль беспокойства постоянно будет накручиваться. В качестве<br />
следующего шага они должны занять критическую позицию в отношении<br />
своих прогнозов: велика ли вероятность того, что пугающее их событие<br />
действительно произойдет? Есть ли только один вариант развития событий,<br />
без вариантов? Можно ли предпринять какие-то конструктивные шаги?<br />
Поможет ли им по-настоящему бесконечное пережевывание одних и тех же<br />
тревожных мыслей?<br />
Сочетание вдумчивости и здорового скептицизма, вероятнее всего,<br />
сработало бы как тормоз и прекратило бы нервное возбуждение, питающее<br />
не слишком сильную тревогу. Активное вырабатывание такого рода мыслей<br />
поможет запустить схему, которая сумеет помешать лимбической системе<br />
включить беспокойство. В то же время активное приведение в<br />
расслабленное состояние противодействует сигналам тревоги, которые<br />
эмоциональный мозг рассылает по всему организму.<br />
Действительно, как отмечает Борковец, такие стратегии задают ход<br />
ментальной деятельности, несовместимой с беспокойством. Если<br />
беспокойству не помешать возвращаться снова и снова, оно приобретет<br />
«способность убеждать». А если давать ему отпор, рассматривая несколько<br />
равновероятных вариантов, то вы перестанете наивно принимать за истину<br />
каждую тревожную мысль. Подобный метод помогает освободиться от<br />
привычки беспокоиться даже тем, у кого беспокойство становится<br />
настолько серьезным, что его можно приравнять к психиатрическому<br />
диагнозу.<br />
С другой стороны, людям, у которых беспокойство стало настолько<br />
серьезным, что переросло в фобию, невроз навязчивых состояний или<br />
паническую атаку, возможно, было бы разумнее – что служит признаком<br />
самосознания – обратиться за помощью к лекарственным средствам, чтобы<br />
прервать цикл. Перенастройка эмоциональной схемы посредством терапии<br />
необходима еще и для того, чтобы уменьшить вероятность возврата<br />
неврозов страха после прекращения приема лекарств.<br />
Как справляться с меланхолией
Уныние – единственное настроение, которое все пытаются побыстрее<br />
с себя стряхнуть, прикладывая максимум усилий. По мнению Дианы Тайс,<br />
люди оказываются наиболее изобретательными, когда речь заходит о<br />
стремлении отделаться от хандры. Разумеется, не от всякой печали следует<br />
избавляться, поскольку меланхолия, к примеру, как и любое другое<br />
настроение, имеет свои резоны. Грусть, которую приносит потеря,<br />
неизменно подавляет наш интерес к развлечениям и удовольствиям,<br />
сосредоточивает внимание на том, что потеряно, и ослабляет нашу<br />
энергию, мешая нам собраться с новыми силами, по крайней мере, на<br />
какое-то время. Короче говоря, она стимулирует своего рода рефлекторный<br />
уход от бурного коловращения жизни, оставляя нас в подвешенном<br />
состоянии горевать о потере, пытаться понять ее смысл, и, в конце концов,<br />
совершать психологическую настройку и строить новые планы, как жить<br />
дальше.<br />
Переживание тяжелой утраты или потери мотивировано; полнейшая<br />
депрессия – нет. Уильям Стайрон дал яркое описание «многих ужасных<br />
проявлений этой болезни», среди которых ненависть к себе, чувство<br />
никчемности, «пробирающая до нутра безрадостность» и «охватывающая<br />
меня тоска, чувство страха и отчуждения и более всего удушающая<br />
тревога». К тому же существуют и интеллектуальные показатели: «потеря<br />
ориентации, неспособность к мысленному сосредоточению и провалы<br />
памяти» и – на более поздней стадии – сознание оказывается «во власти<br />
беспорядочных искажений», появляется «ощущение, будто мыслительные<br />
процессы накрыло ядовитой, не поддающейся описанию волной, которая<br />
стерла всяческие приятные реакции на живой мир». Есть и физические<br />
результаты: бессонница, ощущение себя таким же безразличным, как<br />
зомби, «нечто вроде оцепенения, расслабленности, а точнее – странной<br />
хрупкости» наряду с «суетливым беспокойством». Потом полностью<br />
пропало удовольствие: «Пища, как и все остальное из сферы чувственных<br />
ощущений, совершенно потеряла вкус». В заключение умерла надежда.<br />
Тогда «серый мелкий моросящий дождь подавленного настроения» принял<br />
форму отчаяния, столь ощутимого, что оно стало похоже на физическую<br />
боль, причем настолько непереносимую, что самоубийство начало казаться<br />
наилучшим выходом.<br />
При такой серьезной депрессии жизнь парализуется; никаких<br />
начинаний. Сами по себе симптомы депрессии свидетельствуют о жизни в<br />
режиме ожидания. Стайрону никакие лекарственные средства и никакая<br />
терапия не помогали; только время и убежище в виде госпиталя рассеяли<br />
уныние. Но большинству людей, особенно в менее тяжелых случаях,
поможет психотерапия, равно как и лекарственная терапия: сегодня для<br />
лечения применяется прозак, однако существует больше дюжины других<br />
составов, приносящих некоторое облегчение, особенно при тяжелой<br />
депрессии.<br />
Но здесь я хочу сосредоточить внимание на гораздо более<br />
распространенной печали, верхний предел которой с формальной точки<br />
зрения достигает уровня «бессимптомной депрессии», то есть обычной<br />
меланхолии. Перед нами круг подавленных состояний, с которыми люди<br />
могут справляться самостоятельно, если располагают собственными<br />
духовными ресурсами. К сожалению, некоторые из стратегий, к которым<br />
чаще всего прибегают, могут приводить к неожиданным и неприятным<br />
последствиям. Люди чувствуют себя хуже, чем прежде. Одна из таких<br />
стратегий – уединение, часто кажущееся очень привлекательным; однако<br />
гораздо чаще оно всего лишь добавляет к печали ощущение одиночества,<br />
разобщенности с людьми. Тайс открыла, что самой популярной тактикой<br />
борьбы с депрессией является общение – выходы из дома, чтобы поесть,<br />
сходить на бейсбол или в кино, короче говоря, то, чем можно заниматься с<br />
друзьями или с семьей. Все это действует очень хорошо, если конечным<br />
результатом должно стать избавление от печальных мыслей. И просто<br />
улучшает настроение, если человек решает поразмышлять, что же ввергло<br />
его в хандру.<br />
В самом деле, одним из главных факторов, определяющих, сохранится<br />
угнетенное состояние или рассеется, является степень погружения в<br />
уныние. Волнение по поводу того, что нас угнетает, видимо, делает<br />
депрессию все более глубокой и долгой. Во время депрессии беспокойство<br />
принимает разные формы, но внимание всегда концентрируется на какомто<br />
аспекте самой депрессии: насколько измотанными мы себя чувствуем,<br />
как мало осталось у нас энергии, как слаба мотивация, или, к примеру, как<br />
мало работы мы делаем. Обычно ни одна из подобных мыслей не<br />
сопровождается конкретными действиями, которые помогли бы облегчить<br />
возникшую проблему. Другие стандартные варианты беспокойства<br />
включают такие сценарии: «обособиться от всех и вся и размышлять о том,<br />
как ужасно вы себя чувствуете; тревожиться, что ваша супруга (или супруг)<br />
откажет вам, поскольку вы пребываете в депрессии; волноваться,<br />
прикидывая, не ожидает ли вас еще одна бессонная ночь». Так говорит<br />
психолог из Стэнфордского университета Сьюзан Нолен-Хауксма, немало<br />
времени посвятившая изучению круга мыслей людей в состоянии<br />
депрессии.<br />
Люди в подавленном настроении подчас оценивают свои размышления
как попытку «лучше себя понять»; на самом же деле они подпитывают свое<br />
уныние, не предпринимая никаких шагов, чтобы реально помочь себе<br />
развеять дурное настроение. Итак, с точки зрения терапии весьма полезно<br />
глубоко обдумать причины депрессии, что приведет к прозрению или<br />
действиям, которые изменят условия, приведшие к депрессии. В любом<br />
случае пассивное погружение в уныние лишь усугубляет плохое<br />
настроение.<br />
Постоянное пережевывание тревожных мыслей также усиливает<br />
депрессию, создавая условия, которые оказываются еще более<br />
угнетающими. Нолен-Хауксма приводит пример женщины, занимавшейся<br />
продажей товаров по телефону. Она впадала в депрессию и часами<br />
расстраивалась по поводу того, что ей никак не удается заключить важные<br />
торговые сделки. Торговля ухудшилась, вселяя в нее чувство<br />
несостоятельности, питавшее депрессию. Если бы она, желая справиться с<br />
депрессией, постаралась отвлечься, то с головой ушла бы в работу,<br />
энергично обзванивая клиентов и рассматривая это как средство избавиться<br />
от грустных мыслей. Сбыт товаров, вероятнее всего, не сократился бы, и<br />
ощущение от успешной продажи укрепило бы ее уверенность в себе, так<br />
или иначе уменьшив депрессию.<br />
По мнению Нолен-Хауксма, женщины гораздо в большей степени<br />
склонны к горестным размышлениям, чем мужчины. Этим, как она<br />
полагает, по крайней мере, частично объясняется тот факт, что у женщин<br />
депрессия диагностируется вдвое чаще, чем у мужчин. Свою лепту,<br />
конечно, вносят и другие факторы: к примеру, по женщинам больше<br />
заметны их несчастья, и вдобавок у них в жизни больше причин для<br />
уныния. Мужчины же всегда могут утопить свои печали в вине (что и<br />
делают примерно в два раза чаще женщин).<br />
Как показали исследования, когнитивная терапия, направленная на<br />
изменение моделей мышления, не уступает лекарственной терапии в<br />
лечении легкой степени клинической депрессии. А в предупреждении<br />
возврата легкой депрессии даже превосходит их. В сражении оказались<br />
особенно эффективными две стратегии. Одна заключается в том, что мы<br />
учимся подвергать сомнению мысли, ранее казавшиеся основными. Мы<br />
ставим под вопрос их обоснованность и находим более позитивные<br />
решения. Другая предусматривает целенаправленное планирование<br />
приятных отвлекающих событий.<br />
Единственная причина того, что срабатывает отвлечение внимания –<br />
автоматическое действие угнетающих мыслей, бесцеремонно посягающих<br />
на душевное состояние человека. Даже если люди, пребывающие в
угнетенном состоянии, стараются подавить унылые мысли, им зачастую не<br />
удается найти лучший выход. Нахлынувшая волна гнетущих мыслей<br />
начинает оказывать мощное притягивающее действие на цепь ассоциаций.<br />
Когда унылых людей просили, например, разобрать перемешанные<br />
предложения из четырех слов, они гораздо лучше справлялись с<br />
пониманием фраз о тоске («Будущее представляется весьма зловещим»),<br />
чем о радости («Будущее выглядит чрезвычайно радужным»).<br />
При упорно сохраняющейся склонности к депрессии омрачаются даже<br />
те способы отвлечься, которые люди находят для себя. Когда пребывающим<br />
в подавленном состоянии людям раздавали список приносящих радость<br />
или скуку способов оторвать свои мысли от чего-то печального, например,<br />
похорон друга, они больше склонялись к выбору вторых. Ричард<br />
Венцлафф, психолог из Университета штата Техас, проводивший эти<br />
исследования, пришел к заключению: людям, пребывающим в подавленном<br />
состоянии, приходится прилагать особые усилия, чтобы обратить внимание<br />
на что-то совсем радостное. Они опасались по невнимательности выбрать<br />
то, что снова испортит им настроение (слезливый фильм, печальный<br />
роман).<br />
Способы поднять настроение<br />
Представьте, что вы ведете автомобиль в тумане по<br />
незнакомой, круто поднимающейся вверх извилистой дороге.<br />
Внезапно какая-то машина съезжает с дороги всего в нескольких<br />
футах впереди вас, и вы не успеваете вовремя остановиться. Вы<br />
изо всех сил вдавливаете педаль тормоза в пол, вашу машину<br />
заносит, и она въезжает в бок другого автомобиля. Вы успеваете<br />
заметить – как раз перед тем, как стекло разлетается вдребезги и<br />
металл вдавливается в металл, – что внутри полно детей, которых<br />
везут в детский сад. Затем во внезапно наступившей после<br />
столкновения тишины раздается дружный плач. Вы подбегаете к<br />
машине и видите, что один из детей лежит неподвижно. Вас<br />
переполняют угрызения совести и скорбь при виде трагедии…<br />
Такие холодящие душу сюжеты использовались, чтобы расстроить<br />
добровольцев, участвовавших в экспериментах Венцлаффа. Затем им надо<br />
было, постаравшись выбросить эту сцену из головы, сделать краткие<br />
записи о направлении собственных мыслей в течение девяти минут, и<br />
всякий раз, когда мысль о трагическом эпизоде проникала в их сознание,
они, продолжая писать, делали на листке контрольную отметку. И хотя<br />
большинство участников эксперимента с течением времени вспоминало о<br />
неприятной картине все реже и реже, тем, кто пребывал в более<br />
подавленном настроении, такие мысли приходили в голову гораздо чаще;<br />
они даже косвенно обращались к ней в мыслях, которые вроде бы должны<br />
были послужить им средством отвлечения.<br />
Более того, склонные к депрессии добровольцы, чтобы отвлечься,<br />
прибегали к другим удручающим мыслям. Как впоследствии рассказывал<br />
мне Венцлафф, «ассоциация мыслей происходит не просто по содержанию,<br />
но и по настроению. У людей в голове прокручивается набор унылых<br />
мыслей, которые охотнее всего приходят, когда они пребывают в плохом<br />
настроении. Люди, легко впадающие в депрессию, склонны создавать<br />
очень прочные ассоциативные связи между этими мыслями, так что<br />
гораздо труднее подавить их после того, как человеком уже овладело<br />
дурное настроение. По иронии судьбы, люди в угнетенном состоянии,<br />
чтобы выкинуть из головы какой-то огорчительный эпизод, вспоминают о<br />
другом, но подобном по содержанию, что только возбуждает еще больше<br />
отрицательных эмоций».<br />
Согласно одной из теорий, плач, возможно, является естественным<br />
средством понижения уровня содержания химикатов в головном мозге,<br />
которые «воспламеняют» скорбь. Но хотя рыдания порой способны<br />
разрушить колдовство печали, они не могут устранить причины отчаяния.<br />
Идея «полезного плача» неверна: плач, который подкрепляет психическое<br />
переживание, только удлиняет страдание. Развлечения разрывают цепь<br />
мыслей, питающих уныние. Одна из ведущих теорий на вопрос, почему<br />
электроконвульсивная терапия (то есть электрошок) оказывается<br />
эффективной при лечении наиболее тяжелых форм депрессии, отвечает, что<br />
она вызывает потерю кратковременной памяти: пациенты чувствуют себя<br />
лучше, потому что не могут вспомнить, из-за чего были такими<br />
печальными. Во всяком случае, чтобы стряхнуть с себя обыкновенную<br />
печаль, как советует Диана Тайс, многие прибегают к таким развлечениям,<br />
как чтение, телевидение и кино, видеоигры и головоломки, сон и мечтания,<br />
вроде фантазий на тему, как можно провести очередной отпуск. Венцлафф<br />
добавляет: наиболее действенными оказываются развлечения, которые<br />
резко изменяют ваше настроение (волнующее спортивное соревнование,<br />
веселая комедия, юмористическая книга. Однако следует соблюдать<br />
осторожность. Некоторые люди, мучимые беспокойством, сами по себе<br />
способны укреплять депрессию. Как показывают исследования, самые<br />
заядлые телеманы после просмотра нескольких программ подряд обычно
становятся еще более подавленными, чем до!)<br />
Аэробика, по мнению Тайс, относится к наиболее действенным<br />
средствам, помогающим вывести человека из легкой депрессии, равно как<br />
и рассеять просто плохое настроение. Здесь, однако, уместно заметить, что<br />
поднимающие настроение физические упражнения лучше всего действуют<br />
на ленивых, то есть на тех, кто обычно не слишком усердствует с<br />
физзарядкой. Для тех же, кто делает гимнастику каждый день, ее польза в<br />
плане изменения настроения была максимальной, когда они только начали<br />
вырабатывать в себе эту привычку. Кстати сказать, регулярный моцион<br />
часто оказывает обратное воздействие на настроение: люди начинают<br />
ощущать дискомфорт, если пропускают тренировку. Столь эффективное<br />
влияние физических упражнений, по-видимому, объясняется тем, что они<br />
изменяют физиологическое состояние человека, вызванное его<br />
настроением: депрессия – состояние низкой активности, а аэробика<br />
«выталкивает» организм в состояние высокой активности. Кроме того,<br />
разные методы релаксации, понижающие тонус организма, хорошо<br />
действуют на тревожность, если активность достаточно высока, но мало<br />
помогают при депрессии. Принцип действия этих методов, по всей<br />
вероятности, заключается в прерывании циклического развития депрессии<br />
или тревожности, поскольку все они переводят мозг на уровень активации,<br />
несовместимый с эмоциональным состоянием, подчинившим мозг своей<br />
власти.<br />
Еще одно довольно популярное средство от хандры состояло в<br />
подбадривании себя угощениями и чувственными удовольствиями.<br />
Пребывая в угнетенном состоянии, люди обычно тешили себя тем, что<br />
принимали горячую ванну или ели любимые блюда, слушали музыку или<br />
занимались сексом. Покупка себе подарка или чего-нибудь вкусненького<br />
для того, чтобы избавиться от дурного настроения, – как и хождение по<br />
магазинам вообще, даже если дело ограничивалось лишь разглядыванием<br />
витрин, – особенно популярно у женщин. Наблюдая за преподавателями и<br />
студентами колледжа, Тайс заметила, что женщины в три раза чаще, чем<br />
мужчины, избирали своей стратегией избавления от печали еду. С другой<br />
стороны, мужчины, пребывавшие в подавленном настроении, в пять раз<br />
чаще обращались к выпивке или наркотикам. Беда с перееданием или<br />
употреблением алкоголя в качестве лекарства от подавленности<br />
заключается в неожиданных и неприятных последствиях, к которым они<br />
легко могут привести: обжорство влечет за собой стыд, а алкоголь<br />
действует на центральную нервную систему как депрессант и лишь<br />
усугубляет проявления самой депрессии.
Более конструктивным методом улучшения настроения, по мнению<br />
Тайс, является организация скромной победы или легкого успеха: можно,<br />
например, энергично взяться за долго откладываемую генеральную уборку<br />
всего дома или наконец-то сделать какие-то другие дела, которые давно<br />
нужно было привести в порядок. К тому же улучшение представлений о<br />
самом себе, которое достигается всего лишь тем, что человек принарядится<br />
или подкрасится, действовало ободряюще.<br />
Одно из самых сильнодействующих (используемое почти<br />
исключительно в терапии) средств от депрессии – изменение взгляда на<br />
вещи, или когнитивное реконструирование. Так естественно – оплакивать<br />
конец отношений и предаваться жалости к себе. Например, в силу<br />
убеждения: «это значит, что я всегда буду одинок». Верный способ<br />
усугубить чувство отчаяния! Однако, если отстраниться и подумать,<br />
почему ваши отношения оказались не такими прочными и долгими и<br />
почему вы с партнером не подошли друг другу, иными словами, взглянуть<br />
на потерю по-другому, в более позитивном свете, вы обретете лекарство от<br />
печали. Поэтому настроение больных раком, независимо от серьезности их<br />
состояния, улучшалось, если они могли вспомнить другого пациента,<br />
которому было хуже («Мне-то, пожалуй, не так уж и плохо – я хоть могу<br />
ходить»). Те же, кто сравнивал себя со здоровыми людьми, испытывали<br />
наибольшую подавленность. Подобные сравнения с худшим случаем<br />
действуют удивительно ободряюще: то, что казалось удручающим, вдруг<br />
начинает выглядеть не так уж плохо.<br />
Есть и еще один действенный способ выбраться из депрессии –<br />
помогать тем, кто попал в трудные обстоятельства. Депрессию питают<br />
размышления о себе и поглощенность собственными интересами. Помощь<br />
другим отрывает нас от этих забот, потому что мы глубоко проникаемся<br />
чувствами людей, испытывающих страдание. Когда кто-то с головой<br />
уходил в работу добровольца – тренировал Малую лигу [37] , был старшим<br />
братом, содержал бездомного, эти занятия, как показали исследования<br />
Тайс, оказывались одним из самых сильнодействующих способов изменить<br />
настроение. Но и одним из редчайших.<br />
Ну и, по крайней мере, некоторые люди способны избавиться от<br />
меланхолии, обратившись к некоей сверхъестественной силе. Как сказала<br />
мне Тайс, «молитва, если, конечно, вы очень религиозны, оказывает<br />
благотворное воздействие при любых настроениях, и особенно при<br />
депрессии».
«Невозмутимые»: жизнерадостное отрицание<br />
«Он дал своему соседу по комнате под дых…» – так начинается фраза,<br />
и вот как она кончается: «…но он хотел просто включить свет».<br />
Подобное превращение агрессии в невинную, хотя и мало похожую на<br />
правду ошибку являет собой живой пример вытеснения. Эту фразу<br />
составил студент колледжа, приглашенный для добровольного участия в<br />
исследовании так называемых вытеснителей, то есть людей, которые,<br />
видимо, по привычке или автоматически стирают из своего сознания<br />
эмоциональное нарушение. Начало – «он дал своему соседу по комнате под<br />
дых» – было предложено студенту в тесте на завершение предложений.<br />
Другие тесты показали, что скромное проявление ментального избегания<br />
было частью более крупной модели поведения в его жизни – модели<br />
отключения наибольшего эмоционального потрясения. И если вначале<br />
исследователи рассматривали вытеснителей как классически неспособных<br />
переживать эмоции, как, скажем, своего рода двоюродных братьев<br />
алекситимиков, то теперь они считают их специалистами по управлению<br />
эмоциями. Вытеснители, похоже, достигли такого совершенства в умении<br />
глушить в себе негативные чувства, что даже и не замечают ничего<br />
негативного. И выходит, что вместо использования термина «вытеснитель»,<br />
как было принято среди исследователей, лучше было бы дать им более<br />
подходящее определение – невозмутимые.<br />
Большинство результатов исследования, проведенного под<br />
руководством Дэниела Вайнбергера, ныне работающего психологом<br />
в Западном резервном университете Кейса, показало: хотя такие люди,<br />
возможно, внешне выглядят спокойными и невозмутимыми, порой их<br />
одолевают физиологические расстройства, на которые они не обращают<br />
внимания. Во время теста незаконченных предложений велось постоянное<br />
наблюдение за уровнем их физиологической активности. И надо сказать,<br />
внешнее спокойствие вытеснителей явно противоречило возбужденному<br />
состоянию, в которое приходили их организмы: когда им предлагали<br />
закончить фразу о вспыльчивом соседе по комнате, равно как и некоторые<br />
другие на ту же тему, у них обнаруживались все признаки тревожного<br />
возбуждения (сильное сердцебиение, потение и повышение кровяного<br />
давления). Однако на вопрос, как они себя чувствуют, они отвечали, что<br />
абсолютно спокойны.<br />
Подобное почти не прекращающееся отключение от таких эмоций, как<br />
гнев и тревожность, встречается довольно часто: эту модель поведения,
согласно Вайнбергеру, обнаруживает один человек из шести. Теоретически<br />
дети могли бы научиться становиться невозмутимыми любым из<br />
имеющихся способов. У одного, наверное, это стало бы стратегией<br />
выживания в затруднительной ситуации, например в семье, где один из<br />
родителей алкоголик и где сама эта проблема не признается. У другого,<br />
возможно, один или оба родителя сами вытеснители и, следовательно,<br />
могут подать пример вечного хорошего настроения или постоянного<br />
присутствия духа вопреки выводящим из душевного равновесия чувствам.<br />
Или данное свойство может быть врожденной чертой характера. Хотя до<br />
сих пор никто не может объяснить, каким образом подобная модель<br />
поведения формируется в жизни, к тому времени, когда вытеснители<br />
становятся взрослыми, они уже проявляют спокойствие и собранность<br />
даже под давлением обстоятельств.<br />
Разумеется, вопрос о том, насколько они действительно спокойны и<br />
невозмутимы, остается нерешенным. Могут ли они на самом деле не знать<br />
о физических проявлениях удручающих эмоций или просто притворяются<br />
спокойными? Ответ предоставило интересное исследование Ричарда<br />
Дэвидсона, психолога из Университета штата Висконсин, ранее<br />
сотрудничавшего с Вайнбергером. Дэвидсон предложил людям с моделью<br />
невозмутимого поведения высказываться по спонтанной ассоциации со<br />
списком слов, по большей части нейтральных, но с добавлением отдельных<br />
слов, имевших враждебный или сексуальный смысл, которые почти во всех<br />
возбуждают беспокойство. Как показали телесные реакции, у них<br />
присутствовали все физиологические признаки дистресса в ответ на<br />
провокации, даже если ассоциации, которые они подбирали, обнаруживали<br />
попытки сделать более приемлемыми расстраивавшие слова, связав их с<br />
безобидными. Если первым словом было «ненависть», то ответ, скорее<br />
всего, звучал как «любовь».<br />
Дэвидсон в своем исследовании удачно использовал то, что главный<br />
центр переработки отрицательных эмоций находится в правой половине<br />
головного мозга, тогда как центр речи – в левой (у правшей). Как только<br />
правое полушарие опознает какое-либо слово как расстраивающее, оно<br />
передает эту информацию через мозолистое тело, большой разделитель<br />
между половинами мозга, в речевой центр, и в ответ произносится слово. С<br />
помощью сложной системы линз Дэвидсон сумел визуально воспроизвести<br />
слово таким образом, что его было видно только на половине поля зрения.<br />
Особенности схемы нервных проводящих путей зрительной системы<br />
таковы, что если изображение находилось в левой половине поля зрения,<br />
оно сначала распознавалось правой половиной головного мозга с
характерной для нее восприимчивостью к дистрессу. Если изображение<br />
располагалось в правой половине поля зрения, то сигнал поступал в левое<br />
полушарие мозга без оценки его огорчительности.<br />
Если слова проявлялись в правом полушарии, происходила некоторая<br />
задержка во времени, которая требовалась невозмутимым, чтобы выразить<br />
словами свою ответную реакцию. Но только в случае, если слово, на<br />
которое они реагировали, было из тех, что выводят из душевного<br />
равновесия. Когда речь шла о поиске ассоциаций для нейтральных слов,<br />
они отвечали без всякой задержки. Кстати сказать, некоторое замедление<br />
ответной реакции наблюдалось, лишь когда слова поступали в правое<br />
полушарие, а не в левое. Другими словами, невозмутимость обусловлена<br />
действием механизма нервной системы, который замедляет или<br />
препятствует передаче огорчительной информации. Вывод: они не<br />
притворялись, когда говорили, что не чувствуют себя расстроенными. Мозг<br />
ограждает их от таких сведений. Точнее говоря, пласт сладостных<br />
ощущений, который перекрывает вызывающие беспокойство восприятия,<br />
вполне может быть следствием работы левой предлобной доли. Когда<br />
Дэвидсон измерил уровни активности их предлобных долей, то, к своему<br />
удивлению, обнаружил, что слева, где находится центр осознания<br />
хорошего, активность определенно выше, чем справа, в центре обработки<br />
негативной информации.<br />
Эти люди, как сообщил мне Дэвидсон, «представляют себя в<br />
положительном свете, бодрыми и жизнерадостными. Они не признают, что<br />
стресс выводит их из душевного равновесия, и обнаруживают модель<br />
поведения, свидетельствующую об активации левой лобной доли, просто<br />
сидя в спокойной позе, что ассоциируется с позитивными чувствами. Такая<br />
деятельность мозга, возможно, объясняет их заявления о собственном<br />
спокойствии, несмотря на скрытую физиологическую активность, которая<br />
выглядит как дистресс». Суть теории Дэвидсона в том, что с точки зрения<br />
деятельности головного мозга переживание тревожащей реальности в<br />
положительном свете требует определенных затрат энергии. Повышенная<br />
физиологическая активность может быть обусловлена тем, что невральная<br />
схема долгое время пытается сохранять позитивные чувства или же<br />
подавлять любые негативные переживания или препятствовать им.<br />
Короче говоря, невозмутимость – своего рода оптимистичное<br />
отрицание, позитивное отмежевание и, возможно, ключ к разгадке<br />
срабатывания механизмов нервной системы в более тяжелых состояниях<br />
отмежевания, которые иногда возникают, например, при расстройствах в<br />
виде посттравматического стресса. Если невозмутимость просто
подразумевает самообладание, как утверждает Дэвидсон, «то она может<br />
послужить эффективной стратегией эмоциональной саморегуляции», хотя<br />
и достающейся неизвестной для самоосознания ценой.
Глава 6. Главная одаренность<br />
Всего лишь раз в жизни меня парализовал страх. Тогда я был<br />
студентом первого курса колледжа. Каким-то образом я<br />
умудрился не подготовиться к экзамену по математике. До сих<br />
пор помню аудиторию, в которую направлялся тем весенним<br />
утром с предчувствием провала и тяжестью в душе. Много раз<br />
присутствовал я на занятиях в том лекционном зале. Однако тогда<br />
я ничего не замечал. Пока я шел к месту рядом с дверью, мой<br />
взгляд сузился до кусочка пола прямо передо мной. Пока я<br />
открывал синюю обложку тетради для письменной<br />
экзаменационной работы, пульс тяжело бился у меня в ушах, а от<br />
тревоги сильно сосало под ложечкой.<br />
Лишь раз, мельком, взглянул я на экзаменационные вопросы.<br />
Битый час я пялился на эту страницу, пока мысли галопировали<br />
по последствиям, которые меня ожидали. Одни и те же мысли<br />
повторялись снова и снова, образуя замкнутый контур страха и<br />
дрожи. Я сидел неподвижно, как животное, застывшее во время<br />
движения под действием кураре. Но больше всего поражало<br />
меня, как внезапно сузилось мое мышление. Я потратил этот час<br />
не на отчаянную попытку кое-как собрать воедино некое подобие<br />
ответов на экзаменационные вопросы. Я даже не грезил. Я просто<br />
сидел, одержимый ужасом, и ждал, когда же закончится пытка.<br />
Это мое собственное описание испытанного ужаса, и для меня оно и<br />
по сей день остается самым убедительным свидетельством<br />
сокрушительного воздействия эмоционального дистресса на ясность ума.<br />
Теперь я понимаю, что мое испытание явилось, скорее всего,<br />
свидетельством способности эмоционального мозга одолеть и даже<br />
парализовать думающий мозг.<br />
Тот факт, что эмоциональные расстройства имеют свойство<br />
вмешиваться в ментальную жизнь, не новость для преподавателей.<br />
Студенты, по той или иной причине встревоженные, раздраженные или<br />
подавленные, не усваивают знания. Люди, оказавшиеся во власти таких<br />
состояний, не воспринимают информацию должным образом или не<br />
способны полностью ее переработать. Как мы узнаем из главы 5, мощные<br />
негативные эмоции переключают внимание на то, что, собственно, их и
вызывает, мешая сосредоточиться на чем-то другом. Одним из признаков<br />
того, что чувства, изменив направление, перешли в область патологии,<br />
служит следующее: они становятся столь навязчивыми, что подавляют<br />
остальные мысли, постоянно саботируя попытки уделить внимание любой<br />
другой насущной задаче. У человека, переживающего мучительный развод,<br />
или у ребенка, чьи родители разводятся, ум надолго не задерживается на<br />
тривиальном распорядке рабочего или учебного дня. У страдающих<br />
клинической формой депрессии жалость к самим себе и отчаяние,<br />
безнадежность и беспомощность перекрывают все другие мысли.<br />
Когда эмоции мешают концентрации, в первую очередь отказывает в<br />
работе «ментальная емкость». Ее ученые-когнитивисты называют рабочей<br />
памятью. Иначе говоря, способностью держать в голове всю информацию,<br />
имеющую отношение к решаемой задаче. Информация, которая содержится<br />
в рабочей памяти, может быть очень простой, как, например, цифры,<br />
составляющие телефонный номер, или чрезвычайно сложной, как<br />
замысловатые сюжетные линии, которые писатель всячески пытается<br />
сплести воедино. В ментальной жизни на рабочую память возложена<br />
административная функция, которая обеспечивает протекание всех других<br />
интеллектуальных процессов – от произнесения фразы до осмысливания<br />
сложного логического суждения. Роль рабочей памяти исполняет<br />
предлобная зона коры головного мозга. Там же, как вы знаете, сходятся<br />
чувства и эмоции. Если лимбическая схема, близкая к предлобной зоне<br />
коры головного мозга, находится под властью эмоционального дистресса,<br />
одним из последствий становится потеря в эффективности рабочей памяти:<br />
мы не способны собраться с мыслями, как я имел возможность убедиться<br />
на том страшном экзамене по математике.<br />
А теперь давайте рассмотрим роль позитивной мотивации, то есть<br />
энтузиазма, рвения и уверенности в себе, в достижении успеха.<br />
Исследования, проведенные при участии олимпийских чемпионов,<br />
музыкантов мирового класса и шахматных гроссмейстеров, показали, что<br />
всех их объединяет одна общая черта – способность находить для себя<br />
стимул неотступно следовать определенному режиму тренировочных<br />
занятий. И при постоянном увеличении степени совершенства, которое<br />
необходимо, чтобы оставаться исполнителем мирового уровня, эти суровые<br />
тренировки надо начинать все в более раннем детстве. На проходивших в<br />
рамках Олимпийских игр 1992 года соревнованиях по прыжкам в воду<br />
участвовала команда китайских ныряльщиков в возрасте 12 лет. За свою<br />
жизнь они потратили на тренировки столько же времени, сколько члены<br />
американской команды, которым было немного за двадцать. Только
китайские спортсмены начали тренироваться в суровом режиме уже с<br />
четырех лет. Аналогичным образом виртуозные скрипачи двадцатого<br />
столетия приступали к занятиям в пять лет, а чемпионы игры в шахматы<br />
международного класса впервые сели за шахматную доску в среднем в<br />
семилетнем возрасте. Те же, кто начинал в десять лет, не поднялись выше<br />
уровня национальной знаменитости. Более раннее начало обеспечивает<br />
преимущество и в плане продолжительности: добившиеся наибольших<br />
успехов студенты-скрипачи лучшего музыкального училища в Берлине,<br />
которым едва исполнилось двадцать лет, практиковались в игре на скрипке<br />
в общей сложности в течение десяти тысяч часов. Студенты второго<br />
уровня – в среднем около семи с половиной тысяч часов.<br />
Вот что, наверное, отличает тех, кто достиг высшей ступени в<br />
занятиях, предполагающих соревнование, от других людей с примерно<br />
такими же способностями: до какой степени они, рано начав заниматься, на<br />
протяжении многих лет могут соблюдать заведенный порядок<br />
изнурительных практических занятий. И упорство зависит от<br />
эмоциональных особенностей человека – прежде всего от энтузиазма и<br />
стойкости перед лицом неудач.<br />
Какой, помимо врожденных способностей, добавочный выигрыш в<br />
борьбе за достижение успеха в жизни дает мотивация, можно понять по<br />
замечательной работоспособности, демонстрируемой студентами-азиатами<br />
в американских школах. Тщательный анализ данных говорит, что средний<br />
коэффициент умственного развития американских детей азиатского<br />
происхождения всего лишь на два-три балла превышает данный показатель<br />
у белых детей. И все же, если проводить сравнение на базе таких<br />
профессий, как юриспруденция и медицина, в которых специализируются<br />
многие американцы азиатского происхождения, они в большинстве ведут<br />
себя так, будто их коэффициент умственного развития намного выше.<br />
Например, эквивалентен коэффициенту умственного развития, равному 110<br />
у американцев японского происхождения и 120 у американцев китайского<br />
происхождения. Причина, по-видимому, в том, что уже с самых младших<br />
классов школы азиатские дети занимаются усерднее, чем белые. Сенфорд<br />
Доренбуш, социолог из Стэнфордского университета, наблюдая более чем<br />
за десятью тысячами учащихся средней школы, обнаружил: американцы<br />
азиатского происхождения тратят на выполнение домашних заданий на 40<br />
процентов времени больше, чем остальные ученики. «В то время как<br />
большинство американских родителей готовы признавать, что их ребенок<br />
слаб в некоторых областях, и подчеркивают его сильные стороны, азиаты<br />
занимают такую позицию: если ты недостаточно хорошо справляешься с
учебой, будешь заниматься до поздней ночи, а если не поможет, встанешь<br />
пораньше и будешь учить уроки утром. Они считают, что любой ребенок<br />
может отлично успевать в школе, если приложит надлежащие усилия».<br />
Короче говоря, сильные этические принципы труда, характерные для<br />
национальной культуры, преобразуются в высшую мотивацию и упорство –<br />
в эмоциональное преимущество.<br />
До какой степени наши эмоции служат помехой или усиливают нашу<br />
способность думать и планировать, упорно заниматься ради какой-то<br />
отдаленной цели, решать проблемы и тому подобное. До такой степени они<br />
устанавливают пределы нашей возможности пользоваться врожденными<br />
умственными способностями и, следовательно, определяют, как мы<br />
поступаем в жизни. И до какой степени мы в своих занятиях<br />
руководствуемся чувством энтузиазма, удовольствия, даже разумным<br />
беспокойством, – до такой же степени они и побуждают нас к достижению.<br />
Поэтому эмоциональный ум и представляет собой главную одаренность,<br />
способность глубоко влиять на все остальные способности, либо помогая,<br />
либо мешая им.<br />
Контроль побуждений: тест с зефиром<br />
Представьте себе, что вам четыре года и некто делает вам такое<br />
предложение: если вы подождете, пока он сбегает по делу и выполнит<br />
данное ему поручение, то он угостит вас двумя зефиринами, а если вы не<br />
сможете ждать, то получите только одну, но прямо сейчас. Конечно,<br />
серьезное испытание для человека, которому едва исполнилось четыре<br />
года. Маленький космос вечной битвы между побуждением и<br />
сдерживанием, подсознанием и эго, желанием и самоконтролем,<br />
удовольствием и отсрочкой. Выбор, сделанный ребенком, явится весьма<br />
показательным критерием, который быстро раскроет не только его<br />
характер, но и многое скажет о том, как он пройдет предстоящий<br />
жизненный путь.<br />
Вероятно, с психологической точки зрения нет более важного навыка,<br />
чем умение не поддаваться побуждению. В нем состоит суть полного<br />
эмоционального самоконтроля, поскольку все эмоции по самой своей<br />
природе имеют результатом то или иное побуждение к действию. Помните,<br />
что главное значение слова «эмоция» – «побуждать». Способность<br />
сопротивляться такому импульсу к действию, подавлять зарождающееся<br />
стремление к действию, вероятнее всего, реализуется на уровне мозговой
функции посредством торможения (или подавления) сигналов, посылаемых<br />
лимбической системой в моторную (двигательную) зону коры головного<br />
мозга, хотя такое толкование пока что еще остается спорным.<br />
Так или иначе, необычный эксперимент с зефиром, которым угощали<br />
четырехлетних малышей, показал, насколько важна способность<br />
обуздывать эмоции и сдерживать порывы. В 1960-х годах психолог Уолтер<br />
Мишель проводил исследование в дошкольном учреждении на территории<br />
Стэнфордского университета при участии детей профессорскопреподавательского<br />
состава, аспирантов и других служащих университета,<br />
причем, согласно программе исследования, предусматривалось наблюдение<br />
за поведением детей с момента, когда им исполнилось четыре года, вплоть<br />
до окончания средней школы.<br />
Так вот, об опыте с зефиром. Некоторые дети были в состоянии<br />
подождать, должно быть, казавшиеся им бесконечностью пятнадцать –<br />
двадцать минут до возвращения экспериментатора. Чтобы стойко<br />
перенести внутреннюю борьбу, они закрывали глаза, дабы не смотреть на<br />
сладости и устоять перед соблазном, или опирались головой на руки,<br />
разговаривали сами с собой, пели, играли со своими руками и ногами и<br />
даже пытались заснуть. Эти отважные дошкольники получили награду в<br />
виде двух зефирин. Другие, более импульсивные, хватали одну зефирину,<br />
почти всегда через несколько секунд после того, как экспериментатор<br />
выходил из комнаты якобы выполнять данное ему «поручение».<br />
Возможность понять, во что выльется моментальный порыв,<br />
представилась только через 12–14 лет, когда эти дети достигли<br />
подросткового возраста. Трудно поверить, насколько разительными<br />
оказались эмоциональные и социальные различия между бывшими<br />
дошкольниками, схватившими одну зефирину, и их сверстниками,<br />
отсрочившими удовольствие. Дети, устоявшие перед соблазном в четыре<br />
года, повзрослев, стали в социальном отношении более компетентными, то<br />
есть более успешными в личном плане, уверенными в себе и способными<br />
лучше справляться с жизненными передрягами.<br />
Этим детям, видимо, даже и не грозило опуститься, перестать<br />
двигаться вперед или вернуться к менее зрелым формам поведения в<br />
условиях стресса, потерять самообладание и дезорганизоваться в тяжелых<br />
обстоятельствах. Они смело принимали вызов, сталкиваясь с проблемами,<br />
и всегда решали их, не сдаваясь даже перед лицом серьезных трудностей.<br />
Они полагались на собственные силы и были уверены в себе, заслуживали<br />
доверия и были надежными, брали инициативу в свои руки и с головой<br />
уходили в работу. А даже больше чем еще через десять лет они по-
прежнему сохраняли способность отсрочивать удовольствие, стремясь к<br />
достижению своих целей.<br />
В отличие от них примерно у трети тех, кто хватал зефирину,<br />
обнаруживалось меньше таких качеств, и вдобавок их психологический<br />
портрет включал большую тревожность. В юности они, вероятнее всего,<br />
избегали социальных контактов, были упрямы и нерешительны, легко<br />
теряли душевное равновесие от разочарований, считали себя «плохими»<br />
или недостойными, возвращались к менее зрелым формам поведения или<br />
становились скованными от стресса, бывали недоверчивыми и<br />
обиженными из-за того, что их «обошли», ревнивыми и завистливыми,<br />
слишком остро реагировали на раздражение резкими выходками,<br />
провоцируя таким образом споры и драки. И в довершение всего в этом<br />
возрасте они по-прежнему не могли отсрочить удовольствие.<br />
То, что кажется скромными задатками в детстве, в последующей<br />
жизни расцветает всевозможными социальными и эмоциональными<br />
компетенциями. Способность сдерживать побуждение лежит в основе<br />
множества стремлений, начиная с соблюдения диеты и кончая получением<br />
ученой степени в области медицины. Некоторые дети даже в четыре года<br />
владели основами: они сумели понять, что в данной социальной ситуации<br />
задержка обернется выгодой, им удалось отвести фокус своего внимания от<br />
искушения, находящегося рядом, и отвлечься, сохраняя необходимое<br />
упорство в отношении достижения своей главной цели – двух зефирин.<br />
Еще удивительнее, что когда тестируемых детей снова оценивали по<br />
окончании средней школы, оказалось, что те, кто терпеливо ждал в четыре<br />
года, как учащиеся намного превосходили тех, кто действовал,<br />
руководствуясь прихотью. По оценкам их родителей, первые были более<br />
знающими: лучше умели формулировать свои мысли, рассуждать<br />
логически и отзываться на доводы разума, сосредоточиваться, строить<br />
планы и неуклонно их придерживаться и выказывали большее стремление<br />
учиться. Самое удивительное то, что во время тестов академических<br />
способностей они получали несравнимо более высокие оценки. Треть<br />
детей, в четыре года нетерпеливо схвативших зефирину, имели среднюю<br />
оценку за речевой тест 524 балла и количественную (или<br />
«математическую») оценку 528 баллов; та треть, которая выжидала дольше<br />
всех, имела средние оценки 610 и 652 балла соответственно с разницей<br />
в 210 баллов в общем счете.<br />
Поведение четырехлетних детей во время теста на отсрочивание<br />
удовольствия является в два раза более мощным прогнозирующим<br />
параметром их будущих оценок во время теста академических
способностей, чем коэффициент умственного развития в четыре года.<br />
Коэффициент умственного развития становится более мощным<br />
прогнозирующим параметром в отношении результатов теста<br />
академических способностей только после того, как дети научатся читать.<br />
Получается, что способность отсрочивать удовольствие вносит большой<br />
вклад в интеллектуальный потенциал совершенно независимо от<br />
коэффициента умственного развития. (Слабый контроль побуждений в<br />
детстве также служит мощным прогнозирующим параметром в отношении<br />
более поздней преступности, опять-таки превосходящим по силе<br />
коэффициент умственного развития.) Как мы увидим в части 5, хотя коекто<br />
утверждает, будто коэффициент умственного развития нельзя изменить<br />
и, следовательно, он представляет неизменное ограничение жизненного<br />
потенциала ребенка, существует вполне достаточно доказательств того, что<br />
эмоциональным навыкам, таким как, например, контроль побуждений и<br />
точное понимание социальной ситуации, можно научиться.<br />
То, чему исследователь Уолтер Мишелл дает довольно неудачное<br />
определение «целенаправленное добровольное отсрочивание<br />
удовольствия», вероятно, и составляет сущность эмоциональной<br />
саморегуляции. Это способность подавить порыв ради служения цели, будь<br />
то создание предприятия, решение алгебраического уравнения или участие<br />
в играх на Кубок Стэнли. Результаты исследования Мишелла выявили роль<br />
эмоционального интеллекта как фактора, определяющего, насколько<br />
хорошо или плохо могут люди использовать свои умственные способности.<br />
Дурные настроения, путаное мышление<br />
Я очень волнуюсь за сына. Он недавно начал играть за<br />
университетскую футбольную команду, а значит, вполне может<br />
ушибиться или что-нибудь себе повредить. Такая нервотрепка –<br />
наблюдать за ним во время игры. Я вообще перестала ходить на<br />
матчи. Уверена, мой сын, должно быть, огорчен тем, что я не<br />
слежу за игрой, но это просто выше моих сил.<br />
Женщина, рассказавшая свою историю, проходила курс лечения от<br />
тревожности. Она понимает, что ее беспокойство мешает вести тот образ<br />
жизни, какой хотелось бы. Но в тот момент, когда ей надо принять какое-то<br />
простое решение вроде того, пойти ли на футбольный матч, в котором<br />
участвует ее сын, или нет, ее сознание наводняют мысли о надвигающейся<br />
беде. У нее нет свободы выбора: беспокойство полностью подчиняет себе
разум.<br />
Как мы уже знаем, в беспокойстве заключается сущность<br />
разрушительного влияния тревожности на ментальную активность любого<br />
рода. Конечно, беспокойство в каком-то смысле представляет весьма<br />
полезную, хотя и искаженную ответную реакцию – слишком усердную<br />
ментальную подготовку к предполагаемой угрозе. Однако такая ментальная<br />
реакция принимает форму опасной спутанности мыслей, если<br />
превращается в один из элементов установившегося распорядка жизни. Он<br />
поглощает все внимание, противодействуя всяческим попыткам<br />
сосредоточиться на чем-то другом.<br />
Тревожность подтачивает интеллект. При выполнении какой-нибудь<br />
сложной задачи, требующей затрат умственной энергии, как, например,<br />
бывает у диспетчеров, хронически высокая тревожность почти наверняка<br />
служит указанием: человек в таком состоянии в конце концов окажется<br />
несостоятельным или во время обучения, или на рабочем месте. Тревожные<br />
люди чаще терпят неудачу, несмотря на превосходные оценки, полученные<br />
во время тестов умственного развития. Таковы данные исследования 1790<br />
студентов, проходивших подготовку на авиадиспетчера. Кроме того,<br />
тревожность оказывает скрытое противодействие успешному применению<br />
любых академических способностей. Так, изучение 36 тысяч добровольцев<br />
по 126 различным методикам показало: чем более человек склонен к<br />
беспокойству, тем хуже идет у него процесс усвоения знаний независимо от<br />
показателей, будь то оценки в результате тестов, средние оценки за год<br />
обучения или тесты достижений.<br />
Когда людей, подверженных беспокойству, просят выполнить<br />
когнитивное задание, например, отнести неопределенные объекты к одной<br />
из двух категорий и рассказать, что происходит у них в голове, то<br />
оказывается, что их одолевают негативные мысли. «Я не смогу», «Я совсем<br />
не способен к тестам такого рода» и так далее – вот что самым<br />
непосредственным образом срывает процесс принятия решения. И<br />
действительно, когда мучимым беспокойством членам группы сравнения<br />
предложили нарочно поволноваться в течение пятнадцати минут, их<br />
способность выполнить то же самое задание резко ухудшилась. А когда<br />
обеспокоенным людям перед попыткой выполнить задание предоставили<br />
пятнадцатиминутную передышку, понизившую их уровень<br />
взволнованности, они без труда с ним справились.<br />
Научное изучение тревожности, вызванной тестовой ситуацией,<br />
впервые было предпринято в 1960-х годах Ричардом Элпертом. Он<br />
признался мне, что его интерес был вызван тем, что в студенческие годы
нервы часто подводили его на экзаменах, приводя к провалу. Меж тем его<br />
коллега Ралф Хабер считал, что напряжение перед экзаменом на самом<br />
деле помогало лучше сдавать. Их исследование – среди прочего – показало,<br />
что волнующиеся студенты бывают двух типов. У одних тревожность<br />
перечеркивает достигнутые успехи в учебе, а другие способны успешно<br />
сдать экзамен, несмотря на стресс – а может, и благодаря ему. Ирония<br />
тревожности, вызванной экзаменационной ситуацией, заключается в том,<br />
что именно опасение относительно успешности сдачи может в идеале<br />
побудить одних студентов вроде Хабера усердно заниматься и готовиться и<br />
в итоге сдать, а другим помешать добиться успеха. У слишком тревожных<br />
людей, как Элперт, предэкзаменационное предчувствие мешает ясному<br />
мышлению и запоминанию, нужным для успешного изучения предметов.<br />
Во время экзамена оно и вовсе лишает их ясности ума, необходимой, чтобы<br />
справиться с задачей.<br />
Число причин тревоги, называемое людьми, сдающими экзамен,<br />
служит прямым указанием на то, насколько плохо они с ним справятся.<br />
Умственно-психические ресурсы, затрачиваемые на одно когнитивное<br />
задание – беспокойство, попросту уменьшают духовные ресурсы,<br />
имеющиеся в распоряжении для обработки другой информации. Насколько<br />
наше внимание поглощено волнениями по поводу того, что мы можем<br />
провалиться, настолько же меньше внимания мы потратим на поиск<br />
ответов. Наше беспокойство превращается в самоосуществляющиеся<br />
предсказания, толкающие нас к тому самому несчастью, которое они<br />
пророчат.<br />
С другой стороны, люди, умеющие мастерски обуздывать свои эмоции,<br />
могут использовать заблаговременную тревогу, скажем, по поводу<br />
предстоящего выступления с речью или экзамена, чтобы побудить себя<br />
хорошо подготовиться и таким образом отлично справиться с делом. В<br />
классической литературе по психологии зависимость между тревогой и<br />
выполнением работы, в том числе и умственной, описывается с помощью<br />
перевернутой буквы U. В высшей точке перевернутой U соотношение<br />
между тревогой и работоспособностью оптимальное: легкая нервозность<br />
стимулирует выдающиеся достижения. Однако слабая тревога,<br />
соответствующая первой стороне перевернутой U, приводит к апатии или<br />
ослабляет мотивацию. Достаточно настойчиво стараться хорошо<br />
справиться с делом, а сильная тревожность (вторая сторона U) срывает<br />
любые попытки проявить себя с лучшей стороны.<br />
Состояние умеренного восторга – по-научному гипомания [38] – повидимому,<br />
является оптимальным для писателей и представителей других
творческих профессий, требующих подвижного мышления и богатого<br />
воображения, нечто вроде стремления к вершине перевернутого U. Но если<br />
дать эйфории выйти из-под контроля и превратиться в настоящую манию<br />
вроде смены настроений при маниакально-депрессивном психозе, так сразу<br />
же беспокойное возбуждение станет подрывать способность мыслить<br />
связно. Даже если идеи льются мощным потоком и можно писать хорошие<br />
книги, он, вероятно, не может быть уж чересчур бурным, иначе не даст<br />
возможности тщательно проработать написанное и в результате получить<br />
законченное произведение.<br />
Пока хорошее настроение длится, оно усиливает способность к<br />
гибкому и более сложному мышлению, облегчая таким образом поиск<br />
решения проблем, причем не важно каких – интеллектуальных или<br />
межличностных. Выходит, что один из способов помочь кому-нибудь как<br />
следует обдумать проблему – рассказать анекдот. Смех, как и душевный<br />
подъем или приподнятое настроение, похоже, помогает людям более<br />
широко мыслить и свободнее находить ассоциации, замечая взаимосвязи,<br />
которые в противном случае, возможно, ускользнули бы от них.<br />
Ментальный навык крайне важен не только в творчестве, но и в<br />
распознавании сложных взаимозависимостей и предвидении последствий<br />
уже принятого конкретного решения.<br />
Преимущества – в плане лучшей сообразительности – искреннего<br />
смеха становятся наиболее очевидными, когда речь заходит о решении<br />
проблемы, требующей творческого подхода. Результаты одного<br />
исследования показали, что люди, только что посмотревшие по телевизору<br />
передачу «Смешные промахи», лучше решают головоломку, которую<br />
обычно используют психологи для проверки творческого мышления. Во<br />
время теста добровольцам давали свечку, спички и коробку с кнопками и<br />
просили прикрепить свечку к облицованной пробковой панелью стене так,<br />
чтобы при горении с нее воск не капал на пол. Большинство людей, решая<br />
эту задачу, впадало в состояние «функциональной стереотипности»,<br />
размышляя, как использовать эти предметы наиболее привычным для себя<br />
способом. Участники эксперимента, час назад посмотревшие веселую<br />
комедию, в отличие от тех, кто смотрел фильм на спортивную тему или<br />
занимался гимнастикой, быстрее находили вариант использования коробки<br />
с кнопками и демонстрировали творческое решение задачи: они<br />
прикнопили коробку к стене и воспользовались ею как подсвечником.<br />
Даже незначительные перемены в настроении могут повлиять на<br />
мышление. Строя планы или принимая решение, люди, пребывающие в<br />
хорошем настроении, проявляют «перцептивную предвзятость»,
заставляющую их более экспансивно и позитивно мыслить. Находясь в<br />
хорошем настроении, мы вспоминаем более радостные события – ведь то,<br />
что мы вспоминаем, определяется нашим состоянием. И когда мы, чем-то<br />
довольные, обдумываем доводы за и против какого-то образа действий,<br />
память склоняет нашу оценку событий в положительную сторону,<br />
побуждая нас, к примеру, поступать несколько безрассудно или рискованно.<br />
Кроме того, пребывание в дурном настроении придает воспоминаниям<br />
негативную направленность, заставляя нас с большей охотой<br />
ограничиваться сверхосторожным решением, продиктованным страхом.<br />
Неуправляемые эмоции парализуют интеллект. Но, как следует из главы 5,<br />
мы можем снова заставить эмоции, вышедшие из-под контроля,<br />
подчиняться. Эта эмоциональная компетентность и есть главная<br />
одаренность, способствующая использованию всех остальных видов<br />
умственных способностей. Рассмотрим несколько подходящих примеров:<br />
какую пользу приносят надежда и оптимизм и те моменты высшего<br />
душевного подъема, когда люди превосходят сами себя.<br />
Сосуд Пандоры и Полианны: сила позитивного мышления<br />
[39]<br />
Вниманию студентов колледжа была предложена следующая<br />
гипотетическая ситуация.<br />
Вы поставили себе цель получить отметку «хорошо». Но,<br />
когда объявили вашу оценку за первый экзамен, составляющую<br />
30 процентов окончательной, вы получили низкий балл.<br />
Сегодня – ровно неделя, как вы об этом узнали. Что вы делаете?<br />
Все дело оказалось в надежде. Ответы студентов с высоким уровнем<br />
умения надеяться сводились к тому, что нужно усерднее работать и<br />
подумать о том, что сделать, чтобы подкрепить окончательную оценку.<br />
Студенты, питавшие умеренные надежды, обдумывали несколько путей<br />
повысить оценку, но обнаруживали гораздо меньшую решимость следовать<br />
им. И что совершенно понятно, студенты, смотревшие на ситуацию почти<br />
без надежды, были деморализованы и полностью сдались. Это отнюдь не<br />
теоретический вопрос. К. Р. Снайдер, психолог из Университета штата<br />
Канзас, проводивший исследование, сравнил фактические успехи в учебе,<br />
достигнутые студентами-первокурсниками, умевшими и не умевшими<br />
надеяться. Он обнаружил, что надежда была лучшим предсказателем
оценок за первый семестр, чем оценки, полученные во время теста<br />
академических способностей. А ведь с его помощью предположительно<br />
можно прогнозировать, как пойдут дела у студентов в колледже (и<br />
результаты вполне согласуются с коэффициентом умственного развития). В<br />
случае, когда диапазон интеллектуальных способностей примерно<br />
одинаков, решающее значение имеет эмоциональная одаренность.<br />
Снайдер дал такое объяснение: «Студенты, питающие большие<br />
надежды, ставят перед собой более высокие цели и знают, как много надо<br />
работать для их достижения. Если сравнить студентов с равными<br />
интеллектуальными способностями по их успехам в учебе, то, что их<br />
отличает друг от друга, – способность надеяться».<br />
Как гласит древняя легенда, героиня греческого мифа Пандора<br />
получила в подарок от богов таинственный сосуд, и ей было велено никогда<br />
его не открывать. Однако любопытство пересилило. Не устояв перед<br />
искушением, она открыла крышку, чтобы заглянуть внутрь, и выпустила в<br />
мир множество всяческих несчастий: болезни, тревоги, безумие. Некий<br />
милосердный бог позволил ей в последний момент закрыть сосуд и не дать<br />
ускользнуть одному спасительному средству, которое делает терпимыми<br />
жизненные невзгоды и страдания. Этим средством была надежда.<br />
Надежда, согласно изысканиям ученых, помогает человеку, попавшему<br />
в беду, гораздо лучше, чем все слова утешения. Она играет на удивление<br />
важную роль в жизни людей, давая им преимущество в столь разных<br />
сферах, как школьные успехи и умение справляться с тягостными<br />
обязанностями. Надежда в специальном смысле представляет нечто<br />
большее, чем просто оптимистичный взгляд на вещи, когда все<br />
воображается в наилучшем свете. Снайдер определяет надежду более<br />
конкретно: «вера в то, что у вас есть желание и умение достичь своих<br />
целей, каковы бы они ни были».<br />
Все люди надеются по-разному. Одни считают себя вполне<br />
способными выпутаться из беды или найти способ решить свои проблемы.<br />
Другие просто не считают, что у них достаточно энергии, способностей<br />
или средств добиться желаемых целей. Люди, в ком надежда очень сильна,<br />
по мнению Снайдера, обладают особыми качествами, в числе которых<br />
способность находить для себя мотивацию, изобретательность в отыскании<br />
способов выполнить поставленные задачи, умение подбодрить себя в<br />
трудной ситуации, сказав, что все будет хорошо, достаточная гибкость,<br />
чтобы находить разные способы для достижения целей или изменить цель,<br />
если ее достижение по тем или иным причинам окажется невозможным.<br />
Еще у них достаточно ума, чтобы догадаться разбить грандиозную задачу
на меньшие и легко выполнимые части.<br />
С точки зрения эмоционального интеллекта надеяться означает не<br />
поддаваться непреодолимой тревоге или депрессии и не теряться в периоды<br />
трудных испытаний или неудач. В самом деле, люди, живущие с надеждой,<br />
в меньшей степени подвержены депрессии, чем остальные. Они, будто<br />
искусные полководцы, идут по жизни к поставленным целям, в принципе<br />
отличаются меньшей тревожностью и почти не страдают от<br />
эмоциональных дистрессов.<br />
Оптимизм как великий мотиватор<br />
Американцы, занимавшиеся плаванием, возлагали большие надежды<br />
на Мэтта Бьонди, члена олимпийской команды США в 1988 году.<br />
Некоторые спортивные журналисты усиленно расхваливали Бьонди как<br />
достойного соперника Марка Шпитца, завоевавшего в 1972 году семь<br />
золотых медалей. Однако в первом же заплыве на 200 метров вольным<br />
стилем Бьонди пришел только третьим, а в следующем – на 100 метров<br />
стилем баттерфляй – в борьбе за золото его буквально на дюйм обошел<br />
другой пловец, сделав немыслимый рывок, когда до финиша оставалось не<br />
более метра.<br />
Спортивные комментаторы высказывали предположения, что неудачи<br />
подорвут веру Бьонди в собственные силы и помешают добиться успеха.<br />
Однако он сумел оправиться от поражения и завоевал золотые медали в<br />
следующих пяти заплывах. Одним из зрителей, у кого не вызвало<br />
удивления «возрождение» Бьонди, был Мартин Селигман, психолог из<br />
Университета штата Пенсильвания, который в начале года проводил с ним<br />
тест на оптимизм. В эксперименте, проходившем с участием Селигмана, во<br />
время одного заплыва, специально предназначенного продемонстрировать<br />
лучшие качества Бьонди, тренер по плаванию сказал ему, что он показал<br />
худшее время, чем было на самом деле. Несмотря на столь<br />
пессимистическое сообщение о результатах соревнования, когда Бьонди<br />
попросили отдохнуть и попытаться еще раз, его показатели – и так вполне<br />
приличные – оказались еще лучше. Другим членам команды, как и Бьонди,<br />
сообщили о якобы плохих результатах. Их тестовые оценки<br />
характеризовали их как пессимистов. Они также предприняли вторую<br />
попытку, но их время было гораздо хуже, чем в первом заплыве.<br />
Оптимизм, как и надежда, подразумевает наличие непоколебимого<br />
ожидания, что все в жизни в общем сложится хорошо, несмотря на неудачи
и разочарования. С точки зрения эмоционального интеллекта оптимизм –<br />
установка, которая удерживает людей от впадания в апатию, безнадежность<br />
или депрессию перед лицом суровых обстоятельств. И, как в случае с его<br />
близкой родственницей надеждой, оптимизм выплачивает дивиденды в<br />
жизни (конечно, при условии, что он реалистичен, ведь излишняя<br />
наивность может обернуться катастрофой).<br />
Селигман дает определение оптимизму с той точки зрения, как люди<br />
объясняют себе свои успехи и неудачи. Оптимисты связывают провал с<br />
чем-то, что можно изменить, и в следующий раз они преуспеют во всем.<br />
Пессимисты винят в неудаче какой-то фактор, который они бессильны<br />
изменить. Эти различающиеся объяснения имеют большое значение с<br />
точки зрения того, как люди реагируют на жизнь. Например, на<br />
разочарование от отказа в приеме на работу оптимисты склонны<br />
реагировать деятельно и с надеждой, скажем, принимаясь за разработку<br />
плана действий или пытаясь получить совет и помощь. Они рассматривают<br />
неудачу как дело вполне поправимое. Пессимисты же, напротив, реагируют<br />
на подобные препятствия исходя из того, что ничего не могут сделать,<br />
чтобы в следующий раз дела пошли лучше. Поэтому ничего и не<br />
предпринимают для решения проблемы. Они рассматривают неудачу как<br />
неизбежное следствие какого-то личного недостатка, который вечно будет с<br />
ними.<br />
Оптимизм, как и надежда, предвещает успешность в учебе. В процессе<br />
исследования, объектом которого стали пятьсот поступающих в 1984 году<br />
на первый курс Университета штата Пенсильвания, баллы, заработанные<br />
студентами во время теста на оптимизм, оказались лучшим<br />
прогнозирующим параметром их действительных оценок в первый год<br />
обучения, чем отметки, полученные во время теста академических<br />
способностей или их оценки в средней школе. По словам Селигмана,<br />
проводившего исследование, «на вступительных экзаменах в колледж<br />
определяется талант, а стиль объяснений сообщает вам, кто сдается.<br />
Именно сочетание умеренного таланта и способности продолжать<br />
двигаться к цели перед лицом поражения ведет к успеху. А в тестах<br />
способностей недостает мотивации. Вот что вам нужно знать о ком-нибудь:<br />
продолжит ли он упорно двигаться к цели, когда обстоятельства будут<br />
доставлять сплошные разочарования. Сдается мне, что при определенном<br />
уровне умственного развития ваши действительные достижения есть<br />
функция не только вашего таланта, но и способности выдержать<br />
поражение».<br />
Силу оптимизма в мотивации людей наиболее ярко
продемонстрировало исследование Селигмана, которое он провел с<br />
привлечением агентов по продаже страховых полисов при участии<br />
компании МetLife. Умение, оставаясь любезным, вежливо принять отказ,<br />
играет чрезвычайно важную роль в торговле любого рода, особенно если<br />
речь идет о такой вещи, как страховой полис, когда ответов «нет»<br />
обескураживающе больше, чем «да». Поэтому примерно три четверти<br />
страховых агентов бросают работу в первые три года службы. Селигман<br />
установил, что новички, которые были оптимистами по натуре, в первые<br />
два года работы продавали на 37 процентов больше страховок, чем<br />
удавалось пессимистам, и к тому же за первый год оставило эту работу<br />
вдвое больше пессимистов в сравнении с оптимистами.<br />
Более того, Селигман убедил руководство компании МetLife нанять<br />
специальную группу претендентов, получивших высокие баллы за тест на<br />
оптимизм, но потерпевших неудачу в тестах на нормальный отбор (в<br />
котором сравнивались их установки со стандартным графиком,<br />
построенным на основе ответов агентов, отлично выполнявших свою<br />
работу). Участники специальной группы обогнали пессимистов в продаже<br />
полисов на 21 процент в первый год службы и на 57 процентов во второй.<br />
Ответ на вопрос, почему оптимизм в значительной степени определяет<br />
успех продаж, таков: он, собственно, и есть установка эмоционального ума.<br />
Каждый, кто не принимает торгового агента, воплощает собой небольшое<br />
поражение. Эмоциональная реакция на поражение оказывается решающей<br />
и практически полностью определяет, найдет ли агент для себя достаточно<br />
мотивов, чтобы продолжить работу. Когда число отказов постоянно растет,<br />
моральное состояние может ухудшиться, и агенту становится все труднее и<br />
труднее набирать номер следующего телефона. Подобный отказ особенно<br />
тяжело выслушивать пессимисту, который истолковывает его в одном<br />
смысле: «Я потерпел неудачу. Видно, я так и не сумею ничего продать».<br />
Такая интерпретация, конечно же, вгоняет в апатию и пораженчество, а<br />
подчас и в депрессию. Оптимисты, напротив, говорят себе: «Я выбрал не<br />
тот подход» или: «Этот клиент просто был в плохом настроении». Считая<br />
причиной неудачи в конкретной ситуации не себя, а нечто другое, они<br />
могут изменить свой подход при разговоре со следующим клиентом. И если<br />
ментальная установка пессимиста ведет к отчаянию, то настрой оптимиста<br />
порождает надежду.<br />
Одним из источников позитивного или негативного мировоззрения<br />
вполне может быть врожденный характер; некоторые люди по природе<br />
склоняются к одному образу действий или к другому. Но, как мы узнаем из<br />
главы 14, жизненный опыт может закалить характер. Оптимизму и
надежде – как и беспомощности и отчаянию – можно научиться. В основе<br />
того и другого лежит качество, которое психологи называют<br />
самоэффективностью – верой в то, что ты обладаешь совершенным<br />
умением справляться с событиями своей жизни и смело смотреть в лицо<br />
испытаниям. Развитие компетенции любого рода укрепляет чувство<br />
самоэффективности, заставляя человека больше рисковать и предпочитать<br />
задачи, предъявляющие более высокие требования. А преодоление этих<br />
трудностей, в свою очередь, усиливает ощущение самоэффективности.<br />
Такая позиция побуждает людей наилучшим образом использовать любые<br />
таланты и умения, какие только у них есть, – или делать все необходимое<br />
для их развития.<br />
Алберт Бандура, психолог из Стэнфордского университета, много<br />
занимавшийся изучением самоэффективности, дал удачную оценку этому<br />
качеству: «Мнение людей о своих способностях оказывает огромное<br />
влияние на способности. Способность – не закрепленное качество; ваши<br />
действия отличаются невероятной изменчивостью. Люди, обладающие<br />
чувством самоэффективности, оправляются от неудач; они подходят к<br />
обстоятельствам с точки зрения того, как с ними справиться, а не<br />
беспокоятся о том, что нечто может не получиться».<br />
Поток вдохновения: нейробиология выдающегося мастерства<br />
Один композитор так описал моменты, когда ему работалось лучше<br />
всего:<br />
Вы сами до такой степени пребываете в экстатическом<br />
состоянии, что чувствуете себя так, словно не существуете. Я<br />
переживал это много раз. Моя рука, казалось, жила собственной,<br />
независимой от меня жизнью, и я не имел никакого отношения к<br />
происходящему. Я просто сидел, наблюдая в состоянии трепета и<br />
изумления. И это состояние улетучивается само по себе.<br />
Его описание удивительно схоже с описаниями сотен разных людей,<br />
мужчин и женщин – скалолазов, чемпионов по шахматам, хирургов,<br />
баскетболистов, инженеров, управляющих и даже делопроизводителей, –<br />
когда они рассказывают о каком-нибудь моменте, в который превзошли<br />
самих себя, занимаясь любимым делом. Михай Чиксентмихайи, психолог<br />
из Чикагского университета, который на протяжении двух десятилетий<br />
исследований собирал подобные рассказы о моментах наивысшего
подъема, назвал описываемое ими состояние вдохновением. Спортсменам<br />
известно состояние невыразимого наслаждения, когда превосходство<br />
достигается без малейших усилий, а толпа и соперники в это мгновение<br />
словно исчезают. Диана Роффе-Штейнроттер, завоевавшая золотую медаль<br />
в лыжном спорте на зимних Олимпийских играх 1994 года, финишировав в<br />
своем забеге в лыжной гонке, сказала, что ничего о ней не помнит, кроме<br />
полного расслабления. «Я ощущала себя водопадом».<br />
Способность войти в поток вдохновения есть высшее проявление<br />
эмоционального интеллекта. Поток вдохновения символизирует основной<br />
принцип использования эмоций для помощи в работе и приобретении<br />
знаний. В потоке вдохновения эмоции не просто сдерживаются и<br />
направляются в нужное русло. Они позитивны, пропитаны энергией и<br />
нацелены на решение насущной задачи. Попасть в ловушку тоски от<br />
депрессии или тревожного смятения означает быть отстраненным от<br />
потока вдохновения. Тем не менее поток вдохновения (или более слабый<br />
микропоток) – переживание, в которое время от времени входят почти все,<br />
особенно если они работают на пике своих возможностей или пытаются<br />
выйти за пределы своих прежних достижений. Вероятно, это полнее всего<br />
проявляется при экстатической любовной близости, слиянии двоих в<br />
подвижно гармоничное единое целое.<br />
Такое переживание поистине восхитительно: неотъемлемый признак<br />
вдохновения – чувство спонтанной радости или даже восторга. И<br />
поскольку вдохновение доставляет весьма приятные ощущения, оно, по<br />
сути, служит наградой. В таком состоянии человек с головой уходит в свое<br />
занятие, полностью сосредоточивает внимание на выполняемой задаче, а<br />
его сознание сливается с действиями. В самом деле усиленное<br />
размышление о происходящем прерывает поток вдохновения, ведь сама<br />
мысль «Как замечательно я что-то делаю» способна разрушить чувство<br />
вдохновения. Внимание концентрируется до такой степени, что человек<br />
начинает воспринимать лишь то, чем непосредственно занят в данный<br />
момент, теряя представление о времени и пространстве. Один хирург,<br />
например, проводил очень сложную операцию в состоянии вдохновения.<br />
Потом он рассказывал, что, когда операция закончилась, увидел на полу<br />
операционной куски штукатурки и спросил у ассистентов, что произошло.<br />
Он страшно изумился, узнав, что, пока он сосредоточенно оперировал<br />
больного, часть потолка обвалилась. Он этого даже не заметил.<br />
Вдохновение – состояние самозабвения, противоположное<br />
тревожному размышлению и беспокойству. В такие мгновения людьми не<br />
овладевает нервозная озабоченность. Напротив, они так поглощены
насущной задачей, что теряют всяческое самосознание, забывают о мелких<br />
заботах (здоровье, счетах и даже преуспевании) повседневной жизни. Так в<br />
моменты вдохновения люди, можно сказать, лишаются своего эго. Как ни<br />
парадоксально, но в приступе вдохновения они полностью контролируют<br />
свои действия; их реакции в точности соответствуют меняющимся<br />
требованиям ситуации. И хотя в таком состоянии люди работают на<br />
пределе сил и возможностей, их не интересует, как они действуют, и не<br />
беспокоят мысли ни об успехе, ни о провале: истинное удовольствие от<br />
собственно занятия – вот что движет ими в эти минуты.<br />
Существует несколько способов войти в поток вдохновения. Один из<br />
них заключается в намеренном сосредоточении внимания на том, чем вы<br />
занимаетесь, поскольку состояние высшей концентрации составляет<br />
сущность вдохновения. Создается, однако, впечатление, что на входе в эту<br />
зону имеется своего рода «петля обратной связи», то есть, возможно,<br />
потребуется приложить значительное усилие, желая успокоиться и<br />
сосредоточиться в достаточной степени, чтобы приступить к выполнению<br />
задачи, – первый шаг требует некоторой дисциплины. Но как только<br />
внимание жестко сфокусируется на задаче, оно обретает собственную силу,<br />
утихомиривая эмоциональное возмущение и до предела облегчая работу.<br />
Войти в эту зону возможно и в том случае, если люди сталкиваются с<br />
задачей из области их компетенции и берутся за нее, лишь в малой степени<br />
напрягая свои способности. Как заявил мне Чиксентмихайи, «люди,<br />
похоже, сосредоточивают наибольшее внимание там, где требования к ним<br />
немного больше, чем обычно, да и они способны дать больше обычного.<br />
Если требования невысоки, люди скучают; если же им приходится<br />
справляться слишком со многим, они начинают тревожиться. Так вот,<br />
вдохновение наступает как раз в неопределенном промежутке между<br />
скукой и тревогой».<br />
Спонтанное наслаждение, изысканность и действенность, столь<br />
характерные для вдохновения, не имеют ничего общего с эмоциональными<br />
налетами, когда создаваемые лимбической системой волны захлестывают<br />
остальную часть головного мозга. В состоянии вдохновения внимание<br />
сконцентрировано, но не напряжено. Такая концентрация полностью<br />
отличается от необходимости напрягаться с целью сосредоточиться, когда<br />
мы устали или скучаем или когда наше внимание осаждают назойливые<br />
эмоции – тревога или гнев.<br />
Вдохновение – состояние, свободное от эмоциональных помех, если не<br />
считать захватывающего, чрезвычайно стимулирующего чувства легкого<br />
экстаза. Сам экстаз, по-видимому, является побочным результатом
фокусирования внимания – необходимого предварительного условия,<br />
чтобы войти в поток вдохновения. В самом деле, в классической<br />
литературе, посвященной традициям созерцания, описываются состояния<br />
погруженности в мысли, переживаемые как чистое блаженство,<br />
вдохновение, вызванное не чем иным, как напряженной<br />
сосредоточенностью.<br />
Когда наблюдаешь за кем-нибудь в состоянии вдохновения, создается<br />
впечатление, будто трудное совсем нетрудно. Высший подъем в работе<br />
кажется естественным и обычным. Впечатление соответствует тому, что<br />
происходит в мозге, где повторяется тот же самый парадокс: задачи,<br />
требующие максимальной отдачи сил, выполняются при минимальном<br />
расходе ментальной энергии. Когда накатывает вдохновение, мозг<br />
пребывает в «холодном» состоянии, и активация и торможение им нервной<br />
цепи приспособлены к требованиям момента. Когда люди заняты какими-то<br />
видами деятельности, которые без усилий захватывают и удерживают их<br />
внимание, их мозг «успокаивается» в том смысле, что происходит<br />
снижение корковой активации. Весьма примечательное открытие, если<br />
учесть, что вдохновение позволяет людям браться за самые трудные,<br />
требующие отдачи всех сил дела в данной области, будь то игра с<br />
опытнейшим шахматистом или решение сложной математической задачи.<br />
Казалось бы, следует ожидать, что решение таких бросающих вызов задач<br />
потребует не меньшей, а большей корковой активации. Однако разгадка в<br />
том, что вдохновение не выходит за пределы возможного для данного<br />
человека: оно возникает там, где навыки и умения хорошо отработаны, а<br />
рефлекторные дуги действуют наиболее эффективно.<br />
Напряженная сосредоточенность – центр внимания, питаемый<br />
беспокойством, – вызывает усиленную корковую активацию. Но, похоже,<br />
зона вдохновения и оптимальной работоспособности являет собой оазис<br />
корковой эффективности с почти минимальными затратами ментальной<br />
энергии. Овладение ходами, необходимыми для выполнения какой-либо<br />
задачи, неважно, физической, вроде скалолазания, или ментальной<br />
(например, компьютерное программирование), означает: при их<br />
выполнении мозг может функционировать более эффективно. Хорошо<br />
отработанные ходы требуют гораздо меньших мозговых усилий, чем те,<br />
которым еще только учатся, или те, что по-прежнему слишком трудны.<br />
Подобным же образом, когда мозг работает менее эффективно от<br />
утомления или из-за нервозности, что бывает в конце долгого,<br />
напряженного дня, происходит «размывание» точной направленности<br />
усилий коры головного мозга при одновременной активации слишком
многих лишних зон – то есть при состоянии нервной системы,<br />
переживаемом как чрезвычайная рассеянность. То же самое происходит и<br />
при скуке. Но когда мозг работает с максимальной производительностью,<br />
как при вдохновении, между активными зонами и требованиями,<br />
предъявляемыми заданием, существует точная взаимосвязь. В таком<br />
состоянии даже тяжелая работа может показаться живительной или<br />
подзаряжающей энергией, а вовсе не опустошающей или истощающей.<br />
Обучение и вдохновение: новая модель образования<br />
Вдохновение приходит там, где занятия человека требует от него<br />
наиболее полного приложения сил и способностей. Поэтому по мере того,<br />
как растет мастерство, ему, чтобы войти в полосу вдохновения, требуются<br />
задачи повышенного уровня сложности. Если задача слишком проста, она<br />
вызывает скуку, если же чересчур трудна, то скорее тревогу, а не<br />
вдохновение. Известно, что к достижению высшего мастерства в<br />
профессии или ремесле человека подталкивает возможность испытать<br />
вдохновение. Мотивацией к достижению все большего успеха в любой<br />
деятельности, будь то игра на скрипке, танцы или сращивание генов,<br />
является, по крайней мере отчасти, возможность побыть в состоянии<br />
вдохновения во время работы. В ходе эксперимента, в котором участвовали<br />
двести художников в возрасте восемнадцати лет, только что окончивших<br />
художественную школу, Чиксентмихайи установил: лишь те, кто в<br />
студенческие годы испытывал подлинную радость от процесса рисования,<br />
стали в итоге серьезными художниками. Если же мотивом к обучению в<br />
школе служили мечты о славе и богатстве, то после ее окончания<br />
большинство таких студентов вообще отходят от искусства.<br />
На основании полученных результатов Чиксентмихайи делает такой<br />
вывод: «Художники должны превыше всего ставить занятие живописью.<br />
Если же художник, стоя перед мольбертом, начинает прикидывать, за<br />
сколько он продаст эту картину или что подумают о ней критики, ему не<br />
дано сказать свое слово в искусстве. Творческие свершения доступны лишь<br />
тем, кто всецело предан своему делу».<br />
Для достижения мастерства в ремесле, профессии или искусстве<br />
вдохновение необходимо так же, как и для усвоения знаний. Студенты,<br />
испытывающие вдохновение в процессе обучения, лучше занимаются<br />
независимо от их потенциала, определяемого по результатам теста<br />
достижений. Об учениках чикагской средней школы с естественнонаучным
уклоном, попавших в пятипроцентную когорту лучших по оценкам,<br />
полученным на экзамене по математике, их учителя по математике<br />
отозвались как о веселых или грустных. На следующем этапе проводилось<br />
наблюдение за тем, как ученики проводят свое время, для чего всем<br />
раздали пейджеры, по случайному сигналу которых им надо было в<br />
течение дня записывать, чем они занимались и в каком настроении<br />
пребывали. Неудивительно, что грустные отличники тратили всего<br />
пятнадцать часов в неделю на занятия дома, то есть намного меньше<br />
двадцати семи часов в неделю, уходивших на выполнение домашнего<br />
задания у их более жизнерадостных соучеников. Грустные ученики<br />
большую часть того времени, когда они не занимались, тратили на<br />
общение: где-то болтались с приятелями и сидели дома.<br />
После анализа их настроений был сделан впечатляющий вывод. И<br />
веселые, и грустные отличники массу времени в течение недели провели за<br />
занятиями, которые вызывали у них скуку, например смотрели телевизор, и<br />
которые не требовали от них напряжения их способностей. В конце концов,<br />
таковы все подростки. Но ключевое различие заключалось в восприятии<br />
процесса учебы. Веселым отличникам учеба приносила удовольствие,<br />
захватывающее переживание вдохновения, которое они испытывали в<br />
течение 40 процентов времени, посвящаемого учебе. Что же касается<br />
грустных отличников, то учеба вызывала у них вдохновение на протяжении<br />
лишь 16 процентов времени; чаще всего она вызывала тревогу, требуя от<br />
них, чтобы они превосходили свои возможности. Грустные отличники<br />
находили удовольствие и вдохновение в общении, а не в приобретении<br />
знаний. Короче говоря, учеников, достигающих уровня своего<br />
академического потенциала и устремляющихся дальше, чаще влечет учеба,<br />
потому что она вводит их в поток вдохновения. Как ни печально, но<br />
грустные отличники, не сумев отшлифовать те навыки и умения, которые<br />
вовлекли бы их в поток вдохновения, не только лишаются наслаждения от<br />
учебы, но и рискуют ограничить уровень интеллектуальных задач, которые<br />
будут доставлять им удовольствие в будущем.<br />
Говард Гарднер, психолог из Гарвардского университета,<br />
разработавший теорию множественных умственных способностей, считает<br />
вдохновение и позитивные состояния, которые служат его типичным<br />
проявлением, частью самого здорового способа обучения детей,<br />
стимулирующего их изнутри, а не с помощью угроз или обещаний награды.<br />
«Мы должны использовать позитивные состояния малышей, чтобы<br />
привлечь их к овладению знаниями в тех областях, где они смогут развить<br />
способности, – заявил мне Гарднер. – Вдохновение – внутреннее
состояние, которое служит признаком, что ребенок занят выполнением<br />
подходящего ему задания. Тебе нужно найти что-то, что тебе нравится, и<br />
твердо этого держаться. Именно тогда, когда дети начинают скучать в<br />
школе, они капризничают и дерутся, а когда их вниманием завладевает<br />
нечто требующее напряжения сил, они начинают беспокоиться о своих<br />
школьных занятиях. Но уж если у тебя есть что-то, что тебя волнует, и ты<br />
можешь получать удовольствие от занятий, то тогда ты учишься, не щадя<br />
усилий».<br />
Стратегия, используемая во многих школах, претворяющих в жизнь<br />
гарднеровскую модель множественных умственных способностей, ставит<br />
во главу угла выявление профиля врожденных способностей ребенка,<br />
развитие сильных сторон и одновременное стремление укрепить слабые. К<br />
примеру, ребенку, от природы наделенному музыкальными или<br />
танцевальными способностями, легче будет входить в поток вдохновения<br />
именно в этой области, а не в тех, где он менее одарен. Знание профиля<br />
ребенка поможет учителю тонко подобрать способ представления ему темы<br />
и проводить уроки на нужном уровне – от коррективного для<br />
неуспевающих до повышенного, который, вероятнее всего, обеспечит<br />
оптимальную перспективу. Такой подход сделает процесс приобретения<br />
знаний более приятным, а не устрашающим и не вызывающим скуку. «Есть<br />
надежда, что когда учеба будет вдохновлять детей, они обретут смелость<br />
пробовать свои силы в новых сферах, – утверждает Гарднер, добавляя: –<br />
Опыт показывает, что так оно и есть».<br />
Вообще говоря, модель вдохновения предполагает, что достижение<br />
мастерства в любой профессии или области знаний в идеале должна<br />
реализовываться естественным путем. Ребенок испытывает влечение к<br />
занятиям, которые его захватывают спонтанно и которые, что самое<br />
главное, ему нравятся. Первый интерес может стать началом высоких<br />
достижений. Ребенок поймет, что занятие в любой области, будь то танцы,<br />
математика или музыка, принесет ему радость вдохновения. И как только<br />
ему потребуется раздвинуть границы своих способностей, чтобы продлить<br />
вдохновение, оно станет главным мотиватором все большей эффективности<br />
в работе и сделает ребенка счастливым. Такая модель усвоения знаний и<br />
образования, конечно, является более позитивной из всех, с какими<br />
большинство из нас сталкивалось в школе. Вряд ли найдется человек, у<br />
которого школа, хотя бы отчасти, не ассоциировалась с бесконечными<br />
часами мучительной скуки, перемежающейся моментами сильной тревоги.<br />
Стремление к вдохновению в процессе учебы более естественно, более<br />
отвечает человеческой природе и, похоже, представляет достаточно
действенный способ поставить эмоции на службу образованию.<br />
В более общем смысле умение направлять эмоции на достижение<br />
полезного результата есть главная одаренность, характеризующая мастера.<br />
Не важно, проявится ли оно в сдерживании побуждений и отсрочивании<br />
удовольствия; управлении своими настроениями, чтобы они содействовали,<br />
а не мешали процессу мышления. Мотивирование быть упорными и<br />
пытаться снова и снова достичь поставленной цели, невзирая ни на какие<br />
преграды, или отыскивать способы войти в поток вдохновения и таким<br />
образом трудиться более эффективно, – вот свидетельства способности<br />
эмоций стимулировать результативные устремления.
