ДЛЯ ВCEХ, KTO ЧИТAET ПO PYCCKИ - Gazeta Rosyjska

4 Культура и искусство
На вопрос „Выпьем чайку?” моя двулетняя билингвальная дочь, услужливо заглядывая мне в
глаза, всегда отвечала продолжением русской прибаутки: „Позабудем тоску?”. Не выдержав
однажды таких мудрых диалогов, возмутился мой семилетний и тоже билингвальный сын:
„Да ты хоть знаешь, как по-польски будет тоска?!”. Крошка беспомощно хлопала длинными
ресницами. Старшему брату пришлось самому создать крылатое определение этого непереводимого
русского слова: „Тоска – это sześcienny smutek!”
Размышления на тему судьбы двух гениев, которым как нельзя глубже была известна суть этого
многогранного чувства, навеяли на нас шведы, приплывшие на польский берег нашей общей
Балтики в самый неконьюктурный и самый душевный, приютившийся в старинном Доме
Палача, Кошалинский театр „Диалог” со своей необыкновенной постановкой о
„близнецах-братьях” – величайшем композиторе и величайшем режиссёре XX века.
Приятной загадкой и несказанным даром
остаётся для любителей времяпровождения
вечеров в Доме Палача талант
организаторов зазывать сюда именитых и
своеобразных исполнителей без эмиссии
входных билетов. Этим весенним вечером
перед и за сценой расположились зрители,
а в центре – трио музыкантов Стокгольмской
филармонии „с самой верхней
полки” – Bervald Ansamble и cтокгольмский
актёр Рольф Эберг. „Шведский синдром”,
при котором шведы узнают раньше
русских о том, что происходит в России и с
Россией, проявил себя и здесь. Каждый из
нас отдельно ценит гений Дмитрия Шостаковича
и Андрея Тарковского, но вот объединить
их вместе и назвать ... „близнецами-братьями”
как-то до сих пор никого не
осенило. По убеждению же гостей-испол-
ЕВРОПА.RU №39/2007
„Шестигранная грусть”
Дмитрия Шостаковича и Андрея Тарковского
нителей каждую музыкальную фразу Шостаковича
и каждую словесную фразу Тарковского
стоит высечь навеки в камне.
Постараемся и мы найти параллели между
двумя великими нашими земляками.
Звучит Трио № 2 ми минор в новаторской
великолепной интерпретации пианиста
Джорджа Оквиста, виолончелиста Бо
Фахреуса и скрипача Андерса Инге, написанное
уже зрелым 38-летним композитором
в 1944 году. Его „брат-близнец” – будущий
режиссёр – примерно в эти же годы
мальчишкой ходит в музыкальную школу
и мечтает „стать Бахом”. Шостакович к
этому времени уже в совершенстве владеет
всеми музыкальными приёмами. Он
мог бы стать вторым Бахом или Моцартом,
но предпочёл быть первым Шостаковичем.
Замкнутый, застенчивый человек
в очках с толстыми стёклами, покорно сносящий
то восхваления, то обвинения и
уничижения властей. Для „временщиков”
его музыка – то „сумбур вместо музыки”,
которая „крякает, ухает, пыхтит, задыхается”
(1936 г.), то гениальность в чистом виде,
достойная присуждения пяти сталинских
премий (1941– 1952). Но гений замкнут
на себя – лишь бы не мешали, лишь
бы успеть как можно больше сказать человечеству.
Внешне уравновешенные шведские
музыканты выглядят укротителями своих
инструментов, несущихся вскачь в диапазоне
от раздумий и печали до крайнего отчаяния
и неизъяснимой скорби. Это плач
по близкому другу, по тысячам ленинградцев,
не переживших блокаду, по миллионам
невинных жертв нацизма. Произведение
требует от исполнителей невероятной
эмоциональной напряжённости. Как
это просто – разместить менталитет северных
народов в самом начале шкалы
темперамента и накала страстей, но вот
проникнуть в истинный мир их чувств, позволяющий
им в совершенстве передать
тоску Шостаковича, – намного сложней.
В чёрном обтягивающем фигуру свитере
и белых перчатках выходит на сцену актёр.
Музыка Шостаковича становится дрожащим
фоном для высеченных в сердце
исполнителя размышлений Андрея Тарковского
о роли человека на Земле вообще
и роли искусства в нашей жизни в частности:
„Before defining art or any concept, we
must answer for the broader question, what
is the meaning of man's life on earth? May be
we have to enhance ourselves spiritually ... I
don't believe in the possibility of knowing.
Knowledge distracts us from the main purpose
of life. The more we know, the less we
know. Getting deeper, our horizon becomes
narrower. Art enriches man's own spiritual