Глава 7. Корни эмпатии<br />
Вернемся к Гэри, блестящему, но страдающему алекситимией хирургу.<br />
Он причинял сильные страдания своей невесте Эллен тем, что не обращал<br />
внимания не только на собственные чувства, но и на ее тоже. Подобно<br />
большинству алекситимиков, он не обладал ни эмпатией, ни интуицией.<br />
Если Эллен говорила, что падает духом, Гэри оказывался неспособным<br />
выразить сочувствие; если она заговаривала о любви, он менял тему. Гэри<br />
имел обыкновение наводить «полезную» критику на то, что делала Эллен,<br />
не сознавая, что критические замечания заставляли ее чувствовать себя<br />
оскорбленной, но отнюдь не помогали.<br />
Эмпатия зиждется на самоосознании. Чем больше мы поддаемся<br />
собственным эмоциям, тем с большим знанием дела будем прочитывать<br />
чувства других людей. Алекситимики вроде Гэри, понятия не имеющие о<br />
собственных чувствах, пребывают в полном замешательстве, когда дело<br />
доходит до понимания того, что чувствуют окружающие их люди. Они не<br />
способны различать оттенки эмоций. Эмоциональные нотки и аккорды,<br />
вплетающиеся в слова и поступки людей – выразительный тон или<br />
изменение позы, красноречивое молчание или предательская дрожь, –<br />
проходят для них незамеченными.<br />
Не разбирающихся в собственных чувствах алекситимиков точно так<br />
же приводит в недоумение, когда другие люди выражают свои чувства по<br />
отношению к ним. Неспособность отмечать чувства другого человека и<br />
составляет главный дефицит эмоционального интеллекта. Прискорбный<br />
недостаток с точки зрения того, что означает быть человеком. Как бы там<br />
ни было, взаимопонимание – основа заботы – возникает в результате<br />
эмоциональной настроенности, благодаря способности к эмпатии.<br />
Умение распознать, что чувствует другой человек, проявляется в<br />
великом множестве сфер жизни, от торговли и управления до любовной<br />
связи и отцовства и материнства, до сострадания и политической<br />
деятельности. Недостаток эмпатии тоже бывает заметным. Ее полное<br />
отсутствие наблюдается у преступников-психопатов, насильников и лиц,<br />
покушающихся на растление детей.<br />
Человеческие эмоции редко бывают облечены в слова; гораздо чаще<br />
они выражаются с помощью иных сигналов. Ключом к интуитивному<br />
постижению чувств другого человека служит способность расшифровывать<br />
информацию, передаваемую невербальными путями: интонацию голоса,
жест, выражение лица и тому подобное. Пожалуй, самый большой объем<br />
исследований способности людей считывать невербальную информацию<br />
выполнен психологом из Гарвардского университета Робертом Розенталем<br />
и его студентами. Розенталь разработал тест на эмпатию (определение<br />
профиля невербальной чувствительности), представляющий собой серию<br />
видеозаписей молодой женщины, выражающей различные чувства – от<br />
отвращения до материнской любви. Сцены, заснятые на видеопленку,<br />
охватывали широкий диапазон проявлений эмоций и действий – от<br />
вызванного ревностью приступа ярости до просьбы о прощении, от<br />
изъявления благодарности до обольщения. Видеозаписи были<br />
отредактированы так, что в каждом создаваемом образе систематически<br />
исключались один или более каналов невербальной коммуникации;<br />
например, в дополнение к заглушенным словам в одних сценах<br />
блокировались все остальные сигналы, кроме выражения лица. В других<br />
показывались только телодвижения и так далее, по всем главным<br />
невербальным каналам коммуникации, так что зрителям приходилось<br />
распознавать эмоции по тому или иному конкретному невербальному<br />
сигналу.<br />
Как показали результаты исследования с привлечением более семи<br />
тысяч добровольцев из США и еще восемнадцати стран, способность<br />
распознавать чувства по невербальной информации дает такие<br />
преимущества, как лучшая эмоциональная адаптированность, большая<br />
популярность у окружающих и большая общительность, а также – что,<br />
вероятно, вполне оправданно, – и большая чувствительность. Кстати<br />
сказать, женщины в этом виде эмпатии в принципе проявили себя лучше<br />
мужчин. Причем у людей, чьи показатели улучшались за те сорок пять<br />
минут, в течение которых проводился тест, – свидетельство того, что у них<br />
есть талант к развитию эмпатических навыков, – отношения с<br />
противоположным полом складывались гораздо лучше. А значит, эмпатия,<br />
как оказалось, делает жизнь более романтической.<br />
Если говорить о результатах изучения остальных компонентов<br />
эмоционального интеллекта, то обнаружилась только несущественная<br />
зависимость между оценками остроты эмпатической чувствительности и<br />
оценками по результатам теста академических способностей или<br />
коэффициентом умственного развития, а также тестов школьных<br />
достижений. Тот факт, что эмпатия не зависит от способности к учебе,<br />
подтвердился при тестировании согласно одному из вариантов профиля<br />
невербальной чувствительности, разработанному специально для детей.<br />
Из 1011 детей, принявших участие в эксперименте, те, кто проявил
способность «считывать» чувства других невербальным путем,<br />
пользовались в своих школах наибольшей популярностью и отличались<br />
самой высокой эмоциональной стабильностью. Они также лучше успевали<br />
в школе, хотя их средний коэффициент умственного развития не превышал<br />
коэффициент умственного развития детей, менее способных к<br />
расшифровке невербальной информации. Получается, что овладение<br />
искусством эмпатии помогает повысить успехи в учебе (или просто<br />
заставляет учителей относиться к школьникам с большей симпатией).<br />
Способ выражения рационального ума заключается в словах, ну а<br />
эмоции всегда выражаются невербальными средствами. В самом деле, если<br />
слова человека не согласуются с тем, что передается посредством тона его<br />
голоса, жестов или других невербальных сигналов, эмоциональная истина<br />
заключается в том, как он говорит, а не в том, что он высказывает. Одно<br />
практическое правило, использованное в исследованиях общения, таково:<br />
более 90 процентов информации передается невербальным способом.<br />
Такого рода сообщения, например когда в голосе проскальзывает тревога<br />
или в быстрых жестах – раздражение, люди почти всегда воспринимают на<br />
подсознательном уровне, безмолвно принимая и реагируя и не обращая<br />
особого внимания на слова. Навыки, позволяющие нам делать это хорошо<br />
или плохо, также большей частью приобретаются без слов.<br />
Как раскрывается эмпатия<br />
В тот момент, когда Хоуп, которой едва исполнилось девять месяцев,<br />
увидела, как свалился, не удержавшись на ножках, какой-то ребенок, слезы<br />
ручьями потекли из ее глаз. Она поползла к матери за утешением, словно<br />
сама упала и ушиблась. А Майкл в свои пятнадцать месяцев пошел за<br />
плюшевым медвежонком, чтобы отдать его расплакавшемуся приятелю<br />
Полу. Когда это не помогло, Майкл вытащил откуда-то шерстяное одеяльце<br />
Пола. Эти вроде бы незначительные проявления симпатии и заботы<br />
наблюдали их матери, которым было дано задание записывать такого рода<br />
проявления эмпатии. Результаты исследования показали, что зачатки<br />
эмпатии обнаруживаются еще в младенчестве. Так, с первого дня<br />
новорожденные младенцы приходят в беспокойство, если слышат, что<br />
рядом заплакал какой-то ребенок: некоторые считают эту реакцию<br />
предвестником эмпатии.<br />
Специалисты по возрастной психологии установили, что младенцы<br />
испытывают дистресс, вызванный сочувствием, еще до того, как
полностью осознают, что существуют отдельно от других людей. Уже через<br />
несколько месяцев после рождения младенцы реагируют на беспокойство<br />
окружающих их людей, как если бы что-то нарушило их собственный<br />
покой, и плачут, если видят рядом ребенка в слезах. В возрасте около года<br />
они начинают осознавать, что страдание исходит не от них, а извне, от<br />
кого-то другого, хотя еще толком не знают, как к этому относиться. В ходе<br />
эксперимента, проводимого Мартином Хоффманом в Университете штата<br />
Нью-Йорк, годовалый малыш привел свою маму, чтобы та утешила его<br />
плачущего друга, не обращая внимания на то, что и мама друга находилась<br />
в той же комнате. Такого рода перепутывание наблюдается и в тех случаях,<br />
когда годовалые дети имитируют страдание человека, находящегося<br />
поблизости, возможно, для того, чтобы лучше понять, что именно тот<br />
чувствует. Например, если какая-нибудь девочка ушибет пальцы, другая<br />
девочка в возрасте одного года может повторить ее действия, чтобы<br />
проверить, а не будет ли и ей тоже больно. Один малыш, увидев, что его<br />
мама плачет, вытер свои глаза, хотя в них не было ни слезинки.<br />
Так называемая моторная мимикрия передает изначальный<br />
специальный смысл слова «эмпатия», в котором оно было впервые<br />
использовано в 1920-х годах американским психологом Э. Б. Титченером.<br />
Оно несколько отличается от своего греческого прототипа empathea,<br />
означавшего «вчувствование», – термин, первоначально использованный<br />
теоретиками эстетики для обозначения способности воспринимать<br />
субъективное переживание другого человека. Согласно теории Титченера,<br />
эмпатия произошла от некоей физической имитации страдания другого,<br />
которая затем пробуждает в имитаторе те же самые чувства. Он искал<br />
новый термин, не «сочувствие»: его-то можно испытывать к общему<br />
положению другого человека, не разделяя чувств другого человека.<br />
Моторная мимикрия постепенно исчезает из репертуара детей,<br />
начинающих ходить, примерно к двум с половиной годам, то есть к тому<br />
моменту, когда они осознают, что боль других людей отличается от их боли,<br />
и способны лучше их утешить. Вот типичный пример из дневника матери:<br />
Соседский малыш плакал… и Дженни подошла к нему и<br />
стала угощать печеньем. Она ходила за ним по пятам и сама<br />
начала хныкать. Потом попыталась погладить его по голове, но он<br />
вырвался… Он успокоился, но Дженни по-прежнему выглядела<br />
озабоченной. Она продолжала приносить ему игрушки и<br />
поглаживать по голове и плечам.
У малышей, которые учатся ходить, обнаруживаются различия в<br />
общей чувствительности к эмоциональным расстройствам других людей:<br />
одни, вроде Дженни, остро их сознают, другие перестают обращать на них<br />
внимание. Ряд исследований, проведенных Мэриан Радке-Ярроу и Кэролин<br />
Цан-Векслер в Национальном институте душевного здоровья, показал:<br />
различие в эмпатическом интересе по большей части было связано с тем,<br />
как родители дисциплинируют своих детей. Как обнаружили ученые, дети<br />
проявляли большую эмпатию в тех семьях, где в процессе воспитания<br />
огромное внимание обращалось на страдание, которое их недостойное<br />
поведение причиняло другим людям: «Ты только посмотри, как ты ее<br />
огорчил» вместо «Ты поступил дурно». Далее они выяснили, что эмпатия у<br />
детей формируется также в результате наблюдений, как реагируют другие,<br />
когда кто-то еще испытывает страдание; подражая тому, что видят, дети<br />
вырабатывают репертуар эмпатических реакций, направленных в первую<br />
очередь на то, чтобы помочь страдающим людям.<br />
Хорошо настроенный ребенок<br />
Саре было двадцать пять, когда она родила близнецов Марка и Фреда.<br />
Марк, по ее мнению, был больше похож на нее, а Фред – на отца. Такое<br />
восприятие, возможно, и стало причиной глубокого, хотя и<br />
трудноуловимого различия в ее отношении к детям. Когда мальчикам было<br />
всего по три месяца, Сара старалась поймать взгляд Фреда, и если он<br />
отворачивался, она снова пыталась заглянуть ему в глаза, но тогда Фред<br />
отворачивал лицо уже более подчеркнуто. Когда же она отводила глаза,<br />
Фред смотрел на нее в упор, после чего цикл «преследование –<br />
отворачивание» повторялся, не раз доводя Фреда до слез. Марку, напротив,<br />
Сара фактически никогда и не пыталась навязать зрительный контакт, как<br />
Фреду. Марк мог отводить глаза, когда хотел, и она не старалась<br />
перехватить его взгляд.<br />
Казалось бы, пустяк, но говорящий о многом. Через год Фред боялся<br />
уже заметно сильнее и был более зависимым, чем Марк; одним из способов<br />
проявления его пугливости было прерывание зрительного контакта с<br />
другими людьми, как бывало у него в три месяца с матерью, когда он<br />
опускал голову вниз и в сторону. Марк смотрел окружающим прямо в глаза,<br />
а когда хотел прервать контакт, слегка задирал голову и отворачивался с<br />
обворожительной улыбкой.<br />
За близнецами и их матерью велось очень тщательное наблюдение,
когда они приняли участие в исследовании, проводимом Дэниелом<br />
Стерном, работавшим в то время психиатром на медицинском факультете<br />
Корнеллского университета. Стерна приводит в восхищение многократный<br />
обмен мелкими знаками настроенности, происходящий между родителем и<br />
ребенком; он считает, что именно в эти сокровенные моменты и<br />
преподаются самые главные уроки эмоциональной жизни. Из всех таких<br />
моментов наиболее важными являются те, которые позволяют ребенку<br />
понять, что его эмоции встречают эмпатию и признание и их разделяют в<br />
процессе, который Стерн называет настройкой. У матери близнецов была<br />
настроенность на Марка, но отсутствовала эмоциональная синхронизация<br />
с Фредом. Стерн утверждает, что повторяющиеся несчетное число раз<br />
моменты согласованности или рассогласованности между родителем и<br />
ребенком формируют эмоциональные ожидания, которые взрослые<br />
привносят в свои близкие взаимоотношения, – и, возможно, в гораздо<br />
большей степени, чем драматические события детства.<br />
Настроенность возникает без слов, как ритмическая составляющая<br />
взаимоотношений. Стерн изучал ее со скрупулезной точностью, часами<br />
снимая на видеопленку матерей с младенцами. Он обнаружил, что<br />
благодаря настроенности матери дают понять своим малышам, что знают,<br />
что те чувствуют. Ребенок, к примеру, визжит от радости, и мать<br />
подтверждает эту радость, легонько встряхивая его, говоря с ним<br />
воркующим голосом или приведя высоту своего голоса в соответствие с<br />
визгом малыша.<br />
Или же младенец трясет погремушку, а мать отвечает ему быстрым<br />
шимми [40] . При таком взаимодействии подтверждающее сообщение<br />
заключается в том, что мать более или менее приспосабливается к уровню<br />
возбуждения ребенка. Благодаря подобным тонким настройкам у младенца<br />
появляется успокоительное чувство эмоциональной связи – информация,<br />
которую, как обнаружил Стерн, матери посылают примерно раз в минуту<br />
во время взаимодействия со своими малышами.<br />
Настроенность очень сильно отличается от простой имитации. «Если<br />
вы всего лишь копируете ребенка, – объяснил мне Стерн, – значит, вы<br />
знаете, что он сделал, но не что он чувствовал. Чтобы дать ему понять: вы<br />
осознаете, что он чувствует, – вам придется воспроизвести его внутренние<br />
переживания иным способом. Тогда малыш будет знать, что его<br />
понимают». Занятия любовью во взрослой жизни – вероятно,<br />
максимальное приближение к глубокой внутренней настройке между<br />
младенцем и матерью. Любовная близость, пишет Стерн, «подразумевает<br />
переживание ощущения субъективного состояния другого человека:
разделенного желания, совпадающих намерений и обоюдных состояний<br />
одновременно меняющегося возбуждения». Любовники реагируют друг на<br />
друга синхронно, что дает не нуждающееся в словах чувство глубокого<br />
взаимопонимания. Любовная близость в ее лучшем варианте есть акт<br />
взаимной эмпатии, а в худшем в ней нет эмоциональной взаимности.<br />
Последствия неправильной настройки<br />
Стерн полагает, что в результате повторяющихся настраиваний у<br />
младенцев начинает развиваться ощущение, что другие люди могут и<br />
готовы разделить их чувства. Оно, похоже, появляется примерно в<br />
восьмимесячном возрасте. Тогда дети начинают осознавать, что отделены<br />
от остальных людей. Оно продолжает формироваться под влиянием<br />
дружеских и интимных отношений в течение всей жизни. И весьма<br />
огорчительно, если родители неверно настроены на ребенка. В одном<br />
эксперименте Стерн дал задание нескольким женщинам намеренно<br />
слишком или недостаточно остро реагировать на своих малышей, но только<br />
не стараться настроиться на них. Дело кончилось тем, что дети немедленно<br />
отреагировали на такое отношение испугом и дистрессом.<br />
Длительное отсутствие настроенности между родителем и ребенком<br />
наносит огромный эмоциональный вред ребенку. Если родитель не умеет<br />
выказывать эмпатию в отношении определенных эмоций ребенка, к<br />
примеру, радости, слез или потребности, чтобы его обняли, тогда и ребенок<br />
начинает избегать всяческих проявлений, а возможно, даже и переживания<br />
эмоций. Не исключено, что поэтому-то эмоциональный диапазон со<br />
временем стирается из репертуара близких отношений, особенно если в<br />
детстве у ребят открыто или исподволь, но постоянно отбивали охоту к<br />
проявлению чувств.<br />
Кроме того, у детей может развиться склонность проявлять<br />
негативные эмоции – в зависимости от того, какие настроения им чаще<br />
всего приходилось разделять. Даже младенцы «схватывают» настроения.<br />
Трехмесячные малыши, чьи матери пребывают в угнетенном состоянии,<br />
копируют их настроение, когда те с ними играют, чаще обнаруживая такие<br />
чувства, как раздражение и печаль, и гораздо реже – спонтанное<br />
любопытство и интерес, в сравнении с детьми, чьи матери не подвержены<br />
депрессии.<br />
Одна из женщин, принимавших участие в эксперименте Стерна,<br />
постоянно реагировала на своего ребенка слабо, не отвечая уровню его
активности, и в итоге ее ребенок приучился быть пассивным. «Младенец, с<br />
которым обращаются подобным образом, усваивает следующее: когда я<br />
начинаю волноваться, я не могу заставить мою маму тоже приходить в<br />
волнение, а значит, я могу вообще не утруждаться», – к такому выводу<br />
приходит Стерн. Однако существует надежда на «исправляющие»<br />
отношения: «Отношения, которые складываются в течение жизни с<br />
друзьями или родственниками или, к примеру, в психотерапии, постоянно<br />
видоизменяют вашу рабочую модель взаимоотношений в целом. Дисбаланс<br />
в какой-то момент впоследствии можно скорректировать, поскольку<br />
процесс идет непрерывно и продолжается всю жизнь».<br />
Кстати сказать, в некоторых теориях психоанализа терапевтическая<br />
взаимосвязь рассматривается как некий эмоциональный корректив,<br />
компенсирующий опыт настроенности. Термин «зеркальное отражение»<br />
используют некоторые теоретики психоанализа. Он обозначает обратное<br />
проецирование психоаналитиком внутреннего состояния клиента – точно<br />
так же, как у матери, хорошо настроенной на своего ребенка.<br />
Эмоциональная синхрония не выражается словами и воспринимается на<br />
подсознательном уровне. Пациент может наслаждаться ощущением, что его<br />
понимают.<br />
Эмоциональные издержки от отсутствия настроенности в детстве<br />
могут быть огромными на протяжении всей жизни – и не только для<br />
ребенка. Изучение преступников, совершивших самые жестокие и самые<br />
тяжкие преступления, выявило одну характерную особенность их жизни в<br />
детстве, которая отличает их от других преступников. Их мотало из одной<br />
приемной семьи в другую, или они росли в приютах для сирот. Перед нами<br />
истории жизни, протекавшей при эмоциональной заброшенности и почти<br />
полном отсутствии возможностей для настройки.<br />
Хотя эмоциональная заброшенность, по-видимому, притупляет<br />
эмпатию, интенсивное длительное эмоциональное насилие, включающее<br />
жестокие, садистские угрозы, унижение и откровенную подлость, приводит<br />
к парадоксальному результату. Дети, подвергающиеся подобному насилию,<br />
могут стать сверхнастороженными к эмоциям окружающих их людей,<br />
доходя до посттравматической вигильности [41] в отношении сигналов<br />
опасности. Такая навязчивая занятость чувствами других людей типична<br />
для детей, переживших психологически жестокое обращение, которые, став<br />
взрослыми, подвержены резким и сильным эмоциональным колебаниям,<br />
иногда диагностируемым как «пограничное расстройство личности».<br />
Многие из таких людей наделены способностью ощущать, что чувствуют<br />
окружающие их люди, и они, как правило, сообщают, что в детстве
страдали от эмоционально жестокого обращения.<br />
Неврология эмпатии<br />
Как часто случается в неврологии, первую информацию, наводящую<br />
на мысль о том, что источник эмпатии следует искать в головном мозге,<br />
предоставили отчеты о странных и эксцентричных пациентах. В отчете<br />
за 1975 год, например, анализировались случаи, когда у пациентов с<br />
определенными повреждениями в правой части лобных долей головного<br />
мозга наблюдалось любопытное нарушение: они были не способны<br />
понимать эмоциональную информацию, заключенную в тоне голоса других<br />
людей, хотя прекрасно понимали слова. Саркастическое «спасибо»,<br />
благодарное «спасибо» и сердитое «спасибо» имели для них совершенно<br />
одинаковый нейтральный смысл. В противоположность в отчете 1979 года<br />
сообщалось о пациентах с травмами в других частях правого полушария, у<br />
которых обнаруживались очень разные пробелы в эмоциональном<br />
восприятии. Они оказывались неспособными выражать эмоции<br />
интонациями или жестами. Они знали, что чувствуют, но не могли это<br />
передать. Все указанные участки коры головного мозга, как отмечали<br />
различные авторы, имели сильные связи с лимбической системой.<br />
Исследования были проанализированы Лесли Бразерсом, психиатром<br />
из Калифорнийского технологического института, для основополагающего<br />
научного труда по биологии эмпатии. Разбирая полученные<br />
неврологические данные и результаты сравнительного изучения животных,<br />
Бразерс обратил внимание на миндалевидное тело и его связи с<br />
ассоциативной областью зрительной зоны коры головного мозга как части<br />
главной цепи, лежащей в основе эмпатии.<br />
Многие, наиболее важные, неврологические исследования проводятся<br />
на животных и, в частности, нечеловекообразных обезьянах. О том, что эти<br />
обезьяны, или приматы, способны к эмпатии – или, как предпочитает<br />
выражаться Бразерс, «эмоциональной коммуникации», – известно не<br />
только из анекдотов. Об этом свидетельствуют результаты экспериментов.<br />
Например, макак-резусов сначала научили пугаться определенного звука –<br />
при включении их подвергали электрошоку. Потом их научили избегать<br />
электрического разряда, дергая за рычаг всякий раз, когда они слышали<br />
звук. Затем пары обезьян рассадили по разным клеткам так, что общаться<br />
они могли только посредством кабельного телевидения, позволявшего им<br />
видеть изображение морды другой обезьяны. Когда первая обезьяна, но не
вторая, слышала жуткий пугающий звук, у нее на морде появлялось<br />
выражение ужаса. Вторая обезьяна, видя испуг первой, дергала за рычаг,<br />
который отключал электричество, – вот вам явное проявление эмпатии,<br />
если даже не альтруизма.<br />
Получив подтверждение тому, что приматы, а не только человек,<br />
действительно «считывают» эмоции с морд своих сородичей,<br />
исследователи, продолжая опыты, вживили в головной мозг обезьян<br />
длинные тонкие электроды. С помощью этих электродов они вели запись<br />
активности отдельного нейрона (нервной клетки). Электроды,<br />
подсоединенные к нейронам в зрительной зоне коры головного мозга и в<br />
миндалевидном теле, передавали данные, указывающие, что, когда одна<br />
обезьяна видела морду другой, эта информация направлялась в нейроны,<br />
сначала возбуждая нейрон в зрительной зоне, а потом в миндалевидном<br />
теле. Таков стандартный путь передачи информации, провоцирующей<br />
эмоциональное возбуждение. Но самым удивительным в экспериментах<br />
было то, что они выявили в зрительной зоне нейроны, которые, похоже,<br />
возбуждаются только в ответ на специфические выражения морды или<br />
жесты (угрожающе открытый рот, устрашающая гримаса или покорное<br />
припадание к земле). Эти нейроны отличаются от остальных, имеющихся в<br />
той же зоне, которые помогают распознать знакомые лица. Данное явление,<br />
видимо, означает, что головной мозг изначально предназначен для<br />
ответного реагирования на проявления специфических эмоций, иными<br />
словами, эмпатия – биологическая данность.<br />
Другим направлением поисков ключевой роли проводящего пути<br />
системы «миндалевидное тело – кора головного мозга» в считывании<br />
эмоций и реагировании на них, по мнению Бразерса, явилось исследование,<br />
в котором обезьянам, живущим в естественных условиях, перерезали<br />
проводящие пути, идущие к миндалевидному телу и коре головного мозга и<br />
назад. Когда их выпустили обратно в стаю, эти обезьяны по-прежнему<br />
обнаруживали способность справляться с обычными задачами: добывали<br />
для себя пропитание и лазали по деревьям. Однако они потеряли всяческое<br />
представление об эмоциональном отклике на своих сородичей. И даже если<br />
какая-то обезьяна приближалась к ним с дружественными намерениями,<br />
они убегали прочь и в конце концов стали жить уединенно, избегая<br />
контактов с остальными членами стаи.<br />
В тех зонах коры головного мозга, где сосредоточены нейроны,<br />
чувствительные к специфическим эмоциям, находятся, как считает Бразерс,<br />
также и нейроны с наиболее мощными связями с миндалевидным телом.<br />
Распознавание эмоций требует участия системы «миндалевидное тело –
кора головного мозга», которая играет главную роль в распределении<br />
надлежащих ответных реакций. «Вполне очевидна значимость такой<br />
системы с точки зрения выживания» нечеловекообразных приматов,<br />
замечает Бразерс. «Восприятие приближения другой особи, должно быть,<br />
имеет результатом особый тип физиологической ответной реакции, которая<br />
приспосабливается – и очень быстро – к намерению: укусить, спокойно<br />
заняться чисткой и уходом за поверхностью тела или спариться».<br />
Аналогичная физиологическая основа эмпатии в нас, людях, была<br />
обнаружена Робертом Ливинсоном, психологом из Университета Баркли<br />
штата Калифорния. Он изучал супружеские пары, стараясь понять, что<br />
чувствует каждый партнер во время горячего спора. Его метод прост:<br />
супругов снимали на видеопленку, а их физиологические реакции<br />
измерялись во время обсуждения некоторых волнующих вопросов из их<br />
супружеской жизни (как приучить детей к дисциплине, как привести в<br />
норму привычку тратить деньги и т. п.). Затем каждый из супругов<br />
просматривал видеозапись и последовательно описывал свои чувства. В<br />
заключение каждому прокручивали пленку во второй раз, а они старались<br />
расшифровать чувства другого партнера.<br />
Максимальная точность эмпатии достигалась у тех мужей и жен, чья<br />
собственная психология следовала психологии супруга, за которым они<br />
наблюдали. Когда у партнера наступала реакция в виде повышенной<br />
потливости, с ними происходило то же самое. Когда у партнера<br />
происходило снижение частоты сердечных сокращений, замедлялся их<br />
сердечный ритм. Короче говоря, их организм имитировал тонкие<br />
последовательные физические реакции их супруга. Если во время<br />
первоначального взаимодействия физиологические модели зрителя просто<br />
повторяли их собственные, они имели очень слабое представление о том,<br />
что чувствовал партнер. Только когда их организмы входили в синхронию,<br />
возникала эмпатия.<br />
Это говорит о том, что, когда эмоциональный мозг будоражит<br />
организм сильной реакцией – скажем, приступом гнева, – эмпатии почти<br />
или вовсе нет. Эмпатия требует достаточного спокойствия и<br />
восприимчивости, чтобы едва уловимые сигналы чувств, исходящие от<br />
другого человека, могли быть восприняты и сымитированы собственным<br />
эмоциональным мозгом первого.<br />
Эмпатия и этика: источник альтруизма
«Никогда не посылай узнать, по ком звонит колокол, он звонит по<br />
тебе». Эта фраза – одна из самых знаменитых во всей английской<br />
литературе. Изречение Джона Донна обращается к сути связующего звена<br />
между эмпатией и заботой: страдание другого человека становится твоим<br />
собственным. Переживать вместе с другим человеком значит проявлять<br />
заботу. Противоположность эмпатии – антипатия. Эмпатическая установка<br />
то и дело входит в соприкосновение с моральными оценками, ибо<br />
моральные дилеммы требуют потенциальных жертв: должны ли вы лгать,<br />
чтобы пощадить чувства друга? Сдержите ли вы обещание навестить<br />
больного друга или вместо этого примете поступившее в последнюю<br />
минуту приглашение на званый обед? Когда следует поддерживать работу<br />
системы жизнеобеспечения человека, который в противном случае умер<br />
бы?<br />
Эти вопросы морали сформулированы исследователем эмпатии<br />
Мартином Хоффманом. Он утверждает, что корни нравственного поведения<br />
следует искать в эмпатии. Только умение поставить себя на место<br />
потенциальных жертв – скажем, человека страдающего, оказавшегося в<br />
опасности или испытывающего лишения, – и таким образом разделить их<br />
горе и побуждает людей действовать так, чтобы помочь им.<br />
Непосредственная связь между эмпатией и альтруизмом обнаруживается<br />
при личных встречах. Та же самая способность к эмпатической<br />
эмоциональной реакции – способность поставить себя на место другого<br />
человека, – как полагает Хоффман, и заставляет людей следовать<br />
определенным моральным принципам.<br />
Хоффман считает, что развитие эмпатии происходит естественным<br />
путем, начиная с младенчества. Как мы уже знаем, годовалый ребенок<br />
ощущает беспокойство, увидев, что рядом с ним упал и заплакал какой-то<br />
малыш. Восприятие бывает столь острым и быстрым, что он сразу же сует<br />
в рот большой палец руки и прячет голову в коленях у матери, как если бы<br />
ушибся сам. Дети старше одного года, лучше понимающие, что отделены<br />
от других людей, стараются более активно утешить другого плачущего<br />
малыша, например, предлагая ему своего плюшевого мишку. Уже в два года<br />
дети начинают осознавать, что чувства другого человека отличаются от их<br />
собственных ощущений, и поэтому становятся более восприимчивыми к<br />
знакам, раскрывающим истинные чувства того, кто находится рядом. В этот<br />
период они, возможно, понимают: у других детей есть чувство<br />
собственного достоинства, и наилучший способ помочь им справиться со<br />
слезами – не привлекать к ним излишнего внимания.<br />
К концу детства эмпатия достигает наивысшего уровня. Дети
обучаются предполагать, что страдание существует и за рамками<br />
конкретной сиюминутной ситуации, и понимать, что чье-то состояние или<br />
положение в жизни могут явиться источником хронического дистресса. В<br />
этом возрасте они способны сочувствовать положению целой группы<br />
людей, например бедным, угнетенным, отверженным. И когда они станут<br />
подростками, не исключено, что такое понимание подкрепит моральные<br />
убеждения, обратив их в стремление смягчить несчастье и<br />
несправедливость.<br />
Эмпатия лежит в основе многих аспектов нравственной оценки и<br />
поступка. Примером тому может послужить «эмпатический гнев», который<br />
Джон Стюарт Милл описывает как «естественное чувство возмездия…<br />
порожденное интеллектом и симпатией в отношении… тех оскорблений,<br />
которые ранят нас тем, что причиняют боль другим». Милл называет его<br />
также «защитником справедливости». Другим примером того, что эмпатия<br />
побуждает к нравственному поступку, является ситуация, когда у<br />
стороннего наблюдателя возникает стремление вмешаться в происходящее<br />
и прийти на помощь жертве. Как показывают исследования, чем большую<br />
эмпатию случайный свидетель испытывает к жертве, тем больше<br />
вероятность его вмешательства. Есть, однако, некоторые свидетельства в<br />
пользу того, что эмпатия, которую чувствуют люди, подчас отодвигает на<br />
второй план и моральные соображения. Так, по результатам исследований,<br />
проведенных в Германии и США, установлено: чем больше люди<br />
сопереживают другим, тем в большей степени они привержены<br />
нравственному принципу, согласно которому материальные ресурсы<br />
следует распределять в соответствии с потребностями.<br />
Жизнь без эмпатии: мышление растлителя, нравственный<br />
облик социопата<br />
[42]<br />
Эрика Экардта втянули в позорное преступление: телохранитель<br />
фигуристки Тони Хардинг Экардт подстроил нападение бандитов на Нэнси<br />
Карриган, главную соперницу Хардинг в борьбе за золотую медаль в<br />
женском фигурном катании на Олимпийских играх 1994 года. Во время<br />
нападения Карриган разбили колено, лишив возможности тренироваться в<br />
течение нескольких решающих месяцев. Но когда Экардт увидел по<br />
телевизору рыдающую Карриган, его внезапно охватило раскаяние. Он<br />
разыскал приятеля, чтобы открыть ему секрет. Это послужило отправным
моментом ряда событий, приведших к аресту нападавших. Такова сила<br />
эмпатии.<br />
Однако ее, как правило, катастрофически недостает тем, кто<br />
совершает самые низкие преступления. У насильников, лиц,<br />
покушающихся на растление малолетних, и многих творящих насилие в<br />
семье есть общий психологический дефект: они не способны на эмпатию.<br />
Неспособность ощущать боль и страдание жертв позволяет им<br />
рассказывать себе небылицы, вдохновляющие их на преступление. У<br />
насильников в ходу такие измышления: «Да женщины на самом деле хотят<br />
быть изнасилованными» или «Если она и сопротивляется, так просто<br />
притворяется недотрогой». Растлители лгут себе так: «Я не причиняю<br />
никакого вреда малышке, а просто проявляю любовь» или «Это же просто<br />
другая разновидность любви». У родителей, скорых на физическую<br />
расправу, наготове такое объяснение: «Это просто чтобы добиться<br />
послушания». Все эти варианты самооправданий записаны со слов людей,<br />
которых лечили в связи с подобными проблемами. Они говорили это себе,<br />
зверски обращаясь со своими жертвами или готовясь к преступлению.<br />
Полное «стирание» эмпатии во время, когда жертвам наносится ущерб,<br />
почти всегда составляет часть некоего эмоционального цикла,<br />
стимулирующего злодеяния. Давайте проследим последовательность<br />
эмоциональных процессов, которая типично приводит к половому<br />
преступлению, например, к покушению на растление малолетних. Цикл<br />
начинается с того, что растлитель чувствует себя расстроенным,<br />
раздраженным, подавленным, одиноким. Возможно, эти настроения<br />
вызваны, скажем, тем, что он увидел по телевизору счастливые пары, а<br />
потом ощутил подавленность от своего одиночества. Далее растлитель<br />
ищет утешения в излюбленной фантазии, как правило, на тему нежной<br />
дружбы с ребенком. Эта фантазия приобретает сексуальную окраску и<br />
заканчивается мастурбацией. Позже растлитель испытывает временное<br />
облегчение от уныния, но облегчение длится очень недолго. Депрессия и<br />
одиночество возвращаются вновь и охватывают с еще большей силой.<br />
Растлитель начинает задумываться о претворении фантазии в жизнь,<br />
сочиняя себе оправдание вроде «Я не причиню настоящего вреда, если<br />
ребенок не получит физических травм» или «Если бы малышка и в самом<br />
деле не хотела заниматься со мной сексом, она могла бы это прекратить».<br />
В этот момент растлитель смотрит на ребенка сквозь призму<br />
извращенной фантазии, вовсе не сострадая живому ребенку в подобной<br />
ситуации. Все, что следует далее – начиная с зарождения плана увести<br />
ребенка в такое место, где они будут одни, до осторожной репетиции того,
что произойдет, а затем и проведения плана в жизнь, – характеризуется<br />
эмоциональной отчужденностью. Все проделывается так, словно у<br />
втянутого в действие ребенка нет собственных чувств. Растлитель<br />
проецирует готовность к взаимодействию, которую приписывает ребенку в<br />
своей фантазии. Чувства ребенка – перелом в настроении, страх,<br />
отвращение – попросту не замечаются. Иначе для растлителя «все было бы<br />
испорчено».<br />
Полное отсутствие сострадания к жертвам составляет одну из главных<br />
проблем, решение которых послужило целью разработок новых методов<br />
лечения растлителей малолетних детей и подобного рода преступников. В<br />
одной из наиболее перспективных терапевтических программ<br />
преступникам дают читать душераздирающие повествования о<br />
преступлениях, подобных их собственным, записанные со слов жертвы.<br />
Вдобавок им показывают видеосъемки жертв, со слезами рассказывающих,<br />
что значит подвергаться насилию. Потом преступники описывали<br />
совершенное ими преступление с позиции жертвы, представляя, что те<br />
чувствовали. Затем они читали свои записи группе врачей и пытались<br />
ответить на вопросы о нападении с точки зрения жертвы. В заключение<br />
преступника помещают в ситуацию, имитирующую реальное<br />
преступление, в которой он выступает уже в роли жертвы.<br />
Уильям Питерс, психолог тюрьмы штата Вермонт, разработавший<br />
многообещающий метод терапии, который заключается в том, чтобы<br />
научить ставить себя на место другого, сказал мне: «Переживание чувств<br />
жертвы как своих собственных изменяет восприятие таким образом, что<br />
становится трудно отрицать страдание даже в воображении. Усиливается<br />
мотивация бороться с собственными извращенными сексуальными<br />
побуждениями. Лица, совершившие половое преступление и подвергнутые<br />
лечению в тюрьме по данной программе, повторно совершали подобные<br />
преступления после освобождения только в половине случаев в сравнении<br />
с теми, кто не прошел подобного лечения. Вывод: без выработки начальной<br />
стимулированной эмпатией мотивации никакое лечение не даст<br />
положительного результата».<br />
И если все-таки существует хотя бы небольшая надежда привить<br />
чувство эмпатии правонарушителям вроде тех, кто покушается на<br />
растление малолетних, то практически не оставляет никаких надежд другой<br />
тип преступника – психопат (в последнее время чаще называемый<br />
социопатом согласно психиатрическому диагнозу). Психопаты печально<br />
известны как умением расположить к себе, так и полным отсутствием<br />
раскаяния даже за действия, совершенные с особой жестокостью.
Психопатия, то есть неспособность испытывать эмпатию, или сострадание,<br />
или хотя бы малейшие угрызения совести, есть одно из наиболее<br />
озадачивающих эмоциональных расстройств. Сущность холодности<br />
психопата, видимо, заключается в неспособности создавать нечто большее,<br />
кроме крайне ограниченных эмоциональных связей. Самые жестокие<br />
преступники, например, серийные убийцы-садисты, получающие<br />
удовольствие от предсмертных страданий своих жертв, есть олицетворение<br />
психопатии.<br />
Кроме того, психопаты – бойкие лжецы, готовые сказать все, что<br />
угодно, лишь бы получить то, что хотят. Так же цинично они<br />
манипулируют эмоциями своих жертв. Вспомним поведение Фаро,<br />
семнадцатилетнего члена лос-анджелесской банды, который искалечил<br />
мать с ребенком, стреляя из проезжавшего мимо них автомобиля. Он<br />
описал это скорее с гордостью, чем с раскаянием. Когда Фаро разъезжал на<br />
автомобиле с Леоном Бингом, писавшим книгу о лос-анджелесских бандах<br />
«Крипс» («Слабаков») и «Бладс» («Черных братков»), ему захотелось<br />
покрасоваться, и он сказал Бингу, что «собирается пугануть психом» двух<br />
типов в ближайшей машине. Вот как Бинг рассказывал об обмене<br />
взглядами:<br />
Водитель, почувствовав, что кто-то смотрит на него,<br />
обернулся и взглянул на мою машину. Он встретился взглядом<br />
с Фаро и на мгновение выпучил глаза, а потом резко отвел взгляд,<br />
потупившись и уставившись куда-то в сторону. Невозможно было<br />
ошибиться: в его глазах я увидел страх.<br />
Фаро продемонстрировал Бингу взгляд, который метнул в соседнюю<br />
машину:<br />
Он уставился прямо на меня, и все в его лице пришло в<br />
движение и изменилось, будто с помощью какого-то эффекта<br />
ускоренного движения в кино. Оно превратилось в лицо из<br />
ночного кошмара. Жуткое зрелище! Вы сразу понимали: если вы<br />
уставитесь в ответ, бросив ему вызов, то прежде запаситесь<br />
умением твердо стоять на ногах. Его взгляд говорил, что ему<br />
плевать на все, в том числе и на вашу жизнь, и на свою<br />
собственную.<br />
Разумеется, для такого сложного поведения, как преступление,
существует множество правдоподобных объяснений, не призывающих на<br />
помощь биологию. К преступлению, например, может привести некая<br />
извращенная разновидность эмоционального навыка – запугивание других<br />
людей, – которая имеет ценность для выживания в районах, где царит<br />
насилие. В подобных случаях слишком большая эмпатия может только<br />
ухудшить дело. В самом деле, выгодное отсутствие способности к<br />
сопереживанию оборачивается «достоинством» для исполнения многих<br />
ролей в жизни – от «плохого копа», ведущего допрос, до корпоративного<br />
налетчика. Мужчины, которые были, например, палачами в государствах,<br />
где царит террор, описывают, как учились отмежевываться от чувств жертв,<br />
чтобы выполнять свою «работу». Существует множество путей<br />
подделываться под обстоятельства.<br />
Подобное отсутствие эмпатии может обнаруживаться и более<br />
зловещими способами, один из которых удалось случайно открыть в<br />
процессе исследования наиболее жестоких «избивателей» жен.<br />
Исследование выявило психологическую аномалию у многих самых<br />
буйных мужей, которые регулярно избивают своих жен или угрожают им<br />
ножами или пистолетами. Все это они проделывают в состоянии холодного<br />
расчета, а не в приступе бешенства. По мере того как их гнев усиливается,<br />
проявляется аномалия: частота сердечных сокращений снижается вместо<br />
того, чтобы увеличиваться, как обычно бывает, когда гнев доходит до<br />
неистовства. Значит, с физиологической точки зрения они становятся<br />
спокойнее, даже если ведут себя все более агрессивно и оскорбительно. Их<br />
буйство производит впечатление точно рассчитанного террористического<br />
акта как способа держать в подчинении жен, внушая им страх.<br />
Хладнокровно жестокие мужья принадлежат к особой популяции,<br />
отличной от большинства других мужчин, избивающих своих жен. Кстати<br />
сказать, они гораздо чаще применяют насилие к другим людям, помимо<br />
жен, ввязываясь в драки в барах и ссорясь с сотрудниками и членами<br />
семьи. И тогда как почти все мужчины, которые в бешенстве колошматят<br />
своих жен, поступают так импульсивно в приступе ярости, из ревности,<br />
или чувства отвергнутости, или из страха быть покинутыми, эти<br />
расчетливые драчуны набрасываются с кулаками на жен, видимо, вообще<br />
без всякой причины. Как только они ринутся в бой, никакие действия, даже<br />
попытки вырваться из дома, похоже, не обуздывают неистовство.<br />
Некоторые исследователи, занимавшиеся изучением преступниковпсихопатов,<br />
считают: причиной хладнокровных действий при полном<br />
отсутствии эмпатии или чуткости зачастую является дефект нервной<br />
системы [43] . Выявление возможной физиологической основы жестокой
психопатии осуществлялось двумя методами, но в обоих рассматривалось<br />
участие нервных проводящих путей, идущих к лимбической системе. В<br />
одном исследовании волны электроэнцефалограммы головного мозга<br />
испытуемых измерялись в моменты, когда они пытались расшифровать<br />
«мешанину» из слов, которые мелькали перед их глазами очень быстро, в<br />
течение не более десятой доли секунды. Большинство людей по-другому<br />
реагирует на эмоциональные слова, такие, как «убийство», чем на<br />
нейтральные, например, «стул». Они способны быстрее понять,<br />
промелькнуло ли в данный момент эмоциональное слово, а их<br />
электроэнцефалограмма, снятая в ответ на эмоциональные слова, резко<br />
отличается от полученной при реакции на нейтральные слова. Однако у<br />
психопатов не было ни одной из этих реакций. В снятых у них<br />
электроэнцефалограммах не обнаружено характерных признаков реакции<br />
на эмоциональные слова. Да и быстрота отклика на такие слова была не<br />
быстрее, чем на нейтральные – свидетельство разрыва в цепях между<br />
вербальной зоной коры головного мозга, распознающей слово, и<br />
лимбической системой, привязывающей к нему чувство.<br />
Роберт Хеар, психолог из Университета Британской Колумбии,<br />
проведший исследование, интерпретируя его результаты, пришел к<br />
заключению: психопаты имеют ограниченное представление об<br />
эмоциональных словах – отражение их более общей ограниченности в<br />
сфере эмоциональных реакций. По мнению Хеара, бессердечность<br />
психопатов основывается частично на другой физиологической модели,<br />
открытой им в ходе более раннего исследования. Она тоже наводит на<br />
мысль об отклонении от нормы в работе миндалевидного тела и связанных<br />
с ним цепей: психопаты, готовящиеся к лечению электрошоком, не<br />
выказывают ни малейших признаков реакции в виде страха, нормальной<br />
для людей, знающих, что им придется испытать боль. Исходя из того, что<br />
ожидание боли не вызывает волну тревоги, Хеар утверждает, что<br />
психопатов совершенно не беспокоит будущее наказание за то, что они<br />
творят. А поскольку сами они не испытывают страха, у них нет и эмпатии –<br />
или сострадания к страху и боли их жертв.
Глава 8. Искусство общения<br />
Как часто случается у пятилетних детей при общении с младшими<br />
братьями или сестрами, Лен потерял всяческое терпение с Джеем, своим<br />
братом двух с половиной лет, перемешавшим все кубики «Лего», в которые<br />
они играли. Взбесившись от злости, Лен укусил Джея, который громко<br />
заревел. Их мама, услышав страдальческий вопль, прибежала в детскую,<br />
выбранила Лена и велела ему убрать подальше предмет раздора, то есть<br />
кубики «Лего». От такого решения по делу – что, видимо, было воспринято<br />
как величайшая судебная ошибка – Лен залился слезами. Все еще<br />
рассерженная мать не захотела его утешить.<br />
Однако Лен все же получил утешение, но только совершенно<br />
неожиданным способом: Джей, хотя и оказался в ситуации потерпевшей<br />
стороной, теперь, увидев слезы старшего брата, так расстроился, что решил<br />
во что бы то ни стало его успокоить. Дальше все происходило примерно<br />
так:<br />
«Лен, не надо, – умоляющим голосом начал Джей. – Хватит, ну,<br />
перестань плакать, Лен».<br />
Но Лен не переставал. Когда его мольба не принесла желаемого<br />
результата, Джей стал упрашивать мать ради Лена: «Лен же плачет, мамуля!<br />
Лен плачет. Ну посмотри. Видишь? Лен плачет».<br />
А затем, повернувшись к Лену, Джей скопировал материнскую манеру<br />
успокаивать, поглаживая ладошкой плачущего брата и ласково уговаривая<br />
его: «Ну-ну, Лен, не надо больше плакать».<br />
Лен продолжал рыдать, несмотря на все уговоры. Тогда Джей<br />
прибегнул к другой тактике, дружелюбно предложив помочь убрать кубики<br />
«Лего» в коробку: «Ах, Лен, а давай я уберу их на место вместо Ленни,<br />
ладно?»<br />
Но даже и это не помогло: слезы лились рекой. Всегда находчивый<br />
Джей не унимался, решив испробовать еще один прием – отвлечение<br />
внимания. Показывая брату игрушечный автомобиль, Джей старался<br />
отвлечь его внимание от маленькой трагедии, только что приключившейся<br />
с ним. «Посмотри, здесь кто-то сидит. Кто, Лен? Как ты думаешь, а?»<br />
Лен не проявил ни малейшего интереса. Он был безутешен, слезам не<br />
видно конца. Мать, потеряв терпение, пустила в ход классическую угрозу,<br />
используемую всеми родителями: «Хочешь, чтобы я тебя отшлепала?», на<br />
что Лен отозвался нерешительным «нет».
«Тогда, будь добр, прекрати сейчас же», – решительно и даже<br />
несколько раздраженно заявила мать.<br />
Лен сквозь рыдания едва сумел выдавить из себя жалобное: «Я<br />
стараюсь…»<br />
И это подсказало Джею последнюю хитрость: переняв решительность<br />
и непререкаемый тон матери, он пригрозил: «Перестань реветь, Лен, а то<br />
получишь по заднице».<br />
Эта микродрама обнаруживает удивительную эмоциональную<br />
утонченность, которую едва научившийся ходить малыш всего тридцати<br />
месяцев от роду смог использовать, стараясь справиться с эмоциями<br />
другого человека. Настойчиво пытаясь успокоить брата, Джей сумел<br />
призвать на помощь огромный спектр тактических приемов, начиная с<br />
простой просьбы и до попытки найти союзника в матери (впрочем,<br />
совершенно бесполезной, так как она никак не помогла), физического<br />
утешения брата (он гладил плачущего ребенка), предложения помощи,<br />
отвлечения, угроз и прямых приказаний. Джей, несомненно, опирался на<br />
арсенал средств, опробованных на нем в минуты, когда он сам сильно<br />
переживал. Не важно. Имеет значение только одно: даже в очень юном<br />
возрасте он умеет без труда пользоваться ими, когда необходимо.<br />
Как известно всем родителям маленьких детей, проявление эмпатии и<br />
умения утешать, разумеется, никак нельзя считать широко<br />
распространенным качеством.<br />
Пожалуй, в равной степени вероятно, что ребенок возраста Джея видит<br />
в расстройстве родного брата или сестры шанс отомстить и поэтому<br />
сделает все возможное, чтобы еще больше усугубить его состояние. Те же<br />
самые навыки можно использовать для того, чтобы дразнить или изводить<br />
брата или сестру. Но даже эта закономерность свидетельствует о<br />
проявлении ключевой эмоциональной способности – способности<br />
понимать чувства другого человека и поступать так, чтобы дополнительно<br />
оформить эти чувства. Умение управлять эмоциями другого человека –<br />
главное в искусстве поддерживать взаимоотношения.<br />
Чтобы проявлять способность строить межличностные отношения,<br />
малыши должны сначала достичь точки отсчета самоконтроля, истоков<br />
способности умерять собственный гнев и страдание, свои порывы и<br />
возбуждение – даже если эта способность дает сбои. Настроенность на<br />
других требует капельки спокойствия в самом себе.<br />
Гипотетические признаки способности управлять собственными<br />
эмоциями проявляются примерно в это же время: у детей начинает<br />
обнаруживаться способность ждать без причитаний, спорить или
упрашивать, чтобы добиться своего, вместо того чтобы пользоваться<br />
грубой силой, – даже если они не всегда предпочитают пользоваться своей<br />
способностью.<br />
Терпение обнаруживается – по крайней мере иногда – как<br />
альтернатива вспышкам раздражения. А вот признаки эмпатии проявляются<br />
к двум годам. Эмпатия Джея, источник сострадания, побуждала его изо<br />
всех сил стараться утешить рыдающего брата Лена. Таким образом,<br />
контроль над эмоциями другого человека – тонкое искусство сохранения<br />
взаимоотношений – требует зрелости двух других эмоциональных навыков:<br />
умения владеть собой и эмпатии.<br />
На такой основе вызревают человеческие навыки, к которым относятся<br />
социальные компетенции, способствующие более плодотворному общению<br />
с людьми. Их дефицит имеет результатом потерю места в обществе или<br />
многократные разрывы межличностных отношений.<br />
В самом деле, ведь именно отсутствие этих навыков становится<br />
причиной того, что даже люди с блестящим умом оказываются<br />
неспособными наладить взаимоотношения с другими, проявляя себя<br />
бесцеремонными, вызывающими или бездушными. Обладая<br />
способностями к общению, человек сумеет придать нужный характер<br />
случайной встрече, мобилизовать и воодушевить, преуспеть в интимных<br />
отношениях, убедить и приобрести влияние, успокоить и ободрить других.<br />
Выкажи хоть немного эмоций<br />
Одна из главных социальных компетенций определяется тем,<br />
насколько хорошо или плохо человек выражает свои чувства. Пол Экман<br />
использует термин «правила проявления» для определения общего мнения<br />
по поводу того, проявление каких чувств будет уместным в данный момент.<br />
В этом смысле разные культуры обнаруживают колоссальное несходство.<br />
Так, например, в Японии Экман и его коллеги наблюдали за реакциями<br />
студентов по изменению выражений их лиц во время просмотра фильма<br />
шокирующего содержания. Там было показано ритуальное обрезание<br />
достигших юношеского возраста аборигенов Австралии. Когда японские<br />
студенты смотрели фильм в присутствии авторитетного специалиста, на их<br />
лицах с трудом можно было уловить незначительные признаки реакций. Но<br />
стоило только им остаться одним (их снимали скрытой камерой), как их<br />
лица исказило выражение мучительного страдания, смешанного с ужасом и<br />
отвращением.
Существует несколько основных «правил проявления». Одно из них<br />
состоит в минимизации проявления эмоций, что для японцев является<br />
нормой выражения дистресса в присутствии кого-либо из начальства.<br />
Этому правилу студенты, кстати сказать, и следовали, когда, стараясь<br />
скрыть расстройство, сидели с лицами игроков в покер. Другое правило<br />
предусматривает раздувание чувства, которое испытывает человек в<br />
данный момент, посредством преувеличенного выражения эмоций. К такой<br />
уловке обычно прибегают девочки лет шести: искривив лицо в трагической<br />
гримасе, трогательно нахмурив бровки и сжав губки, они бегут к маме<br />
пожаловаться, что старший брат их дразнит. Третье правило,<br />
заключающееся в подмене одного чувства другим, в ходу в некоторых<br />
азиатских культурах. Там считается невежливым сказать «нет», и поэтому<br />
вместо отказа вы получаете клятвенное (хотя и ложное) заверение.<br />
Насколько хорошо человек пользуется этими стратегиями и знает, какую<br />
когда применить, и составляет фактор эмоционального разума.<br />
Мы очень рано усваиваем правила проявления эмоций отчасти<br />
благодаря точным инструкциям. Правила проявления прививаются ребенку,<br />
когда мы наставляем его, что нельзя выглядеть разочарованным, а,<br />
напротив, надо улыбаться и благодарить, если дедушка дарит на день<br />
рождения никудышный, но зато выбранный из лучших побуждений<br />
подарок. Все же просвещение чаще происходит путем моделирования: дети<br />
учатся делать то, что видят на примере поведения взрослых. Обучаясь<br />
выражать свое отношение, они используют эмоции и как средство передачи<br />
информации, и как саму информацию. Если родитель велит ребенку<br />
улыбнуться и сказать «спасибо», но сам строг, требователен и холоден<br />
(давая наставление, он шипит, вместо того чтобы тепло и с улыбкой<br />
прошептать), – ребенок, вероятнее всего, усвоит совершенно иной урок: он<br />
хмуро и отрывисто произнесет ничего не выражающее «спасибо». В<br />
первом случае дедушка будет счастлив (хотя и благодаря обману), а во<br />
втором задет.<br />
Прямым следствием эмоциональных проявлений является<br />
воздействие, которое они оказывают на человека, воспринимающего их.<br />
Правило, усваиваемое ребенком, звучит примерно так: «Скрывай свои<br />
подлинные чувства, если они могут больно задеть того, кого ты любишь,<br />
подменяй их неискренним, но менее обидным чувством». Подобные<br />
правила выражения эмоций – нечто большее, чем часть лексикона правил<br />
поведения в обществе. Они диктуют, как именно наши чувства должны<br />
влиять на окружающих. Разумное следование правилам обеспечит<br />
оптимальное влияние, несоблюдение спровоцирует эмоциональную панику.
Актеры, разумеется, являются настоящими мастерами по части<br />
демонстрации эмоций. Именно их экспрессивность и вызывает отклик у<br />
публики. Несомненно и то, что некоторые из нас появляются на свет<br />
прирожденными актерами. Но отчасти из-за того, что уроки правил<br />
проявления, которые мы получаем, отличаются в зависимости от того,<br />
какие образцы для подражания у нас были, актерские роли у людей очень<br />
сильно различаются.<br />
Экспрессивность и «заражение эмоциями»<br />
[44]<br />
Это случилось в самом начале войны во Вьетнаме. Отряду<br />
американских солдат пришлось засесть на корточках в каких-то рисовых<br />
чеках в самый разгар перестрелки с вьетконговцами [45] . Вдруг шесть<br />
обезьян, выстроившись в ряд, принялись разгуливать по высоким полоскам<br />
земли, отделявшим чеку от чеки. Обезьяны совершенно спокойно и<br />
невозмутимо топали прямо к линии огня.<br />
«Они не смотрели ни вправо, ни влево. Они шли строго по прямой, –<br />
вспоминал Дэвид Буш, один из американских солдат. – Это было<br />
действительно странно. Никто по ним не стрелял. А после того как они<br />
прошли по разделительной насыпи, у меня пропал весь боевой задор.<br />
Непохоже было, чтобы мне захотелось когда-нибудь еще заниматься этим<br />
делом, уж по крайней мере точно не в тот же день. Должно быть, и все<br />
чувствовали то же самое, потому что все они притихли. Мы просто<br />
прекратили бой».<br />
Тот факт, что отважная невозмутимость обезьян смогла в разгар боя<br />
усмирить солдат, иллюстрирует основной принцип жизни в обществе:<br />
эмоции заразительны. Конечно, эта история относится к разряду<br />
экстремальных. В большинстве случаев «эмоциональное заражение» куда<br />
менее заметно как часть бессловесного общения, происходящего при<br />
любой встрече. Мы передаем и улавливаем настроения друг друга в той<br />
сфере, которая составляет тайное хозяйство психики: там одни встречи<br />
бывают «отравляющими», другие – «питающими».<br />
Обычно эмоциональный обмен происходит на тонком, почти<br />
незаметном уровне. То, как продавец говорит «спасибо», оставляет у нас<br />
чувство, что нас обижают, или что нами пренебрегают, или нам искренне<br />
рады и нас ценят. Мы подхватываем чувства, исходящие друг от друга, как<br />
если бы они были какой-то разновидностью социального вируса.
При каждой встрече мы посылаем эмоциональные сигналы, которые<br />
оказывают влияние на тех, с кем мы сталкиваемся. Чем более искусными<br />
бываем мы с социальной точки зрения, тем лучше контролируем<br />
посылаемые нами сигналы. Сдержанность и воспитанность в обществе<br />
есть прежде всего простой способ обеспечить отсутствие утечки эмоций,<br />
вызывающих беспокойство, – чтобы ничто не испортило встречу (правило,<br />
о котором обычно забывают, переходя в сферу интимных отношений).<br />
Эмоциональный разум предполагает умение управлять обменом сигналами.<br />
«Общительный» и «обаятельный» – такие определения даем мы людям, с<br />
которыми приятно общаться, потому что их умение выражать эмоции<br />
создает у нас хорошее настроение. Люди, способные помочь другим<br />
умерить свои чувства, обладают особо ценным в социальном отношении<br />
качеством: к ним обращаются в минуты наибольших эмоциональных<br />
переживаний.<br />
Отчасти все мы друг для друга являемся своего рода набором<br />
инструментов для изменения настроения – в лучшую или в худшую<br />
сторону.<br />
Рассмотрим весьма показательный пример того, как эмоции<br />
передаются от одного человека к другому. В простом эксперименте два<br />
добровольца заполняли контрольную таблицу, сообщая о своих<br />
настроениях в данный момент, а потом просто сидели лицом друг к другу,<br />
спокойно ожидая, когда вернется экспериментатор. Через две минуты она<br />
вошла в комнату и попросила их еще раз заполнить таблицу. Пары<br />
добровольцев были намеренно составлены так, что один был чрезвычайно<br />
экспрессивным в эмоциональном отношении, а другой – как истукан. И<br />
каждый раз настроение эмоционального участника эксперимента<br />
неизменно передавалось более пассивному партнеру.<br />
Каким же магическим путем происходит передача чувств? Вероятнее<br />
всего, мы, наблюдая проявление эмоций у других, непроизвольно<br />
имитируем их посредством неосознанного двигательного подражания<br />
выражению их лиц, жестам, тону голоса и другим невербальным<br />
показателям. Путем такой имитации люди воссоздают в себе настроение<br />
другого человека – некое подобие метода Станиславского, когда актеры<br />
воспроизводят жесты, движения и другие проявления эмоций, пережитых<br />
ими в прошлом, чтобы снова вызвать в себе эти чувства.<br />
Каждодневная имитация какого-либо чувства или переживания<br />
обычно малозаметна. Ульф Димберг, шведский исследователь из<br />
Университета в Упсале, обнаружил: когда люди видят улыбающееся или<br />
рассерженное лицо, их мимические мышцы слегка приходят в движение и
у них на лицах появляется выражение, отвечающее тем же настроениям.<br />
Эти изменения фиксируются только с помощью электронных датчиков и<br />
обычно не воспринимаются невооруженным глазом.<br />
Во время взаимодействия двух людей настроение передается от того,<br />
кто более экспрессивен в проявлении своих эмоций, тому, кто пассивнее.<br />
Известно, что некоторые люди особенно чувствительны<br />
к «эмоциональному заражению». При врожденной чувствительности<br />
бывает очень легко возбудить их вегетативную нервную систему<br />
(индикатор эмоциональной активности). Подобная неустойчивость, похоже,<br />
делает их более впечатлительными. Так, сентиментальные коммивояжеры<br />
способны растрогать их до слез, а непринужденная болтовня с<br />
жизнерадостным собеседником – развеселить и подбодрить (из них даже<br />
можно выжать больше сочувствия, поскольку они легко отзываются на<br />
чувства других).<br />
Джон Качоппо, специалист по социальной психофизиологии<br />
Университета штата Огайо, изучавший тонкий эмоциональный обмен,<br />
замечает: «Простое наблюдение за тем, кто выражает какую-нибудь<br />
эмоцию, может вызвать настроение независимо от того, осознаете ли вы,<br />
что подражаете чужому выражению лица, или нет. Так происходит с нами<br />
все время – это танец, синхрония, передача эмоций. Синхрония настроений<br />
и определяет, считаете ли вы, что взаимодействие оказалось удачным, или<br />
нет».<br />
Степень эмоционального взаимопонимания, испытываемого людьми<br />
при встрече, находит отражение в том, насколько слаженно сочетаются их<br />
физические движения во время разговора, – показатель близости, который<br />
обычно не осознается. Один человек кивнул, когда другой что-то говорил,<br />
или оба одновременно подвигались на своих стульях, или один подался<br />
вперед, тогда как второй отодвинулся назад. Сыгранность может быть<br />
настолько тонкой, что два человека раскачиваются на вращающихся<br />
стульях в одинаковом ритме. Как обнаружил Дэниел Стерн, наблюдая за<br />
синхронией между гармоничными матерями и их младенцами, та же самая<br />
взаимность связывает движения людей, чувствующих эмоциональную<br />
гармонию.<br />
По-видимому, синхрония способствует посылу и приему настроений,<br />
даже если эти настроения негативны. В ходе одного исследования<br />
физической синхронии, например, женщины, пребывавшие в подавленном<br />
состоянии, пришли в лабораторию со своими любовными партнерами и<br />
обсуждали какую-то проблему, имевшую место в их взаимоотношениях.<br />
Чем большая синхрония существовала между партнерами на невербальном
уровне, тем хуже партнеры подавленных женщин чувствовали себя после<br />
обсуждения – они подхватили скверное настроение своих подруг. Короче<br />
говоря, независимо от того, чувствуют ли люди себя оживленными или<br />
пребывают в упадническом настроении, чем больше они физически<br />
настроены на своего партнера, тем более похожими станут их настроения.<br />
Синхрония между преподавателями и студентами показывает,<br />
насколько велико их взаимопонимание. Занятия в аудиториях<br />
обнаруживают: чем точнее координация движений между преподавателем и<br />
студентом, тем более дружеские чувства они питают друг к другу, тем<br />
более они счастливы, тем больший восторг, интерес и легкость испытывают<br />
в процессе взаимодействия. В общем, высокий уровень синхронии при<br />
взаимодействии означает, что участвующие в нем люди хорошо относятся<br />
друг к другу.<br />
Фрэнк Берньери, психолог из Университета штата Орегон,<br />
проводивший исследование, рассказывал мне: «Оценка того, насколько<br />
неловко или комфортно вы себя чувствуете в чьем-либо обществе,<br />
происходит на некоем физическом уровне. Чтобы чувствовать себя<br />
комфортно, вы нуждаетесь в установлении нужного ритма, помогающего<br />
вам скоординировать свои движения. Синхрония отражает глубину<br />
слаженности между партнерами. Если вы “сыгранны”, то ваши настроения,<br />
позитивные или негативные, начинают сливаться».<br />
Короче говоря, согласованность настроений составляет сущность<br />
любых взаимоотношений и является взрослой версией настроенности<br />
между матерью и младенцем. Одна из детерминант, то есть решающих<br />
факторов поддержания плодотворных межличностных отношений, по<br />
мнению Качоппо, заключается в том, насколько умело люди поддерживают<br />
эмоциональную синхронию. Если они овладели искусством<br />
приспосабливаться к настроению других или умеют легко подчинять их<br />
своим настроениям, тогда их взаимодействие с окружающими на<br />
эмоциональном уровне всегда будет происходить спокойно и гладко.<br />
Отличительной чертой яркого лидера или исполнителя служит умение<br />
таким вот способом взволновать тысячную аудиторию. Качоппо также<br />
отмечает, что у людей, плохо воспринимающих и передающих эмоции,<br />
обычно возникают проблемы с поддержанием межличностных отношений:<br />
окружающие, общаясь с ними, часто чувствуют себя некомфортно, хотя и<br />
не всегда могут объяснить, почему так происходит.<br />
Установка эмоционального тона взаимодействия в некотором смысле<br />
служит признаком влияния на глубинном, интимном уровне. Управление<br />
эмоциональным состоянием другого человека, способность «задавать»
эмоцию сродни тому, что называют биологическими часами или<br />
хронизатором – отображается процесс (подобно суточному циклу смены<br />
дня и ночи или фазам луны), который определяет биоритмы. К примеру,<br />
для танцующей пары таким физическим хронизатором становится музыка.<br />
Если говорить о личных встречах, то человек с большей<br />
экспрессивностью – или более властный – оказывается тем, чьи эмоции<br />
задают эмоции его собеседника. Доминирующий партнер больше говорит,<br />
тогда как подчиненный больше наблюдает за лицом первого – установка на<br />
передачу эмоциональной реакции. Действенность и убедительность<br />
хорошего оратора, скажем, политика или проповедника, способствует<br />
созданию эмоциональной настроенности аудитории. Именно это мы имеем<br />
в виду, когда говорим: «Он держит зрителей в руках». Эмоциональная<br />
подгонка биологических часов составляет основу воздействия.<br />
Зачатки социального интеллекта<br />
В детском саду была перемена, и стайка мальчиков бегала по траве.<br />
Реджи споткнулся, упал, ушиб коленку. Он заплакал, но другие мальчики<br />
продолжали носиться по лужайке как ни в чем не бывало – все, кроме<br />
Роджера, который остановился как вкопанный. Когда всхлипывания Реджи<br />
стали стихать, Роджер, согнувшись, схватился за колено и принялся его<br />
растирать, крикнув: «Я тоже ушиб колено!»<br />
Роджера как обладателя образцового межличностного интеллекта<br />
привел в пример Томас Хэтч, коллега Говарда Гарднера по школе<br />
«Спектрум», основанной на концепции множественности умственных<br />
способностей. Роджер, по-видимому, обладает исключительным умением<br />
распознавать то, что чувствуют его товарищи по играм, и быстро и легко<br />
устанавливать связи с ними. Ведь Роджер единственный заметил состояние<br />
Реджи и единственный попытался принести ему некоторое утешение, хотя<br />
все, что он мог сделать, – это потереть собственное колено. Такая малость –<br />
простой жест – говорит о таланте взаимопонимания, эмоциональном<br />
умении, необходимом для сохранения близких отношений в браке ли,<br />
дружбе или деловом партнерстве – не важно.<br />
Такие дарования в детях дошкольного возраста – зародыши талантов,<br />
которые будут окончательно оформляться на протяжении всей жизни.<br />
Талант Роджера представляет одну из четырех отдельных<br />
способностей, которые Хэтч и Гарднер определяют как межличностный<br />
интеллект.
• Организация групп – умение, необходимое для лидера, оно<br />
подразумевает проявление инициативы и координирование усилий<br />
коллектива людей с сетевой организацией. Талант, который обнаруживается<br />
у директоров театров или продюсеров, военачальников и действующих<br />
руководителей всевозможных организаций и подразделений. На игровой<br />
площадке это ребенок, который проявит инициативу в выборе игры, в<br />
которую все будут играть, или станет капитаном команды.<br />
• Обсуждение решений – талант посредника, предупреждающего<br />
конфликты или разрешающего уже вспыхнувшие. Обладающие этой<br />
способностью отлично заключают сделки, ведут арбитражные<br />
разбирательства или посредничают в спорах. Они могут сделать карьеру в<br />
дипломатии, третейском суде или юстиции, или как комиссионеры, или как<br />
администраторы, уполномоченные вести переговоры по вопросу слияния<br />
компаний. А на игровом поле они улаживают споры.<br />
• Личная связь – талант Роджера – талант сопереживания и<br />
налаживания связей. Он облегчает начало контакта, распознавание и<br />
надлежащую реакцию на чувства и заботы других людей. Это искусство<br />
установления и поддержания взаимоотношений. Такие люди бывают<br />
хорошими «игроками одной команды», надежными супругами,<br />
замечательными друзьями или деловыми партнерами. В мире бизнеса они<br />
отлично проявляют себя в качестве продавцов или администраторов, могут<br />
стать превосходными преподавателями. Дети вроде Роджера отлично ладят<br />
практически со всеми, легко вступая в игру и чувствуя себя счастливыми.<br />
Эти дети лучше других умеют угадывать эмоции по выражениям лиц, и их<br />
очень любят одноклассники.<br />
• Социальный анализ – способность обнаруживать и понимать чувства,<br />
мотивы и интересы людей. Знание того, что чувствуют другие люди, может<br />
облегчить установление тесных дружеских отношений или вызвать чувство<br />
взаимопонимания. В идеале эта способность делает человека<br />
компетентным невропатологом или консультантом, а в сочетании с<br />
некоторым литературным талантом – одаренным романистом или<br />
драматургом.<br />
Вообще говоря, эти навыки и умения составляют сущность<br />
безукоризненного межличностного общения как необходимые<br />
составляющие обаяния, успеха в обществе и даже харизмы. Люди,<br />
обладающие социальным интеллектом, то есть способностями к общению,<br />
умеют поддерживать ровные отношения с окружающими, быть достаточно
проницательными в расшифровке их реакций и чувств, вести их за собой и<br />
сплачивать, а также улаживать конфликты, которые могут обостряться в<br />
любом коллективе, независимо от сферы деятельности. Прирожденными<br />
лидерами считаются те, кто умеет выражать молчаливое коллективное<br />
мнение и отчетливо сформулировать его таким образом, чтобы повести<br />
группу к достижению поставленных целей. Все стремятся бывать в<br />
обществе людей подобного склада, поскольку они подпитывают других<br />
эмоциями, создавая окружающим хорошее настроение и заставляя их<br />
невольно восклицать: «Как же приятно общаться с этим человеком!»<br />
Способности к межличностному общению основаны на других<br />
аспектах эмоционального интеллекта. Например, люди, которые, бывая в<br />
обществе, производят на всех прекрасное впечатление, обладают умением<br />
контролировать выражение собственных эмоций и точно подстраиваются<br />
под реакции других, что позволяет им постоянно производить тонкую<br />
настройку поведения в социуме, имея целью всегда получать желаемый<br />
результат. В этом смысле они ведут себя как талантливые актеры.<br />
Однако если способность к межличностному общению не<br />
уравновешена глубоким пониманием собственных потребностей и<br />
переживаний и соответствующих способов их удовлетворения, тогда такого<br />
рода талант может обеспечить лишь непрочный успех в обществе –<br />
популярность, завоеванную ценой истинного удовлетворения. К такому<br />
выводу пришел Марк Снайдер, психолог из Университета штата<br />
Миннесота, изучавший людей, чьи навыки общения сделали их<br />
первоклассными социальными хамелеонами, чемпионами по созданию<br />
хорошего впечатления. Их психологические кредо можно выразить словами<br />
У. Г. Одина, заметившего однажды, что его личное представление о себе<br />
самом «сильно отличается от представления, которое я стараюсь создать о<br />
себе в воображении других, чтобы они по возможности меня любили». На<br />
такой компромисс можно пойти, если навыки общения перекрывают<br />
способность понимать и уважать собственные чувства, другими словами,<br />
для того, чтобы быть любимым – или по крайней мере нравиться.<br />
Социальный хамелеон будет представляться окружающим таким, каким<br />
они хотят его видеть. Признаком того, что человек соответствует этой<br />
модели, как считает Снайдер, служит отличное впечатление, которое<br />
остается о нем у других. Однако у него самого никак не складываются<br />
стабильные или хорошие интимные или просто близкие отношения.<br />
Разумнее, конечно, было бы установить равновесие, оставаясь верным себе<br />
и уметь общаться с окружающими, честно пользуясь этим искусством.<br />
Социальные хамелеоны, однако, нисколько не смущаются тем, что
говорят одно, а делают другое, если это приносит им общественное<br />
признание. Они легко и спокойно уживаются с несоответствием между<br />
общественным лицом и частной реальностью. Психоаналитик Хелена Дойч<br />
называет таких людей «личностями понарошку», меняющими «маску»<br />
с удивительной гибкостью в зависимости от принимаемых сигналов,<br />
посылаемых теми, кто их окружает. «У одних, – сказал мне как-то<br />
Снайдер, – общественное и частное превосходно сливаются в одной<br />
личности, а у других, похоже, наблюдается некий калейдоскоп меняющихся<br />
обличий. Они, как персонаж Вуди Аллена, Зелиг [46] , исступленно пытаются<br />
подстроиться под всех, с кем оказываются рядом».<br />
Такие люди стараются «отсканировать» каждого, чтобы уловить<br />
малейший намек на то, чего от них ждут, прежде чем они обнаружат<br />
ответную реакцию, вместо того чтобы просто сказать, что чувствуют на<br />
самом деле. В стремлении со всеми ладить и всем нравиться они готовы<br />
заставить даже тех, к кому испытывают неприязнь, поверить в их<br />
дружеское расположение. Используя свой талант общения, они формируют<br />
свое поведение в соответствии с требованиями различных общественных<br />
ситуаций. То есть они могут вести себя как совершенно непохожие друг на<br />
друга люди, смотря по тому, с кем они в данный момент общаются. Они<br />
легко переходят от бьющей ключом общительности к сдержанной<br />
отстраненности. За эти качества, позволяющие тем, кто ими обладает,<br />
ловко манипулировать впечатлением, производимым на окружающих, их<br />
высоко ценят в некоторых сферах профессиональной деятельности,<br />
особенно в актерстве, судебной практике, торговле, дипломатии и<br />
политике.<br />
В итоге один становится плывущим по течению социальным<br />
хамелеоном, пытающимся производить впечатление на всех и каждого, а<br />
другой умеет пользоваться светским лоском в согласии со своими<br />
истинными чувствами. Похоже, между теми и другими есть еще одна<br />
разновидность самоконтроля, имеющая огромное значение. Это<br />
способность быть верным собственному «Я». Она позволяет поступать в<br />
соответствии со своими самыми сокровенными чувствами и ценностями,<br />
невзирая на социальные последствия. Подобная эмоциональная<br />
целостность могла бы привести, скажем, к умышленной провокации<br />
столкновения с целью пробиться сквозь двуличие или отказ, внося ясность<br />
в ситуацию. На это никогда не отважится социальный хамелеон.<br />
Как становятся социально некомпетентными
Сесил, вне всякого сомнения, был великолепен; окончив колледж, он<br />
стал специалистом в области иностранных языков, особенно преуспев как<br />
переводчик. Но кое к чему он обнаруживал полнейшую непригодность.<br />
У Сесила, похоже, отсутствовали простейшие навыки общения. Он не<br />
справлялся с легкой беседой за чашечкой кофе и не мог связать двух слов,<br />
когда нужно было поздороваться. Короче говоря, он казался человеком, не<br />
способным к самому обычному повседневному общению. Поскольку его<br />
социальная «неуклюжесть» полнее всего обнаруживалась в женском<br />
обществе, Сесил решил заняться лечением, думая, что, возможно, у него<br />
«гомосексуальные наклонности скрытого характера» – так он это<br />
формулировал, хотя у него и не имелось подобных фантазий.<br />
Настоящей проблемой, как сообщил Сесил по секрету своему<br />
психотерапевту, стала боязнь, что все сказанное им ни у кого не вызовет<br />
никакого интереса. Лежащий в основе всего страх лишь усугублял полное<br />
отсутствие приятности в общении. Нервозность во время встреч заставляла<br />
его фыркать в самые неподходящие моменты, но он умудрялся не смеяться,<br />
когда кто-нибудь говорил нечто действительно смешное. Его неловкость,<br />
как признался Сесил своему психотерапевту, уходила корнями в детство;<br />
всю жизнь он чувствовал себя непринужденно лишь в дружеском общении<br />
со старшим братом, который каким-то образом умудрялся облегчать Сесилу<br />
жизнь. Но как только тот уехал из дома, неумелость Сесила стала подавлять<br />
его, он чувствовал себя социально парализованным.<br />
Эта история рассказана Лейкином Филлипсом, психологом из<br />
Университета Джорджа Вашингтона, высказавшим предположение:<br />
состояние Сесила обусловлено тем, что в детстве он не сумел усвоить<br />
самые элементарные уроки социального взаимодействия.<br />
«Чему Сесил мог бы научиться ранее? Обращаться непосредственно к<br />
другим людям, когда с ним заговаривают. Завязывать дружеские связи, а не<br />
ожидая инициативы от других людей. Поддерживать разговор, а не просто<br />
прибегать к «да», «нет» или иным односложным ответам. Выражать<br />
признательность другим людям. Пропускать других в дверях. Дожидаться,<br />
пока обслужат кого-то другого… Благодарить других людей; говорить<br />
“пожалуйста”, проявлять участие… И всем остальным элементарным<br />
взаимодействиям, которым мы начинаем обучать детей с двухлетнего<br />
возраста».<br />
Неясно, что было причиной несостоятельности Сесила: чье-то<br />
неумение преподать ему азы вежливого поведения в обществе или его<br />
неспособность их усвоить. Но независимо ни от чего история Сесила<br />
весьма поучительна. Она раскрывает высокую значимость бесчисленных
уроков по синхронии взаимодействия и невыраженным словами правилам<br />
социальной гармонии, которые получают дети. Каждый, кто не умеет<br />
следовать этим правилам, создает трудности и вызывает у окружающих<br />
чувство дискомфорта. Назначение таких правил, несомненно, заключается<br />
в том, чтобы люди, принимая участие в общественной жизни, чувствовали<br />
себя непринужденно, ведь неловкость и дискомфорт порождают тревогу.<br />
Все, у кого нет этих навыков, не способны не только быть приятными в<br />
общении, но и управлять эмоциями тех, с кем сталкиваются. Они<br />
неизбежно становятся возмутителями спокойствия.<br />
Всем нам знакомы такого рода Сесилы – люди с досадным<br />
отсутствием привлекательных в социальном смысле качеств. Они, похоже,<br />
не знают, когда следует закончить беседу или телефонный разговор;<br />
продолжают говорить, не обращая внимания ни на какие знаки и намеки,<br />
что неплохо бы уже закруглиться; говорят исключительно о себе, не<br />
выказывая ни малейшего интереса к другим и игнорируя робкие попытки<br />
окружающих перейти к другой теме; навязывают другим свое общество<br />
или суют нос в чужие дела. Подобные проявления отхода от гладкой<br />
социальной траектории свидетельствуют о незнании азов взаимодействия.<br />
В свое время психологи придумали термин диссемия (dyssemia от<br />
греческого dys – «помеха» и semes – «сигнал»), что означает неспособность<br />
к обучению в сфере обработки невербальной информации. Примерно у<br />
одного ребенка из десяти возникают с этим определенные трудности.<br />
Проблему может составлять плохое ощущение личного пространства, когда<br />
ребенок во время разговора встает слишком близко к собеседнику или<br />
разбрасывает свои вещи по территории других людей; неумение<br />
расшифровывать язык телодвижений или пользоваться им; неправильное<br />
истолкование или пользование выражениями лица, к примеру, неумение<br />
устанавливать зрительный контакт или неспособность правильно<br />
расставить акценты и отрегулировать эмоциональный настрой речи. В<br />
результате такие люди говорят слишком напористо и резко или вообще без<br />
всякого выражения.<br />
В центре внимания при исследовании оказались дети,<br />
обнаруживающие признаки недостатка общительности. Таких детей из-за<br />
их неловкости игнорируют или отталкивают товарищи по играм. Помимо<br />
тех детей, которых отвергают из-за того, что они задиры, другие дети<br />
избегают и тех, кому постоянно недостает элементарных навыков личного<br />
взаимодействия. В частности, им не известны негласные правила,<br />
регулирующие ход встречи. Если дети плохо владеют языком, то<br />
предполагается, что они не очень способные или плохо обученные. Но
когда они ничего не смыслят в невербальных правилах взаимодействия,<br />
люди – и особенно товарищи по играм – считают их «странными»<br />
и сторонятся. Это дети, которые не знают, как половчее вступить в игру,<br />
соприкасаются с другими так, что причиняют дискомфорт, а вовсе не<br />
пробуждают дух товарищества. Короче говоря, они вполне «вне игры». Они<br />
не сумели овладеть безмолвным языком эмоций и невольно посылают<br />
сообщения, порождающие беспокойство.<br />
Как сформулировал Стивен Новицки, психолог Университета Эмори,<br />
изучавший невербальные способности, «дети, не умеющие считывать или<br />
удачно выражать эмоции, постоянно испытывают фрустрацию. Они, по<br />
существу, не понимают, что происходит. Этот вид коммуникации<br />
составляет постоянный подтекст всего, что вы делаете. Вы не можете<br />
перестать демонстрировать выражение лица или позу или скрыть тон<br />
голоса. Если вы делаете ошибку в том, какие именно сообщения посылаете,<br />
то постоянно ощущаете, что люди странно реагируют на вас – вы<br />
получаете решительный отпор и не знаете почему. В конце концов, у таких<br />
малышей возникает ощущение, будто они ни в малейшей степени не<br />
контролируют то, как к ним относятся другие люди, и что их действия не<br />
оказывают никакого влияния на то, что с ними происходит. В результате<br />
они чувствуют себя бессильными, подавленными и безразличными».<br />
Не говоря уже о том, что такие дети оказываются социально<br />
изолированными, у них к тому же страдает академическая успеваемость.<br />
Ведь классная комната – это, конечно же, арена, на которой разыгрываются<br />
как социальные, так и учебные ситуации. Неловкий в социальном плане<br />
ребенок с равной вероятностью неправильно истолкует сигналы,<br />
поступающие как от учителя, так и от другого ребенка, и неправильно<br />
отреагирует на них. Возникающие в результате тревожность и смущение<br />
могут уже сами по себе чинить помехи способности успешно учиться. В<br />
самом деле, как показали тесты невербальной чувствительности детей, те,<br />
кто неправильно истолковывает внешние эмоциональные сигналы,<br />
обнаруживают тенденцию плохо учиться в школе, хотя результаты тестов<br />
умственного развития отражают потенциал способностей к учебе.<br />
«Мы тебя ненавидим»: у порога<br />
Неспособность общаться, возможно, доставляет наибольшие мучения<br />
и проявляется со всей очевидностью в один из самых неприятных<br />
моментов жизни маленького ребенка: находясь в стороне от группы детей,
занятых игрой, он хочет к ним присоединиться. Такую ситуацию можно<br />
приравнять к моменту риска, когда факт, любят тебя или ненавидят,<br />
принимают в свою компанию или нет, обнаруживается открыто. Избрав<br />
данный момент жизни предметом тщательного исследования, ученые,<br />
изучающие развитие ребенка, выявили коренное различие в стратегиях<br />
подхода к данной проблеме, выбираемых детьми, популярными среди<br />
сверстников и отвергнутыми детским обществом. Полученные данные не<br />
оставляют никаких сомнений в крайней важности умения замечать и<br />
интерпретировать эмоциональные и межличностные сигналы и<br />
реагировать на них с точки зрения социальной компетентности. И хотя<br />
всегда очень горько наблюдать, как ребенок робко топчется рядом с<br />
играющими, желая к ним присоединиться, но постоянно получая отказ,<br />
подобную ситуацию следует отнести к разряду всеобщих. Даже любимые<br />
всеми дети иногда оказываются в числе отвергнутых. Так, исследования<br />
при участии учеников второго и третьего классов показали: в 26 процентах<br />
случаев дети, пользовавшиеся наибольшим успехом в классе, получали<br />
отказ, когда пытались вступить в игру своих одноклассников.<br />
Маленькие дети грубы и жестоки в искренности своих эмоциональных<br />
оценок, сопровождающих такого рода отказ принять в игру. Примером тому<br />
служит диалог между четырехлетними малышами из детского сада. Линда<br />
хочет поиграть с Барбарой, Нэнси и Биллом, которые возятся с<br />
игрушечными зверюшками и кубиками. С минуту она молча наблюдает за<br />
ними, затем подходит поближе, садится рядом с Барбарой и берет в руки<br />
игрушки. Барбара поворачивается к ней и говорит: «Тебе нельзя играть!»<br />
«Нет, можно, – возражает Линда. – Мне тоже можно играть со<br />
зверюшками».<br />
«Нет, нельзя, – резко бросает Барбара. – Сегодня мы не хотим с тобой<br />
играть».<br />
Когда же Билл вступается за Линду, Нэнси подкрепляет неприятие<br />
Барбары: «Она сегодня нам противна».<br />
Предчувствуя опасность услышать выраженное прямо или косвенно<br />
«ты нам противен», дети, приближаясь к группе сверстников, занятых<br />
игрой, соблюдают у «порога» некоторую осторожность. Их тревога,<br />
вероятно, не сильно отличается от чувств взрослого человека,<br />
находящегося на коктейле в незнакомой компании. Он не решается<br />
присоединиться к весело болтающим людям, которые производят<br />
впечатление близких друзей.<br />
Мгновение задержки у «порога» группы оказывается для ребенка не<br />
только очень важным, но и, по замечанию одного исследователя,
«чрезвычайно диагностичным… быстро обнаруживающим различия в<br />
навыках общения».<br />
Как правило, новички в течение какого-то времени просто наблюдают<br />
за происходящим, а затем, вначале очень неуверенно, присоединяются к<br />
компании, постепенно и осторожно приобретая уверенность в себе.<br />
Примут ли ребенка в свою группу другие дети или нет, зависит от того,<br />
насколько хорошо он способен войти в систему координат группы,<br />
чувствует ли, как надо себя вести в данной обстановке, а какие действия<br />
будут неуместными.<br />
К неприятию почти всегда приводят две главные оплошности: попытка<br />
слишком быстро захватить лидерство и рассогласование с системой<br />
отсчета. Но именно это и склонны делать не пользующиеся успехом дети:<br />
они врываются в группу, пытаясь слишком резко или слишком рано<br />
сменить тему, выражая собственное мнение или сразу же не соглашаясь с<br />
другими, то есть предпринимая совершенно очевидные попытки привлечь<br />
к себе внимание. Парадоксально, но их тут же игнорируют или отвергают.<br />
Пользующиеся успехом дети, напротив, некоторое время наблюдают за<br />
группой, чтобы понять, что происходит, прежде чем войти в нее, а затем<br />
делают нечто, показывая, что признают ее правила. Они дожидаются<br />
подтверждения своего статуса в группе, а уж потом берут на себя<br />
инициативу и предлагают чем-нибудь заняться.<br />
Давайте вернемся к Роджеру, четырехлетнему малышу, в котором<br />
Томас Хэтч заметил проявления межличностного интеллекта высокого<br />
уровня. Первым пунктом в тактике вхождения Роджера в группу было<br />
наблюдение. Затем он подражал тому, что делал другой ребенок, и, наконец,<br />
заговаривал с ним и в полной мере присоединялся к занятию – такова<br />
стратегия победы. Роджер продемонстрировал свой дар, к примеру, когда<br />
они с Уорреном играли в накладывание «бомб» (на самом деле это была<br />
галька) в свои носки. Уоррен спросил Роджера, где тот хочет быть – в<br />
вертолете или в самолете. Прежде чем связать себя ответом, Роджер<br />
спросил: «А ты в вертолете?»<br />
Этот на первый взгляд безобидный момент обнаруживает чуткость к<br />
интересам других людей и способность действовать, основываясь на<br />
знании, таким образом, чтобы сохранить связь. Хэтч так комментирует<br />
поведение Роджера: «Он “сверяется” со своим приятелем, чтобы их игра не<br />
распалась. Я наблюдал за многими другими детьми, которые просто<br />
садятся в свои вертолеты или самолеты и в буквальном и в переносном<br />
смысле разлетаются в разные стороны».
Эмоциональная проницательность: рассказ об одном случае<br />
Способность успокоить мучительные переживания других людей<br />
является проверкой навыков общения. А умение поладить с человеком,<br />
пребывающим в абсолютном бешенстве, – вероятно, показатель высшего<br />
мастерства. Данные о саморегуляции и эмоциональном «заражении»<br />
свидетельствуют, что единственная эффективная стратегия такова: нужно<br />
отвлечь внимание разгневанного человека, глубоко проникнуться его<br />
чувствами и принять его точку зрения. Затем заставить его сосредоточиться<br />
на альтернативной возможности, которая настроит его на более позитивный<br />
диапазон чувств, – этакое эмоциональное дзюдо.<br />
Наилучшей иллюстрацией совершенного владения утонченным<br />
искусством эмоционального воздействия служит, пожалуй, история,<br />
рассказанная мне старинным другом, покойным Терри Добсоном. В 1950-е<br />
годы он стал одним из первых американцев, изучавших боевое искусство<br />
айкидо в Японии. Как-то днем он ехал домой на токийском пригородном<br />
поезде. Вдруг в вагон ввалился огромный, воинственно настроенный,<br />
вдрызг пьяный, перемазанный сажей работяга. Мужлан двинулся по вагону,<br />
еле держась на ногах, и принялся задирать пассажиров: изрыгая проклятия,<br />
он рывком развернулся к женщине, державшей на руках младенца, и<br />
швырнул ее на колени пожилой пары, которые тотчас же вскочили и<br />
бросились в другой конец вагона. Сделав еще несколько рывков в разные<br />
стороны (и промахнувшись от ярости), пьяный с диким ревом вцепился в<br />
металлический шест, стоявший в середине вагона, и попытался выворотить<br />
его из углубления в полу.<br />
В этот момент Терри, который был в прекрасной физической форме<br />
благодаря ежедневным восьмичасовым занятиям айкидо, почувствовал<br />
желание вмешаться и не допустить, чтобы кто-нибудь серьезно пострадал.<br />
Но тут он вспомнил слова учителя: «Айкидо – искусство примирения.<br />
Всякий, кто намерен драться, разорвал свою связь со Вселенной. Если ты<br />
стремишься властвовать над другими, ты уже побежден. Мы учимся<br />
улаживать конфликт, а не разжигать его».<br />
Да, после вводных уроков Терри договорился с учителем никогда не<br />
провоцировать драку и использовать приобретенные навыки и искусство<br />
боя только для защиты. И вот, наконец, ему представился случай проверить<br />
на деле и на вполне законном основании, насколько хорошо он владеет<br />
искусством айкидо. И когда все остальные пассажиры застыли от ужаса,<br />
Терри не спеша поднялся со своего места.
Заметив его, пьяный проревел: «Ага! Иностранец! Сейчас я поговорю<br />
с тобой по-японски!» – и, собравшись с силами, приготовился отлупить<br />
Терри.<br />
Но не успел он сделать и первый шаг, как вдруг откуда-то сзади<br />
послышалось громкое и странно радостное: «Эй!»<br />
Жизнерадостный тон восклицания вполне соответствовал ситуации,<br />
когда человек неожиданно встретился со старым приятелем. Пьяный<br />
удивленно оглянулся и увидел на соседней скамейке маленького японца,<br />
лет около семидесяти, в кимоно. Поза старика не выражала никаких<br />
признаков беспокойства, а на лице играла приветливая улыбка.<br />
Легким движением руки он поманил пьяного к себе и весело произнес:<br />
«Поди-ка сюда».<br />
Мужчина нетвердыми шагами подошел к старику и угрожающим<br />
тоном спросил: «А за каким чертом я должен с тобой говорить?» Тем<br />
временем Терри стоял и ждал, готовый сразу же наброситься на пьяного,<br />
сделай тот малейшее резкое движение.<br />
«Чем же это ты так напился?» – спросил старик, добродушно<br />
улыбаясь.<br />
«Я пил саке, но это не твое дело», – грозно прорычал пьяный.<br />
«О, прекрасно, прямо-таки замечательно, – радостно воскликнул<br />
старик. – Видишь ли, я тоже люблю саке. Каждый вечер мы с женой – ей,<br />
знаешь ли, семьдесят шесть, – подогреваем бутылочку саке и берем ее с<br />
собой в сад, садимся на старую деревянную скамью и…» Он стал<br />
рассказывать ему о хурме, росшей на заднем дворе, о том, какой красивый<br />
у него сад, и об удовольствии, получаемом от саке вечером в саду.<br />
Слушая старика, пьяный постепенно успокоился, его лицо смягчилось,<br />
а кулаки сами собой разжались. «Да… я тоже люблю хурму», – сказал он<br />
дрогнувшим голосом и умолк.<br />
«Ну и хорошо, – ласково продолжил старик, – я уверен, что у тебя<br />
замечательная жена».<br />
«Нет, – ответил мужчина. – Она умерла…» И вдруг, не выдержав,<br />
разрыдался и начал рассказывать печальную историю о том, как потерял<br />
жену, дом, работу, о том, что он стыдится самого себя.<br />
В этот момент поезд подошел к станции Терри, и он, выходя на<br />
платформу, обернулся и услышал, как старик предложил пьяному сесть<br />
рядом и рассказать ему о своей жизни, и еще успел заметить, как мужчина<br />
растянулся на скамейке, положив голову на колени старика.<br />
Вот она, эмоциональная проницательность.
Часть 3. Эмоциональный разум в действии
Глава 9. Закадычные враги<br />
Нерасторжимые способности любить и работать, как заметил однажды<br />
Зигмунд Фрейд в разговоре со своим учеником Эриком Эриксоном,<br />
знаменуют полную зрелость. Но в таком случае зрелость может оказаться<br />
довольно опасным «полустанком» на жизненном пути. При нынешних<br />
тенденциях в сфере браков и разводов эмоциональный интеллект<br />
приобретает гораздо большее значение, чем когда-либо прежде.<br />
Давайте посмотрим, как нынче обстоят дела с разводами. Сейчас<br />
число разводов в год вроде бы сохраняется на одном уровне. Однако<br />
существует другой способ определения показателя разводов, который<br />
обнаруживает весьма опасный рост: с учетом вероятности, что недавно<br />
заключенный брак в конце концов закончится разводом. И хотя общий<br />
показатель разводов пока не растет, риск развода смещается в сторону<br />
молодоженов.<br />
Подобный сдвиг становится более очевидным при сравнительном<br />
анализе статистики разводов пар, заключивших брак в конкретном году.<br />
Так, у американцев, вступивших в брак в 1890 году, развелись примерно 10<br />
процентов супружеских пар; среди сочетавшихся браком в 1920 году<br />
показатель разводов составил около 18 процентов, а для тех, кто начал<br />
супружескую жизнь в 1950-м, показатель составил 30 процентов. Что<br />
касается молодоженов, сыгравших свадьбу в 1970 году, то у них имеются<br />
равные шансы со временем развестись или так и остаться вместе. А для<br />
супружеских пар, поженившихся в 1990 году, вероятность того, что брак<br />
кончится разводом, по прогнозам, была близка к ошеломляющей цифре –<br />
67 процентов! Если эта предварительная оценка оправдается, только трое<br />
из десяти недавних молодоженов смогут рассчитывать на то, что сохранят<br />
брак со своим партнером.<br />
Можно доказать, что увеличение вероятности развода объясняется не<br />
столько ухудшением эмоционального климата, сколько постоянным<br />
размыванием социального давления – пятна позора, сопутствующего<br />
разводу, или экономической зависимости жен от мужей, которое прежде<br />
удерживало пары от развода даже при самых несчастливых союзах. Но<br />
если социальное давление перестанет быть клеем, не дающим браку<br />
распасться, то решающим фактором сохранения союза станут<br />
эмоциональные силы, действующие между мужем и женой.<br />
Связующие узы между мужем и женой – и неправильное в
эмоциональном отношении поведение, которое может разорвать эти узы, –<br />
в последние годы проанализированы с невиданной доселе точностью.<br />
Наверное, добиться самого большого успеха в понимании того, что<br />
сохраняет брак или вызывает его распад, позволило использование<br />
сложных физиологических показателей, которые дают возможность<br />
ежеминутно прослеживать оттенки эмоций во время встречи супружеской<br />
пары. Теперь ученые могут обнаруживать неразличимые иным путем<br />
выброс адреналина и скачки кровяного давления у мужа и наблюдать за<br />
мимолетными, но красноречивыми микроэмоциями, мелькающими на лице<br />
жены. Эти физиологические показатели выявляют скрытый биологический<br />
подтекст затруднений, испытываемых парой, критический уровень<br />
эмоциональной реальности, который обычно остается незаметным или<br />
игнорируется самими супругами. Так раскрываются эмоциональные силы,<br />
сохраняющие отношения или разрушающие их. Исходные точки<br />
неправильных линий поведения следует искать в различиях в<br />
эмоциональных мирах девочек и мальчиков.<br />
Брак с его и ее точек зрения: корни, уходящие в детство<br />
Как-то вечером, когда я входил в ресторан, из дверей вышел молодой<br />
человек с застывшим на лице холодным и одновременно угрюмым<br />
выражением. Почти наступая ему на пятки, за ним семенила молодая<br />
женщина, отчаянно молотившая кулачками по его спине и кричавшая: «Эй<br />
ты, черт бы тебя побрал! А ну вернись и будь полюбезнее со мной!» Эта<br />
горькая, до невозможности противоречивая мольба, обращенная к<br />
удаляющейся спине, кратко выражает схему, чаще всего наблюдаемую в<br />
супружеских парах, взаимоотношения которых терпят бедствие: она<br />
стремится привлечь внимание, а он отстраняется. Семейные<br />
психотерапевты давно заметили: к тому времени, когда супружеская пара<br />
попадает в кабинет психотерапевта, манера поведения супругов уже<br />
соответствует модели «контакт – отстранение». Он жалуется на ее<br />
«непомерные» требования и взрывы, а она сетует на его безразличие к<br />
тому, что она говорит.<br />
Супружеский эндшпиль [47] отражает тот факт, что в паре<br />
сосуществуют две эмоциональные реальности – его и ее. Эмоциональные<br />
различия, хотя отчасти являются и биологическими, также уходят корнями<br />
в детство и в отдельные эмоциональные миры, в которых мальчики и<br />
девочки обитают, пока растут. Этим отдельным мирам посвящено огромное
количество исследований, а их линии раздела закрепляются не просто тем,<br />
что мальчики и девочки предпочитают разные игры, а страхом,<br />
испытываемым маленькими детьми перед тем, что их будут дразнить из-за<br />
того, что у них есть «подружка» или «дружок». В ходе одного исследования<br />
детских дружеских отношений было обнаружено: у трехлетних малышей<br />
примерно половина друзей противоположного пола, у пятилетних детей<br />
друзей противоположного пола около 20 процентов, а к семи годам почти<br />
никто из мальчиков и девочек не сообщает, что их лучшим другом является<br />
представитель противоположного пола. И эти раздельные социальные<br />
вселенные мало соприкасаются до тех пор, пока подростки не начинают<br />
назначать свидания.<br />
Надо заметить, что мальчикам и девочкам преподают совершенно<br />
разные знания о том, как контролировать эмоции, поскольку на темы,<br />
связанные с эмоциями, – за исключением гнева, – родители говорят чаще и<br />
больше с дочерьми, а не с сыновьями. Таким образом, девочки получают<br />
гораздо больше информации об эмоциях, чем мальчики. Ведь не секрет,<br />
что, когда родители рассказывают сказки своим маленьким детям, они<br />
используют больше эмоциональных выражений, обращаясь к дочерям.<br />
Когда матери играют с младенцами, они пользуются более широким<br />
спектром эмоций именно в отношении дочерей. И когда матери<br />
разговаривают с дочерьми о чувствах, они буквально по полочкам<br />
раскладывают собственно эмоциональное состояние, чего никогда не<br />
делают, беседуя с сыновьями. Но зато с мальчиками они более подробно<br />
обсуждают причины и следствия эмоций, таких, как, например, гнев<br />
(обычно в виде назидательной истории).<br />
Лесли Броди и Джудит Холл, изучив данные исследования различий в<br />
проявлении эмоций между полами, высказали предположение: поскольку у<br />
девочек способности к языку развиваются быстрее, чем у мальчиков, они<br />
учатся яснее выражать свои чувства и более искусно, чем мальчики,<br />
пользуются словами для выяснения ситуации и замены эмоциональных<br />
реакций, таких как рукоприкладство. В отличие от девочек, как считают<br />
исследователи, «мальчики, для которых выражение эмоций словами имеет<br />
гораздо меньшее значение, почти перестают осознавать эмоциональные<br />
состояния как у себя, так и у других».<br />
В десять лет девочки и мальчики в процентном отношении одинаково<br />
выказывают явную агрессивность и в раздражении склонны к открытому<br />
столкновению. Однако к тринадцати годам между полами обнаруживается<br />
существенное различие: девочки лучше мальчиков овладевают такими<br />
хитрыми агрессивными тактиками, как остракизм (гонение неугодных),
распространение злостных сплетен и скрытая вендетта. Мальчики в<br />
основном так и продолжают в раздражении лезть в драку, не обращая<br />
внимания на тайные стратегии. Так и получается, что мальчики, а позднее<br />
мужчины, оказываются менее изощренными, чем представители<br />
противоположного пола, в скрытых сторонах эмоциональной жизни.<br />
Девочки, играя вместе, разделяются на маленькие замкнутые группы,<br />
в которых сводится к минимуму враждебность и всячески поощряется<br />
сотрудничество. Мальчики для игры объединяются в большие группы, где<br />
царит дух соперничества. Одно из главных различий проявляется в момент,<br />
когда игра прерывается из-за того, что кто-то получил травму. Если<br />
мальчик, больно ударившись, расстроится, то от него требуется отойти с<br />
дороги и не разреветься, чтобы не мешать остальным продолжать игру.<br />
Если же нечто подобное случается в группе девочек, то игра<br />
останавливается, поскольку все собираются вокруг плачущей подружки,<br />
чтобы как-то ей помочь. Различие между занятыми игрой мальчиками и<br />
девочками и представляет то, что Кэрол Джиллиан из Гарвардского<br />
университета считает ключевым различием между полами: мальчики<br />
гордятся замкнутой, решительной независимостью и автономией, тогда как<br />
девочки считают себя частью сети со множеством связей. Мальчики видят<br />
угрозу во всем, что может бросить вызов их независимости, а для девочек<br />
угрозу составляет разрыв отношений. И, как указывает Дебора Таннен в<br />
книге «Ты меня не понимаешь» [48] , эти разные точки зрения означают, что<br />
мужчины и женщины хотят и ждут от разговора совершенно разных вещей:<br />
мужчины согласны говорить о «деле», в то время как женщины ищут<br />
эмоциональную связь.<br />
Короче говоря, во время обучения в школе различия в эмоциях<br />
способствуют развитию очень разных навыков и умений. Девочки<br />
«преуспевают в умении считывать как вербальные, так и невербальные<br />
эмоциональные сигналы, в выражении и передаче своих чувств». Мальчики<br />
набираются опыта в «сведении к минимуму эмоций, имеющих отношение к<br />
уязвимости, чувству вины, страху и обиде». Научная литература изобилует<br />
свидетельствами в пользу различия этих позиций. Сотни исследований,<br />
например, показали, что женщины в среднем более чутки, чем мужчины, по<br />
крайней мере, если исходить из оценки способности считывать чьи-то<br />
несформулированные чувства по выражению лица, тону и другим<br />
невербальным сигналам. Аналогичным образом прочесть чувства по лицу<br />
женщины легче, чем по лицу мужчины; хотя нет никакой разницы в<br />
выразительности лиц очень маленьких мальчиков и девочек. Когда все<br />
учатся в начальной школе, мальчики становятся менее экспрессивными, а
девочки – более. Возможно, это отчасти отражает еще одно ключевое<br />
различие: женщины в среднем легче возбудимы и переживают всю гамму<br />
эмоций с большей глубиной, чем мужчины. Женщины как бы более<br />
«эмоциональны», чем мужчины.<br />
Получается, что женщины вступают в брак готовыми к роли<br />
эмоционального управителя, тогда как мужчины в гораздо меньшей<br />
степени понимают важность стратегии для сохранения отношений. И<br />
действительно, по результатам обследования 264 пар самой важной<br />
составляющей удовлетворенности взаимоотношениями для женщин – но не<br />
для мужчин – было ощущение, что между супругами существует «хорошая<br />
коммуникация». Тед Хастон, психолог из Университета штата Техас,<br />
который фундаментально изучал супружеские пары, замечает: «Что<br />
касается жен, то для них интимность подразумевает обсуждение всех дел,<br />
особенно разговоры о самих отношениях. Мужчины же не понимают, чего<br />
их жены хотят от них. Они говорят: “Я хочу с ней кое-чем заняться, а все,<br />
что ей нужно, это поболтать”». Во время ухаживания, как обнаружил<br />
Хастон, мужчины гораздо охотнее тратят время на разговоры, которые<br />
отвечают потребности их будущих жен в интимности. Но после<br />
заключения брака мужчины со временем – особенно в более традиционных<br />
брачных союзах – все меньше и меньше времени тратили на беседы с<br />
женами, обретая чувство близости просто в совместном занятии какимилибо<br />
делами вроде садоводства, а не во время их обсуждения.<br />
Растущая молчаливость со стороны мужей отчасти объясняется тем,<br />
что мужчины обычно смотрят сквозь розовые очки на состояние своего<br />
брака, тогда как их жены сосредоточены на трудностях и неприятностях<br />
супружеской жизни. Так, результаты исследования брачных отношений<br />
показали: мужья видят в более благоприятном свете буквально все, что<br />
составляет взаимоотношения (занятия любовью, финансы, отношения с<br />
родней, контакт друг с другом, значение их недостатков). Жены, как<br />
правило, громче и откровеннее высказывают недовольство, чем мужья, и<br />
особенно те, кто несчастлив в браке. Объедините оптимистичный взгляд<br />
мужчин на собственный брак с отвращением к эмоциональным стычкам, и<br />
вы поймете, почему жены так часто жалуются, что мужья всячески<br />
стараются увильнуть от обсуждения неприятных моментов в отношениях.<br />
(Такого рода различие между полами, конечно же, надо воспринимать как<br />
обобщение. Оно не является нормой для всех супружеских пар. Один<br />
знакомый психиатр жаловался мне, что его жена не склонна обсуждать<br />
волнующие вопросы семейной жизни, так что поднимать их приходится<br />
именно ему.)
Нежелание мужчин разрешать проблемы взаимоотношений в семье,<br />
несомненно, является результатом неумения угадывать эмоциональное<br />
состояние по выражению лица. Женщины, напротив, более восприимчивы<br />
и, например, чутко улавливают печаль на лице мужчины, чего нельзя<br />
сказать о представителях сильного пола. Выходит, что женщине надо<br />
выглядеть очень печальной, чтобы мужчина сразу же это заметил, не говоря<br />
уже о том, чтобы он поинтересовался причиной уныния.<br />
Интересно, какое влияние оказывает расхождение в уровнях<br />
эмоциональности между полами на то, как супружеские пары справляются<br />
с обидами и разногласиями, которые неизбежно возникают в интимных<br />
отношениях. В самом деле, ведь некоторые конкретные проблемы, к<br />
примеру, как часто супругам заниматься любовью, как воспитывать и надо<br />
ли наказывать детей и какие долги и накопления следует считать<br />
нормальными, – отнюдь не то, что составляет сущность брака или<br />
способствует его распаду. Здесь все решает, скорее, способ, который<br />
супруги выбирают для обсуждения больных вопросов, определяющих<br />
судьбу брака. Простое соглашение о том, как выражать разные точки<br />
зрения, поможет сохранить семью. Мужчинам и женщинам необходимо<br />
преодолеть природные различия между полами в подходе к прочно<br />
укоренившимся эмоциям. У супругов, не сумевших договориться, могут<br />
возникнуть «эмоциональные трещины», а они, в конце концов, приведут к<br />
полному разрыву отношений. Как мы увидим дальше, такие «трещины»<br />
обычно появляются там, где у одного или обоих супругов наблюдается<br />
дефицит эмоционального интеллекта.<br />
Неправильные линии поведения в супружестве<br />
Фред: Ты забрала мои вещи из химчистки?<br />
Ингрид (передразнивая): «Ты забрала мои вещи из<br />
химчистки?» Да сам забирай свои шмотки. Я тебе что, прислуга,<br />
что ли?<br />
Фред: Ну, вряд ли. Если бы ты была прислугой, то умела бы<br />
чистить вещи.<br />
Если бы это был диалог из комедии положений, он звучал бы забавно.<br />
Но тягостно язвительный обмен репликами происходил между супругами,<br />
которые (что неудивительно) развелись через несколько лет. Стычка<br />
происходила в лаборатории, руководимой Джоном Готтманом, психологом<br />
из Университета Вашингтона. Он провел подробнейший анализ всех
эмоциональных связующих, удерживающих супругов вместе, и<br />
разъедающих чувств, разрушающих брак. В его лаборатории разговоры<br />
супружеских пар снимались видеокамерой, а затем на протяжении многих<br />
часов подвергались специально разработанному микроанализу для<br />
выявления действующих скрытых эмоциональных токов. Отображение<br />
ошибочных линий поведения, которые могут довести супружескую пару до<br />
развода, являет собой убедительный пример решающей роли<br />
эмоционального интеллекта в сохранении брака.<br />
За последние двадцать лет Готтман проследил за взлетами и<br />
падениями двух сотен супружеских пар, одни из которых были<br />
молодоженами, другие состояли в браке не один десяток лет.<br />
Готтман составил карту эмоциональной экологии супружества с такой<br />
точностью, что в одном исследовании смог предсказать, какие супружеские<br />
пары из находившихся под наблюдением в его лаборатории (вроде Фреда<br />
и Ингрид, чья дискуссия по поводу получения вещей из химчистки приняла<br />
столь ожесточенный характер) разведутся не позднее чем через три года.<br />
С 94-процентной точностью, неслыханной для сферы исследований<br />
брачных отношений!<br />
Эффективность анализа Готтмана обеспечивается тщательно<br />
разработанной методикой и исчерпывающей полнотой исследований. Пока<br />
супружеские пары беседуют, датчики регистрируют малейшие изменения в<br />
их физиологии; посекундный анализ выражений лица (с помощью системы<br />
считывания эмоций, разработанной Полом Экманом) позволяет<br />
обнаружить самый мимолетный и тонкий оттенок чувства. После сеанса<br />
каждый из партнеров приходил в лабораторию один, просматривал<br />
видеозапись разговора и сообщал свои тайные мысли, возникавшие в<br />
моменты особого возбуждения по ходу обмена репликами. Полученный<br />
результат похож на эмоциональную рентгенограмму брака.<br />
Самым ранним предупредительным сигналом, что брак находится в<br />
опасности, является, как установил Готтман, грубая критика. В здоровом<br />
браке муж и жена открыто и спокойно выражают недовольство. Но<br />
слишком часто в пылу раздражения жалобы высказываются в грубой<br />
манере, в виде враждебной критики характера супруга. Приведем пример.<br />
Памела с дочерью отправилась по обувным магазинам, а ее муж Том пошел<br />
в книжный. Они договорились встретиться через час перед почтой, а затем<br />
сходить в кино на дневной сеанс. Памела быстро покончила со своими<br />
делами, а Том все не появлялся. «Куда же он запропастился? Кино начнется<br />
через десять минут, – пожаловалась Памела дочери. – Если твоему отцу<br />
подвернется возможность что-нибудь испортить, можешь не сомневаться,
он ею воспользуется».<br />
Когда Том объявился через десять минут, сияя от счастья, что встретил<br />
приятеля, и извинился за опоздание, Памела ответила ему саркастическим<br />
замечанием: «Все в порядке, мы пока обсудили твою восхитительную<br />
способность срывать любой наш план. Как же ты невнимателен и<br />
эгоистичен!»<br />
Недовольство Памелы выражало нечто большее – злостную клевету,<br />
осуждение человека, а не поступка. Ведь Том все-таки извинился. Но за<br />
оплошность Памела назвала его «невнимательным и эгоистом». У<br />
большинства супругов время от времени случаются моменты, когда<br />
недовольство тем, что сделал партнер, высказывается в такой форме, что<br />
выглядит как враждебные нападки на человека, а не на его поступок. А<br />
надо сказать, подобная резкая критика в адрес партнера имеет гораздо<br />
более губительное эмоциональное воздействие, чем обоснованные<br />
замечания. И вероятность таких нападок, понятно, тем больше, чем чаще у<br />
мужа или жены возникает чувство, будто их жалобы не слышат или<br />
игнорируют.<br />
Разница между недовольством и персональной критикой очень проста.<br />
Высказывая жалобу, жена конкретно указывает, что ее расстраивает, и<br />
критикует действие своего мужа, а не его самого, сообщая ему свою<br />
реакцию: «Когда ты забыл забрать мои вещи из химчистки, я решила, что<br />
тебе на меня наплевать». Вот так выражается основной эмоциональный<br />
интеллект: утвердительно, но отнюдь не агрессивно или пассивно.<br />
Прибегая к персональной критике, она, напротив, использует конкретный<br />
повод для недовольства, чтобы начать глобальную атаку на своего мужа:<br />
«Ты всегда ведешь себя как беспечный эгоист, лишний раз доказывая, что<br />
на тебя ни в чем нельзя положиться». После такой критической оценки<br />
человеку становится стыдно, он ощущает неприязнь со стороны партнера,<br />
чувствует себя виноватым и ущербным. И он решится на защитную<br />
реакцию, а вовсе не предпримет какие-то шаги, чтобы улучшить положение<br />
дел.<br />
Ситуация еще более усугубляется, если критические замечания<br />
высказываются с презрением – особенно разрушительной эмоцией.<br />
Презрение обычно сопутствует гневу и обнаруживается не только в словах,<br />
но и в тоне голоса и злобном выражении лица. Наиболее открытой формой<br />
презрения, конечно же, остается насмешка или оскорбление вроде:<br />
«ничтожество», «тряпка» и «дрянь». Не менее обиден и язык жестов,<br />
передающий презрение, особенно такой универсальный мимический<br />
сигнал для выражения отвращения, как искривленные в ехидной усмешке
губы или поднятый к потолку взгляд, соответствующие восклицанию: «Ну<br />
ты и тип!»<br />
Мимический знак презрения создается сокращением особой мышцы,<br />
растягивающей углы рта в сторону (обычно влево), и одновременным<br />
закатыванием глаз. Когда на лице одного из супругов появляется подобная<br />
гримаса, у другого при безмолвном обмене эмоциями частота сердечных<br />
сокращений в минуту увеличивается на два-три удара. Такой скрытый<br />
разговор причиняет немалый вред. По мнению Готтмана, если муж<br />
систематически демонстрирует жене презрение, то тем самым увеличивает<br />
вероятность возникновения у нее проблем со здоровьем: от частых<br />
насморков и гриппа до инфекций мочевого пузыря и заболеваний<br />
желудочно-кишечного тракта. И когда, в свою очередь, на лице жены<br />
четыре или более раз за пятнадцатиминутную беседу читается отвращение,<br />
близкое к презрению, значит, не пройдет и четырех лет, как супруги<br />
расстанутся навеки.<br />
Разумеется, если на лице супруга презрительное выражение<br />
появляется редко, семья не погибнет. Подобные эмоциональные «залпы»<br />
скорее близки по воздействию к курению и высокому уровню холестерина<br />
в крови как факторам риска возникновения сердечных заболеваний: чем<br />
сильнее и длительнее действие, тем выше опасность. На пути к разводу<br />
один из этих факторов предсказывает следующий по возрастающей шкале<br />
страданий. Привычные критика и презрение или отвращение служат<br />
признаками опасности, свидетельствуя о том, что муж или жена молча<br />
изменили свое мнение о супруге в худшую сторону. В их мыслях супруг<br />
является объектом постоянного осуждения. Подобный негативный и даже<br />
враждебный образ мыслей, естественно, приводит к нападкам, которые<br />
заставляют партнера переходить к обороне – или к контратаке.<br />
Каждое из двух направлений реакции по принципу «сражайся или<br />
спасайся» олицетворяет способы ответа на нападение. Наиболее<br />
очевидный вариант выбора – ответить ударом на удар, разразившись<br />
гневными упреками. Этот путь, как правило, приводит к безрезультатному<br />
состязанию в перекрикивании друг друга. Но альтернативная реакция –<br />
бегство – может оказаться более вредной, особенно если «побег» сводится<br />
к уходу в непрошибаемое молчание.<br />
Возведение каменной стены молчания знаменует последний рубеж<br />
обороны. Молчальник просто становится непроницаемым, принимая<br />
каменное выражение лица, замолкая и тем самым фактически уходя от<br />
разговора. Стена молчания посылает мощный нервирующий сигнал, нечто<br />
вроде комбинации ледяной сдержанности, превосходства и неприязни.
Каменная стена молчания обнаруживалась главным образом в брачных<br />
союзах, неумолимо двигавшихся навстречу беде. В 85 процентах подобных<br />
случаев именно муж прибегал к такому виду обороны в ответ на действия<br />
жены, которая набрасывалась на него с критическими замечаниями,<br />
изливая свое презрение. Укрыться за стеной молчания – привычная<br />
реакция, оказывающая разрушительное действие на взаимоотношения: оно<br />
отсекает все возможности улаживания разногласий.<br />
Ядовитые мысли<br />
Дети расшалились, и Мартина, их отца, это начало раздражать. Он<br />
обратился к своей жене Мелани и язвительно поинтересовался: «Дорогая,<br />
тебе не кажется, что дети могли бы уже угомониться?»<br />
На самом же деле он подумал: «Она слишком снисходительна к<br />
детям».<br />
Мелани, отзываясь на его гнев, почувствовала, как на нее накатывает<br />
волна раздражения. У нее на лице появилось напряженное выражение,<br />
брови сошлись у переносицы, и она ответила: «Дети резвятся. Как бы то ни<br />
было, они скоро отправятся спать».<br />
А сама подумала: «Опять он за свое, вечно недоволен».<br />
Теперь уже Мартин был заметно разгневан. Он угрожающе подался<br />
вперед, сжал кулаки и отчеканил раздраженным тоном: «Может, мне теперь<br />
укладывать их?»<br />
И подумал: «Она во всем мне возражает. Надо бы мне поставить на<br />
своем».<br />
Мелани, вдруг испугавшись ярости Мартина, смиренно пробормотала:<br />
«Нет-нет, я сейчас уложу их».<br />
У нее мелькнула мысль: «Он уж совсем не владеет собой, как бы детям<br />
не перепало. Лучше уж мне уступить».<br />
О таких параллельных разговорах – озвученном и безмолвном –<br />
сообщает Айрон Бек, основатель когнитивной терапии. Он приводит их как<br />
пример типов мышления, которое может отравить любой брак. Истинный<br />
обмен эмоциями между Мелани и Мартином формируется их мыслями, а<br />
эти мысли, в свою очередь, определяются другим, более глубоким слоем,<br />
который Бек называет «автоматическими мыслями», – мимолетными<br />
фоновыми предположениями о себе самих и людях в своей жизни. Так<br />
отражаются наши наиболее глубоко укоренившиеся эмоциональные<br />
установки. Для Мелани фоновой мыслью будет нечто вроде: «Вечно он
изводит меня своим раздражением», а в голову Мартина засядет такая<br />
главная мысль: «Она не смеет так со мной обращаться». В их брачном<br />
союзе Мелани ощущает себя невинной жертвой, а Мартин испытывает<br />
праведный гнев из-за того, что с ним, как ему кажется, обходятся<br />
несправедливо.<br />
Мысли о статусе невинной жертвы, исполненные справедливого<br />
негодования, типичны для супругов, несчастливых в браке, и постоянно<br />
подпитывают гнев и обиду. Как только тревожащие мысли, к примеру,<br />
справедливое негодование, станут возникать автоматически, они сразу же<br />
начнут подкреплять сами себя: партнер, который думает, что его изводят,<br />
постоянно «сканирует» все, что делает другой партнер, выделяя то, что<br />
может подтвердить его положение мученика, и игнорируя или не принимая<br />
в расчет никакие благодеяния со стороны другого, которые поставили бы<br />
под вопрос или опровергли его убеждение.<br />
Подобные мысли обладают немалой силой и «сбивают с толку» блок<br />
тревожной сигнализации нервной системы. Как только мысль мужа, что его<br />
мучают, запустит механизм эмоционального налета, он какое-то время<br />
будет воскрешать в памяти и «пережевывать» список обид. Он вспомнит,<br />
как она разными способами его изводила, и ни разу не подумает о тех ее<br />
поступках, которые могли бы доказать, что он в корне не прав, считая себя<br />
невинной жертвой. Придерживаясь такого мнения, он ставит свою жену в<br />
безвыходное положение, поскольку даже ее заведомо добрые дела будет<br />
истолковывать превратно, если станет подходить к ней с предубеждением и<br />
отмахиваться от всего, что она делает, как от жалких попыток доказать, что<br />
она его не мучает.<br />
Партнеры, свободные от подобных вызывающих дистресс взглядов,<br />
могут принимать в расчет более благоприятную интерпретацию того, что<br />
происходит в тех же самых ситуациях. Поэтому менее вероятно, что их<br />
застигнет такой эмоциональный налет. Если все же он приключится, то они<br />
потом быстрее и легче приходят в себя. Общий шаблон мыслей,<br />
поддерживающих или смягчающих страдание, соответствует модели<br />
пессимистической и оптимистической позиций психолога Мартина<br />
Селигмана, обрисованной в общих чертах в главе 6. Пессимистическая<br />
точка зрения предполагает, что у партнера от природы полно недостатков,<br />
которые невозможно изменить, что и служит залогом мучений: «Он<br />
эгоистичен и поглощен собой; таким его воспитали, таким он всегда и<br />
будет; он ждет, что я буду выполнять все его капризы, и ему и дела нет до<br />
того, что я чувствую». Противоположная – оптимистическая – точка зрения<br />
сводится примерно к следующему: «Ну да, сейчас он требователен, но ведь
раньше он был внимательным; может, у него плохое настроение, не знаю,<br />
может, его что-то беспокоит в его работе». Такая точка зрения не ставит<br />
крест на муже (или браке) как на чем-то неисправимо испорченном и<br />
безнадежном. Напротив, она объясняет неприятный момент<br />
обстоятельствами, которые могут измениться. Первая установка приносит<br />
нескончаемое страдание, вторая утешает.<br />
Супруги, занимающие пессимистическую позицию, бывают<br />
чрезвычайно подвержены налетам эмоций. Они приходят в ярость,<br />
оскорбляются или иным образом переживают из-за того, что делают их<br />
«половины», и приходят в волнение, стоит приступу едва начаться. И<br />
конечно, внутренний дистресс и пессимистическая установка намного<br />
увеличивают вероятность того, что при столкновении с партнером они<br />
прибегнут к критике и выкажут презрение. А это, в свою очередь, увеличит<br />
вероятность ухода за стену молчания.<br />
Самые опасные из ядовитых мыслей, очевидно, бродят в головах у<br />
мужей, которые применяют физическое насилие к своим женам. В ходе<br />
исследования несдержанных мужей, проведенного психологами из<br />
Университета штата Индиана, выяснилось: эти мужчины мыслят, как<br />
школьные хулиганы; они усматривают враждебные намерения даже в<br />
совершенно нейтральных действиях жен и пользуются этим неправильным<br />
истолкованием, чтобы оправдать свое буйство (мужчины, проявляющие<br />
сексуальную агрессивность по отношению к женщинам во время свиданий,<br />
проделывают нечто подобное, относясь к женщинам с подозрением, и<br />
поэтому игнорируют их возражения). Как мы уже выяснили в главе 7,<br />
особую угрозу для таких мужчин представляют осознаваемые проявления<br />
неуважения и неприятия со стороны жен или то, что жены публично<br />
поставят их в неловкое положение. Вот типичный сценарий, который<br />
вызывает у тех, кто избивает жен, мысли, «оправдывающие» их буйство:<br />
«Вы находитесь на дружеской вечеринке и замечаете, что ваша жена в<br />
течение последнего получаса болтает и смеется с одним и тем же<br />
привлекательным мужчиной. Похоже, он с ней флиртует». Когда такие<br />
мужчины чувствуют, что их жены делают нечто, наводящее на мысль о<br />
неприятии или уходе, их реакции изливаются в виде негодования и<br />
оскорблений. По-видимому, автоматические мысли типа «Она собирается<br />
меня бросить» служат пусковыми механизмами для эмоционального<br />
налета, на который драчливые мужья импульсивно отзываются, как говорят<br />
исследователи, «некомпетентными поведенческими реакциями», – они<br />
переходят к физическому насилию.
«Затопление»: брак тонет<br />
Установки, выводящие из душевного равновесия, неизбежно приводят<br />
к кризису, которому нет конца. Они чаще запускают механизм<br />
эмоциональных налетов и мешают оправиться от обиды и ярости, которые<br />
сами же и вызывают. Готтман использует подходящий термин «затопление»<br />
для определения особой подверженности частому эмоциональному<br />
дистрессу. «Затопленные» мужья или жены настолько подавлены<br />
неприятием со стороны партнеров и собственной реакцией на их<br />
неприятие, что в буквальном смысле тонут в страшных, перехлестывающих<br />
через край переживаниях. «Затопленные» супруги не способны слушать, не<br />
искажая смысла услышанного, или реагировать, сохраняя ясный ум. Им<br />
трудно организовать свое мышление, и они опускаются до примитивных<br />
реакций. Они просто хотят прекратить все или удрать, а иногда даже и дать<br />
сдачи. «Затопление» – сам себя сохраняющий эмоциональный налет.<br />
Для одних людей характерен высокий порог «затопления», и они легко<br />
выдерживают и гнев, и презрение. Другие моментально взвиваются, стоит<br />
только их супругу мягко сделать вполне безобидное замечание. Давайте<br />
охарактеризуем «затопление» через увеличение частоты сердечных<br />
сокращений, считая от уровня, соответствующего состоянию покоя. В<br />
спокойном состоянии частота сердечных сокращений у женщин составляет<br />
82, а у мужчин примерно 72 удара в минуту (эта величина меняется в<br />
зависимости от размеров тела). «Затопление» начинается при возрастании<br />
этого показателя на 10 ударов. Когда частота сердечных сокращений<br />
достигает 100 ударов в минуту (как обычно бывает в приступе гнева или<br />
плача), в организм поступают адреналин и другие гормоны, какое-то время<br />
поддерживающие высокий уровень дистресса. Момент эмоционального<br />
налета определяется по частоте сердечных сокращений: в интервале одного<br />
сердечного сокращения возможен резкий скачок, а в результате сердце<br />
бьется чаще на 10, 20 и даже 30 ударов в минуту. Мышцы напрягаются,<br />
может возникнуть ощущение удушья. Таковы признаки «затопления»<br />
ядовитыми чувствами. Вас окатывает отвратительная волна страха и гнева,<br />
которая кажется неизбежной и требует целой «вечности», чтобы избавиться<br />
от нее. В момент «всеохватывающего налета» эмоции людей настолько<br />
сильны, перспективы так ограничены, а мысли до такой степени спутаны,<br />
что практически нет никакой надежды принять точку зрения партнера или<br />
уладить конфликт разумным путем.<br />
У большинства мужей и жен такие напряженные моменты, конечно
же, случаются лишь изредка, когда они выясняют отношения. Но<br />
настоящие проблемы в семьях возникают, если по крайней мере один из<br />
супругов ощущает «затопление» почти постоянно. Тогда один партнер<br />
уверен, что другой его подавляет; он все время настороже, готовый к<br />
нападкам или несправедливым замечаниям; всегда сверхбдителен, чтобы<br />
вовремя уловить малейшие проявления намерения атаковать, оскорбить или<br />
огорчить, и, можно не сомневаться, реакция его будет зашкаливать. Если<br />
муж пребывает в таком состоянии, его жена, сказав ему: «Дорогой, нам<br />
надо кое о чем поговорить», может спровоцировать у него ответную мысль:<br />
«Она опять затевает скандал» и тем самым включить механизм<br />
«затопления». В результате становится все труднее оправиться от<br />
физиологического возбуждения, что, в свою очередь, заставляет находить<br />
зловещий смысл в самых, казалось бы, безобидных замечаниях, снова и<br />
снова включая «затопление».<br />
Это, вероятно, самый опасный поворотный пункт в браке,<br />
катастрофический сдвиг в отношениях. «Затопленный» партнер дошел до<br />
того, что практически все время думает о супруге худшее, рассматривая<br />
все, что она делает, в самом мрачном свете. Даже незначительные вопросы<br />
перерастают в грандиозные баталии; чувства оскорблены постоянно. Со<br />
временем супруг, которого «затопило», начинает считать все возможные<br />
проблемы, связанные с браком, серьезными и неразрешимыми, поскольку<br />
«затопление» само по себе срывает любые попытки уладить дело. А если<br />
все так и продолжается, то обсуждение ситуации начинает казаться<br />
бесполезным, и супруги самостоятельно стараются успокоить<br />
взбудораженные чувства. Они живут параллельными жизнями, по<br />
существу, обособившись друг от друга, и чувствуют себя одинокими в<br />
браке. По мнению Готтмана, слишком часто следующим шагом становится<br />
развод.<br />
При движении по этой траектории, ведущей к разводу, трагические<br />
последствия дефицита эмоциональных компетенций становятся<br />
самоочевидными. Критика и презрение, готовность к самозащите<br />
и «оборонительная стена», огорчительные мысли и «затопление»<br />
эмоциями – такой цикл свидетельствует о распаде эмоционального<br />
самоосознания и самоконтроля, эмпатии и способности успокоить друг<br />
друга и самого себя. Когда супружеская пара попадает в него многократно,<br />
это чаще всего означает близость разрыва.<br />
Мужчины: ранимый пол
Вернемся к различиям между полами, проявляющимся в сфере<br />
эмоциональной жизни, которые оказываются скрытым стимулом к развалу<br />
брака. Рассмотрим такое заключение: даже после тридцати пяти и более лет<br />
супружества между мужьями и женами сохраняется основное различие в<br />
том, как они относятся к эмоциональным стычкам. Мерзость семейной<br />
перепалки женщин в среднем волнует меньше, чем мужчин. Заключение, к<br />
которому пришел в ходе исследований Роберт Ливенсон в Университете<br />
штата Калифорния в Беркли, основывается на свидетельствах 151<br />
супружеской пары, состоящей в длительном браке. Ливенсон выяснил:<br />
расстраиваться во время семейной ссоры все мужья одинаково находили<br />
неприятным и даже унизительным, тогда как их жен это не слишком<br />
беспокоило.<br />
Мужья подвержены «затоплению» уже при более низкой<br />
интенсивности негативного отношения, чем их жены. Мужчины чаще, чем<br />
женщины, реагируют «затоплением» на критику своей половины. Как<br />
только мужей «затопило», у них начинается выделение в кровь большего<br />
количества адреналина, и адреналиновый ток включается при более низких<br />
уровнях негативного отношения со стороны жен. Кстати сказать, после<br />
«затопления» мужьям требуется больше времени, чтобы вернуться в<br />
нормальное физиологическое состояние. Получается, что стоическая<br />
невозмутимость мужчин типа Клинта Иствуда [49] представляет собой<br />
защиту от захлестывающих эмоций.<br />
Как полагает Готтман, причина, по которой мужчины столь охотно<br />
отгораживаются стеной молчания, заключается в стремлении защитить<br />
себя от «затопления». Его исследование показало: когда они начинали<br />
укрываться за стеной, частота сердечных сокращений у них тут же<br />
уменьшалась примерно на десять ударов в минуту, что приносило<br />
субъективное чувство облегчения. Но здесь таится парадокс – как только<br />
мужчины начинали отгораживаться, прячась за молчанием, тогда уже у жен<br />
частота пульса подскакивала до уровня, сигнализирующего о сильнейшем<br />
дистрессе. Лимбическое танго, когда каждый пол ищет утешения в<br />
противодействии любым целенаправленным маневрам, приводит к<br />
совершенно разному отношению к эмоциональным столкновениям:<br />
мужчины хотят их исключить так же горячо, как жены вынуждены<br />
стремиться к ним.<br />
Насколько мужчины намерены возводить каменную стену молчания,<br />
настолько же женщины склонны критиковать мужей. Подобная асимметрия<br />
возникает из-за упорного стремления женщин играть роль эмоциональных<br />
управляющих. И пока жены пытаются обсудить серьезные вопросы,
устранить разногласия и загладить обиды, мужья проявляют очевидное<br />
нежелание вступать в разговоры, которые могут вылиться в горячий спор.<br />
Но когда жена понимает, что муж уклоняется от дискуссии, она, переходя<br />
на повышенные тона и высказывая недовольство с большей силой,<br />
начинает его критиковать. Если он в ответ защищается или прячется за<br />
стеной невозмутимого молчания, она чувствует разочарование и<br />
раздражение и тем самым добавляет ко всему прочему еще и презрение,<br />
чтобы подчеркнуть глубину своей фрустрации. Муж, становясь объектом<br />
критики и презрения жены, занимает позицию невинной жертвы или<br />
преисполняется справедливым негодованием. Подобные мысли, надо<br />
заметить, с каждым разом все легче запускают механизм «затопления».<br />
Чтобы предохранить себя от «потопа», муж переходит к более яростной<br />
защите или просто уходит в глухую оборону. Следует, однако, иметь в виду:<br />
если мужья воздвигают стену молчания, они тем самым включают<br />
механизм «затопления» в своих женах, которые чувствуют себя загнанными<br />
в угол. И по мере того как круговой процесс семейных баталий идет по<br />
нарастающей, однажды он запросто может выйти из-под контроля.<br />
Мужчинам и женщинам: информация для супругов<br />
Зная, сколь разрушительное влияние на отношения супругов<br />
оказывают различия в восприятии мучительных переживаний у мужчин и<br />
женщин, что можно им посоветовать? Что предпринять, чтобы защитить<br />
любовь и влечение, которые они чувствуют друг к другу, иначе говоря, что<br />
поможет сохранить брачный союз? Наблюдая за тем, как складываются<br />
взаимоотношения между супругами, чей союз с годами становится все<br />
более прочным, специалисты по проблемам брака сформулировали<br />
главный принцип поведения отдельно для мужчин и женщин и несколько<br />
общих советов для представителей обоих полов.<br />
Мужчинам и женщинам требуется разная тонкость эмоциональной<br />
настройки. Мужчинам советуют не уклоняться от конфликта, а понять:<br />
когда их жены начинают обсуждать какие-то обиды или разногласия, они<br />
проявляют любовь к мужьям, желая сохранить хорошие и прочные<br />
отношения (хотя, конечно, у женской враждебности вполне могут быть и<br />
другие мотивы). Если обиды и недовольство долго кипят на медленном<br />
огне, они неизбежно обостряются, и рано или поздно обязательно<br />
произойдет взрыв. Но если все спорные вопросы регулярно<br />
«вентилировать» и улаживать, будет происходить разрядка напряженности.
Мужьям надлежит также осознать, что раздражение или недовольство<br />
вовсе не предполагает личных нападок: эмоции жен зачастую лишь служат<br />
показателем глубины их переживаний по тому или иному поводу.<br />
Мужчинам также нужно быть осторожными, чтобы не сорвать<br />
обсуждение, слишком рано предложив практическое решение, – как<br />
правило, жене важнее чувствовать, что муж слушает ее жалобы и<br />
проникается ее чувствами по поводу обсуждаемого вопроса (хотя ему<br />
вовсе не обязательно соглашаться с ней). Она может расценить<br />
предложение им совета как способ дать ей понять, что ее чувства<br />
непоследовательны. Мужья, способные разделять общество своих жен во<br />
время приступа гнева, вместо того чтобы отмахнуться от жалоб как от<br />
ерунды, помогают своим дражайшим половинам почувствовать себя<br />
услышанными и уважаемыми. Самое главное, чего хотят жены, – чтобы их<br />
чувства получили признание и с ними считались как с обоснованными,<br />
даже если мужья с ними не согласны. Чаще бывает, что жена, поняв, что ее<br />
мнение услышано, а чувства замечены, успокаивается.<br />
Да и женщинам можно подать аналогичный совет. Поскольку главную<br />
проблему для мужчин составляет то, что их жены слишком напористо и<br />
громогласно излагают жалобы, женам необходимо приложить<br />
целенаправленное усилие и постараться не набрасываться на своих мужей:<br />
выразить недовольство тем, что они сделали, но не критиковать их как<br />
личность и не выражать презрение. Жалобы не должны превращаться в<br />
критические замечания по поводу характера, они должны представлять<br />
собой четко сформулированное заявление о том, что какое-то конкретное<br />
действие или поступок причиняет страдание.<br />
Гневный личный выпад почти наверняка приведет к тому, что муж<br />
станет защищаться или отгородится стеной молчания. Возникнет<br />
дополнительное расстройство, ссора лишь обострится. Женам полезно<br />
также вкраплять жалобы в более широкий контекст уверений в любви к<br />
мужу.<br />
Плодотворные сражения<br />
Утренняя газета преподнесла наглядный урок того, как не надо<br />
разрешать разногласия, возникающие в браке. У Марлин Линик возник<br />
спор с мужем Майклом: он хотел смотреть по телевизору игру «Дэлес<br />
ноубойз» с «Филадельфия иглз», а ее интересовали новости. Когда он<br />
удобно расположился перед телевизором, чтобы посмотреть матч, миссис
Линик объявила ему, что с нее «довольно футбола», сходила в спальню за<br />
пистолетом 38-го калибра и дважды выстрелила в мужа, сидевшего в<br />
комнате и смотревшего игру. Миссис Линик обвинили в нападении при<br />
отягчающих обстоятельствах и освободили под залог в 50 000 долларов. О<br />
мистере Линике сообщалось, что он в хорошем состоянии и<br />
выздоравливает после пулевых ранений: одна из пуль слегка задела его<br />
живот, а вторая прошла навылет через левую лопатку и шею.<br />
Хотя далеко не все семейные баталии принимают такой дикий оборот<br />
или обходятся так дорого, они же и предоставляют отличную возможность<br />
привнести в супружество эмоциональный интеллект. К примеру, пары,<br />
состоящие в крепких браках, склонны придерживаться одной темы,<br />
предоставляя каждому из супругов возможность вначале изложить свою<br />
точку зрения. Но такие супруги не останавливаются и делают еще один<br />
важный шаг: они показывают друг другу, что внимательно слушают.<br />
Ощущение, что тебя слушают, зачастую и является именно тем, чего<br />
на самом деле добивается обиженный партнер. Поэтому с эмоциональной<br />
точки зрения акт эмпатии – превосходное средство ослабить напряжение.<br />
Наихудшим недостатком супругов, брак которых в конце концов<br />
распадается, можно считать полное отсутствие попыток со стороны<br />
партнеров разрядить обстановку во время ссоры. Желание или нежелание<br />
уладить размолвку составляет коренное различие в семейных баталиях<br />
супругов, состоящих в прочном браке, и тех, брак которых кончается<br />
разводом. Способы исправления ситуации, которые не дают спору<br />
завершиться страшным взрывом, заключаются в соблюдении простых<br />
правил. Например, в умении во время спора не отклоняться от темы,<br />
сопереживать другому и уменьшать напряженность. Подобные меры<br />
действуют по принципу эмоционального термостата, не давая чувствам<br />
закипеть сверх меры и лишить партнера способности сосредоточиться на<br />
обсуждаемом вопросе.<br />
Общая стратегия выполнения работы, которая входит в понятие<br />
супружества, состоит в том, чтобы не зацикливаться на конкретных<br />
проблемах (воспитание детей, секс, деньги, домашнее хозяйство), по<br />
поводу которых обычно и ведутся споры, а культивировать общий для<br />
супругов эмоциональный интеллект, увеличивая тем самым шансы<br />
успешно улаживать возникающие разногласия. Немного эмоциональной<br />
компетентности – главным образом умения успокоиться (и успокоить<br />
своего партнера), сопереживать и хорошо слушать собеседника, – окажет<br />
действенную помощь в разрешении всяческих конфликтов. В таком<br />
семейном климате не страшны и даже полезны любые расхождения во
мнениях, если можно так выразиться, «плодотворные сражения». Они<br />
обеспечат семье благополучие и позволят преодолеть недостатки, которые,<br />
если ими не заниматься, способны разрушить брачный союз.<br />
Разумеется, ни одна из привычек выражать эмоции не меняется<br />
мгновенно, требуется как минимум настойчивость и внимательность.<br />
Способность супругов совершить коренные изменения напрямую зависит<br />
от стимулов, которые заставят их измениться. Большинство или многие<br />
эмоциональные реакции, которые с такой легкостью проявляются у обоих<br />
супругов, сформировались еще в детстве и впервые были заучены в рамках<br />
самых близких отношений или скопированы с родителей, а затем в<br />
законченном виде привнесены в брачный союз. Таким образом, мы<br />
оказываемся «нашпигованными» определенными эмоциональными<br />
привычками, например, слишком остро реагировать на проявленное к нам<br />
пренебрежение или отгораживаться при первых признаках конфронтации,<br />
даже если мы можем поклясться, что никогда не поступали так же, как<br />
наши родители.<br />
Спокойствие<br />
В основе каждой сильной эмоции лежит побуждение к действию;<br />
умение управлять этими побуждениями составляет сущность<br />
эмоционального интеллекта. Особая трудность с этим возникает у людей,<br />
состоящих в интимных отношениях, где слишком многое для них<br />
поставлено на карту. Эмоциональные реакции в таких ситуациях<br />
затрагивают наши самые сокровенные желания: потребность быть<br />
любимым и чувствовать уважение партнера; страх, что тебя бросят или<br />
станут воспринимать как пустое место. И поэтому вполне естественно, что<br />
мы принимаем участие в семейных баталиях, ведь в них подчас решается,<br />
как сложится наша дальнейшая жизнь.<br />
Но даже при этих условиях нельзя прийти к позитивному решению,<br />
если муж или жена подверглись эмоциональному налету, а значит, главное,<br />
что можно посоветовать супругам, – научиться умерять собственные<br />
взбудораженные чувства. Другими словами, каждый из супругов должен<br />
уметь быстро справляться с «затоплением», спровоцированным таким вот<br />
эмоциональным налетом. И поскольку в минуты эмоциональных вспышек<br />
человек лишается способности слушать, думать и ясно выражать словами<br />
свои мысли, умение успокоиться – чрезвычайно конструктивный ход, без<br />
которого невозможен прогресс в урегулировании спорного вопроса.
Амбициозные супруги могут научиться проверять частоту пульса<br />
примерно каждые пять минут во время мучительного столкновения,<br />
нащупывая пульс на сонной артерии в точке, расположенной на несколько<br />
дюймов ниже мочки уха и подбородка (те, кто занимается аэробикой,<br />
быстро учатся). Считаем пульс в течение пятнадцати секунд, умножаем<br />
результат счета на четыре и получаем частоту пульса в ударах в минуту.<br />
Проделайте это в спокойном состоянии, чтобы определить базисный<br />
уровень. Если частота пульса превысит базисный уровень, скажем, на<br />
десять ударов в минуту, получите сигнал о начале «затопления». Если<br />
пульс настолько участится, супругам необходимо прерваться и разойтись на<br />
двадцать минут, чтобы остыть, прежде чем продолжить обсуждение. Хотя и<br />
пятнадцатиминутный перерыв может показаться достаточно долгим,<br />
действительное физиологическое восстановление происходит постепенно и<br />
требует большего времени. Как мы узнали из главы 5, остаточный гнев<br />
вызывает еще больший гнев; более длительное выжидание предоставляет<br />
организму больше времени для восстановления после происшедшей ранее<br />
активации.<br />
Супругам, которые считают – и это можно понять – неудобным<br />
контролировать частоту сердечных сокращений во время ссоры, проще<br />
заранее заключить договоренность, которая позволит любому из них<br />
потребовать короткий перерыв при первых признаках «затопления»,<br />
появляющихся у любого из них. Во время передышки можно<br />
поспособствовать успокоению, прибегнув к технике релаксации или<br />
выполнив какие-либо упражнения из арсенала аэробики (или<br />
воспользовавшись любыми другими методами, которые мы рассмотрели в<br />
главе 5), что, возможно, поможет оправиться от эмоционального налета.<br />
Разговор с самим собой, нейтрализующий ядовитые мысли<br />
Коль скоро пусковым механизмом «затопления» служат негативные<br />
мысли о супруге, то делу поможет, если муж или жена, которых<br />
расстраивают подобные ядовитые суждения, решительно разделаются с<br />
ними. Настроения вроде «я больше не собираюсь это терпеть» или «я не<br />
заслуживаю подобного обращения» – лозунги невинных жертв или тех, кто<br />
преисполнен справедливого негодования. Как указывает специалист по<br />
когнитивной терапии Эрон Бек, отловив эти мысли и дав им отпор, а не<br />
просто придя от них в ярость или оскорбившись ими, муж или жена могут<br />
начать освобождаться от их влияния.
Надо отслеживать подобные мысли, понимая, что нет никакой<br />
необходимости им верить. Стоит приложить осознанные усилия, чтобы<br />
осмыслить факты или другие точки зрения, которые поставят вашу под<br />
сомнение. К примеру, жена, решив в самый напряженный момент, что «ему<br />
плевать на мои потребности, он всегда думает только о себе», могла бы<br />
сама опровергнуть эту мысль, напомнив себе о разных поступках мужа,<br />
которые, по сути, служат доказательством его внимания и заботы. В<br />
результате ее мысли приняли бы другой оборот: «Да ладно, он ведь иногда<br />
заботится обо мне, пусть даже сейчас он поступил беспечно и сильно меня<br />
этим расстроил». Вторая формулировка открывает возможность для<br />
перемен и позитивного решения проблемы, тогда как первая только<br />
разжигает гнев и обиду.<br />
Мирное общение: слушать и говорить, не прибегая к обороне<br />
Он: «Чего ты кричишь?»<br />
Она: «Да, я кричу. Но ты же не слышал ни слова из того, что я<br />
говорила. Ты просто меня не слушаешь!»<br />
Умение слушать – особое искусство, накрепко связывающее супругов.<br />
Даже в пылу спора, подвергшись эмоциональному налету, муж или жена, а<br />
иногда и оба, способны, несмотря на раздражение, слушать, понимать и<br />
надлежащим образом реагировать на шаг к примирению. Супруги,<br />
нацеленные на развод, напротив, пропитываются гневом и<br />
сосредоточиваются на конкретике обсуждаемой проблемы. Они не<br />
удосуживаются уловить в том, что говорит партнер, намек на перемирие, не<br />
говоря уже об ответном дружеском жесте. Слушатель, уходя в оборону,<br />
обычно игнорирует жалобы партнера или моментально отклоняет их,<br />
реагируя, будто на него нападают, а не пытаются изменить ситуацию.<br />
Разумеется, то, что говорит во время спора один из супругов, часто имеет<br />
форму нападения. Да и позиция спорящего высказывается с такой силой<br />
неприятия, что трудно воспринять ее как-то иначе.<br />
Но даже в худшем случае у супругов есть возможность сознательно<br />
проанализировать то, что они слышат, не обращая внимания на неприязнь и<br />
недоброжелательство, содержащиеся в их высказываниях, – язвительный<br />
тон, оскорбления, презрительные критические замечания, – чтобы<br />
воспринять главную информацию. Супругам очень поможет, если они<br />
сумеют затвердить: негативизм друг друга следует воспринимать как<br />
скрытое, то есть не выражаемое словами, подтверждение того, насколько
важен для каждого обсуждаемый вопрос. И тогда, если она выкрикнет:<br />
«Когда же ты наконец прекратишь меня прерывать!», он вполне может<br />
ответить, не реагируя на ее неприязнь слишком явно: «Ладно, продолжай и<br />
заканчивай».<br />
Самой действенной формой необоронительного слушания, разумеется,<br />
является эмпатия. Люди действительно улавливают чувства, скрывающиеся<br />
за словами. Как мы выяснили в главе 7, чтобы один из супругов понастоящему<br />
проникался чувствами другого, нужно, чтобы его собственные<br />
эмоциональные реакции затихли до уровня, на котором он окажется<br />
достаточно восприимчивым и его собственная физиология позволит<br />
зеркально отразить чувства другого супруга. Без такой физиологической<br />
настроенности у одного из партнеров возникает, скорее всего, ошибочное<br />
восприятие того, что чувствует другой. Эмпатия пропадает, если<br />
собственные чувства одного настолько сильны, что не допускают никакой<br />
физиологической гармонизации.<br />
В семейной терапии широко используется метод обучения<br />
эффективному эмоциональному слушанию, называемый «зеркальным<br />
отражением». Когда, например, супруг высказывает какую-нибудь жалобу,<br />
супруга повторяет ее своими словами, пытаясь уловить не только саму<br />
мысль, но и сопутствующие ей чувства. «Зеркальное отражение»,<br />
выполняемое одним партнером, проверяется другим. Так они убеждаются,<br />
что новая формулировка попала в точку, а если нет, то нужно пробовать<br />
еще и еще, пока не будет достигнут результат. Очень просто? Да, но на деле<br />
на удивление трудновыполнимо. Цель точного «зеркального отражения»<br />
заключается не только в том, чтобы ощущать себя понятым. Важно<br />
обретение эмоциональной настроенности друг на друга. Это само по себе<br />
может иногда остановить приближающуюся атаку. Или даже не позволить<br />
обсуждению взаимных обид перерасти в сражение.<br />
Главное в искусстве разговаривать, не переходя к обороне, для<br />
супружеских пар заключается в том, чтобы уметь относить то, что<br />
говорится, к конкретной жалобе, а не доходить до личных выпадов.<br />
Психолог Хейм Джинотт, дедушка программ успешной коммуникации,<br />
рекомендовал в качестве лучшей формулы жалобы такую – XYZ. «Когда ты<br />
сделал(а) X, это заставило меня почувствовать У, тогда как мне бы<br />
хотелось, чтобы ты сделал(а) Z». Рассмотрим такой пример. Можно сказать<br />
«Когда ты не позвонил мне и не предупредил, что опоздаешь к обеду, я<br />
почувствовала себя непонятой и рассердилась. Мне бы хотелось, чтобы ты<br />
звонил, чтобы дать мне знать, что задерживаешься» вместо «Ты –<br />
беспечный, эгоистичный мерзавец». Последняя формулировка показывает,
как слишком часто ставится вопрос во время семейных баталий. Короче<br />
говоря, в открытом общении нет места издевательствам, угрозам или<br />
оскорблениям. Оно также не предусматривает переход к обороне в любой<br />
из ее бесчисленных форм – оправданиям, отрицанию ответственности,<br />
контратаке с критическими замечаниями и тому подобному. И тогда<br />
эмпатия снова служит мощным и эффективным средством мирного<br />
урегулирования конфликта.<br />
Так или иначе, но уважение и любовь усмиряют всяческую<br />
враждебность в браке, как и вообще в жизни. Один из действенных<br />
способов утихомирить батальные страсти заключается в том, чтобы дать<br />
понять своему партнеру, что вы способны посмотреть на вещи под другим<br />
углом и что такая точка зрения тоже имеет право на существование, хотя вы<br />
лично ее не разделяете. В качестве другого способа можно посоветовать<br />
взять на себя ответственность или даже извиниться, если вы понимаете,<br />
что не правы. Подтверждение означает как минимум, что вы слушаете<br />
партнера и способны понять выражаемые им эмоции, даже если не<br />
согласны с его аргументацией: «Я понимаю, что ты расстроен». В других<br />
ситуациях, когда семейная баталия затихает, подтверждение принимает вид<br />
комплиментов, то есть партнер облекает подтверждение в форму<br />
комплиментов, находя в другом то, что искренне ценит, и высказывая ему<br />
похвалу. Подтверждение, несомненно, является превосходным средством,<br />
помогающим успокоить вашего супруга или создать эмоциональный<br />
капитал в виде позитивных чувств.<br />
Практика<br />
Поскольку надобность в таких маневрах возникает в самый разгар<br />
противостояния, когда эмоциональное возбуждение чрезвычайно велико,<br />
надо обучаться им дополнительно, чтобы воспользоваться при первой<br />
необходимости. Ведь эмоциональный мозг запускает стандартные ответные<br />
реакции, заученные раньше, во время неоднократно повторяющихся<br />
вспышек гнева и обиды, и поэтому доминирующие. А ведь память и<br />
ответная реакция определяются эмоциями. Потому в такие моменты<br />
реакции, характерные для более спокойного состояния, не так-то легко<br />
вспоминаются и запускаются. Если более результативная эмоциональная<br />
реакция незнакома или не укоренилась, то очень трудно применить ее на<br />
практике, пребывая в расстроенных чувствах. Но если реакция заучена до<br />
автоматизма, больше шансов, что она сработает в минуты эмоционального
кризиса. Именно поэтому рассмотренные выше стратегии следует<br />
обязательно проверять и отрабатывать на практике при любой встрече, не<br />
приводящей к стрессу, равно как и в разгар семейной ссоры, если у них<br />
есть шанс стать приобретенной первой ответной реакцией (или, по крайней<br />
мере, не слишком запоздалой второй) в репертуаре эмоциональной схемы.<br />
В сущности, все эти средства против распада браков есть не что иное, как<br />
небольшое дополнительное просвещение в области эмоционального<br />
интеллекта.
Глава 10. Управление с душой<br />
Мелберн Макбрум был властным боссом с крутым нравом, державшим<br />
в страхе тех, кто с ним работал. Возможно, этот факт прошел бы<br />
незамеченным, работай Макбрум в конторе или на заводе. Но Макбрум был<br />
летчиком гражданской авиации.<br />
В один прекрасный день 1978 года самолет Макбрума уже подлетал к<br />
Портленду в штате Орегон, как вдруг он обнаружил, что что-то не в<br />
порядке с шасси. Поэтому Макбрум перешел на схему полета в зоне<br />
ожидания, кружа над летным полем на большой высоте и пытаясь<br />
справиться с механизмом.<br />
Пока Макбрум как одержимый возился с шасси, указатели уровня<br />
топлива неудержимо приближались к нулевой отметке. Но его вторые<br />
пилоты до такой степени боялись его гнева, что ничего ему не сказали,<br />
даже когда уже надвигалась катастрофа. Самолет разбился, десять человек<br />
погибли.<br />
В наши дни историю о той авиационной катастрофе рассказывают во<br />
время инструктажа по безопасности, который проходят летчики<br />
гражданской авиации. В 80 процентах случаев авиационных катастроф<br />
пилоты совершают ошибки, которые можно было бы предотвратить, если<br />
бы экипаж работал более слаженно. Теперь при обучении летчиков наряду<br />
с техническим мастерством особое внимание уделяется взаимодействию,<br />
открытой коммуникации, сотрудничеству, слушанию и откровенному<br />
высказыванию своего мнения – зачаткам социального интеллекта.<br />
Кабина экипажа – микрокосм любой действующей организации.<br />
Однако недостаточный контроль за драматическим развитием событий при<br />
авиационной катастрофе, деструктивные последствия жалкого морального<br />
состояния, запуганные работники и наглые боссы – или любые из<br />
множества других рекомбинаций эмоциональных недостатков на рабочем<br />
месте – могут остаться по большей части незамеченными для тех, кто<br />
находится вне непосредственного места действия. Но издержки можно<br />
оценить по таким признакам, как уменьшение производительности,<br />
увеличение числа не выдержанных предельных конечных сроков, ошибок и<br />
неприятных происшествий и массовый переход работающих по найму на<br />
работу с более благоприятными условиями. Такова неизбежная расплата за<br />
низкий уровень эмоционального интеллекта на работе. Если дело примет<br />
угрожающий оборот, компании могут обанкротиться и прогореть.
Рентабельность эмоционального интеллекта представляет<br />
относительно новую идею в бизнесе, которую, возможно, будет довольно<br />
трудно принять некоторым руководителям. Исследование с привлечением<br />
250 ответственных работников показало: по мнению большинства,<br />
выполняемая работа требовала «включать голову, но не сердце». Многие<br />
вообще с опаской думали, что если бы они сочувствовали тем, с кем<br />
работают, или жалели бы их, то это помешало бы осуществлению<br />
организационных целей. А один даже счел абсурдной идею восприятия<br />
чувств людей, которые на него работают, поскольку в таких условиях, как<br />
он выразился, «было бы невозможно иметь с ними дело». Другие<br />
доказывали: если бы они всюду проявляли эмоции, то не смогли бы<br />
принимать бескомпромиссные решения, которых требует бизнес.<br />
Единственным послаблением, по их мнению, стало бы то, что сообщали бы<br />
они об этих решениях с большей человечностью.<br />
Это исследование проводилось в 1970-е годы, когда обстановка в<br />
деловом мире в корне отличалась от нынешней. По-моему, подобные<br />
установки давно устарели, оставшись роскошью прежних дней. Сегодня, в<br />
новой соревновательной реальности, эмоциональный интеллект в большом<br />
почете и на рабочем месте, и на рынке. Как сообщила мне Шошона<br />
Зубофф, психолог кафедры бизнеса Гарвардского университета, «в этом<br />
столетии корпорации претерпели крутую ломку, а вместе с ней произошло<br />
и соответствующее преобразование эмоционального ландшафта. Довольно<br />
долго продолжался период административного господства корпоративной<br />
иерархии, когда ценился босс, показавший себя ловким управленцем и<br />
бесстрашным воином в джунглях мира бизнеса. Однако уже в 1980-е годы<br />
эта жесткая иерархия начала трещать по всем швам под двойным нажимом<br />
глобализации и информационной технологии. Босс, во всем следовавший<br />
законам джунглей, символизирует прошлое корпорации. Ее будущее<br />
олицетворяет руководитель, достигший высшей степени мастерства в<br />
межличностном общении».<br />
Некоторые причины подобного переворота очевидны: представьте себе<br />
последствия, ожидающие рабочую группу, если начальник не способен<br />
справиться с приступом гнева или не улавливает, что чувствуют<br />
окружающие его люди. Все разрушительные воздействия волнения на<br />
мышление, рассмотренные в главе 6, применимы и к рабочей обстановке,<br />
ведь люди, выведенные из душевного равновесия, не способны вспоминать<br />
и усваивать нужную информацию, концентрировать внимание или<br />
принимать правильные решения. Как заметил один консультант по<br />
вопросам управления, «стресс делает людей тупыми».
Однако, рассматривая дело с позитивной точки зрения, вообразите,<br />
какую пользу рабочему процессу принесет осведомленность в основных<br />
эмоциональных компетенциях. Лидерство – это не господство, а<br />
способность убеждать людей работать на благо общей цели.<br />
Необходимы настроенность на чувства тех, с кем мы имеем дело,<br />
умение улаживать разногласия, не допуская обострения, и искусство<br />
достигать вдохновения при выполнении работы. Кстати сказать, в<br />
отношении успешного ведения собственных дел ничто не может оказать<br />
более существенного влияния, чем осознание своих глубинных чувств по<br />
поводу того, чем мы занимаемся и какие изменения, возможно, заставят нас<br />
почувствовать более полное удовлетворение от работы.<br />
Некоторые менее очевидные причины того, что эмоциональные<br />
склонности выдвигаются на первый план деловых навыков, отражают<br />
радикальные перемены на рабочем месте. Позвольте мне обосновать свою<br />
точку зрения, проследив, чем различаются три сферы применения<br />
эмоционального интеллекта: способность отнестись к выражению<br />
недовольства как к полезной критике, создание атмосферы, в которой<br />
ценится разнообразие, а не источник трений, и, наконец, эффективная<br />
работа в системе.<br />
Критика – дело тонкое<br />
Он был опытным инженером, возглавлявшим научнотехническую<br />
разработку программного обеспечения. Теперь он<br />
представлял результат многомесячной работы его команды вицепрезиденту<br />
компании по разработке продукции. Мужчины и<br />
женщины, работавшие с утра до ночи неделю за неделей, были<br />
рядом с ним, испытывая гордость от того, что представляют<br />
плоды своего упорного труда. Но когда инженер закончил<br />
презентацию, вице-президент обратился к нему с саркастическим<br />
вопросом: «Как давно вас выгнали из аспирантуры? Эти<br />
спецификации просто смехотворны. Они не пойдут дальше моего<br />
стола».<br />
Инженер, раздавленный и совершенно сбитый с толку,<br />
просидел с мрачным видом до конца совещания, погрузившись в<br />
молчание. Мужчины и женщины из его команды высказали<br />
несколько отрывочных – и довольно резких – замечаний в защиту<br />
своего труда. Тут вице-президента куда-то вызвали, и совещание
сразу же закончилось, оставив у людей осадок горечи и<br />
раздражения.<br />
В течение ближайших двух недель инженер не мог думать ни<br />
о чем другом, кроме замечаний вице-президента. Удрученный и<br />
подавленный, он был уверен, что ему никогда больше не доверят<br />
никакого важного задания в компании, и подумывал об уходе,<br />
хотя работа ему очень нравилась.<br />
В конце концов инженер отправился к вице-президенту и<br />
напомнил о том совещании, критических замечаниях и их<br />
деморализующем воздействии. Затем попытался выяснить, что<br />
все это означало, и, тщательно подобрав слова, спросил: «Я<br />
слегка озадачен, потому что не понимаю, чего вы тогда<br />
добивались. Полагаю, вы не просто пытались сбить меня с толку,<br />
у вас было что-то другое на уме?»<br />
Вице-президент был поражен. Он понятия не имел, что его<br />
замечание, проходное, брошенное между прочим, произвело<br />
такое ужасающее воздействие. На самом деле он считал план<br />
разработки программных средств многообещающим, но<br />
нуждающимся в доработке; он вовсе не думал отвергать его как<br />
вообще никуда не годный. По его словам, он просто не<br />
представлял себе, насколько неудачно сформулировал свое<br />
мнение, и то, что больно задел чьи-то чувства. После чего он<br />
принес запоздалые извинения.<br />
Но это уже вопрос обратной связи, информации, необходимой, чтобы<br />
направлять усилия в нужное русло. В теории систем термин «обратная<br />
связь» в первоначальном смысле означал обмен информацией о том, как<br />
работает какая-то одна часть системы. Нужно учитывать, что эта часть<br />
влияет на все остальные составляющие системы. Любую ее часть,<br />
отклоняющуюся от верного курса, можно исправить. В любой компании<br />
каждый работник составляет часть системы, а следовательно, обратная<br />
связь необходима как источник жизненной энергии организации.<br />
Обеспечивая обмен информацией, она ставит людей в известность, как<br />
обстоят дела с работой, которую они выполняют: все ли идет хорошо, не<br />
возникла ли необходимость более тонкой настройки и модернизации или<br />
даже полной переориентации. Без обратной связи люди пребывают в<br />
неведении и не знают, как к ним относятся начальник и коллеги, что от них<br />
требуется. В результате все проблемы со временем будут только<br />
обостряться.
В некотором отношении критика представляет собой одну из наиболее<br />
существенных обязанностей руководителя. Она к тому же оказывается и<br />
самой устрашающей и неприятной. Но, подобно тому язвительному вицепрезиденту,<br />
слишком многие руководители плохо владеют важным<br />
искусством создания обратной связи. Этот недостаток обходится всем<br />
очень дорого: как эмоциональное здоровье супругов определяется тем,<br />
насколько успешно они улаживают разногласия и обиды, так и<br />
производительность, удовлетворенность и эффективность работы коллег<br />
зависят от того, каким образом им высказывают придирчивые замечания. В<br />
самом деле, то, как именно выражается и воспринимается критика, в<br />
значительной степени определяет, насколько люди бывают довольны своей<br />
работой, сотрудниками и начальством.<br />
Наихудший способ мотивации<br />
Переменчивость эмоций, столь характерная для брачных союзов,<br />
наблюдается также и в рабочей обстановке, где проявляется в аналогичных<br />
формах. Критика высказывается в виде личных выпадов, но отнюдь не<br />
претензий, на основании которых можно предпринять надлежащие шаги.<br />
Наличествуют также и обвинения ad hominem [50] , сдобренные изрядной<br />
порцией отвращения, сарказма и презрения. И то и другое дает повод к<br />
оборонительному поведению и уклонению от ответственности и в конце<br />
концов заставляет укрыться за стеной молчания или провоцирует<br />
озлобленное пассивное сопротивление человека, считающего, что с ним<br />
обошлись несправедливо. Как утверждает консультант по вопросам<br />
бизнеса, одной из наиболее распространенных форм разрушительной<br />
критики на работе является огульное обвинение общего характера вроде:<br />
«Вы завалили все дело». Высказано резким, язвительным и раздраженным<br />
тоном, человеку не дают возможности ответить и не предлагают способа<br />
улучшить положение дел… После этого работник, подвергшийся критике,<br />
чувствует себя беспомощным и раздраженным. С точки зрения<br />
эмоционального интеллекта подобная критика свидетельствует:<br />
критикующий вообще не осведомлен о чувствах, которые она вызовет у<br />
тех, кто ей подвергнется, и об угнетающем воздействии чувств на<br />
мотивацию, энергию и уверенность в себе при выполнении работы.<br />
Деструктивная динамика обнаружилась во время инспектирования<br />
управляющих, которых попросили припомнить случаи, когда они<br />
обрушивались на служащих и, войдя в раж, переходили на личности.
Последствия этих яростных атак были очень похожи на те, что имеют<br />
место в супружеских парах: подвергшиеся им наемные работники чаще<br />
всего реагировали тем, что занимали оборонительную позицию,<br />
оправдывались или уклонялись от ответственности. Или скрывались за<br />
стеной глухого молчания, то есть старались избежать любых контактов с<br />
руководителем, который разнес их в пух и прах. Если бы их рассматривали<br />
под тем же самым эмоциональным микроскопом, под которым Джон<br />
Готтман изучал супружеские пары, то, без сомнения, обнаружилось бы, что<br />
эти озлобленные работники размышляют о положении невинной жертвы<br />
или исполнены справедливого негодования. Их обуревают мысли,<br />
типичные для мужей и жен, чувствующих себя пострадавшими от<br />
несправедливых нападок. Если измерить физиологические показатели, они,<br />
вероятно, указали бы на «затопление», которое подкрепляет подобные<br />
мысли. Однако такие ответные реакции лишь все больше беспокоили и<br />
раздражали руководителей, знаменуя начало цикла, который в деловом<br />
мире заканчивается уходом сотрудника с работы или его увольнением –<br />
эквивалентом развода в бизнесе.<br />
В самом деле, в процессе исследования 108 управляющих и «белых<br />
воротничков» неуместная критика в качестве причины конфликта на работе<br />
оставила позади такие поводы, как недоверие, борьба личностей и споры<br />
по поводу власти и жалованья. Эксперимент, проведенный в<br />
Ренсселеровском политехническом институте, показал, какой ущерб может<br />
нанести рабочим взаимоотношениям язвительная критика. При<br />
моделировании ситуации добровольцам было дано задание создать рекламу<br />
нового шампуня. Еще один доброволец (союзник) якобы оценивал<br />
предлагаемые рекламные тексты; добровольцы фактически получали одно<br />
из двух заранее подготовленных критических замечаний. Одно из них было<br />
серьезным и конкретным, тогда как второе содержало угрозы и поносило<br />
врожденные недостатки человека примерно в таких выражениях: «Ты даже<br />
не пытался; похоже, ты ничего не умеешь делать как надо» и «Да тут<br />
талантом и не пахнет. Попробую-ка я найти еще кого-нибудь, кто<br />
справится». Вполне понятно, что те, кто подвергся нападкам, напряглись,<br />
стали крайне раздраженными и выказывали враждебность, заявляя, что<br />
откажутся сотрудничать или взаимодействовать в будущих проектах с<br />
человеком, сделавшим критическое замечание. Многие заявляли, что<br />
вообще хотели бы исключить всяческие контакты. Иными словами, они<br />
чувствовали потребность отгородиться каменной стеной. Резкая критика<br />
настолько деморализовала тех, против кого она была направлена, что они<br />
никогда больше не усердствовали на работе и что, возможно, самое
ужасное, говорили, что не чувствуют себя способными успешно с ней<br />
справляться. Личный выпад оказался разрушительным для их морального<br />
состояния.<br />
Многие руководители слишком усердно критикуют подчиненных, но<br />
скупы на похвалы, так что у их сотрудников создается впечатление, что они<br />
выслушивают мнение начальства о своей работе, только когда совершают<br />
ошибки. Эта склонность к критике выработана управляющими, которые<br />
вообще надолго отсрочивают установление обратной связи. «Большинство<br />
проблем в исполнении работы наемным работником возникает отнюдь не<br />
внезапно; они медленно назревают с течением времени, – замечает<br />
Дж. Р. Ларсон, психолог из Университета штата Иллинойс в Урбане. – Если<br />
боссу не удается быстро обнаружить свои чувства, это приводит к<br />
постепенному нарастанию в нем фрустрации. Тогда в один прекрасный<br />
день он выходит из себя. Если бы критическое замечание было сделано<br />
раньше, подчиненный сумел бы исправить дело. Люди очень часто<br />
высказывают критические замечания лишь тогда, когда ситуация выходит<br />
из-под контроля и когда они бывают уже слишком раздражены, чтобы<br />
сдерживаться. И именно в этот момент они начинают критиковать<br />
наихудшим образом, припоминая и резко саркастическим тоном излагая<br />
длинный перечень обид, которые они держали при себе, или начинают<br />
угрожать. Подобные нападки приводят к неожиданным неприятным<br />
последствиям. Они воспринимаются как оскорбления, поэтому<br />
потерпевший от критики в ответ приходит в ярость. Таков наихудший<br />
способ мотивации».<br />
Искусная критика<br />
Рассмотрим другую возможность.<br />
Умелая критика часто оказывается одним из самых действенных<br />
способов передачи полезной информации, какой только может<br />
использовать любой начальник. Например, высокомерный вице-президент<br />
вполне мог бы обратиться (но, к сожалению, не сделал этого) к<br />
разработчику программного обеспечения в такой манере: «Основная<br />
трудность на данном этапе заключается в том, что реализация вашего плана<br />
требует слишком много времени и тем самым увеличивает затраты. Мне бы<br />
хотелось, чтобы вы еще подумали над своим предложением, особенно над<br />
спецификацией на конструкцию для усовершенствования программного<br />
обеспечения, и нашли способ выполнить ту же работу побыстрее». Такое
выступление оказало бы воздействие, обратное уничтожающей критике:<br />
вместо того чтобы вызвать у работника чувство бесполезности,<br />
раздражения и протеста, оно оставляет надежду, что все еще можно<br />
исправить, и указывает, с чего надо начать.<br />
Умелая критика сосредоточена на том, что уже сделано и можно<br />
сделать, и не истолковывает плохо сделанную работу как черту характера<br />
конкретного человека. Как отметил Ларсон: «Враждебные нападки на<br />
характер, когда кого-то называют тупым или некомпетентным, бьют мимо<br />
цели. Вы сразу же принуждаете его к обороне, после чего он уже больше не<br />
воспримет ничего из того, что вы собираетесь ему сообщить, желая указать<br />
способ исправить ошибки». Как вы понимаете, данная рекомендация в<br />
точности совпадает с советом супружеским парам, которые пытаются<br />
уладить возникшие конфликты.<br />
Что же касается мотивации, то если люди уверены, что их неудачи<br />
являются следствием какого-то неустранимого недостатка у них самих,<br />
тогда они теряют всяческую надежду на лучшее и перестают пытаться чтолибо<br />
изменить. Так вот, чтобы ни при каких обстоятельствах не<br />
поддаваться пессимизму, хорошенько запомните: неудачи и поражения есть<br />
следствие обстоятельств, и мы вполне способны изменить их таким<br />
образом, чтобы получить лучший результат.<br />
Гарри Ливинсон, психоаналитик, работающий в качестве<br />
корпоративного консультанта, дает следующие советы по искусству<br />
критики, тесно переплетающейся с похвалой.<br />
• Конкретизируйте проблему. Подберите для примера какой-нибудь<br />
показательный факт, некое знаменательное событие, чтобы<br />
проиллюстрировать главную проблему, требующую решения, или<br />
недостаток, скажем, неспособность хорошо выполнять некоторые части<br />
задания. Помните, что люди падают духом, если просто слышат, будто<br />
«что-то» делают плохо, не понимая, что конкретно не так. Значит, они не<br />
знают, что делать дальше. Следовательно, вам надо сосредоточиться на<br />
деталях, выделяя, что работник выполнил хорошо, а что плохо, и что<br />
можно исправить. Только не надо ходить вокруг да около, напускать туману<br />
или отделываться уклончивыми замечаниями: тем самым вы затемните<br />
истинный смысл сообщения и только собьете всех с толку. Похоже на совет<br />
супружеским парам формулировать свою обиду по принципу XYZ, правда?<br />
И поэтому всегда точно и ясно сообщайте, в чем, собственно, состоит<br />
проблема, что идет не так, как надо, какие чувства вызывает и что можно<br />
изменить. «Конкретность, – подчеркивает Ливинсон, – одинаково важна как
для похвалы, так и для критики. Я не хочу сказать, что неопределенная<br />
похвала вообще ничего не дает. Дает, но слишком мало, ведь из нее ничего<br />
нельзя почерпнуть».<br />
• Предложите решение. Критический отзыв, как и любая полезная<br />
обратная связь, должен указывать путь решения проблемы. В противном<br />
случае он вызывает у того, кому предназначался, фрустрацию,<br />
деморализует или лишает мотивации. Критика же может открыть<br />
имеющиеся возможности и альтернативы, которые сам человек не<br />
осознавал, или просто открыть ему глаза на недостатки, требующие<br />
внимания, но она должна включать предложения в отношении того, как<br />
заняться этими проблемами.<br />
• Присутствуйте. Критические отзывы, равно как и похвалы,<br />
производят наибольшее впечатление, если высказываются при личной<br />
встрече и с глазу на глаз. Тем, кто чувствует себя неловко, критикуя или<br />
хваля кого-нибудь, вероятно, следует облегчать себе задачу и делать это на<br />
расстоянии, например, в памятной записке. Но подобная обезличенная<br />
коммуникация лишает человека, получающего сообщение, возможности<br />
ответить или внести ясность.<br />
• Проявляйте чуткость. Призыв к эмпатии. Ваши слова и то, как вы<br />
их выскажете, произведут на человека, выслушивающего их, определенное<br />
воздействие. Как указывает Ливинсон, руководители, почти не<br />
обнаруживающие эмпатии, больше всех склонны «выдавать» обратную<br />
связь в оскорбительной манере вроде уничижительного, грубого замечания.<br />
Конечный результат разрушителен: вместо того чтобы открыть путь к<br />
исправлению, он вызывает отрицательную эмоциональную реакцию в виде<br />
чувства обиды, горечи, оборонительного поведения и холодности.<br />
Ливинсон не оставил без внимания и тех, кто подвергается критике,<br />
давая им несколько советов в отношении ответных эмоциональных<br />
реакций. Первый – рассматривать критику не как личный выпад, а как<br />
ценную информацию о том, как лучше справляться с делом. Во-вторых,<br />
следить за побуждением занять оборонительную позицию вместо того,<br />
чтобы взять на себя ответственность. Если ситуация уж слишком выводит<br />
из душевного равновесия, попросите продолжить встречу позднее, через<br />
некоторое время, необходимое, чтобы «переварить» неприятную<br />
информацию и немного успокоиться.<br />
В заключение он предлагает людям рассматривать критику не как<br />
неблагоприятную ситуацию, а как благоприятную возможность поработать<br />
вместе с критиком над решением проблемы. Мудрый совет, конечно же, в
точности повторяет указания для супружеских пар, пытающихся<br />
разбираться со своими жалобами так, чтобы не подрывать<br />
взаимоотношения постоянно. В общем, на работе все, как в браке.<br />
Как быть с непохожестью<br />
Сильвия Скитер, бывший офицер армии, в тридцать лет стала<br />
сменным администратором в ресторане «У Денни» в Колумбии, штат<br />
Южная Каролина. Однажды днем в ресторан вошли четверо чернокожих<br />
посетителей: священник, помощник пастора и двое приезжих<br />
исполнителей духовных песнопений. Они уселись за столик и принялись<br />
терпеливо ждать, когда их обслужат, но официантки совершенно очевидно<br />
их игнорировали. Скитер впоследствии вспоминала: «Они, подбоченясь,<br />
бросали на них злобные взгляды, а потом продолжили прежнюю болтовню,<br />
словно чернокожих клиентов, сидевших в пяти футах от них, и не<br />
существовало».<br />
Скитер, придя в возмущение, сделала официанткам замечание и<br />
пожаловалась управляющему, который, отмахнувшись, заявил: «Они так<br />
воспитаны, и я с этим ничего не могу поделать». Скитер отступила, ведь<br />
она сама была черной.<br />
Если бы этот случай был единичным, то факт столь вопиющей<br />
предубежденности остался бы незамеченным. Но Сильвия Скитер – одна<br />
из сотен людей, выступивших против белого расизма, широко<br />
распространенного в сети ресторанов «У Денни». Эта акция закончилась<br />
уплатой 54 млн долларов по коллективному иску в пользу тысяч<br />
чернокожих, вынужденных терпеть унижения.<br />
В число истцов попала и группа из семи афроамериканских агентов<br />
Секретной службы, целый час ожидавших свой завтрак, тогда как их белых<br />
коллег, сидевших за соседним столиком, обслужили в мгновение ока. И те и<br />
другие отправлялись в качестве личной охраны встречать президента<br />
Клинтона, прибывающего в Аннаполис для посещения Военно-морской<br />
академии США. Среди истцов оказалась и чернокожая девушка с<br />
парализованными ногами из города Тампа во Флориде, которой поздно<br />
вечером после прогулки пришлось, сидя в инвалидном кресле, два часа<br />
ждать заказ. Такого рода дискриминация, послужившая поводом для<br />
коллективного иска, спровоцирована общим мнением, сложившимся в сети<br />
этих ресторанов, особенно на уровне районных управляющих в филиалах:<br />
чернокожие клиенты вредны для бизнеса, поскольку приносят неудачу.
Сегодня, в основном благодаря процессу, получившему широкую огласку, в<br />
сети ресторанов «У Денни» отношение к чернокожей диаспоре меняется к<br />
лучшему. Каждый работник, особенно управляющие, должен посещать<br />
семинары, где воспитывается доброжелательное отношение к цветным<br />
клиентам.<br />
Подобные семинары стали главным элементом обучения в компаниях<br />
по всей Америке. В результате управляющие начинают лучше понимать:<br />
даже если люди поступают на работу, не освободившись от некоторой<br />
предубежденности, им надо научиться вести себя так, словно ее у них нет и<br />
не было. В добавление к простой человеческой порядочности имеются и<br />
чисто практические причины. Одна из них – изменяющееся лицо рабочей<br />
силы. Белые мужчины, которые прежде составляли основную группу, ныне<br />
становятся меньшинством. Обследование нескольких сотен американских<br />
компаний показало: больше трех четвертей новых наемных работников не<br />
принадлежат к белой расе – демографический сдвиг, который в большой<br />
мере находит отражение также и в меняющейся совокупности<br />
потребителей. Другая причина заключается в растущей потребности<br />
международных компаний в работниках, которые отбрасывают всяческие<br />
предубеждения не только ради того, чтобы хорошо разбираться в людях,<br />
принадлежащих к различным культурам (и рынкам), но и обращать<br />
понимание в преимущество с точки зрения конкуренции. Третьим<br />
стимулом служат потенциальные плоды разнообразия с точки зрения более<br />
совершенного коллективного творчества и большей предпринимательской<br />
энергии.<br />
Культура любой организации должна меняться в сторону поощрения<br />
терпимости, даже если сохраняются индивидуальные предубеждения. Но<br />
как же компаниям добиться этого? Прискорбно, но факт: однодневные,<br />
записанные на одной видеокассете или рассчитанные на один уик-энд<br />
курсы «подготовки к непохожести», по-видимому, не могут реально<br />
поколебать предрассудки работников, которые посещают их, испытывая<br />
глубокое предубеждение против той или иной группы (белые, настроенные<br />
против черных, черные против азиатов или азиаты, не выносящие<br />
латиноамериканцев). Конечным результатом работы бесплодных курсов –<br />
тех, что порождают ложные ожидания, слишком много обещая, или просто<br />
создают атмосферу конфронтации вместо понимания, – может оказаться<br />
усиление напряженности, которая разделяет группы на рабочем месте,<br />
привлекая все больше внимания к различиям. Понимание того, что можно<br />
сделать, поможет, прежде всего, понять природу самого предрассудка.
Истоки предрассудков<br />
Сейчас д-р Вэмик Волкан – психиатр в Университете штата Виргиния,<br />
но он не забыл, что значит расти в турецкой семье на острове Кипр в самый<br />
разгар ожесточенной борьбы между турками и греками. В детстве Волкан<br />
наслушался россказней о том, что на поясе местного греческого<br />
священника завязаны узлы по числу турецких детей, которых он задушил.<br />
Он до сих пор помнит, каким тревожным тоном ему сообщали, что его<br />
соседи, греки, едят свиней, мясо которых в турецкой культуре считается<br />
нечистым, не годным в пищу. Теперь Волкан как ученый, изучающий<br />
этнический конфликт, ссылается на детские воспоминания, чтобы показать:<br />
ненависть между группами не угасает на протяжении многих лет. Каждое<br />
новое поколение пропитывается враждебными предубеждениями.<br />
Психологической ценой преданности собственной группе может стать<br />
антипатия к другой группе, особенно если у вражды между группами<br />
долгая история.<br />
Предубеждения – нечто вроде эмоционального обучения,<br />
происходящего в раннем детстве, что чрезвычайно затрудняет полное<br />
искоренение этих реакций даже в людях, которые, став взрослыми,<br />
понимают, что цепляться за них явно не следует. «Такие эмоции, как<br />
предубеждение, формируются в детстве, тогда как убеждения,<br />
используемые для его оправдания, появляются позднее, – разъяснил Томас<br />
Петтигру, специалист по социальной психологии из Университета штата<br />
Калифорния в Санта-Крусе, посвятивший не один десяток лет изучению<br />
предубеждения. – Позднее вам, возможно, захочется изменить предвзятое<br />
отношение, но, оказывается, гораздо легче изменить интеллектуальные<br />
представления, чем глубокие чувства. Многие южане, например,<br />
признавались мне, что даже если мысленно они уже не испытывают<br />
предубеждения против черных, то чувствуют брезгливость, обмениваясь<br />
рукопожатием с чернокожим человеком. Чувства у них остаются<br />
продолжением того, что они в детстве усвоили в семьях».<br />
Сила действия стереотипов, подкрепляющих предрассудки, отчасти<br />
есть следствие более нейтральной динамики мышления, которая<br />
обеспечивает самоутверждение всяческих стереотипов. Люди быстрее и<br />
легче вспоминают случаи, подкрепляющие стереотип, обнаруживая<br />
склонность не принимать во внимание примеры, опровергающие его.<br />
Встретив, например, на приеме среди присутствующих искреннего в<br />
выражении эмоций и сердечного англичанина, развенчивающего стереотип
холодного и сдержанного британца, люди могут про себя подумать, что он<br />
просто исключение или «здорово набрался».<br />
Живучесть завуалированных предрассудков, возможно, служит<br />
объяснением того, почему, несмотря на то что за последние лет сорок<br />
отношение белых американцев к чернокожим, в общем, стало более<br />
терпимым, менее явные формы предубежденности упорно сохраняются:<br />
люди отмежевываются от расистских установок, но продолжают<br />
действовать с предубеждением. Если же их спросить, они скажут, что не<br />
фанатизм им чужд. Однако в неоднозначных ситуациях они все же<br />
проявляют предвзятое отношение, хотя и объясняют его разумно, не<br />
ссылаясь на предрассудки. Расовый предрассудок может, к примеру,<br />
руководить действиями белого старшего администратора. Будучи<br />
уверенным, что свободен от предрассудков, он все-таки откажет<br />
чернокожему, претендующему на вакантную должность, не по причине его<br />
расовой принадлежности, а якобы из-за того, что его образование и опыт<br />
«не вполне соответствуют» работе. Тут же он наймет белого претендента<br />
примерно с такой же подготовкой. Предвзятое отношение также<br />
проявляется и в том, чтобы проинструктировать белого продавца или<br />
сообщить ему полезные сведения насчет того, кому позвонить, забыв дать<br />
информацию чернокожему продавцу или латиноамериканцу.<br />
Нулевая терпимость к нетерпимости<br />
Если прочно въевшиеся предрассудки не удается искоренить<br />
достаточно легко, то единственное, что здесь изменить можно, –<br />
отношение людей. Так, например, «У Денни» официантки или<br />
управляющие филиалами, настроенные против чернокожих, очень редко<br />
или вообще не получали отпор. Напротив, некоторые управляющие,<br />
похоже, поощряли их, по крайней мере, молча, проявлять дискриминацию.<br />
Они прибегали к такой политике, как требование уплаты за заказ авансом –<br />
только от чернокожих посетителей, отказ предоставить чернокожим<br />
клиентам широко разрекламированные бесплатные обеды в день рождения<br />
или манера запирать двери и вешать табличку «Закрыто», если к ресторану<br />
приближалась группа чернокожих. Как сформулировал Джон П. Релман,<br />
поверенный, предъявивший иск сети ресторанов «У Денни» от имени<br />
чернокожих агентов Секретной службы, «Администрация ресторанов “У<br />
Денни” закрывала глаза на то, как работал персонал на местах. Должно<br />
быть, прошла какая-то информация… которая сняла с местных
администраторов запрет действовать, повинуясь расистским<br />
побуждениям».<br />
Все, что нам известно об истоках предубеждений и о том, как<br />
эффективно бороться с ними, наводит на мысль, что такое отношение –<br />
когда мы закрываем глаза на проявления расовых предрассудков – и<br />
позволяет дискриминации цвести пышным цветом. Ничего не делать в<br />
данной ситуации – само по себе уже важное действие, позволяющее вирусу<br />
предубеждения распространяться, не встречая сопротивления. Полезнее<br />
всяких курсов по «подготовке к непохожести» – или, возможно,<br />
необходимым для того, чтобы они давали заметный результат, – является<br />
решительное изменение норм для какой-либо группы. Нужно занять<br />
активную позицию против любых проявлений дискриминации, начиная с<br />
высших эшелонов руководства и до самых низов. Возможно, предрассудки<br />
и не исчезнут, но проявление предубежденности можно подавить, если<br />
изменится климат в обществе. Как выразился один руководящий работник<br />
из компании IBM, «мы ни в коем случае не допустим ни<br />
пренебрежительного отношения, ни оскорблений; уважение к личности –<br />
вот главное в культуре IBM».<br />
Исследование предубеждений может послужить уроком, как сделать<br />
корпоративную культуру более терпимой. Люди должны воодушевиться на<br />
открытые высказывания против даже слабых проявлений нетерпимости<br />
или раздражения – скажем, обидных шуток или развешивания календарей<br />
«с голыми девочками», унизительных для сотрудниц. В ходе одного<br />
исследования выяснилось: когда люди в группе слышат, как кто-то<br />
позволяет себе этнические инсинуации, остальные начинают следовать его<br />
примеру. Просто назвать расовые предрассудки своими именами или<br />
возразить против них прямо на месте – такое поведение создает в обществе<br />
атмосферу, отбивающую охоту проявлять предвзятое отношение. Ничего не<br />
говорить – значит потворствовать. Усилия руководителей играют здесь<br />
решающую роль: их неспособность осудить проявления расовых<br />
предрассудков посылает безмолвное сообщение, что подобные проявления<br />
приемлемы. Завершение дела, например, выговором подает мощный<br />
сигнал, что расовый предрассудок – не пустяк, он имеет реальные – и<br />
негативные – последствия.<br />
И здесь умение пользоваться эмоциональным интеллектом составляет<br />
преимущество, особенно в отношении способностей к общению. Оно<br />
позволяет понимать не только в какой момент, но и как с пользой для дела<br />
выступить против предрассудков. Такая обратная реакция должна<br />
выражаться со всей тонкостью полезной критики, чтобы ее можно было
выслушать, не переходя к обороне. Если такое поведение для<br />
руководителей и сотрудников естественно или если они научатся<br />
выполнять рекомендации, инциденты на почве различных предрассудков,<br />
скорее всего, прекратятся.<br />
Более результативные курсы «подготовки к непохожести»<br />
устанавливают новое, распространяющееся на всю организационную<br />
структуру ясно сформулированное основное правило. Оно объявляет<br />
проявление предрассудков в любой форме выходящим за рамки<br />
допустимого и, следовательно, воодушевляет людей, которые прежде были<br />
молчаливыми свидетелями и сторонними наблюдателями, открыто<br />
говорить об испытываемой неловкости и высказывать возражения. Еще<br />
одной действенной составляющей этих курсов является восприятие вещей<br />
в истинном свете, переход на позицию, поддерживающую эмпатию и<br />
терпимость. Чем острее люди начнут понимать страдание тех, кто<br />
чувствует себя жертвами дискриминации, тем вероятнее они станут<br />
выступать против нее.<br />
Короче говоря, гораздо целесообразнее постараться подавить<br />
проявления предвзятого отношения, чем пытаться искоренить сам<br />
предрассудок. Стереотипы если вообще и видоизменяются, то очень<br />
медленно. Простое объединение людей из разных групп крайне мало (или<br />
никак вообще) уменьшает нетерпимость, о чем свидетельствуют случаи<br />
десегрегации в школах, когда межгрупповая вражда росла, а не затихала. В<br />
корпоративном мире действует множество программ, приучающих к тому,<br />
что мы не похожи друг на друга, что есть норма. Значит, осуществимая<br />
цель – в изменении групповых норм проявления предубеждений или<br />
раздражения. Указанные программы способствуют внедрению в<br />
коллективное сознание идеи, что фанатизм или раздражение неприемлемы<br />
и недопустимы. Но ожидать, что такая программа поможет искоренить<br />
глубоко въевшиеся предрассудки, глупо.<br />
Однако, поскольку предрассудки отображают разнообразие<br />
результатов эмоционального обучения, значит, возможно и переучивание.<br />
Понятно, что потребуется время и терпение: не стоит рассчитывать, что<br />
цель будет достигнута после посещения одного семинара в рамках данной<br />
программы. Изменить положение дел помогут надолго сохраняемый дух<br />
товарищества и постоянная борьба разных народов за достижение общей<br />
цели. Показательным примером здесь может послужить школьная<br />
десегрегация: если группам не удается смешаться в социальном плане, если<br />
создаются враждующие группировки, то негативные стереотипы<br />
усиливаются. Но если учащиеся совместно трудятся на равных ради общей
цели, как в спортивных командах или музыкальных коллективах, тогда<br />
стереотипы разрушаются. Конечно же, подобное может происходить и на<br />
рабочих местах, когда люди в течение многих лет работают как равные.<br />
Следует иметь в виду: перестать сражаться с предрассудками на<br />
работе – значит упустить прекрасный случай, не суметь воспользоваться<br />
преимуществом в виде творческих и предпринимательских возможностей,<br />
предоставляемых многонациональной рабочей силой. Как мы увидим<br />
далее, если люди, имеющие разные достоинства и перспективы и<br />
составляющие рабочую группу, сумеют работать в полном согласии, они<br />
будут принимать гораздо лучшие, более творческие и эффективные<br />
решения, чем такие же сотрудники, работающие изолированно друг от<br />
друга.<br />
Организационный здравый смысл и групповой коэффициент<br />
умственного развития<br />
В конце XX века треть американской рабочей силы составили<br />
«обработчики знаний» – люди, чья деятельность заключается в повышении<br />
ценности информации (рыночные аналитики, теоретики или компьютерные<br />
программисты). Питер Друкер, известный знаток бизнеса, изобретатель<br />
термина «обработчик знаний», указывает: опыт таких работников<br />
ограничен рамками узкой специализации, их продуктивность зависит от<br />
того, насколько их усилия как части организационной команды<br />
скоординированы с работой остальных. Теоретики не имеют отношения к<br />
издательствам, а компьютерные программисты не занимаются<br />
распространением программного обеспечения. Хотя люди всегда работали<br />
совместно, отмечает Друкер, при обработке знаний «команды, а не<br />
отдельный человек, становятся рабочей единицей». Вот почему<br />
эмоциональный интеллект, способности, помогающие людям жить в мире и<br />
согласии, будут все выше цениться на рабочем месте.<br />
Вероятно, самой элементарной формой организационного<br />
взаимодействия является совещание, неизбежный атрибут руководящего<br />
работника – в зале заседаний совета директоров, по селектору, в чьем-то<br />
кабинете. Совещания – множество людей, собравшихся в одном<br />
помещении, – всего лишь самый яркий и несколько устарелый пример того,<br />
что означает коллективная работа. Электронные сети, электронная почта,<br />
телеконференции, рабочие группы, неофициальные сети и тому подобное<br />
появляются в организациях как новые функциональные подразделения.
Если сравнить четкую иерархию, отображенную на организационной<br />
схеме, со скелетом организации, то точки соприкосновения сотрудников<br />
образуют ее центральную нервную систему.<br />
Всякий раз, когда люди собираются вместе ради общей работы, будь то<br />
вопросы административного планирования или группа, работающая на<br />
коллективный результат, для них вполне реальный смысл приобретает<br />
групповой коэффициент умственного развития – совокупность талантов и<br />
умений участников. И то, насколько хорошо они будут справляться со<br />
своим делом, определяется тем, насколько высок их коэффициент<br />
умственного развития. Единственным важнейшим элементом группового<br />
интеллекта, как оказывается, является средний коэффициент умственного<br />
развития не в академическом смысле, а скорее в плане эмоционального<br />
интеллекта. Ключевым моментом обеспечения высокого группового<br />
коэффициента умственного развития является общественное согласие. При<br />
прочих равных условиях именно эта способность к гармонизации<br />
отношений сделает одну группу наиболее талантливой, продуктивной и<br />
успешной, а у другой, члены которой в равной степени талантливы и<br />
сведущи в других отношениях, дела пойдут неважно.<br />
Вообще мысль о существовании группового интеллекта принадлежит<br />
Роберту Стернбергу, психологу из Йельского университета, и его аспиранту<br />
Уэнди Уильямсу. Они пытались понять, почему одни группы добиваются<br />
гораздо более высоких результатов, чем другие. В конце концов, когда люди<br />
собираются вместе, чтобы работать сообща, каждый привносит<br />
определенные таланты, например, замечательную беглость речи,<br />
творческий подход, эмпатию или техническую эрудицию. Хотя группа<br />
может быть ничуть не «сообразительнее», чем равнодействующая всех<br />
частных сил, она может оказаться намного тупее, если внутренние<br />
обстоятельства не позволят людям поделиться своими дарованиями. Эта<br />
истина обнаружилась со всей очевидностью, когда Стернберг и Уилльямс<br />
набирали людей для работы в группах, перед которыми была поставлена<br />
творческая задача: предложить эффективную рекламную кампанию для<br />
выдуманного подсластителя, который оказался перспективным<br />
заменителем сахара.<br />
Первой неожиданностью стало то, что люди, слишком рьяно<br />
стремившиеся принять участие в эксперименте, оказались обузой для<br />
группы, снижая ее общую эффективность. Слишком ретивые работники<br />
рвались управлять или безраздельно властвовать. У таких людей, похоже,<br />
недоставало основной составляющей эмоционального интеллекта –<br />
способности осознать, что уместно, а что не подходит во взаимных
уступках. Второй отрицательной чертой было наличие балласта – членов<br />
группы, которые не принимали никакого участия в работе.<br />
Единственным наиболее важным фактором, благодаря которому<br />
результат работы целой группы был доведен до совершенства, оказался<br />
уровень способности группы достичь состояния внутренней<br />
согласованности, позволявшей извлекать пользу из совокупного таланта ее<br />
членов. Организованность и продуктивность согласованных групп в<br />
значительной мере повышается, если в ней есть особо одаренный<br />
работник. Напротив, группам, в которых возникают серьезные трения,<br />
практически никогда не удается с выгодой использовать работников,<br />
наделенных блестящими способностями. В коллективах с высоким<br />
уровнем помех эмоционального и социального происхождения – из-за<br />
страха или гнева, из-за соперничества или обид, – люди не могут проявить<br />
себя с лучшей стороны. А вот согласованность помогает коллективу<br />
получать максимальную пользу от творческих способностей наиболее<br />
талантливых членов.<br />
И хотя мораль сей басни вполне ясна, скажем, рабочим группам, более<br />
общий смысл сказанное имеет для всякого, кто работает в какой-либо<br />
организации. Многое из того, что люди делают на работе, зависит от их<br />
способности обращаться к «расчлененной» сети сотрудников. Разные<br />
задания могут обусловливать необходимость обращаться к разным членам<br />
одной сети. Это, по сути, создает благоприятную возможность для<br />
формирования специализированных групп, каждая из которых составлена<br />
так, чтобы явить собой оптимальную совокупность талантов, эрудиции и<br />
распределения работы. А то, насколько плодотворно люди сумеют<br />
заставить функционировать эту сеть, превратив ее во временную<br />
специализированную команду, и станет решающим фактором успеха на<br />
рабочих местах.<br />
Возьмем, к примеру, исследование «звездных» сотрудников всемирно<br />
известного «мозгового центра» компании Bell Laboratories недалеко от<br />
Принстона, штат Нью-Джерси. Коллективы лабораторий составлены из<br />
инженеров и ученых, имеющих наивысшие оценки за тесты,<br />
определяющие коэффициент умственного развития. Однако в таком<br />
скопище талантов некоторые выделяются как «звезды», а остальные по<br />
результатам работы занимают положение «середняков». Так вот, разницу<br />
между «звездами» и «середняками» формирует не академический<br />
коэффициент умственного развития, а коэффициент эмоционального<br />
интеллекта. Они способны выработать для себя более действенную<br />
мотивацию и заставить свои неформальные сети работать в качестве
специализированных команд.<br />
«Звезд» изучали в одном отделении лабораторий, в подразделении,<br />
которое разрабатывает и создает электронные коммутаторы, управляющие<br />
работой телефонных систем, – чрезвычайно сложное и необходимое<br />
электронное приспособление. Поскольку одному человеку с такой работой<br />
не справиться, она выполняется бригадами, которые насчитывают от<br />
минимум пяти до ста пятидесяти инженеров. Знаний одного инженера<br />
недостаточно, чтобы проделать такую работу в одиночку; для ее<br />
выполнения требуется использование специальных знаний других людей.<br />
Чтобы выяснить, в чем же все-таки состоит различие между теми, кто<br />
обнаруживал высокую продуктивность, и теми, кто не поднимался выше<br />
среднего уровня, Роберт Келли и Дженит Каплан заставили руководителей<br />
и членов одной группы назвать от 10 до 15 процентов инженеров, которые<br />
выделялись из общей массы как выдающиеся личности.<br />
Сравнив этих «звезд» с остальными, они пришли к сенсационному<br />
открытию: вначале между двумя группами было очень мало различий.<br />
«Основываясь на широком спектре когнитивных и социальных<br />
показателей, начиная со стандартных тестов для определения<br />
коэффициента умственного развития и до личностных вопросников, можно<br />
сказать, что во врожденных способностях обнаружено лишь<br />
незначительное различие, – писали Келли и Каплан в Harvard Business<br />
Review. – Оказывается, академический талант нельзя считать надежным<br />
прогнозирующим параметром продуктивности на работе», равно как и<br />
коэффициент умственного развития.<br />
Однако после подробнейших интервью выяснилось, что решающее<br />
значение имеют различия во внутренних и межличностных стратегиях, к<br />
которым прибегали «звезды» при выполнении работы. Одной из<br />
важнейших стратегий оказалось установление взаимопонимания с сетью<br />
ведущих специалистов. У индивидуалистов дела идут более гладко, потому<br />
что они тратят время на налаживание хороших отношений с людьми, чьи<br />
услуги могли бы понадобиться, чтобы решить проблему или справиться с<br />
критической ситуацией. «Один исполнитель средней руки из компании Bell<br />
Laboratories жаловался, что поставлен в тупик какой-то технической<br />
проблемой, – поделились наблюдениями Келли и Каплан. – Он без устали<br />
названивал разным ведущим специалистам, а потом ждал, теряя даром<br />
драгоценное время. Ему никто не перезванивал, и сообщения, посылаемые<br />
по электронной почте, оставались без ответа. Ну а “звездные” исполнители<br />
редко оказываются в подобных ситуациях, потому что проделывают<br />
определенную работу по созданию надежных сетей прежде, чем они им
действительно понадобятся. Если “звезды” обращаются к кому-нибудь за<br />
советом, они почти всегда получают быстрый ответ».<br />
Неофициальные сети имеют особенное значение для решения<br />
неожиданно возникающих проблем. «Официальная организация создается<br />
для того, чтобы легко справляться с ожидаемыми трудностями, –<br />
сообщается в отчете об одном исследовании таких сетей. – Но когда<br />
возникают непредвиденные проблемы, вступает в дело неофициальная<br />
организация. Cложная паутина социальных связей формируется при<br />
каждом случае общения коллег и с течением времени укрепляется,<br />
превращаясь в удивительно прочные сети. Будучи в высшей степени<br />
адаптивными, неофициальные сети действуют по своим каналам, обходя<br />
официальные инстанции, чтобы добиться своего».<br />
Анализ неофициальных сетей показывает: люди, просто изо дня в день<br />
работающие вместе, вовсе не обязательно будут доверять друг другу<br />
секретные сведения (такие как, например, желание поменять работу или<br />
негодование по поводу поведения управляющего или коллеги) или<br />
обратятся друг к другу в критической ситуации. И действительно, более<br />
глубокий разбор неофициальных сетей показывает, что существуют по<br />
крайней мере три разновидности сетей коммуникаций – кто с кем<br />
разговаривает, экспертные сети, объединяющие тех людей, к которым<br />
обращаются за советом, и доверительные сети. Быть главной узловой<br />
точкой в экспертной сети означает, что человек имеет репутацию отличного<br />
специалиста, что часто ведет к продвижению по службе. Здесь, однако,<br />
фактически не существует никакой взаимосвязи между «быть<br />
специалистом» и «считаться тем, кому люди могут довериться и рассказать<br />
о своих секретах, сомнениях и недостатках». Какой-нибудь мелкий<br />
конторский тиран или микроуправляющий, возможно, обладает высокой<br />
квалификацией, но настолько не вызывает доверия, что не сумеет успешно<br />
осуществлять руководство и быстро выйдет из неформальных сетей.<br />
«Звездами» организации часто оказываются те, кто имеет прочные связи со<br />
всеми сетями, будь то коммуникация, компетенция или доверие.<br />
Помимо мастерского обращения с главными сетями, «звезд» компании<br />
Bell Laboratories отличают и другие формы организационной смекалки. В<br />
частности, умение результативно координировать свои усилия в рамках<br />
совместной деятельности, задавать тон при достижении общего согласия<br />
по спорному вопросу, смотреть на вещи с иной точки зрения, к примеру,<br />
клиентов или других членов команды. Также важна способность убеждать<br />
и поощрять сотрудничество, избегая конфликтов. И пока другие<br />
полагаются на навыки общения, «звезды» включают в свой репертуар еще
один прием. Они проявляют инициативу, поскольку сами находят<br />
достаточный стимул, чтобы взять на себя ответственность за работу,<br />
выходящую за рамки установленного им задания. К тому же они обладают<br />
таким качеством, как самодисциплина, позволяющая им оптимально<br />
рассчитывать свое время и упорядочивать служебные обязанности. Но все<br />
эти умения и навыки, конечно же, суть выражения эмоционального<br />
интеллекта.<br />
Налицо явные признаки: то, что верно для Bell Laboratories,<br />
предвещает будущее всей корпоративной жизни. Завтра основные навыки<br />
эмоционального интеллекта будут приобретать все более важное значение в<br />
коллективной работе, в сотрудничестве, помогая людям вместе учиться<br />
работать более эффективно. По мере того как услуги, основанные на<br />
знаниях, и интеллектуальный капитал станут привлекать все большее<br />
внимание корпораций, совершенствование метода совместной работы<br />
людей окажется главным средством воздействия на интеллектуальный<br />
капитал. Чтобы преуспевать, а подчас и просто выжить, корпорации<br />
сделают все возможное для повышения своего коллективного<br />
эмоционального интеллекта.
Глава 11. Психика и медицина<br />
«Кто научил вас этому всему, доктор?» Ответ<br />
последовал незамедлительно: «Страдание».<br />
Альбер Камю, «Чума»<br />
Какая-то непонятная тупая боль в паху погнала меня к врачу. Вроде бы<br />
не случилось ничего необычного, пока он не взглянул на результаты<br />
анализа мочи. В ней были обнаружены следы крови.<br />
– Я хочу, чтобы вы легли в больницу и прошли кое-какие<br />
исследования… деятельности почек, цитологию… – сказал он деловым<br />
тоном.<br />
Я не знаю, что он говорил дальше. Мое сознание, казалось, застыло на<br />
слове «цитология». Рак.<br />
У меня осталось смутное воспоминание, что он объяснял мне, где и<br />
когда я должен пройти диагностические тесты. Простейшие указания, но<br />
даже их мне пришлось просить его повторить три или четыре раза.<br />
Цитология – мой ум не желал расставаться с этим словом. Оно вызвало у<br />
меня такое чувство, будто меня сзади схватили за горло и грабят на пороге<br />
собственного дома.<br />
Зачем же я так остро реагировал? Просто мой доктор был дотошен и<br />
компетентен и решил проверить все ветви на дереве диагностических<br />
заключений. Существовала минимальная вероятность, что у меня рак. Но в<br />
тот момент рациональный анализ оказался не у дел. В стране больных<br />
безраздельно властвуют эмоции, страх подавляет разум. Хворая, мы бываем<br />
так хрупки в эмоциональном отношении, потому что наше ментальное<br />
благополучие отчасти основывается на иллюзии неуязвимости. Болезнь –<br />
особенно тяжелая – разрушает эту иллюзию, уничтожая изначальную<br />
уверенность, что наша личная жизнь надежно защищена и ей ничто не<br />
угрожает. Внезапно мы ощущаем себя слабыми, беспомощными и<br />
уязвимыми.<br />
Проблема возникает тогда, когда медицинский персонал игнорирует<br />
эмоциональную реакцию пациентов, даже относясь со вниманием к их<br />
физическому состоянию. Невнимательность к эмоциональной реальности<br />
болезни не снимается даже постоянно растущим числом фактов,<br />
свидетельствующих: эмоциональное состояние людей играет порой
важную роль в течении недуга и в ходе выздоровления. Современному<br />
медицинскому обслуживанию слишком часто недостает эмоционального<br />
интеллекта.<br />
Пациенту любая встреча с медсестрой или врачом может принести<br />
обнадеживающее известие, утешение и ободрение. При непонимании –<br />
подтолкнуть его к отчаянию. Достаточно часто медицинские работники<br />
перегружены работой или просто равнодушны к страданиям больных.<br />
Безусловно, есть и сострадательные медсестры, и врачи, у которых всегда<br />
находится время, чтобы подбодрить и должным образом<br />
проинформировать пациентов, равно как и оказать квалифицированную<br />
медицинскую помощь. Однако сейчас в медицине ощущается явная<br />
тенденция ограничиваться чисто профессиональными обязанностями. Они,<br />
возможно, заставят медиков или забыть о душах пациентов, или<br />
почувствовать себя чересчур занятыми, чтобы возиться с ними слишком<br />
усердно. Принимая во внимание суровые реалии системы медицинского<br />
обслуживания, которые все в большей степени хронометрируются<br />
бухгалтерами, перемен к лучшему ожидать явно не приходится.<br />
Помимо гуманистических соображений, что врачи наряду с лечением<br />
должны проявлять еще и заботу, существуют и другие неопровержимые<br />
доводы рассматривать психологическую и социальную реальность жизни<br />
больных как часть медицинской сферы, а не отдельно от нее. Сегодня при<br />
данном положении дел в науке можно сказать, что в медицине достигнут<br />
предел эффективности, как в смысле профилактики, так и в смысле<br />
лечения. Эту самую эффективность можно повысить, занимаясь<br />
эмоциональным состоянием людей, а не только состоянием их здоровья,<br />
что, конечно, не распространяется на все истории болезни. Множество<br />
случаев повышения эффективности лечения свидетельствует о<br />
необходимости предусмотреть статью эмоционального воздействия в<br />
медицинском обслуживании пациентов, страдающих серьезными недугами.<br />
Исторически так сложилось, что медицина в современном обществе<br />
ограничила свою миссию лечением болезни – расстройства в медицинском<br />
смысле, не придавая значения нездоровью, то есть переживанию болезни<br />
пациентом. Соглашаясь с этой точкой зрения на проблему, пациенты<br />
присоединяются к негласной договоренности: мы не обращаем внимания<br />
на эмоциональные реакции на проблемы со здоровьем, отмахиваемся от<br />
них, решив, что они не имеют отношения к течению болезни. Такая<br />
установка подкрепляется моделью медицины, полностью отвергающей<br />
мысль о том, что психика влияет на тело каким бы то ни было путем.<br />
И в другом направлении тоже господствует в равной степени
непродуктивная идеология – убеждение, что люди могут сами излечить<br />
себя даже от самой тяжелой, характеризующейся злокачественным<br />
течением болезни, просто делая себя счастливыми или имея позитивные<br />
мысли. Или что они, так или иначе, сами виноваты в том, что заболели. В<br />
результате разглагольствований, что-де «все вылечит установка», широко<br />
распространились путаница и неправильное понимание того, до какой<br />
степени психика может повлиять на заболевание. И что, возможно, еще<br />
хуже, – люди иногда стали чувствовать себя виноватыми в своей болезни,<br />
словно это признак какого-то нравственного падения или духовной<br />
неполноценности.<br />
Истина же находится между крайностями. Я разбираюсь в научных<br />
данных с единственной целью – разъяснить противоречия и помочь<br />
читателю перейти от абсурда к более ясному пониманию того, какую роль<br />
играют наши эмоции – и эмоциональный интеллект – в здравии и болезни.<br />
Психическая деятельность организма: как эмоции влияют на<br />
здоровье<br />
Открытие, сделанное на факультете медицины и стоматологии<br />
Рочестерского университета в 1974 году, заставило переосмыслить<br />
биологическую карту организма: психолог Роберт Адер обнаружил, что<br />
иммунная система, как и головной мозг, может учиться. Его вывод вызвал<br />
шок. До того в медицине господствовало убеждение, будто только мозг и<br />
центральная нервная система способны реагировать на переживание<br />
изменением поведенческих реакций. Открытие Адера заставило заняться<br />
исследованием того, что оказалось бесчисленными способами<br />
коммуникации нервной и иммунной систем, – биологическими<br />
проводящими путями, которые не разделяют, а тесно связывают психику,<br />
эмоции и тело.<br />
В эксперименте Адера белым крысам давали препарат, искусственно<br />
подавляющий количество борющихся с инфекцией Т-лимфоцитов,<br />
циркулирующих в крови. Каждый раз они получали препарат с<br />
подслащенной сахарином водой. Но Адер обнаружил: если давать крысам<br />
одну воду с сахарином без супрессивного препарата, число Т-лимфоцитов у<br />
них все равно снижалось до уровня, при котором некоторые особи<br />
заболевали и умирали. Их иммунная система научилась подавлять Т-<br />
лимфоциты в ответ на поступление в организм подслащенной воды.<br />
Согласно научному пониманию того времени, такого просто не могло быть.
Иммунная система является «мозгом тела», как выразился невролог<br />
Франсиско Варела из Парижской политехнической школы, характеризуя<br />
ощущение телом самого себя – того, что принадлежит ему и что не<br />
принадлежит. Иммунокомпетентные клетки движутся в кровотоке по всему<br />
телу, контактируя практически со всеми остальными. Поддающиеся<br />
распознанию клетки они не трогают; а те, которые распознать не удается, –<br />
атакуют. Атака либо защищает нас от вирусов, бактерий и рака, либо – если<br />
иммунокомпетентные клетки неправильно идентифицируют некоторые<br />
собственные клетки тела – вызывает аутоиммунную болезнь, например,<br />
аллергию или волчанку. До того дня, когда Адеру выпал счастливый случай<br />
сделать столь потрясающее открытие, все анатомы, врачи и биологи были<br />
убеждены: головной мозг (вместе с отделами организма, с которыми он<br />
общается посредством центральной нервной системы) и иммунная система<br />
представляют собой две отдельные области, каждая из которых не способна<br />
влиять на работу другой. Считалось, что нет проводящих путей,<br />
соединяющих те мозговые центры, которые контролируют, что ест крыса, с<br />
участками костного мозга, вырабатывающими Т-лимфоциты. И так думали<br />
на протяжении целого века.<br />
Скромное открытие Адера произвело переворот в науке и заставило<br />
по-новому взглянуть на связи между иммунной системой и центральной<br />
нервной системой. Изучением этих связей занимается<br />
психонейроиммунология – наука, которая сегодня находится на переднем<br />
рубеже медицины. Само ее название признает наличие таких связей:<br />
«психо», то есть «психика»; «нейро», означающее нейроэндокринную<br />
систему (которая включает нервную и гормональную системы),<br />
и «иммунология» – наука о защитных свойствах организма, о его иммунной<br />
системе.<br />
В ходе исследований установлено, что наиболее массированное<br />
действие в головном мозге и иммунной системе оказывают те мессенджеры<br />
(так в биологии называются химические переносчики генетической<br />
информации), у которых наблюдается наибольшая плотность скопления в<br />
невральных зонах, управляющих эмоциями. Одно из самых убедительных<br />
доказательств наличия в организме прямого проводящего пути,<br />
посредством которого эмоции воздействуют на иммунную систему,<br />
представил коллега Адера, Дэвид Фелтен. Отправным пунктом его<br />
исследования стал момент, когда он заметил, что эмоции оказывают<br />
чрезвычайно сильное влияние на вегетативную нервную систему, которая<br />
управляет буквально всем: от количества секретируемого инсулина до<br />
уровня кровяного давления. Фелтен, проводивший исследования вместе с
женой Сюзанной и несколькими сотрудниками, обнаружил некую «точку<br />
встречи», где вегетативная нервная система непосредственно общается с<br />
лимфоцитами и макрофагами, клетками иммунной системы.<br />
С помощью электронного микроскопа исследователи установили<br />
наличие контактов наподобие синапса [51] , где нервные окончания<br />
вегетативной системы непосредственно соприкасаются с указанными<br />
клетками иммунной системы. Такая точка физического контакта позволяет<br />
нервным клеткам ввести в действие нейротрансмиттеры [52] для управления<br />
иммунными клетками, ведь они посылают импульсы во всех направлениях.<br />
Это открытие стало поистине революционным. Никто даже и не<br />
подозревал, что иммунные клетки являются приемниками информации,<br />
целенаправленно передаваемой нервными клетками.<br />
Чтобы проверить, насколько важную роль играли нервные окончания в<br />
работе иммунной системы, Фелтен продолжил исследования. В<br />
экспериментах с животными он удалил отдельные нервы из лимфатических<br />
узлов и селезенки, где хранятся или вырабатываются иммунные клетки, а<br />
затем ввел в организм животного вирус, чтобы проверить работу его<br />
иммунной системы. Результатом стало резкое уменьшение интенсивности<br />
иммунной реакции на вирус. На основании полученных данных Фелтен<br />
заключил: без нервных окончаний иммунная система просто не способна<br />
должным образом реагировать на вторжение вируса или бактерии,<br />
следовательно, нервная система не только соединена с иммунной системой,<br />
но и необходима для нормальной работы по защите организма.<br />
Еще один главный проводящий путь, связывающий эмоции с<br />
иммунной системой, реализуется через посредство влияния гормонов,<br />
выделяемых в условиях стресса. Катехоламины, кортизол и пролактин (или<br />
лактогенный гормон) и натуральные опиаты – бета-эндорфин и<br />
энкефалин – выделяются во время возбуждения вследствие стресса.<br />
Каждый из них оказывает сильное воздействие на иммунокомпетентные<br />
клетки. Хотя взаимосвязи сложны, основное влияние сводится к тому, что,<br />
пока эти гормоны волной прокатываются по организму, функция<br />
иммунокомпетентных клеток понижена: стресс подавляет иммунитет, по<br />
крайней мере, временно, вероятно, для сохранения энергии, придавая<br />
таким образом первостепенное значение более близкой чрезвычайной<br />
ситуации, требующей срочного реагирования с точки зрения выживания.<br />
Но если стресс действует постоянно и интенсивно, такое подавление может<br />
стать долгосрочным.<br />
Микробиологи и другие ученые обнаруживают все больше и больше
связей между головным мозгом и сердечно-сосудистой и иммунной<br />
системами. Правда, для начала ученым пришлось принять некогда<br />
радикальную идею о том, что они вообще существуют.<br />
Отравляющие эмоции: клинические данные<br />
Несмотря на подобные доказательства, многие врачи скептически<br />
относятся к тому, что эмоции имеют значение с клинической точки зрения.<br />
Одна из причин скептицизма вот в чем. Хотя многочисленные<br />
исследования и показали, что стресс и негативные эмоции снижают<br />
эффективность действия различных иммунокомпетентных клеток, не<br />
всегда бывает ясно, достаточно ли велик диапазон этих изменений, чтобы<br />
его можно было диагностировать по медицинским показателям.<br />
Даже в таком случае все большее число врачей признает место эмоций<br />
в медицине. Например, д-р Камран Незхат, выдающийся хирург-гинеколог,<br />
специалист по лапароскопии [53] из Стэнфордского университета,<br />
признается: «Если кто-то из пациенток, назначенных на операцию, говорит<br />
мне, что она охвачена паникой и не хочет, чтобы ее оперировали, я отменяю<br />
операцию». И объясняет далее: «Каждый хирург знает, что крайне<br />
испуганные люди очень плохо переносят хирургическое вмешательство.<br />
Они теряют слишком много крови, подхватывают больше инфекций, и у<br />
них чаще бывают осложнения. Да и период выздоровления у них протекает<br />
тяжелее. Гораздо лучше, если они спокойны».<br />
Причина проста: тревога и паника повышают кровяное давление, и<br />
вены, набухшие от крови, сильнее кровоточат, разрезанные ножом хирурга.<br />
Обильное кровотечение является одним из самых опасных осложнений при<br />
хирургическом вмешательстве и иногда приводит к смерти.<br />
Помимо таких медицинских историй, постоянно увеличивалось<br />
количество доказательств клинической важности эмоций. Пожалуй, самые<br />
впечатляющие данные, говорящие о значении эмоций с медицинской точки<br />
зрения, были получены в ходе общего анализа, объединившего результаты<br />
101 более мелкого исследования в одно более крупное, объектом которого<br />
оказались несколько тысяч мужчин и женщин. Исследование подтверждает,<br />
что отрицательные эмоции вредны для здоровья – и даже очень. Для людей,<br />
испытывающих постоянную тревогу, переживающих длительные периоды<br />
печали и пессимизма, беспрестанное напряжение или бесконечную<br />
враждебность, отличающихся безжалостным цинизмом или<br />
подозрительностью, как выяснилось, удваивается риск заполучить какую-
нибудь болезнь, включая астму, артрит, головные боли, пептическую язву и<br />
болезни сердца (каждое заболевание представляет основные, общие<br />
категории болезней). Столь высокая значимость негатива превращает<br />
травмирующие эмоции в такой же фактор риска, как, скажем, курение или<br />
высокий уровень холестерина для возникновения сердечно-сосудистых<br />
заболеваний. Иными словами, в главную угрозу для здоровья.<br />
Такова общая статистическая связь, которая, однако, никоим образом<br />
не доказывает, что каждый, у кого подобные переживания приобрели<br />
хронический характер, в большей степени подвержен заболеванию. Но<br />
фактов, доказывающих, насколько велика роль эмоций в болезни, гораздо<br />
больше, чем может предоставить одно это исследование. Более подробное<br />
изучение данных в отношении конкретных эмоций, особенно самых<br />
сильных, таких как гнев, тревога и депрессия, выявило несколько путей их<br />
влияния на здоровье, пусть даже биологические механизмы воздействия<br />
эмоций пока еще точно выяснить не удалось.<br />
Когда гнев равносилен самоубийству<br />
Недавно, как рассказал мне один знакомый, сильный удар в<br />
бок его машины послужил причиной бесплодных и все более<br />
разочаровывающих хождений по инстанциям. После<br />
бесконечных бюрократических проволочек с оформлением<br />
страховки и путешествиям по разным мастерским кузовного<br />
ремонта, отчего внешний вид его машины стал только хуже, у<br />
него осталось 800 долларов. Но в этом не было его вины. После<br />
всех мытарств ему до такой степени все надоело, что, сев наконец<br />
в свою машину, он не ощутил ничего, кроме отвращения. В итоге<br />
он продал машину, и даже по истечении многих лет память о<br />
пережитом надругательстве заставляла его багроветь от<br />
возмущения.<br />
Эти горькие воспоминания были вызваны намеренно, как того<br />
требовала программа исследования проявления гнева и его последствий у<br />
сердечных больных, проводимого на медицинском факультете<br />
Стэнфордского университета. Все пациенты, как и тот озлобленный<br />
автомобилист, пережили первый сердечный приступ и стали объектами<br />
данного исследования, чтобы медики выяснили наконец, действительно ли<br />
гнев оказывает значительное влияние на работу сердца. Результат был<br />
ошеломляющим: когда пациенты повторно рассказывали о событиях, когда-
то приведших их в ярость, способность сердца перекачивать кровь по телу<br />
снижалась на 5 процентов. У некоторых пациентов эта нагнетательная<br />
способность уменьшилась на 7 и более процентов, то есть до уровня,<br />
который кардиологи рассматривают как признак миокардиальной ишемии,<br />
проявляющейся опасным сокращением притока крови к сердцу. Снижение<br />
перекачивающей способности не было замечено ни при других<br />
мучительных чувствах, ни при физических усилиях; гнев, по-видимому, –<br />
единственная эмоция, которая причиняет наибольший вред сердцу.<br />
Воскрешая в памяти расстроивший их инцидент, пациенты сообщали, что и<br />
наполовину не испытывали той ярости, которая охватила их во время<br />
самого происшествия. Это наводит на мысль, что при действительном<br />
столкновении, вызвавшем ярость, их сердца испытывали еще большую<br />
нагрузку.<br />
Это открытие составляет часть более обширной системы данных,<br />
выявляющихся во множестве исследований и указывающих, что гнев<br />
способен поражать сердце. Согласно старому представлению, замотанная,<br />
напряженная личность типа А не подвергается большой опасности<br />
получить болезнь сердца. Однако следует сделать новый вывод: именно<br />
враждебность подвергает людей опасности.<br />
Большой объем фактических сведений о враждебности предоставили<br />
исследования д-ра Редфорда Уильямса из университета Дьюка. Уильямс,<br />
например, обнаружил, что у врачей, набравших наибольшее количество<br />
баллов за тест на враждебность еще во время учебы на медицинском<br />
факультете, вероятность умереть к пятидесяти годам в семь раз выше, чем<br />
у тех, кто получил низкие оценки. Вспыльчивость была более сильным<br />
прогнозирующим параметром смерти в молодые годы, чем другие факторы<br />
риска (курение, высокое кровяное давление и высокий уровень холестерина<br />
в крови). А результаты, полученные его коллегой д-ром Джоном Беарфутом<br />
в Университете штата Северная Каролина, свидетельствуют о том, что у<br />
пациентов с заболеваниями сердца, проходивших ангиографию [54] , при<br />
которой в коронарную артерию вводится трубка для оценки<br />
патологических изменений, существовала корреляция между баллами,<br />
набранными во время теста на враждебность, и объемом и тяжестью<br />
поражения коронарной артерии.<br />
Разумеется, никто не говорит, что только гнев приводит к<br />
ишемической болезни сердца. Это всего один из нескольких<br />
взаимодействующих факторов. Как объяснил мне Питер Кауман,<br />
исполняющий обязанности руководителя отделения поведенческой терапии<br />
Национального института сердца, легких и крови, «пока мы не можем
разобраться, играют ли гнев и враждебность причинную роль в раннем<br />
развитии ишемической болезни сердца, или обостряют проблему, когда<br />
болезнь сердца уже началась, или и то, и другое одновременно. Но возьмем<br />
для примера двадцатилетнего человека, который часто гневается. Каждый<br />
эпизод крайнего раздражения – это дополнительный стресс для сердца в<br />
результате увеличения частоты сердечных сокращений и повышения<br />
кровяного давления. Если он повторяется снова и снова, то может вызвать<br />
повреждения: турбулентность крови, протекающей по коронарной артерии<br />
при каждом сердечном сокращении, может вызывать микроразрывы сосуда,<br />
в которых образуются тромбоциты [55] . Если у вас увеличивается частота<br />
сердечных сокращений и повышается давление, потому что вы по<br />
привычке раздражаетесь, то через тридцать лет это, возможно, приведет к<br />
ускоренному образованию тромбоцитов и, следовательно, к ишемической<br />
болезни сердца».<br />
Если уже возникло заболевание сердца, то, как было установлено во<br />
время исследования действия гневных воспоминаний у пациентовсердечников,<br />
механизмы, запущенные гневом, воздействуют на саму<br />
производительность сердца как насоса. В результате гнев становится<br />
смертоносным фактором для тех, у кого уже больное сердце. Приведу<br />
пример. На медицинском факультете Стэнфордского университета провели<br />
исследование 1012 мужчин и женщин, перенесших первый сердечный<br />
приступ. За ними после этого наблюдали долгое время – вплоть до восьми<br />
лет. Как показало исследование, у самых агрессивных и изначально<br />
враждебно настроенных мужчин наблюдалась самая высокая частота<br />
повторных сердечных приступов. Аналогичные результаты были получены<br />
на медицинском факультете Йельского университета при исследовании 929<br />
мужчин, переживших инфаркт, за которыми наблюдали до десяти лет. У<br />
тех, кого оценивали как людей, которых легко разгневать, вероятность<br />
умереть от остановки сердца в три раза выше, чем у более уравновешенных<br />
людей. Если у них к тому же был высокий уровень холестерина, то<br />
дополнительный риск от гнева становился выше в пять раз.<br />
Исследователи из Йельского университета установили: не только гнев<br />
является фактором, увеличивающим риск летального исхода при больном<br />
сердце. Такова роль зашкаливающих негативных эмоций любого рода,<br />
вызывающих в организме волны гормонов стресса. Однако наиболее<br />
сильная взаимосвязь между эмоциями и сердечными заболеваниями, по<br />
мнению большинства медиков, определяется гневом. В ходе исследования,<br />
проведенного на медицинском факультете Гарвардского университета,<br />
было опрошено более полутора тысяч мужчин и женщин, перенесших
несколько сердечных приступов. Им предложили описать свое<br />
эмоциональное состояние незадолго до приступа. Гнев более чем вдвое<br />
увеличивает опасность остановки сердца у тех, кто уже болен, причем<br />
опасность сохраняется в течение примерно двух часов после вспышки<br />
гнева.<br />
Полученные результаты вовсе не означают, что люди должны<br />
стараться подавить гнев, если того требуют обстоятельства. Напротив,<br />
имеется множество фактов, доказывающих, что попытки полностью<br />
подавить такие чувства в самый разгар их проявления приводят к усилению<br />
возбуждения организма, а иногда и к повышению кровяного давления.<br />
Более того, как мы узнали из главы 5, стремление сдерживать гнев при<br />
каждой его вспышке оборачивается тем, что вы просто будете его<br />
подпитывать, заучивая как наиболее подходящую реакцию на любую<br />
раздражающую ситуацию. По поводу этого парадокса Уильямс заметил: не<br />
важно, выражается гнев открыто или нет. Важно только, чтобы он не<br />
принял хроническую форму. Разовые проявления враждебности или<br />
неприязни не опасны для здоровья. Проблема возникает, когда<br />
враждебность становится чувством, определяющим антагонистический<br />
стиль поведения данной личности, который характеризуется постоянной<br />
подозрительностью и цинизмом, склонностью делать грубые и язвительные<br />
замечания, а также более открыто обнаруживать раздражение и ярость.<br />
Определенную надежду вселяет информация о том, что хронический<br />
гнев не является смертным приговором, поскольку враждебность – всего<br />
лишь привычка, от которой можно избавиться. Для проведения<br />
специального исследования на медицинском факультете Стэнфордского<br />
университета разработали программу, в которую включили группу<br />
пациентов, переживших сердечный приступ. Цель программы заключалась<br />
в том, чтобы помочь им смягчить установки, служившие основой<br />
раздражительности. Пациентов учили сдерживать гнев. В результате число<br />
повторных сердечных приступов в группе оказалось на 44 процента<br />
меньше, чем у тех, кто не пытался избавиться от враждебности.<br />
Исследования по программе Уильямса дали те же положительные<br />
результаты. Как и в программе Стэнфордского университета, она имела<br />
целью познакомить с основными составляющими эмоционального<br />
интеллекта, в частности, научить распознавать гнев в самом начале,<br />
управлять им, если он так или иначе проявился, и привить навыки эмпатии.<br />
Пациентов просили кратко записывать циничные или неприязненные<br />
мысли, как только они появятся. Если мысли упорно сохранялись,<br />
пациенты старались воспрепятствовать, говоря (или думая): «Стоп!» Им
рекомендовали намеренно заменять циничные, подозрительные мысли<br />
благоразумными, когда они пытались справиться с теми или иными<br />
ситуациями. Например, если лифт все никак не приходит, лучше поискать<br />
какие-нибудь смягчающие обстоятельства, а не испытывать гнев против<br />
какого-то воображаемого беспечного типа, который якобы виноват в<br />
задержке. Что же касается столкновений, оставляющих чувство<br />
разочарования, то люди приобретали умение взглянуть на вещи с точки<br />
зрения другого человека, они учились эмпатии – бальзаму от гнева.<br />
Как сказал мне Уильямс, «в качестве лекарства от враждебности<br />
нужно научить свое сердце больше доверять людям. Все, что требуется, –<br />
правильная мотивация. Когда люди понимают, что их враждебность может<br />
свести их в могилу, они готовы попробовать что-то изменить».<br />
Стресс: несоразмерная и неуместная тревожность<br />
Я все время испытываю тревогу и напряжение. Все началось<br />
в средней школе. Я была круглой отличницей и постоянно<br />
беспокоилась об оценках, думала, любят ли меня другие дети и<br />
учителя, быстро ли я соображаю на уроках, ну и тому подобное.<br />
Родители здорово давили на меня, чтобы я хорошо училась…<br />
Мне кажется, я просто уступила нажиму. На втором году<br />
обучения в средней школе [56] у меня начались проблемы с<br />
желудком. Мне пришлось быть очень осторожной с кофеином и<br />
острыми блюдами. Я замечаю, что когда беспокоюсь или<br />
испытываю напряжение, желудок начинает бунтовать, а так как я<br />
обычно о чем-нибудь беспокоюсь, то меня всегда мутит.<br />
Пожалуй, именно в отношении тревожности – дистресса, вызываемого<br />
тяготами жизни, получен самый большой объем научных данных,<br />
связывающих эту эмоцию с началом заболевания и ходом выздоровления.<br />
Если тревога помогает подготовиться к тому, чтобы справиться с какой-то<br />
опасностью (предполагаемая польза в процессе эволюции), то она<br />
сослужила нам хорошую службу. Но в современной жизни тревожность<br />
чаще всего бывает несоразмерной и неуместной. Дистресс возникает перед<br />
лицом обстоятельств, с которыми мы должны мириться или которые<br />
подбрасывает нам воображение, а не из-за реальных опасностей, с<br />
которыми приходится сталкиваться. Часто повторяющиеся приступы<br />
тревоги сигнализируют о высоких уровнях стресса. Женщина, у которой
постоянное беспокойство дает начало желудочно-кишечному расстройству,<br />
являет собой хрестоматийный пример того, как тревожность и стресс<br />
обостряют проблемы со здоровьем.<br />
В опубликованном в 1993 году в Archives of International Medicine<br />
обзоре обширных исследований связи между стрессом и болезнью<br />
психолог из Йельского университета Брюс Макивенн отметил широкий<br />
диапазон результатов. Среди них создание угрозы иммунной функции до<br />
такой степени, что она может ускорить возникновение метастаза рака;<br />
повышение восприимчивости к вирусным инфекциям; интенсификацию<br />
образования тромбоцитов, приводящую к атеросклерозу, и свертывание<br />
крови, приводящее к инфаркту миокарда; ускорение начала диабета I типа<br />
и течения диабета II типа и запуск или усугубление приступа астмы. К тому<br />
же стресс может привести к изъязвлению желудочно-кишечного тракта,<br />
вызвать проявление симптомов при неспецифическом язвенном колите и<br />
воспалительных заболеваниях кишечника. Головной мозг чувствителен к<br />
длительному воздействию непрекращающегося стресса, результаты<br />
которого включают поражение гиппокампа, а следовательно, и памяти. В<br />
общем, по словам Макивенна, «множатся доказательства того, что в<br />
результате ведущих к стрессу переживаний нервная система<br />
“изнашивается”».<br />
Наиболее убедительным доказательством влияния дистресса на<br />
здоровье явились результаты исследования таких инфекционных<br />
заболеваний, как простуда, грипп и герпес. Мы постоянно подвергаемся<br />
угрозе нападения со стороны этих вирусов, но наша иммунная система<br />
обычно с успехом отбивает все их атаки, за исключением особых<br />
состояний, вызванных эмоциональным стрессом, когда все средства<br />
защиты часто оказываются неэффективными. В ходе экспериментов,<br />
имевших целью проверить надежность иммунной системы, было<br />
установлено: стресс и тревога ослабляют иммунитет. Хотя в большинстве<br />
случаев не удалось точно определить, имеет ли уровень снижения<br />
защитных свойств клиническое значение, то есть не становится ли оно<br />
достаточно большим, чтобы открыть доступ в организм болезнетворным<br />
микробам. Для получения более точных результатов, раскрывающих<br />
взаимосвязь стресса и тревожности с уязвимостью организма к различным<br />
заболеваниям, разработана программа на перспективу. К участию в<br />
исследовании приглашали вполне здоровых людей, за которыми<br />
устанавливалось постоянное наблюдение, и прежде всего мониторинг<br />
усиливающегося дистресса, приводившего к ослаблению иммунной<br />
системы и началу заболевания.
В одном из наиболее строгих с научной точки зрения исследований<br />
Шелдон Коэн, психолог Университета Карнеги-Меллона, совместно с<br />
учеными научно-исследовательского подразделения по изучению<br />
простудных заболеваний в Шеффилде, Англия, тщательно<br />
проанализировал, как долго и какого уровня стресс испытывали люди в<br />
течение прожитых лет, а затем систематически подвергал их воздействию<br />
возбудителей простудных заболеваний. Наблюдения показали, что далеко<br />
не все участники эксперимента подхватили простуду. Крепкая иммунная<br />
система способна сопротивляться – и всегда сопротивляется – вирусам<br />
простуды. Коэн обнаружил: чем больше стрессов в жизни людей, тем<br />
больше вероятность возникновения простудных заболеваний. В группе с<br />
незначительным уровнем стресса заболели 27 процентов испытуемых, а в<br />
группе пациентов, жизнь которых была полна стрессовыми ситуациями, –<br />
47 процентов. Вот прямое доказательство, что стресс сам по себе ослабляет<br />
иммунную систему. (И хотя полученные данные можно отнести к одному<br />
из научных результатов, которые подтверждают то, что все постоянно<br />
наблюдали или всегда подозревали, их все же стоит рассматривать как<br />
открытие, имеющее заметное значение по причине его научной строгости.)<br />
Аналогичным образом была установлена прямая зависимость и в<br />
экспериментах с участием супружеских пар. В течение трех месяцев они<br />
заполняли контрольные бланки наблюдения, куда ежедневно заносили<br />
сведения о ссорах и огорчительных событиях, к примеру, семейных<br />
баталиях. Через три-четыре дня после особенно сильных расстройств<br />
супруги подхватывали простуду или инфекцию верхних дыхательных<br />
путей. Этот промежуток времени в точности соответствует<br />
инкубационному периоду многих наиболее распространенных простудных<br />
заболеваний, доказывая, что в минуты волнения или расстройства супруги<br />
становились наиболее уязвимыми для вирусов.<br />
Та же самая схема «стресс – инфекция» действительна и для вируса<br />
герпеса обоих типов – и для того, который вызывает герпетическую<br />
лихорадку на губах, и для того, который поражает половые органы. Стоит<br />
только заполучить вирус герпеса, как он остается в организме в скрытом<br />
состоянии, время от времени давая о себе знать внезапными проявлениями.<br />
За активностью вируса герпеса можно проследить по титрам [57] антител к<br />
нему в крови. Таким образом реактивация вируса герпеса была обнаружена<br />
у студентов-медиков, сдававших экзамены в конце учебного года, у<br />
женщин, недавно разлучившихся с мужьями, и у людей, постоянно<br />
обремененных заботами о члене семьи с болезнью Альцгеймера.<br />
Ослабление иммунной реакции – не единственный урон, наносимый
тревожностью; другое исследование указывает на ее вредное воздействие<br />
на сердечнососудистую систему. В то время как постоянная враждебность<br />
и часто повторяющиеся вспышки гнева, по-видимому, подвергают мужчин<br />
огромному риску заполучить заболевание сердца, самыми смертоносными<br />
эмоциями у женщин являются тревожность и страх. В ходе исследования,<br />
проведенного на медицинском факультете Стэнфордского университета с<br />
участием более чем тысячи мужчин и женщин, перенесших первый<br />
сердечный приступ, у тех женщин, которые перенесли и второй сердечный<br />
приступ, отмечался высокий уровень пугливости и тревожности. Во многих<br />
случаях пугливость принимала форму парализующих фобий: после первого<br />
сердечного приступа пациенты переставали водить машину, бросали<br />
работу или избегали выходить из дому.<br />
Коварные физические последствия нервно-психического стресса и<br />
тревоги – те, что вызываются напряженной работой или напряженной<br />
жизнью, например, такой, какой живет мать-одиночка, разрывающаяся<br />
между уходом за детьми и работой, – точно определяются на клеточном<br />
уровне. Психолог из Питсбургского университета Стивен Манук подверг<br />
тридцать добровольцев суровому испытанию с бесконечными тревогами в<br />
лабораторных условиях, постоянно контролируя состав крови мужчин и<br />
производя анализ вещества, выделяемого тромбоцитами и называемого<br />
аденозинтрифосфатом, или АТФ. Оно может вызывать изменения<br />
кровеносных сосудов, приводящие к сердечным приступам и приступам<br />
стенокардии. Пока добровольцы испытывали сильнейший стресс, у них<br />
резко повышались уровни аденозинтрифосфата, а также частота сердечных<br />
сокращений и кровяное давление.<br />
Не приходится удивляться, что максимально рискуют здоровьем те, у<br />
кого вся работа «на нервах»: необходимость работать в напряженных<br />
условиях при слабом или полном отсутствии контроля за тем, как<br />
выполняется работа (неприятная ситуация, из-за которой у водителей<br />
автобусов часто бывает гипертензия). К примеру, в ходе исследования,<br />
охватывавшего 569 пациентов с диагнозом «рак ободочной и прямой<br />
кишки» и соответственно подобранную сравнительную группу,<br />
выяснилось: у тех, кто сообщил, что в предыдущие десять лет у них<br />
произошло серьезное ухудшение здоровья на работе, вероятность развития<br />
рака оказалась в пять с половиной раз выше, чем у тех, у кого в жизни не<br />
бывало подобного стресса.<br />
Поскольку урон, наносимый здоровью дистрессом, столь заметен, в<br />
клинических условиях используются релаксационные методы,<br />
противодействующие непосредственно физиологическому проявлению
активации стресса. Они действенны для облегчения симптомов широкого<br />
спектра хронических болезней, включая сердечно-сосудистые заболевания,<br />
отдельные виды диабета, артрит, астму, желудочно-кишечные расстройства<br />
и постоянную боль. И это далеко не все. Стресс и эмоциональные<br />
расстройства в определенной степени усугубляют любые симптомы.<br />
Помочь пациентам уменьшить стресс, успокоиться и справиться со своими<br />
взбудораженными чувствами – значит обеспечить им некоторое<br />
облегчение.<br />
Издержки депрессии с точки зрения медицины<br />
Ей поставили диагноз: метастатический рак молочной<br />
железы. Это было возвратом и разрастанием злокачественной<br />
опухоли спустя несколько лет после успешной – как она думала –<br />
операции. Врач уже не вел с ней разговоры о лечении и<br />
химиотерапии, ибо лучшее, что он мог ей предложить, это<br />
считаные месяцы жизни. Вполне понятно, она впала в<br />
депрессию, причем настолько глубокую, что всякий раз, приходя<br />
к онкологу, не могла удержаться от рыданий. И каждый раз<br />
реакция онколога была одинаковой: он требовал, чтобы она<br />
немедленно ушла с работы.<br />
Если не говорить об оскорбительной сухости онколога, имеет ли с<br />
медицинской точки зрения какое-то значение тот факт, что он не стал<br />
возиться с постоянным унынием своей пациентки? К тому времени как<br />
болезнь приобрела вирулентный (опасный) характер, вряд ли какая-то<br />
эмоция смогла бы оказать сколько-нибудь заметное влияние на ее течение.<br />
И хотя депрессия пациентки наверняка отравила ей последние месяцы<br />
жизни, пока что еще не получены точные клинические данные,<br />
свидетельствующие, что меланхолия способна повлиять на развитие<br />
злокачественной опухоли. Однако, не считая раковых заболеваний,<br />
результаты некоторых исследований подтверждают: депрессия играет<br />
определенную роль в изменении многих медицинских показателей,<br />
особенно в отношении ухудшения течения болезни. Появляется все больше<br />
доказательств, что врачам, чьи пациенты пребывают в подавленном<br />
состоянии, приходится сначала вылечивать их от депрессии.<br />
Одна из сложностей избавления терапевтических больных от<br />
депрессии заключается в том, что ее симптомы, включая потерю аппетита и<br />
апатию, легко спутать с признаками других болезней, особенно если
диагноз ставят врачи, не слишком опытные в психиатрии. Неумение<br />
диагностировать депрессию часто еще больше запутывает картину<br />
заболевания, поскольку в подобной ситуации, как и в случае с<br />
эмоциональной пациенткой, страдавшей раком молочной железы,<br />
депрессию не обнаруживают и не лечат, а в результате увеличивается риск<br />
летального исхода от серьезной болезни.<br />
Так, из 100 пациентов, которым была сделана пересадка костного<br />
мозга, 12 из 13, пребывавших в угнетенном состоянии, умерли в первый же<br />
год после трансплантации, а 34 из оставшихся 87 прожили еще два года<br />
после операции.<br />
Больные с хронической почечной недостаточностью, проходившие<br />
курс лечения диализом, то есть с использованием аппарата «искусственная<br />
почка», у которых диагностировали тяжелую степень депрессии,<br />
подвергались большему риску умереть в течение двух последующих лет.<br />
Дело в том, что депрессия относится к наиболее серьезным<br />
прогностическим факторам летального исхода в сравнении с любым<br />
другим медицинским показателем. В данном случае связь между эмоцией и<br />
состоянием здоровья приобретает не биологический, а установочный<br />
характер: подавленные пациенты гораздо хуже выполняют требования<br />
предписанного им курса лечения, к примеру, жульничают в отношении<br />
режима питания, что только повышает риск обострения болезни.<br />
Депрессия, по-видимому, обостряет и болезни сердца. В ходе<br />
продолжавшегося двенадцать лет наблюдения за 2832 мужчинами и<br />
женщинами среднего возраста выяснилось: те, кто испытывал<br />
непрекращающееся отчаяние и безнадежность, гораздо чаще умирали от<br />
болезней сердца. А среди тех трех процентов испытуемых, страдавших<br />
депрессией в тяжелой форме, смертность от заболеваний сердца оказалась<br />
в четыре раза выше, чем среди тех, кто не ощущал никакой депрессии.<br />
С медицинской точки зрения депрессия, по-видимому, представляет<br />
собой особенно серьезную угрозу для переживших сердечный приступ.<br />
Обследование выписанных из Монреальского госпиталя пациентов,<br />
которые находились на лечении после первого инфаркта, показало: для<br />
пациентов, страдающих депрессией, риск умереть в ближайшие шесть<br />
месяцев гораздо выше. Для каждого одного из восьми больных,<br />
пребывавших в крайне угнетенном состоянии, показатель смертности был<br />
в пять раз выше, чем для остальных с сопоставимым заболеванием, –<br />
влияние столь же значительное, как и влияние главных медицинских<br />
рисков смерти от заболеваний сердца (дисфункция левого желудочка или<br />
наличие предыдущих сердечных приступов). К числу возможных
механизмов, объясняющих, почему депрессия так сильно повышает<br />
вероятность возникновения еще одного сердечного приступа, принадлежит<br />
ее влияние на изменчивость частоты сердечных сокращений,<br />
увеличивающее риск возникновения аритмии с летальным исходом.<br />
К тому же было обнаружено, что депрессия осложняет выздоровление<br />
после перелома костей тазобедренного сустава. В рамках исследования,<br />
охватывавшего пожилых женщин с переломом костей тазобедренного<br />
сустава, была проведена психиатрическая экспертиза нескольких тысяч<br />
таких пациенток при поступлении в больницу. Те, у кого при<br />
госпитализации была депрессия, задерживались в больнице в среднем на<br />
восемь дней дольше, чем пациентки с аналогичной травмой, но без<br />
малейшей подавленности, и только у трети из них была надежда когданибудь<br />
вернуть себе способность ходить. Однако женщины, пребывавшие в<br />
подавленном состоянии, но получившие психиатрическую помощь в<br />
отношении депрессии наряду с остальным медицинским обслуживанием,<br />
нуждались в меньшем объеме физиотерапии, чтобы снова начать ходить, и<br />
у них бывало меньше случаев повторной госпитализации в течение трех<br />
месяцев после их возвращения из больницы домой.<br />
Точно так же и при исследовании пациентов, чье состояние было столь<br />
ужасно, что они входили в первые 10 процентов людей, постоянно<br />
нуждающихся в медицинской помощи, – зачастую из-за наличия<br />
одновременно нескольких заболеваний, таких как болезнь сердца и<br />
диабет, – примерно у одного из шести была тяжелая депрессия. Когда<br />
пациентов избавили от нее, число дней в году, в течение которых они были<br />
нетрудоспособными, снизилось с 79 до 51 у тех, кто страдал тяжелой<br />
депрессией, и с 62 до всего лишь 18 дней в году у тех, кого лечили от<br />
легкой степени депрессии.<br />
Положительные эмоции полезны для здоровья<br />
Совокупность доказательств вредного влияния на здоровье гнева,<br />
тревоги и депрессии не нуждается в подкреплении. Как гнев, так и тревога,<br />
принявшие хроническую форму, усиливают восприимчивость человека ко<br />
многим болезням. И хотя депрессия не является фактором,<br />
провоцирующим начало заболевания, она, несомненно, затрудняет<br />
выздоровление и повышает риск смертельного исхода, особенно у слабых<br />
больных в тяжелом состоянии.<br />
Однако, если хронический эмоциональный дистресс во многих формах
вреден для здоровья, весь спектр противоположных эмоций оказывает<br />
тонизирующее и укрепляющее воздействие, но тоже до известной степени.<br />
Не следует думать, что положительные эмоции способны вылечивать<br />
больных или что один только смех или счастье могут изменить течение<br />
серьезной болезни. Преимущества, которые дают положительные эмоции,<br />
не поддаются точному определению, но в ходе исследований с участием<br />
значительного числа людей их можно выделить из массы комплексных<br />
переменных, влияющих на картину заболевания.<br />
Расплата за пессимизм и польза оптимизма<br />
Как в случае с депрессией, за пессимизм тоже приходится<br />
расплачиваться здоровьем, тогда как оптимизм способствует его<br />
укреплению. Так, в ходе исследования с участием 122 человек,<br />
переживших первый сердечный приступ, оценивался уровень их<br />
оптимизма или пессимизма. Через восемь лет из 25 самых законченных<br />
пессимистов умер 21, а из 25 наиболее жизнерадостных оптимистов<br />
умерли только 6. Их мироощущение оказалось более надежным<br />
показателем выживания, чем любой медицинский фактор риска, включая<br />
степень нарушения сердечной деятельности после первого приступа,<br />
артериальную блокаду, уровень холестерина или кровяное давление. В<br />
другом исследовании из всех пациентов, перенесших операцию по<br />
обходному артериальному шунтированию, оптимисты быстрее<br />
поправлялись и имели меньше осложнений во время и после операции, чем<br />
пессимисты.<br />
Не меньшей целительной силой обладает и надежда – близкая<br />
родственница оптимизма. Поэтому немудрено, что люди, исполненные<br />
надежды, не ломаются под напором тяжелых обстоятельств, включая<br />
проблемы со здоровьем. Так, в группе больных, пораженных параличом<br />
вследствие повреждений позвоночника, те из них, в ком надежда была<br />
сильнее, сумели добиться большей подвижности в сравнении с<br />
пациентами, которые меньше надеялись на выздоровление. Кстати сказать,<br />
надежда играет особенно важную роль в случаях паралича, вызванного<br />
повреждением позвоночника. Такого рода трагедии обычно происходят с<br />
мужчинами лет двадцати с небольшим в результате автомобильной<br />
катастрофы: они остаются инвалидами на всю жизнь. Только от<br />
эмоциональных реакций будет зависеть, с каким упорством они станут<br />
прилагать усилия, чтобы максимально восстановиться физически и
социально.<br />
На вопрос, почему оптимистичный или пессимистичный взгляд на<br />
вещи оказывает влияние на здоровье, нельзя ответить однозначно. Согласно<br />
одной теории, пессимизм ведет к депрессии, которая, в свою очередь,<br />
мешает иммунной системе защищать организм от новообразований и<br />
инфекций, хотя пока еще нет достоверных данных, подтверждающих эту<br />
зависимость. Не исключено также, что пессимисты к самим себе относятся<br />
с пренебрежением, ибо, как показывают некоторые исследования, они<br />
больше курят и пьют, но меньше занимаются физическими упражнениями,<br />
чем оптимисты, и вообще меньше заботятся о собственном здоровье. А<br />
возможно, в один прекрасный день окажется, что психология оптимизма<br />
сама по себе каким-то образом помогает организму бороться с болезнью.<br />
С помощью друзей: терапевтическое значение<br />
взаимоотношений<br />
Добавьте безмолвие к списку эмоциональных рисков для здоровья – и<br />
внесите эмоциональные узы в список защитных факторов. Исследования,<br />
выполнявшиеся на протяжении двух десятилетий и охватывавшие более<br />
тридцати семи тысяч человек, показывают: социальная изоляция –<br />
ощущение, что у тебя нет никого, с кем бы ты мог поделиться<br />
сокровенными чувствами или иметь близкий контакт, – удваивает шансы<br />
заболеть и умереть. В сообщении в журнале Science за 1987 год сделан<br />
вывод, что изоляция сама по себе «имеет такое же значение для<br />
коэффициента смертности, как курение, высокое кровяное давление,<br />
высокий уровень холестерина, ожирение и недостаточная физическая<br />
нагрузка». Действительно, курение повышает риск смертности всего лишь<br />
в 1,6 раза, тогда как социальная изоляция увеличивает его в 2,0 раза,<br />
превращая в более серьезную угрозу для здоровья.<br />
Изоляция тяжелее переносится мужчинами, чем женщинами. У<br />
оказавшихся в изоляции мужчин вероятность смерти в два-три раза выше,<br />
чем у мужчин с тесными социальными связями; для обособленных женщин<br />
риск был в полтора раза выше, чем для женщин, имеющих более широкие<br />
социальные связи. Возможно, различие во влиянии изоляции на мужчин и<br />
женщин обусловлено тем, что взаимоотношения женщин бывают более<br />
близкими в эмоциональном плане, чем у мужчин; всего несколько таких<br />
социальных связей могут доставить женщине большее утешение и<br />
поддержку, чем такое же небольшое количество дружеских уз – мужчине.
Уединение, разумеется, вовсе не то же самое, что изоляция; многие<br />
люди, живущие в одиночестве или встречающиеся с немногочисленными<br />
друзьями, вполне довольны и здоровы. Вернее сказать, риск в медицинском<br />
понимании составляет субъективное чувство отрезанности от людей и<br />
отсутствие кого бы то ни было, к кому можно было бы обратиться. Данное<br />
открытие носит зловещий характер в свете растущей изолированности,<br />
порожденной времяпрепровождением наедине с телевизором и<br />
отступлением от социальных привычек – посещения клубов и визитов в<br />
современные городские общественные организации. Дополнительное<br />
значение приобретают группы самопомощи, такие как Общество<br />
анонимных алкоголиков, как своего рода коллективы.<br />
Понять, какова мощность изоляции как показателя риска смертности –<br />
и какова целительная сила тесных уз, – можно по результатам исследования<br />
ста пациентов, которым был пересажен костный мозг. Из тех, кто ощущал<br />
сильную эмоциональную поддержку со стороны супруга (супруги), семьи<br />
или друзей, спустя два года 54 процента остались в живых после<br />
трансплантации. Из тех, кто сообщил об очень слабой поддержке, – только<br />
20 процентов. Подобным же образом у пожилых людей, страдающих от<br />
сердечных приступов, но имеющих в своей жизни двух и более людей, на<br />
эмоциональную поддержку которых они могут рассчитывать, вероятность<br />
прожить после приступа больше года более чем в два раза выше, чем у тех,<br />
у кого нет такой поддержки.<br />
Пожалуй, самое впечатляющее свидетельство целительной силы<br />
эмоциональных уз предоставило шведское исследование, результаты<br />
которого были опубликованы в 1993 году. Всем мужчинам 1933 года<br />
рождения, живущим в шведском городе Гётеборге, предложили пройти<br />
бесплатное медицинское обследование; а через семь лет снова связались<br />
с 752 мужчинами, приходившими на обследование. За прошедший период<br />
умер 41 человек из них.<br />
Коэффициент смертности для мужчин, которые в самом начале<br />
сообщили, что пребывают в состоянии сильного эмоционального стресса,<br />
оказался в три раза выше, чем у тех, кто говорил, что живут тихо и<br />
спокойно. Эмоциональный дистресс был связан с такими событиями, как<br />
серьезные финансовые затруднения, чувство неуверенности в будущем на<br />
работе, с тем, что их выжили с рабочего места, им был предъявлен<br />
судебный иск или они пережили развод. Если в течение года,<br />
предшествовавшего обследованию, с ними случалось не менее трех<br />
подобных неприятностей, то уже это обстоятельство было более мощным<br />
прогнозирующим параметром смерти в следующие семь лет, чем
медицинские показатели (высокое кровяное давление, высокие<br />
концентрации триглицеридов в крови или высокие уровни холестерина в<br />
сыворотке крови).<br />
Однако среди мужчин, имевших, по их словам, вполне надежную<br />
систему близких контактов, то есть жену, близких друзей и т. п., не<br />
обнаружено никакой взаимосвязи между высокими уровнями стресса и<br />
коэффициентом смертности. Факт, что рядом есть люди, к которым можно<br />
обратиться, чтобы поговорить, люди, которые утешат, помогут и дадут<br />
совет, защищает от пагубного влияния жизненных невзгод и травм.<br />
Качество взаимоотношений, равно как и количество, похоже, играет<br />
немалую роль в ослаблении стресса. Плохие отношения причиняют вред.<br />
Семейные ссоры, к примеру, оказывают отрицательное влияние на<br />
иммунную систему. Исследование с участием студентов, живших в одной<br />
комнате, показало: чем большую неприязнь они испытывают друг к другу,<br />
тем в большей степени подвержены гриппу и простудным заболеваниям,<br />
тем чаще ходят по врачам. Джон Качоппо, психолог Университета штата<br />
Огайо, проводивший данное исследование, как-то в беседе со мной<br />
заметил: «Самые важные взаимоотношения в вашей жизни складываются с<br />
людьми, которых вы видите изо дня в день, поскольку они, по-видимому,<br />
оказывают решающее влияние на ваше здоровье. И чем важнее для вас эти<br />
отношения, тем сильнее оказывается влияние».<br />
Целительная сила эмоциональной поддержки<br />
В «Веселых приключениях Робин Гуда» [58] Робин советует своему<br />
молодому последователю: «Расскажи-ка нам о своих бедах, да говори<br />
свободно. Поток слов всегда облегчает опечаленное сердце; это все равно<br />
что спустить воду там, где мельничная плотина переполнена». Крупица<br />
народной мудрости дорогого стоит; облегчение встревоженного сердца<br />
оказывается хорошим лекарством. Научное подтверждение совета Робина<br />
исходит от Джеймса Пеннбейкера, психолога из Южного методистского<br />
университета. Он доказал посредством ряда экспериментов, что разговор о<br />
том, что тревожит больше всего, окажет благотворное терапевтическое<br />
воздействие. Метод Пеннбейкера удивительно прост: он предлагает людям<br />
в течение 15–20 минут в день на протяжении примерно пяти дней<br />
описывать, к примеру, «самое травмирующее переживание всей жизни»<br />
или что-то, упорно беспокоящее в данный момент. По желанию они могут<br />
держать эти записи в тайне.
«Исповедальня» дала поразительный конечный результат: улучшение<br />
иммунной функции, значительное уменьшение частоты посещений<br />
поликлиник в последующие шесть месяцев, уменьшение количества дней<br />
неявки на работу и даже улучшение функции энзимов печени. Более того,<br />
самые значительные улучшения иммунной функции обнаружились у тех, в<br />
чьих записках содержалось больше всего описаний бурных чувств.<br />
Специфическая методика оказалась «самым здоровым» способом<br />
разрядить напряжение от будоражащих чувств: сначала выражение<br />
глубокой печали, сильной тревоги, гнева – смотря по тому, какие бурные<br />
чувства вызвала волнующая тема, а затем в течение ближайших нескольких<br />
дней продолжение рассказа и обнаружение какого-то смысла в<br />
эмоциональной травме или мучении.<br />
Этот процесс, разумеется, похож на тот, что происходит, когда люди<br />
выясняют подобные неприятности при психотерапевтическом лечении. И<br />
действительно, открытия Пеннбейкера объясняют, почему, как<br />
свидетельствуют другие исследования, у терапевтических больных,<br />
получавших психотерапевтическую помощь в дополнение к<br />
хирургическому или консервативному лечению, дела с лечебной точки<br />
зрения зачастую идут лучше, чем у тех, к кому применяли только<br />
консервативное лечение.<br />
Вероятно, самая впечатляющая демонстрация клинических<br />
возможностей эмоциональной поддержки имела место на медицинском<br />
факультете Стэнфордского университета в группах женщин с запущенным<br />
раком молочной железы в метастатической стадии. После первоначального<br />
лечения, часто включающего хирургическое вмешательство, у этих женщин<br />
вновь появлялись и распространялись по организму злокачественные<br />
новообразования. Говоря медицинским языком, оставалось всего лишь<br />
вопросом времени, когда распространяющийся рак добьет их. Д-ра Дэвида<br />
Шпигеля, проводившего исследование, сделанные открытия потрясли не<br />
меньше, чем остальных: женщины с запущенным раком молочной железы,<br />
приходившие на специальные встречи с другими людьми, жили вдвое<br />
дольше, чем женщины, которые справлялись с той же самой болезнью в<br />
одиночестве.<br />
За всеми женщинами был предусмотрен стандартный медицинский<br />
уход. Единственное отличие состояло в том, что некоторые дополнительно<br />
посещали группы, где могли облегчить душу. Они общались с людьми,<br />
понимавшими, с чем им приходится справляться, и готовыми выслушать<br />
все, что касалось их страхов, боли и раздражения. Часто только там<br />
женщины могли открыто проявлять эмоции, потому что другие люди
боялись говорить с ними о раке и неизбежной смерти. В итоге женщины, не<br />
посещавшие группы, умирали через девятнадцать месяцев, тогда как у<br />
женщин, находивших понимание и сочувствие, продолжительность жизни<br />
увеличивалась в среднем до тридцати семи месяцев – результат для таких<br />
пациенток недостижимый ни с помощью каких-либо лекарственных<br />
препаратов, ни другого метода консервативного лечения. Как утверждает д-<br />
р Джимми Холланд, главный специалист по применению психиатрии в<br />
онкологии в мемориальном госпитале Слоан-Кеттеринг, основном центре<br />
лечения онкологических заболеваний в Нью-Йорке, «каждому раковому<br />
больному необходима такого рода группа». Полагаю, что если бы это<br />
явилось новым средством продления жизни, фармацевтические компании<br />
стали бы сражаться за право его производства.<br />
Включение эмоционального интеллекта в медицинское<br />
обслуживание<br />
В тот день, когда текущая проверка показала наличие крови у меня в<br />
моче, мой доктор направил меня на диагностический тест, где мне ввели<br />
радиоактивную краску. Я лежал на столе, пока подвесной рентгеновский<br />
аппарат воспроизводил последовательное продвижение краски по моим<br />
почкам и мочевому пузырю. Там я был не один: компанию мне составил<br />
мой близкий приятель, по профессии врач, приехавший погостить у меня<br />
несколько дней, – вот он-то и предложил мне вместе пойти в больницу на<br />
обследование. Он сидел рядом, наблюдая, как рентгеновский аппарат с<br />
автоматическим приводом поворачивался, меняя угол установки камеры,<br />
жужжал и щелкал, потом секундная пауза и снова: поворот, жужжание,<br />
щелчок.<br />
Тест занял полтора часа. В самом конце врач-нефролог влетел в<br />
комнату, на ходу представился и тут же унесся расшифровывать<br />
рентгенограмму. Прошло около получаса, но он так и не вернулся, чтобы<br />
сообщить о результатах теста.<br />
Выходя из смотрового кабинета, мы с приятелем нос к носу<br />
столкнулись с нефрологом. У меня, взбудораженного и немного<br />
испуганного больничной обстановкой, не хватило духу задать вопрос,<br />
который все утро свербел у меня в голове, но у моего спутника-врача<br />
хватило. «Доктор, – обратился он к нему, – отец моего друга умер от рака<br />
мочевого пузыря, и поэтому он жаждет узнать, не обнаружили ли вы какиенибудь<br />
симптомы рака в его рентгенограмме».
«Никаких отклонений от нормы», – отрывисто-резко бросил тот,<br />
исчезая за дверью кабинета, где его ждал следующий пациент.<br />
Моя неспособность задать единственный вопрос, беспокоивший меня<br />
больше всего, обнаруживалась снова и снова, тысячу раз, каждый день, во<br />
всех госпиталях и клиниках – везде. Опрос пациентов в приемных врачей<br />
показал, что каждый из них держит в голове в среднем не меньше трех<br />
вопросов, которые собирается задать врачу. Но когда пациенты выходили<br />
из кабинета, то оказывалось, что ответ был получен в среднем лишь на<br />
полтора вопроса. Так высветился один из многих аспектов, в которых<br />
сегодняшняя медицина не отвечает эмоциональным потребностям<br />
пациентов. Вопросы, оставшиеся без ответа, питают неуверенность, страх,<br />
боязнь трагического исхода. Они заставляют пациентов воздерживаться от<br />
следования программам лечения, которые им не вполне понятны.<br />
Существует множество способов, с помощью которых медицина<br />
может расширить представление о здоровье, включив в него<br />
эмоциональные реалии нездоровья. Во-первых, пациентам можно было бы<br />
сообщать более полную информацию, необходимую, чтобы они могли<br />
принять решения относительно предлагаемого им медицинского<br />
обслуживания. В настоящее время некоторые службы предлагают любому<br />
обратившемуся к ним компьютерный поиск современной медицинской<br />
литературы о том, что беспокоит. Таким образом, пациенты могут стать<br />
более равноправными партнерами врачей, принимая решение на основе<br />
имеющейся информации. Другой подход – программы, которые за<br />
несколько минут обучат пациентов результативно задавать вопросы врачам:<br />
если они в ожидании приема у доктора держат в памяти три вопроса, то и<br />
выйти из кабинета должны с тремя ответами.<br />
Моменты, когда пациенты оказываются перед лицом необходимости<br />
оперативного вмешательства или болезненных анализов, преисполнены<br />
мучительного беспокойства – и предоставляют превосходную возможность<br />
заняться эмоциональным аспектом. В некоторых больницах уже развернули<br />
дооперационный инструктаж пациентов. Он помогает умерить страхи и<br />
справиться с дискомфортом.<br />
К примеру, пациентов обучают методам релаксации, отвечают на их<br />
вопросы задолго до операции и точно объясняют им за несколько дней до<br />
хирургической операции, что они, скорее всего, будут чувствовать во время<br />
восстановления сознания. А в результате пациенты оправляются от<br />
хирургического вмешательства в среднем на два-три дня быстрее.<br />
После госпитализации человек может испытывать ужасное<br />
одиночество и беспомощность. Однако в некоторых больницах уже начали
обустраивать палаты таким образом, чтобы члены семьи могли оставаться с<br />
больными, готовя им и ухаживая за ними, как делали бы дома, –<br />
прогрессивная мера, по иронии судьбы являющаяся обычным делом в<br />
странах «третьего мира».<br />
Обучение приемам релаксации помогает пациентам справиться с<br />
некоторой долей дистресса, вызываемого симптомами, равно как и с<br />
эмоциями, играющими роль спускового механизма для симптомов или<br />
обостряющими их. Примером, достойным подражания, служит клиника по<br />
ослаблению стресса Джоуна Кабат-Зинна в Медицинском центре<br />
Университета штата Массачусетс. Здесь пациентам предлагается<br />
десятинедельный курс сосредоточенности и йоги. Акцент делается на<br />
осмыслении эмоциональных эпизодов по мере того, как они случаются, и<br />
на выработке привычки ежедневно выполнять упражнение, дающее<br />
глубокую релаксацию. В больницах подготовили видеозаписи курса,<br />
которые пациенты могут просматривать по своим телевизорам. Сложился<br />
эмоциональный рацион, гораздо более подходящий для людей,<br />
прикованных к постели, чем обычная пища в виде «мыльных опер».<br />
Релаксация и йога легли в основу и новаторской программы лечения<br />
болезней сердца, разработанной д-ром Дином Орнишем. Через год после<br />
начала реализации программы, включавшей диету с низким содержанием<br />
жиров, у пациентов с заболеваниями сердца, степень тяжести которых<br />
требовала проведения коронарного шунтирования, процесс образования<br />
закупоривающих артерию бляшек, как ни странно, пошел в обратном<br />
направлении. Орниш рассказывал мне, что обучение приемам релаксации<br />
составляет одну из важнейших частей программы. Как и у Кабат-Зинна,<br />
здесь используется то, что д-р Герберт Бенсон называет «релаксационной<br />
реакцией» – психологическая противоположность активации стресса,<br />
способствующая решению очень широкого спектра медицинских проблем.<br />
Таким образом, пациенты получают дополнительную медицинскую<br />
помощь со стороны чуткого врача или медсестры, которые настроены на<br />
больных и умеют слушать и быть услышанными. Это благоприятствует<br />
лечению. Во главу угла поставлены взаимоотношения врача и пациента,<br />
сами по себе признанные фактором особой важности. Устанавливать такие<br />
отношения было бы намного легче, если бы медицинское образование<br />
включало и некоторые основные методы пользования эмоциональным<br />
интеллектом, особенно такие, как самоосознание и умение слушать и<br />
сопереживать.
На пути к заботливой медицине<br />
Чтобы медицине в целом удалось расширить кругозор и осознать<br />
значимость эмоций, ей следует принять к сведению два основных<br />
положения, получивших статус научных открытий последних лет.<br />
1. Обучение людей лучше справляться с чувствами,<br />
свидетельствующими о потере душевного равновесия – гневом, тревогой,<br />
депрессией, пессимизмом и одиночеством, – есть форма профилактики<br />
болезни. Результаты исследований показывают, что токсичность негативных<br />
эмоций, приобретших хронический характер, сравнима с отравляющим<br />
воздействием никотина у курильщиков. Помогая людям быстрее избавиться<br />
от подобных эмоций, можно было бы добиться терапевтического эффекта,<br />
сопоставимого с тем, который достигается, когда заядлого курильщика<br />
заставляют бросить курить. Проведение в жизнь плана, могущего оказать<br />
значительное влияние в сфере здравоохранения, следует начинать с<br />
обучения основным навыкам пользования эмоциональным интеллектом<br />
еще в детском возрасте с тем, чтобы они стали пожизненной привычкой.<br />
Другая весьма результативная профилактическая стратегия – обучать<br />
управлению эмоциями людей, достигших пенсионного возраста: хорошее<br />
эмоциональное состояние составляет один из факторов, определяющих,<br />
будет пожилой человек быстро угасать или продолжит вести полноценную<br />
жизнь. Третью целевую группу можно отнести к так называемой группе<br />
риска, в которую входят наиболее бедные граждане, работающие материодиночки,<br />
жители районов с высоким уровнем преступности и т. п., то есть<br />
постоянно живущие в чрезвычайно напряженной обстановке. Они могли<br />
бы чувствовать себя гораздо лучше, если бы научились исключать долю<br />
эмоций из стрессовых ситуаций.<br />
2. Многие пациенты могут получить заметную пользу, если к их<br />
психологическим потребностям наряду с потребностью в чисто<br />
медицинском обслуживании будут относиться с вниманием. То, что врач<br />
или медсестра приносят поддержку и утешение, – уже шаг к более<br />
человечному обслуживанию. Но можно сделать еще больше.<br />
Эмоциональная забота – возможность, которую сегодня слишком часто<br />
упускают во врачебной деятельности. Это слабое место медицины.<br />
Несмотря на накапливание данных относительно терапевтической<br />
полезности внимательного отношения к эмоциональным потребностям, а<br />
также свидетельств, подтверждающих наличие связей между
эмоциональным центром в головном мозге и иммунной системой, многие<br />
врачи по-прежнему скептически относятся к тому, что эмоции их<br />
пациентов что-то значат с клинической точки зрения. Они отмахиваются от<br />
этих данных, как пустых и анекдотических «досадных мелочей» или, что<br />
еще хуже, как от проявлений усиленной саморекламы.<br />
Хотя все больше и больше пациентов жаждут более человечной<br />
медицины, она начинает исчезать. Разумеется, еще остались преданные<br />
своему делу медсестры и врачи, окружающие пациентов чуткостью и<br />
заботой. Но из-за меняющейся культуры самой медицины, которая все<br />
больше откликается на требования бизнеса, найти такое обслуживание<br />
становится все труднее.<br />
С другой стороны, человечная медицина может принести<br />
коммерческую выгоду: избавляя пациентов от эмоционального дистресса,<br />
как свидетельствуют полученные ранее данные, можно сэкономить<br />
деньги – особенно с точки зрения предотвращения или задержки начала<br />
болезни или быстрейшего выздоровления пациентов. В ходе исследования<br />
пожилых пациентов с переломом костей тазобедренного сустава в<br />
Медицинской школе Нью-Йорка и в Северо-Западном университете<br />
пациенты, которых лечили от депрессии в дополнение к оказанию обычной<br />
ортопедической помощи, выписывались из больницы в среднем на два дня<br />
раньше. Суммарная экономия затрат на медицинское обслуживание<br />
примерно сотни пациентов составила 97 361 доллар.<br />
При таком уходе пациенты получают больше удовлетворения от<br />
общения с врачами и от лечения. После появления рынка медицинских<br />
услуг, где пациентам предоставлена возможность выбирать между<br />
конкурирующими программами здравоохранения, степень<br />
удовлетворенности пациента станет немаловажным фактором для того,<br />
чтобы принять очень личное решение. Неприятные переживания,<br />
возможно, заставят больного обратиться за помощью в другое медицинское<br />
учреждение, а приятные, наоборот, превратят больного в верного<br />
поклонника.<br />
И наконец, подобного подхода может потребовать даже элементарная<br />
медицинская этика. Так, в редакционной статье Journal of the American<br />
Medical Association сообщается, что депрессия в пять раз увеличивает<br />
вероятность летального исхода после перенесенного сердечного приступа.<br />
В комментариях к сообщению говорится: «Очевидность того, что<br />
психологические факторы вроде депрессии и социальной изоляции<br />
выделяют пациентов с ишемической болезнью сердца в группу
наибольшего риска, означает, что отсутствие попыток заняться проблемой<br />
выглядит неэтично».<br />
Основное значение изысканий в сфере эмоций и здоровья состоит в<br />
том, что медицинское обслуживание, в рамках которого не учитываются<br />
переживания людей, борющихся с хроническими или тяжелыми недугами,<br />
сегодня уже нельзя считать адекватным. Пришло время, когда медицине<br />
следует более эффективно использовать зависимость между эмоциями и<br />
здоровьем. То, что пока составляет исключение, может – и должно – стать<br />
нормой. Всем нам должна быть доступна более чуткая и заботливая<br />
медицина или, по крайней мере, более человечная. Кстати сказать, для<br />
кого-то это ускорило бы выздоровление. Судя по высказыванию одного из<br />
пациентов в открытом письме своему хирургу, «сочувствие – не просто<br />
умение работать руками, а добрая медицина».
Часть 4. Окна возможности
Глава 12. Семейный плавильный тигель<br />
Вот примерно как развивалась маленькая семейная драма.<br />
Карл и Энн показывают своей дочке Лесли, которой едва<br />
исполнилось пять лет, как играть в новую видеоигру. Но как<br />
только Лесли пытается начать сама, чересчур энергичные<br />
попытки ее родителей «помочь» оборачиваются непреодолимой<br />
помехой. На каждом шагу на нее так и сыплются противоречивые<br />
команды.<br />
«Направо, направо – стоп. Стоп! Да стой же ты, наконец!»<br />
Энн, мама Лесли, входя в раж и все больше возбуждаясь,<br />
подгоняет дочку, пока Лесли, закусив губу и вытаращив глазенки<br />
на экран компьютера, изо всех сил старается выполнить ее<br />
указания.<br />
«Ну посмотри, ты же съехала в сторону… давай влево!<br />
Влево, я сказал!» – грубо орет Карл, папа девочки.<br />
Энн, страдальчески закатывая глаза, вопит, пытаясь<br />
перекричать мужа: «Стой! Стой!»<br />
Лесли, отчаявшись угодить сразу и матери и отцу, кривит<br />
губки и моргает, едва сдерживая слезы.<br />
Ее родители начинают препираться, не обращая внимания на<br />
дочь. «Она не дотянула рукоятку!» – вне себя от возмущения<br />
кричит Энн Карлу.<br />
По щекам Лесли ручьем катятся слезы, но ни один из<br />
родителей и не подумал выказать ей ни малейшего внимания или<br />
заботы. А когда Лесли поднимает ручонку, чтобы вытереть глаза,<br />
папа мгновенно реагирует: «Ага, продолжим… хватайся за<br />
рукоятку, вот так… приготовься к выстрелу. Отлично! Пли!»<br />
«Стоп, – рявкает мама, – дай чуть в сторону!»<br />
Но Лесли, отвернувшись от экрана, горько плачет, одна со<br />
своей душевной болью.<br />
В такие моменты дети получают серьезнейшие уроки. И Лесли вполне<br />
могла бы сделать из тягостной перепалки однозначный вывод: в сущности,<br />
ни ее родители, ни кто бы то ни было еще не заботится о ее чувствах. Если<br />
похожие моменты повторяются несчетное число раз на протяжении<br />
детства, они сообщают какую-то часть самой существенной информации о
жизни – уроки, которые могут определить весь ее ход. Жизнь в семье –<br />
наша первая школа эмоционального обучения. В ее закрытом от<br />
посторонних глаз котле мы учимся тому, как относиться к самим себе и как<br />
остальные будут реагировать на наши переживания. Что думать об этих<br />
переживаниях и какими возможностями выбора способа реагирования мы<br />
располагаем, как «считывать» и выражать надежды и страхи.<br />
Эмоциональное обучение осуществляется не только тем, что именно<br />
родители говорят и как они поступают по отношению к ребенку. Действуют<br />
и модели, которые они пробуют применять, чтобы справляться с<br />
собственными чувствами и с чувствами, которые существуют между мужем<br />
и женой. Одни родители оказываются одаренными в эмоциональным<br />
отношении учителями, другие – ужасными.<br />
Сотни проведенных исследований показывают: то, как родители<br />
обращаются со своими детьми, – применяя к ним суровые наказания или<br />
относясь с чутким эмпатическим пониманием, равнодушно или сердечно и<br />
так далее, – серьезно и надолго сказывается на эмоциональной жизни<br />
ребенка. Однако лишь недавно появились реальные данные,<br />
свидетельствующие о том, что наличие эмоционально умных родителей –<br />
само по себе громадное благо для ребенка. То, как супружеская пара<br />
контролирует существующие между ними чувства, – вдобавок к их<br />
непосредственным отношениям с ребенком – преподает впечатляющие<br />
уроки детям, являющимся сообразительными учениками, настроенными на<br />
улавливание обмена тончайшими эмоциями в семье. Когда научноисследовательские<br />
группы из Университета штата Вашингтон,<br />
возглавляемые Кэрол Гувен и Джоном Готтманом, провели микроанализ<br />
взаимодействий в супружеских парах, чтобы выяснить, как супруги<br />
обращаются со своими детьми, они обнаружили, что те из супругов, кто<br />
проявлял большую эмоциональную компетентность в браке, также с<br />
большим успехом помогали детям справляться с резкими изменениями их<br />
эмоций.<br />
Исследователи начинали изучать семьи, когда одному из детей было<br />
ровно пять лет, и продолжали, когда ребенку исполнялось десять. Помимо<br />
наблюдения за тем, как родители разговаривают друг с другом, группа<br />
исследователей следила и за семьями (включая семью Лесли) в тот момент,<br />
когда отец или мать пытались объяснить своему малышу, как играть в<br />
новую видеоигру. Взаимодействие, на первый взгляд, безобидное, но очень<br />
много говорящее об эмоциональных потоках, курсирующих между<br />
родителем и ребенком.<br />
Одни матери и отцы напоминали Энн и Карла: властные, теряющие
терпение из-за неумелости ребенка, повышающие голос от раздражения<br />
или гнева. Кое-кто даже считал своего ребенка бестолковым. Короче<br />
говоря, они стали жертвами тех же самых склонностей к выражению<br />
презрения и недовольства, которые разрушают брак. Другие же терпеливо<br />
выносили ошибки детей, помогая ребенку на свой лад постигать игру, а не<br />
навязывая родительскую волю. Освоение видеоигры оказалось<br />
удивительно мощным барометром манеры родителей проявлять эмоции.<br />
Тремя самыми распространенными эмоционально неподходящими<br />
манерами родительского поведения оказались следующие.<br />
• Полное игнорирование чувств. Такие родители считают<br />
эмоциональное расстройство ребенка ерундой или дополнительным<br />
источником беспокойства, в общем, чем-то несущественным, что следует<br />
переждать, пока само пройдет. Они не способны использовать<br />
эмоциональные моменты как возможность стать ближе ребенку или помочь<br />
ему усвоить уроки эмоциональной компетентности.<br />
• Занятие слишком пассивной позиции. Такие родители замечают, что<br />
чувствует ребенок, но считают, что как бы он ни управлялся с бурей<br />
эмоций, она прекрасна, даже, скажем, если причиняет страдания. Так же<br />
как и те, кто игнорирует переживания ребенка, эти родители редко<br />
вмешиваются в ситуацию, чтобы попытаться научить своего ребенка<br />
альтернативной эмоциональной реакции. Они стараются смягчить все<br />
потрясения и будут, например, торговаться и задабривать ребенка, чтобы<br />
заставить его перестать грустить или злиться.<br />
• Манера напускать на себя презрительное равнодушие, демонстрируя<br />
явное неуважение к чувствам ребенка. Такие родители настроены<br />
неодобрительно и проявляют суровость как в критике, так и в наказаниях.<br />
Они могут, к примеру, запретить ребенку вообще обнаруживать гнев и<br />
наказывают его при малейших признаках раздражения. Именно такие<br />
родители сердито обрывают ребенка, когда он пытается высказать свой<br />
взгляд на какое-то событие: «Не спорь со мной!»<br />
Наконец, есть родители, которые, заметив, что ребенок расстроен,<br />
всякий раз стараются разъяснить ему, что такое эмоция, и научить, как с<br />
ней справляться. Они достаточно серьезно относятся к переживаниям<br />
своих детей, стремясь понять, что конкретно их расстроило («Ты рассержен<br />
из-за того, что Томми задел твое самолюбие?»), и помочь найти<br />
правильный способ успокаиваться («Ты бы, чем толкать его, лучше занялся<br />
бы своими игрушками, пока тебе не захочется снова поиграть с ним!»).
Однако, чтобы родители сумели показать себя достойными<br />
наставниками в данной области, они сами должны иметь элементарные<br />
знания об эмоциональном интеллекте. Так, с ребенком можно провести<br />
урок по эмоциям на одну из главных тем, скажем, как правильно проводить<br />
различие между чувствами. Но отец, отмахивающийся от собственной<br />
печали, вряд ли поможет сыну понять разницу между огорчением из-за<br />
потерянной вещи, печалью во время просмотра грустного фильма и<br />
скорбью, если что-то неприятное случается с дорогими людьми. Помимо<br />
такого разграничения, надо отметить глубокое понимание и более тонких<br />
отличий, к примеру, что гнев часто возникает как первая реакция на<br />
оскорбление.<br />
По мере взросления детей меняется и содержание специфических<br />
эмоциональных уроков, к которым они готовы и в которых нуждаются.<br />
Как мы узнали из главы 7, уроки эмпатии с младенчества преподают<br />
родители, настроенные на чувства своего ребенка. И хотя некоторые<br />
эмоциональные навыки годами оттачиваются в процессе общения с<br />
друзьями, эмоционально образованные родители способны во многом<br />
помочь детям усвоить основные элементы эмоционального интеллекта –<br />
умение распознавать, контролировать и обуздывать свои чувства,<br />
способность сопереживать и справляться с чувствами, возникающими в<br />
процессе общения.<br />
Такое отношение родителей оказывает на детей необычайно широкое<br />
воздействие. Группа исследователей из Университета штата Вашингтон<br />
обнаружила: если родители достаточно, по сравнению с теми, кто плохо<br />
справляется с чувствами, сведущи в эмоциональной сфере, то их дети – вот<br />
ведь не приходится удивляться! – лучше ладят с ними, выказывают<br />
большую привязанность к ним и испытывают меньшую напряженность в<br />
их обществе. Но вдобавок такие дети лучше справляются и с собственными<br />
эмоциями, успешнее успокаивают себя, когда бывают расстроены, и реже<br />
теряют душевное равновесие. Эти дети также и биологически более<br />
уравновешены благодаря более низкому уровню выброса гормонов стресса<br />
и других физиологических индикаторов эмоционального возбуждения<br />
(модель, которая, если поддерживать ее всю жизнь, вполне могла бы<br />
определить лучшее физическое здоровье, как мы узнали из главы 11).<br />
Другие преимущества относятся к социальной сфере: такие дети<br />
пользуются популярностью у сверстников и больше им нравятся, а учителя<br />
считают, что у них лучше развиты навыки общения. И родители, и учителя<br />
сходятся во мнении, что эти дети создают меньше поведенческих<br />
проблем – грубости и агрессивности. И наконец, польза с точки зрения
познания: такие дети способны лучше сосредоточивать внимание и<br />
поэтому бывают более успешными учениками. При идентичном<br />
коэффициенте умственного развития пятилетние дети, чьи родители<br />
оказывались хорошими наставниками, в третьем классе получали более<br />
высокие оценки достижений в математике и чтении (веский довод в пользу<br />
преподавания эмоциональных навыков, чтобы помочь детям подготовиться<br />
и к учебе, и к жизни). Таким образом, у родителей, умудренных<br />
познаниями в эмоциональной сфере, дети получают награду в виде<br />
поразительных – почти потрясающих – преимуществ во всем диапазоне<br />
эмоционального интеллекта и за его пределами.<br />
«Включение души»<br />
Родительское влияние на эмоциональную компетентность начинается с<br />
колыбели. Д-р Т. Берри Блейзелтон, выдающийся педиатр из Гарвардского<br />
университета, проводит простой диагностический тест для выяснения<br />
основного взгляда ребенка на жизнь. Он протягивает восьмимесячному<br />
малышу два кубика, а затем показывает ему, как он хочет, чтобы ребенок<br />
сложил эти кубики. Малыш, оптимистически относящийся к жизни и<br />
уверенный в своих способностях, рассказывает Блейзелтон, возьмет один<br />
кубик, потащит его в рот, засунет в волосы и сбросит со стола, наблюдая,<br />
поднимете ли вы и вернете ли ему кубик. Когда вы снова подадите ему<br />
кубик, он, наконец, выполнит то, что от него требуется, – сложит два<br />
кубика. Затем он поднимет на вас сияющий, полный надежд взгляд: «Ну,<br />
скажи же мне, какой я замечательный)!»<br />
Такие дети уже понимают, что значит одобрение и поддержка<br />
взрослых, и, можно надеяться, успешно справятся с испытаниями, которые<br />
им встретятся на жизненном пути. В противоположность им дети, в семьях<br />
которых царит уныние, беспорядок и невнимание, берутся за решение тех<br />
же небольших задач так, словно заранее предвидят неудачу. И хотя это<br />
вовсе не означает, что они не сумеют правильно сложить кубики (они ведь<br />
понимают инструкцию, и с координацией движений у них тоже все в<br />
порядке), когда они справляются с заданием, то, по словам Блейзелтона, все<br />
равно имеют «жалкий вид», как будто говорят: «Я никуда не гожусь. Вы же<br />
видите, у меня так ничего и не вышло». Такие дети, скорее всего, пойдут по<br />
жизни с менталитетом «пораженца», не ожидая ни поощрения, ни интереса<br />
со стороны учителей и считая учебу скучной, а возможно, бросят школу, не<br />
доучившись до конца.
Разница в восприятии мира – у детей, уверенных в себе и<br />
оптимистичных в сравнении с теми, кто ожидает неудачи, – начинает<br />
формироваться в первые годы жизни. Родителям, по мнению Блейзелтона,<br />
«надо понять, какие их действия помогут выработать у детей уверенность,<br />
любознательность и удовольствие в отношении процесса учебы и<br />
осознания пределов», которые обеспечат детям жизненный успех.<br />
Рекомендация подкрепляется постоянно растущим объемом данных,<br />
свидетельствующих, что успеваемость в школе удивительным образом<br />
зависит от эмоциональных характеристик, сформировавшихся в<br />
дошкольном возрасте. Как мы узнали из главы 6, способность<br />
четырехлетних детей справляться с побуждением схватить зефирину<br />
предсказала 210-балльное превосходство в оценках за школьные тесты<br />
способностей четырнадцать лет спустя.<br />
Первая возможность «вылепливать» компоненты эмоционального<br />
интеллекта представляется в самом начале жизни ребенка. Они<br />
продолжают формироваться в течение всего периода его учебы в школе.<br />
Эмоциональные способности детей, приобретенные в последующей жизни,<br />
«вырастают» на почве сложившихся в раннем детстве. И надо сказать, эти<br />
способности, как показано в главе 6, составляют чрезвычайно важную<br />
основу всего процесса усвоения знаний. В отчете Национального центра по<br />
реализации программ клинических исследований детей раннего возраста<br />
отмечено: показателем школьных достижений является не столько запас<br />
знаний ребенка или то, что он рано научился читать, сколько его<br />
эмоциональные и социальные характеристики. Среди них уверенность в<br />
себе и увлеченность; понимание, как требуется себя вести и как сдерживать<br />
побуждение совершить неподобающий поступок; умение ждать, следовать<br />
указаниям, обращаться к учителям за помощью и обнаруживать<br />
собственные потребности, не конфликтуя с другими детьми.<br />
Почти у всех, кто плохо учится, как сказано в отчете, отсутствует один<br />
или несколько компонентов эмоционального интеллекта (независимо от<br />
того, имеются ли у них дополнительные сложности с процессом познания,<br />
в частности, неспособность к обучению). И проблема эта отнюдь не<br />
второстепенная. Так, в некоторых штатах примерно один ребенок из пяти<br />
вынужден оставаться в первом классе на второй год, а потом, с годами,<br />
такие дети все больше отстают от своих ровесников, испытывая постоянно<br />
усиливающееся чувство разочарования, обиды и оторванности от<br />
общества.<br />
Готовность ребенка к обучению зависит от того, что составляет основу<br />
всего, а именно – понимания, как вообще приобретаются знания. В отчете
Национального центра перечислены семь основных элементов данной<br />
наиглавнейшей способности, причем все они так или иначе связаны с<br />
эмоциональным интеллектом.<br />
1. Уверенность. Чувство контроля и совершенного владения своим<br />
телом, поведением и миром; ощущение у ребенка, что он, скорее всего,<br />
сумеет сделать то, за что берется, и что взрослые ему помогут.<br />
2. Любознательность. Ощущение, что узнавать о разных вещах – дело<br />
позитивное и доставляющее удовольствие.<br />
3. Преднамеренность. Желание и способность иметь влияние и упорно<br />
действовать. Это связано с чувством компетентности и эффективностью.<br />
4. Самоконтроль. Способность моделировать и контролировать свои<br />
поступки соответствующим возрасту способом; чувство внутреннего<br />
контроля.<br />
5. Связанность. Способность контактировать с другими, основываясь<br />
на ощущении, что они тебя понимают и ты понимаешь их.<br />
6. Способность к общению. Желание вербального обмена идеями,<br />
чувствами и концепциями с другими и способность к нему. Это связано с<br />
чувством доверия к другим и удовольствием от контакта с другими,<br />
включая взрослых.<br />
7. Взаимопомощь. Способность приводить в равновесие свои<br />
потребности с потребностями других при работе в группе.<br />
Придет ли ребенок на занятия в первый же день пребывания в детском<br />
саду уже с этими способностями или нет, в огромной степени зависит от<br />
того, насколько забота и внимание его родителей – и преподавателей в<br />
дошкольном учреждении – соответствуют программе «Включение души» –<br />
эмоциональному эквиваленту программы «Включение ума».<br />
Обретение эмоциональных основ<br />
Представим себе такую ситуацию: двухмесячный младенец<br />
просыпается в три часа ночи и начинает плакать. Мать подходит к нему, и в<br />
ближайшие полчаса ребенок удовлетворенно сосет грудь в материнских<br />
объятиях, пока мать нежно смотрит на него, говоря ему, как она счастлива<br />
его видеть, даже среди ночи. Младенец, довольный тем, что мать его<br />
любит, потихоньку снова засыпает.<br />
А теперь представим другую двухмесячную кроху, тоже
проснувшуюся и расплакавшуюся в ранний час, но к ребенку подошла уже<br />
другая мать – напряженная и раздражительная, едва заснувшая всего лишь<br />
час назад после ссоры с мужем. Младенец начинает напрягаться в тот<br />
момент, когда мать резко подхватывает его на руки, выговаривая ему: «Да<br />
успокойся ты, наконец – я больше не выдержу! Ну же, давай, кончай<br />
быстрее». Пока ребенок сосет грудь, мать с холодным безразличием<br />
смотрит прямо перед собой, а не на ребенка, перебирая в памяти<br />
подробности скандала с его отцом и все больше заводясь от этих мыслей.<br />
Чувствуя ее напряженность, малыш корчится, цепенеет и перестает сосать.<br />
«И больше тебе ничего не нужно? – вопрошает мать. – Тогда хватит с тебя».<br />
Так же резко она укладывает его в детскую кроватку и крадучись выходит<br />
из комнаты, оставляя его плакать до тех пор, пока он, выдохнувшись, снова<br />
заснет.<br />
Эти два сценария представлены в отчете Национального центра по<br />
реализации программ клинических исследований детей раннего возраста в<br />
качестве примеров манер взаимодействия, которые, повторяясь много раз,<br />
постепенно прививают ребенку, начинающему ходить, очень разное<br />
отношение к себе самому и к ближайшим родственникам. Первый малыш<br />
усваивает, что на людей можно положиться. Они заметят его потребности,<br />
на их помощь можно рассчитывать, и он всегда сумеет ее получить. Второй<br />
ребенок обнаруживает, что никто о нем по-настоящему не заботится, что на<br />
людей нельзя рассчитывать и что его попытки получить утешение<br />
обречены на провал. Разумеется, большинство детей все-таки получает<br />
представление об обоих способах взаимодействия. Но какой вид<br />
взаимодействия, первый или второй, окажется типичным для многолетнего<br />
общения родителей с ребенком? Это и определит основные эмоциональные<br />
уроки, которые получит ребенок. А также то, насколько уверенно он будет<br />
чувствовать себя в мире, насколько успешным будет считать себя и<br />
насколько остальные будут заслуживать его доверия. Как сформулировал<br />
Эрик Эриксон, что будет лежать в основе отношения к людям – доверие<br />
или недоверие.<br />
Эмоциональное обучение ребенка начинается буквально с рождения и<br />
продолжается весь период детства. Ведь даже самый незначительный<br />
обмен информацией между родителями и ребенком имеет эмоциональный<br />
подтекст. В процессе многолетнего повторения информационных<br />
сообщений у детей формируется своего рода «ядро» эмоционального<br />
мировосприятия. Маленькая девочка, не сумев справиться с задачей и<br />
обратившись за помощью к матери, занятой какой-то работой, получает<br />
одну информацию, если та с удовольствием отзывается на просьбу, и
совсем другую, если в ответ слышит отрывисто-грубое: «Не приставай ко<br />
мне, у меня важная работа». И если такие контакты становятся обычными<br />
для ребенка и его родителя, то они сформируют у ребенка эмоциональные<br />
ожидания в том, что касается взаимоотношений, – взгляды, которые так и<br />
будут придавать соответствующую окраску его действиям во всех сферах<br />
жизни.<br />
В группу наибольшего риска попадают дети, чьи родители полностью<br />
несостоятельны в социальном отношении: слишком молодые,<br />
злоупотребляют наркотиками, пребывают в депрессии или страдают<br />
хронической раздражительностью, или же просто утратили<br />
целеустремленность и ведут беспорядочную жизнь. Такие родители не<br />
способны должным образом позаботиться о маленьких детях, не говоря<br />
уже о настроенности на их эмоциональные потребности. Простое<br />
пренебрежение, как показывают исследования, наносит гораздо больший<br />
вред, чем откровенно жестокое обращение. Результаты обследования детей,<br />
ставших жертвами дурного обращения, свидетельствуют: заброшенные<br />
подростки во всем проявляют себя с худшей стороны, оказываются самыми<br />
беспокойными, невнимательными, апатичными и попеременно то<br />
агрессивными, то замкнутыми. Вдобавок 65 процентов таких детей<br />
оставалось на второй год в первом классе.<br />
Первые три-четыре года жизни – период, в течение которого мозг<br />
ребенка, увеличиваясь, достигает примерно двух третей полного размера и,<br />
развиваясь, усложняется с большей скоростью, чем когда бы то ни было.<br />
Усвоение основных видов знаний, главным из которых является<br />
эмоциональное обучение, происходит намного легче, чем позднее, в<br />
старшем возрасте. Сильный стресс может оказать вредное влияние на<br />
мозговые центры, контролирующие обучение, и нанести ущерб интеллекту.<br />
Хотя, как нам предстоит узнать, последующий жизненный опыт и может до<br />
некоторой степени исправить ситуацию, влияние раннего обучения<br />
чрезвычайно велико. Как резюмируется в одном отчете, главный<br />
эмоциональный урок первых четырех лет жизни имеет колоссальные<br />
устойчивые последствия:<br />
Ребенок, который не может сосредоточить внимание,<br />
подозрителен, а не доверчив, уныл или раздражен, а не<br />
оптимистичен, дерзок, а не вежлив; ребенок, пребывающий в<br />
тревоге, поглощенный пугающими фантазиями и недовольный<br />
собой, – у такого ребенка вообще мало оснований, не говоря уже<br />
о равных основаниях, претендовать на возможности,
предоставленные обществом, как принадлежащие ему по праву.<br />
Как вырастить хулигана<br />
Узнать многое о сохраняющихся на всю жизнь следствиях неумелого с<br />
эмоциональной точки зрения родительского воспитания (и о его роли в том,<br />
что дети становятся агрессивными), можно из долгосрочных исследований.<br />
Одно из них охватывало 870 детей из северной части штата Нью-Йорк. За<br />
ними наблюдали начиная с восьми лет и до тридцатилетия. Самые<br />
агрессивные из этих детей – те, которые быстрее всех лезли в драку и<br />
привычно пользовались силой, чтобы добиться своего, – бросали школу, а к<br />
тридцати годам имели судимость за насильственные преступления. Повидимому,<br />
склонность к насилию они передавали по наследству: их дети в<br />
начальной школе оказывались точно такими же возмутителями<br />
спокойствия, какими были в свое время их родители-правонарушители.<br />
Это пример того, как агрессивность передается из поколения в<br />
поколение. Если оставить в стороне любые унаследованные наклонности,<br />
то нарушители спокойствия, став взрослыми, вели себя так, что<br />
превращали семейную жизнь в школу агрессии. В детстве у них были<br />
родители, которые наказывали их с деспотичной суровостью. Став<br />
родителями, они воспроизводили ту же манеру поведения. И это верно как<br />
в отношении отцов, так и в отношении матерей, которые, как установлено,<br />
в детстве отличались высокой агрессивностью. Агрессивные маленькие<br />
девочки вырастали и становились точно такими же деспотичными и<br />
склонными к применению жестоких наказаний матерями, какими отцами<br />
становились выросшие агрессивные мальчики. И хотя наказывали они<br />
своих детей с особой суровостью, в остальных отношениях они питали<br />
слабый интерес к их жизни, большую часть времени, по существу, не<br />
обращая на них внимания. В то же самое время эти родители подавали<br />
детям яркий – и вопиющий – пример агрессивности – образец, который<br />
дети захватывали с собой в школу и на игровую площадку и которому<br />
следовали всю жизнь. Такие родители вовсе не обязательно были<br />
злонамеренными или не желали своим детям самого лучшего. По правде<br />
говоря, они, видимо, просто воспроизводили стиль воспитания,<br />
смоделированный для них их собственными родителями.<br />
При такой модели жестокого обращения детей наказывают словно бы<br />
из прихоти: если родители пребывают в дурном расположении духа, дети<br />
получают суровое наказание, если же у родителей хорошее настроение,
детям дома удается избежать трепки. Таким образом, наказание подчас<br />
следует не из-за того, какой именно проступок совершил ребенок, а в<br />
зависимости от настроения его родителя. И вот вам верный способ<br />
приобрести чувство бесполезности и беспомощности и ощущение, что<br />
угроза исходит буквально отовсюду и может настичь в любой момент.<br />
Столь воинственная и вызывающая позиция детей в отношении общества –<br />
с учетом домашней обстановки, которая ее только усугубляет, – в общем,<br />
вполне оправданна, жаль только, что сохраняется и на потом. Но более<br />
всего огорчает, что удручающие уроки усваиваются слишком рано и что<br />
весьма неприятными могут оказаться последствия для всей их<br />
эмоциональной жизни.<br />
Жестокое обращение ведет к угасанию эмпатии<br />
Во время шумной игры в детском саду ребятишки устроили<br />
свалку, и Мартин, малыш двух с половиной лет, случайно налетел<br />
на девочку, которая, непонятно почему, вдруг громко разревелась.<br />
Мартин взял ее за руку, а когда она отодвинулась, похлопал ее по<br />
плечу.<br />
Но девочка продолжала плакать, и Мартин, отвернувшись от<br />
нее, закричал: «Перестань! Перестань!» Снова и снова он<br />
выкрикивал требование перестать рыдать, с каждым разом все<br />
громче и настойчивее.<br />
Когда Мартин еще раз попытался ее успокоить, слегка<br />
похлопав по спине, она опять отстранилась. Тогда он оскалил<br />
зубы, как рассерженная собака, и зашипел на рыдающую девочку.<br />
Утешительные похлопывания так быстро перешли в удары,<br />
что Мартин даже и не заметил, как начал изо всех сил колотить ее<br />
в спину, несмотря на отчаянные вопли своей невольной жертвы.<br />
Эта неприятная стычка служит примером того, как дурное<br />
обращение – необходимость часто терпеть побои в зависимости от<br />
настроений родителя – уродует естественную склонность ребенка к<br />
эмпатии. Странная, почти зверская реакция Мартина на страдания<br />
подружки по играм типична для подобных ему детей, которые сами с<br />
младенчества терпели побои или другое физическое насилие. Такая<br />
реакция полностью противоположна горячему сочувствию и желанию<br />
успокоить плачущих друзей, как уже было показано в главе 7. Неистовая<br />
реакция Мартина на дистресс в детском саду вполне может отражать уроки
в отношении слез и страданий, усвоенные им дома: плач сначала<br />
встречался повелительно утешающим жестом, а если он продолжался, то<br />
далее следовала череда других действий – от угрожающих взглядов и<br />
окриков до пошлепывания и настоящего избиения. Больше всего<br />
настораживает то, что у Мартина, видимо, уже напрочь отсутствует<br />
примитивнейшая разновидность эмпатии – инстинктивное прекращение<br />
агрессивных действий против того, кому больно. В два с половиной года он<br />
обнаруживает разворачивающиеся внутренние порывы безжалостного<br />
животного с садистскими наклонностями.<br />
Грубость вместо эмпатии, характерная для Мартина, типична и для<br />
других детей вроде него. В их нежном возрасте жестокое в физическом и<br />
эмоциональном плане обращение дома уже оставило глубокий след.<br />
Мартин входил в группу из девяти таких же, как он, ребятишек в возрасте<br />
от одного года до трех, за которыми вели двухчасовое наблюдение в<br />
детском саду. Подвергающихся жестокому обращению детей сравнивали с<br />
девятью другими малышами в детском саду, которые происходили из таких<br />
же бедных семей с высоким уровнем стресса, но не подвергались<br />
физически жестокому обращению. Реакции обеих групп в случаях, когда<br />
какой-нибудь другой ребенок испытывал боль или был расстроен,<br />
оказались совершенно различными. В двадцати трех таких случаях пятеро<br />
из девяти не подвергавшихся жестокому обращению детей откликались на<br />
дистресс какого-нибудь находящегося рядом малыша участием, грустью<br />
или сопереживанием. Но в двадцати семи случаях, в которых дети,<br />
подвергавшиеся жестокому обращению, могли бы поступить таким же<br />
образом, некоторые выказали минимальную обеспокоенность. Вместо<br />
этого они реагировали на плачущего малыша проявлениями страха, ярости<br />
или так же, как и Мартин, набрасывались на него.<br />
Одна маленькая девочка, испытывавшая дурное обращение, например,<br />
скорчила свирепую, угрожающую физиономию другой девчушке,<br />
заливавшейся слезами. Годовалый Томас, еще один из тех, кто подвергался<br />
жестокому обращению дома, застыл от ужаса, когда услышал, что в другом<br />
конце комнаты плачет какой-то малыш. Он сидел совершенно неподвижно,<br />
с прямой, как доска, спиной, по лицу был разлит страх, напряжение<br />
нарастало, поскольку плач продолжался, – как будто он готовился к<br />
нападению. А двадцативосьмимесячная Кейт, тоже натерпевшаяся<br />
жестокого обращения, проявила почти садистские наклонности. Пристав<br />
к Джои, маленькому мальчику послабее, она ударом ноги свалила его на<br />
пол и, пока он лежал, нежно взглянула на него и принялась легонько<br />
похлопывать по спине – только затем, чтобы, усиливая хлопки, постепенно
начать избивать его все сильнее и сильнее, не обращая ни малейшего<br />
внимания на его мучения. Она замахивалась и наклонялась вперед, чтобы<br />
ударить его кулаком, еще раз шесть или семь, пока он не отполз прочь.<br />
Разумеется, такие дети обращаются с другими так, как обращались с<br />
ними самими. Бессердечность детей, испытавших на себе жестокость<br />
родителей, – просто крайнее проявление того, что есть в детях, чьи<br />
родители критикуют их, угрожают и сурово наказывают. У таких детей<br />
заметно отсутствие обеспокоенности тем, что их товарищи по играм<br />
больно ушиблись или плачут. Похоже, они олицетворяют один полюс<br />
континуума холодности, пиком которой становится зверская жестокость<br />
детей, с которыми дурно обращаются дома. В последующие годы жизни у<br />
них, скорее всего, возникнут когнитивные затруднения во время учебы.<br />
Они, вероятнее всего, будут агрессивными и непопулярными у сверстников<br />
(нет ничего удивительного, что дошкольная грубость послужит<br />
предвестником будущего), склонными к депрессии. Став взрослыми, они,<br />
скорее всего, вступят в конфликт с законом и совершат насильственные<br />
преступления.<br />
Такой недостаток сочувствия иногда, а бывает, и часто повторно,<br />
проявляется через поколение у жестоких родителей, которых в детстве<br />
терроризировали их родители. Все это составляет резкий контраст с<br />
умением сочувствовать, которым обычно обладают дети, родители которых<br />
в процессе воспитания поощряют их заботиться о ближних и объясняют,<br />
какие чувства вызывают у других детей грубость и подлость. Не получая<br />
таких уроков эмпатии, дети, похоже, вообще ей не учатся.<br />
Надо заметить, что наибольшее беспокойство в отношении малышей,<br />
подвергавшихся жестокому обращению, вызывает, пожалуй, то, насколько<br />
рано они научились реагировать в определенных ситуациях, повторяя в<br />
миниатюре своих жестоких родителей. И, принимая во внимание, что<br />
побои для таких детей почти введены в ежедневный «рацион», можно себе<br />
представить, какие эмоциональные уроки они получают. Следует помнить,<br />
что в критические для нас моменты или мгновения наибольшего накала<br />
страстей примитивные склонности лимбических центров головного мозга<br />
начинают играть доминирующую роль. В такие минуты привычки, при<br />
многократном повторении заученные эмоциональной сферой мозга, будут<br />
оказывать преобладающее влияние в лучшую или в худшую сторону.<br />
Наблюдая, как направленность ума формируется под воздействием<br />
жестокости или любви, можно заключить, что детство представляет собой<br />
особое «окно возможности» для усвоения эмоциональных уроков. Дети,<br />
которых часто избивали родители, рано узнали, что такое длительная
эмоциональная травма. Чтобы понять, какое эмоциональное обучение<br />
прошли эти несчастные дети, надо изучить, каким образом эмоциональная<br />
травма оставляет долго сохраняющийся след в головном мозге и как можно<br />
стереть даже страшные отпечатки.
Глава 13. Психическая травма и повторное<br />
эмоциональное обучение<br />
Сом Чит, камбоджийская беженка, отказала троим своим сыновьям в<br />
просьбе купить им игрушечные пулеметы АК-47. Мальчикам шести, десяти<br />
и одиннадцати лет нужно было игрушечное оружие, чтобы играть в игру,<br />
которую некоторые ребята из их школы называли «Парди». В игре злодей<br />
Парди использует пистолет-пулемет, чтобы зверски убить группу детей, а<br />
затем направляет его на себя. Иногда, однако, дети заканчивали игру подругому:<br />
они убивали Парди.<br />
Игра в Парди – жуткое воспроизведение некоторыми из оставшихся в<br />
живых трагических событий 17 февраля 1989 года в кливлендской<br />
начальной школе в Стоктоне, штат Калифорния. Там во время большой<br />
перемены для учеников первого, второго и третьего классов Патрик Парди,<br />
который сам лет двадцать назад посещал те же самые классы кливлендской<br />
начальной школы, стоя на краю игровой площадки, стрелял очередями<br />
7,22-миллиметровых пуль по сотням игравших детей. В течение семи<br />
минут Парди накрывал площадку пулеметным огнем, а затем приставил<br />
пистолет к своей голове и застрелился. Когда приехала полиция,<br />
обнаружилось, что пятеро детей убиты, а двадцать девять ранены.<br />
В последующие месяцы в кливлендской начальной школе играть<br />
в Парди спонтанно начинали и мальчики, и девочки, что служило одним из<br />
многих признаков того, что страшные семь минут оставили неизгладимый<br />
след в памяти детей. Когда я посетил эту школу, совершив короткую<br />
прогулку на велосипеде из района поблизости от Тихоокеанского<br />
университета, где сам я вырос, прошло пять месяцев с того дня, когда<br />
Парди превратил школьную перемену в кошмар. Его присутствие все еще<br />
заметно ощущалось, хотя самые ужасные следы – масса выбоин от пуль,<br />
лужи крови, клочья плоти, кожи и скальпов – исчезли уже к утру<br />
следующего дня.<br />
Тогда более всего пострадали не постройки начальной школы в<br />
Кливленде, а психика детей и преподавателей, которые пытались<br />
продолжать привычный им образ жизни. Но более всего поражало то, как<br />
воспоминания о тех нескольких минутах оживали все снова и снова под<br />
влиянием какой-то мелкой детали, хоть в чем-то напоминавшей тот жуткий<br />
день. Один преподаватель рассказал мне, что с приближением Дня святого<br />
Патрика всю школу охватил ужас, так как кому-то пришла в голову идея,
что этот день ознаменуется приходом убийцы, Патрика Парди.<br />
Другой преподаватель вспоминал: «Всякий раз, когда мы слышим, как<br />
по улице в сторону дома престарелых едет “скорая помощь”, все вокруг<br />
замирает. Дети начинают настороженно прислушиваться, пытаясь понять,<br />
остановится она или проедет мимо». Несколько недель подряд многие дети<br />
не могли без страха смотреть в зеркала, висевшие в туалетах, потому что по<br />
школе распространился слух, что там прячется «Окровавленная Мария» –<br />
нечто вроде созданного игрой воображения жуткого монстра. Месяца через<br />
три после «расстрела» в кабинет директора школы Пэта Башера ворвалась<br />
обезумевшая от ужаса девушка с криком: «Стреляют! Там кто-то стреляет!»<br />
Оказалось, звуки выстрелов создавала цепь, болтавшаяся на опоре<br />
заграждения.<br />
Почти все дети стали сверхбдительными из-за постоянной боязни<br />
повторения пережитого испуга; некоторые мальчики и девочки на<br />
переменах топтались около дверей в классные комнаты, не решаясь<br />
выходить во двор на игровую площадку, где убили их одноклассников.<br />
Другие играли, разделившись на небольшие группы и выставив когонибудь<br />
в качестве наблюдателя. И почти все много месяцев подряд<br />
старательно обходили «опасные» места, где погибли сверстники.<br />
Воспоминания продолжают жить и в виде беспокойных снов,<br />
вторгающихся в незащищенное сознание детей, когда они спят. Не говоря<br />
уже о кошмарах, в которых так или иначе прокручивалась сцена<br />
«расстрела», детей мучили тревожные видения, оставлявшие чувство<br />
опасения, что они сами тоже скоро умрут. Некоторые пытались спать с<br />
открытыми глазами, чтобы не видеть снов.<br />
Все эти реакции хорошо известны психиатрам как симптомы<br />
расстройства вследствие посттравматического стресса. Сущность такой<br />
эмоциональной травмы, по мнению д-ра Спенсера Эта, детского психиатра,<br />
который специализируется на такого рода стрессах у детей, составляет<br />
«навязчивое воспоминание о главном насильственном действии: последний<br />
удар кулаком, вонзание ножа, выстрел из дробовика. Воспоминания<br />
отображают перцептивные переживания, то есть связанные с восприятием<br />
органами чувств: картина происшествия, звук и запах дыма от выстрела;<br />
крики или внезапное молчание жертвы; хлюпанье крови; полицейские<br />
сирены».<br />
Яркие, внушающие ужас мгновения, как утверждают ныне неврологи,<br />
превращаются в воспоминания, приукрашаемые в эмоциональном контуре.<br />
Внешние признаки, по существу, указывают, что перевозбужденное<br />
миндалевидное тело заставляет яркие воспоминания о травмировавшем
событии снова и снова внедряться в сознание. Сами по себе травмирующие<br />
воспоминания становятся ментальными спусковыми крючками, готовыми<br />
подать сигнал тревоги при малейшем намеке на то, что грозный эпизод вотвот<br />
может случиться снова. Феномен спускового крючка, срабатывающего<br />
почти мгновенно, служит признаком всевозможных перенесенных<br />
эмоциональных травм, включая страдания от повторяющихся случаев<br />
физически жестокого обращения в детстве.<br />
Любое травмирующее событие может внедрить в миндалевидное тело<br />
действующие как спусковой механизм воспоминания: о пожаре или<br />
автомобильной катастрофе, о пребывании на месте природного катаклизма,<br />
например землетрясения или урагана, об изнасиловании или ограблении на<br />
улице с нападением сзади. Каждый год сотни тысяч людей переносят<br />
подобные несчастья, и многие или даже большинство выходят из них с<br />
эмоциональным ранением, которое оставляет след в головном мозге.<br />
Акты насилия более вредны, чем природные катастрофы, ураган,<br />
например, потому что в отличие от жертв природных бедствий жертвы<br />
насилия ощущают, что их выбрали умышленно. Насилие подрывает<br />
исходные принципы – люди заслуживают доверия, сфера межличностного<br />
общения безопасна (при катаклизмах подобная логика не действует).<br />
Социум мгновенно превращается в опасное место, в котором люди<br />
представляют потенциальную угрозу вашей безопасности.<br />
Людская жестокость отпечатывает в памяти жертв некий стереотип,<br />
заставляющий со страхом относиться ко всему смутно напоминающему<br />
нападение. Человек, получивший удар по затылку и не видевший того, кто<br />
на него напал, был так напуган, что впоследствии старался идти по улице<br />
непосредственно перед какой-нибудь пожилой женщиной, чтобы не<br />
рисковать снова получить удар по голове. Женщина, на которую напал в<br />
лифте с целью ограбления мужчина, вошедший вместе с ней и, угрожая<br />
ножом, вытолкнувший ее на пустынном этаже, неделями боялась заходить<br />
не только в лифты, но и в метро и в любое другое замкнутое пространство.<br />
Она чувствовала себя как в ловушке. Она опрометью выскочила из банка,<br />
стоило ей увидеть, как какой-то мужчина сунул руку в карман куртки точьв-точь,<br />
как сделал грабитель.<br />
Отпечаток ужаса в памяти и возникающая в результате<br />
сверхбдительность могут сохраняться всю жизнь, как показали<br />
исследования тех, кто пережил Холокост. На протяжении более пятидесяти<br />
лет после того, как они испытали полуголодное существование, массовое<br />
убийство тех, кого любили, и постоянный ужас нацистских лагерей смерти,<br />
навязчивые воспоминания все еще были живы. Треть из них признавались,
что страх вообще стал привычным чувством. Почти три четверти заявили,<br />
что их по-прежнему охватывает тревога при напоминаниях о<br />
преследованиях нацистов – например, при виде военной формы, при стуке<br />
в дверь, при лае собак или виде дыма, поднимающегося из трубы. Около 60<br />
процентов участников исследования сообщили, что даже по прошествии<br />
полувека почти ежедневно думают о Холокосте; восемь из десяти человек,<br />
у которых наблюдались активные симптомы, продолжали страдать от<br />
частых ночных кошмаров. Как сказал один из оставшихся в живых, «если<br />
вы прошли Освенцим и вас не мучают кошмары, значит, вы ненормальны».<br />
Ужас, вмерзший в память<br />
Вот что говорит ветеран вьетнамской войны, сорока восьми лет от<br />
роду, через 24 года после страшного события, пережитого им в далекой<br />
чужой стране:<br />
Я никак не могу избавиться от этих воспоминаний! Они<br />
возвращаются и предстают перед глазами во всех подробностях,<br />
спровоцированные какими-то вроде бы ничего не значащими<br />
мелочами; подчас достаточно одного только стука<br />
захлопнувшейся двери, появления поблизости восточной<br />
женщины, прикосновения бамбуковой циновки или запаха<br />
жареной свинины. Прошлой ночью я отправился на боковую,<br />
быстро заснул и спокойно проспал всю ночь. Рано утром к<br />
нашему дому приблизился грозовой фронт, и небо раскололось от<br />
страшного удара грома. Мгновенно проснувшись, я застыл от<br />
ужаса. Мне показалось, что я во Вьетнаме, на дворе середина<br />
сезона дождей, а я только что заступил в караул. И я почему-то<br />
уверен, что после следующего залпа снаряд попадет в меня и я<br />
умру на месте. Руки у меня заледенели, а все тело покрылось<br />
холодным потом. Я почувствовал, как встали дыбом волосы у<br />
меня на загривке. Дыхание сбилось, а сердце заколотилось с<br />
бешеной силой. В нос ударил запах отсыревшей серы. И тут я<br />
увидел то, что осталось от моего приятеля Троя… на круглой<br />
бамбуковой циновке… вьетконговцы отослали останки обратно в<br />
наш лагерь. Следующий удар молнии и оглушительный раскат<br />
грома подбросили меня на кровати, и я свалился на пол.<br />
Страшные воспоминания, не утратившие живости и сохранившиеся в
мельчайших подробностях по истечении более чем двух десятков лет, все<br />
еще обладают силой нагонять на бывшего солдата такой же ужас, какой он<br />
пережил в тот роковой день. При расстройствах вследствие<br />
посттравматического стресса опасно снижается порог включения нервной<br />
системой тревожной сигнализации, заставляя человека реагировать на<br />
тривиальные жизненные ситуации, как если бы это были чрезвычайные<br />
происшествия. Система «пиратского захвата», рассмотренная в главе 2,<br />
видимо, играет очень важную роль в том, что такого рода события прочно<br />
отпечатываются в памяти: чем более жестокими, отвратительными,<br />
отталкивающими и устрашающими бывают реалии, включающие атаку<br />
миндалевидного тела, тем труднее стереть их из памяти. Невральную<br />
основу для таких воспоминаний, по всей вероятности, образуют<br />
стремительные изменения в химии головного мозга, запускаемые каким-то<br />
отдельным моментом пережитого трагического события. И хотя данные<br />
исследований расстройств вследствие посттравматического стресса обычно<br />
основаны на изучении последствий единичного эпизода, аналогичные<br />
результаты получают и в тех случаях, когда жестокое обращение длится<br />
годами, как с детьми, которые подвергаются сексуальному, физическому<br />
или эмоциональному насилию.<br />
Более подробная работа по изучению этих изменений в головном<br />
мозге ведется в Национальном центре по исследованию расстройств<br />
вследствие посттравматического стресса, в системе научноисследовательских<br />
центров на базе госпиталей управления по делам<br />
ветеранов войн, где сосредоточены большие группы ветеранов вьетнамской<br />
и других войн, страдающих расстройствами. Большая часть сведений о<br />
расстройствах вследствие посттравматического стресса получена именно в<br />
ходе исследований с участием ветеранов. Однако эти открытия применимы<br />
также и к детям, перенесшим тяжелейшую эмоциональную травму,<br />
например к детям из кливлендской начальной школы.<br />
«Жертвы ужасающей травмы с биологической точки зрения уже<br />
никогда не бывают такими, как до нее», – поделился со мной д-р Деннис<br />
Чарни. Психиатр, окончивший Йельский университет, д-р Чарни заведует<br />
отделением клинической неврологии в Национальном центре. «И<br />
совершенно не важно, что это было – бесконечный ужас сражения, пытка<br />
или частые случаи жестокого обращения в детстве, или разовое<br />
переживание, как бывает, когда человек попадает в ураган или едва не<br />
лишается жизни в результате автокатастрофы. Любой неуправляемый<br />
стресс может оказать то же самое биологическое воздействие».<br />
Ключевым словом является определение «неуправляемый». Если
люди, оказавшиеся в катастрофической ситуации, понимают, что могут чтото<br />
сделать, могут хоть до какой-то степени, пусть даже очень<br />
незначительно, контролировать происходящее, в эмоциональном<br />
отношении им живется гораздо лучше, чем тем, кто чувствует себя<br />
совершенно беспомощным. Фактор беспомощности – вот что делает<br />
определенное событие субъективно неодолимым. Как рассказал мне д-р<br />
Джон Кристал, руководитель лаборатории клинической<br />
психофармакологии центра, «Допустим, кто-то, на кого напали с ножом,<br />
знает, как защитить себя и какие действия предпринять, а другой человек,<br />
попав в такой же переплет, думает, “Ну все, я – покойник”. Беспомощный<br />
человек впоследствии будет больше подвержен расстройствам вследствие<br />
посттравматического стресса. В тот момент, когда вы чувствуете, что ваша<br />
жизнь в опасности и вы ничего не можете сделать, чтобы избежать ее,<br />
именно в этот момент в головном мозге начинается изменение».<br />
То, что беспомощность – темная лошадка с точки зрения расстройств<br />
вследствие посттравматического стресса, было продемонстрировано во<br />
множестве исследований на парах лабораторных крыс, сидевших в разных<br />
клетках. Каждая из них получала слабые, но для крыс чрезвычайно<br />
стрессовые электрические удары одинаковой силы. Только у одной крысы в<br />
клетке был рычаг; когда крыса нажимала на рычаг, электрические удары<br />
прекращались в обеих клетках. На протяжении дней и недель обе крысы<br />
получали одинаковое количество ударов. Но крыса, у которой была<br />
возможность прекращать электрические удары, прошла через испытания<br />
без устойчивых признаков стресса. Вызванные стрессом изменения мозга<br />
произошли только у второй – беспомощной – крысы из пары. У ребенка, в<br />
которого стреляли на игровой площадке и видевшего, как его товарищи по<br />
играм истекали кровью и умирали, или у учителя, находившегося там и не<br />
имевшего возможности остановить бойню, эта беспомощность, должно<br />
быть, была буквально осязаемой.<br />
Расстройство вследствие посттравматического стресса как<br />
расстройство лимбической системы<br />
Прошло несколько месяцев с тех пор, как сильнейшее<br />
землетрясение заставило ее вскочить с постели и с громкими<br />
воплями заметаться в панике по погруженному во тьму дому в<br />
поисках четырехлетнего сына. Они провели несколько часов,<br />
съежившись от холода лос-анджелесской ночи, под спасительным
дверным проемом, загнанные туда, без еды, воды и света, пока<br />
последующие толчки, волна за волной, сотрясали землю под<br />
ними. Теперь, спустя месяцы, она почти избавилась от приступов<br />
паники, мгновенно охватывавших ее в первые несколько дней<br />
после катастрофы, когда стук захлопнувшейся двери мог<br />
заставить ее затрястись от страха. Единственным никак не<br />
проходившим симптомом было то, что она не могла спать, но<br />
проблема с погружением в сон возникала у нее только в те ночи,<br />
когда ее мужа не было дома – как и в ночь землетрясения.<br />
Основные симптомы приобретенного страха – включая<br />
расстройство вследствие посттравматического стресса, как<br />
наиболее сильное, – могут быть вызваны изменениями в<br />
лимбической системе, сфокусированной в миндалевидном теле.<br />
Часть главных изменений происходит в «голубоватом месте» [59] –<br />
структуре, управляющей процессом выделения головным мозгом<br />
двух веществ, называемых катехоламинами, к которым относятся<br />
адреналин и норадреналин. Эти нейрохимикаты приводят<br />
организм в состояние боевой готовности, причем именно волна<br />
тех же самых катехоламинов придает воспоминаниям особую<br />
силу. При посттравматическом стрессе эта система становится<br />
гиперактивной и выделяет завышенные дозы мозговых<br />
химикатов в ответ на ситуации, содержащие незначительную<br />
угрозу или совершенно безопасные, но чем-то напоминающие<br />
исходные события, при которых была получена эмоциональная<br />
травма. Так в случае с детьми в кливлендской начальной школе –<br />
они впадали в панику, стоило только им услышать сирену<br />
«скорой помощи», вроде той, что звучала возле школы, где<br />
произошла трагедия.<br />
«Голубоватое место» и миндалевидное тело тесно связаны между<br />
собой, равно как и с другими лимбическими структурами, в частности,<br />
гиппокампом и гипоталамусом. Система, ответственная за выделение<br />
катехоламинов, проникает прямо в кору головного мозга. Высказывается<br />
предположение, что изменения в этих системах служат причиной<br />
появления симптомов расстройств на почве посттравматического стресса, в<br />
числе которых тревога, страх, сверхнастороженность, мгновенная потеря<br />
душевного равновесия и легкая возбудимость, готовность к действию по<br />
принципу «сражайся или спасайся» и нестираемое кодирование<br />
эмоционально насыщенных воспоминаний. Согласно данным
обследования, у ветеранов вьетнамской войны, страдающих<br />
расстройствами вследствие посттравматического стресса, на 40 процентов<br />
меньше рецепторов прекращения секреции катехоламинов, чем у людей, не<br />
имеющих таких симптомов. Причина, видимо, в том, что их головной мозг<br />
подвергался длительному изменению при недостаточно эффективном<br />
контроле секреции катехоламинов.<br />
Изменения также происходят в цепи, связывающей лимбическую<br />
систему с гипофизом, который регулирует выделение фактора,<br />
высвобождающего кортикотропин – главный гормон стресса, выделяемый<br />
организмом для экстренного срабатывания реакции «сражайся или<br />
спасайся». В результате подобных изменений происходит избыточное<br />
выделение гормона, особенно в миндалевидном теле, гиппокампе<br />
и «голубоватом месте», чтобы привести организм в состояние боевой<br />
готовности ввиду возникшей опасности, которой на самом деле не<br />
существует.<br />
Д-р Чарлз Немерофф, психиатр из Университета Дьюка, сообщил мне:<br />
«Избыток фактора, способствующего высвобождению кортикотропина,<br />
провоцирует слишком острую реакцию. К примеру, если вы ветеран<br />
вьетнамской войны с расстройством вследствие посттравматического<br />
стресса и какой-то автомобиль на стоянке вдруг “стрельнет” при запуске<br />
двигателя, звук запустит систему выброса фактора, высвобождающего<br />
кортикотропин. Вас окатит волна тех же чувств, какие вы испытали,<br />
получив эмоциональную травму в первый раз: с вас ручьями польет пот, вы<br />
перепугаетесь, почувствуете озноб, а потом задрожите всем телом.<br />
Возможно, перед вашими глазами промелькнут картины прошлых событий.<br />
У людей с повышенной секрецией фактора, способствующего выделению<br />
кортикотропина, старт-реакция повышена. Если вы, к примеру,<br />
подкрадетесь к кому-нибудь сзади и неожиданно хлопнете в ладоши, то<br />
увидите, что большинство людей подпрыгнет от испуга, но только в первый<br />
раз, а не при третьем или четвертом повторении. Но у людей с повышенной<br />
секрецией фактора, способствующего выделению кортикотропина,<br />
привычка не вырабатывается: они будут реагировать на четвертый хлопок<br />
так же бурно, как на первый».<br />
Третья серия изменений происходит в опиоидной, или эндорфиновой,<br />
системе головного мозга, которая секретирует эндорфины для притупления<br />
чувства боли. Она тоже становится гиперактивной. Рефлекторная дуга<br />
опять включает миндалевидное тело, на этот раз во взаимодействии с<br />
некоей областью коры головного мозга. Опиоиды – химические вещества<br />
мозга, являющиеся сильнодействующими, вызывающими оцепенение
агентами вроде опиума и других наркотиков, которые представляют собой<br />
химических родственников. При высоких уровнях опиоидов<br />
(«собственного морфия головного мозга») у людей повышается болевая<br />
переносимость – эффект, подмеченный хирургами, работавшими в военнополевых<br />
госпиталях, которые обнаружили, что тяжелораненым солдатам<br />
нужны были меньшие дозы наркотиков, чтобы они могли переносить боль,<br />
чем гражданскому населению с гораздо менее серьезными травмами.<br />
Нечто подобное, по-видимому, происходит и при расстройствах<br />
вследствие посттравматического стресса. Изменения под действием<br />
эндорфинов придают новый аспект сумятице нервов, запущенной повторно<br />
перенесенной психической травмой, – наступает оцепенение. Это, кажется,<br />
объясняет набор «негативных» психологических симптомов, давно<br />
замеченных при расстройствах вследствие посттравматического стресса:<br />
ангедонию (неспособность испытывать удовольствие) и общее<br />
эмоциональное оцепенение, чувство оторванности от жизни или<br />
отключения интереса к чувствам других людей. Те, кто находится рядом с<br />
такими людьми, могут переживать безразличие как отсутствие эмпатии.<br />
Еще одним возможным следствием бывает диссоциация [60] , включающая<br />
неспособность вспомнить критические минуты, часы или даже дни, когда<br />
происходило травмировавшее событие.<br />
Изменения в нервной системе при расстройствах вследствие<br />
посттравматического стресса также, по-видимому, делают человека более<br />
чувствительным к дальнейшему травмированию. Ряд исследований на<br />
животных показал: когда их в возрасте молодняка подвергали даже<br />
умеренному стрессу, они оказывались впоследствии гораздо более<br />
уязвимыми по отношению к вызванным травмой изменениям головного<br />
мозга, чем животные, не испытавшие стресс (это говорит о настоятельной<br />
необходимости лечить детей с расстройствами вследствие<br />
посттравматического стресса). Видимо, именно это и объясняет, почему из<br />
людей, переживших одну и ту же катастрофу, у одного продолжает<br />
развиваться расстройство вследствие посттравматического стресса, а у<br />
другого нет: миндалевидное тело «натаскано» на обнаружение опасности,<br />
и, когда жизнь снова подбрасывает реальную опасность, его сигнал<br />
тревоги – визг.<br />
Все эти изменения в нервной системе предоставляют кратковременные<br />
преимущества, чтобы справиться с неумолимыми и ужасными<br />
обстоятельствами, которые их порождают. Чтобы приспособиться к<br />
напряженной обстановке, надо быть крайне бдительным, возбужденным,<br />
готовым ко всему, невосприимчивым к боли, то есть быть организмом,
приученным к выдерживанию длительных физических нагрузок и – на<br />
ближайшее будущее – безразличным к тому, что в противном случае могло<br />
бы обернуться событиями, вызывающими сильное беспокойство. Однако<br />
эти краткосрочные преимущества превращаются в длительные проблемы,<br />
если мозг изменяется таким образом, что они становятся<br />
предрасположениями, вроде автомобиля, который навечно заело на<br />
высокой передаче. Когда миндалевидное тело и соединенные с ним области<br />
мозга в момент сильной эмоциональной травмы получают новую<br />
установку, изменение возбудимости – повышенная готовность запустить<br />
паническую атаку – означает, что вся жизнь будет проходить на грани<br />
превращения в чрезвычайное происшествие и даже в безобидной ситуации<br />
приступ страха может выйти из-под контроля.<br />
Эмоциональное переучивание<br />
Связанные с эмоциональной травмой воспоминания, видимо,<br />
сохраняются как постоянная принадлежность всей деятельности мозга изза<br />
того, что они мешают последующему обучению, особенно в отношении<br />
переучивания для усвоения более нормальной реакции на травмирующие<br />
события. В случае приобретенного страха, каким, например, является<br />
расстройство вследствие посттравматического стресса, механизмы<br />
обучения и запоминания дают сбой. Причем и в этом случае именно<br />
миндалевидное тело выступает лидером среди других вовлеченных в<br />
процесс участков головного мозга. Но в преодолении заученного страха<br />
главную роль играет неокортекс.<br />
«Выработка условнорефлекторного страха» – такое название дали<br />
психологи процессу, в результате которого событие, не представляющее<br />
никакой опасности, становится угрожающим: в уме данного человека оно<br />
ассоциируется с чем-то ужасным. По сообщению Чарни, после того, как<br />
лабораторных животных приводили в состояние испуга, страхи могли<br />
сохраняться у них на многие годы. Главным участком головного мозга,<br />
который ведает усвоением, сохранением и совершением действий на<br />
основе реакции, определяемой страхом, является цепь между таламусом,<br />
миндалевидным телом и предлобной долей головного мозга, то есть<br />
проводящий путь нервной атаки.<br />
Как правило, если человек запоминает состояние испуга,<br />
столкнувшись с чем-то или кем-то, посредством процесса «выработки<br />
условнорефлекторного страха», то страх со временем утихает. Это
происходит вследствие естественного переучивания, когда человек по<br />
много раз сталкивается с напугавшим его объектом и не находит в нем<br />
ничего, что представляло бы реальную угрозу. Так, ребенок, который<br />
боится собак с той поры, как за ним, грозно рыча, погналась немецкая<br />
овчарка, естественным образом постепенно избавится от страха. Стоит, к<br />
примеру, переехать в дом, по соседству с которым живет владелец<br />
дружелюбной овчарки, и проводить время, подолгу играя с новым<br />
четвероногим другом.<br />
При расстройстве вследствие посттравматического стресса<br />
спонтанного переучивания не наблюдается. Это, по мнению Чарни,<br />
объясняется изменениями в головном мозге в результате такого<br />
расстройства: они оказываются настолько сильными, что панические атаки<br />
со стороны миндалевидного тела возникают всякий раз, когда происходит<br />
нечто, хотя бы отдаленно напоминающее события, вызвавшие исходную<br />
эмоциональную травму. Так закрепляется путь движения страха. Значит,<br />
страх никоим образом не сочетается со спокойствием, поскольку<br />
миндалевидное тело никогда не переучивается, усваивая более мягкую<br />
реакцию. «Угасание» страха, замечает Чарни, «похоже, влечет за собой<br />
активный процесс обучения (который ослаблен у людей с расстройствами<br />
вследствие посттравматического стресса. – Д. Г.), что имеет своим<br />
результатом аномальную устойчивость эмоциональных воспоминаний».<br />
Однако, если в жизни человека появятся переживания, то могут<br />
произойти и расстройства на почве посттравматического стресса. Другими<br />
словами, эмоционально насыщенные воспоминания, а также модели<br />
мышления и реагирования, которые они запускают, со временем могут<br />
измениться. Такое переучивание, по мнению Чарни, есть функция коры<br />
головного мозга. Первоначальный страх, въевшийся в миндалевидное тело,<br />
полностью не исчезает. Просто предлобная зона коры головного мозга<br />
активно подавляет команды, посылаемые миндалевидным телом<br />
остальным участкам мозга, чтобы те отзывались реакцией страха.<br />
«Насколько быстро вы расстанетесь с заученным страхом?» – задает<br />
вопрос Ричард Дэвидсон, психолог из Университета штата Висконсин,<br />
открывший роль левой предлобной доли коры головного мозга как<br />
демпфера дистресса. В ходе лабораторного эксперимента, участники<br />
которого вначале запомнили отвращение к громкому шуму (пример<br />
заученного страха и слабое подобие расстройства вследствие<br />
посттравматического стресса), Дэвидсон обнаружил: люди с<br />
преобладающей активностью левой предлобной доли коры головного мозга<br />
быстрее справлялись с приобретенным страхом. Это снова наводит на
мысль о роли коры головного мозга в освобождении от заученного<br />
дистресса.<br />
Переучивание эмоционального мозга<br />
Одно из наиболее обнадеживающих открытий, касающихся<br />
расстройств вследствие посттравматического стресса, было сделано во<br />
время исследования людей, переживших Холокост. Примерно у трех<br />
четвертей из них активные симптомы расстройства сохранялись даже<br />
спустя полвека. Позитивный результат заключался в том, что у четверти<br />
выживших, которых в свое время беспокоили подобные симптомы, их<br />
больше не было. Каким-то образом естественный ход событий жизни свел<br />
на нет эту проблему. Те, у кого все еще обнаруживались симптомы,<br />
предоставляли доказательство связанных с катехоламинами изменений в<br />
головном мозге, типичных для расстройств вследствие<br />
посттравматического стресса. Но у оправившихся от пережитого подобных<br />
изменений не было. Это открытие и другие подобные дают надежду, что<br />
изменения в головном мозге при расстройствах вследствие<br />
посттравматического стресса не являются неустранимыми и что люди<br />
могут оправиться даже от самого ужасного эмоционального события,<br />
запечатленного в памяти. Короче говоря, эмоциональный контур можно<br />
повторно обучить. Итак, хорошие новости: психические травмы, даже<br />
серьезные, вызывающие расстройство вследствие посттравматического<br />
стресса, можно излечить, и путь к исцелению пролегает через повторное<br />
обучение.<br />
Вероятно, одним из способов спонтанного эмоционального<br />
исцеления – по крайней мере у детей – являются игры, например такие, как<br />
игра в Парди. В них играют снова и снова, что позволяет детям без всякого<br />
риска вновь пережить травмировавшее событие. Это указывает два пути к<br />
исцелению: с одной стороны, воспоминание повторяется в обстановке,<br />
почти не вызывающей тревоги, возвращающей в нормальное психическое<br />
состояние и дающей возможность связать с ней набор не затронутых<br />
травмой реакций. С другой – дети каким-то волшебным образом мысленно<br />
учатся придавать трагедии иной, лучший исход: иногда, играя в Парди,<br />
дети убивают его, поддерживая в себе ощущение, что травмирующий<br />
момент беспомощности преодолен.<br />
Нет ничего удивительного, что у детей, подвергшихся такого рода<br />
насилию, обнаруживается склонность к играм в Парди. Тот факт, что дети,
получившие психическую травму, играют в страшные игры, впервые<br />
заметила д-р Линор Терр, детский психиатр из Сан-Франциско. Она<br />
обнаружила пристрастие к таким играм у детей в Чаучилле, штат<br />
Калифорния, что в часе езды по Центральной равнине от Стоктона, где<br />
Парди устроил трагический хаос. В 1973 году бандиты взяли их в<br />
заложники, когда они автобусом возвращались домой из летнего лагеря.<br />
Похитители закрыли автобус, детей и тех, кто их сопровождал, подвергнув<br />
суровому испытанию, продолжавшемуся двадцать семь часов.<br />
Пять лет спустя Терр наблюдала проявления последствий похищения в<br />
играх детей. Так, девочки проигрывали символическое похищение с<br />
куклами Барби. Одна из них, например, с омерзением вспоминавшая<br />
ощущение от залившей ее кожу мочи других детей, когда они, сваленные в<br />
кучу, лежали друг на друге, едва дыша от ужаса, все снова и снова мыла<br />
свою Барби. Другая придумала игру в Барби-путешественницу, в ходе<br />
которой кукла отправляется в путешествие – не важно куда именно – и<br />
благополучно возвращается домой, что и составляло кульминацию всего<br />
игрового процесса. Согласно любимому сценарию третьей, куклу сажали в<br />
яму, где она задыхалась.<br />
У взрослых людей, получивших эмоциональную травму, может<br />
возникнуть психическая нечувствительность (или анестезия),<br />
блокирующая память или чувства, связанные с катастрофой. Детская<br />
психика отзывается на такое происшествие совсем по-другому. По мнению<br />
Терр, у них подобная психическая анестезия в отношении эмоциональной<br />
травмы обнаруживается гораздо реже, поскольку они, используя разные<br />
средства (собственное воображение, игру и сны наяву), воскрешают в<br />
памяти и по нескольку раз обдумывают трагическое происшествие.<br />
Многократные добровольные проигрывания эмоционально травмирующего<br />
эпизода, видимо, исключают необходимость подавлять<br />
«сильнодействующие» воспоминания, которые впоследствии могут<br />
прорваться в виде ярких картин прошлых событий. Если психическая<br />
травма не слишком сильна, как, например, от похода к зубному врачу,<br />
чтобы поставить пломбу, вполне достаточно бывает одного или двух<br />
«проигрываний» ситуации. Но если ребенок испытал сильное потрясение,<br />
ему требуется по многу раз проигрывать травмирующую ситуацию,<br />
совершая все тот же однообразный зловещий ритуал.<br />
Один из способов добраться до картины, прочно запечатлевшейся в<br />
миндалевидном теле, предоставляет искусство: оно само по себе служит<br />
средством выражения подсознательной психической деятельности.<br />
Эмоциональный мозг тонко настроен на символические значения и на
режим работы, который Фрейд называл «первичным процессом», –<br />
переживание информации в виде метафор, сказок, мифов, изображений.<br />
Этот способ часто используется при лечении психически травмированных<br />
детей. Иногда искусство может предоставить детям возможность поведать<br />
о пережитом ужасе, о котором они не осмеливаются говорить иным<br />
образом.<br />
Спенсер Эт, детский психиатр из Лос-Анджелеса,<br />
специализирующийся в лечении таких детей, сообщил о пятилетнем<br />
мальчике, похищенном вместе с матерью ее бывшим любовником.<br />
Мужчина привез их в номер в мотеле и приказал ребенку спрятаться под<br />
одеялом, а сам в это время забил его мать до смерти. Мальчик, что вполне<br />
понятно, не хотел говорить с Этом об избиении и о том, что слышал и<br />
видел, сидя под одеялом. Поэтому Эт предложил ему нарисовать<br />
картинку – любую.<br />
На рисунке был изображен водитель гоночного автомобиля с парой<br />
непомерно больших глаз, вспоминает Эт. Он решил, что огромные глаза<br />
имеют отношение к самому мальчику, рискнувшему украдкой разглядывать<br />
убийцу. Такие скрытые связи с травмировавшим происшествием почти<br />
всегда возникают в творчестве детей, перенесших психическую травму;<br />
и первым шагом, который Эт делал при лечении таких детей, была его<br />
просьба что-нибудь нарисовать. Поглощающие их «сильнодействующие»<br />
воспоминания вторгаются в их рисунки точно так же, как и в их мысли.<br />
Вдобавок создание рисунка само по себе оказывает терапевтическое<br />
действие и знаменует начало процесса исцеления.<br />
Повторное эмоциональное обучение и излечение от<br />
психической травмы<br />
Айрин отправилась на свидание, которое закончилось<br />
покушением на изнасилование. Хотя она и отбилась от<br />
нападавшего, он продолжал преследовать ее: изводил<br />
непристойностями по телефону, угрожал насилием, звонил среди<br />
ночи, выслеживал и наблюдал за каждым ее шагом. Однажды,<br />
когда она попыталась призвать на помощь полицию, они<br />
отмахнулись от ее проблемы, сочтя ее пустяковой, потому что<br />
«ничего ведь на самом деле не случилось». К тому времени, когда<br />
Айрин пришла лечиться, у нее уже наличествовали симптомы<br />
расстройства вследствие посттравматического стресса, она
совсем перестала бывать в обществе и чувствовала себя узницей<br />
в собственном доме.<br />
Случай с Айрин упомянула д-р Джудит Льюис Герман, психиатр из<br />
Гарвардского университета, чья новаторская работа в общих чертах<br />
намечает шаги по пути к восстановлению прежнего психического<br />
состояния после травмы. Герман рассматривает три этапа: достижение<br />
чувства безопасности, восстановление в памяти подробностей<br />
травмировавшего события, оплакивание потери, которую оно принесло, и,<br />
наконец, восстановление нормальной жизни. Как мы увидим далее, в<br />
расположении шагов в таком порядке присутствует биологическая логика:<br />
судя по всему, эта последовательность отражает, как эмоциональный мозг<br />
заново учится не относиться к жизни как к чрезвычайной ситуации,<br />
которая может разразиться в любой момент.<br />
Первый шаг – заново обрести чувство безопасности – вероятно,<br />
подводит к обнаружению способов успокоить слишком напуганные и<br />
слишком легко приводимые в действие эмоциональные цепи до такой<br />
степени, чтобы можно было перейти к повторному обучению. Часто<br />
данный этап начинается с того, что пациентам помогают понять: их<br />
нервозность и ночные кошмары, сверхбдительность и панические<br />
состояния – всего лишь часть симптомов расстройства вследствие<br />
посттравматического стресса. А понимание делает симптомы менее<br />
пугающими.<br />
Еще один шаг, который надо сделать в самом начале, – помочь<br />
пациентам вновь обрести некоторое ощущение контроля над тем, что с<br />
ними происходит, то есть сразу забыть об уроке беспомощности, который<br />
преподнес травмировавший эпизод. Айрин, к примеру, мобилизовала<br />
друзей и семью, чтобы они образовали буфер между нею и ее<br />
преследователем, и сумела заставить полицию вмешаться в ситуацию.<br />
Чувство «небезопасности» у пациентов с расстройствами вследствие<br />
посттравматического стресса выходит за пределы страха, будто они со всех<br />
сторон окружены опасностями. Причина коренится гораздо глубже – в<br />
ощущении, что им неподконтрольны ни процессы, происходящие в<br />
организме, ни эмоции. И это вполне понятно, учитывая мгновенный запуск<br />
механизма эмоциональной атаки, обеспечиваемый подобными<br />
расстройствами, которые делают цепь миндалевидного тела<br />
сверхчувствительной.<br />
Лекарственная терапия предлагает один из способов вернуть<br />
пациентам понимание того, что они не должны пребывать во власти
эмоциональных вспышек, которые накрывают их волной необъяснимой<br />
тревоги, лишают сна или наполняют их сновидения кошмарами.<br />
Фармакологи надеются когда-нибудь приготовить лекарства,<br />
целенаправленно устраняющие результаты воздействия<br />
посттравматически-стрессовых расстройств на миндалевидное тело и<br />
соединенные с ним цепи нейротрансмиттеров. Кстати сказать, сегодня уже<br />
существуют препараты, противостоящие некоторым изменениям такого<br />
рода, в частности, антидепрессанты, воздействующие на систему<br />
выделения серотонина, и бета-блокаторы типа пропранолола (иначе<br />
анаприлина), блокирующие возбуждение симпатической нервной системы.<br />
Кроме того, пациенты имеют возможность изучить методы релаксации,<br />
которые помогают им справляться с пограничными состояниями и<br />
нервозностью. Физиологический «штиль» дает возможность помочь<br />
доведенной до звероподобного состояния эмоциональной системе снова<br />
сделать открытие, что жизнь не представляет угрозы, и возвратить<br />
пациентам чувство безопасности, которое у них было до того, как<br />
случилось происшествие, нанесшее психическую травму.<br />
Еще один шаг к исцелению – воссоздать и пересказать картины<br />
эмоционально травмирующего события в каком-нибудь безопасном месте.<br />
Это позволяет эмоциональной системе выработать новый, более<br />
реалистичный взгляд и реакцию на травмирующие воспоминания и их<br />
«пускового механизма». Когда пациенты пересказывают ужасающие<br />
подробности трагедии, воспоминания начинают видоизменяться: они<br />
приобретают иное значение и по-другому воздействуют на эмоциональный<br />
мозг. Что же касается темпа пересказа, то здесь дело тонкое: в идеале он<br />
соответствует темпу, от природы присущему людям, которые способны<br />
оправиться от психической травмы, не получив расстройства вследствие<br />
посттравматического стресса. У таких людей, вероятно, имеются<br />
внутренние часы, которые «отмеряют» навязчивые воспоминания,<br />
оживляющие эмоциональную травму, а порции воспоминаний<br />
перемежаются неделями или месяцами, когда они едва ли вообще<br />
вспоминают о пережитых ужасах.<br />
При чередовании погружений в воспоминания и передышек<br />
происходят спонтанный пересмотр события, вызвавшего психическую<br />
травму, и усвоение новой эмоциональной реакции на событие. По<br />
утверждению Герман, у пациентов с трудноизлечимыми расстройствами<br />
вследствие посттравматического стресса пересказ того, что с ними<br />
случилось, иногда может вызвать приступ непреодолимых страхов, и тогда<br />
психиатру надлежит сбавить темп, чтобы удержать реакции пациента в
приемлемом диапазоне, который не будет мешать переучиванию.<br />
Психиатр рекомендует пациенту пересказывать травмировавшие его<br />
эпизоды как можно более живо и ярко, как видеофильм ужасов для<br />
домашнего просмотра, восстанавливая в памяти все отвратительные<br />
подробности. К ним относятся не только детальные описания того, что<br />
пациенты видели, слышали, обоняли или ощущали, но также и их<br />
реакции – ужас, отвращение, тошнота. Цель заключается в том, чтобы<br />
облечь все воспоминания в целом в слова, уловив и те части воспоминания,<br />
которые, возможно, уже отделились и поэтому отсутствуют в сознательно<br />
вызванной в памяти картине событий. При выражении подробностей<br />
чувственных восприятий и переживаний словами воспоминания, вероятно,<br />
в большей степени подчиняются контролю неокортекса, в котором<br />
возбуждаемые ими реакции могут стать более понятными и, следовательно,<br />
больше поддающимися управлению. Повторное эмоциональное обучение<br />
осуществляется большей частью путем переживания событий и<br />
сопутствовавших им эмоций заново, но в безопасной обстановке,<br />
создающей чувство защищенности, в обществе вызывающего доверие<br />
психотерапевта. Так начинается обучение простой истине: одновременно с<br />
воспоминаниями об эмоциональной травме можно испытывать не<br />
беспрестанный ужас, а чувство безопасности.<br />
Пятилетний мальчик, нарисовавший огромные глаза после того, как<br />
стал свидетелем жуткого убийства своей матери, не сделал больше ни<br />
одного рисунка; зато он со своим психотерапевтом Спенсером Этом играл в<br />
разные игры, налаживая связь, основанную на взаимопонимании. Мальчик<br />
начал понемногу рассказывать историю убийства, вначале заученно,<br />
перечисляя все подробности совершенно одинаково при каждом пересказе.<br />
Однако постепенно его повествование становилось более откровенным и<br />
лилось свободнее, а тело во время рассказа было меньше напряжено.<br />
Одновременно страшные сны со сценой убийства стали реже посещать его,<br />
что уже свидетельствовало, по мнению Эта, о некоторой «способности<br />
справиться с психической травмой». Мало-помалу разговор отходил от<br />
страхов, оставленных травмой, и переходил на то, что происходило с<br />
малышом, когда он привыкал к жизни в новом доме со своим отцом. В<br />
конце концов ребенок смог просто говорить о своей повседневной жизни:<br />
власть психической травмы постепенно сошла на нет.<br />
В заключение, как считает Герман, пациентам необходимо оплакать<br />
потерю, вызвавшую психическую травму, будь то телесное повреждение,<br />
смерть любимого человека или разрыв отношений, сожаление о каком-то<br />
шаге, не сделанном ради спасения кого-то, или просто разглашение
секрета, который им доверили. Оплакивание, происходящее, когда человек<br />
пересказывает тягостные события, имеет крайне важное назначение: оно<br />
дает возможность до некоторой степени освободиться от самой травмы.<br />
Пациенты, вместо того чтобы вечно оставаться в прошлом, в плену у<br />
травмирующего момента, смогут начать смотреть вперед, надеяться, заново<br />
устраивать свою жизнь, свободную от власти психической травмы. Как<br />
если бы осуществляемые эмоциональной схемой постоянная рециркуляция<br />
и оживление в памяти ужаса, сопутствовавшего травме, были чарами, от<br />
которых можно освободиться.<br />
Каждая сирена не должна вызывать прилив страха; каждый звук в ночи<br />
не должен сопровождаться мгновенным возвращением к пережитому<br />
ужасу.<br />
Эффект последействия или случающиеся время от времени рецидивы<br />
симптомов часто сохраняются, но, как утверждает Герман, существуют и<br />
характерные признаки того, что с травмой в основном удалось справиться.<br />
К ним относятся ослабление физиологических симптомов до<br />
контролируемого уровня и способность переносить чувства,<br />
обусловленные воспоминаниями об эмоциональной травме. Особенно<br />
важно не то, чтобы больше вообще не было вспышек воспоминаний о<br />
травме в неподдающиеся контролю моменты, а скорее способность<br />
обращаться к ним сознательно, как к любым другим воспоминаниям. И –<br />
что, возможно, еще важнее – забывать, как все остальное. В итоге<br />
возникает возможность построить новую жизнь, прочные доверительные<br />
отношения, систему убеждений, позволяющую отыскивать смысл даже в<br />
мире, где столько несправедливости. Все это, вместе взятое, и обеспечивает<br />
успех при переобучении эмоционального мозга.<br />
Психотерапия в качестве эмоционального наставника<br />
К счастью, для большинства из нас трагические моменты, когда на<br />
сцену выходят воспоминания, связанные с эмоциональной травмой,<br />
случаются крайне редко. Однако та же самая система, которая столь мощно<br />
отпечатывает в памяти неприятные эпизоды, по-видимому, работает и в<br />
более спокойные периоды жизни. Чем более ординарными бывают<br />
страдания в детстве, к примеру, когда к ребенку постоянно относятся с<br />
пренебрежением и он лишен внимания и заботы родителей, тем больнее<br />
осознаются собственная ненужность, утраты или социальное неприятие.<br />
Возможно, они так никогда и не достигнут настолько высокого уровня
эмоционального воздействия, чтобы вызвать психическую травму. Хотя,<br />
конечно, эти факторы оставляют отпечаток на эмоциональном мозге,<br />
становясь впоследствии причиной разного рода искаженных<br />
представлений – с приступами ярости и рыданий – в интимных<br />
отношениях. И поскольку можно вылечиться от расстройства вследствие<br />
посттравматического стресса, значит, есть способ устранить и менее<br />
глубокие рубцы от пережитых эмоций в душах каждого из нас. Такова<br />
задача психотерапии. Кстати сказать, эмоциональный интеллект вступает в<br />
действие как раз тогда, когда человека обучают справляться с заученными<br />
реакциями.<br />
С учетом динамической связи между миндалевидным телом и<br />
предлобными зонами коры головного мозга можно построить<br />
нейроанатомическую модель процесса, раскрывающую, каким образом<br />
психотерапия видоизменяет глубоко укоренившиеся неадекватные<br />
шаблоны эмоциональных реакций. Как считает Жозеф Леду, невролог,<br />
первым определивший роль миндалевидного тела как мгновенного<br />
«запускателя» вспышек эмоций, «стоит только вашей эмоциональной<br />
системе что-то заучить, как создается впечатление, что от этого уже никогда<br />
не избавиться. Так вот, психотерапия и призвана научить вас управлять<br />
этим. Она учит ваш неокортекс притормаживать миндалевидное тело.<br />
Побуждение к действию подавляется, а основная эмоция, возникающая в<br />
связи с ним, остается смирной».<br />
Однако, принимая во внимание структуру головного мозга,<br />
обеспечивающую возможность эмоционального переучивания, следует<br />
отметить: даже после успешного лечения методами психотерапии кое-что<br />
все-таки сохраняется. Остаточная реакция – некий рудимент исходной<br />
чувствительности или страха, лежащих в основе модели эмоциональной<br />
реакции, вызывающей сильное беспокойство. Предлобный участок коры<br />
головного мозга способен облагородить или сдержать побуждение<br />
миндалевидного тела разбушеваться, но не может заставить его не<br />
реагировать вообще. Следовательно, раз уж мы не в состоянии решить,<br />
когда нам испытать взрыв эмоций, то мы, по крайней мере, можем<br />
проконтролировать, как долго ему продолжаться. Умение быстрее<br />
приходить в себя после таких взрывов, несомненно, послужит отличным<br />
показателем эмоциональной зрелости.<br />
По-видимому, за курс психотерапии меняются главным образом<br />
первые отклики людей на эмоциональную реакцию. Однако тенденция к<br />
запуску реакции вообще полностью не исчезает. Это подтверждают<br />
результаты ряда исследований психотерапевтического лечения,
проведенных Лестером Люборским и его коллегами в Университете штата<br />
Пенсильвания. Они проанализировали основные конфликты во<br />
взаимоотношениях, которые заставляли многих пациентов обращаться к<br />
психотерапии. Среди них были такие вопросы, как сильнейшее желание<br />
получить признание или установить близкие отношения, или страх<br />
оказаться неудачником, или ужас перед возможной зависимостью. Когда<br />
эти желания и страхи активизировались в отношениях врача и пациента,<br />
возникали конфликты, всегда направленные против врачей. Ученые<br />
подвергли тщательному анализу типичные ответные реакции пациентов в<br />
подобных ситуациях (например, предъявление слишком высоких<br />
требований). Отрицательная реакция проявляется в виде гнева или<br />
холодности, или ухода в самооборону из-за ожидаемого проявления<br />
пренебрежения, оставляющего человека разозленным воображаемым<br />
отпором. Во время таких неудачных контактов пациенты, вполне понятно,<br />
ощущали, что их затопляют выводящие из душевного равновесия чувства –<br />
беспомощность и печаль, обида и гнев, напряженность и страх, вина и<br />
самопорицание и так далее. Какова бы ни была характерная манера<br />
поведения пациента, она, по-видимому, проявлялась почти во всех важных<br />
для него отношениях с супругой (супругом) или любовницей<br />
(любовником), ребенком или родителем, с равными ему по положению<br />
сотрудниками и боссом на работе.<br />
После курса долгосрочной психотерапии у этих пациентов произошли<br />
перемены двух типов: их эмоциональная реакция на запускающие<br />
травматичный механизм события стала менее мучительной и даже<br />
спокойной или отрешенной. Их внешние ответные реакции оказывались<br />
более эффективными с точки зрения достижения того, чего они<br />
действительно ждали от отношений. Однако неизменными остались<br />
скрытое желание или страх и первоначальная вспышка чувства. К тому<br />
времени, когда до окончания курса психотерапии оставалось всего лишь<br />
несколько сеансов, столкновения, о которых рассказывали пациенты,<br />
свидетельствовали: число негативных эмоциональных реакций у них<br />
сократилось наполовину по сравнению с временем, когда они только<br />
приступали к курсу лечения. Они вдвое чаще встречали столь желанную<br />
позитивную реакцию со стороны другого человека. А вот особая<br />
чувствительность, лежащая в основе всех потребностей, осталась<br />
совершенно такой же.<br />
Что касается головного мозга, то можно предположить: лимбический<br />
контур посылает сигналы тревоги в ответ на внешние сигналы пугающего<br />
события, а предлобная область коры головного мозга и связанные с ней
зоны уже выучили новый, более разумный отклик. Короче говоря,<br />
эмоциональные уроки, даже самые глубоко укоренившиеся склонности<br />
души, усвоенные в детстве, можно перепрофилировать. Эмоциональное<br />
обучение продолжается всю жизнь.
Глава 14. Темперамент – не фатум<br />
Итак, мы уже достаточно говорили о перестройке заученных<br />
эмоциональных шаблонов. А как обстоят дела с реакциями, в основе<br />
которых лежат генетические качества, и что нам известно об изменении<br />
привычных реакций человека, который от природы, скажем так, крайне<br />
непостоянен или болезненно застенчив? Весь диапазон эмоций<br />
охватывается понятием темперамент [61] в смысле некоего фонового шума<br />
чувств, определяющего наш нрав. Темперамент можно определить как<br />
настроения, которые наиболее типично отображают нашу эмоциональную<br />
жизнь. В какой-то степени у каждого из нас имеется свой диапазон<br />
предпочтительных эмоций. Темперамент есть нечто данное от природы,<br />
выпавшее нам в генетической лотерее и обладающее непреодолимой силой,<br />
влияющей на то, как разворачивается наша жизнь. Эту особенность<br />
наблюдал каждый родитель: с рождения ребенок или спокойный и тихий,<br />
или вспыльчивый и упрямый. Весь вопрос в том, может ли такой<br />
биологически заданный эмоциональный настрой измениться под влиянием<br />
переживаний. Предопределяет ли биология нашу эмоциональную судьбу,<br />
или даже от природы застенчивый ребенок может вырасти в более<br />
уверенного в себе взрослого человека?<br />
Однозначный ответ дается в работе Джерома Кейгана, выдающегося<br />
специалиста по возрастной психологии Гарвардского университета. Кейган<br />
утверждает: существует как минимум четыре типа личностей с<br />
индивидуальными особенностями, коренящимися в темпераменте<br />
(застенчивые, самоуверенные, жизнерадостные и меланхоличные), причем<br />
каждый из них своей индивидуальностью обязан разным моделям<br />
деятельности головного мозга. Я бы добавил, что существует бесконечное<br />
разнообразие оттенков темперамента, и в основе каждого оттенка лежат<br />
природные различия в эмоциональной схеме. Если взять какую-то<br />
конкретную эмоцию, то различия между людьми могут определяться сразу<br />
по нескольким пунктам, а именно: насколько легко эта эмоция<br />
«запускается», сколько она длится и какой интенсивности достигает. Работа<br />
Кейгана сосредоточена на изучении одной из этих моделей, то есть на<br />
диапазоне оттенков темперамента от самоуверенности до застенчивости.<br />
Несколько десятилетий подряд матери приносили новорожденных<br />
детей и тех, что только начали ходить, в кейгановскую лабораторию по<br />
изучению детского развития, расположенную на четырнадцатом этаже
корпуса Уильяма Джеймса Гарвардского университета, чтобы принять<br />
участие в исследованиях развития ребенка. Именно здесь Кейган и его<br />
коллеги заметили ранние проявления застенчивости у отдельных малышей<br />
из группы детей в возрасте одного года девяти месяцев, которых привели<br />
для участия в экспериментальных наблюдениях. В свободной игре с<br />
другими детьми одни были оживленными и непосредственными и играли<br />
со сверстниками, не испытывая ни малейшего стеснения. Другие, напротив,<br />
выглядели робкими и нерешительными, от смущения держались в стороне,<br />
не отходили от матерей, сдержанно наблюдая, как играют другие.<br />
Примерно четыре года спустя, когда дети уже ходили в детский сад, группа<br />
Кейгана снова наблюдала за их поведением. За прошедшие годы ни один из<br />
общительных детей не стал застенчивым, а две трети робких так и<br />
остались сдержанными.<br />
Кейган считает, что из чересчур чувствительных и робких детей<br />
вырастают стеснительные и боязливые взрослые; примерно 15–20<br />
процентов детей рождаются с «заторможенными поведенческими<br />
проявлениями», как он это называет. В младенчестве такие дети пугаются<br />
всего незнакомого. Это заставляет их проявлять разборчивость в<br />
отношении новых продуктов, неохотно приближаться к незнакомым<br />
животным или местам и стесняться посторонних. Зачастую это делает их<br />
чувствительными в других отношениях, например, склонными испытывать<br />
чувство вины и заниматься самобичеванием. Эти дети начинают<br />
испытывать буквально парализующую их тревогу в социальных ситуациях:<br />
в классе и на игровой площадке, знакомясь с новыми людьми и всякий раз,<br />
когда они оказываются в центре внимания общества. Став взрослыми, они<br />
стараются держаться в тени и патологически боятся произносить речи или<br />
выступать публично.<br />
Том, один из мальчиков, участвовавших в исследовании Кейгана, –<br />
типичный застенчивый ребенок. При каждом экспериментальном<br />
наблюдении на протяжении всего детства – в два, пять и семь лет – Том<br />
неизменно попадал в число самых робких детей. Во время опроса в<br />
тринадцатилетнем возрасте Том был напряженным и словно оцепеневшим.<br />
Он закусывал губу и стискивал руки, на лице у него застывало<br />
бесстрастное выражение, нарушаемое скупой улыбкой, только когда он<br />
говорил о своей подружке. Его ответы были краткими, а манера<br />
держаться – скованной. В среднем детском возрасте, примерно лет до<br />
одиннадцати, Том помнил, что был болезненно застенчивым и покрывался<br />
потом всякий раз, когда ему приходилось подходить к товарищам по играм.<br />
Его также мучили сильные страхи, например, что в доме случится пожар,
он боялся нырять в плавательный бассейн и оставаться один в темноте. В<br />
часто снившихся ему страшных снах на него нападали чудовища. Хотя в<br />
последние два года или около того он был уже менее стеснительным и<br />
робким, он все же ощущал некоторое беспокойство рядом с другими<br />
детьми, но теперь его волновала успеваемость в школе, хотя он и входил<br />
в 5 процентов лучших учеников класса. Том был сыном ученого и счел<br />
привлекательной карьеру в той же сфере деятельности, так как<br />
относительное уединение при такой профессии вполне отвечало его<br />
склонностям интроверта.<br />
Ралф, напротив, был одним из самых самоуверенных и общительных<br />
детей в любом возрасте. Всегда раскованный и разговорчивый, в<br />
тринадцать лет он непринужденно откидывался на спинку стула, не<br />
выказывал ни малейшей нервозности в поведении и говорил уверенным<br />
дружеским тоном, словно интервьюер был его ровесником, хотя разница в<br />
возрасте составляла двадцать пять лет. За все детство у него было всего два<br />
недолговечных страха – перед собаками (однажды, когда ему было три<br />
года, на него неожиданно набросилась большая собака) и перед полетами<br />
(после того как в семилетнем возрасте он услышал об авиакатастрофах).<br />
Общительный Ралф никогда не считал себя застенчивым.<br />
Робкие дети, по всей вероятности, вступают в жизнь с невральной<br />
схемой, заставляющей их острее реагировать даже на весьма умеренный<br />
стресс; ведь уже с первых минут появления на свет их сердца бьются<br />
быстрее, чем у других младенцев, в ответ на необычные или непривычные<br />
ситуации. В возрасте одного года и девяти месяцев, когда молчаливые и<br />
сдержанные дети сторонились своих занятых игрой сверстников, их сердца,<br />
судя по показаниям кардиомониторов, сильно бились в тревоге. Такой легко<br />
пробуждаемой тревогой, по-видимому, и объясняется пожизненная<br />
застенчивость: каждого нового человека или ситуацию они воспринимают<br />
как потенциальную угрозу. Возможно, в результате женщины средних лет,<br />
запомнившие, насколько робкими они были в детстве в сравнении со<br />
своими общительными сверстниками, больше боятся, тревожатся и<br />
мучаются чувством вины, а также больше страдают от вызывающих<br />
стрессы проблем, что проявляется в форме мигрени, синдрома<br />
раздраженной толстой кишки и других расстройств желудочно-кишечного<br />
тракта.<br />
Нейрохимия застенчивости
Разница между осторожным Томом и самоуверенным Ралфом, по<br />
мнению Кейгана, состоит в возбудимости невральной цепи, в центре<br />
которой помещается миндалевидное тело. Кейган полагает, что люди вроде<br />
Тома, склонные испытывать опасение и страх, уже рождаются с такой<br />
нейрохимией, которая провоцирует легкую активацию цепи. Поэтому они<br />
избегают всего, что незнакомо и непривычно, страшатся неопределенности,<br />
постоянно мучаются тревогой. Те же, кто, подобно Ралфу, наделен нервной<br />
системой с более высоким порогом активации миндалевидного тела, от<br />
природы общительны и дружелюбны и выказывают неудержимое<br />
стремление к исследованию новых мест и встречам с новыми людьми.<br />
Раннюю информацию о том, какую черту характера унаследовал<br />
ребенок, можно почерпнуть из того, насколько трудным и<br />
раздражительным он был в раннем детстве и как расстраивался,<br />
сталкиваясь с чем-то или кем-то незнакомым. В то время как примерно<br />
один ребенок из пяти попадает в категорию застенчивых, примерно двое из<br />
пяти отличаются самоуверенным нравом.<br />
Часть данных Кейгана получена из наблюдений за кошками, которые<br />
необычайно застенчивы. Примерно у одной из семи домашних кошек<br />
модель боязливости сходна с моделью боязливости у робких детей: они<br />
сторонятся всего нового (вместо того, чтобы проявлять легендарное<br />
любопытство), крайне неохотно изучают новую территорию и нападают<br />
лишь на самых мелких грызунов. Они слишком робкие, чтобы мериться<br />
силами с теми, кто покрупнее, а ведь более храбрые сородичи из семейства<br />
кошачьих преследуют их с большим пылом. Данные, полученные с<br />
помощью зондов для непосредственных исследований головного мозга,<br />
показали: у пугливых кошек отдельные участки миндалевидного тела<br />
необыкновенно легко возбуждаются, особенно когда они, например,<br />
слышат угрожающее завывание другой кошки.<br />
У кошек пугливость развивается примерно к месячному возрасту, то<br />
есть к тому моменту, когда миндалевидное тело достигает уровня развития,<br />
достаточного, чтобы взять на себя контроль над цепями головного мозга в<br />
решении вопроса, приблизиться или убежать. Один месяц созревания мозга<br />
котенка приравнивается к восьми месяцам развития мозга ребенка; именно<br />
у восьми-девятимесячных младенцев Кейган заметил появление страха<br />
перед «чужими людьми»: если мать младенца выходила из комнаты, а в ней<br />
находился незнакомый человек, ребенок начинал плакать. Кейган пришел к<br />
выводу, что робкие дети, возможно, от рождения имеют неизменно высокие<br />
уровни норэпинефрина или других химических веществ головного мозга,<br />
которые активируют миндалевидное тело и таким образом создают низкий
порог возбудимости, заставляя миндалевидное тело легко «запускаться».<br />
Один из признаков повышенной чувствительности, например, таков.<br />
Когда молодых мужчин и женщин, отличавшихся в детстве<br />
застенчивостью, в лабораторных условиях подвергают стрессам (например,<br />
дают резкие неприятные запахи) и потом измеряют определенные<br />
показатели, их пульс остается учащенным гораздо дольше, чем у их более<br />
общительных ровесников. Вот признак того, что выбросы норэпинефрина<br />
удерживают миндалевидное тело в возбужденном состоянии, а благодаря<br />
связанным нервным цепям симпатическая нервная система<br />
активизирована. Кейган считает, что у застенчивых детей повышен уровень<br />
реактивности по всему диапазону показателей симпатической нервной<br />
системы, начиная с более высокого кровяного давления в состоянии покоя<br />
и большего расширения зрачков и до более высоких уровней<br />
норэпинефриновых маркеров в моче.<br />
Еще одним индикатором робости является молчание. Всякий раз, когда<br />
рабочая группа Кейгана вела наблюдение за застенчивыми и<br />
самоуверенными детьми в естественной обстановке – на занятиях в<br />
детском саду, с другими детьми, которых они не знали, или во время<br />
беседы с интервьюером, – робкие дети говорили меньше. Одна малышка,<br />
посещавшая детский сад, ничего не отвечала, когда другие дети<br />
обращались к ней, и проводила большую часть дня, просто наблюдая за<br />
тем, как играют другие дети. Кейган предполагает, что робкое молчание<br />
при столкновении с чем-то новым или с воспринимаемой угрозой служит<br />
признаком активности невральной цепи, проходящей между передним<br />
мозгом, миндалевидным телом и соседними лимбическими структурами,<br />
которые контролируют способность издавать звуки (те же самые цепи<br />
заставляют нас «затыкаться» в условиях стресса).<br />
Такие чувствительные дети подвергаются большому риску заполучить<br />
со временем расстройство, связанное с тревожностью, такое как<br />
панические атаки, начинающиеся уже в шестом или седьмом классе. При<br />
одном обследовании 754 мальчиков и девочек этого возраста<br />
обнаружилось, что 44 ребенка уже перенесли по крайней мере один<br />
приступ паники или имели несколько предварительных симптомов. Эти<br />
приступы тревожности, как правило, инициировались обычными для<br />
подросткового возраста страхами, связанными, например, с первым<br />
свиданием или трудным экзаменом, страхами, с которыми большинство<br />
детей справляется, не наживая себе более серьезных проблем. Но<br />
застенчивые по характеру подростки, которых особенно пугали новые<br />
ситуации, приобретали панические симптомы, такие как учащенное
сердцебиение, одышка или чувство удушья, наряду с предчувствием, что с<br />
ними произойдет нечто ужасное вроде того, что они сойдут с ума или<br />
умрут. Исследователи полагают, что пока эти эпизоды недостаточно<br />
существенны, чтобы заслужить психиатрический диагноз «паническое<br />
расстройство», они сигнализируют о большем риске, что у этих подростков<br />
с годами разовьется такое нарушение; многие взрослые, страдающие<br />
паническими атаками, говорят, что эти атаки начались у них в<br />
подростковом возрасте.<br />
Начало панических атак тесно связано с наступлением периода<br />
полового созревания. Девочки с начальными признаками полового<br />
созревания не сообщали о приступах тревоги, а из тех, у кого этот период<br />
уже закончился, примерно 8 процентов жаловались, что их часто<br />
охватывает паника. После такого приступа у них развивается боязнь<br />
повторения подобного состояния, которое заставляет людей, подверженных<br />
паническим атакам, бояться самой жизни.<br />
Ничто меня не тревожит: жизнерадостный характер<br />
В начале 1920-х моя тетя Джун покинула родной дом в Канзас-Сити и<br />
отправилась в Шанхай, что в те годы считалось весьма опасным для<br />
одинокой молодой женщины. Там, в международном центре коммерческих<br />
махинаций, тетя Джун познакомилась с агентом колониальной сыскной<br />
полиции, за которого вскоре вышла замуж. Когда в начале Второй мировой<br />
войны японцы захватили Шанхай, тетю и ее мужа отправили в лагерь для<br />
военнопленных, довольно полное представление о котором дает книга и<br />
фильм «Империя солнца» [62] . Пять страшных лет они провели в лагере и,<br />
выйдя оттуда, поняли, что потеряли все, что имели. Без гроша в кармане их<br />
репатриировали в Британскую Колумбию (провинция Канады).<br />
Помню, как еще ребенком я впервые встретился с тетей Джун,<br />
энергичной и полной энтузиазма пожилой женщиной с удивительной<br />
судьбой. В последние годы жизни с ней случился удар, следствием<br />
которого стал частичный паралич. После медленного и тяжелого<br />
восстановления здоровья она снова смогла ходить, но уже немного хромая.<br />
В те годы мы совершали с тетей Джун долгие прогулки, а ей тогда было<br />
уже за семьдесят. Однажды я на что-то отвлекся и не заметил, как она ушла<br />
вперед. Вдруг я услышал сдавленный крик – тетя звала на помощь.<br />
Оказалось, что она, зацепившись ногой за валявшуюся в густой траве<br />
сухую ветку, упала и не смогла сама встать на ноги. Страшно испугавшись,
я бросился ее поднимать, а она, вместо того чтобы жаловаться и хныкать,<br />
посмеялась над своей неловкостью и заявила: «Ну что ж, все не так уж<br />
плохо, по крайней мере я снова могу ходить».<br />
Создается впечатление, что эмоции некоторых людей вроде моей<br />
тетушки по своей природе испытывают тяготение к положительному<br />
полюсу. Такие люди буквально от рождения веселы и добродушны, тогда<br />
как личности, им противоположные, вечно ходят с мрачным видом и<br />
пребывают в меланхолии. Подобный разброс темпераментов – с кипучим<br />
энтузиазмом на одном конце и меланхолией на другом – видимо, связан с<br />
относительной активностью правой и левой предлобных зон коры<br />
головного мозга, образующих верхние полюсы эмоционального мозга.<br />
Данное предположение высказал в своей работе Ричард Дэвидсон,<br />
психолог Университета штата Висконсин. Он обнаружил, что люди, у<br />
которых активность левой лобной доли головного мозга выше активности<br />
правой, по темпераменту более жизнерадостны, всегда в хорошем<br />
настроении, находят удовольствие в общении с людьми и в том, что им<br />
дарует жизнь, и быстро оправляются от всяческих неудач, совсем как моя<br />
тетя Джун. Те же, у кого более активной оказывается правая лобная доля,<br />
склонны к отрицанию, вечно всем недовольны и легко расстраиваются при<br />
столкновении с любыми жизненными трудностями. В известной мере<br />
создается впечатление, что и страдают они просто потому, что не могут<br />
избавиться от волнений и депрессии.<br />
В одном из экспериментов Дэвидсона добровольцев с наиболее ярко<br />
выраженной активностью левых лобных областей сравнивали с<br />
пятнадцатью участниками эксперимента, у которых наибольшая активность<br />
лобных долей обнаруживалась справа. Во время личностного теста<br />
участники с явной активностью правых лобных зон демонстрировали<br />
отчетливую картину склонности к отрицанию. Они соответствовали<br />
карикатурному типу, созданному комедийными ролями Вуди Аллена, –<br />
паникеру, который усматривает катастрофу в любом пустяке, подвержен<br />
страхам и переменам настроения и с подозрением взирает на мир, который,<br />
по его мнению, полон непреодолимых трудностей и скрытых опасностей. В<br />
противоположность своим унылым товарищам по эксперименту<br />
добровольцы с большей активностью левой лобной доли видели мир<br />
совершенно по-другому. Общительные и неунывающие, они обычно<br />
испытывали чувство удовольствия, чаще всего пребывали в хорошем<br />
расположении духа, ощущали твердую уверенность в себе и рассматривали<br />
свою включенность в жизнь как награду. Очки, набранные ими по<br />
результатам психологических тестов, говорили о более низком на
протяжении всей жизни риске впасть в депрессию и дойти до других<br />
эмоциональных расстройств.<br />
Как установил Дэвидсон, у людей, страдающих клинической<br />
депрессией, имел место пониженный уровень мозговой активности в левой<br />
лобной доле и более высокий – в правой, по сравнению с людьми, никогда<br />
не испытывавшими уныния. Он обнаружил ту же самую особенность у<br />
пациентов с недавно диагностированной депрессией. Дэвидсон выдвинул<br />
гипотезу, что люди, преодолевшие депрессию, научились повышать<br />
уровень активности левой лобной доли, – предположение, которое ожидает<br />
экспериментальная проверка.<br />
По словам Дэвидсона, хотя в его исследованиях участвует<br />
до 30 процентов людей, совершенно не похожих друг на друга, по<br />
энцефалографическим картинкам почти всех можно отнести к тому или<br />
другому типу. Различие в темпераменте мрачных и неунывающих людей<br />
проявляется во многом – в большом и малом. Например, во время одного<br />
эксперимента добровольцы просматривали короткие киноклипы. Одни<br />
были забавными: горилла принимает ванну, играющий щенок. Другие,<br />
вроде учебного фильма для медсестер, показывавшего тягостные<br />
подробности хирургической операции, производили мучительное<br />
впечатление. Мрачные люди с повышенной активностью правого<br />
полушария сочли веселые фильмы лишь умеренно забавными, но испытали<br />
крайний страх и отвращение в качестве реакции на зрелище жидкой и<br />
запекшейся крови при хирургическом вмешательстве. У группы<br />
жизнерадостных людей реакции на хирургию были минимальными, их<br />
самыми сильными реакциями оказались проявления восторга, когда они<br />
смотрели оптимистичные фильмы.<br />
Таким образом, по всей вероятности, именно темперамент заставляет<br />
нас реагировать на жизнь или в негативном, или в позитивном<br />
эмоциональном ключе. Склонность к меланхолии или оптимизму – а также<br />
к застенчивости или самоуверенности – проявляется в первый год жизни<br />
ребенка – факт, получивший строгое подтверждение данными из области<br />
генетики. Как и большая часть головного мозга, лобные доли постоянно<br />
развиваются в первые месяцы жизни, и пока еще не найден надежный<br />
способ измерения их активности до того, как ребенку исполнится десять<br />
месяцев. Но, как установил Дэвидсон, по уровню активности лобных долей<br />
у младенцев можно спрогнозировать, будут ли они плакать, если их матери<br />
выйдут из комнаты. В ходе экспериментов корреляция составила 100<br />
процентов: из всех младенцев заплакал каждый, у кого более активной<br />
была правая лобная доля, в отличие от детей с более активной левой
лобной долей.<br />
Хотя основной признак проявляется с момента рождения, тем из нас,<br />
кто скроен по «лекалу мрачной замкнутости», вовсе не обязательно идти по<br />
жизни, погрузившись в раздумья и брюзжа. Эмоциональные уроки детства<br />
могут сильно повлиять на темперамент, или усиливая, или затушевывая<br />
врожденную предрасположенность. Высокая пластичность головного мозга<br />
в детстве предполагает: переживания давних лет долгое время<br />
воздействуют на формирование нервных проводящих путей,<br />
продолжающееся до конца жизни. Возможно, иллюстрацией типа<br />
переживаний, которые способны изменить темперамент в лучшую сторону,<br />
являются результаты экспериментов, проведенных Кейганом с участием<br />
застенчивых детей.<br />
Укрощение перевозбужденного миндалевидного тела<br />
Определенную надежду вселяет полученная Кейганом информация о<br />
том, что далеко не все полные страха младенцы растут, держась в стороне<br />
от жизни, ибо, как мы помним, темперамент – не фатум. Излишне<br />
возбудимое миндалевидное тело можно усмирить… научившись<br />
«правильно» переживать. Различие состоит в эмоциональных уроках и<br />
ответных реакциях, которые дети усваивают в ходе развития. Для<br />
застенчивых детей главное значение с самого начала имеет то, как с ними<br />
обращаются их родители, а значит, и то, как они учатся справляться с<br />
природной застенчивостью. Родители, которые, скажем так, проектируют<br />
переживания, постепенно наделяющие детей смелостью и уверенностью в<br />
себе, словно бы показывают им, каким методом можно воспользоваться,<br />
чтобы в течение всей жизни компенсировать боязливость.<br />
Примерно один из трех младенцев, появившихся на свет со всеми<br />
признаками легковозбудимого миндалевидного тела, избавился от<br />
застенчивости к моменту поступления в детский сад. Данные наблюдений<br />
за поведением прежде пугливых детей в домашней обстановке показывают,<br />
что родители, и особенно матери, играют главную роль в том, станет ли от<br />
природы застенчивый ребенок со временем более смелым или так и будет<br />
бояться всего нового и терять душевное равновесие, сталкиваясь с любыми<br />
трудностями. В процессе исследования сотрудники группы Кейгана<br />
выяснили: одни женщины придерживались мнения, что им надлежит<br />
защищать робких малышей от всего, что может их расстроить, а другие<br />
считали, что гораздо важнее помочь застенчивому ребенку научиться
преодолевать неприятные моменты и таким образом лучше справляться с<br />
мелкими жизненными неурядицами. Установка на защиту, или<br />
охранительная позиция, похоже, только усиливала боязливость, лишая<br />
детей возможности научиться преодолевать страхи. Философия «науки<br />
адаптироваться», принятая за основу при воспитании ребенка, помогала<br />
детям, обремененным всяческими страхами, набраться смелости.<br />
Наблюдения, проведенные в семьях, имевших шестимесячных детей,<br />
показали: матери-защитницы, пытавшиеся успокоить своих младенцев,<br />
брали на руки и держали их, когда те бывали беспокойными или плакали, и<br />
делали это дольше, чем матери, которые старались помочь своим детям<br />
научиться справляться с огорчающими моментами. Соотношение случаев,<br />
когда держали на руках детей спокойных и расстроенных, показало, что<br />
матери-защитницы держат своих малышей на руках гораздо дольше в то<br />
время, когда те расстроены, чем в спокойные периоды.<br />
Другое различие обнаружилось, когда этим детям исполнился год:<br />
матери-защитницы проявляли большую снисходительность и<br />
уклончивость, когда надо было ограничить начинавших ходить детей в<br />
поступках, которые могли бы оказаться опасными, например, когда они<br />
совали в рот предметы, которые могли проглотить. Другие матери,<br />
напротив, чутко устанавливали нерушимые пределы, давая прямые<br />
указания, блокируя действия ребенка, настоятельно требуя повиновения.<br />
Так почему же твердость ведет к уменьшению боязливости? Кейган<br />
предполагает: когда малыш неуклонно ползет к тому, что кажется ему<br />
занимательным предметом (а его матери опасным), а его останавливает ее<br />
предостерегающий возглас: «Не подходи!», усваивается некий урок.<br />
Ребенка неожиданно заставляют бороться с легкой нерешительностью.<br />
Повторение этого испытания сотни и сотни раз на протяжении первого года<br />
жизни становится непрерывной репетицией малых столкновений с<br />
неожиданным в жизни. Пугливые дети переживают как раз то, с чем нужно<br />
справиться, а контролируемые дозы как раз подходят для усвоения урока.<br />
Когда такое столкновение происходит в присутствии родителей, которые,<br />
несмотря на свою любовь, не бросаются подхватывать на руки и утешать<br />
малыша по поводу каждого мелкого расстройства, он постепенно учится<br />
самостоятельно справляться с подобными моментами. К двум годам, когда<br />
прежде пугливых ребятишек снова приводили в лабораторию Кейгана,<br />
вероятность того, что они разрыдаются, если незнакомый человек<br />
неодобрительно взглянет на них или экспериментатор наденет им на руку<br />
манжету для измерения кровяного давления, была гораздо меньше.<br />
И Кейган сделал вывод: «Оказывается, матери, защищающие своих
чрезвычайно реактивных детей от расстройства и тревожности в надежде<br />
на достижение благоприятного результата, усугубляют неуверенность<br />
малыша и вызывают противоположный эффект». Иными словами,<br />
защитная стратегия приводит к неожиданным неприятным последствиям,<br />
лишая пугливых детей всяческой возможности научиться успокаиваться<br />
перед лицом чего-то незнакомого и таким образом обрести хоть какую-то<br />
власть над своими страхами. На неврологическом уровне это, вероятно,<br />
означает, что предлобные цепи упускают случай научиться альтернативным<br />
реакциям на непредвиденный страх; необузданная пугливость, возможно,<br />
усиливается.<br />
Напротив, как сообщил мне Кейган, «на детей, ставших менее<br />
робкими к моменту прихода в детский сад, по всей видимости,<br />
воздействовали родители, стараясь сделать их более общительными и<br />
дружелюбными. И хотя кажется, что такую особенность темперамента<br />
изменить труднее, чем другие, – возможно, по причине ее физиологической<br />
основы, – на самом деле изменению поддается любое человеческое<br />
качество».<br />
За период детства некоторые робкие дети становятся храбрее, по мере<br />
того как их жизненный опыт постоянно формирует главные невральные<br />
цепи. Одним из признаков того, что застенчивый ребенок наверняка<br />
преодолеет природную заторможенность, служит более выраженная<br />
социальная компетенция: он способен сотрудничать и ладить с другими<br />
детьми; проявляет внимание и сочувствие, может что-то отдавать, чем-то<br />
делиться, проявлять заботу и поддерживать близкие дружеские отношения.<br />
Все эти черты проявились у группы детей, которые в четыре года считались<br />
застенчивыми, но к десяти сумели освободиться.<br />
Напротив, робкие четырехлетние малыши, темперамент которых мало<br />
изменился спустя те же самые шесть лет, оказывались менее крепкими в<br />
эмоциональном плане. В условиях стресса они легче теряли голову и<br />
плакали, их эмоции не соответствовали ситуации, они пугались, бывали<br />
угрюмыми или плаксивыми, слишком остро реагировали вспышкой гнева<br />
на малейшее разочарование, испытывали затруднения с отсрочиванием<br />
удовольствия, обнаруживали чрезмерную чувствительность к критике или<br />
недоверчивость. Эти эмоциональные отклонения, разумеется, предвещают,<br />
что у них будут непростые отношения с другими детьми, если они не<br />
сумеют преодолеть свое первоначальное нежелание контактировать.<br />
Легко понять по контрасту, почему более эмоционально<br />
компетентные – хотя и застенчивые с точки зрения темперамента – дети<br />
сами по себе с возрастом избавляются от робости. Вероятнее всего, у них
благодаря лучшим навыкам будет постоянно накапливаться положительный<br />
опыт общения с другими детьми. Даже если они и испытывали некоторую<br />
нерешительность, скажем, при разговоре с новым товарищем по играм, то<br />
как только был сломан лед, они оказывались способными блестяще<br />
общаться. Регулярное повторение подобного успешного общения на<br />
протяжении многих лет, естественно, заставит застенчивых стать более<br />
уверенными в себе.<br />
Продвижение по пути к обретению уверенности в себе вселяет<br />
надежду: даже врожденные эмоциональные модели можно до известной<br />
степени изменить. Ребенок, являющийся в мир пугливым, может научиться<br />
быть спокойным или даже дружелюбным перед лицом чего-то незнакомого.<br />
Пугливость – или любой другой темперамент – является частью<br />
биологических исходных данных нашей эмоциональной жизни, но наши<br />
врожденные черты вовсе не обязательно ограничивают нас конкретным<br />
эмоциональным меню. Даже в пределах генетических ограничений<br />
существует некоторый диапазон возможностей. Специалисты в области<br />
генетики поведения заметили, что одни лишь гены поведение не<br />
определяют; наше окружение, и особенно то, что мы узнаем по опыту и<br />
чему учимся, пока растем, намечают то, как предрасположенность,<br />
определяемая темпераментом, будет выражаться по ходу жизни. Наши<br />
эмоциональные способности отнюдь не данность; при правильном<br />
обучении их можно улучшить. А это зависит от того, как будет созревать<br />
человеческий мозг.<br />
Детство: «окно благоприятной возможности»<br />
К моменту рождения человеческий мозг отнюдь не бывает полностью<br />
сформировавшимся. Он продолжает формироваться на протяжении всей<br />
жизни, причем наиболее интенсивное развитие приходится на детство.<br />
Дети рождаются с гораздо большим числом нейронов, чем сможет<br />
сохранить зрелый мозг; в ходе процесса, известного как «удаление<br />
лишнего», мозг действительно избавляется от нейронных соединений,<br />
которые меньше используются, и образует прочные соединения в тех<br />
синаптических цепях, которые используются максимально. Процесс<br />
«удаления лишнего» в виде ненужных синапсов улучшает отношение<br />
сигнал – шум в головном мозге, устраняя причину «шума». Все происходит<br />
постоянно и быстро; образование синаптических соединений может быть<br />
вопросом часов или дней. Опыт, в особенности приобретаемый в детстве,
ваяет мозг.<br />
Классическое доказательство влияния опыта на развитие головного<br />
мозга представили лауреаты Нобелевской премии, неврологи Торстен<br />
Визел и Дэвид Хюбел. Они показали, что у кошек и обезьян в течение<br />
нескольких первых месяцев жизни есть период, имеющий решающее<br />
значение для развития синапсов, которые передают сигналы от глаз в<br />
зрительную кору, где эти сигналы интерпретируются. Если оставить один<br />
глаз закрытым, то число синапсов, располагающихся между этим глазом и<br />
зрительной корой, сокращается, а число синапсов между открытым глазом<br />
и зрительной корой увеличивается. Если после завершения критического<br />
периода закрытый глаз снова открыть, то животное оказывается<br />
функционально слепым на этот глаз. Хотя с самим глазом все в порядке, от<br />
него к зрительной коре шло слишком мало цепей, чтобы сигналы можно<br />
было интерпретировать.<br />
У людей соответствующий критический период развития зрительного<br />
аппарата продолжается первые шесть лет жизни. Нормальное зрение<br />
стимулирует образование исключительно сложного нервного контура<br />
системы зрительного восприятия, который начинается в глазу и кончается в<br />
зрительной зоне коры головного мозга. Если глаз ребенка закрыть повязкой<br />
всего на несколько недель, это вызовет заметное нарушение зрительной<br />
способности. Если же один глаз ребенка закрыть на несколько месяцев, а<br />
потом повязку снять, то этим глазом он будет хуже различать мелкие<br />
детали.<br />
Наглядной демонстрацией влияния опыта на развитие головного мозга<br />
стали исследования «богатых» и «бедных» крыс. «Богатые» крысы жили<br />
небольшими группами в клетках с множеством крысиных аттракционов,<br />
например, лесенками и «бегущими дорожками». «Бедные» крысы обитали<br />
в таких же клетках, но там было пусто и скучно, какие бы то ни было<br />
развлечения отсутствовали. За период, длившийся несколько месяцев,<br />
неокортексы «богатых» крыс сформировали гораздо более сложные сети<br />
синаптических цепей, обеспечивающих взаимное соединение нейронов, и в<br />
сравнении с ними нервный контур «бедных» крыс выглядел весьма<br />
реденьким. Различие было столь велико, что головной мозг «богатых» крыс<br />
даже оказался тяжелее и, что, вероятно, вполне оправданно, они проявляли<br />
гораздо большую сообразительность в поисках выхода из лабиринта, чем<br />
«бедные» крысы. Аналогичные эксперименты с обезьянами выявили те же<br />
различия между «богатыми» и «бедными» в смысле впечатлений. Тот же<br />
результат, несомненно, следует ожидать и у людей.<br />
Психотерапия – то есть систематическое эмоциональное
переучивание – в настоящих условиях являет собой удачный пример того,<br />
как приобретаемый опыт способен изменить эмоциональные модели и<br />
сформировать головной мозг. Наиболее ярким подтверждением служит<br />
исследование, проведенное с участием людей, которых лечили от невроза<br />
навязчивых состояний. Один из наиболее распространенных навязчивых<br />
неврозов проявляется в стремлении постоянно мыть руки, причем эту<br />
процедуру такой больной совершает настолько часто (иногда по сто раз в<br />
день), что кожа на руках сохнет и трескается. Исследования по методу<br />
эмиссионной позитронной томографии (ЭПТ) показывают: у пациентов с<br />
навязчивым неврозом активность предлобных долей выше нормального<br />
уровня.<br />
Одной половине участников эксперимента был назначен обычный<br />
курс терапии лекарственными средствами, такими как флуокситин (более<br />
известный под торговым названием прозак), а другой – по методу<br />
поведенческой терапии. В ходе лечения этих пациентов постоянно<br />
сталкивали с объектом навязчивой идеи или навязчивой тяги, не позволяя<br />
предпринимать какие-то меры. Например, пациентов с навязчивой тягой<br />
мыть руки ставили рядом с раковиной, но не разрешали им в ней<br />
полоскаться. Одновременно их учили сомневаться в тех страхах и ужасах,<br />
которые подстрекали их многократно совершать одно и то же действие, в<br />
частности, не верить страху, что если они не вымоют руки, то подхватят<br />
какую-нибудь заразу и умрут. Постепенно, спустя несколько месяцев,<br />
навязчивая тяга у них прошла так же, как и с помощью медикаментозного<br />
лечения у пациентов другой группы.<br />
Кстати сказать, наибольшей неожиданностью оказалось открытие,<br />
что – как показало сканирование методом ЭПТ – у пациентов, прошедших<br />
курс поведенческой терапии, наблюдалось значительное снижение<br />
активности главной зоны эмоционального мозга, хвостатого ядра, как и у<br />
пациентов, которых успешно лечили с помощью флуокситина.<br />
Переживания изменили функцию мозга – и ослабили симптомы – так же<br />
результативно, как и лекарственные средства!<br />
«Важнейшие окна»<br />
Из всех видов нам, людям, требуется больше всего времени для<br />
полного развития головного мозга. Хотя в детстве все отделы мозга<br />
развиваются с разной скоростью, начало полового созревания знаменует<br />
один из наиболее радикальных периодов «удаления лишнего» по всему
мозгу. Несколько зон головного мозга, имеющих решающее значение для<br />
эмоциональной жизни, принадлежат к числу тех, которые медленнее всех<br />
достигают полного развития. В то время как сенсорные зоны полностью<br />
развиваются в раннем детстве, а лимбическая система – к началу полового<br />
созревания, лобные доли – центр эмоционального самоконтроля,<br />
понимания и искусного ответного реагирования – продолжают развиваться<br />
и в конце подросткового периода примерно до шестнадцати-восемнадцати<br />
лет.<br />
Привычка справляться с эмоциями, закрепляемая многократными<br />
повторениями в детстве и отрочестве, сама по себе поможет создать такие<br />
схемы. Поэтому детство и является «окном возможности» формирования<br />
эмоциональных склонностей на всю последующую жизнь; привычки,<br />
приобретенные в детстве, закрепляются в главной синаптической<br />
«проводке» мозговой структуры и с возрастом труднее поддаются<br />
изменению. Учитывая важность роли лобных долей в управлении<br />
эмоциями, само по себе длительное существование «окна» вполне может<br />
означать, что в грандиозной композиции мозга впечатления ребенка с<br />
годами могут сформировать устойчивые соединения в схеме управления<br />
эмоционального мозга. Как мы уже выяснили, важнейший опыт – то,<br />
насколько чутко родители относятся к потребностям ребенка и насколько<br />
он может на них рассчитывать в отношении удовлетворения его<br />
потребностей. Также сюда относятся возможности, которыми пользуется<br />
ребенок, учась справляться с дистрессом и сдерживать порывы, и<br />
применение эмпатии на практике. К тому же невнимание или жестокое<br />
обращение, неправильная настроенность занятого собой или равнодушного<br />
родителя или зверская дисциплина могут оставить свой отпечаток на<br />
эмоциональном контуре.<br />
Одним из самых нужных эмоциональных уроков, усвоенных в<br />
младенчестве и совершенствующихся в детстве, является способ<br />
самоуспокоения расстроенного ребенка. Очень маленькие дети получают<br />
утешение от тех, кто о них заботится: мать слышит, что дитя плачет, берет<br />
его на руки, держит в объятиях и качает до тех пор, пока не успокоит. Как<br />
полагают некоторые теоретики, такая биологическая настроенность<br />
помогает ребенку учиться проделывать то же самое для себя. На<br />
протяжении решающего периода между десятью и восемнадцатью<br />
месяцами глазнично-лобная зона предлобной области коры головного мозга<br />
быстро создает соединения с лимбической системой, что превращает ее в<br />
главный двухпозиционный переключатель дистресса. У младенца,<br />
которому с помощью бесчисленных эпизодов утешения помогают
научиться успокаиваться, как предполагается, образуются более прочные<br />
соединения в контуре управления дистрессом, и поэтому он на протяжении<br />
всей жизни будет лучше успокаивать себя, когда его что-то расстроит.<br />
Надо признать, что умение успокаивать себя приобретается годами и с<br />
помощью новых средств, по мере того как развивающийся мозг<br />
последовательно предлагает все более сложные эмоциональные<br />
инструменты. Как известно, лобные доли головного мозга, играющие<br />
значительную роль в управлении импульсом, посылаемым лимбической<br />
системой, развиваются вплоть до достижения подросткового возраста, то<br />
есть до 11–16 лет. Еще одна важная цепь, постоянно формирующаяся на<br />
протяжении всего детства, принадлежит блуждающему нерву, и один ее<br />
конец управляет сердцем и другими органами тела, а второй – через<br />
посредство других цепей – посылает сигналы миндалевидному телу,<br />
побуждая его выделять катехоламины, запускающие реакцию по принципу<br />
«сражайся или спасайся». Коллектив специалистов Университета штата<br />
Вашингтон по изучению того, как влияет процесс воспитания детей на их<br />
развитие, обнаружил: если воспитанием детей занимаются сведущие в<br />
отношении эмоций родители, это приводит к изменению функции<br />
блуждающего нерва в лучшую сторону.<br />
Как заявил Джон Готтман, ведущий психолог исследовательской<br />
группы, «родители видоизменяют вагусный (то есть относящийся к<br />
блуждающему нерву) тонус своих детей, – то есть показатель того,<br />
насколько легко возбуждается блуждающий нерв, – обучая их владению<br />
эмоциями: они разговаривают с детьми обо всех их переживаниях и о том,<br />
как следует их понимать, не критикуя и не осуждая, помогают решить<br />
проблемы, возникшие на почве эмоций, объясняя, как надо поступать, если<br />
они в печали, вместо того чтобы драться или уходить от конфликта». Если<br />
родители искусны, то детям удается лучше подавлять активность<br />
блуждающего нерва, побуждающую миндалевидное тело снабжать<br />
организм гормонами реакции «сражайся или спасайся», и поэтому у них<br />
проявляются лучшие поведенческие реакции.<br />
Совершенно очевидно, что в детстве для каждого значимого элемента<br />
эмоционального интеллекта существуют критические периоды, которые<br />
длятся по несколько лет. Каждый такой период представляет «окно»,<br />
назначение которого в том, чтобы помочь ребенку усвоить полезные<br />
эмоциональные привычки. Если упустить эту возможность, то в более<br />
поздний период жизни гораздо труднее предложить ребенку<br />
корректирующие уроки. Широкомасштабное внедрение и удаление лишних<br />
невральных схем в детстве, возможно, дает ответ на вопрос, почему
пережитые в раннем детстве сильные негативные эмоции и психическая<br />
травма остаются настолько глубокими и прочными, что продолжают<br />
оказывать влияние и в зрелом возрасте. Этим же, вероятно, объясняется и<br />
то, почему лечение методами психотерапии часто продолжается достаточно<br />
долго, прежде чем удастся добиться желаемого воздействия на некоторые<br />
из этих моделей. А также почему, как мы уже отмечали, даже после<br />
окончания курса терапии модели обнаруживают свойство сохраняться в<br />
форме основных склонностей, несмотря на наложение новых<br />
представлений и заново усвоенные реакции.<br />
Доказано, что головной мозг сохраняет пластичность на протяжении<br />
всей жизни, хотя и не в такой исключительной степени, как в детстве.<br />
Любое обучение влечет за собой изменение в головном мозге, укрепление<br />
синаптической связи.<br />
Изменения в мозге у пациентов с навязчивыми неврозами показывают,<br />
что манера проявления эмоций поддается влиянию в любой период<br />
жизни, – правда, требуя приложения длительного усилия, – даже на<br />
невральном уровне. То, что происходит с головным мозгом при<br />
расстройствах вследствие посттравматического стресса (равно как и в<br />
процессе лечения), аналогично последствиям от всех повторяющихся или<br />
сильных эмоциональных переживаний, которые действуют к лучшему или<br />
худшему.<br />
Некоторые из наиболее впечатляющих уроков детям преподают их<br />
родители. Совершенно разные эмоциональные привычки прививаются<br />
родителями, чья настроенность подразумевает признание и удовлетворение<br />
эмоциональных потребностей младенца. И теми, кто приучает к<br />
дисциплине, не забывая о сопереживании. И родителями, поглощенными<br />
собой, не обращающими внимания на страдание ребенка. И теми, кто<br />
дисциплинирует ребенка по своему капризу, крича на него или поднимая на<br />
него руку. В некотором смысле психотерапия по большей части<br />
представляет собой коррективные практические занятия тем, что было<br />
искажено или полностью упущено раньше. Но почему бы нам не сделать<br />
все возможное, чтобы предотвратить необходимость прибегать к<br />
психотерапии, давая детям воспитание и руководство, которые в первую<br />
очередь разовьют в них необходимые эмоциональные навыки?
Часть 5. Эмоциональная грамотность
Глава 15. Чем оборачивается эмоциональная<br />
безграмотность<br />
Это началось как несерьезный спор, но – слово за слово – дальше<br />
пошло по нарастающей. Йен Мур, выпускник средней школы Томаса<br />
Джефферсона в Бруклине, и Тайрон Синклер, на год моложе Йена,<br />
поссорились со своим пятнадцатилетним приятелем Халилом Самптером, а<br />
потом начали его дразнить и угрожать. И вот чем все закончилось.<br />
Халил, перепугавшись, что Йен и Тайрон собираются его избить,<br />
однажды утром прихватил с собой в школу пистолет 38-го калибра и в<br />
пятнадцати футах от школьного надзирателя выстрелами в упор убил двух<br />
парней, когда те шли по коридору.<br />
Трагическое происшествие можно расценить как еще одно<br />
свидетельство того, сколь велика необходимость научить людей, и<br />
особенно детей, как следует управлять эмоциями, разрешать конфликты<br />
мирным путем и просто поддерживать хорошие отношения.<br />
Преподаватели, извечно обеспокоенные низкими оценками по математике и<br />
чтению у учеников младших классов, начинают понимать: существует и<br />
другой, более тревожный недостаток – эмоциональная безграмотность. И<br />
если для повышения уровня подготовки прикладываются достойные<br />
похвалы усилия, то обозначенный новый и весьма неприятный дефицит<br />
тепла и добра никак не учитывается в стандартной школьной программе.<br />
Как отметил один из преподавателей школы в Бруклине, «нас больше<br />
заботит, насколько хорошо дети научатся читать и писать, чем доживут ли<br />
они до следующей недели». Признаки нехватки эмоциональной<br />
компетентности видны в диких выходках вроде расстрела Йена и Тайрона,<br />
становящихся все более привычными в американских школах. Но они<br />
представляют собой нечто большее, чем отдельные случаи. Об усилении<br />
беспорядков, чинимых подростками, и бедах, сопутствующих детству,<br />
говорит статистика по Соединенным Штатам, являющимся<br />
провозвестником мировых тенденций.<br />
В 1990 году в Соединенных Штатах отмечен наивысший по сравнению<br />
с двумя предыдущими десятилетиями процент задержаний<br />
несовершеннолетних за насильственные преступления. Удвоилось чисто<br />
арестов подростков за изнасилование с применением физической силы. В<br />
четыре раза возросла доля убийств, совершаемых подростками, главным<br />
образом из-за применения огнестрельного оружия. За те же самые два
десятка лет количество самоубийств среди юношества утроилось, так же<br />
как и количество детей до четырнадцати лет, становящихся жертвами<br />
убийства.<br />
Девочки-подростки теперь беременеют чаще и во все более юном<br />
возрасте. С 1993 года в течение пяти лет подряд наблюдался устойчивый<br />
рост коэффициента рождаемости среди девочек от десяти до четырнадцати<br />
лет (некоторые называют их «детьми, имеющими детей»). То же касается и<br />
доли нежелательных подростковых беременностей и случаев принуждения<br />
со стороны сверстников к занятию сексом. Заболеваемость венерическими<br />
болезнями среди подростков утроилась за последние тридцать лет.<br />
Хотя эти показатели и обескураживают, но если говорить об афроамериканской<br />
молодежи, особенно в негритянском гетто, то они вообще<br />
беспросветно мрачны – все цифры гораздо выше, иногда вдвое, иногда<br />
втрое или и того больше. К примеру, употребление героина и кокаина белой<br />
молодежью возросло на 300 процентов за два десятилетия до начала 1990-х<br />
годов; а для молодых афроамериканцев показатель подскочил<br />
ошеломляюще, в 13 раз превысив цифры двадцатилетней давности.<br />
Самой распространенной причиной нетрудоспособности среди<br />
подростков является психическое заболевание. Симптомы депрессии<br />
любой степени тяжести обнаруживаются примерно у трети юношей и<br />
девушек; у девочек число случаев заболевания депрессией удваивается в<br />
период полового созревания. Частота случаев нарушений питания у<br />
девочек-подростков стремительно возросла.<br />
В итоге, если положение дел не изменится, то с каждым поколением<br />
долгосрочные перспективы относительно брака и удачной, стабильной<br />
семейной жизни станут все более удручающими. Как уже говорилось в<br />
главе 9, если в период между 1970-ми и 1980-ми годами показатель<br />
количества разводов составлял примерно 50 процентов, то с началом 1990-<br />
х годов прогноз для молодоженов гласил, что два из трех браков,<br />
заключенных молодыми людьми, кончатся разводом.<br />
Эмоциональное нездоровье<br />
Тревожная статистика напоминает канарейку, выпускаемую шахтером<br />
в штольне: ее смерть – знак того, что в угольной шахте слишком мало<br />
кислорода. Помимо этих отрезвляющих цифр, о положении детей в наши<br />
дни можно судить и по более незаметным признакам – по повседневным<br />
проблемам, которые пока еще не достигли уровня настоящих кризисов.
Вероятно, самыми впечатляющими данными – абсолютным барометром<br />
падения уровня эмоциональной компетентности – являются данные,<br />
полученные при обследовании отобранной в государственном масштабе<br />
группы американских детей в возрасте от семи до шестнадцати лет. В ходе<br />
исследования сравнивалось эмоциональное состояние детей в середине<br />
1970-х годов и в конце 1980-х. По оценкам родителей и учителей, оно<br />
непрерывно ухудшается. Невозможно выделить какую-то одну проблему;<br />
просто все показатели неуклонно смещаются в негативную сторону. Дети в<br />
среднем хуже проявляли себя в следующих отношениях.<br />
• Поведение, характеризующееся уходом от конфликта, или проблемы<br />
общения: они предпочитали пребывать в одиночестве, были скрытными,<br />
подолгу хандрили, им недоставало энергии; они чувствовали себя<br />
несчастными и были слишком несамостоятельными.<br />
• Беспокойные и подавленные: одинокие, обремененные множеством<br />
страхов и тревог, стремящиеся стать идеальными; чувствующие себя<br />
нелюбимыми, нервозные или печальные и угнетенные.<br />
• Проблемы с сосредоточением внимания или мышлением:<br />
неспособность концентрировать внимание или сидеть спокойно;<br />
мечтательны; действуют не думая; слишком нервные, чтобы<br />
сосредоточиться; плохо справляются с домашними заданиями; не способны<br />
отделаться от мыслей.<br />
• Правонарушители или агрессивные: крутятся вокруг малышей,<br />
которые попадают в беду; лгут и мошенничают; много спорят;<br />
неприветливы по отношению к другим людям; требуют внимания; ломают<br />
вещи, принадлежащие другим людям; не слушаются ни дома, ни в школе;<br />
упрямы и легко поддаются переменам настроения; слишком много<br />
болтают; много дразнятся; имеют вспыльчивый характер.<br />
Если любая из этих проблем в отдельности не вызывает удивления, то<br />
взятые вместе, они служат барометром полной трансформации. Появилась<br />
некая новая разновидность яда, проникающего и отравляющего жизненную<br />
сферу детства, предвещающая общий недостаток эмоциональных<br />
компетенций. Подобное эмоциональное нездоровье, похоже, является<br />
всеобщим следствием современного образа жизни. И хотя американцы<br />
часто открыто и чересчур резко обсуждают свои проблемы, считая их<br />
особенно серьезными в сравнении с другими культурами, исследования,<br />
проводимые по всему миру, свидетельствуют об одинаковой или даже еще<br />
худшей ситуации, чем в Соединенных Штатах. Так, в 1980-х годах учителя
и родители в Нидерландах, Китае и Германии столкнулись примерно с тем<br />
же уровнем проблем с детьми, что и в Америке в 1976 году. А в некоторых<br />
странах, включая Австралию, Францию и Таиланд, положение намного<br />
хуже, чем в настоящее время в США. Этому надо положить конец. Все<br />
большие силы, стимулирующие движение по нисходящей спирали в<br />
области эмоциональной компетенции, похоже, набирают обороты в<br />
Соединенных Штатах в сравнении со многими другими развитыми<br />
странами.<br />
Никакие дети, ни богатые, ни бедные, не застрахованы от риска. Эти<br />
проблемы стали всеобщими и возникают в любых этнических, расовых и<br />
эмигрантских группах. Да, хотя дети, живущие в бедности, имеют<br />
наихудшие показатели эмоциональных навыков и умений, темп их<br />
ухудшения за несколько десятков лет был не выше, чем у детей из семей со<br />
средним достатком или из богатых семей: все обнаруживают постоянную<br />
тенденцию к скольжению вниз. Но число детей, получивших<br />
психологическую помощь, увеличилось в три раза (возможно, хороший<br />
знак, свидетельствующий о большей доступности такой помощи).<br />
Одновременно стало примерно вдвое больше детей (около 9 процентов<br />
в 1976 году и 18 процентов в 1989 году), имеющих достаточно<br />
эмоциональных проблем, чтобы им потребовалась такая помощь, но, к<br />
сожалению, ее не получивших (плохой знак).<br />
Ури Бронфенбреннер, выдающийся специалист по психологии<br />
развития из Корнеллского университета, который провел сравнение<br />
благополучия детей в международном масштабе, сообщает: «В отсутствие<br />
добротных систем поддержки внешнее давление стало таким огромным,<br />
что распадаются даже крепкие семьи. Лихорадочность, нестабильность и<br />
противоречивость повседневной жизни семьи принимают угрожающие<br />
масштабы во всех сегментах нашего общества, включая образованных и<br />
состоятельных людей. Под угрозой находится ни много ни мало как<br />
следующее поколение, и в первую очередь представители мужского пола,<br />
которые в период роста и взросления особенно уязвимы для таких<br />
разрушительных сил, как ужасающие последствия развода, бедности и<br />
безработицы. Общественное положение американских детей и семей<br />
безнадежное, как никогда… Мы лишаем миллионы детей их компетенции и<br />
моральных качеств».<br />
Это не чисто американское явление, оно носит глобальный характер:<br />
мировая конкуренция заставляет снижать затраты на рабочую силу,<br />
порождая экономические факторы, которые оказывают давление на семью.<br />
Настали времена финансовой осады семей, в которых оба родителя очень
много работают. Дети предоставлены самим себе или телевизионным<br />
нянькам. Больше детей, чем когда-либо, вырастают в нищете. Все более<br />
обычным явлением становятся семьи с одним родителем. За все большим<br />
количеством младенцев и начинающих ходить малышей так плохо<br />
присматривают днем, что возникает ситуация безнадзорности и<br />
заброшенности. И даже если родители действуют из лучших побуждений,<br />
зачастую происходит разрушение бесчисленных мелких питающих<br />
контактов, создающих эмоциональные компетенции, между родителем и<br />
ребенком.<br />
Если семьи больше не в состоянии эффективно исполнять свое<br />
назначение и прочно ставить на ноги в жизни всех наших детей, то что же<br />
нам делать? Более внимательное рассмотрение механики специфических<br />
проблем позволяет понять, каким образом дефицит эмоциональных и<br />
социальных компетенций закладывает основы серьезнейших проблем и как<br />
с помощью достигающих цели корректирующих или предупредительных<br />
мер удержать больше детей на правильном пути.<br />
Укрощение агрессивности<br />
В моей начальной школе трудным ребенком был Джимми, учившийся<br />
в четвертом классе, когда я был первоклассником. Он воровал деньги,<br />
которые родители давали детям на завтрак, брал чужие велосипеды и<br />
отвешивал тебе тумаки, едва заговорив. Джимми был классическим<br />
хулиганом, лезшим в драку по малейшему поводу или вообще без всякого<br />
повода. Мы все трепетали перед ним и держались от него на расстоянии.<br />
Все ненавидели и боялись Джимми; с ним никто не хотел играть. Где бы он<br />
ни проходил по игровой площадке, словно невидимый телохранитель<br />
убирал детей с его пути.<br />
С детьми вроде Джимми дело явно обстоит неблагополучно. Но вот<br />
что, возможно, гораздо менее очевидно: такая вопиющая агрессивность в<br />
детстве предвещает эмоциональные и другие неприятности в будущем. К<br />
шестнадцати годам Джимми уже сидел в тюрьме за нападение.<br />
Агрессивность как наследие детства, сохраняющаяся у таких детей,<br />
как Джимми, на всю жизнь, выявлялась во многих исследованиях. Как мы<br />
уже выяснили, в домашней жизни агрессивных детей всегда имеются<br />
родители, у которых полное отсутствие заботы о ребенке чередуется с<br />
суровыми наказаниями «под настроение»: модель, которая, чему, вероятно,<br />
не приходится удивляться, делает детей чуть ли не параноиками.
Не все злые дети обязательно бывают хулиганами. Некоторые<br />
оказываются ушедшими в себя социально отверженными людьми, которые<br />
чересчур остро реагируют на поддразнивания или на отношение,<br />
воспринимаемое ими как пренебрежение или несправедливость. Однако<br />
всех объединяет один общий порок восприятия: способность усматривать<br />
неуважение со стороны тех, кто даже и не думал об этом, воображая, будто<br />
сверстники относятся к ним хуже, чем на самом деле. В результате они<br />
неправильно воспринимают нейтральные действия как содержащие угрозу<br />
(например, в случайном столкновении им видится чуть ли не вендетта) и<br />
атакуют в ответ. Такая реакция, в свою очередь, заставляет других детей<br />
сторониться и остерегаться их. Вокруг них создается еще большая<br />
изоляция. В итоге эти озлобленные замкнутые дети становятся<br />
чрезвычайно чувствительны к несправедливости и плохому обращению.<br />
Они, как правило, считают себя жертвами и могут без запинки перечислить<br />
все случаи, когда, к примеру, учителя обвинили их в том, к чему они были<br />
абсолютно не причастны. Другая особенность таких детей состоит в том,<br />
что, как только их охватит гнев, они способны отреагировать одним<br />
способом: разразиться бранью и наброситься на обидчика.<br />
Подобного рода погрешности восприятия наиболее ярко проявились в<br />
эксперименте, проведенном при участии задир и хулиганов, каждому из<br />
которых под пару подобрали более мирного сверстника, чтобы вместе<br />
смотреть видеофильмы. В одном фильме было показано, как один мальчик<br />
случайно налетает на другого и тот роняет свои книги на пол, а дети,<br />
стоящие поблизости, громко смеются. Тогда мальчик, уронивший книги,<br />
приходит в бешенство и пытается поколотить одного из членов развеселой<br />
компании. Когда после просмотра фильма каждый высказывал свое<br />
мнение, те, кто не отличался примерным поведением, всякий раз<br />
оправдывали поведение мальчика, который с кулаками накинулся на<br />
насмешника, и считали его действия справедливыми. Но еще более ярко<br />
различия проявились тогда, когда им во время обсуждения эпизода с<br />
книгами предложили оценить, насколько агрессивными были те двое<br />
мальчиков: хулиганы сочли мальчика, налетевшего на своего приятеля,<br />
более воинственным, а гнев того, кто полез в драку, оправданным.<br />
Столь категоричное суждение свидетельствует о глубинном искажении<br />
восприятия (предубежденном восприятии) у людей с особой<br />
агрессивностью: их действия основаны на исходной посылке враждебности<br />
или угрозы, и они обращают мало внимания на то, что происходит в<br />
действительности. Следовательно, как только они в чем-то усматривают<br />
угрозу, так сразу же бросаются в атаку. Например, если агрессивный
мальчик играет в шахматы с другим, который переставит фигуру, нарушив<br />
очередность ходов, он сразу воспримет такой ход как «жульничество», не<br />
сделав паузу для попытки выяснить, не было ли это случайной ошибкой.<br />
Он заранее предполагает злой умысел, отвергая невиновность, и<br />
автоматически реагирует враждебно. За автоматическим восприятием<br />
какого-то поступка как враждебного следует такая же автоматическая<br />
агрессия, и вместо того чтобы указать своему партнеру, что тот допустил<br />
ошибку, он набросится на него с обвинениями, начнет кричать и драться. И<br />
чем чаще дети поступают подобным образом, тем неотвратимее возрастает<br />
автоматизм ответной агрессии и тем больше сокращается репертуар<br />
возможных вариантов поведения – вежливого обращения или шутки.<br />
Такие дети бывают эмоционально уязвимыми в том смысле, что у них<br />
низкий порог расстройства и они раздражаются чаще, находя все больше<br />
поводов. Как только они теряют душевное равновесие, мысли у них<br />
путаются, и они усматривают в безобидных поступках враждебность и<br />
возвращаются к своей заученной до автоматизма привычке набрасываться с<br />
кулаками.<br />
Подобные искажения восприятия в сторону враждебности<br />
формируются уже к младшим классам. В то время как с большинством<br />
детей, особенно с мальчиками, нет сладу в детском саду и первом классе,<br />
более агрессивные дети оказываются не в состоянии усвоить минимум<br />
самоконтроля и ко второму классу. Там, где другие дети уже начали учиться<br />
вести переговоры и находить компромиссы в разрешении споров,<br />
возникающих на игровой площадке, хулиганы все больше и больше<br />
полагаются на громкий голос и силу. Они «расплачиваются» общением:<br />
после первых же двух-трех часов контакта с задирой на игровой площадке<br />
другие дети заявляют, что он им не нравится.<br />
Но исследования, в ходе которых за детьми наблюдали, начиная с<br />
дошкольного возраста и кончая примерно девятнадцатью годами,<br />
показывают: правонарушителями в тринадцать-девятнадцать лет<br />
становятся до половины первоклассников, проявляющих разрушительные<br />
наклонности, не способных ладить с другими детьми, не слушающихся<br />
родителей и оказывающих противодействие учителям. Разумеется, не все<br />
агрессивные дети идут по пути, который в последующей жизни приведет<br />
их к преступлениям. Но из всех детей для них вероятность совершения<br />
насильственных действий максимальна.<br />
В жизни таких детей тенденция к преступным действиям<br />
обнаруживается удивительно рано. Когда в одном монреальском детском<br />
саду оценивали враждебные действия и нарушения порядка детьми, те, что
были самыми большими смутьянами уже в пять лет, имели на своем счету<br />
гораздо больше правонарушений спустя всего лишь пять-восемь лет, то<br />
есть в раннем подростковом возрасте. Им приходилось примерно в три раза<br />
чаще, чем другим, признаваться, что они зверски избили кого-то, кто<br />
ничего им не сделал, что они совершили магазинную кражу, применяли<br />
оружие в драке, взломали автомобиль или украли из него какие-то детали и<br />
напились, – и все совершено до того, как им исполнилось четырнадцать<br />
лет.<br />
Путь к насилию и преступным действиям закладывается у<br />
агрессивных детей, с которыми бывает трудно справиться в первом и<br />
втором классах. Обычно с самых ранних лет обучения в школе плохой<br />
контроль за своими побуждениями приводит к тому, что они бывают<br />
слабыми учениками – «тупыми». В глазах окружающих и в их собственных<br />
такое суждение подтверждается тем, что их переводят в классы<br />
индивидуального обучения (и хотя у таких детей может быть повышенный<br />
уровень «гиперактивности» или трудности с усвоением знаний, такими<br />
являются отнюдь не все). На детях, которые поступают в школу, уже усвоив<br />
дома стиль «используй силу, чтобы добиться своего», то есть запугивания,<br />
ставят крест и учителя, которым приходится тратить слишком много<br />
времени, чтобы держать их в надлежащих рамках. Нарушение учебных<br />
правил происходит у таких детей естественно, и значит, они попусту<br />
теряют время, которое в противном случае можно было бы использовать на<br />
приобретение знаний; их предопределенная неуспеваемость обычно<br />
становится очевидной примерно к третьему классу. Хотя мальчики,<br />
неуклонно движущиеся по пути к правонарушениям, как правило, имеют<br />
более низкие значения коэффициента умственного развития, чем их<br />
сверстники, решающим фактором оказывается их импульсивность:<br />
импульсивность десятилетних мальчиков служит втрое более мощным<br />
прогнозирующим параметром последующей преступности, чем<br />
коэффициент умственного развития.<br />
К четвертому или пятому классу эти дети, которых уже считают<br />
хулиганами или просто «трудными» подростками, чувствуют<br />
отчужденность со стороны сверстников. Они практически не способны<br />
легко заводить друзей и попадают в число неуспевающих. Не имея близких<br />
приятелей и подруг, чувствуя себя одинокими, они начинают испытывать<br />
тягу к другим социально отверженным. Между четвертым и девятым<br />
классами они присоединяются к наиболее подходящей группе парий и<br />
ведут жизнь в полном пренебрежении к закону: в пять раз чаще<br />
прогуливают занятия, чем другие дети, употребляют спиртные напитки и
наркотики с кульминацией, приходящейся на время между седьмым и<br />
восьмым классами. К середине периода пребывания в школе к ним<br />
присоединяются представители еще одного типа «опоздавших на старте»,<br />
которых привлекает дух открытого неповиновения. Ко второму типу<br />
«изгнанников» обычно принадлежат подростки, которые остаются дома без<br />
всякого присмотра и, не посещая занятия в начальной школе, в одиночестве<br />
шатаются по улицам. Парии обоих типов, как правило, бросают начальную<br />
школу и пополняют ряды правонарушителей, участвуя в мелких<br />
преступлениях (магазинные и карманные кражи и торговля наркотиками).<br />
(Здесь обнаруживается явное различие между мальчиками и<br />
девочками. Результаты исследования «плохих» девочек-четвероклассниц,<br />
которые доставляли неприятности учителям и нарушали правила, но имели<br />
успех у своих сверстников, показали, что к моменту окончания средней<br />
школы 40 процентов этих девочек имели ребенка, что втрое превышало<br />
средний показатель беременности у девочек в их школах. Другими<br />
словами, «трудные» девочки-тинейджеры не хулиганят… они беременеют.)<br />
Все сказанное выше вовсе не означает, что это единственный путь к<br />
насилию и преступлениям. Подвергнуть ребенка риску могут и многие<br />
другие факторы, в частности, рождение в квартале с высоким уровнем<br />
преступности, где имеется больше соблазнов совершить преступление и<br />
насилие; жизнь в семье с высокими уровнями стресса или в убожестве и<br />
нищете. Не следует, однако, думать, что хотя бы один из этих факторов<br />
неизбежно толкает ребенка на путь насильственных преступлений. При<br />
прочих равных условиях психологические факторы, движущие<br />
агрессивными детьми, в значительной степени лишь повышают<br />
вероятность того, что они кончат на скамье подсудимых за совершение<br />
насильственных преступлений. По мнению Джеральда Паттерсона,<br />
психолога, проследившего жизненный путь сотен таких мальчиков вплоть<br />
до достижения ими возраста от 18 лет до 21 года (возраст молодых<br />
совершеннолетних по американским меркам), «антиобщественные<br />
поступки пятилетних могут оказаться моделью поведения<br />
несовершеннолетних преступников».<br />
Школа для хулиганов<br />
Перекос в мозгах, который у агрессивных детей сохраняется в течение<br />
всей жизни, практически на 100 процентов гарантирует, что их ожидает<br />
плохой конец. Судя по результатам наблюдений за несовершеннолетними
правонарушителями, совершившими преступления, и за агрессивными<br />
учениками средней школы, и те, и другие имеют одинаковую<br />
психологическую установку. Так, если им случалось с кем-то повздорить,<br />
они мгновенно настраивались враждебно по отношению к оппоненту,<br />
поскольку сразу решали, что тот испытывает к ним явную неприязнь. Они<br />
даже и не пытались добыть дополнительную информацию или найти<br />
мирный способ устранить разногласия. Но ведь они никогда не<br />
задумываются о негативных последствиях решения проблемы<br />
насильственным путем – как правило, дракой. В оправдание агрессивной<br />
направленности своих мыслей они говорят примерно следующее: «Если ты<br />
чуть не спятил от бешенства, нет ничего дурного в том, чтобы кого-нибудь<br />
отдубасить»; «Если ты уклонишься от драки, все сочтут тебя трусом»<br />
и «Люди, которых здорово побили, на самом деле не так уж и страдают».<br />
Но своевременные способы помощи могут изменить эти установки и<br />
остановить движение ребенка по пути к преступлению. Несколько<br />
экспериментальных программ оказались довольно удачными в том, что<br />
помогли агрессивным детям научиться контролировать наклонность к<br />
антиобщественным действиям раньше, чем она доведет их до более<br />
серьезных неприятностей. Одна программа в университете Дьюка<br />
предусматривала работу с одержимыми яростью смутьянами из начальной<br />
школы на учебных занятиях продолжительностью сорок минут дважды в<br />
неделю на протяжении шести-двенадцати недель. Мальчиков учили,<br />
например, понимать, что некоторые социальные сигналы, которые они<br />
интерпретировали как враждебные, на самом деле были нейтральными или<br />
дружескими. Они учились вставать на точку зрения других детей,<br />
понимать, как они выглядят в глазах других, а также что думали и<br />
чувствовали другие дети во время столкновений, которые привели их в<br />
такую ярость. Их также обучали прямо справляться с гневом путем<br />
разыгрывания сцен, – например, дразнили, – которые могли бы заставить<br />
их выйти из себя. Одним из главных навыков, необходимых для<br />
сдерживания гнева, было наблюдение за своими чувствами: осознание<br />
телесных ощущений, например того, что они краснеют или у них<br />
напрягаются мышцы, когда они гневаются. Их учили использовать эти<br />
ощущения как субъективный стимул к тому, чтобы остановиться и<br />
подумать, что делать дальше, вместо того чтобы импульсивно размахивать<br />
кулаками.<br />
Джон Лохман, психолог из Университета Дьюка и один из<br />
разработчиков программы, рассказывал мне: «Они обсуждают ситуации, в<br />
которых оказывались в последнее время, вроде той, когда на них кто-то
случайно налетел в коридоре, а они уверены, что намеренно. Дети говорят,<br />
как могли бы справиться. Один малыш сказал, к примеру, что просто<br />
посмотрит на мальчика, который на него натолкнулся, и попросит его<br />
больше так не делать, а потом уйдет. Такая позиция дает ему возможность<br />
осуществлять определенный контроль и сохранять чувство собственного<br />
достоинства, не начиная драку».<br />
Вот что интересно: многие агрессивные мальчики чувствуют себя<br />
несчастными оттого, что легко выходят из себя, и поэтому оказываются<br />
восприимчивыми к обучению сдерживать свой гнев. В пылу момента<br />
хладнокровные ответные реакции вроде отойти в сторону или досчитать до<br />
десяти, чтобы дать пройти желанию ударить, разумеется, не бывают<br />
автоматическими. Мальчики упражняются в таких возможных вариантах<br />
реагирования во время эпизодов с разыгрыванием ролей. Например, они<br />
садятся в автобус, где другие дети дразнят их, говоря колкости. Таким<br />
образом, они могут опробовать дружеские ответные реакции, которые<br />
позволят сохранять достоинство и в то же самое время предоставят<br />
альтернативу таким действиям, как пустить в ход кулаки, заплакать или<br />
позорно бежать.<br />
Спустя три года после того, как мальчики прошли обучение, Лохман<br />
сравнил их с другими, не менее агрессивными мальчиками, которые не<br />
посещали занятий, где обучали справляться с гневом. Он выяснил:<br />
достигнув подросткового возраста, мальчики, прошедшие обучение в<br />
рамках программы, доставляли гораздо меньше неприятностей на занятиях,<br />
более позитивно относились к себе. От них меньше можно было ожидать,<br />
что они начнут пить или принимать наркотики. И чем дольше они<br />
участвовали в программе, тем менее агрессивными оказывались в<br />
подростковом возрасте.<br />
Как избежать депрессии<br />
В свои шестнадцать лет Дана, казалось, всегда умела<br />
поладить с людьми. Но теперь она вдруг словно разучилась<br />
общаться с другими девочками, и, что еще хуже, она никак не<br />
могла найти общий язык со своими бойфрендами, хотя и спала с<br />
ними напропалую. Вечно мрачная и усталая, Дана потеряла<br />
интерес к еде и развлечениям. По ее словам, она чувствовала<br />
полную безнадежность и бессилие как-то изменить свое<br />
настроение, что в итоге навело ее на мысль о самоубийстве.
Причиной впадения в депрессию для нее послужил недавний<br />
разрыв с приятелем. Она не знала, как вообще можно водиться с<br />
мальчиком, не вступив с ним с первой же встречи в половые<br />
отношения, даже если она не испытывала никакого удовольствия,<br />
и как порвать отношения, которые ее чем-то не удовлетворяли.<br />
Она ложилась с парнями в постель, хотя в действительности ей<br />
требовалось просто пообщаться с ними.<br />
Она перешла в другую школу, но никак не могла преодолеть<br />
стеснительности и боязни завязывать дружеские отношения с<br />
тамошними девочками. Так, она не решалась первой начать<br />
разговор и отвечала, только если к ней кто-то обращался. Она<br />
ощущала неспособность дать понять, что она собой представляет,<br />
и не знала, что сказать после обычного: «Привет, как дела?»<br />
Дана обратилась к врачу, и ее включили в число участников<br />
реализуемой в Колумбийском университете экспериментальной программы<br />
лечения подростков, страдающих депрессией. Главным в назначенном Дане<br />
курсе терапии было стремление помочь научиться уживаться с<br />
окружающими, а именно: как наладить дружеские отношения, как<br />
почувствовать себя более уверенной со своими сверстниками, как<br />
установить пределы допустимой сексуальной близости, как поддерживать<br />
интимные отношения и как выражать свои чувства. По существу, это был<br />
коррективный курс по основным навыкам и умениям управлять своими<br />
эмоциями. И надо сказать, он сработал: она избавилась от депрессии.<br />
Проблемы со взаимоотношениями, особенно у молодых людей, служат<br />
спусковым механизмом для депрессии. У детей затруднения во<br />
взаимоотношениях одинаково часто возникают как с родителями, так и со<br />
сверстниками. Подавленные дети и подростки от тринадцати до<br />
девятнадцати лет зачастую не умеют или не хотят говорить о своих<br />
печалях. Они, по-видимому, не способны точно определить свои чувства,<br />
демонстрируя мрачную раздражительность, нетерпимость, капризы и гнев,<br />
особенно по отношению к родителям. А родителям, в свою очередь, бывает<br />
сложнее предлагать эмоциональную поддержку и руководство<br />
испытывающему подавленность ребенку, в которых он действительно<br />
нуждается. Так начинается движение по нисходящей спирали, обычно<br />
оканчивающееся постоянными спорами и отчуждением.<br />
Новый взгляд на причины депрессии у молодых людей точно<br />
указывает на дефицит в двух областях эмоциональной компетентности:<br />
умение устанавливать и поддерживать взаимоотношения, с одной стороны,
и провоцирующий депрессию способ интерпретации неудач – с другой.<br />
Хотя некоторая доля склонности к депрессии почти наверняка обусловлена<br />
генетической предрасположенностью, нельзя сбрасывать со счетов и ту<br />
составляющую, которая, вероятно, объясняется привычкой мыслить<br />
пессимистически, пораженчески. Это предрасполагает детей реагировать<br />
на мелкие жизненные неудачи – плохую оценку, споры с родителями,<br />
неприятие со стороны социума – подавленным состоянием. Есть основания<br />
считать, что предрасположение к депрессии получает все большее<br />
распространение среди молодежи.<br />
Цена современности: растущие темпы распространения<br />
депрессии<br />
Первые годы нового тысячелетия возвещают век меланхолии – точно<br />
так же, как двадцатый век стал веком тревоги. Международные данные<br />
указывают на явление, которое, видимо, можно называть современной<br />
эпидемией депрессии, распространяющейся вместе с переходом на<br />
современный образ жизни. Во всем мире каждое следующее поколение с<br />
начала века жило, подвергаясь более высокому риску, чем их родители,<br />
испытать сильную депрессию – не просто тоску, а парализующее<br />
безразличие, подавленное настроение и жалость к себе, а также<br />
всепоглощающую безнадежность по поводу хода жизни. И эти приступы<br />
появляются во все более раннем возрасте. Детская депрессия, прежде<br />
фактически никому не известная (или, по крайней мере, не получавшая<br />
распространения), обнаруживается как непременная черта современного<br />
общества.<br />
Хотя вероятность возникновения подавленности увеличивается с<br />
возрастом, все же рост случаев депрессии в основном имеет место среди<br />
молодых людей. Для тех, кто родился после 1955 года, вероятность того,<br />
что они в какой-то момент своей жизни будут страдать депрессией в<br />
тяжелой форме, во многих странах в три и более раз выше, чем для их<br />
дедушек и бабушек. Из американцев, родившихся до 1905 года, те, у кого<br />
на протяжении всей жизни случалась серьезная депрессия, составляли<br />
всего 1 процент; из родившихся после 1955 года 6 процентов к двадцати<br />
четырем годам уже достигли подавленного состояния. У людей,<br />
родившихся между 1945 и 1954 годами, шансы дойти до серьезной<br />
депрессии до тридцатичетырехлетнего возраста были в десять раз выше,<br />
чем у родившихся между 1905 и 1914 годами. И в каждом поколении
наметилась устойчивая тенденция: первый приступ депрессии случается<br />
все в более раннем возрасте.<br />
Результаты проведенных в мировом масштабе исследований с<br />
участием более тридцати девяти тысяч человек обнаружили аналогичную<br />
тенденцию в Пуэрто-Рико, Канаде, Италии, Германии, Франции, Тайване,<br />
Ливане и Новой Зеландии. В Бейруте рост депрессии среди населения<br />
неизменно сопровождал политические события в стране при явно<br />
выраженной тенденции к ее усилению в периоды гражданских войн.<br />
В Германии количество страдавших депрессией к тридцати пяти годам<br />
составило 4 процента из числа тех, кто родился до 1914 года, а для людей в<br />
возрасте тридцати пяти лет, родившихся за 10 лет до 1944 года, показатель<br />
составил 14 процентов. Во всем мире поколения, достигшие<br />
совершеннолетия в периоды политических неурядиц, отличались более<br />
высокими уровнями депрессии, хотя общая тенденция к ее углублению<br />
никак не связана с политическими событиями.<br />
Поиск корней депрессии в детстве (именно тогда люди впервые<br />
переживают депрессию), похоже, также соответствует общей<br />
направленности исследований. Когда я попросил специалистов высказать<br />
свое мнение, оказалось, что существует несколько теорий.<br />
Д-р Фредерик Гудвин, тогда еще директор Национального института<br />
психического здоровья (США), поделился со мной своими мыслями:<br />
«Произошло чудовищное разрушение малой семьи (малая семья состоит из<br />
родителей и детей): удвоение числа разводов, резкое сокращение времени,<br />
которое родители могут уделять детям, а также увеличение<br />
нестабильности. Вы растете, более ничего не зная о своей большой семье<br />
(большая семья включает, помимо родителей и детей, также ближайших<br />
родственников). Утрата этих прочных источников солидаризации означает<br />
гораздо большую подверженность депрессии».<br />
Д-р Дэвид Купфер, заведующий кафедрой психиатрии медицинского<br />
факультета Питсбургского университета, указал на появление еще одной<br />
тенденции: «С расширением индустриализации после Второй мировой<br />
войны можно сказать, что в определенном смысле никого уже нельзя было<br />
застать дома, то есть люди больше не сидели по домам. Постоянно<br />
увеличивалось число семей, где родители все меньше интересовались<br />
потребностями своих подрастающих детей. И хотя напрямую это и не<br />
связано с депрессией, но тем не менее создается предпосылка для ее<br />
возникновения. Не исключено, что эмоциональные стрессы в раннем<br />
детстве повлияют на развитие нервных клеток, а в итоге – если вы<br />
находитесь в условиях высокого стресса – могут привести к депрессии,
даже по истечении не одного десятка лет».<br />
Мартин Селигман, психолог из Университета штата Пенсильвания,<br />
заметил: «За последние тридцать-сорок лет мы стали свидетелями<br />
усиления индивидуализма и угасания массовой веры в религию и в<br />
поддержку со стороны общества и большой семьи. Это означает утрату<br />
духовных ресурсов, которые могут смягчить человеку последствия ошибок<br />
и неудач. До какой степени вы считаете неуспех чем-то продолжающимся и<br />
до какой степени вы его преувеличиваете, распространяя на все в своей<br />
жизни, до такой же степени вы склонны превращать сиюминутное<br />
крушение надежд в вечный источник безнадежности. Но если у вас более<br />
широкие взгляды, вроде веры в Бога или в загробную жизнь, и вы<br />
потеряете работу, вы воспримете случившееся всего лишь как временное<br />
поражение».<br />
Каковы бы ни были причины депрессии, душевное состояние молодых<br />
людей уже стало насущной проблемой. В Соединенных Штатах оценки<br />
количества детей и подростков любого возраста, пребывающих в<br />
угнетенном состоянии, в противоположность их восприимчивости к<br />
депрессии на протяжении всей жизни колеблются в широких пределах. В<br />
ходе нескольких эпидемиологических исследований с использованием<br />
строгих критериев (принятых в медицине диагностических симптомов<br />
депрессии) выяснилось, что для мальчиков и девочек в возрасте от десяти<br />
до тринадцати лет коэффициент заболеваемости тяжелой депрессией на<br />
протяжении одного года составляет 8–9 процентов, хотя другие<br />
исследования дают примерно вдвое меньшую оценку (кое-кто оценивает<br />
показатель еще ниже, где-то на уровне 2 процентов). В период полового<br />
созревания, по некоторым данным, для девочек коэффициент повышается<br />
примерно в два раза; до 16 процентов девушек от тринадцати до<br />
шестнадцати лет испытывают приступ депрессии, тогда как для мальчиков<br />
указанная цифра практически не изменяется.<br />
Как протекает депрессия у молодежи<br />
О том, что депрессию в детстве следует предупреждать, а не лечить,<br />
недвусмысленно говорит следующее тревожное открытие: даже легкие<br />
приступы подавленного настроения у ребенка могут служить<br />
предзнаменованием тяжелых приступов в более зрелом возрасте.<br />
Оказывается под сомнением привычное допущение, будто депрессия в<br />
детстве в конечном счете не имеет значения, поскольку у детей она якобы
«с возрастом проходит». Конечно, каждый ребенок время от времени<br />
испытывает грусть, ведь детство и отрочество, равно как и зрелость, –<br />
время случающихся периодически разочарований и потерь, больших и<br />
мелких, сопровождающихся печалью. Профилактика нужна не для этих<br />
случаев, а для тех детей, у которых печаль скатывается по спирали вниз,<br />
переходя в беспросветное уныние, приводящее их в отчаяние, делающее<br />
раздражительными и замкнутыми, то есть в гораздо более тяжелую<br />
меланхолию.<br />
У трех из четверых детей, страдавших настолько серьезной<br />
депрессией, чтобы их направляли на лечение, впоследствии случался<br />
приступ тяжелой депрессии, согласно данным, собранным Марией Ковач,<br />
психологом из Западного психиатрического института и клиники в<br />
Питсбурге. Ковач изучала детей с диагнозом «депрессия» в возрасте<br />
восьми лет, оценивая их состояние каждые несколько лет, пока им не<br />
исполнилось двадцать четыре года.<br />
У детей, страдавших серьезной депрессией, случались приступы<br />
продолжительностью в среднем около одиннадцати месяцев, хотя у одного<br />
из шести она не проходила по восемнадцать месяцев. Депрессия в легкой<br />
форме, которая у некоторых начиналась уже в пять лет, меньше изводила,<br />
но тянулась гораздо дольше, в среднем около четырех лет. И, как<br />
обнаружила Ковач, для детей с незначительным депрессивным синдромом<br />
гораздо выше вероятность его усиления и перехода в серьезную<br />
депрессию – так называемую двойную депрессию. Те, у кого развивается<br />
двойная депрессия, в гораздо большей степени подвержены приступам,<br />
повторяющимся на протяжении многих лет. Когда дети, пережившие<br />
приступ депрессии, достигали отрочества и ранней зрелости, они страдали<br />
от депрессии или маниакально-депрессивного расстройства в среднем раз в<br />
три года.<br />
Для детей это оборачивается гораздо худшими последствиями, чем<br />
просто страдания, вызванные собственно депрессией. В разговоре со мной<br />
Ковач как-то заметила: «Дети усваивают социальные навыки, общаясь со<br />
своими сверстниками. Что вы, например, сделаете, если захотите чего-то,<br />
но не сумеете получить? Вы наверняка понаблюдаете, как другие дети<br />
ведут себя в подобной ситуации, и попытаетесь повторить. Но дети,<br />
впавшие в депрессию, вероятнее всего, в школе попадут в число нерадивых<br />
учеников, с которыми другие играют не слишком охотно». Угрюмая<br />
замкнутость или уныние, в котором пребывают такие дети, заставляют их<br />
уклоняться от попыток завязать контакты или отворачиваться, если другой<br />
ребенок постарается привлечь их внимание, – социальный сигнал, который
тот воспринимает исключительно как категорический отказ общаться. В<br />
итоге дети в состоянии депрессии, попав на игровую площадку,<br />
оказываются изгоями, всеми забытые и никому не интересные. Пробел в<br />
опыте межличностного общения означает, что они упускают нечто такое,<br />
что вполне естественным образом усвоили бы в суматохе игры. В<br />
результате они могут превратиться в «тюфяков» в социальном и<br />
эмоциональном смысле, которым предстоит многое наверстать, когда<br />
депрессия пройдет. При сравнении детей в подавленном настроении с теми,<br />
кто не страдает депрессией, обнаруживается, что первые менее способны к<br />
общению, у них меньше друзей, их реже выбирают в качестве партнеров в<br />
игре, они явно мало кому нравятся, и у них возникает больше трений во<br />
взаимоотношениях с другими детьми.<br />
Другим неприятным следствием для этих детей становится плохая<br />
успеваемость в школе. Депрессия ухудшает память и способность к<br />
сосредоточению, мешая концентрировать внимание во время занятий и<br />
удерживать в памяти получаемую на уроках информацию. Ребенку,<br />
который ни от чего не испытывает удовольствия и ничему не радуется,<br />
бывает гораздо труднее направлять энергию на то, чтобы справляться с<br />
трудными заданиями, не говоря уже о потоке переживаний в процессе<br />
обучения. Вполне понятно, что чем дольше дети, участвовавшие в<br />
исследовании Ковач, пребывали в депрессии, тем хуже становились их<br />
отметки и ниже баллы за тесты достижений. Тем больше оказывалась<br />
вероятность того, что они попадут в число отстающих. Существует прямая<br />
зависимость между продолжительностью пребывания ребенка в депрессии<br />
и его средней оценкой, причем показатель постоянно снижается на<br />
протяжении периода угнетенного состояния. Трудности с учебой, конечно<br />
же, только усугубляют депрессию. Ковач замечает: «Вообразите, что вы<br />
уже в депрессии, а вдобавок вас выгнали из школы и вы сидите дома в<br />
полном одиночестве, вместо того чтобы играть с другими детьми».<br />
Депрессионный образ мышления<br />
Как и у взрослых, пессимистические способы интерпретации<br />
поражений, которые наносит жизнь, по-видимому, питают чувство<br />
беспомощности и безнадежности, лежащее в основе депрессии у детей.<br />
Давно известно, что люди, уже пребывающие в угнетенном состоянии,<br />
мыслят именно так. Однако вот что обнаружилось лишь недавно: дети,<br />
наиболее подверженные меланхолии, бывают склонны так
пессимистически смотреть на жизнь еще до того, как становятся<br />
подавленными. Эта догадка наводит на мысль об «окне возможности»<br />
сделать им предохранительную прививку против депрессии прежде, чем<br />
она на них обрушится.<br />
Одна серия данных получена при изучении мнения детей<br />
относительно их собственной способности управлять тем, что происходит<br />
в их жизни. Например, способности изменить положение дел к лучшему.<br />
Это определяется по оценкам, которые дети дают самим себе. Они звучат<br />
так: «Когда у меня дома возникают проблемы, я лучше, чем большинство<br />
детей, помогаю их разрешить» и «Когда я усердно занимаюсь, я получаю<br />
хорошие оценки». Детям, которые говорят, что ни одна из этих<br />
положительных характеристик им не подходит, даже в голову не приходит,<br />
что они что-то могут сделать и тем самым изменить положение вещей.<br />
Чувство беспомощности сильнее всего переживается детьми,<br />
испытывающими наибольшую подавленность.<br />
Впечатляющие результаты дало наблюдение за пяти- и<br />
шестиклассниками через несколько дней после того, как те получили<br />
табели успеваемости. Как все мы помним, табели успеваемости – один из<br />
величайших источников бурной радости и отчаяния в детстве. Но<br />
исследователи считают: по тому, как дети оценивают свою роль в<br />
получении более низкой оценки, чем ожидали, можно сделать<br />
определенный вывод. Те, кто относит плохую оценку за счет какого-то<br />
личного недостатка («Я тупой»), испытывают большую подавленность, чем<br />
те, кто изображает дело так, будто могли что-то изменить («Если б я<br />
побольше поработал над домашним заданием по математике, то и оценка<br />
была бы получше»).<br />
Исследователи выявили группу учеников из третьего, четвертого и<br />
пятого классов, которых отвергли одноклассники, и проследили, кто из них<br />
остался социальным изгоем в следующем учебном году уже в новых<br />
классах. То, как дети объясняли себе неприятие сверстников, по-видимому,<br />
имело решающее значение для того, впадали они в депрессию или нет. У<br />
тех, кто считал неприятие следствием какого-то дефекта в самих себе,<br />
настроение становилось все более подавленным. А оптимисты, уверенные,<br />
что могут предпринять нечто, чтобы изменить положение дел к лучшему,<br />
не особенно унывали, несмотря на продолжавшуюся ситуацию. И при<br />
обследовании детей во время вызывающего стресс перехода в седьмой<br />
класс ребята с пессимистической установкой реагировали депрессией на<br />
растущие конфликты в школе и на любой дополнительный стресс дома.<br />
Самое очевидное доказательство того, что пессимистический взгляд на
жизнь делает детей чрезвычайно восприимчивыми к депрессии,<br />
предоставило пятилетнее исследование детей, начавшееся в то время, когда<br />
они учились в третьем классе. Для детей младшего возраста самым<br />
надежным прогнозирующим параметром того, что они дойдут до<br />
депрессии, оказалось пессимистическое мировоззрение в сочетании с<br />
каким-либо тяжелым ударом вроде развода родителей или смерти кого-то<br />
из членов семьи. После этого ребенок расстраивается, становится<br />
неуравновешенным и, вероятно, остается с родителем, неспособным<br />
ослабить удар соответствующим воспитанием. За время обучения в<br />
начальной школе у детей произошло явное изменение взглядов на<br />
счастливые и неудачные события их жизни, причем дети приписывали им<br />
собственные черты: «Я получаю хорошие оценки, потому что я умный», «У<br />
меня мало друзей, потому что со мной не интересно». Изменения<br />
происходят, по-видимому, постепенно, за период с третьего по пятый<br />
классы. Дети, принимающие пессимистический взгляд на жизнь,<br />
объясняющие неудачи каким-то ужасным недостатком в самих себе,<br />
начинают превращаться в жертвы подавленного настроения, реагируя<br />
только на неудачи. Более того, само переживание депрессии усиливает<br />
пессимистический образ мышления. Так что даже когда депрессия<br />
проходит, у ребенка остается нечто вроде эмоционального шрама,<br />
комплекса убеждений, заложенных депрессией и закрепившихся в психике.<br />
Он не способен хорошо успевать в школе, не внушает симпатии и ничего<br />
не может сделать, чтобы избавиться от обуревающих его настроений. Эти<br />
навязчивые идеи могут сделать ребенка более уязвимым для другой<br />
депрессии дальше на дороге жизни.<br />
Отравляющая депрессия<br />
Сначала хорошие новости. Получены свидетельства – если обучать<br />
детей выбору более продуктивных методов разрешения проблем, с<br />
которыми они сталкиваются, то риск возникновения депрессии<br />
снижается [63] . В ходе исследования в одной из средних школ штата Орегон<br />
было установлено, что примерно один из четырех учащихся пребывает в<br />
подавленном состоянии (психологи называют его легкой степенью<br />
депрессии). В такой форме она еще не стала слишком серьезной и не<br />
выходит за пределы обычной печали. Некоторые пребывали в таком<br />
состоянии, которое, продолжаясь от нескольких недель до нескольких<br />
месяцев, неизбежно переходило в депрессию.
На специальных занятиях в классе продленного дня семьдесят пять<br />
учеников, страдавших депрессией в легкой форме, учились сопротивляться<br />
моделям мышления, связанным с депрессией, легче заводить друзей, лучше<br />
ладить со своими родителями и принимать большее участие в тех сферах<br />
общественной деятельности, которые они найдут для себя наиболее<br />
интересными. К концу программы, рассчитанной на восемь недель, 55<br />
процентов учащихся избавились от легкой депрессии, тогда как только<br />
четверть учеников с депрессией в той же форме, не участвовавших в<br />
программе, начали постепенно выходить из депрессии. Год спустя в<br />
серьезную депрессию впали 25 процентов учеников из сравнительной<br />
группы и только 14 процентов из тех, кого включили в программу по<br />
профилактике депрессии. И хотя было проведено всего восемь занятий,<br />
риск заполучить депрессию, похоже, уменьшился почти наполовину.<br />
Такие же обнадеживающие результаты дал специальный курс<br />
обучения, проводимый раз в неделю с десяти-тринадцатилетними<br />
подростками, не ладившими с родителями и обнаруживавшими отдельные<br />
симптомы депрессии. На занятиях после школы они осваивали некоторые<br />
основные навыки управления эмоциями, включая умение улаживать<br />
разногласия, думать, прежде чем действовать, и, возможно, самое важное,<br />
противодействовать пессимистическим взглядам, связанным с депрессией.<br />
Например, принимать решение усерднее заниматься после несданного<br />
экзамена, а не предаваться размышлениям вроде «Просто я не слишком<br />
сообразительный».<br />
«На этих занятиях ребенок узнает, что настроения вроде тревоги,<br />
печали и гнева обрушиваются на вас, не лишая всяческой возможности<br />
справиться с ними, и вы вполне способны изменить свое настроение<br />
посредством мыслей, – подчеркивает психолог Мартин Селигман, один из<br />
разработчиков программы, рассчитанной на двенадцать недель. – Благодаря<br />
тому, что обсуждение угнетающих мыслей побеждает накапливающееся<br />
беспросветное уныние, – добавил Селигман, – оно становится прямым<br />
положительным стимулом, превращающимся в привычку».<br />
К тому же специальные занятия наполовину уменьшили показатели<br />
распространения депрессии и позволили сохранить их на отмеченном<br />
уровне в течение следующих двух лет. Через год после окончания курса<br />
всего 8 процентов участников занятий набрали во время теста на<br />
выявление депрессивного синдрома сумму баллов, соответствующую<br />
средней или тяжелой степени, в сравнении с 29 процентами детей из<br />
группы. А спустя два года примерно у 20 процентов окончивших курс<br />
обнаружились некоторые симптомы по крайней мере легкой степени
депрессии по сравнению с 44 процентами детей из группы.<br />
Овладение навыками управления эмоциями в переходном возрасте<br />
может оказаться особенно полезным. Селигман замечает: «Эти дети, повидимому,<br />
лучше справляются с обычными для подростков адовыми<br />
муками из-за неприятия. Похоже, они получили такую возможность в<br />
момент наивысшего риска приобрести депрессию, как раз когда вступали в<br />
пору отрочества. Усвоенные знания с годами, похоже, не только<br />
сохраняются, но и мало-помалу упрочиваются. Возникает предположение,<br />
что дети действительно пользуются ими в повседневной жизни».<br />
Другие специалисты по детской депрессии одобряют новую<br />
программу. «Если вы действительно хотите заняться такой психической<br />
болезнью, как депрессия, то лучше вам кое-что сделать, прежде чем дети<br />
заболеют, – прокомментировала Ковач. – Настоящее решение заключается в<br />
психологической прививке».<br />
Нарушение питания<br />
В конце 1960-х годов, в бытность мою аспирантом на факультете<br />
клинической психологии, я знал двух женщин, у которых было явно<br />
нарушено питание, но понял я это лишь спустя много лет. С одной из них,<br />
блестяще учившейся в аспирантуре на математическом факультете<br />
Гарвардского университета, я впоследствии долго поддерживал дружеские<br />
отношения, другая работала библиотекарем в Массачусетском<br />
технологическом институте. Математичка, хотя и худая как скелет, никак не<br />
могла заставить себя как следует поесть и говорила, что пища вызывает у<br />
нее отвращение. Библиотекарша, несмотря на пышную фигуру, была<br />
помешана на мороженом, обожала морковный пирог Сары Ли и другие<br />
десерты. Не в силах остановиться, она объедалась чем-нибудь сладким и<br />
тогда, как она однажды мне призналась с некоторой долей смущения,<br />
тайком ото всех уходила в туалет и там искусственно вызывала у себя<br />
рвоту. Сейчас я поставил бы им такой диагноз: у математички – нервная<br />
анорексия (отсутствие аппетита на нервной почве), а у библиотекарши –<br />
булимия (резко усиленное чувство голода).<br />
В то время не ставили таких диагнозов, и только в последние годы<br />
клиницисты начинают более определенно высказываться по этому поводу.<br />
Еще в 1969 году Хильда Брух, одна из зачинателей указанного направления<br />
в науке, опубликовала очень интересную статью о нарушениях питания.<br />
Брух не могла понять женщин, которые голодовками доводили себя до
смерти, и высказала предположение: одна из причин заключается в<br />
неспособности точно понять и надлежащим образом отреагировать на<br />
потребности своего организма, и в первую очередь, конечно, на чувство<br />
голода. С тех пор вышло невероятное количество медицинских книг о<br />
нарушениях питания, в которых обсуждается множество разных гипотез об<br />
их причинах. Начинается разговор с девушек все более юного возраста,<br />
ощущающих необходимость соответствовать недостижимо высоким<br />
стандартам женской красоты, и кончается придирчивыми мамашами,<br />
опутывающими своих дочерей прочной сетью вины и упреков.<br />
У большинства этих гипотез один большой недостаток: все они<br />
построены на основе обобщенных данных наблюдений, проведенных во<br />
время лечения. Однако с научной точки зрения гораздо лучше было бы<br />
провести многолетние исследования больших групп людей, чтобы<br />
посмотреть, кто из них со временем столкнется с данной проблемой. Такого<br />
рода исследование дает возможность провести четкое сравнение, которое<br />
приведет к однозначному ответу, к примеру, на такой вопрос: создают ли<br />
строгие родители у девушки предрасположенность к нарушениям питания?<br />
Кроме того, можно будет определить комплекс условий, ведущих к<br />
возникновению проблемы, и выделить их из группы тех, которые могут<br />
показаться причиной, но в действительности сопутствуют людям без<br />
нарушений питания так же часто, как и тем, кто обращается за помощью к<br />
врачам.<br />
Но когда такое исследование было, наконец, проведено с участием<br />
более девятисот учениц седьмого-десятого классов, полученные данные<br />
подтвердили, что недостатки в управлении эмоциями – особенно неумение<br />
разбираться в своих душевных переживаниях и держать их под<br />
контролем, – являются основными факторами, способствующими<br />
нарушениям питания. Как раз к десятому классу у 61 девочки из богатой<br />
средней школы в пригороде Миннеаполиса обнаружились серьезные<br />
признаки анорексии или булимии. Чем более усугублялась проблема с<br />
питанием, тем острее девочки реагировали на неудачи, трудности и мелкие<br />
неприятности сильными негативными переживаниями, которые они никак<br />
не могли умерить. И тем меньше они понимали, что именно чувствуют. И<br />
когда к этим двум потокам переживаний прибавлялось крайнее<br />
недовольство своим телом, результатом становилась анорексия или<br />
булимия. Чрезмерно требовательные родители, как показало исследование,<br />
не играли особой роли в нарушениях питания. (По мнению Брух, теории,<br />
основанные на ретроспективном подходе к предмету, вряд ли можно<br />
считать вполне верными, поскольку родители, к примеру, иногда начинают
жестко контролировать свою дочь от желания ей помочь уже в ответ на<br />
нарушение питания.) Несостоятельными были признаны и такие расхожие<br />
толкования, как страх перед половой жизнью, раннее половое созревание и<br />
низкая самооценка.<br />
Напротив, причинная цепь, обнаруженная в ходе перспективного<br />
исследования, начиналась с впечатлений, обрушивающихся на<br />
взрослеющих юных девушек в обществе, озабоченном достижением<br />
неестественной худобы как символа женской красоты. Задолго до<br />
отрочества девочки уже испытывают смущение из-за своего веса. Одна<br />
шестилетняя кроха в ответ на предложение матери пойти поплавать<br />
ударилась в слезы и заявила, что в купальном костюме выглядит толстой.<br />
На самом деле, по словам педиатра, рассказавшего эту историю, у нее был<br />
совершенно нормальный для ее роста вес. При обследовании 271<br />
представительницы младшего подросткового возраста половина девочек<br />
считали себя слишком толстыми, хотя подавляющее большинство имело<br />
нормальный вес. Но исследование в Миннеаполисе показало, что самого по<br />
себе избыточного веса недостаточно для объяснения, почему у некоторых<br />
девушек продолжают обнаруживаться нарушения питания.<br />
Некоторые тучные люди не устанавливают разницу между состоянием<br />
испуга, гнева и голода и поэтому соединяют все эти ощущения воедино,<br />
как означающие голод, что заставляет их объедаться всякий раз, когда они<br />
расстраиваются. По-видимому, нечто подобное происходит и с этими<br />
девочками. Глория Леон, психолог из Университета штата Миннесота,<br />
занимавшаяся исследованием юных девушек и нарушений питания,<br />
заметила, что они «плохо разбирались в своих ощущениях и сигналах,<br />
подаваемых организмом. Таков самый мощный предсказатель того, что в<br />
ближайшие два года у них обнаружится нарушение питания. Большинство<br />
детей научаются распознавать свои ощущения, определять, когда им<br />
скучно, они сердятся, подавлены или голодны, – это основная часть<br />
эмоционального обучения. Но девушки испытывали трудности с<br />
проведением различий между своими самыми главными чувствами.<br />
Возможно, у них возникают проблемы с бойфрендом, и они не знают<br />
наверняка, что именно они испытывают – гнев, тревогу или подавленность.<br />
Они просто переживают рассеянную эмоциональную бурю, потому что не<br />
знают, как с ней эффективно справляться. Они приучаются улучшать свое<br />
самочувствие с помощью еды, и так формируется прочно укоренившаяся<br />
эмоциональная привычка».<br />
Но когда обыкновение успокаивать себя таким способом вступает в<br />
противоречие с давящей мыслью о том, что девушки должны оставаться
худыми, открывается прямая дорога к развитию нарушений питания.<br />
«Вначале может начаться полный пищевой разгул, – рассказывает Леон. –<br />
Но чтобы оставаться худой, девушка прибегает к рвотным или<br />
слабительным средствам или интенсивным физическим нагрузкам с целью<br />
сбросить вес, набранный в результате переедания. Она может избрать и<br />
другой путь борьбы за урегулирование эмоциональной неразберихи –<br />
полностью отказаться от еды. Возможно, таким образом она убеждает себя,<br />
что хоть как-то контролирует переполняющие ее эмоции».<br />
Сочетание недостаточного самопознания и слабо развитых навыков<br />
общения означает: девочки, выведенные из душевного равновесия<br />
друзьями или родителями, теряются, не зная, какие действенные меры<br />
принять, чтобы уладить отношения или умерить свои переживания. А в<br />
результате расстроенное состояние духа вызывает нарушение питания,<br />
которое проявляется в форме булимии, или анорексии, или простого<br />
отвращения к еде. Наиболее действенные методы лечения таких девочек,<br />
по мнению Леон, включают коррективный курс обучения, имеющий целью<br />
привить им навыки управления своими эмоциями, которых они полностью<br />
лишены. «Клиницисты считают, – заметила она в беседе со мной, – что<br />
если вы стараетесь справиться с этими недостатками, то терапия действует<br />
более эффективно. Этим девушкам надо научиться хорошо разбираться в<br />
своих чувствах и подобрать для себя способы успокаиваться и лучше<br />
поддерживать отношения с другими, не вырабатывая неадекватных и<br />
весьма пагубных привычек питаться».<br />
Только одинокие: они исключены из школы<br />
В начальной школе случилась драма. Ученик четвертого класса Бен,<br />
как всегда, на перемене подошел к группе одноклассников. Неожиданно он<br />
услышал от своего друга Джейсона, что сегодня в обеденный перерыв они<br />
не будут играть вместе: он, Джейсон, хочет играть в паре с Чадом. Вконец<br />
расстроенный Бен, понурив голову, отошел и заплакал. Спустя час, немного<br />
успокоившись, Бен подошел к столу, где обедали Джейсон и Чад, и<br />
крикнул, обращаясь к Джейсону:<br />
– Я тебя ненавижу!<br />
– Почему? – спросил Джейсон.<br />
– Потому что ты обманщик, – заявил Бен тоном обвинителя. – Всю<br />
неделю ты говорил, что будешь играть со мной, и соврал.<br />
Отвернувшись от них, Бен сел за свой стол и тихо заплакал. Джейсон
и Чад пошли за ним и попытались завязать разговор, но Бен заткнул уши<br />
пальцами, демонстративно отказываясь их слушать, выбежал из столовой и<br />
спрятался за школьным грузовиком типа «дампстер». Несколько девочек,<br />
наблюдавших эту сцену, решили выступить в качестве миротворцев, найти<br />
Бена и объявить ему, что Джейсон готов играть и с ним тоже. Но Бен не<br />
стал их слушать и велел им оставить его в покое, а потом в полном<br />
одиночестве продолжил растравлять свои раны, проливая горькие слезы и<br />
дуясь на весь свет.<br />
Трогательное происшествие, не правда ли? Чувство отверженности и<br />
одиночества испытывает почти каждый в определенный период детства<br />
или юности. Однако наиболее показательным в реакции Бена является<br />
неумение откликнуться на попытки Джейсона восстановить дружеские<br />
отношения – установка, усугубляющая его незавидное положение, которое<br />
вполне можно было бы исправить. Неспособность уловить ключевые<br />
сигналы типична для детей, не пользующихся популярностью у<br />
сверстников. В главе 8 мы уже поговорили о том, что отверженные<br />
обществом дети обычно очень плохо воспринимают эмоциональные и<br />
социальные сигналы, но даже если они их и воспринимают, у них в запасе<br />
имеется крайне ограниченный репертуар ответных реакций.<br />
Выбывание из школы грозит в первую очередь детям, отвергнутым<br />
социумом. Для детей, не принятых сверстниками, процент отсева из школы<br />
в два-восемь раз выше, чем для детей, у которых есть друзья. В ходе одного<br />
исследования обнаружилось, например, что 25 процентов детей, не<br />
пользовавшихся популярностью в начальной школе, отсеялись еще до<br />
окончания средней школы; для сравнения: обычный процент отсева<br />
составляет 8 процентов. Ничего удивительного: только представьте себе,<br />
каково проводить тридцать часов в неделю в месте, где вы никому не<br />
нравитесь.<br />
Две разновидности эмоциональных наклонностей приводят к тому, что<br />
дети в итоге становятся социально отверженными. Как мы уже поняли,<br />
первая – предрасположенность к вспышкам гнева и то, что враждебность<br />
усматривают даже там, где ее нет и в помине. Вторая – застенчивость,<br />
тревожность и боязнь общения. Особо отмечу: именно тех детей, которых<br />
отвергают (их неловкость часто заставляет других чувствовать себя<br />
некомфортно), и стараются во всем обойти стороной.<br />
Одна из причин, по которой детей отвергают, заключается в<br />
эмоциональных сигналах, которые они посылают. Когда ученикам<br />
начальной школы, имевшим мало друзей, дали задание подобрать к таким<br />
эмоциям, как отвращение или гнев, соответствующие выражения лица,
отображающие спектр эмоций, они сделали гораздо больше ошибок, чем<br />
дети, пользовавшиеся популярностью. Когда ребят в детском саду<br />
попросили объяснить, каким образом они устанавливают с кем-нибудь<br />
дружеские отношения или воздерживаются от драки, как раз непопулярные<br />
дети – те, с кем избегают играть, – дали ответы, которыми наносили вред<br />
самим себе (например, «Врежу ему» в ответ на вопрос, что они сделали бы,<br />
если бы оба потянулись за одной и той же игрушкой). Также они без<br />
уверенности обращались за помощью к взрослым. А когда подростков<br />
попросили изобразить печаль, рассерженность или озорное настроение,<br />
исполнение этих ролей самыми непопулярными из них оказалось наименее<br />
убедительным. Вероятно, нет ничего удивительного, что у таких детей<br />
возникает ощущение, будто они бессильны произвести лучшее впечатление<br />
при попытке подружиться. Их социальная некомпетентность оборачивается<br />
самоосуществляющимся предсказанием. Вместо того чтобы освоить новые<br />
подходы к установлению дружеских отношений, они просто-напросто<br />
продолжают делать то же самое, что уже не принесло им успеха в<br />
прошлом, или находят еще более неподходящие ответные реакции.<br />
В лотерее симпатий эти дети не отвечают главным эмоциональным<br />
критериям: их не считают достаточно интересными, чтобы водиться с<br />
ними, и они не знают, как сделать так, чтобы другому ребенку было<br />
хорошо. Наблюдения за непопулярными детьми во время игры показывают,<br />
например, что они гораздо чаще, чем другие, жульничают, дуются и<br />
бросают игру, когда проигрывают, или хвастаются и рисуются, когда<br />
побеждают. Разумеется, большинство детей жаждет победить в игре, но в<br />
любом случае – победили они или проиграли – большинство умеют<br />
сдерживать свою эмоциональную реакцию, и проигрыш не подрывает их<br />
отношений с выигравшим другом.<br />
«Социально глухих» детей, у которых постоянно возникают трудности<br />
со считыванием эмоций и ответной реакцией, в будущем ожидает изоляция.<br />
Сказанное, конечно, не относится к детям, изредка переживающим<br />
ощущение заброшенности. Однако у тех, кого все время отталкивают и не<br />
принимают в компанию, до конца школы так и остается статус<br />
отверженных. Прилипший, как ярлык, он доставляет немало мучений.<br />
Последствия того, что ребенок попал в число изгоев общества, более всего<br />
сказываются в период достижения ребенком совершеннолетия: именно в<br />
процессе близкого дружеского общения и в суматохе игры дети оттачивают<br />
и совершенствуют социальные и эмоциональные навыки, которые им<br />
пригодятся в последующие годы жизни. Но дети, исключенные из сферы<br />
такого обучения, неизбежно оказываются в крайне невыгодном положении.
Не вызывает удивления, что подобного рода изгои жалуются на<br />
сильную тревожность и множество волнений, а также на постоянную<br />
депрессию и одиночество. По существу, именно популярность ребенка<br />
среди сверстников в третьем классе, по всей вероятности, оказывается<br />
более точным показателем проблем с психическим здоровьем в<br />
восемнадцать лет, чем что-либо еще, в частности, оценки со стороны<br />
воспитателей и учителей, исполнение школьных заданий, коэффициент<br />
умственного развития и даже баллы за психологические тесты. И в более<br />
поздние периоды жизни люди, имеющие мало друзей и пребывающие в<br />
хроническом одиночестве, как известно, подвергаются большему риску<br />
заполучить какую-нибудь болезнь и умереть молодыми.<br />
По утверждению психоаналитика Гарри Стэка Салливана, мы учимся<br />
устанавливать близкие отношения, то есть улаживать разногласия и<br />
делиться сокровенными чувствами, общаясь с первыми в нашей жизни<br />
друзьями одного с нами пола. Но у социально отверженных детей по<br />
сравнению с их сверстниками бывает гораздо меньше шансов завести<br />
лучшего друга в решающий период обучения в начальной школе.<br />
Следовательно, и больше вероятности упустить благоприятные<br />
возможности эмоционального развития. Ведь и один друг может иметь<br />
очень большое значение… даже если все остальные отвернутся (и если<br />
дружба с ними окажется не слишком крепкой).<br />
Обучение дружбе<br />
Несмотря на неловкость, у отвергнутых детей есть надежда. Стивен<br />
Эшер, психолог из Университета штата Иллинойс, разработал серию<br />
уроков «по обучению дружбе» для непопулярных детей, которые уже<br />
принесли некоторый успех. Выявив самых нелюбимых учеников третьего и<br />
четвертого классов, Эшер провел с ними шесть занятий на тему как<br />
«сделать игры более увлекательными», став «дружелюбными, веселыми и<br />
тактичными». Чтобы избежать закрепления репутации изгоев, детям<br />
сказали, что они выступят в роли «консультантов» инструктора, который<br />
пытается выяснить, какие моменты делают игры более приятными.<br />
Детей обучали вести себя так, как типично, по мнению Эшера, ведут<br />
себя популярные дети. Например, им рекомендовали продумывать<br />
альтернативные предложения и компромиссы (а не драться), если они не<br />
согласны с правилами. Не забывать поговорить с другим ребенком и<br />
попросить его рассказать о себе во время игры. Слушать и смотреть на
другого ребенка, чтобы понять, что он делает. Сказать что-нибудь приятное,<br />
когда у другого что-то здорово получится. Улыбаться и предлагать помощь<br />
или советы, говорить ободряющие слова. Дети также опробовали основные<br />
правила вежливого общения, играя в такие игры, как «Собери хворост», с<br />
одноклассником, после чего им объявляли, насколько хорошо они с этим<br />
справились. Мини-курс умения ладить дал замечательный результат: год<br />
спустя дети, прошедшие курс обучения, – причем все они были отобраны<br />
как вызывавшие наименьшую симпатию в своем классе, – теперь прочно<br />
занимали среднее положение на шкале популярности в классе: никто не<br />
был звездой общения, но никто и не оставался отверженным.<br />
Аналогичные результаты получил и Стивен Новицкий, психолог из<br />
Университета Эмори. Его программа предусматривает обучение изгнанных<br />
из круга общения детей оттачивать способность понимать и<br />
соответствующим образом реагировать на чувства других детей. Например,<br />
детей, упражняющихся в выражении таких чувств, как счастье и печаль,<br />
снимают на видеопленку, а затем учат усиливать эмоциональную<br />
выразительность, после чего они проверяют только что отшлифованные<br />
навыки на ребенке, с которым хотят подружиться.<br />
Уровень успешности таких программ с точки зрения повышения<br />
популярности отвергнутых детей у сверстников оценивается в 50–60<br />
процентов. Эти программы (по крайней мере, разработанные на сегодня),<br />
по-видимому, больше подходят для учеников третьего-четвертого классов,<br />
чем для учеников старших классов, и приносят больше пользы детям, не<br />
умеющим общаться, чем крайне агрессивным. Однако вопрос в тонкости<br />
настройки. Обнадеживает то, что многих или даже большую часть<br />
отвергнутых сверстниками детей можно вернуть в круг дружеского<br />
общения с помощью начального эмоционального обучения.<br />
Спиртное и наркотики: привыкание как самолечение<br />
Студенты местного университета называют это пить по-черному –<br />
налегать на пиво до потери сознания. Вот один из приемов: прикрепить<br />
воронку к садовому шлангу, чтобы бидон пива можно было осушить<br />
примерно за десять секунд. И он отнюдь не единственный. В результате<br />
исследования выяснилось, что две пятых студентов колледжа мужского<br />
пола пропускают семь и более порций спиртного за раз, тогда как 11<br />
процентов называют себя «сильно пьющими». К ним, конечно, можно<br />
применить и другой термин – «алкоголики». Примерно у половины
мужчин – выпускников колледжа и у 40 процентов женщин, по крайней<br />
мере, дважды в месяц случаются обильные возлияния.<br />
Хотя в Соединенных Штатах в 1980-е годы употребление большинства<br />
наркотиков молодыми людьми в общем резко сократилось, существует<br />
устойчивая тенденция к большему потреблению алкоголя. Обследование<br />
1993 года показало, что 35 процентов выпускниц колледжа, по их<br />
собственному признанию, пили, чтобы опьянеть, тогда как в 1977 году<br />
таких женщин насчитывалось всего 10 процентов. В целом один из трех<br />
студентов пьет, чтобы напиться пьяным. Как следствие возникают и другие<br />
риски: 90 процентов всех случаев изнасилования на территории<br />
университетов, о которых сообщается в полицию, происходят, когда либо<br />
напавший, либо жертва, либо они оба пили. Несчастные случаи, связанные<br />
с потреблением алкоголя, являются главной причиной смерти молодых<br />
людей в возрасте от пятнадцати до двадцати четырех лет.<br />
Баловство с наркотиками и спиртным могло бы восприниматься как<br />
ритуал посвящения в юность, если бы первая проба не превращалась для<br />
некоторых в устойчивую привычку. Начало пагубному пристрастию<br />
большинства алкоголиков и наркоманов было положено еще в<br />
подростковый период, хотя, конечно, далеко не всех, кто в этом возрасте<br />
пробовал наркотики и алкоголь, ожидает нечто подобное. К моменту<br />
окончания средней школы более 90 процентов учащихся уже употребляли<br />
спиртные напитки, однако только 14 процентов становятся настоящими<br />
алкоголиками. Из нескольких миллионов американцев, попробовавших<br />
кокаин, менее 5 процентов превращаются в наркоманов. Почему так<br />
происходит?<br />
Несомненно одно: те, кто живет в районах с высоким уровнем<br />
преступности, где кокаин продается на каждом шагу, а продавец наркотиков<br />
представляет наиболее заметную местную модель выдающегося<br />
экономического процветания, подвергаются наибольшему риску<br />
пристраститься к наркотикам или алкоголю. Одни начинают<br />
злоупотреблять наркотиками, занявшись мелкой торговлей, другие из-за их<br />
доступности или под давлением культуры своей социальной группы,<br />
наделяющей наркотики романтическим ореолом, – фактор, увеличивающий<br />
опасность пристраститься к наркотикам в любом квартале, даже (и,<br />
возможно, особенно) в самом богатом. Однако по-прежнему остается<br />
вопрос, кто из общей массы подверженных всяческим соблазнам и<br />
влияниям, продолжая баловаться наркотиками и спиртным, почти<br />
наверняка приобретет устойчивую привычку.<br />
Согласно одной из современных научных теорий, люди с
укоренившейся привычкой, все больше попадающие в зависимость от<br />
алкоголя или наркотиков, пользуются ими как лекарством, чтобы умерить<br />
тревогу и гнев или прогнать депрессию. Рано попробовав наркотики или<br />
спиртное, они зацикливаются на химических веществах как способе<br />
отделаться от терзающей их тревоги или меланхолии. Поэтому из<br />
нескольких сотен учеников седьмого и восьмого классов, наблюдаемых в<br />
течение двух лет, те, у кого были наибольшие уровни эмоционального<br />
дистресса, впоследствии проявили наибольшее пристрастие к алкоголю<br />
или наркотикам. Этим, возможно, и объясняется, почему одни молодые<br />
люди, которых, кстати сказать, немало, пробуя наркотики и спиртное, не<br />
приобретают никаких пагубных привычек, а другие практически сразу<br />
становятся алкоголиками или наркоманами. Дело, видимо, в том, что люди,<br />
наиболее склонные к вырабатыванию привычки к чрезмерному<br />
употреблению наркотических средств, находят в наркотиках или алкоголе<br />
способ быстро утихомирить эмоции, годами лишавшие их покоя.<br />
Как сформулировал Ралф Тартер, психолог из Западного<br />
психиатрического института и клиники в Питсбурге, «людей с<br />
биологической предрасположенностью первая порция спиртного или доза<br />
наркотика в огромной степени подкрепляет, чего другие просто не<br />
ощущают. Многие выздоравливающие наркоманы рассказывают мне:<br />
“Когда я принял первую дозу наркотика, я впервые почувствовал себя<br />
нормально”. Так происходит физиологическая стабилизация, по крайней<br />
мере, на короткое время». В сделке с дьяволом речь идет о привыкании:<br />
краткосрочное хорошее самочувствие в обмен на разрушение жизни.<br />
Определенный эмоциональный склад, по-видимому, заставляет людей<br />
находить эмоциональное облегчение в одном веществе, а не в другом. К<br />
примеру, к алкоголизму ведут два эмоциональных пути. По одному идут те,<br />
кто в детстве был нервным и тревожным, а в подростковом возрасте открыл<br />
для себя, что алкоголь умеряет тревогу. Очень часто таковыми бывают<br />
дети – обычно сыновья алкоголиков, – которые сами пристрастились к<br />
алкоголю, чтобы успокоить нервы. Биологическим маркером является<br />
пониженная секреция гаммааминомасляной кислоты (ГАМК),<br />
нейротрансмиттера, который регулирует тревожность: слишком малое<br />
выделение ГАМК ощущается как высокий уровень напряженности. В ходе<br />
исследования выяснилось, что у сыновей отцов-алкоголиков низкие уровни<br />
ГАМК и они испытывают сильное беспокойство, а когда пьют спиртные<br />
напитки, уровни ГАМК у них повышаются, а тревога ослабевает. Сыновья<br />
алкоголиков пьют, чтобы ослабить напряжение, находя в алкоголе средство<br />
релаксации, видимо, недостижимой иным способом. Такие люди бывают
склонны к злоупотреблению седативными средствами, равно как и<br />
алкоголем, ради достижения того же самого эффекта ослабления<br />
тревожности.<br />
Нейропсихологическое обследование сыновей алкоголиков, у которых<br />
в двенадцатилетнем возрасте обнаруживались признаки тревожности<br />
(повышенная частота сердечных сокращений в качестве ответной реакции<br />
на стресс, а также импульсивность), показало, что у этих мальчиков к тому<br />
же плохо функционировали лобные доли головного мозга. Таким образом,<br />
зоны головного мозга, которые могли бы поспособствовать ослаблению<br />
тревожности или контролю над импульсивностью, помогали им меньше,<br />
чем другим мальчикам. А поскольку предлобные доли ведают еще и<br />
рабочей памятью, хранящей последствия различных способов действия<br />
при принятии решения, их управленческие недостатки могут содействовать<br />
соскальзыванию в алкоголизм. Люди игнорируют долгосрочные<br />
последствия пьянства, тем более что добивались мгновенного успокоения<br />
тревоги с помощью алкоголя.<br />
Страстное стремление к покою, по-видимому, служит эмоциональным<br />
маркером генетической приверженности к алкоголизму. В ходе<br />
исследований 1300 родственников алкоголиков обнаружилось, что из детей<br />
алкоголиков больше всего шансов тоже стать алкоголиками у тех, у кого<br />
отмечен неизменно высокий уровень тревожности. Исследователи пришли<br />
к заключению, что у таких людей алкоголизм развивается как «самолечение<br />
симптомов тревоги».<br />
Второй замешанный на эмоциях вариант прихода к алкоголизму<br />
обусловлен высоким уровнем возбуждения, импульсивности и скуки. Эта<br />
модель в младенчестве проявляется тем, что ребенок беспокоен, капризен и<br />
плохо управляем. В начальной школе такие дети считаются непоседами.<br />
Они гиперактивны и вечно нарываются на неприятности, то есть<br />
обнаруживают склонность, которая, как мы уже знаем, иногда толкает<br />
таких детей искать друзей среди отверженных членов группы. Ситуация<br />
часто кончается криминалом или диагнозом «антисоциальная психопатия»<br />
(диагностическая категория, принятая в США). В основном такие люди<br />
(преимущественно мужчины) жалуются на тревожное возбуждение; их<br />
главный недостаток – неумеренная импульсивность. На скуку, которая на<br />
них нападает достаточно часто, они обычно реагируют возбуждением и<br />
внезапным стремлением к неоправданному риску. Став взрослыми, люди с<br />
такой моделью поведения обнаруживают: снять возбуждение им помогает<br />
алкоголь (это может быть связано с дефицитом двух других<br />
нейротрансмиттеров: серотонина и моноаминоксидазы). А поскольку они
не выносят однообразия и скуки, то всегда готовы попробовать что-нибудь<br />
еще. В сочетании с общей импульсивностью это также вырабатывает в них<br />
склонность к злоупотреблению любыми наркотиками.<br />
Хотя депрессия и может кое-кого подтолкнуть к пьянству, но<br />
метаболические последствия приема алкоголя после кратковременного<br />
облегчения часто только усугубляют ее. Люди, которые обращаются к<br />
алкоголю как к паллиативному средству, временно ослабляющему эмоции,<br />
чаще всего поступают подобным образом, чтобы успокоить тревогу, а вовсе<br />
не по причине депрессии. За приведение – хотя бы временное – в норму<br />
чувств человека, пребывающего в состоянии депрессии, отвечают совсем<br />
другие лекарственные средства. Хроническое угнетенное состояние ставит<br />
человека под угрозу привыкания к стимулирующим средствам, таким как<br />
кокаин, которые позволяют быстро избавиться от уныния. Результаты<br />
одного исследования показали: более чем у половины пациентов,<br />
проходивших в клинике курс лечения от кокаиновой наркомании, была<br />
диагностирована тяжелая депрессия до того, как они начали принимать<br />
наркотик. Чем глубже было уныние в период, предшествующий приему<br />
наркотика, тем прочнее оказывалось привыкание.<br />
При хроническом раздражении может развиться еще одна склонность.<br />
Во время обследования четырехсот пациентов, лечившихся от героиновой и<br />
опийной наркомании, более всего поражала одна особенность их<br />
эмоциональной сферы: они всю жизнь с трудом справлялись с гневом и<br />
быстро приходили в ярость. По их собственным словам, благодаря опиатам<br />
они наконец-то чувствовали себя нормально и сумели расслабиться.<br />
И хотя предрасположенность к злоупотреблению наркотиками или<br />
алкоголем в большинстве случаев заложена в головном мозге, с чувствами,<br />
заставляющими людей заняться «самолечением» с помощью спиртного и<br />
наркотиков, можно справиться, не прибегая к лекарственной терапии. Уже<br />
в течение не одного десятка лет программы восстановления, принятые<br />
«Обществом анонимных алкоголиков» и другими организациями, с<br />
успехом демонстрируют возможные решения проблемы. По мере того как<br />
люди приобретают способность справляться с негативными чувствами<br />
(успокаивать тревогу, сопротивляться депрессии и умерять гнев), у них<br />
пропадает потребность в искусственных средствах обретения душевного<br />
покоя. Основным навыкам управлять эмоциями обучают в ходе реализации<br />
коррективных программ лечения алкоголизма и наркомании. Конечно, было<br />
бы гораздо лучше, если бы эти навыки они приобрели еще в детстве, до<br />
того, как баловство обратилось в дурную привычку.
Больше никаких «войн»: общий путь – профилактика<br />
Какие только «войны» на протяжении последнего десятилетия не<br />
объявлялись одна за другой: с подростковой беременностью, с выбыванием<br />
из школы, с наркотиками и – самая последняя – с насилием. Однако<br />
недостаток подобных кампаний заключается в том, что они начинаются<br />
слишком поздно, уже после того, как намеченная проблема достигла<br />
масштабов эпидемии и прочно укоренилась в жизни молодежи. Они<br />
представляют собой вмешательство в критический момент и равносильны<br />
подаче машины скорой помощи вместо прививки, которая защитила бы от<br />
болезни. Такие «войны» нам нужно заменять профилактикой, предлагая<br />
нашим детям навыки и умения, необходимые, чтобы смело смотреть в лицо<br />
жизни, имея высокие шансы избежать горькой участи.<br />
Сосредоточив внимание на эмоциональных и социальных недостатках,<br />
я вовсе не отрицаю роль других факторов риска, таких как рождение и<br />
дальнейшая жизнь в распавшейся, жестокой или ведущей беспорядочный<br />
образ жизни семье или в обнищавшем, кишащем преступными элементами<br />
и напичканном наркотиками квартале. Нищета сама по себе дурно влияет<br />
на эмоциональную сферу детей: дети из семей победнее уже в пять лет<br />
более пугливы, беспокойны и печальны, чем их обеспеченные сверстники,<br />
и их поведение создает больше проблем, таких как частые вспышки<br />
раздражения и порча вещей, – тенденция, сохраняющаяся и на протяжении<br />
отрочества. Гнет нищеты уродует также и жизнь семьи: в ней гораздо<br />
меньше проявлений родительского тепла, более угнетенное состояние у<br />
матерей (часто одиноких и безработных) и большая вероятность суровых<br />
наказаний, таких как ругань, побои и угрозы физической расправы.<br />
Но эмоциональная компетентность играет важную роль не только в<br />
сфере семейных и экономических отношений: она может оказаться<br />
решающей с точки зрения пределов расстройства, до которых любой такой<br />
ребенок или подросток будет доведен невзгодами. Он может обрести<br />
внутреннюю опору в виде способности быстро восстанавливать<br />
физические и душевные силы, чтобы пережить их. Долгосрочные<br />
исследования сотен детей, росших в нищете, в семьях, где с ними жестоко<br />
обращались, или воспитывавшихся родителем, страдающим тяжелым<br />
психическим заболеванием, показывают: те, кто сохраняет<br />
жизнерадостность даже перед лицом самых тяжких лишений и невзгод,<br />
имеют свойство делиться основными эмоциональными навыками. К ним<br />
относятся всепобеждающая общительность, которая привлекает людей,
уверенность в себе, оптимистическая настойчивость перед лицом неудачи и<br />
фрустрации, способность быстро оправляться от расстройств и легкий<br />
характер.<br />
Но громадное большинство детей сталкивается с подобными<br />
трудностями, не имея этих преимуществ. Конечно же, многие из этих<br />
навыков являются врожденными – повезло с генами! – но даже качества<br />
темперамента можно изменить к лучшему, как мы уже выяснили в главе 14.<br />
С одной стороны, безусловно, в дело должны вмешаться политика и<br />
экономика, задача которых – уменьшить нищету и улучшить социальные<br />
условия, порождающие подобные проблемы (тактика, которая, похоже,<br />
перемещается все ниже в социальной повестке дня). Однако мы можем<br />
предложить детям еще очень многое, что поможет им справляться с<br />
изнурительными невзгодами.<br />
Рассмотрим нарушения в эмоциональной сфере, которые в течение<br />
жизни возникают примерно у каждого второго американца. Так, результаты<br />
показательного обследования 8098 американцев свидетельствуют, что 48<br />
процентов на протяжении жизни столкнулись хотя бы с одной проблемой,<br />
связанной с деятельностью их психики. Особенно серьезно пострадало 14<br />
процентов, у которых одновременно наблюдались болезненные явления<br />
психического характера трех или более видов. Эту группу составляли<br />
люди, испытывавшие наибольшие страдания: у них обнаружено 60<br />
процентов всех случавшихся расстройств психической деятельности.<br />
Причем 90 процентов принадлежат к особо серьезным и лишающим<br />
трудоспособности. Теперь они, к сожалению, нуждаются в интенсивной<br />
терапии, но оптимальный подход предполагает – там, где только<br />
возможно, – прежде всего, профилактику этих проблем. Разумеется, не<br />
каждое психическое расстройство удается предотвратить, однако<br />
существует немало таких, к которым применимы профилактические меры.<br />
Рональд Кесслер, социолог Университета штата Мичиган, занимавшийся<br />
такого рода исследованиями, сообщил мне следующее: «Нам пора бы уже<br />
вмешаться, и как можно скорее. Возьмите, к примеру, девочку, у которой в<br />
шестом классе развивается социофобия, и она начинает выпивать в первых<br />
классах средней школы, чтобы справиться со своей социально<br />
обусловленной тревожностью. В двадцать с небольшим она участвует в<br />
нашем обследовании. Обнаруживается, что она по-прежнему полна<br />
страхов, пристрастилась к алкоголю и наркотикам и пребывает в<br />
подавленном настроении, потому что ее жизнь испорчена. Весь вопрос в<br />
том, что мы могли бы предпринять в ранний период ее жизни, чтобы<br />
обойти стороной эту нисходящую спираль».
То же самое, конечно, относится к случаям выпадения из обоймы или<br />
насилия, да и вообще к длинному списку опасностей, с которыми<br />
сталкиваются сегодня практически все молодые люди. Учебные<br />
программы, направленные на предотвращение тех или иных конкретных<br />
проблем, таких как употребление наркотиков или насилие, чрезвычайно<br />
размножились за последние десять лет, сформировав мини-отрасль на<br />
рынке образования, причем многие из них, включая наиболее ходовые и<br />
широко применяемые, оказались абсолютно неэффективными. Некоторые<br />
программы, к большому огорчению работников системы образования,<br />
похоже, только увеличивали вероятность всех тех проблем, которых они<br />
старались избежать, и особенно таких, как злоупотребление наркотиками и<br />
секс среди подростков.<br />
Одной информации недостаточно<br />
Поучительным примером в данном случае является сексуальное<br />
насилие над детьми. Начиная с 1993 года в Соединенных Штатах ежегодно<br />
сообщалось примерно о двухстах тысячах доказанных случаев насилия над<br />
детьми, причем эта цифра с каждым годом увеличивается на 10 процентов.<br />
И хотя оценки изменяются в широких пределах, большинство экспертов<br />
сходится на том, что от 20 до 30 процентов девочек и примерно вдвое<br />
меньше мальчиков к семнадцати годам успевают стать жертвами<br />
сексуального насилия в той или иной форме. Эти показатели повышаются<br />
или понижаются в зависимости от того, какое определение получает<br />
сексуальное насилие. Нет единого профиля ребенка, особенно<br />
чувствительного к сексуальному насилию, но большинство ощущают себя<br />
незащищенными, не способными самостоятельно сопротивляться и<br />
обособленными из-за того, что с ними произошло.<br />
Памятуя об этих опасностях, многие школы начали предлагать курсы<br />
по предотвращению сексуального насилия. В фокусе внимания<br />
большинства таких программ почти всегда находится только основная<br />
информация о сексуальном насилии. Они предусматривают, к примеру,<br />
обучение детей проводить различие между «хорошим» и «плохим»<br />
прикосновениями, предупреждают об опасностях и рекомендуют сообщать<br />
взрослым, если с ними случится что-нибудь плохое. Но общенациональное<br />
обследование двух тысяч детей показало, что начальная подготовка почти<br />
ничего не дала, – а фактически только усугубила положение, – чтобы<br />
помочь детям не превращаться в жертвы какого-нибудь школьного хулигана
или потенциального растлителя малолетних. Хуже всего, что дети,<br />
освоившие только элементарные программы и ставшие впоследствии<br />
жертвами изнасилования, впоследствии шли на откровенность, как ни<br />
странно, в два раза реже, чем дети, которые вообще не имели никакого<br />
отношения к таким программам.<br />
Напротив, дети, прошедшие более широкую подготовку, включая<br />
развитие связанных с проблемой эмоциональных и социальных<br />
компетенций, могли лучше защищать себя при угрозе стать жертвой<br />
сексуального посягательства. Оказавшись в подобной ситуации, они<br />
гораздо чаще требовали, чтобы их оставили в покое, поднимали крик или<br />
отбивались, грозили рассказать и действительно сообщали, если с ними<br />
что-то случалось. Эта последняя мера – сообщение об изнасиловании –<br />
является предупредительной в самом прямом смысле: многие растлители<br />
малолетних делают своими жертвами сотни детей. В ходе исследования<br />
растлителей малолетних в возрасте от сорока до пятидесяти лет<br />
выяснилось, что у них начиная с подросткового возраста бывало в среднем<br />
по одной жертве в месяц. Из протокола, составленного на водителя<br />
автобуса и преподавателя вычислительной техники в средней школе,<br />
явствует, что они вместе покушались на растление трехсот детей<br />
ежегодно – и все же ни один ребенок не заявил об изнасиловании;<br />
совращение обнаружилось только после того, как один из мальчиков,<br />
изнасилованных учителем, стал сексуально домогаться своей сестры.<br />
Вероятность сообщения об изнасиловании для детей, которые<br />
участвовали в полных программах, была втрое больше, чем у тех, которых<br />
готовили по минимальным программам. Что же в программах оказалось<br />
столь удачным? Эти программы представляли собой не отдельные<br />
предметы, а преподавались на разных уровнях несколько раз за все время<br />
обучения ребенка в школе как часть курса санитарного просвещения или<br />
полового воспитания. Они привлекали к участию родителей, чтобы те<br />
сообщали ребенку необходимую информацию в дополнение к тому, что<br />
преподавали в школе (дети, чьи родители делали это, лучше всех<br />
сопротивлялись угрозам сексуального насилия).<br />
Вдобавок разница заключалась и в социальных и эмоциональных<br />
компетенциях. Ребенку недостаточно просто знать о «хорошем» и «плохом»<br />
прикосновении. Детям необходимо осознавать самих себя, чтобы понимать,<br />
что ситуация неприятна им или тревожит, еще до того, как начнутся<br />
прикосновения. Требуется также достаточная уверенность в себе и<br />
напористость. Нужно уметь доверять ощущению «мне что-то не по себе», и<br />
действовать, прислушиваясь к этому ощущению, даже с тем взрослым,
который, возможно, попытается убедить, будто «все в порядке». Девочке<br />
понадобится набор приемов, чтобы предотвратить то, что вот-вот<br />
произойдет, включая широкий спектр действий – от бегства до угрозы<br />
предать случай гласности. Именно поэтому лучшие программы учат детей<br />
защищаться, отстаивать свои права, знать свои границы и охранять их,<br />
вместо того чтобы быть пассивными.<br />
Таким образом, наиболее результативными оказались программы, в<br />
которых общая информация о сексуальном насилии дополнялась развитием<br />
навыков общения и управления эмоциями. В рамках этих программ детей<br />
учили находить способы более позитивно решать межличностные<br />
конфликты; приобретать большую уверенность в себе; не винить себя, если<br />
что-то случается, и понимать, что они всегда найдут поддержку у<br />
преподавателей и родителей, к которым они могут обратиться. А если с<br />
ними все-таки произойдет неприятность, то лучше всего ею поделиться.<br />
Действующие компоненты<br />
Полученные результаты заставили специалистов пересмотреть мнение<br />
относительно составных частей оптимальной профилактической<br />
программы и при ее разработке взять за основу действительно<br />
эффективные – судя по объективным оценкам – составляющие. В ходе<br />
реализации проекта, рассчитанного на пять лет и спонсируемого Фондом<br />
У. Т. Гранта, ассоциация исследователей, тщательно изучив данную<br />
проблему, выявила факторы, способные, по-видимому, предрешать успех<br />
программ, приносящих желаемый результат. Перечень главных навыков,<br />
которые, по мнению исследователей, следует включать в программу,<br />
независимо от поставленной задачи, выглядел как список компонентов<br />
эмоционального интеллекта (полный список см. в приложении Г).<br />
Эмоциональные навыки включают самоосознание, распознавание,<br />
выражение и управление эмоциями, контроль побуждения и отсрочку<br />
удовольствия, избавление от стресса и тревожности. Контроль побуждений<br />
основан на понимании разницы между чувствами и действиями и умении<br />
принимать более правильное в эмоциональном плане решение, сначала<br />
контролируя побуждения к действию, а потом определяя альтернативные<br />
действия и их последствия до того, как действие совершено. Многие<br />
компетенции относятся к сфере межличностных отношений: считывание<br />
социальных и эмоциональных сигналов, умение слушать, способность<br />
сопротивляться негативным влияниям, понимание точки зрения другого
человека и осознание, какое поведение будет уместным в данной ситуации.<br />
Все эти компетенции составляют жизненно необходимые навыки<br />
общения и проявления эмоций. По крайней мере, частично они служат<br />
средством от большинства неприятностей, если не от всех. Конкретные<br />
проблемы, возникновение которых предупреждают эти навыки, выбраны<br />
произвольно. Аналогичные примеры эмоциональных и социальных<br />
компетенций можно подобрать и для случаев нежелательной беременности<br />
и самоубийств среди подростков.<br />
Конечно, причины всех этих проблем очень сложны. Они<br />
представляют собой сплетение в самых разных пропорциях биологической<br />
предопределенности, динамики семьи, влияния нищеты и культуры улиц.<br />
Ни один из видов вмешательства, включая и вмешательство, нацеленное на<br />
эмоции, не может претендовать на решение всех проблем. Но коль скоро<br />
недостатки эмоционального воспитания увеличивают риск, которому<br />
подвергается ребенок, – а, как мы видели, их вклад очень велик, –<br />
необходимо обратить внимание на средства эмоциональной защиты, не<br />
исключая другие решения, а наряду с ними. Итак, следующий вопрос: что<br />
должно собой представлять образование в отношении эмоций?
Глава 16. Обучение эмоциям<br />
Главная надежда страны – в правильном<br />
воспитании молодежи.<br />
Эразм Роттердамский<br />
В пятом классе шла обычная перекличка. Расположившись кружком на<br />
полу пустой комнаты, сидели пятнадцать учеников, а учитель по очереди<br />
выкликал их имена. Но дети на обращение учителя откликались не<br />
бессмысленным «Здесь», принятым во всех школах, а называли число,<br />
обозначающее их настроение: единица обозначала уныние, а десять –<br />
высокую активность.<br />
Сегодня настроения были на подъеме.<br />
– Джессика.<br />
– Десять: я раскочегарилась, ведь сегодня же пятница.<br />
– Патрик.<br />
– Девять: возбужден, небольшая нервозность.<br />
– Николь.<br />
– Десять: спокойна, счастлива…<br />
Такой вот курс «Науки о себе» преподается в «Новой школе»,<br />
устроенной в переоборудованном здании, расположенном на территории<br />
«большого надела», принадлежащего семейству Крокеров – династии,<br />
основавшей один из крупнейших банков Сан-Франциско. Сегодня в здании,<br />
своей архитектурой напоминающем оперный театр Сан-Франциско,<br />
помещается частная школа, где организовано обучение, которое можно<br />
назвать моделью курса по эмоциональному интеллекту.<br />
Предметом «Науки о себе» являются чувства – ваши собственные и те,<br />
что прорываются во взаимоотношениях. Предмет обсуждения по самой<br />
своей природе требует от преподавателей и учащихся сосредоточить<br />
внимание на эмоциональной структуре жизни ребенка – аспект, который<br />
решительно игнорируется почти во всех классных комнатах Америки. В<br />
данном случае стратегия включает использование напряженных состояний<br />
и эмоциональных травм, получаемых детьми в жизни, в качестве<br />
злободневной темы. Учителя высказываются по реальным вопросам, «бьют<br />
по больным местам»: кто-то оказался лишним, кто-то завидует, есть
противоречия, которые могут перерасти в битву на школьном дворе. Как<br />
сформулировала Карен Стоун Маккаун, разработчик учебного курса<br />
«Науки о себе» и основательница «Новой школы», «приобретение знаний<br />
происходит не в отрыве от чувств детей. Быть эмоционально грамотным<br />
для усвоения знаний так же важно, как знакомым с математикой и<br />
чтением».<br />
«Наука о себе» – новаторское явление, предвестник идеи,<br />
распространяющейся в школах по всей территории США. Названия этих<br />
курсов говорят о том, что они охватывают широкий круг проблем – от<br />
социального развития до умения жить и до социального и эмоционального<br />
обучения. Некоторые, ссылаясь на представление Говарда Гарднера о<br />
множественности умственных способностей, пользуются термином<br />
«личные умственные способности». Специалистов связывает общая цель –<br />
повышение уровня социальных и эмоциональных компетенций у детей как<br />
часть их обычного образования. Комплекс навыков, умений и понимания,<br />
необходимый каждому ребенку, вовсе не похож на то, что коррективно<br />
преподается неуверенным в себе «беспокойным» детям.<br />
Курсы эмоциональной грамотности уходят корнями в движение за<br />
аффективное образование, возникшее в 1960-х годах. В то время считалось,<br />
что уроки, учитывающие психологию и мотивацию, глубже усваиваются,<br />
если включают непосредственное переживание того, что преподается<br />
умозрительно. Однако движение за эмоциональную грамотность вывернуло<br />
термин «аффективное образование» наизнанку: вместо того чтобы<br />
использовать аффект в образовательных целях, оно обучает самому<br />
аффекту.<br />
Более близкими «предками» многих из этих все шире<br />
распространяющихся курсов являются постоянные серии программ<br />
предупредительных мер, реализуемых на базе школы. Каждая из них<br />
нацелена на конкретную проблему: курение среди подростков,<br />
злоупотребление наркотиками, преждевременная беременность, уход или<br />
исключение из школы и совсем недавно прибавившееся к ним насилие. Как<br />
мы поняли из последней главы, проведенное ассоциацией У. Т. Гранта<br />
исследование профилактических программ показало: они оказываются<br />
гораздо более эффективными, когда раскрывают суть эмоциональных и<br />
социальных компетенций, касаясь контроля побуждений, сдерживания<br />
гнева и поиска творческих решений в ситуациях, социально<br />
затруднительных. Отсюда возникло новое поколение программ.<br />
Из главы 15 ясно, что программы, нацеленные на конкретные<br />
дефициты эмоциональных и социальных навыков, которые укрепляют
такие проблемы, как агрессивность или депрессия, могут оказаться<br />
чрезвычайно эффективными амортизаторами для детей. Но любое<br />
тщательно спланированное вмешательство в основном проводились<br />
психологами-исследователями в порядке эксперимента. Следующим шагом<br />
должно стать усвоение уроков, дающихся в этих целевых программах, и их<br />
распространение на весь школьный контингент в качестве<br />
предупредительной меры, принимаемой обычными учителями.<br />
Такой более сложный, но и более эффективный метод профилактики<br />
включает предоставление информации по таким вопросам, как СПИД,<br />
наркотики и т. п., в периоды, когда молодые люди впервые сталкиваются с<br />
ними в реальной жизни. Во главу угла здесь поставлена основная<br />
способность, без которой невозможно справиться с любой из этих дилемм,<br />
а именно эмоциональный интеллект.<br />
Новый подход к внедрению эмоциональной грамотности в школах<br />
подразумевает, что эмоции и общественная жизнь становятся темами для<br />
обсуждения. Эти наиболее сложные проблемы детского возраста не<br />
трактуются как неуместные посягательства на психику ребенка. Когда же<br />
обсуждение приводит к взрывам эмоций, их не причисляют к разряду<br />
причин для периодических дисциплинарных визитов к воспитателю или в<br />
кабинет директора.<br />
На первый взгляд, занятия могут показаться вполне заурядными, никак<br />
не способствующими решению тех острых проблем, ради которых они,<br />
собственно, и задуманы. Дело в том, что знания – как при хорошем<br />
воспитании дома – хоть и выдаются малыми порциями, но приносят<br />
огромную пользу и, кроме того, поставляются регулярно и долго. Таков<br />
механизм прочного укоренения сведений об эмоциях: после многократного<br />
повторения каких-либо переживаний мозг начинает воспроизводить их как<br />
усиленные проводящие пути, как невральные навыки, которые<br />
срабатывают в случае принуждения, фрустрации, обиды. И хотя из-за<br />
тривиального содержания занятия по курсу эмоциональной грамотности,<br />
возможно, выглядят пустой затеей, но результат – воспитание<br />
благопристойности в людях – приобретает решающее значение для всей<br />
нашей будущей жизни.<br />
Урок сотрудничества<br />
Давайте сравним урок «Науки о себе» с воспоминаниями из своих<br />
школьных лет.
В шестом классе сегодня проводится игра-головоломка «Мозаика<br />
взаимодействия», и ученикам дано задание сообща сложить мелкие<br />
кусочки картона, чтобы получилась картинка. Игра вроде бы обычная, но<br />
есть в ней одна хитрость: совместная работа должна проходить в полной<br />
тишине и без жестикуляции.<br />
Учительница Джо-Эн Варго разбила класс на три группы и посадила<br />
каждую за отдельный стол. Трем наблюдателям, знакомым с игрой, выдали<br />
по бланку, где им надо было записать, кто из группы выступил в роли<br />
главного организатора, кто валял дурака, а кто нарушал правила.<br />
Учащиеся сваливают кусочки головоломки на стол и приступают к<br />
работе. Уже буквально через минуту становится ясно, что одна группа как<br />
команда действует на удивление эффективно: ребята укладываются с<br />
выполнением задания всего в несколько минут. Члены второй группы из<br />
четырех человек прикладывают усилия параллельно, работая поодиночке,<br />
каждый над своей собственной головоломкой, но заходят в тупик. Тогда<br />
они мало-помалу начинают работать сообща, чтобы собрать первый<br />
квадрат, и продолжают действовать как одно целое, пока не справляются со<br />
всеми задачами.<br />
А третья группа продолжает стараться изо всех сил, почти завершив<br />
сборку всего одной картинки, но даже она больше напоминает трапецоид,<br />
чем квадрат. Шину, Фейрли и Рахману еще только предстоит добиться<br />
спокойной слаженности действий, которую уже обрели две другие группы.<br />
Они были явно расстроены, в бешеном темпе просматривая кусочки,<br />
рассыпанные на столе, используя вроде бы подходящие варианты и кладя<br />
их рядом с почти законченными квадратами только затем, чтобы испытать<br />
разочарование, видя несовпадения.<br />
Напряженность чуть спадает, когда Рахман берет два кусочка картона и<br />
приставляет их к глазам как маску; его товарищи хихикают. Это<br />
оказывается центральным моментом урока.<br />
Джо-Эн Варго старается поддержать их: «Те из вас, кто уже закончил,<br />
могут подать один конкретный совет тем, кто продолжает работать».<br />
Даган ленивой походкой приближается к группе, все еще бьющейся<br />
над заданием, указывает на два кусочка, вылезающих за пределы квадрата,<br />
и говорит: «Вам стоит передвинуть эти два кусочка». Рахман, сморщив от<br />
сосредоточенности широкое лицо, вдруг представляет, какой должна быть<br />
картинка, и части рисунка быстро укладываются на место в первой<br />
головоломке, а затем и в остальных. И когда последний кусочек занимает<br />
свое место в последней картинке-загадке третьей группы, раздаются<br />
искренние аплодисменты.
Спорный вопрос<br />
Но пока класс продолжает размышлять над наглядными уроками<br />
совместной деятельности, которые они получили, возникает другой, более<br />
напряженный обмен мнениями. Рахман, высокий, с копной густых черных<br />
волос, подстриженных длинноватым ежиком, и Такер, наблюдатель за<br />
группой, сцепились в споре по поводу правила, запрещающего<br />
жестикулировать. Такер с аккуратно причесанными светлыми волосами,<br />
если не считать торчащего вперед вихра, одет в свободную голубую<br />
футболку, на которой красуется девиз «Будь ответственным»,<br />
подчеркивающий его официальную роль.<br />
– Ты тоже можешь предложить кусочек, это вовсе не жестикуляция, –<br />
обращается Такер к Рахману категоричным тоном.<br />
– Нет, жестикуляция, – яростно настаивает Рахман.<br />
Варго замечает повышенную громкость и все более агрессивное<br />
стаккато обмена репликами и направляется к столу. Вот он, тот самый<br />
критический инцидент, спонтанный обмен разгоряченными чувствами;<br />
именно в такие моменты приносят плоды уже усвоенные уроки, а новые<br />
преподаются с наибольшей пользой. И, как известно каждому хорошему<br />
учителю, уроки, даваемые в такие напряженные моменты, надолго<br />
сохраняются в памяти учащихся.<br />
– Это, конечно, не критика – вы сотрудничали очень хорошо, но,<br />
Такер, постарайся высказать свои мысли без осуждения, – замечает Варго.<br />
Такер (теперь его голос стал спокойнее) говорит Рахману:<br />
– Ты можешь просто положить кусочек туда, где, по-твоему, ему самое<br />
место, или отдать другим то, что, как тебе кажется, им нужно, но не<br />
жестикулируя. Просто предложи.<br />
Рахман отвечает раздраженно:<br />
– Можно было просто сделать вот так, – он почесал в затылке, желая<br />
продемонстрировать какой-нибудь безобидный жест, – а он все равно<br />
сказал бы: «Никаких жестикуляций».<br />
За раздражением Рахмана явно скрывалось нечто большее, чем<br />
обычные разногласия по поводу того, что является, а что не является<br />
жестом. Его взгляд все время возвращался к бланку с оценками в руках<br />
Такера, который, хотя никто о нем не упомянул, фактически спровоцировал<br />
конфликт между Такером и Рахманом. Такер, видите ли, записал Рахмана в<br />
колонке под рубрикой «Кто нарушал правила».<br />
Варго, заметив, что Рахман смотрит на обидевшую его пометку,
догадывается, в чем дело, и говорит Такеру:<br />
– Он считает, что ты применительно к нему использовал нехорошее<br />
слово – нарушитель. Что ты хотел этим сказать?<br />
– Я вовсе не имел в виду, что это было нарушение в дурном смысле, –<br />
ответил Такер уже более примирительно.<br />
Рахман не соглашается с этим, но и его голос тоже звучит спокойнее:<br />
– Если хотите знать, то все это несколько притянуто за уши.<br />
Варго настаивает на позитивном подходе:<br />
– Такер пытается сказать: то, что можно считать нарушением, может<br />
оказаться отчасти разрядкой обстановки в тот период, когда испытываешь<br />
разочарование.<br />
– Но, – протестует Рахман, теперь уже больше по существу, –<br />
нарушение – нечто совсем другое. Вот если бы мы все сосредоточились на<br />
чем-то, а я взял бы и изобразил нечто такое, – он придает лицу смешное,<br />
шутовское выражение, выпучив глаза и надув щеки, – было бы нарушение<br />
правил.<br />
Варго еще раз пытается продолжить эмоциональный урок и говорит<br />
Такеру:<br />
– Стараясь помочь, ты, конечно, не имел в виду, что он вел себя как<br />
нарушитель правил в дурном смысле. Но то, как вы говорите, есть способ<br />
послать разные сообщения. Рахману нужно, чтобы ты уловил и признал его<br />
чувства. Рахман, слыша слова, имеющие негативный смысл, вроде<br />
«нарушителя», чувствует, что к нему относятся несправедливо. Ему не<br />
нравится, когда его так называют.<br />
А потом, обращаясь к Рахману, она добавляет:<br />
– Я ценю то, как ты проявлял уверенность в себе в разговоре<br />
с Такером. Ты не нападал. Но конечно, неприятно, когда на тебя вешают<br />
ярлык нарушителя правил. Когда ты поднес кусочки картинки к глазам, ты,<br />
видимо, испытывал разочарование и хотел разрядить обстановку. А Такер<br />
сказал, что ты нарушаешь порядок, потому что не понял твоего намерения.<br />
Так?<br />
Оба мальчика кивнули в знак согласия, пока остальные ученики<br />
заканчивали уборку картинок-загадок со столов. Маленькая мелодрама в<br />
классе приближалась к финалу.<br />
– Ну что, теперь вам лучше? – спросила Варго. – Или все еще<br />
расстроены?<br />
– Да, я вполне доволен, – живо откликнулся Рахман, смягчившись<br />
оттого, что чувствовал себя услышанным и понятым.<br />
Такер тоже кивнул, улыбаясь. Заметив, что все остальные уже ушли на
следующий урок, мальчики дружно развернулись и вместе выбежали из<br />
класса.<br />
Последуюший анализ: несостоявшаяся драка<br />
Когда новая группа начала рассаживаться, Варго приступила к анализу<br />
того, что произошло только что. Горячий обмен мнениями и последующее<br />
примирение происходили на фоне того, что мальчики уже знали о<br />
разрешении конфликтов. То, что обычно приводит к конфликту, начинается,<br />
как объясняет Варго, с «неумения найти общий язык: выдвигаются<br />
предположения, затем мы перескакиваем к выводам, передавая “резкое”<br />
сообщение способами, мешающими людям услышать то, что говорится».<br />
Изучающие «Науку о себе» узнают: дело не в полном исключении<br />
конфликтов, а в разрешении разногласий и обид прежде, чем они<br />
перерастут в настоящую потасовку. Первые уроки дали о себе знать тем,<br />
как Такер и Рахман вели свой спор. Оба, к примеру, приложили<br />
определенные усилия для того, чтобы выразить свою точку зрения, не<br />
ускорив развитие конфликта. Эта уверенность в себе (в отличие от<br />
агрессивности или пассивности) преподается в «Новой школе» начиная с<br />
третьего класса. Особое значение придается откровенному выражению<br />
чувств, но так, чтобы не переходить к агрессии. Хотя в начале пререканий<br />
мальчики не смотрели друг на друга, по мере продолжения спора они стали<br />
обнаруживать признаки «активного слушания», повернулись лицом друг к<br />
другу, смотрели друг другу в глаза и подавали молчаливые сигналы,<br />
которые давали говорившему понять, что его слышат.<br />
Благодаря действию этих средств и помощи в виде советов<br />
преподавателя уверенность в себе и активное слушание стали для<br />
мальчиков чем-то большим, чем пустые фразы во время контрольного<br />
опроса в классе. Они превратились в способ реагирования, к которому<br />
можно прибегать в моменты, когда он крайне необходим.<br />
Совершенное владение эмоциональной сферой дается особенно<br />
трудно, потому что необходимые навыки приходится приобретать тогда,<br />
когда люди, как правило, менее всего способны воспринимать новую<br />
информацию и усваивать новые привычки реагировать – то есть когда они<br />
расстроены. В такие моменты помогают занятия с преподавателем. «Любой<br />
человек, взрослый или пятиклассник, нуждается в некоторой помощи,<br />
чтобы наблюдать за самим собой, когда он так расстроен, – подчеркивает<br />
Варго. – Сердце колотится, ладони потеют, вас бьет нервная дрожь, а вы
пытаетесь осознанно слушать, сохраняя самоконтроль, чтобы выдержать,<br />
не перейдя на крик, никого не упрекая и не замолкая, уходя в оборону».<br />
Для всякого, кто не раз наблюдал стычки пятиклассников, самое<br />
удивительное заключается в том, что и Такер, и Рахман старались доказать<br />
свою правоту без взаимных обвинений, ругани и криков. Никто из них не<br />
допустил, чтобы чувства переросли в оскорбительное: «А пошел ты!..» или<br />
в кулачную драку, ни один не заткнул другого, не выбежал из комнаты. И<br />
то, что вполне могло бы стать причиной полномасштабного сражения, в<br />
данном случае научило мальчиков еще лучше улавливать малейшие<br />
нюансы настроений для разрешения конфликта. Но как же часто ситуация<br />
развивается совсем по другому сценарию! Как часто у подростков дело<br />
доходит до драки, и что еще хуже – по пустякам и несколько раз в день.<br />
Тревоги дня<br />
Во время традиционной переклички, с которой начинается каждое<br />
занятие по курсу «Наука о себе», ученики не всегда называют такие<br />
большие числа, как в описанной ситуации. И когда числа совсем<br />
маленькие – единицы, двойки или тройки, что свидетельствует об ужасном<br />
состоянии, – у любого из присутствующих появляется возможность<br />
спросить: «А не хочешь ли ты рассказать, почему у тебя такое<br />
настроение?» Если ученик захочет поговорить на эту тему (кстати, никого<br />
не заставляют говорить о чем-то, если он того не хочет), всегда есть шанс<br />
провентилировать любой волнующий вопрос и рассмотреть творческие<br />
подходы к решению.<br />
Неприятности, возникающие у детей, с возрастом меняются. В первых<br />
классах проблемы детей обычно сводятся к разного рода страхам, обидам<br />
из-за того, что их дразнят, и ощущению, что от них все отвернулись.<br />
Примерно в шестом классе у них появляется новый комплекс проблем:<br />
переживания по поводу того, что им не назначают свидания или бросают;<br />
инфантильные друзья; тягостные ситуации, в которые попадают подростки<br />
(«Взрослые ребята пристают ко мне» или «Мои приятели курят и вечно<br />
заставляют меня попробовать»).<br />
В жизни ребенка всегда найдутся особенно важные темы, которые<br />
если и обсуждаются, то, как правило, вне школы: за завтраком, по дороге в<br />
школу или дома у приятеля. Чаще всего свои неприятности дети держат<br />
при себе и в одиночку мучаются по ночам, не имея никого, чтобы как<br />
следует обдумать все, что их тревожит. В классе же, на уроке «Науки о
себе», их проблемы могут в любой момент стать темой дня.<br />
Каждое такое обсуждение вносит свой вклад в достижение<br />
определенной цели обучения по курсу «Наука о себе», который разъясняет<br />
восприятие ребенком самого себя и взаимоотношений с другими. И хотя<br />
все уроки курса строго распланированы, он отличается достаточной<br />
гибкостью и, если возникают критические ситуации вроде конфликта<br />
между Рахманом и Такером, их всегда можно использовать для общей<br />
выгоды. Вопросы, предлагаемые учениками на обсуждение, служат живым<br />
примером обстоятельств, когда и ученики, и учителя могут применить те<br />
навыки, которым они обучаются, как, например, методы улаживания<br />
конфликтов, разрядившие напряжение между двумя мальчиками.<br />
Азбука эмоционального интеллекта<br />
Применяемый на протяжении почти двадцати лет курс «Науки о себе»<br />
служит образцом преподавания эмоционального интеллекта. Иногда уроки<br />
бывают удивительно сложными.<br />
Директор «Новой школы» Карен Стоун Маккаун рассказывала мне:<br />
«Когда мы заводим разговор о гневе, то помогаем детям понять: это почти<br />
всегда побочная реакция. Надо смотреть, что за ней скрывается: вы<br />
обижены? Ревнуете?.. Наши дети узнают, что у человека всегда есть<br />
возможность выбора, как реагировать на эмоцию, и чем больше способов<br />
реагирования на эмоцию ему известно, тем увлекательнее может быть его<br />
жизнь».<br />
Содержание «Науки о себе» почти полностью соответствует<br />
компонентам эмоционального интеллекта – и основным навыкам,<br />
рекомендуемым в качестве элементарных предупредительных средств<br />
против ошибок, угрожающих детям (полный список см. в приложении Д).<br />
Преподаваемые темы включают самосознание, то есть распознавание<br />
чувств, создание терминологии для них и обнаружение связей между<br />
мыслями, чувствами и реакциями. Важно понимать, что руководит вами<br />
при принятии решения – мысли или чувства. Нужно представлять себе<br />
последствия альтернативных вариантов поведения и применять свое<br />
понимание, чтобы принимать решения по таким вопросам, как<br />
употребление наркотиков, курение и секс. Самоосознание принимает также<br />
форму понимания своих достоинств и недостатков и видения себя в<br />
позитивном, но реалистичном свете (и исключения, таким образом, широко<br />
распространенной ошибки в виде колебания самомнения).
Другой акцент делается на умении справляться с эмоциями: осознание<br />
того, что скрывается за чувством (например, обида, которая запускает<br />
гнев), и обучение способам избавляться от тревог, гнева и печали. Особое<br />
внимание уделяется также ответственности за решения и поступки и<br />
доведению дела до конца в соответствии с обязательствами.<br />
Главной социальной способностью является эмпатия – способность<br />
понимать чувства других людей и принимать их точку зрения, уважать<br />
различное отношение людей к обстоятельствам. В центре внимания<br />
пребывают взаимоотношения, а значит, нужно уметь быть хорошим<br />
слушателем и задавать вопросы. Проводить разграничения между тем, что<br />
кто-то говорит или делает, и вашими собственными реакциями и<br />
суждениями. Проявлять уверенность в себе, а не гнев или пассивность. И<br />
обучаться искусству сотрудничества, разрешения конфликтов и обсуждения<br />
компромиссов.<br />
В «Науке о себе» не предусмотрено никаких оценок, ведь жизнь сама<br />
по себе – выпускной экзамен. Но по окончании восьмого класса, когда<br />
ученики готовятся к переходу из «Новой» в среднюю школу, каждый<br />
держит сократовский устный экзамен по курсу «Науки о себе». Вот один из<br />
вопросов выпускных экзаменов: «У вашего друга конфликт с тем, кто<br />
заставляет его попробовать наркотики, или с приятелем, которому нравится<br />
его дразнить. Опишите, как вам нужно среагировать, чтобы помочь». Или<br />
другой вопрос: «Какие вам известны разумные способы справиться со<br />
стрессом, гневом и страхом?»<br />
Был бы жив Аристотель, он, всегда высоко ценивший искусство<br />
владения эмоциями, несомненно, полностью одобрил бы эту программу.<br />
Эмоциональная грамотность в старом городе<br />
Скептики, вполне понятно, поинтересуются, даст ли нужные<br />
результаты курс обучения вроде «Науки о себе» в менее<br />
привилегированной обстановке, или его введение возможно исключительно<br />
в такой небольшой частной школе, как «Новая», где каждый ребенок<br />
наделен теми или иными талантами. Иными словами, можно ли научить<br />
эмоциональной компетенции там, где в ней нуждаются наиболее остро, а<br />
именно в пыльном хаосе бесплатной средней школы в старой части города?<br />
За ответом давайте отправимся в среднюю школу Августы Льюис Трауп<br />
в Нью-Хейвене, сильно отличающуюся от «Новой школы» в социальном,<br />
экономическом, а также в географическом отношении.
Там, можете мне поверить, к учебе относятся с не меньшим<br />
энтузиазмом. Эта школа, известная также под названием «Притягательная<br />
академия наук Трауп» – одна из двух школ в округе, привлекающих<br />
расширенной программой научной подготовки ребят от пятого до восьмого<br />
класса со всего Нью-Хейвена. Здесь ученики имеют возможность<br />
посредством системы связи с параболической спутниковой антенной<br />
задавать вопросы о физике космоса астронавтам в Хьюстоне или<br />
программировать свои компьютеры на воспроизведение музыки. Отток<br />
белого населения в пригороды Нью-Хейвена и в частные школы поставил<br />
школу Трауп в ситуацию, когда в ней учится 95 процентов чернокожих и<br />
латиноамериканцев.<br />
Расположенная всего в нескольких кварталах от Йельского<br />
университета (и представляющая собой совсем другой мир), школа Трауп<br />
находится в приходящем в упадок рабочем районе, где в 1950-х годах<br />
обитали двадцать тысяч человек, работавших по найму на близлежащих<br />
предприятиях: от медеплавильных заводов Olin Brass Mills до оружейного<br />
завода Winchester Arms. Сегодня число рабочих мест сократилось до трех<br />
тысяч, что сузило экономические перспективы живущих там семей. В<br />
результате Нью-Хейвен, как и многие другие промышленные города Новой<br />
Англии, погружается в трясину нищеты, наркотиков и насилия.<br />
Крайняя необходимость, вызванная городским кошмаром, заставила<br />
в 1980-е годы группу йельских психологов и педагогов разработать в<br />
качестве ответной меры программу социальной компетентности – набор<br />
учебных дисциплин, охватывающий фактически ту же самую область, что<br />
и курс «Науки о себе» в «Новой школе». Но в школе Трауп часто привязка к<br />
тематике оказывается более прямой и грубой. Это ведь отнюдь не чисто<br />
теоретическое упражнение, когда на занятиях по половому воспитанию в<br />
восьмом классе учащиеся узнают, как самостоятельно принятое решение<br />
может помочь им избежать таких болезней, как СПИД. В Нью-Хейвене<br />
самый высокий в Соединенных Штатах процент женщин, больных<br />
СПИДом; ряд матерей, отправляющих своих детей в школу Трауп, тоже<br />
больны – как и некоторые ученики школы. Несмотря на расширенную<br />
учебную программу, учащиеся школы Трауп стараются справиться со<br />
всеми проблемами старого центра города; у некоторых детей обстановка<br />
дома настолько хаотическая (если не ужасающая), что они иногда просто<br />
не могут исхитриться и прийти в школу.<br />
Как и во всех нью-хейвенских школах, самый заметный для<br />
посетителя знак имеет привычную форму желтого ромбовидного<br />
дорожного указателя. На нем слова: «Зона, свободная от наркотиков». В
дверях – Мэри Эллен Коллинз, универсальный школьный посредник,<br />
которая занимается конкретными проблемами по мере их возникновения. В<br />
ее обязанности входит помогать учителям справляться с требованиями<br />
учебной программы социальной компетентности. Если учитель<br />
затрудняется в объяснении урока, Коллинз явится в класс, чтобы показать,<br />
что и как надо делать.<br />
«Я двадцать лет преподавала здесь, – сообщает Коллинз, приветствуя<br />
меня. – Вы посмотрите вокруг – теперь я уже не могу представить себе<br />
преподавание только академических навыков и умений при тех проблемах,<br />
с которыми эти дети сталкиваются в жизни. Возьмите, к примеру, детей,<br />
которые мучаются оттого, что у них самих или у них дома СПИД. Я не<br />
уверена, что они открыто выступят во время обсуждения СПИДа, но как<br />
только ребенок поймет, что учитель готов внимательно выслушать рассказ<br />
об эмоциональной проблеме, а не только об учебных, путь к разговору<br />
открыт».<br />
На третьем этаже старой кирпичной школы Джойс Эндрюз проводит с<br />
пятиклассниками занятия по социальной компетентности, которые бывают<br />
у них трижды в неделю. Эндрюз, как и другие учителя пятых классов,<br />
посещала специальные летние курсы по преподаванию этой дисциплины.<br />
Вдобавок кипучая энергия подсказывает ей дополнительные темы.<br />
Сегодняшний урок посвящен идентификации чувств. Способность<br />
называть чувства и тем самым лучше проводить различие между ними<br />
составляет главный эмоциональный навык. Вчера вечером на дом было<br />
задано собрать фотографии какого-нибудь человека из журнала, назвать<br />
эмоцию, отражающуюся на его лице, и объяснить словами, что человек<br />
испытывает именно эти чувства. Собрав домашнее задание, Эндрюз пишет<br />
на доске список чувств – печаль, беспокойство, возбуждение, счастье и так<br />
далее – и начинает игру в «веселых и находчивых» с восемнадцатью<br />
учащимися, которым сегодня удалось выбраться в школу. Расположившись<br />
группами за четырьмя столами, ученики возбужденно тянут руки, стараясь<br />
поймать ее взгляд, чтобы дать ответ.<br />
Добавив в написанный на доске список слово «разочарованный»,<br />
Эндрюз задает вопрос: «Кто хоть раз испытывал разочарование?» – и видит<br />
лес в нетерпении поднятых рук.<br />
«А что вы чувствуете в таком состоянии?»<br />
Ответы посыпались как из рога изобилия: «Усталость»,<br />
«Замешательство», «Не могу ясно мыслить», «Беспокойство».<br />
Джойс прибавляет к списку слово «рассерженный» и говорит: «Мне<br />
известно это чувство… А когда учитель начинает сердиться?»
«Когда все разговаривают», – с улыбкой отвечает девочка у окна.<br />
Не теряя ни минуты, Эндрюз раздает ученикам письменное задание. В<br />
первой колонке лица мальчиков и девочек, изображающие одну из шести<br />
основных эмоций: счастье, печаль, гнев, удивление, страх, отвращение, а<br />
рядом – описание движения мимических мышц, например:<br />
Страх<br />
• Рот открыт и перекошен<br />
• Глаза широко открыты, а внутренние уголки поднимаются<br />
• Брови подняты и сдвинуты к переносице<br />
• Посреди лба морщины<br />
Дети в классе Эндрюз знакомятся с заданием, копируют картинки,<br />
воспроизводя указанное положение лицевых мышц для каждой эмоции, и<br />
на их лицах поочередно появляются выражения испуга, гнева, удивления<br />
или отвращения. Урок разработан по результатам исследования выражения<br />
лица, проведенного Полом Экманом, и преподается в рамках вводного<br />
курса психологии почти в каждом колледже и крайне редко – в начальной<br />
школе. Содержание такого урока по установлению связи между<br />
определением эмоции и самой эмоцией, а также между эмоцией и<br />
выражением лица, которое ей соответствует, кажется настолько<br />
тривиальным, что вроде бы в нем и вообще нет никакой надобности.<br />
Однако он вполне может послужить средством от на удивление<br />
стандартных ошибок в плане эмоциональной грамотности. Знайте, что<br />
хулиганы часто устраивают драки на школьном дворе в приступе гнева,<br />
потому что понимают нейтральные сообщения и выражения неверно – как<br />
враждебные, а девочки, у которых обнаруживаются нарушения питания, не<br />
умеют отличать гнев от раздражения из-за голода.<br />
Замаскированная эмоциональная грамотность<br />
Поскольку курс обучения уже перегружен из-за постоянного<br />
увеличения количества новых тем и насущных проблем, некоторые<br />
учителя, вполне понятно ощущающие перегрузку, не соглашаются уделять<br />
дополнительное время еще одному курсу за счет преподавания основ<br />
знаний. Так что складывающаяся стратегия эмоционального воспитания<br />
предусматривает не создание нового курса обучения, а объединение
занятий чувствами и взаимоотношениями с другими, уже преподаваемыми<br />
курсами. Уроки эмоциональной грамотности можно вполне совместить с<br />
чтением и письмом, санитарным просвещением, естественными и<br />
общественными науками и другими стандартными предметами. Сейчас в<br />
школах Нью-Хейвена «Умение жить» в некоторых классах является<br />
отдельным курсом, тогда как в другие годы курс социального развития<br />
объединяется с такими учебными дисциплинами, как чтение или<br />
санитарное просвещение. Отдельные уроки преподаются даже как часть<br />
занятий по математике – особенно основные навыки учебной работы,<br />
например, как не замечать того, что отвлекает внимание, как выработать у<br />
себя заинтересованность в учебе и справляться со своими побуждениями,<br />
чтобы можно было внимательно относиться к урокам.<br />
Некоторые программы, развивающие умение контролировать эмоции и<br />
навыки общения, вообще не требуют отдельного времени – учителя<br />
внедряют нужные темы в структуру школьных дисциплин. Одним<br />
примером такого подхода – по существу, скрытого обучения<br />
эмоциональной и социальной компетентности, – служит программа<br />
развития, созданная коллективом специалистов под руководством<br />
психолога Эрика Шапса. Эта программа со штаб-квартирой в Окленде,<br />
штат Калифорния, в настоящее время проходит проверку в небольшом<br />
количестве школ по всей стране, расположенных большей частью в<br />
районах, имеющих много общих бед с приходящим в упадок центром Нью-<br />
Хейвена.<br />
Программа предлагает уже готовый комплект материалов, которые<br />
включаются в существующие курсы. Так, первоклассники на уроке чтения<br />
знакомятся с рассказом о том, «Как дружат Лягушка и Жаба». Лягушка,<br />
которой очень хочется поиграть с впадающей в зимнюю спячку подружкой<br />
Жабой, прибегает к маленькой хитрости, чтобы заставить ту рано<br />
проснуться. Эта история используется в качестве стартовой площадки для<br />
обсуждения на уроке темы дружбы и вопросов о том, как чувствуют себя<br />
люди, когда кто-нибудь подшучивает над ними. Череда приключений<br />
приносит новые темы для обсуждения, осведомленность о потребностях<br />
друга и понимание, каково бывает, когда тебя дразнят, и что значит делить<br />
чувства с друзьями. Обязательным учебным планом предусмотрены все<br />
более замысловатые истории с учетом развития детей по мере перехода из<br />
класса в класс начальной и средней школы, дающие учителям отправные<br />
точки для обсуждения таких тем, как эмпатия, видение вещей в истинном<br />
свете и забота.<br />
Другой способ вплести уроки эмоциональной грамотности в ткань
современной школьной жизни заключается в том, чтобы помочь учителям<br />
заново продумать, как дисциплинировать учеников, которые дурно ведут<br />
себя. В программе развития ребенка учтено, что такие моменты<br />
предоставляют реальные возможности преподать детям навыки и умения,<br />
которых им недостает: сдерживание побуждений, объяснение чувств,<br />
разрешение конфликтов. Существуют лучшие способы установить<br />
дисциплину, чем принуждение. Учитель, заметивший, что трое<br />
первоклассников проталкиваются вперед, чтобы оказаться первыми в<br />
очереди в школьном буфете, мог бы предложить каждому из них угадать<br />
число, а победителя пропустить вперед. Это станет непосредственным<br />
уроком того, что существуют честные и справедливые способы улаживания<br />
мелких споров. Более глубокая идея, преподанная в данном случае, такова:<br />
спор можно уладить путем переговоров. Данный подход дети могут<br />
перенять для улаживания других аналогичных споров («Чур, я первый!» –<br />
просто эпидемия в младших классах, если в той или иной форме не на<br />
протяжении всей жизни), он несет более позитивное сообщение, чем<br />
раздающееся повсюду властное «Прекратите немедленно!».<br />
Эмоциональное расписание<br />
«Мои друзья, Элис и Линн, не играют со мной».<br />
Такую вот горькую жалобу высказала ученица третьего класса<br />
начальной школы Джона Мьюера в Сиэтле. Анонимный отправитель<br />
бросил письмо с таким сообщением в висевший в классе «почтовый<br />
ящик» – просто особым образом разрисованную картонную коробку, – куда<br />
ученики опускали письма с описанием своих проблем. Потом они всем<br />
классом могли обсудить сложные вопросы и найти способы решения.<br />
Согласно правилам, во время обсуждения не упоминается имя автора<br />
письма, более того, учитель особо подчеркивает, что у всех детей время от<br />
времени случаются такие же неприятности и всем надо научиться с ними<br />
справляться. Когда они говорят о том, что значит чувствовать себя всеми<br />
отвергнутым или что можно сделать, чтобы тебя приняли в свою<br />
компанию, у каждого есть возможность попробовать новые способы<br />
выхода из затруднительных ситуаций. То есть проводится своего рода<br />
коррекция ограниченного мышления, при котором конфликт<br />
рассматривается как единственный путь положить конец разногласиям.<br />
«Почтовый ящик» обеспечивает определенную маневренность, когда<br />
на обсуждение класса выносятся те или иные критические ситуации или
спорные проблемы, поскольку слишком жесткая повестка дня может<br />
полностью расходиться с подвижной реальностью жизни детей. По мере<br />
того как растут и меняются дети, соответственно изменяются и насущные<br />
заботы. Для большей результативности уроки эмоциональной грамотности<br />
надо согласовывать с уровнем развития ребенка и повторно преподавать их<br />
в разном возрасте наиболее подходящим способом, соответствующим<br />
меняющемуся пониманию ребенка и проблемам, с которыми ему<br />
приходится сталкиваться на жизненном пути.<br />
Но возникает вопрос: насколько рано надо начинать? Некоторые<br />
считают, что более всего подходят первые несколько лет жизни. Педиатр из<br />
Гарвардского университета Т. Берри Брейзелтон уверен, что многим<br />
родителям было бы очень полезно пройти определенную подготовку, чтобы<br />
стать эмоциональными наставниками для своих малолетних детей, что и<br />
дают программы «Посещение на дому». Уже неоднократно доказано, что<br />
необходимо более методично уделять внимание вопросам развития навыков<br />
общения и умения контролировать эмоции в программах подготовки к<br />
школе, таких как «Рывок вперед на старте». Как следует из главы 12,<br />
подготовленность детей к усвоению знаний в значительной мере зависит от<br />
наличия у них хотя бы некоторых основных навыков контроля над<br />
эмоциями. Дошкольный период оказывается чрезвычайно важным в<br />
смысле приобретения основополагающих навыков и умений. Есть<br />
свидетельства, что «Рывок вперед на старте», если все проходит нормально<br />
(кстати сказать, важное замечание), часто оказывает длительное<br />
благотворное влияние в эмоциональном и социальном плане на жизнь тех,<br />
кто окончил курс. Это проявляется даже в первые годы после<br />
совершеннолетия. У таких детей меньше проблем с наркотиками и<br />
законностью, более удачные браки и выше квалификация, обеспечивающая<br />
им определенный заработок.<br />
Такого рода вмешательства срабатывают наилучшим образом, если<br />
они следуют эмоциональному графику развития ребенка. Судя по воплям<br />
новорожденных, дети испытывают сильные чувства с момента появления<br />
на свет. Однако головной мозг младенца еще весьма далек от полного<br />
развития. Как было показано в главе 15, эмоции созреют окончательно,<br />
только когда нервная система полностью разовьется (процесс идет в<br />
соответствии с природными биологическими часами в период детства и<br />
первые годы юности, изменить его невозможно). Набор эмоций<br />
новорожденного весьма примитивен по сравнению с репертуаром<br />
пятилетнего ребенка, который, в свою очередь, намного беднее спектра<br />
чувств подростка. В самом деле, взрослые слишком легко впадают в
ошибку, думая, что дети уже достигли зрелости, не считаясь с их возрастом<br />
и забывая, что момент проявления каждой эмоции на протяжении развития<br />
ребенка заранее запрограммирован. Так, например, четырехлетний ребенок<br />
за хвастовство может получить замечание от родителя, однако смущение,<br />
способное развить скромность, проявляется не раньше, чем ребенку<br />
исполнится пять лет.<br />
График времени социального роста тесно переплетается с<br />
родственными направлениями развития, в особенности в отношении<br />
познавательной способности, с одной стороны, и мозга и биологического<br />
созревания – с другой. Как мы уже выяснили, эмоциональные способности,<br />
такие как эмпатия и саморегуляция, начинают формироваться фактически с<br />
младенчества. Год, проведенный в детском саду, отмечает пик созревания<br />
«социальных эмоций»: незащищенности и скромности, ревности и зависти,<br />
гордости и уверенности в себе – в общем, всего, что диктует сравнение<br />
себя с другими. Пятилетний малыш, вступая в более широкий социальный<br />
мир школы, вступает также и в мир социального сравнения. Сравнение<br />
вызывается не только внешним изменением, но и появлением<br />
познавательного навыка: способности сравнивать себя с другими по<br />
отдельным качествам, будь то популярность, привлекательность или<br />
талантливое катание на скейтборде. К примеру, девочка, имеющая старшую<br />
сестру – круглую отличницу, может считать себя «тупой».<br />
Д-р Дэвид Гамбург, психиатр и президент Carnegie Corporation,<br />
дававший оценку новаторским программам эмоционального воспитания,<br />
считает, что возраст перехода в начальную школу, а затем еще и в первые<br />
четыре класса средней школы знаменует два решающих момента в<br />
адаптации ребенка. Для детей от шести до одиннадцати лет, по мнению<br />
Гамбурга, «школа представляет собой суровое испытание и приносит<br />
определяющий опыт, который сильно повлияет на отрочество и<br />
дальнейшую жизнь детей. Чувство самоценности у ребенка в значительной<br />
степени зависит от его или ее способности добиться успехов в школе.<br />
Ребенок, не успевающий в школе, приводит в действие установки на<br />
заведомый провал, которые могут затуманить перспективы на всю жизнь».<br />
Как отмечает Гамбург, «чтобы извлекать пользу из обучения в школе,<br />
одним из самых необходимых качеств является способность отсрочивать<br />
удовольствие, быть социально ответственным в надлежащем смысле,<br />
сохранять контроль над своими эмоциями и иметь оптимистический взгляд<br />
на жизнь», – иными словами, эмоциональный интеллект.<br />
Период полового созревания как время чрезвычайных изменений в<br />
биологии, умственных способностях и деятельности головного мозга
представляет собой решающий период и для преподавания эмоциональных<br />
и социальных уроков. Что же касается подросткового возраста, то, как<br />
замечает Гамбург, «большинство подростков в десять-пятнадцать лет<br />
подвергаются соблазну половой жизни, алкоголя и наркотиков, курения»<br />
и другим искушениям.<br />
Переход в среднюю школу или, по крайней мере, в первые четыре<br />
класса средней школы знаменует окончание детства и сам по себе<br />
представляет невероятно трудное в эмоциональном отношении испытание.<br />
Помимо других проблем, практически все ученики, вступая в новую<br />
школьную структуру, испытывают «провал» в уверенности в себе и всплеск<br />
застенчивости. Их представления о самих себе становятся шаткими, здесь<br />
наступает полная неразбериха. Одно из сильнейших потрясений касается<br />
«социальной самооценки» – убеждения учеников, что они способны<br />
завязывать и поддерживать дружеские отношения. Именно тогда, как<br />
считает Гамбург, нужно укрепить способность девочек и мальчиков строить<br />
близкие взаимоотношения, избегать кризисов в дружбе и воспитывать<br />
уверенность в себе.<br />
По мнению Гамбурга, когда ученики поступают в среднюю школу, то<br />
есть как раз на пороге отрочества, проявляется отличие тех, кто прошел<br />
курс эмоциональной грамотности: их меньше, чем сверстников, беспокоят<br />
такие вещи, как давление со стороны одноклассников, повышение<br />
академических требований и соблазн закурить и попробовать наркотики.<br />
Они научились владеть своими эмоциями, что – по крайней мере, на<br />
некоторое время – предохранит их от сумятицы чувств и влияний, с<br />
которыми им скоро придется столкнуться.<br />
Главное – правильно выбрать время<br />
Когда специалистам по психологии развития удалось составить карту<br />
развития эмоций, они получили возможность более точно определять,<br />
какие уроки следует преподавать детям в каждый период раскрытия<br />
эмоционального интеллекта. Стало ясно, какие устойчивые дефициты<br />
вероятнее всего обнаружатся у тех, кто не сумеет овладеть нужными<br />
компетенциями в надлежащие моменты, и какая исправительная<br />
подготовка могла бы восполнить то, что было упущено.<br />
В «Нью-Хейвенской программе», к примеру, детям младших классов<br />
преподают основополагающие знания по самопознанию,<br />
взаимоотношениям и принятию решений. В первом классе ученики сидят
кружком и перекатывают «куб с чувствами», на каждой стороне которого<br />
написаны слова «печальный» или «возбужденный». Каждый из ребят, когда<br />
подходит его очередь, рассказывает случай, когда он или она испытывали<br />
это чувство.<br />
Таким образом, они выполняют упражнение, помогающее им более<br />
осознанно связывать чувства со словами и учиться эмпатии, слушая других<br />
и понимая, что те испытывают такие же чувства, что и они сами.<br />
В четвертом и пятом классе, когда отношения со сверстниками<br />
начинают играть огромную роль в жизни, начинаются уроки,<br />
содействующие укреплению дружеских отношений: детей учат эмпатии,<br />
контролю побуждений и способам справляться с гневом. На одном из<br />
занятий в школе Трауп по курсу «Умение жить», в основном, посвященном<br />
сопереживанию, пятиклассники учатся распознавать эмоции по выражению<br />
лица. Так, для обучения контролю побуждений было устроено специальное<br />
табло в виде светофора, на котором отчетливо воспроизводятся шесть<br />
пунктов с указанием конкретных шагов.<br />
Красный свет<br />
1. Остановись, успокойся и подумай, прежде чем действовать.<br />
Желтый свет<br />
2. Расскажи о своих трудностях и о том, какие чувства ты<br />
испытываешь.<br />
3. Поставь себе позитивную цель.<br />
4. Продумай варианты решений.<br />
5. Заранее подумай о последствиях.<br />
Зеленый свет<br />
6. Приступай к действиям и следуй наилучшему плану.<br />
К остроумному приспособлению в виде «светофора» регулярно<br />
прибегают, когда ребенок, к примеру, готов прийти в ярость, разобидеться<br />
при проявлении неуважения или разразиться слезами, если его<br />
поддразнивают. Предлагается набор конкретных шагов, помогающих более<br />
взвешенными способами справиться с напряженными моментами.<br />
Помимо обуздания чувств, указывается более эффективный способ<br />
действовать – то есть думать, прежде чем действовать под влиянием чувств.<br />
Став привычным при необходимости справляться с бурным<br />
эмоциональным порывом, он может оказаться и главной стратегией,
помогающей преодолевать опасности подросткового возраста и<br />
последующей жизни.<br />
В шестом классе эти уроки имеют более непосредственное отношение<br />
к искушениям и всяческим влияниям, толкающим детей к сексу,<br />
наркотикам и выпивке, начинающим проникать в их жизнь. К девятому<br />
классу, когда подростки лицом к лицу сталкиваются с более расплывчатой<br />
социальной реальностью, особое значение приобретает способность<br />
смотреть на дело с разных точек зрения – своей и других причастных<br />
людей. «Если парень приходит в ярость, увидев, что его подружка<br />
разговаривает с другим мальчиком, – говорит один из нью-хейвенских<br />
учителей, – ему стоит порекомендовать подумать, что могло бы произойти<br />
дальше, и с их точки зрения тоже, а не просто бросаться очертя голову в<br />
конфронтацию».<br />
Эмоциональная грамотность как предупредительная мера<br />
Некоторые наиболее эффективные программы повышения<br />
эмоциональной грамотности разрабатывались в качестве вспомогательного<br />
средства для решения какой-либо конкретной проблемы, в особенности<br />
проблемы насилия. Одним из самых быстро распространяющихся курсов<br />
обучения эмоциональной грамотности, вызванных к жизни стремлением<br />
принять предупредительные меры, является «Программа творческого<br />
разрешения конфликтов», принятая в нескольких сотнях бесплатных<br />
средних школ города Нью-Йорка и школах по всей стране.<br />
Курс разрешения конфликтов сфокусирован на том, как улаживать<br />
споры на школьном дворе, которые могут перерасти в инциденты вроде<br />
того случая, когда Йен Мур и Тайрон Синклер были застрелены их<br />
одноклассником в коридоре средней школы Джефферсона.<br />
Линда Лантьери, составитель «Программы творческого разрешения<br />
конфликтов» и директор расположенного в Манхэттене Национального<br />
центра по разработке методов ее реализации, считает, что цель программы<br />
выходит далеко за рамки простого предотвращения ссор и стычек. По ее<br />
мнению, «программа наглядно демонстрирует ученикам, что у них имеется<br />
широкий выбор способов улаживания конфликта, помимо пассивности или<br />
агрессии. Мы объясняем всю бесполезность насилия и предлагаем в<br />
качестве замены приобрести конкретные навыки. Дети учатся отстаивать<br />
свои права, не прибегая к насилию. Эти навыки пригодятся им в течение<br />
всей жизни, причем не только тем, кто более других склонен к насилию».
Так, одно упражнение построено на том, что ученики выбирают<br />
простой реалистический способ, который помог бы им уладить какой-то<br />
возникший конфликт. В другом упражнении ученики разыгрывают сцену, в<br />
которой старшей сестре, занятой приготовлением домашнего задания, до<br />
смерти надоедает оглушительный рэп, развлекающий ее младшую сестру.<br />
В полном расстройстве она выключает проигрыватель, несмотря на<br />
протесты сестры. Класс сообща придумывает способы решения проблемы,<br />
приемлемые для обеих сестер.<br />
Для успешной реализации программы необходимо вывести ее за<br />
пределы классной комнаты и внедрять на игровых площадках и в<br />
кафетериях, где существует наибольшая вероятность взрыва эмоций.<br />
Некоторых учеников обучают искусству выступать в роли посредника,<br />
которое может им пригодиться в старших классах начальной школы. И если<br />
в какой-то ситуации напряжение кончается взрывом, ученики всегда могут<br />
обратиться к посреднику, чтобы тот помог им разрешить конфликт.<br />
«Миротворцев» школьного двора учат прекращать драки, насмешки и<br />
угрозы, улаживать межрасовые инциденты и другие опасные своими<br />
последствиями события школьной жизни.<br />
Посредники должны уметь так формулировать свои высказывания,<br />
чтобы обе стороны были уверены в их полной беспристрастности. Их<br />
тактические приемы заключаются в том, что найти общий язык с<br />
участниками конфликта и убедить выслушать другую сторону, никого не<br />
перебивая и не оскорбляя. Они призывают обе стороны успокоиться и<br />
высказать свою точку зрения, а потом соответственно пересказать<br />
услышанное, подтвердив тем самым, что они действительно выслушали и<br />
поняли друг друга. Затем посредники пытаются найти решение, которое<br />
удовлетворило бы обе стороны, причем такого рода миротворчество часто<br />
заканчивается подписанием двустороннего соглашения.<br />
Помимо посредничества в любом споре программа учит школьников,<br />
прежде всего, обдумывать разногласия с разных сторон. Как сообщил<br />
Энджел Перес, подготовленный к роли примирителя во время учебы в<br />
начальной школе, программа «изменила мой образ мыслей. Я-то раньше<br />
был уверен, что если кто-то дразнит меня или что-то мне сделает, то<br />
единственный способ расквитаться с ним – драка. С тех пор как я прошел<br />
эту программу, у меня выработался более позитивный образ мышления.<br />
Если со мной дурно обойдутся, я не стану пытаться отплатить той же<br />
монетой, а постараюсь решить проблему». И он нашел себя, занявшись<br />
распространением метода решения проблем.<br />
Хотя в круг внимания «Программы творческого разрешения
конфликтов» помещено предупреждение насилия, Лантьери считает, что у<br />
нее более широкие цели. С ее точки зрения, навыки и умения, необходимые<br />
для предотвращения разгула насилия, нельзя отделять от полного спектра<br />
эмоциональной компетентности, то есть, к примеру, осознание того, что вы<br />
чувствуете, или того, как справиться с порывом или горем, так же важно<br />
для предотвращения насилия, как и умение справляться с гневом. Большая<br />
часть подготовки имеет отношение к основам эмоциональной<br />
компетентности (распознавание расширенного диапазона чувств и умение<br />
назвать их и сопереживать). Описывая результаты оценки эффективности<br />
программы, Лантьери с нескрываемой гордостью указала на повышение<br />
«заинтересованности детей», резкое уменьшение количества драк,<br />
оскорбительных поступков и брани.<br />
Аналогичное совпадение мнений относительно эмоциональной<br />
грамотности наблюдалось и в ассоциации психологов, пытающихся найти<br />
способы помочь молодым людям, идущим по пути, который ведет их к<br />
жизни, отмеченной преступлениями и насилием. Множество исследований<br />
таких мальчиков, как мы уже видели в главе 15, создали отчетливое<br />
представление о пути, избираемом большинством ребят. Они начинают с<br />
импульсивности и вспыльчивости в первых классах школы, затем к концу<br />
начальной школы превращаются в отверженных социумом, связываются с<br />
кругом себе подобных и в возрасте учеников средней школы увязают в<br />
череде преступлений. На пороге совершеннолетия у большой части этих<br />
мальчиков уже есть полицейские досье и готовность к насилию.<br />
Когда дело дошло до разработки вариантов вмешательства, которое<br />
помогло бы мальчикам сойти с пути насилия и преступлений, то в<br />
результате опять же была создана программа преподавания эмоциональной<br />
грамотности. Одной из них, разработанной совместно Кэрол Куше<br />
и Марком Гринбергом в Университете штата Вашингтон, является учебная<br />
программа САСМ (САСМ – аббревиатура «Стимулирования<br />
альтернативных стратегий мышления»). Больше всех в подобных уроках<br />
нуждаются те, кто больше всех рискует двинуться по пути преступлений и<br />
насилия. Однако, чтобы не привлекать внимания к вызывающей<br />
беспокойство подгруппе, курс преподается всему классу.<br />
Все же такие уроки полезны всем детям. Они предусматривают,<br />
например, обучение уже в самые первые годы учебы в школе сдерживать<br />
свои порывы. При отсутствии умения дети испытывают особенные<br />
затруднения с сосредоточением внимания на предметах и поэтому отстают<br />
в учебе и оценках. Еще один важный момент – умение распознавать свои<br />
чувства. Курс САСМ рассчитан на пятьдесят уроков, посвященных
различным эмоциям, во время которых самым маленьким рассказывают о<br />
главных, таких как счастье и гнев. Позднее останавливаются на более<br />
сложных чувствах – ревности, гордости и сознании вины. На уроках<br />
осознания эмоций их учат наблюдать за тем, что чувствуют они и<br />
окружающие их люди, и – что особенно важно для склонных к агрессии –<br />
распознавать, когда кто-то действительно настроен враждебно, а когда,<br />
напротив, они сами приписывают кому-то враждебное отношение.<br />
Разумеется, один из самых важных уроков посвящен умению<br />
справляться с гневом (равно как и с остальными эмоциями). Дети узнают,<br />
что «испытывать любые чувства – нормально», но одни реакции<br />
допустимы, а другие – нет. И в курсе одним из средств обучения<br />
самоконтролю служит то же самое упражнение со «светофором», которое<br />
используют в школах Нью-Хейвена. Другие разделы программы помогают<br />
детям в налаживании дружеских отношений в противовес социальному<br />
неприятию, которое может подтолкнуть ребенка к преступлению.<br />
Новый взгляд на школьное образование: обучение жизнью,<br />
заботливые сообщества<br />
Ни для кого не секрет, что сегодня в подрастающем поколении<br />
постоянно растет число тех, кому семьи не обеспечивают возможность<br />
занять прочное положение в жизни. Школа остается единственным местом,<br />
куда могут обращаться представители разных групп населения, чтобы<br />
исправить нехватку у детей эмоциональной и социальной компетентности.<br />
Это вовсе не означает, что только школы призваны заменить все<br />
социальные институты, которые слишком часто либо уже развалились,<br />
либо стоят на пороге развала. Но поскольку практически каждый ребенок<br />
ходит в школу (по крайней мере в первые классы начальной школы), она<br />
становится местом, где детям можно преподать главные уроки умения<br />
жить, которые не обрести никаким иным способом. Эмоциональная<br />
грамотность означает наличие более широких возможностей получить<br />
образование, ведь она восполняет пробел в социализации детей, возникший<br />
из-за некомпетентности их семей. Столь колоссальная задача требует двух<br />
важных изменений: чтобы учителя вышли за рамки своей традиционной<br />
миссии и чтобы люди в каждом сообществе проявили большую<br />
заинтересованность в деле образования.<br />
В любом случае наличие учебного курса эмоциональной грамотности<br />
может иметь гораздо меньшее значение, чем то, как преподаются уроки.
Пожалуй, нет другого предмета, для преподавания которого так много<br />
значат личные качества учителя. Ведь то, как преподаватель обращается с<br />
классом, само по себе есть образец, фактически урок, эмоциональной<br />
компетентности – или ее отсутствия. Всякий раз, когда учитель реагирует<br />
на одного ученика, остальные двадцать-тридцать получают урок.<br />
В племени учителей происходит своего рода самоотбор тех, кто<br />
тяготеет к подобным учебным дисциплинам, потому что не каждый по<br />
характеру годится для их преподавания. Начать с того, что самим учителям<br />
нужно чувствовать себя комфортно при разговоре об эмоциях; далеко не<br />
все учителя избавлены от затруднений или вообще хотят этим заниматься.<br />
Стандартное педагогическое образование не включает почти ничего,<br />
что подготовило бы к преподавательской деятельности такого рода. По<br />
этим причинам программы преподавания эмоциональной грамотности, как<br />
правило, предоставляют будущим учителям рассчитанную на несколько<br />
недель специальную подготовку по методике преподавания.<br />
Хотя многие учителя вначале неохотно берутся за обсуждение темы,<br />
которая кажется не имеющей никакого отношения к их профессиональной<br />
подготовке, есть данные, говорящие вот о чем: как только они соглашаются<br />
попробовать заняться этим, большинство довольно и уже не отказывается.<br />
В школах Нью-Хейвена, когда учителя впервые узнали, что их будут<br />
обучать преподаванию новых курсов эмоциональной грамотности, 31<br />
процент заявили, что займутся этим с большой неохотой. По истечении<br />
года преподавания этих курсов более 90 процентов учителей признались,<br />
что довольны и хотят продолжить преподавание в следующем году.<br />
Расширенная миссия школы<br />
Помимо расширения педагогического образования, эмоциональная<br />
грамотность расширяет и наше представление о задачах собственно школ,<br />
превращая их в общественного посредника, следящего за тем, чтобы дети<br />
усваивали уроки, необходимые для жизни. Происходит возврат к<br />
классической роли образования. Масштабный проект требует – помимо<br />
любых конкретных вопросов, связанных с учебной программой, –<br />
использования возможностей помощи учащимся (в классе и вне класса)<br />
обрести навык превращать моменты личного кризиса в уроки<br />
эмоциональной компетентности. Наилучшие результаты получаются тогда,<br />
когда уроки в школе координируются с тем, что происходит у детей дома.<br />
Многие программы эмоциональной грамотности включают специальные
занятия для родителей. Там им объясняют, что изучают их дети, и не для<br />
того, чтобы они просто дополняли рассказанное в школе. Родителям,<br />
ощущающим потребность лучше разбираться в эмоциональной жизни<br />
своих детей, тоже нужна помощь.<br />
Таким образом, дети получают согласованную информацию об<br />
эмоциональной компетентности на всех этапах своей жизни. В школах<br />
Нью-Хейвена, по словам Тима Шрайвера, руководителя «Программы<br />
социальной компетентности», «если дети затеют ссору в кафетерии, их<br />
направят к посреднику из их круга, который сядет с ними и проработает их<br />
конфликт по той же самой методике рассмотрения вещей с разных точек<br />
зрения, которую они узнали в классе. Тренеры будут использовать эту<br />
методику для разрешения конфликтов на игровом поле. Мы устраиваем<br />
занятия для родителей, обучая их пользоваться этими методами дома с<br />
детьми».<br />
Такое параллельное подкрепление эмоциональных уроков – не только<br />
в классной комнате, но и на игровой площадке, не только в школе, но и<br />
дома – представляется оптимальным. Это означает более тесное<br />
объединение школы, родителей и коллектива. Повышается вероятность<br />
того, что знания, усвоенные детьми на занятиях по эмоциональной<br />
грамотности, не останутся в стенах школы. Попробовав, они будут<br />
использовать их на практике, оттачивая в настоящих испытаниях, которые<br />
ставит жизнь.<br />
Такой фокус внимания придает новую форму школьному образованию<br />
еще в одном отношении, а именно в создании школьной культуры. Школа<br />
превращается в «содружество заботливых», в место, где ученики чувствуют<br />
себя уважаемыми людьми, которыми интересуются и которые связаны с<br />
однокашниками, учителями и самой школой. К примеру, школы в таких<br />
районах, как Нью-Хейвен, где высок процент распадающихся семей,<br />
предлагают ряд программ. Для реализации их в коллективе набирают<br />
неравнодушных людей, которые будут заниматься с учащимися, у которых<br />
домашняя обстановка в лучшем случае нестабильна. В нью-хейвенских<br />
школах ответственные взрослые выражают желание стать наставниками,<br />
постоянными спутниками для учеников-неудачников, у кого дома мало или<br />
вообще нет взрослых, занимающихся их воспитанием.<br />
Таким образом, при разработке оптимального варианта программ<br />
эмоциональной грамотности необходимо учитывать следующие условия:<br />
реализацию программы надо начинать достаточно рано, соблюдать<br />
соответствие возрастной группе, осуществлять программу на протяжении<br />
всего периода обучения в школе и объединять усилия заинтересованных
лиц в школе, дома и в сообществе.<br />
Но даже если многое из этих программ вписывается в существующее<br />
расписание школьного дня, они все же вносят существенные изменения в<br />
любой школьный план. Было бы крайне наивным не учитывать трудности<br />
при введении таких программ в курс школьного обучения. Многие<br />
родители, возможно, считают, что тема сама по себе слишком личная для<br />
вынесения на обсуждение в школе и что лучше предоставлять родителям<br />
решать определенные вопросы (аргумент весьма убедительный, если<br />
родители действительно обращаются к этим темам, но уже не такой<br />
весомый, если родители о них забывают). Кстати сказать, одни учителя с<br />
неохотой уступают вторую часть учебного дня предметам, которые кажутся<br />
им слишком далекими от академических основ, другим вообще не очень<br />
удобно обсуждать эти темы и еще заниматься их преподаванием, и всем<br />
требуется специальная подготовка для реализации этих программ. Да и<br />
некоторые дети тоже окажут сопротивление нововведениям, особенно в тех<br />
пределах, в которых занятия расходятся с их насущными интересами. Они<br />
могут воспринять их и как назойливые посягательства на свою частную<br />
жизнь. Вдобавок ко всему возникает дилемма: как сохранить высокое<br />
качество программ и помешать ловким дельцам на рынке образования<br />
проталкивать непрофессионально составленные программы по<br />
эмоциональной компетентности, которые повторяют катастрофические<br />
ошибки, например непродуманную политику в отношении наркотиков или<br />
беременности подростков.<br />
Так зачем же нам пытаться что-то изменить?<br />
Меняет ли дело эмоциональная грамотность?<br />
С некоторых пор всех учителей мучает один и тот же кошмар:<br />
однажды утром Тим Шрайвер развернул местную газету и прочел, что на<br />
одной из улиц Нью-Хейвена в Ламона, его любимца среди бывших<br />
учеников, произведено девять выстрелов и что он доставлен в больницу в<br />
критическом состоянии. «Ламон был одним из школьных лидеров:<br />
огромного роста – шесть футов и два дюйма, страшно популярный<br />
полузащитник и всегда улыбался, – говорит о нем Шрайвер. – В то время<br />
Ламон с удовольствием ходил в “клуб лидеров”, которым я тогда заведовал,<br />
и мы там, помню, обменивались разными идеями по известной модели<br />
решения проблем».<br />
Модель представляет собой четырехэтапный метод «Ситуация,
варианты, следствия, решение»: скажи, что за ситуация сложилась и какие<br />
чувства она у тебя вызывает? Обдумай свои варианты решения проблемы и<br />
их возможные последствия. Выбери решение и реализуй его – версия<br />
метода «светофора» для взрослых. Ламон, добавил Шрайвер, любил<br />
проводить «мозговые атаки», искал воображаемые, но потенциально<br />
действенные способы справляться с неотложными дилеммами, которые<br />
ставит жизнь средней школы (проблемы с подружками, способы избежать<br />
драки и др.).<br />
После окончания средней школы этих немногочисленных уроков для<br />
него, по-видимому, оказалось недостаточно. Бродя по улицам средь моря<br />
нищеты, наркотиков и огнестрельного оружия, Ламон в свои двадцать<br />
шесть лет оказался на больничной койке с изрешеченным пулями телом,<br />
весь в бинтах. Примчавшись в госпиталь, Шрайвер обнаружил, что Ламон<br />
с трудом может говорить, а над ним склонились его мать и девушка. Увидев<br />
бывшего учителя, Ламон жестом пригласил его подойти к постели, и когда<br />
Шрайвер нагнулся, чтобы расслышать его, прошептал: «Шрайв, когда я<br />
выберусь отсюда, я непременно воспользуюсь тем методом».<br />
Ламон окончил среднюю школу «Хиллхауз» до того, как там начали<br />
преподавать курс социального развития. Может, его жизнь сложилась бы<br />
иначе, если бы к его услугам было такое образование на протяжении всех<br />
лет учебы в школе, какое получают в нынешнее время дети в бесплатных<br />
средних школах Нью-Хейвена? Все признаки указывают на возможность<br />
утвердительного ответа, хотя сказать наверняка никто не может.<br />
А вот как высказался Тим Шрайвер: «Ясно одно: испытательным<br />
полигоном для решения социальных проблем должна служить не только<br />
классная комната, но и кафетерий, улицы и домашний круг». Обратимся к<br />
свидетельствам учителей, занятых реализацией нью-хейвенской<br />
программы. Одна из них рассказала, что ее посетила бывшая ученица, пока<br />
незамужняя, и призналась, что к нынешнему моменту почти наверняка уже<br />
была бы матерью-одиночкой, «если бы не научилась отстаивать свои права<br />
на наших занятиях по социальному развитию». Другая учительница<br />
вспоминала, что у одной из ее учениц отношения с матерью были<br />
настолько плохими, что их разговоры вечно заканчивались состязаниями,<br />
кто кого перекричит; после того как девочка научилась успокаиваться и<br />
думать прежде, чем реагировать, мать сообщила ей, что теперь они могут<br />
разговаривать, не «выходя из себя». В школе Трауп шестиклассница<br />
передала записку своей преподавательнице курса социального развития. В<br />
записке говорилось, что ее лучшая подруга беременна, ей не с кем<br />
поговорить о том, что делать, и она собирается покончить с собой. Девочка
была уверена, что преподавательница позаботится о ее подруге.<br />
Настоящее откровение случилось, когда я наблюдал за седьмым<br />
классом во время занятий по социальному развитию в нью-хейвенских<br />
школах. Учительница попросила, чтобы «кто-нибудь рассказал мне о какойто<br />
недавней ссоре, которая завершилась благополучно».<br />
Полноватая двенадцатилетняя девочка быстро подняла руку: «Эта<br />
девочка считалась моей подругой, а кто-то сказал, что она хочет побить<br />
меня. Мне сообщили, что она собирается загнать меня в угол после<br />
школы».<br />
Вместо того чтобы в гневе обрушиться на другую девочку, она<br />
применила подход, рекомендованный ей на занятиях, – выяснила, что<br />
происходит, прежде чем делать поспешные выводы. «Поэтому я подошла к<br />
девочке и спросила, зачем она нагородила такую чепуху. А она ответила,<br />
что никогда ничего подобного не говорила. Так что мы так и не<br />
поссорились».<br />
На первый взгляд, эта история кажется вполне безобидной, если не<br />
учитывать факт, что ее рассказывает девочка, которую уже раз выгнали из<br />
школы за драку. Прежде она сначала нападала, а вопросы задавала потом…<br />
или не задавала вообще. Вступить в конструктивный диалог с<br />
воображаемым противником вместо того, чтобы очертя голову ринуться в<br />
яростную конфронтацию, стало для нее маленькой, но реальной победой.<br />
Возможно, наиболее выразительным свидетельством влияния занятий<br />
по эмоциональной грамотности служат данные, которыми поделился со<br />
мной директор школы, где учатся дети двенадцати лет. Здесь существует<br />
правило: дети, которых застали дерущимися, временно исключаются из<br />
школы. Однако после введения занятий по курсу эмоциональной<br />
грамотности число временно исключенных все эти годы постоянно<br />
сокращалось. «В прошлом году, – сообщил директор, – было 106<br />
нарушителей дисциплины, а в этом, судя по данным на март, только 26».<br />
Налицо явная польза. Но если отвлечься от рассказов об улучшенных<br />
или спасенных жизнях, остается эмпирический вопрос: насколько важными<br />
оказались в действительности занятия по эмоциональной грамотности для<br />
тех, кто прошел обучение курсу? Полученные данные указывают, что хотя<br />
под влиянием такого рода курсов никто не изменится мгновенно, все-таки<br />
по мере перехода детей из класса в класс происходят заметные улучшения в<br />
общей атмосфере школы и взглядах на жизнь, а также уровне<br />
эмоциональной компетентности девочек и мальчиков, принимающих<br />
участие в новых программах.<br />
Качество программ неоднократно подвергалось объективной оценке,
причем наиболее удачные методы оценки основывались на результатах<br />
сравнения учеников, прослушавших курс эмоциональной грамотности, с<br />
теми, кто не присутствовал на таких занятиях, что подкреплено сведениями<br />
от независимых наблюдателей, оценивавших поведение детей. Другой<br />
метод предусматривал запись изменений в тех же учениках до и после<br />
прохождения курсов обучения на основе объективных критериев их<br />
поведения, таких как число драк на школьном дворе или временных<br />
исключений из школы. Подытоживая результаты, нельзя не заметить<br />
благотворное влияние, какое оказывают новые программы на<br />
эмоциональную и социальную компетентность детей, их поведение в<br />
школе и дома, а также их обучаемость (подробности см. в приложении Е).<br />
Эмоциональное самоосознание<br />
• Совершенствование в распознавании и назывании своих эмоций<br />
• Умение лучше понять причины чувств<br />
• Осознание различий между чувствами и действиями<br />
Умение справляться с эмоциями<br />
• Большая выносливость к фрустрации и умение справляться с гневом<br />
• Меньшее количество словесных оскорблений, драк и случаев срыва<br />
занятий в классе<br />
• Большее умение выражать гнев подобающим образом, не переходя к<br />
драке<br />
• Меньшее число случаев временного и окончательного исключения из<br />
школы<br />
• Менее агрессивное или саморазрушающее поведение<br />
• Больше позитивных чувств к себе, школе и семье<br />
• Способность лучше справляться со стрессом<br />
• Меньшее одиночество и социальная тревожность<br />
Результативное обуздание эмоций<br />
• Большее чувство ответственности<br />
• Повышается способность обращать и сосредоточивать внимание на<br />
выполняемом задании<br />
• Уменьшается импульсивность; повышается самоконтроль<br />
• Улучшение оценок в тестах достижений
Эмпатия: считывание эмоций<br />
• Более развитое умение принимать точку зрения другого человека<br />
• Усиление эмпатии и восприимчивости к чувствам других людей<br />
• Способность более внимательно слушать других людей<br />
Налаживание и поддерживание взаимоотношений<br />
• Способность лучше анализировать взаимоотношения и понимать<br />
друг друга<br />
• Большее умение разрешать конфликты и обсуждать разногласия<br />
• Умение лучше разрешать проблемы во взаимоотношениях<br />
• Большая уверенность в себе и большие навыки общения<br />
• Большая популярность и общительность; дружелюбие и большая<br />
включенность в дела сверстников<br />
• Большая востребованность у сверстников<br />
• Большая заинтересованность и предупредительность<br />
• Большая приверженность общественной жизни и большее умение<br />
вписаться в группы<br />
• Большие коллективизм, сотрудничество и готовность помочь<br />
• Большая демократичность в отношениях с другими людьми<br />
Один пункт в списке заслуживает особого внимания: программы<br />
эмоциональной грамотности улучшают оценки детей по предметам и<br />
характеристики их поведения в школе. И это отнюдь не разовое следствие –<br />
в исследованиях оно возникает снова и снова. В то время как слишком<br />
многим детям недостает способности справляться со своими огорчениями<br />
или сосредоточивать внимание, сдерживать порывы, чувствовать<br />
ответственность за свою работу или интересоваться учебой, все, что<br />
подкрепит эти умения, будет способствовать обучению. Эмоциональная<br />
грамотность предоставляет школам большую возможность заниматься<br />
своим прямым делом – учить детей. Даже во времена возвращения к<br />
основным принципам и сокращений бюджета можно привести<br />
доказательство того, что эти программы содействуют обращению упадка<br />
образования в подъем и укреплению школ в выполнении их главной<br />
миссии и поэтому вполне заслуживают капиталовложений.<br />
Помимо выгод с точки зрения образования, эти курсы обучения,<br />
похоже, помогают детям лучше исполнять их роли в жизни благодаря тому,
что они становятся лучшими друзьями, учениками, сыновьями и дочерьми,<br />
а в будущем, скорее всего, станут лучшими мужьями и женами,<br />
работниками и работодателями, родителями и гражданами. Пока все в<br />
одинаковой степени не овладеют этими навыками и умениями, улучшения<br />
в обществе будут напрямую связаны с успехами прошедших обучение<br />
мальчиков и девочек. «Нарастающий прилив поднимает все лодки, – как<br />
выразился Тим Шрайвер. – Эти навыки и умения могут принести пользу не<br />
только детям, имеющим проблемы, но и всем детям вообще; это прививка,<br />
необходимая для жизни».<br />
Характер, мораль и искусство демократии<br />
Существует старый термин для обозначения комплекса умений и<br />
навыков, представляемых эмоциональным интеллектом – «характер». Так<br />
вот, характер, как определяет Амитай Этциони, социолог-теоретик из<br />
Университета Джорджа Вашингтона, есть «психологическая сила,<br />
необходимая для нравственного поведения». По мнению философа Джона<br />
Дьюи, нравственное воспитание оказывается наиболее эффективным, когда<br />
уроки преподаются детям в обстановке реальных событий, а не просто как<br />
абстрактные знания, то есть в режиме эмоциональной грамотности.<br />
Принимая как факт, что совершенствование характера служит<br />
фундаментом демократических обществ, рассмотрим, какими способами<br />
эмоциональный интеллект укрепляет фундамент. Базис характера<br />
составляет самодисциплина. Добродетельная жизнь, как заметили<br />
философы еще во времена Аристотеля, основана на самоконтроле.<br />
Краеугольный камень характера – способность находить для себя мотивы и<br />
управлять самим собой в чем угодно, будь то выполнение домашнего<br />
задания, завершение работы или подъем утром с постели. Способность<br />
отсрочивать удовольствие, а также контролировать и направлять в нужное<br />
русло побуждения к действию и составляет основное эмоциональное<br />
умение, которое в прежние времена называлось волей. «Мы должны себя<br />
контролировать – свои потребности и страсти, – чтобы со всеми поступать<br />
справедливо, – замечает Томас Ликона, рассуждая о воспитании<br />
характера. – Требуется воля, чтобы держать эмоции под контролем разума».<br />
Способность думать не только о себе и своих побуждениях приносит<br />
пользу обществу и готовит почву для эмпатии, умения по-настоящему<br />
слушать и принимать точку зрения другого человека. Эмпатия, как мы уже<br />
говорили, служит источником заботливости, альтруизма и сострадания.
Взгляд на вещи с позиции другого помогает сломать необъективные<br />
стереотипы и тем самым приучает быть терпимым и принимать различия.<br />
Такие способности особенно востребованы в нашем обществе, которое<br />
становится все более многонациональным: они позволяют людям вести<br />
совместную жизнь в обоюдном уважении и создают возможность<br />
продуктивного общественного диалога. В этом и заключается главное<br />
искусство демократии.<br />
Школы, как отмечает Этциони, играют главную роль в формировании<br />
характера путем прививания детям самодисциплины и эмпатии. А они, в<br />
свою очередь, обеспечивают истинную приверженность гражданским и<br />
моральным ценностям.<br />
Недостаточно читать детям лекции о подобных ценностях; они<br />
должны применять их на практике, что и происходит, когда дети усваивают<br />
необходимые эмоциональные и социальные навыки и умения.<br />
Эмоциональная грамотность шагает рука об руку с нравственным<br />
развитием, воспитанием характера и гражданственности.<br />
Заключение<br />
Когда я заканчивал эту книгу, мне на глаза попались несколько<br />
тревожных газетных статей. В одной объявлялось, что огнестрельное<br />
оружие стало главной причиной смертности в Америке, потеснив<br />
автокатастрофы. Вторая сообщала, что в прошлом году количество тяжких<br />
убийств возросло на 3 процента. Особенно встревожил сделанный во<br />
второй статье прогноз криминолога о том, что мы переживаем временное<br />
затишье перед «взрывом преступности», ожидаемым в ближайшее<br />
десятилетие. Основания, которые он привел, сводятся к тому, что<br />
постоянно растет количество тяжких убийств, совершаемых четырнадцатипятнадцатилетними<br />
подростками, а эта возрастная группа представляет пик<br />
мини-бума рождаемости. В следующем десятилетии эта группа перейдет в<br />
возрастную категорию от восемнадцати до двадцати четырех лет, то есть<br />
достигнет возраста, на который приходится максимум преступлений. На<br />
горизонте уже появились предвестники: в третьей статье говорилось, что за<br />
четыре года – между 1988 и 1992 годами, – по данным Министерства<br />
юстиции, произошел скачок на 68 процентов в числе несовершеннолетних,<br />
осужденных за убийство, нападения при отягчающих обстоятельствах,<br />
разбой и изнасилование с применением физической силы. Только<br />
количество нападений при отягчающих обстоятельствах возросло на 80
процентов.<br />
Эти подростки принадлежат к первому поколению, вооруженному не<br />
просто огнестрельным, а легкодоступным автоматическим оружием. Точно<br />
так же поколение их родителей было первым получившим широкий доступ<br />
к наркотикам. Ношение подростками огнестрельного оружия означает, что<br />
разногласия, которые в прежние времена решались бы в кулачной драке,<br />
теперь могут легко привести к перестрелке. А как подчеркнул еще один<br />
эксперт, нынешние подростки «просто не умеют избегать ссор».<br />
Одна из причин, почему люди так плохо владеют главным умением<br />
жить, заключается в том, что мы, как общество, не позаботились<br />
обеспечить обучение каждого ребенка необходимым навыкам справляться с<br />
гневом или конструктивно разрешать конфликты. Одновременно мы и не<br />
дали себе труда научить их проявлять сочувствие, контролировать<br />
побуждения, не познакомили с основными принципами эмоциональной<br />
компетентности. Оставляя эмоциональное воспитание детей на волю<br />
случая, мы сильно рискуем зря потерять время и не использовать «окно<br />
возможностей», предоставленное природой в период медленного развития<br />
головного мозга, чтобы помочь детям сформировать здоровый<br />
эмоциональный репертуар.<br />
Хотя проблема эмоциональной грамотности вызывает большой<br />
интерес у некоторых преподавателей, курсы обучения встречаются еще<br />
довольно редко. Большинство учителей, директоров школ и родителей<br />
просто не знают, куда обратиться. Кстати сказать, лучшие модели как-то<br />
выпадают из главного направления в деле образования, находя применение<br />
в отдельных частных школах и нескольких сотнях бесплатных средних<br />
школ. Конечно, никакая программа, включая данную, не решит всех<br />
проблем. Но, принимая во внимание тот кризис, с которым столкнулись мы<br />
и наши дети, и ту, пусть небольшую, надежду, что вселяют в нас<br />
программы эмоциональной грамотности, мы должны задать себе вопрос:<br />
«А не следует ли нам обучить каждого ребенка этим наиважнейшим для<br />
всей его последующей жизни навыкам, причем сейчас более чем когдалибо?»<br />
И если не сейчас, то когда?
Приложения
Приложение А. Что такое эмоция?<br />
Несколько слов о том, что я подразумеваю под эмоцией. По поводу<br />
точного значения термина психологи и философы не могли договориться на<br />
протяжении более чем ста лет. В самом буквальном смысле «Оксфордский<br />
словарь английского языка» определяет эмоцию как «любое возбуждение<br />
или нарушение равновесия ума, чувства, нейтрального состояния; любое<br />
неистовое или взволнованное состояние психики». Я пользуюсь термином<br />
«эмоция» применительно к чувству и характерным для него мыслям,<br />
психологическому и биологическому состояниям и диапазону побуждений<br />
к действию. Существуют сотни эмоций, дополняемые сочетаниями,<br />
вариациями, мутациями и нюансами. В самом деле оттенков эмоций<br />
гораздо больше, чем слов для их обозначения.<br />
Исследователи продолжают спорить о том, какие именно эмоции<br />
можно считать первичными – своего рода синим, красным и желтым<br />
цветами [64] чувства, из которых получаются все комбинации, – и даже о<br />
том, существуют ли вообще такие первичные эмоции. Некоторые<br />
теоретики предлагают основные семейства, хотя далеко не все<br />
соглашаются. Вот главные кандидаты и некоторые члены их семейств.<br />
• Гнев: неистовство, грубый произвол, негодование, ярость,<br />
озлобление, возмущение, досада, ехидство, злоба, недовольство,<br />
раздражительность, враждебное отношение и, возможно как крайность,<br />
патологическая ненависть и бешенство.<br />
• Печаль: горе, грусть, уныние, удрученность, меланхолия, жалость к<br />
себе, тоска одиночества, подавленность, отчаяние и (в патологической<br />
форме) – тяжелая депрессия.<br />
• Страх: тревога, дурное предчувствие, нервозность, беспокойство,<br />
оцепенение, опасение, настороженность, тягостное чувство, волнение,<br />
боязливость, испуг, ужас; а как психопатология – фобия и паническое<br />
состояние.<br />
• Наслаждение: счастье, радость, облегчение, довольство, блаженство,<br />
восхищение, приятное изумление, ликование, чувственное удовольствие,<br />
глубокое волнение, восторг, удовольствие, удовлетворенность, эйфория,<br />
каприз, экстаз и (как крайность) мания.<br />
• Любовь: приятие, дружелюбие, доверие, доброта, симпатия,<br />
преданность, обожание, страстная влюбленность, агапе – деятельная,
одаряющая любовь.<br />
• Удивление: шок, потрясение, изумление, удивление, смешанное с<br />
восторгом.<br />
• Отвращение: презрение, надменность, пренебрежение, омерзение,<br />
антипатия, неприязнь, неприятие.<br />
• Стыд: чувство вины, смущение, досада, угрызения совести,<br />
унижение, сожаление, чувство обиды и искреннее раскаяние.<br />
Разумеется, список не дает ответа на любой вопрос относительно того,<br />
как классифицировать эмоции. Как, к примеру, насчет комбинаций, таких<br />
как ревность – разновидность гнева, которая к тому же объединяется с<br />
печалью и страхом? И что сказать о достоинствах, таких как надежда и<br />
вера, мужество и способность прощать, уверенность и самообладание? Или<br />
о некоторых классических пороках, таких чувствах, как сомнение,<br />
самодовольство, леность или апатия – или скука? Четких ответов не<br />
существует; научный спор на тему классификации эмоций продолжается.<br />
Довод в пользу небольшого числа основных эмоций до некоторой<br />
степени опирается на открытие Пола Экмана из Университета штата<br />
Калифорния в Сан-Франциско. Он выяснил, что выражения лица,<br />
соответствующие четырем эмоциям (страху, гневу, печали, наслаждению),<br />
являются общими для людей, принадлежащих к различным культурам по<br />
всему миру, включая дописьменные народы, не испорченные влиянием<br />
кино или телевидения. Значит, основные эмоции универсальны. Экман<br />
показывал фотографии лиц, технически точно воспроизводящих данные<br />
выражения, представителям таких далеких культур, как, например, в<br />
западной части Новой Гвинеи. Там обитает изолированное племя,<br />
принадлежащее к каменному веку, живущее далеко в горах. Экман<br />
обнаружил, что повсюду люди узнают одни и те же основные эмоции. Эту<br />
универсальность выражений лиц, соответствующих определенным<br />
эмоциям, впервые подметил, вероятно, Дарвин, видевший в ней<br />
доказательство того, что силы эволюции запечатлели эти сигналы в нашей<br />
центральной нервной системе.<br />
Пытаясь найти основные принципы, я следую примеру Экмана и его<br />
единомышленников, рассматривая эмоции в аспекте семейств или<br />
характеристик. Я беру главные семейства (гнев, печаль, страх,<br />
наслаждение, любовь, стыд и так далее) как относящиеся к делу, чтобы<br />
показать бесконечные нюансы нашей эмоциональной жизни. Каждое из<br />
этих семейств несет в своей основе ядро, из которого волнами расходятся<br />
бесчисленные мутации родственных форм эмоций. Дальше от ядра
пульсируют настроения, которые, говоря техническим языком, более<br />
приглушены и длятся дольше эмоции (хотя человеку случается<br />
относительно редко, к примеру, целый день пылать гневом, он не так уж<br />
редко пребывает в сердитом, раздраженном настроении, в котором легко<br />
возникают более короткие вспышки гнева). За настроениями следуют<br />
темпераменты – готовность вызвать обусловленную эмоцию или<br />
настроение, делающие людей подавленными, застенчивыми или<br />
оживленными. А еще дальше этих эмоциональных диспозиций<br />
помещаются настоящие расстройства, такие как клиническая депрессия<br />
или непрерывное состояние тревоги, в которых человек чувствует себя<br />
постоянно втянутым в токсическое состояние.
Приложение Б. Признаки эмоционального ума<br />
Лишь в последние годы появилась научная модель эмоционального<br />
ума, объясняющая, каким образом очень многое из того, что мы делаем,<br />
может делаться под влиянием эмоций. Как мы можем быть такими<br />
разумными в какой-то один момент и такими неразумными в следующий?<br />
Как могут эмоции обладать собственным здравым смыслом и собственной<br />
же логикой?.. Пожалуй, две лучшие оценки эмоционального мозга<br />
предложены независимо друг от друга Полом Экманом, руководителем<br />
лаборатории по изучению взаимодействия людей в Университете штата<br />
Калифорния в Сан-Франциско, и Сеймуром Эпштейном, психологом из<br />
Университета штата Массачусетс. Хотя и Экман, и Эпштейн тщательно<br />
рассматривали различные научные факты, оба они предлагают базовый<br />
список качеств, которые выделяют эмоции из остальной ментальной<br />
жизни.<br />
Быстрая, но неточная ответная реакция<br />
Эмоциональный ум гораздо быстрее, чем рациональный, бросается<br />
действовать, не мешкая ни секунды и не останавливаясь, чтобы подумать,<br />
что он, собственно, делает. Его проворство мешает неторопливому<br />
аналитическому размышлению, являющемуся признаком мыслящего ума. В<br />
процессе эволюции эта быстрота, скорее всего, касалась самого главного<br />
решения – на что обратить внимание, что должно сразу насторожить,<br />
скажем, если вы столкнулись с другим животным и мгновенно приняли<br />
решение вроде «Я его съем или оно сожрет меня». Тем организмам,<br />
которым нужно было слишком долго размышлять над ответами, вряд ли<br />
было суждено иметь многочисленное потомство, которому они передали<br />
бы свои медлительные гены.<br />
Поступки, продиктованные эмоциональным умом, отмечены особенно<br />
сильным чувством уверенности – таков побочный результат отлаженного<br />
упрощенного способа смотреть на вещи, который может приводить в<br />
полнейшее недоумение рациональный ум. Когда страсти улягутся (или<br />
даже во время ответной реакции), мы ловим себя на мысли: «Зачем я это<br />
сделал?». Проявляется признак пробуждения рационального ума, правда,<br />
не такого быстрого, как эмоциональный.
Поскольку интервал между возникновением того, что запускает<br />
эмоцию, и ее вспышкой может длиться фактически мгновение, постольку<br />
аппарат, производящий оценку восприятия, должен обладать высоким<br />
быстродействием даже с точки зрения времени «срабатывания» мозга,<br />
исчисляемого тысячными долями секунды. Оценка необходимости<br />
действовать должна производиться автоматически и так быстро, чтобы<br />
никогда не перейти на уровень сознаваемой осведомленности. Множество<br />
наспех «сварганенных» эмоциональных реакций охватывает нас<br />
фактически до того, как мы полностью поймем, что происходит.<br />
Скоростной режим восприятия жертвует точностью ради быстроты,<br />
полагаясь на первые впечатления, реагируя на общую картину или на<br />
самые впечатляющие аспекты. Таким образом вещи воспринимаются сразу<br />
как целое, а реакция не требует времени для вдумчивого анализа. Яркие<br />
элементы могут определить впечатление за счет тщательной оценки<br />
деталей. Огромное преимущество заключается в том, что эмоциональный<br />
ум считывает эмоциональную реальность («он сердится на меня»; «она<br />
лжет»; «он огорчился») в одно мгновение, вынося простые интуитивные<br />
суждения, которые подсказывают нам, к кому надо относиться<br />
настороженно, кому верить, кто страдает. Эмоциональный ум – наш радар<br />
для обнаружения опасности; если бы мы (или наши предки в процессе<br />
эволюции) стали дожидаться, чтобы рациональный ум вынес кое-какие из<br />
этих суждений, мы не только ошиблись бы – мы могли бы стать<br />
покойниками. Обратной стороной медали является то, что впечатления и<br />
интуитивные суждения в силу того, что они выносятся в мгновение ока,<br />
могут оказаться ошибочными или вводить в заблуждение.<br />
Пол Экман полагает: быстрота, с которой эмоциям удается овладеть<br />
нами, прежде чем мы полностью осознаем, что они уже пришли в<br />
действие, необходима для обеспечения их высокой адаптивности. Они<br />
мобилизуют нас для реагирования на события, требующие ответных<br />
действий, без потери времени на обдумывание – надо ли реагировать, и<br />
если да, то как. С помощью разработанной Экманом системы обнаружения<br />
эмоций по едва уловимым изменениям выражения лица можно<br />
прослеживать микрореакции, мелькающие на лице менее чем за<br />
полсекунды. Экман и его сотрудники установили: внешние проявления<br />
эмоций начинают обнаруживать себя изменениями в мимической<br />
мускулатуре в течение нескольких тысячных долей секунды после события,<br />
запускающего реакцию. Физиологические изменения, типичные для<br />
данной эмоции, например резкий отток крови и учащенное сердцебиение,<br />
также занимают всего лишь доли секунды. Такая быстрота особенно
оправданна при сильной эмоции (страх или внезапный испуг).<br />
Экман утверждает, что, формально говоря, полный разгар эмоций<br />
занимает очень короткое время, продолжается всего лишь секунды, а не<br />
минуты, часы или дни. Он рассуждает так: если бы какая-то эмоция<br />
надолго завладевала мозгом и телом независимо от изменения<br />
обстоятельств, то речь уже шла бы о плохой адаптации. Если эмоции,<br />
вызванные одним-единственным событием, неизменно продолжали бы<br />
владеть нами и после того, как событие миновало, и независимо от того,<br />
что дальше происходит вокруг нас, то чувства служили бы нам плохими<br />
советчиками. Чтобы эмоции дольше сохранялись, пусковой механизм<br />
должен срабатывать непрерывно, фактически снова и снова вызывая<br />
эмоцию, как, например, потеря любимого человека заставляет нас все<br />
время горевать. Если чувства упорно нас не покидают, как правило, это<br />
настроения, приглушенная форма эмоций. Настроения определяют<br />
аффективный тон, но они в меньшей степени формируют наше восприятие<br />
и поведение, чем накал эмоций.<br />
Сначала чувства, потом мысли<br />
Поскольку регистрация и ответная реакция у рационального ума<br />
занимает чуть больше времени, чем у эмоционального, то «первое<br />
побуждение» в ситуации, возбуждающей сильные эмоции, исходит не от<br />
головы, а от сердца. К тому же существует и второй вид эмоциональной<br />
реакции, более медленной, чем живой отклик: она сначала «закипает»<br />
и «варится» в наших мыслях и только потом приводит к переживанию.<br />
Второй путь к запуску эмоций оказывается более осмысленным: мы, как<br />
правило, вполне отдаем себе отчет в мыслях, которые к нему ведут. В таком<br />
виде эмоциональной реакции задействована более длительная оценка.<br />
Наши мысли, или познавательная способность, играют ключевую роль в<br />
решении, какие эмоции будут возбуждены. Стоит только произвести оценку<br />
(«Этот водитель такси обманывает меня» или «Этот ребенок просто<br />
прелесть»), как тут же следует подходящая эмоциональная реакция. При<br />
более медленной последовательности процессов чувству предшествует<br />
более полно сформулированная мысль. Эмоции посложнее, вроде смятения<br />
или опасения по поводу приближающегося экзамена, следуют длительным<br />
маршрутом, на развертывание которого уходят минуты, – те эмоции,<br />
которые проистекают из мыслей.<br />
В противоположность при последовательности процессов быстрого
реагирования чувствование, видимо, предшествует мысли или возникает<br />
одновременно с нею. Скоропалительная эмоциональная реакция<br />
торжествует в ситуациях, связанных с необходимостью примитивного<br />
выживания. Положительная сторона быстрых решений заключается в том,<br />
что они в мгновение ока мобилизуют нас, чтобы мы могли справиться с<br />
чрезвычайными обстоятельствами. Наши самые сильные чувства<br />
представляют собой непроизвольные реакции, и мы не можем знать, когда<br />
они прорвутся. «Любовь, – писал Стендаль, – подобна лихорадке, которая<br />
возникает и исчезает независимо от воли». Не только любовь, но и все<br />
наши раздражения и страхи, охватывающие нас, вовсе не выбраны нами.<br />
Поэтому они могут послужить нам неким алиби. «Дело в том, что мы не<br />
выбираем эмоции, которые у нас возникают», – замечает Экман. Это<br />
позволяет людям оправдывать свои поступки тем, что они находились во<br />
власти эмоций.<br />
Точно так же, как есть два пути возникновения эмоций – быстрый и<br />
медленный, один через непосредственное восприятие, другой через<br />
осмысление, – существуют еще и эмоции, возникающие по требованию.<br />
Примером служат актерские приемы с намеренным вызыванием слез,<br />
которые наворачиваются на глаза, когда на помощь приходят печальные<br />
воспоминания. Однако актеры просто больше, чем остальные люди,<br />
поднаторели в умышленном использовании второго пути к эмоциям –<br />
чувствования через размышления. Хотя мы не можем выбрать, какие<br />
именно эмоции запустит та или иная мысль, мы очень часто можем<br />
выбрать, и действительно выбираем, о чем нам думать. Так же, как какаянибудь<br />
сексуальная фантазия может привести к переживанию сексуальных<br />
чувств, так и счастливые воспоминания приводят нас в хорошее<br />
настроение, а грустные мысли погружают в задумчивость.<br />
Но рациональный ум зачастую не решает, какие эмоции мы «должны»<br />
испытывать. Чувства, как правило, приходят к нам как fait accompli [65] .<br />
Рациональный ум обычно контролирует протекание этих реакций. За<br />
несколькими исключениями мы не решаем, когда нам впадать в ярость,<br />
печалиться и т. д.<br />
Условная, детски невинная реальность<br />
Эмоциональному уму свойственна ассоциативная логика; он<br />
воспринимает элементы, которые символизируют реальность или<br />
вызывают воспоминание о ней, чтобы быть таким же, как эта реальность.
Вот почему сравнения, метафоры и образы обращаются непосредственно к<br />
эмоциональному уму, точно так же, как и искусство – романы, фильмы,<br />
поэзия, песни, театр, опера. Великие духовные учителя, такие как Будда<br />
и Иисус Христос, трогали сердца своих учеников, говоря на языке эмоций,<br />
обучая их с помощью притч, преданий и сказок. И в самом деле,<br />
религиозные символ и ритуал не имеют почти никакого смысла с<br />
рациональной точки зрения; они выражают себя на языке сердца.<br />
Логика сердца – эмоционального ума – хорошо изложена Фрейдом в<br />
его концепции мышления по типу «первичного процесса» [66] . Это логика<br />
религии и поэзии, психоза и детей, сна и мифа (как сформулировал Джозеф<br />
Кемпбелл, «сновидения – личные мифы; мифы – разделенные<br />
сновидения»). Первичный процесс – ключ к пониманию смысла таких<br />
произведений, как «Улисс» Джеймса Джойса: при мышлении типа<br />
первичного процесса свободные ассоциации определяют течение<br />
повествования; один объект символизирует другой; одно чувство вытесняет<br />
другое и представляет его; целое конденсируется в частях. Времени не<br />
существует, нет никаких законов причины и следствия. В первичном<br />
процессе нет даже такого понятия, как «нет»; возможно все. Отчасти<br />
психоаналитический метод представляет собой искусство расшифровывать<br />
и разгадывать смысл ассоциаций.<br />
Если эмоциональный ум следует этой логике и ее правилам, заменяя<br />
один элемент другим, то вовсе не обязательно определять вещи с помощью<br />
их объективных особенностей. То, как они воспринимаются, не имеет<br />
никакого значения. Вещи таковы, какими кажутся. То, что напоминает нам<br />
что-то еще, может оказаться гораздо более важным, чем то, что «есть на<br />
самом деле». В эмоциональной жизни отличительные черты фактически<br />
могут походить на голограмму в том смысле, что одна-единственная деталь<br />
заставляет вспомнить целое. Как указывал Сеймур Эпштейн, в то время как<br />
рациональный ум устанавливает логические связи между причинами и<br />
следствиями, эмоциональный ум не проводит различий, соединяя вещи,<br />
которые просто-напросто имеют сходные, привлекающие внимание черты.<br />
Эмоциональный ум по своей простоте во многом напоминает детский,<br />
и чем сильнее эмоции, тем больше сходство. Одна похожая черта –<br />
категорическое мышление, где все либо черное, либо белое и нет места<br />
полутонам; у кого-то, расстроенного бестактностью, наверное, возникает<br />
мгновенная мысль: «Вечно я говорю что-то не то». Еще одним признаком<br />
такого детского мышления является мышление персонализованное, когда<br />
события воспринимаются с ошибкой, связанной с собственной личностью.<br />
Как у водителя, который после аварии объяснил, что «телефонный столб
двигался прямо на меня».<br />
Детски непосредственный образ действий есть самоутверждение,<br />
подавляющее или игнорирующее воспоминания или факты, которые<br />
разрушают убеждения, и улавливающее те, которые его поддерживают.<br />
Убеждения рационального ума носят ориентировочный характер; новый<br />
факт может опровергнуть какое-нибудь убеждение и заменить его новым –<br />
он включает объективные данные. А эмоциональный ум считает свои<br />
убеждения абсолютно верными и поэтому не принимает в расчет никакие<br />
свидетельства в пользу обратного. Вот почему так трудно убедить в чемнибудь<br />
человека, пребывающего в эмоциональном расстройстве:<br />
разумность ваших доводов с логической точки зрения не имеет для него<br />
никакого значения, они ни на что не влияют, если не совпадают с его<br />
текущим эмоциональным убеждением. Чувства оправдывают себя сами с<br />
помощью набора представлений и «доказательств» сплошь собственного<br />
«производства».<br />
Прошлое, навязанное настоящему<br />
Если какая-то черта события наводит на эмоционально окрашенное<br />
воспоминание о прошлом, эмоциональный ум откликается: он включает<br />
чувства, связанные с воскресшим в памяти событием. Эмоциональный ум<br />
реагирует на настоящее так, как если бы это было прошлое. Беда в том,<br />
что – особенно когда оценка производится быстро и автоматически – мы,<br />
возможно, не осознаем, что теперь уже не существует того, что было когдато.<br />
Тот, кто научился реагировать на сердитый взгляд сильным страхом и<br />
отвращением, до некоторой степени сохранит эту реакцию даже и во<br />
взрослом состоянии. Но тогда сердитый взгляд уже не будет нести с собой<br />
никакой угрозы.<br />
Если чувства сильны, то реакция, которая запускается, очевидна.<br />
Однако, когда чувства неопределенны или трудноуловимы, мы не вполне<br />
понимаем, какая эмоциональная реакция у нас возникает, даже если она<br />
слегка окрашивает наше самоощущение. Мысли и оценки примут окраску<br />
прошлых, пусть даже и покажется, будто реакция обусловлена<br />
исключительно нынешней обстановкой. Наш эмоциональный ум будет<br />
использовать рациональный в своих целях, поэтому мы придумаем<br />
объяснения – логические обоснования – для наших чувств и реакций,<br />
оправдывая их с точки зрения настоящего времени и не осознавая влияния<br />
эмоциональной памяти. Мы не можем иметь никакого представления о том,
что происходит на самом деле, хотя и бываем абсолютно убеждены, будто<br />
совершенно точно знаем, что происходит. В такие моменты эмоциональный<br />
ум уже настроил рациональный, используя его в своих интересах.<br />
Реальность, характерная для состояния<br />
Функционирование эмоционального ума является в значительной<br />
степени специфичным для состояния, диктуемого конкретным чувством,<br />
преобладающим в данный момент. То, что мы думаем и как поступаем,<br />
испытывая романтические чувства, совершенно не похоже на то, как мы<br />
ведем себя, когда бываем подавлены или разгневаны; в механике эмоций<br />
каждому чувству присущ определенный собственный репертуар мыслей,<br />
реакций и даже воспоминаний. В моменты, когда мы испытываем сильные<br />
эмоции, эти специфические для конкретного состояния репертуары<br />
начинают доминировать.<br />
Одним из признаков активирования подобного репертуара служит<br />
селективная память. Часть отклика ума на ситуацию, вызывающую эмоции,<br />
состоит в перетасовке воспоминаний и вариантов выбора действий таким<br />
образом, чтобы самые необходимые оказались в верхней части иерархии и<br />
их можно было бы легко разыграть. И как мы уже знаем, у каждой<br />
основной эмоции есть своя биологическая «подпись» – печать, схема<br />
радикальных перемен, которые настраивают организм по мере того, как<br />
эмоция становится господствующей. И еще – единственный в своем роде<br />
набор сигналов, который организм автоматически передает, пребывая в ее<br />
власти.
Приложение В. Невральная схема страха<br />
Центральная роль в возникновении страха принадлежит<br />
миндалевидному телу. Когда у пациентки, которую неврологи называют<br />
С. М., редко встречающаяся болезнь мозга разрушила миндалевидное тело<br />
(не затронув никакие другие структуры мозга), из ее ментального<br />
репертуара страх исчез. Она утратила способность распознавать выражения<br />
страха на лицах других людей и придавать такое же выражение своему<br />
лицу. Как определил ее невролог, «если бы кто-нибудь приставил пистолет<br />
к голове С. М., она умом бы понимала, что напугана, но не испытывала бы<br />
страха, как, например, вы или я».<br />
Наверное, неврологи составили схему страха в мельчайших<br />
подробностях, хотя при современном положении дел полная схема ни<br />
одной эмоции до конца не изучена. Страх – подходящий пример для<br />
понимания невральной динамики эмоций. В процессе эволюции страху<br />
отводится особая, выдающаяся роль: он, возможно, в большей степени, чем<br />
любая другая эмоция, имеет решающее значение для выживания. В<br />
нынешние времена неуместные страхи, конечно, отравляют повседневную<br />
жизнь, заставляя нас страдать от раздражения, беспокойства и заурядных<br />
волнений или в крайнем (патологическом) случае от панических атак,<br />
фобий или расстройства в виде навязчивого невроза.<br />
Допустим, поздним вечером вы сидите один дома, читаете книгу и<br />
вдруг слышите грохот в соседней комнате. То, что произойдет в вашем<br />
мозге в следующие несколько мгновений, «открывает окно», через которое<br />
можно взглянуть на невральную схему страха и на роль миндалевидного<br />
тела как системы тревожной сигнализации. Первая из входящих в схему<br />
мозговых цепей просто воспринимает звук как грубые физические волны и<br />
преобразует их в язык мозга, чтобы заставить вас насторожиться. Эта цепь<br />
тянется от уха к мозговому стволу и далее к таламусу. Оттуда расходятся<br />
две ветви; меньший пучок выростов ведет к миндалевидному телу и<br />
соседнему гиппокампу; другой, более крупный проводящий путь ведет в<br />
слуховую зону коры головного мозга в височной доле, где сортируются и<br />
распознаются звуки.<br />
Гиппокамп, местонахождение главного хранилища памяти, быстро<br />
классифицирует грохот, сравнивая его с другими похожими звуками,<br />
которые вы слышали, чтобы проверить, знаком ли вам звук. Является ли<br />
грохот мгновенно узнаваемым? Тем временем слуховая зона коры
головного мозга выполняет более сложный анализ, пытаясь определить<br />
источник звука – кошка? Ставень, хлопнувший на ветру? Вор? Слуховая<br />
зона коры головного мозга предлагает свои гипотезы – может, кошка<br />
сбросила лампу со стола, но, может, и вор лезет, – и посылает сообщение в<br />
миндалевидное тело и гиппокамп, которые быстро сравнивают его с<br />
похожими воспоминаниями.<br />
Если вывод успокаивает (это всего лишь ставень, который вечно<br />
хлопает, как только становится слишком ветрено), то сигнал общей тревоги<br />
не усиливается и не переходит на следующий уровень. Однако если вы все<br />
еще не уверены, другая секция схемы, многократно отражающая звук<br />
между миндалевидным телом, гиппокампом и предлобной зоной коры<br />
головного мозга, продолжает усиливать вашу неуверенность и фиксировать<br />
внимание, заставляя еще больше беспокоиться об установлении источника<br />
звука. Если дополнительный тонкий анализ не дает никакого<br />
удовлетворительного ответа, миндалевидное тело включает сигнал тревоги:<br />
его центральная область активирует гипоталамус, мозговой ствол и<br />
вегетативную нервную систему.<br />
Превосходное устройство миндалевидного тела как источника<br />
тревожной сигнализации становится очевидным в момент опасения и<br />
подсознательной тревоги. У каждого из нескольких пучков нейронов в<br />
миндалевидном теле имеется определенный набор выростов с<br />
рецепторами, предназначенными для разных нейротрансмиттеров. Похоже<br />
на компании, обслуживающие домашние системы тревожной<br />
сигнализации: операторы всегда готовы послать вызов в местное пожарное<br />
депо, полицию или к соседу, когда бы домашняя система безопасности ни<br />
подала сигнал тревоги.<br />
Разные отделы миндалевидного тела воспринимают различную<br />
информацию. К боковому ядру миндалевидного тела подходят выросты<br />
таламуса и слуховой и зрительной зон коры головного мозга. Запахи через<br />
обонятельную луковицу поступают в кортикомедиальную зону<br />
миндалевидного тела, а вкусовые ощущения и сообщения от внутренних<br />
органов направляются в центральную зону. Входящие сигналы превращают<br />
миндалевидное тело в вечного проверяющего, который тщательно<br />
исследует каждый сенсорный опыт.<br />
Выросты миндалевидного тела достают до любого крупного отдела<br />
головного мозга. Из центральной и медиальной зон ответвление идет к<br />
зонам гипоталамуса, которые секретируют вещество, обусловливающее<br />
реакцию организма на критическую ситуацию, – кортикотропин-рилизинггормон<br />
(КРФ), который мобилизует реакцию типа «сражайся или спасайся»
с помощью последовательного ряда других гормонов. От базальной (то<br />
есть расположенной в основании) области миндалевидного тела отходят<br />
ответвления в направлении полосатого тела, встроенные в систему<br />
головного мозга в качестве связей для управления движением. Через<br />
посредство соседнего центрального ядра продолговатого мозга<br />
миндалевидное тело посылает сигналы вегетативной нервной системе,<br />
активируя широкий спектр реакций дальнего радиуса действия в сердечнососудистой<br />
системе, мышцах и желудочно-кишечном тракте.<br />
Из базолатеральной [67] зоны миндалевидного тела отростки идут в<br />
поясной кортикальный слой и к волокнам, известным как «центральное<br />
серое вещество» (клетки, контролирующие большие мышцы скелета).<br />
Именно эти клетки заставляют собаку рычать, а кошку выгибать спину<br />
дугой, угрожая тому, кто посягает на ее территорию. У людей те же самые<br />
цепи вызывают напряжение голосовых связок, издающих пронзительный<br />
вопль ужаса.<br />
От миндалевидного тела еще один проводящий путь ведет<br />
к «голубоватому месту» (locus ceruleus) в мозговом стволе, которое, в свою<br />
очередь, вырабатывает норэпинефрин (называемый также норадреналином)<br />
и распределяет его по всему головному мозгу. Действие норэпинефрина<br />
проявляется в том, что он усиливает общую реактивность получающих его<br />
зон головного мозга, повышая чувствительность сенсорных цепей.<br />
Норэпинефрин заполняет кору головного мозга, мозговой ствол и<br />
собственно лимбическую систему, приводя головной мозг в напряженное<br />
состояние. И теперь даже обычный скрип двери или половицы в доме<br />
может заставить вас задрожать от страха. Большинство таких изменений<br />
проходит на подсознательном уровне: вы не успеваете осознать, что<br />
испугались чего-то.<br />
Но когда вы действительно начнете испытывать страх, то есть когда<br />
тревога, которая прежде была подсознательной, станет осознанной,<br />
миндалевидное тело подаст команду на широкомасштабную реакцию. Оно<br />
даст сигнал клеткам мозгового ствола изобразить на вашем лице испуг,<br />
заставить вас резко и быстро вздрогнуть, приостановить начавшиеся<br />
движения мышц, не имеющие отношения к данному делу, увеличить<br />
частоту сокращений сердца, поднять кровяное давление и замедлить<br />
дыхание (вы, возможно, заметили, что при внезапном испуге задерживаете<br />
дыхание, чтобы лучше расслышать, что же вас напугало). Но это только<br />
одна составляющая обширного, тщательно скоординированного комплекса<br />
изменений, производимых миндалевидным телом и соединенными с ним<br />
отделами, когда они в критический момент поднимают мозг «в ружье».
Тем временем миндалевидное тело вместе с соединенным с ним<br />
гиппокампом дает соответствующие указания клеткам, передающим<br />
команду главным нейротрансмиттерам. К примеру, «включить» секрецию<br />
допамина, в результате чего ваше внимание переключается на причину<br />
страха (в данном случае на странные звуки), а мышцы приводятся в<br />
состояние готовности отреагировать надлежащим образом. В тот же самый<br />
момент миндалевидное тело сигнализирует сенсорным зонам зрительного<br />
восприятия и внимания о необходимости убедиться, что глаза выискивают<br />
наиболее вероятный источник опасности. Одновременно проводится<br />
«перетряхивание» кортикальных мнемонических систем, чтобы как можно<br />
быстрее вызвать знания и воспоминания, максимально соответствующие<br />
конкретному эмоциональному порыву, которые получают приоритет перед<br />
менее важными для данной ситуации мыслями.<br />
После того как все эти сигналы отправлены, вас охватывает<br />
совершенно сформированный страх: вы ощущаете характерную тяжесть<br />
под ложечкой, сердце колотится, напрягаются мышцы вокруг шеи и на<br />
плечах или дрожат руки и ноги; тело, «окаменев», застывает на месте, пока<br />
вы, обратившись в слух, пытаетесь уловить еще хотя бы один<br />
подозрительный звук, а разум мечется в поисках возможных скрытых<br />
опасностей и способов ответной реакции. Вся эта последовательность – от<br />
удивления к неуверенности, потом к мрачному предчувствию и, наконец, к<br />
страху – может уложиться примерно в секунду. (Более подробно рассказано<br />
об этом в книге Джерома Кейгана «Пророчество Галена».)
Приложение Г. Консорциум У. Т. Гранта:<br />
действующие компоненты профилактических<br />
программ<br />
Главные компоненты эффективных программ включают:<br />
Умение справляться с эмоциями<br />
• Идентифицировать и называть чувства<br />
• Выражать чувства<br />
• Оценить силу чувств<br />
• Управлять чувствами<br />
• Отсрочивать удовольствия<br />
• Контролировать побуждения<br />
• Ослабить стресс<br />
• Выяснить разницу между чувствами и поступками<br />
Когнитивные способности<br />
• Говорить с собой – ведение «внутреннего диалога» как способ<br />
справиться с вопросом или проблемой, а также мотивировать собственное<br />
поведение<br />
• Считывать и толковать социальную информацию, например,<br />
осознавать влияние социума на поведение и рассматривать себя с точки<br />
зрения более крупного сообщества<br />
• Осуществлять шаги для решения проблем и принятия решений,<br />
например, сдерживать побуждения; ставить задачи, определять<br />
альтернативные действия, прогнозировать последствия<br />
• Понимать точки зрения других людей<br />
• Понимать правила поведения (какое поведение приемлемо, а какое<br />
нет)<br />
• Позитивно относиться к жизни<br />
• Вырабатывать самоосознание, например, реалистические ожидания в<br />
отношении себя
Поведенческие навыки<br />
• Невербальные – общение посредством зрительного контакта,<br />
выразительности лица, тона голоса, жестов и так далее<br />
• Вербальные – четкая формулировка требований, действенная реакция<br />
на критику, сопротивление негативным влияниям, умение выслушать<br />
других, помощь другим людям, участие в положительных группах в<br />
качестве равного по положению
Приложение Д. Курс обучения: познай самого себя<br />
Главные компоненты<br />
• Самоосознание: наблюдать за собой и осознавать свои чувства,<br />
создать словарь для чувств; выяснять связи между мыслями, чувствами и<br />
реакциями<br />
• Лично принимать решения: рассматривать свои действия и выяснять<br />
последствия этих действий; выяснять вопрос о том, что управляет<br />
принятием решения – мысль или чувство; практически использовать<br />
результаты анализа в таких областях, как сексуальная и наркотическая<br />
• Умение владеть чувствами: мониторинг «внутреннего разговора»<br />
для того, чтобы отлавливать негативную информацию, такую как резкая<br />
критика самого себя; осознавать то, что скрывается за чувством (например,<br />
обида, которая лежит в основе гнева); находить способ справиться со<br />
страхами и тревогами, гневом и печалью<br />
• Умение справляться со стрессом: осознание полезности тренировки,<br />
методов управляемых представлений и релаксации<br />
• Эмпатия: понимание чувств и забот других людей и разделение их<br />
точки зрения; правильность восприятия различий в отношении людей к<br />
одним и тем же вещам<br />
• Коммуникации: результативные обсуждения чувств: научиться<br />
хорошо слушать и задавать вопросы; умение проводить различия между<br />
тем, что кто-то говорит или делает, и вашими реакциями или суждениями;<br />
вместо осуждения говорить «А я бы сделал так…»<br />
• Самораскрытие: умение ценить искренность и создавать<br />
доверительные взаимоотношения; умение выбрать момент, когда можно без<br />
всякого риска обсудить ваши сокровенные чувства<br />
• Проницательность: выявление моделей вашей эмоциональной<br />
жизни и реакций; распознавать аналогичные модели у других людей<br />
• Личная ответственность: умение брать на себя ответственность;<br />
осознавать последствия своих решений и поступков; принимать свои<br />
чувства и настроения; доводить дела до конца согласно обязательствам<br />
(например, в отношении учебы)<br />
• Уверенность в себе: умение заявлять о своих заботах и переживаниях<br />
без раздражения и заинтересованно
• Групповая динамика: сотрудничество; понимание, когда и как надо<br />
вести за собой, а когда быть ведомым<br />
• Разрешение конфликтов: как честно бороться с другими детьми,<br />
родителями, учителями; модель «победа/победа» для обсуждения<br />
компромиссов
Приложение Е. Социальное и эмоциональное<br />
обучение: результаты<br />
Программа развития ребенка<br />
Эрик Шэпс, Центр по изучению развития, Окленд, штат Калифорния:<br />
Проверка в школах Северной Калифорнии, классы К-6; оценка<br />
независимых наблюдателей, сравнение с контрольными школами.<br />
Результаты<br />
• Более ответственные<br />
• Более уверенные в себе<br />
• Более просоциальные и готовые помочь<br />
• Лучше понимающие других людей<br />
• Более тактичные и заботливые<br />
• Более просоциальные стратегии разрешения межличностных<br />
проблем<br />
• Более гармоничные<br />
• Более демократичные<br />
• Более умелое разрешение конфликтов<br />
САСМ<br />
Марк Гринберг, проект «Ускоренный курс», Университет штата<br />
Вашингтон.<br />
Проверка в школах Сиэтла, 1–5-е классы; оценки выносились<br />
учителями, отобранными для сравнения контрольных учащихся из числа<br />
1) обычных учащихся, 2) глухих учащихся, 3) учащихся, получающих<br />
специальное образование.<br />
Результаты<br />
• Улучшение социальных и когнитивных навыков<br />
• Улучшение эмоционального состояния, осознания и понимания
• Лучший самоконтроль<br />
• Более удачное планирование при решении когнитивных задач<br />
• Дети больше думают, прежде чем начать действовать<br />
• Более успешное разрешение конфликтов<br />
• Более позитивная атмосфера в классе<br />
Учащиеся с особыми потребностями<br />
Улучшившееся поведение в классе с точки зрения:<br />
• Выносливости к фрустрации<br />
• Уверенных навыков общения<br />
• Ориентации на задание<br />
• Навыков и умений, присущих их сверстникам<br />
• Сопереживания<br />
• Общительности<br />
• Самоконтроля<br />
Улучшение понимания эмоционального состояния<br />
• Осознание<br />
• Называние эмоции<br />
• Сокращение числа самоотчетов о печали и депрессии<br />
• Уменьшение тревожности и ухода в себя<br />
Сиэтлский проект социального развития<br />
Дж. Дэвид Хокинс, группа исследования социального развития,<br />
Университет штата Вашингтон.<br />
Проверка в начальных и средних школах Сиэтла по результатам<br />
независимого тестирования и объективным критериям в сравнении с не<br />
участвовавшими в программе школами.<br />
Результаты<br />
• Более позитивная привязанность к семье и школе<br />
• Мальчики менее агрессивны, девочки менее склонны к<br />
самоуничижению
• Меньшее число временных исключений и исключений учащихся с<br />
низким уровнем успеваемости<br />
• Меньше случаев приобщения к употреблению наркотиков<br />
• Меньше правонарушений<br />
• Более высокие баллы по результатам стандартизованных тестов для<br />
оценки достижений<br />
Йельско-нью-хейвенская программа стимулирования развития<br />
социальной компетентности<br />
Роджер Вайссберг, Университет штата Иллинойс в Чикаго.<br />
Проверка в средних школах Нью-Хейвена, в 5–8-х классах по<br />
результатам независимых наблюдений и отчетов учащихся и учителей в<br />
сравнении с контрольной группой.<br />
Результаты<br />
• Улучшение навыков решения проблем<br />
• Большая вовлеченность в общение с равными себе<br />
• Большее сдерживание побуждений<br />
• Улучшившееся поведение<br />
• Большая успешность в межличностных отношениях и большая<br />
популярность<br />
• Возросшее умение справляться с трудностями<br />
• Возросшее мастерство решения межличностных проблем<br />
• Умение лучше справляться с тревожностью<br />
• Сокращение числа случаев делинквентного поведения [68]<br />
• Развитие навыков разрешения конфликтов<br />
Программа творческого подхода к разрешению конфликтов<br />
Линда Лантьери, Национальный центр по реализации программы<br />
творческого подхода к разрешению конфликтов (инициатива организации<br />
«Педагоги за социальную ответственность»), город Нью-Йорк.<br />
Проверка в школах Нью-Йорка, классы К-12, по оценкам учителей до<br />
и после программы.
Результаты<br />
• Меньше хулиганских действий в классе<br />
• Меньше словесных оскорблений в классе<br />
• Атмосфера насыщена большей заботливостью<br />
• Большая готовность к сотрудничеству<br />
• Большая эмпатия<br />
• Лучшие навыки общения<br />
Проект улучшения социального осознания и решения социальных<br />
проблем<br />
Морис Илайес, Университет Ратгерса.<br />
Проверка в школах Нью-Джерси, классы К-6, по оценкам учителей,<br />
суждениям ровесников и школьным отчетам в сравнении с<br />
неучаствовавшим контингентом.<br />
Результаты<br />
• Большая чуткость к чувствам других людей<br />
• Лучшее понимание последствий своего поведения<br />
• Возросшая способность «правильно понимать» межличностные<br />
ситуации и планировать соответствующие действия<br />
• Более высокая самооценка<br />
• Более просоциальное поведение<br />
• Сверстники обращаются к ним за помощью<br />
• Лучше справились с переходом в среднюю школу<br />
• Менее антиобщественное, менее вредящее им самим и вносящее<br />
беспорядок с общественной точки зрения поведение, даже при<br />
продолжении наблюдения за ними в средней школе<br />
• Большее развитие способности усваивать знания<br />
• Лучший самоконтроль, социальное осознание и принятие<br />
социальных решений в классе и вне класса
Благодарности<br />
Моя жена, Тара Беннетт-Гоулман, психотерапевт, была моим<br />
полноправным творческим партнером в период, когда замысел книги еще<br />
только формировался. Ее чуткость к эмоциональным потокам,<br />
пронизывавшим глубины наших мыслей и взаимодействия, открыла мне<br />
целый мир.<br />
В первый раз я услышал выражение «эмоциональная грамотность»<br />
от Эйлин Рокфеллер Гроувалд, которая основала Институт пропаганды<br />
здоровья и одно время возглавляла его. Давнишний случайный разговор<br />
пробудил мой интерес и положил начало научным исследованиям, которые<br />
в итоге и составили содержание этой книги.<br />
Благодаря помощи Института Фетцера я располагал достаточным<br />
временем для более полного выяснения того, что такое эмоциональная<br />
грамотность. Я благодарен главе института Робу Леману за поддержку, на<br />
начальном этапе имевшую для меня решающее значение, и Дэвиду<br />
Слайтеру, руководителю программы из того же института, за постоянное<br />
сотрудничество. Не кто иной, как Роб Леман, уже в самом начале моих<br />
исследований убедил меня написать книгу об эмоциональной грамотности.<br />
Более всего я чувствую себя обязанным сотням исследователей,<br />
которые годами делились со мной открытиями и данными,<br />
проанализированными и обобщенными на страницах книги. Я благодарен<br />
Питеру Саловэю из Йельского университета за концепцию эмоционального<br />
интеллекта. Большой объем информации я получил, будучи причастным к<br />
текущей работе многих научных работников в сфере образования, а также<br />
практиков, занимающихся первичной профилактикой: они находятся в<br />
авангарде зарождающегося движения за эмоциональную грамотность. Их<br />
практические усилия по развитию социальных и эмоциональных навыков у<br />
детей и преобразованию школ в учреждения с более человечной<br />
атмосферой служили для меня источником вдохновения. Среди них: Марк<br />
Гринберг и Дэвид Хокинс из Университета штата Вашингтон; Эрик Шепс<br />
и Кэтрин Льюис из Центра исследований развития детей в Окленде, штат<br />
Калифорния; Тим Шрайвер из Йельского центра по изучению детей;<br />
Роджер Вайссберг из Университета штата Иллинойс в Чикаго; Морис<br />
Илайес из Института Ратгерса; Шелли Кеслер из Института педагогики и<br />
образования имени Годдарда в Боулдере, штат Колорадо; Чеви Мартин<br />
и Карен Стоун Маккаун из «Новой школы» в Хиллсборо, штат
Калифорния; Линда Лантьери, директор Национального центра<br />
творческого разрешения конфликтов в Нью-Йорке и Кэрол А. Куше из<br />
Организации по исследованию и программам развития детей, Сиэтл.<br />
Я чувствую особую благодарность к тем, кто просмотрел и сделал<br />
замечания по разделам рукописи этой книги, в числе которых: Говард<br />
Гарднер из аспирантуры на факультете педагогики Гарвардского<br />
университета; Питер Саловэй с кафедры психологии Йельского<br />
университета; Пол Экман, директор лаборатории по изучению<br />
взаимодействий между людьми в Университете штата Калифорния в Сан-<br />
Франциско; Майкл Лернер, директор Центра общественного благополучия<br />
в Болинасе, штат Калифорния; Денис Прэджер, в те годы руководитель<br />
программы здравоохранения в Фонде имени Джона Д. Кэтрин Т. Макартур;<br />
Марк Герзон, директор предприятия общественного пользования, Боулдер,<br />
штат Колорадо; Мэри Шваб-Стоун, доктор медицины, Центр по изучению<br />
детей при медицинском факультете Йельского университета; Дэвид<br />
Шпигель, доктор медицины с кафедры психиатрии медицинского<br />
факультета Стэнфордского университета; Марк Гринберг, руководитель<br />
программы «Ускоренный курс» в Университете штата Вашингтон; Шошона<br />
Зубофф, Гарвардская школа бизнеса; Жозеф Леду, Центр неврологии<br />
в Нью-Йоркском университете; Ричард Дэвидсон, директор лаборатории<br />
психофизиологических исследований в Университете штата Висконсин;<br />
Пол Кауфман, «Психика и средства выражения», Пойнт-Рейес, штат<br />
Калифорния; Джессика Брэкман, Наоми Волф и особенно Фей Гоулман.<br />
Ценную научную консультацию мне предоставили Паж Дюбуа,<br />
ученый-специалист по Греции из Университета в Южной Калифорнии;<br />
Мэттью Капштейн, специалист в области философии этики и религии в<br />
Колумбийском университете, и Стивен Рокфеллер, биограф Джона Дьюи в<br />
колледже Миддлбери. Джой Нолан собрала короткие и яркие описания<br />
эпизодов, насыщенных эмоциями; Маргарет Хау и Аннетт Спыхалла<br />
подготовили материал приложения о результатах внедрения в школах<br />
учебных курсов эмоциональной грамотности. Сэм и Сьюзан Харрис<br />
предоставили необходимое оборудование.<br />
Мои редакторы в «Нью-Йорк таймс» в течение последних десяти лет<br />
оказывали мне всяческую помощь в исследованиях, предоставляя сведения<br />
об открытиях в области эмоций, которые впервые публиковались на<br />
страницах газеты и послужили ценным источником информации для<br />
данной книги.<br />
Тони Бёрбенк, мой редактор в издательстве Bantam Books, проявлял<br />
профессиональный энтузиазм и остроту восприятия, которые усиливали
мою решимость и мышление.<br />
А Тара окружила меня атмосферой теплоты, любви и понимания,<br />
питавшей этот проект.
Об авторе<br />
Статьи доктора философии Дэниела Гоулмана посвящены наукам о<br />
мозге и наукам о поведении. Написанные для «Нью-Йорк таймс», они<br />
благодаря системе распространения появляются в печати по всему миру.<br />
Гоулман преподавал в Гарварде (где получил степень доктора философии) и<br />
был старшим редактором журнала «Современная психология». Его перу<br />
принадлежат книги «Роковые ложные верования», «Простые истины»,<br />
«Созерцательный ум», «Работа с эмоциональным интеллектом», он<br />
является соавтором книги «Творческий дух».<br />
notes
Примечания
1<br />
В книге также будет часто говориться о коэффициенте умственного<br />
развития (IQ, Intelligence Quotient, в буквальном переводе «коэффициент<br />
интеллекта»). В тесте на IQ выявляют способности к мышлению (не<br />
эрудицию). Прим. ред.
2<br />
Хаммурапи (XVIII в. до н. э.) – царь Вавилона. Его творческая рука<br />
коснулась всех сторон жизни. Это видно из его знаменитых законов.<br />
Из 272 статей сохранилось 247: уголовное право, судопроизводство, кража,<br />
грабежи, торговля, семья, градостроительство, кораблестроительство,<br />
рабство и др. – Здесь и далее, кроме оговоренных случаев, прим. пер.
3<br />
Ашока – древнеиндийский царь (268–232 гг. до н. э.). Дошедшие до<br />
нас указы Ашоки, высеченные на скалах, колоннах, в пещерах, являются<br />
древнейшими точно датированными эпиграфическими памятниками<br />
Индии. Они позволяют судить о границах государства, об управлении,<br />
социальных отношениях, религии и культуре. Прим. ред.
4<br />
Плейстоцен – последняя современная система геологической истории<br />
Земли, охватывающая и современную эпоху; продолжается около 700 000–<br />
1 000 000 лет. Важнейшим событием этого периода было появление<br />
человека.
5<br />
1 английский (американский) ярд равен 0,9144 м. Прим. ред.
6<br />
Филогенетический – прилагательное от слова «филогенез» –<br />
историческое развитие организмов, или эволюция органического мира,<br />
различных типов, классов, отрядов, семейств, родов и видов; можно<br />
говорить и о филогенезе тех или иных органов.
7<br />
911 – телефон службы спасения. Прим. ред.
8<br />
Дэниел Эрвин «Дэн» Дженсен – американский конькобежец,<br />
олимпийский чемпион 1994 г. Прим. ред.
9<br />
«Челленджер» – многоразовый транспортный космический корабль,<br />
второй спейс-шаттл; запускался в космос в 1983–1986 гг. Прим. ред.
10<br />
Сканирование – непрерывное упорядоченное поэлементное<br />
просматривание пространства или объекта.
11<br />
Валентность – свойство объекта быть притягательным или<br />
отталкивающим.
12<br />
Имеется в виду Эразм Роттердамский, крупнейший ученый Северного<br />
Возрождения. Прим. ред.
13<br />
Проверка уровня подготовки в какой-либо сфере. Прим. ред.
14<br />
Следует учитывать, что различные тесты предполагают различные<br />
шкалы оценок. Прим. ред.
15<br />
Речь выпускника – обычная практика в американских школах.<br />
Выбирается школьник, который готовит трогательную благодарственную<br />
речь и читает ее перед всей школой в торжественный день. Прим. ред.
16<br />
Кинестезия – ощущения от собственных движений и относительного<br />
положения частей своего тела; кинестетические ощущения – ощущения,<br />
возникающие в коже, мышцах, сухожилиях, суставах в результате<br />
движений.
17<br />
Марта Грэм (1894–1991) – американская танцовщица, создательница<br />
американского танца модерн. Прим. ред.
18<br />
Ирвин Эффей «Мэджик» Джонсон-младший – американский<br />
баскетболист, выступал за клуб «Лос-Анджелес Лейкерс». Прим. ред.
19<br />
Йо-Йо Ма – американский виолончелист китайского происхождения.<br />
Прим. ред.
20<br />
Карл Роджерс (1902–1987) – американский психолог, один из лидеров<br />
«гуманистической психологии», основатель так называемой<br />
ненаправленной, или «центрированной на клиенте», психотерапии. Идея<br />
Роджерса в том, что врач, вступающий в глубоко личностный контакт с<br />
пациентом, видит в нем не больного, а «клиента», берущего на себя<br />
ответственность за решение собственных проблем путем активизации<br />
творческого начала своего «Я». Прим. ред.
21<br />
Аналог профессионального технического училища, в современной<br />
российской терминологии – колледжа (американский «колледж»<br />
тождествен российскому «вузу»). Прим. ред.
22<br />
Аналог профессионального технического училища, в современной<br />
российской терминологии – колледжа (американский «колледж»<br />
тождествен российскому «вузу»). Прим. ред.
23<br />
Когнитивистика – наука о мышлении.
24<br />
Бихевиоризм – направление в психологии; бихевиоризм совершенно<br />
отказывается от метода самонаблюдения и оценки такового и принимает во<br />
внимание только те факты поведения животных и человека, которые можно<br />
точно установить и описать, не считая необходимым «понимать»<br />
скрывающиеся за ними внутренние психические процессы. Поэтому в<br />
основе метода бихевиоризма лежит исследование раздражения и ответной<br />
реакции.
25<br />
Скиннер, Беррес Фредерик (1904) – американский психолог,<br />
представитель современного бихевиоризма.
26<br />
«Звездное путешествие», или «Звездный путь» – космическая сага,<br />
телесериал. Прим. ред.
27<br />
Детская книга американского писателя Лаймена Фрэнка Баума. Прим.<br />
ред.
28<br />
Уильям Стайрон (1925–2006) – американский писатель, лауреат<br />
Пулитцеровской премии 1968 г., автор романов «Признания Ната Тернера»<br />
и «Выбор Софи». Прим. ред.
29<br />
Автономия – способность личности к самостоятельным<br />
ответственным решениям, независимым от внешнего давления.
30<br />
Имеются в виду границы между областями психологического<br />
пространства.
31<br />
Негативный тип стресса, с которым организм не в силах справиться.<br />
Прим. ред.
32<br />
Аттентивные установки – связанные с сосредоточением внимания.
33<br />
Пуризм – стремление к совершенству, требование совершенства;<br />
пурист – требующий совершенства, чистоты в каком-либо деле.
34<br />
Катарсис (от греч. katharsis – очищение) – эмоциональная разгрузка,<br />
мистическое очищение души от грязи чувственности, телесности.
35<br />
Катехоламины – производные пирокатехина, активно участвующие в<br />
качестве гормонов и медиаторов в физиологических и биохимических<br />
процессах в организме животных и человека; к катехоламинам относятся<br />
адреналин, норадреналин и дофамин.
36<br />
До недавних реформ здравоохранения в США медицинская страховка,<br />
обеспечивавшая медицинское обслуживание, имелась лишь у работающих<br />
людей. Остальные лица оставались без врачебной помощи. Прим. ред.
37<br />
Малая лига – бейсбольная лига для мальчиков и девочек 8–12 лет.
38<br />
Гипомания – легкая форма мании или помешательства.
39<br />
Полианна – героиня одноименной повести Э. Портер, в переносном<br />
смысле неисправимый оптимист.
40<br />
Шимми – танец.
41<br />
Вигильность – в психологии – способность сосредоточить внимание<br />
на новых впечатлениях; зоркость, наблюдательность.
42<br />
Социопат – человек, находящийся в разладе с обществом, склонный к<br />
антиобщественным поступкам.
43<br />
Важное примечание: если в совершении некоторых видов<br />
преступлений играют определенную роль биологические особенности,<br />
такие как, например, дефект нервной системы, выражающийся в<br />
отсутствии эмпатии, это отнюдь не доказывает, что все преступники имеют<br />
биологические пороки или существует некий биологический маркер<br />
склонности к преступлению. Этот вопрос уже давно стал предметом<br />
горячей дискуссии, причем наибольшее число ее участников склоняется к<br />
мнению, что не существует никакого особого биологического маркера и, уж<br />
конечно, никакого «криминального гена». И даже если в некоторых случаях<br />
и есть биологическая основа отсутствия эмпатии, это вовсе не означает, что<br />
все, кто имеет эту основу, будут обнаруживать склонность к преступности,<br />
напротив, большинству это не грозит. Отсутствие эмпатии следует<br />
учитывать как фактор наряду с другими психологическими,<br />
экономическими и социальными факторами, формирующими склонность к<br />
преступлению.
44<br />
«Заражение эмоциями» – распространение на других людей<br />
эмоциональных состояний и форм поведения в результате подражания или<br />
внушения.
45<br />
Солдаты Национального фронта освобождения Южного Вьетнама, или<br />
Вьетконга, военно-политической организации в Южном Вьетнаме,<br />
являвшейся одной из воюющих сторон во Вьетнамской войне 1973–1975 гг.<br />
Прим. ред.
46<br />
Премьера фильма «Зелиг» состоялась в 1983 г. Прим. ред.
47<br />
Эндшпиль – в шахматах и шашках конец партии.
48<br />
Дебора Таннен. Ты меня не понимаешь. Издано на русском языке:<br />
Вече, Персей, АСТ, 1996.
49<br />
Американский актер и кинорежиссер.
50<br />
Аргумент, являющийся личным выпадом, а не возражением по<br />
существу.
51<br />
Синапс – область контакта нервных клеток между собой или с<br />
иннервируемыми ими тканями.
52<br />
Нейротрансмиттеры – передатчики нервного импульса в синапсах.
53<br />
Лапароскопия – диагностический осмотр брюшной полости и<br />
внутренних органов.
54<br />
Ангиография – метод рентгенологического исследования кровеносных<br />
сосудов с введением в них непроницаемых для рентгеновских лучей<br />
(контрастных) веществ.
55<br />
Тромбоциты – кровяные пластинки – форменные (клеточные)<br />
элементы крови животных и человека; участвуют в свертывании крови.
56<br />
Начальные школы американцы заканчивают в 12–13 лет, а затем<br />
переходят в средние школы различных типов.
57<br />
Титр в химическом анализе – концентрация раствора, выражаемая<br />
числом граммов вещества в 1 мл раствора.
58<br />
Говард Пайл. Веселые приключения Робин Гуда. Издано на русском<br />
языке: Астрель, 2012
59<br />
«Голубоватое место» находится в ромбовидной ямке на дне 4-го<br />
желудочка головного мозга.
60<br />
Диссоциация – нарушение связности психических процессов.
61<br />
По И. П. Павлову, сила нервной системы (темперамент) –<br />
прирожденное свойство, характер (форма поведения) – во многом состоит<br />
из приобретенных привычек.
62<br />
Имеется в виду фильм по одноименной книге Джеймса Балларда<br />
«Империя солнца» (Empire of the Sun). Издана на русском языке: Торнтон<br />
и Сагден, 2003. Прим. ред.
63<br />
Для лечения депрессии у детей в отличие от взрослых лекарственная<br />
терапия не составляет полной альтернативы психотерапии или<br />
профилактическому просвещению, поскольку дети усваивают<br />
лекарственные препараты не так, как взрослые. Трициклические<br />
антидепрессанты, часто с успехом применяемые взрослыми людьми, при<br />
проведении контрольных испытаний с детьми давали тот же результат, что<br />
и индифферентное плацебо. Новые средства от депрессии, включая прозак,<br />
пока еще не прошли испытаний на детях. В настоящее время департамент<br />
по контролю за качеством пищевых продуктов, медикаментов и<br />
косметических средств проводит исследование дезипрамина, одного из<br />
наиболее распространенных (и безопасных) трициклинов для взрослых,<br />
как возможной причины смерти многих детей.
64<br />
В цветоведении основные цвета, при смешении которых получаются<br />
все остальные, называемые «составными». Прим. ред.
65<br />
Свершившийся факт (фр.).
66<br />
В психоанализе «первичный (психологический) процесс» –<br />
воображение, сновидения, грезы.
67<br />
То есть из базальной и боковой. Прим. ред.
68<br />
Делинквентное поведение – антиобщественное, противоправное,<br />
воплощенное в поступках индивида (действиях или бездействии),<br />
наносящих вред как отдельным гражданам, так и обществу в целом. Прим.<br />
ред.