Желание веков, Елены Уайт

Поток воспоминаний нахлынул на него. Он вспомнил все: и чуткое милосердие Спасителя, и
Его доброту, и долготерпение, и Его мягкость и снисходительность к заблуждающимся ученикам.
Петр вспомнил и предостережение: «Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу;
но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя» (Луки 22:31, 32). Он с ужасом думал о своей
неблагодарности, лживости и вероломстве. Еще раз взглянув на своего Учителя, он увидел, как
какой-то нечестивец занес руку, чтобы ударить Его по лицу. Не в силах больше переносить эту муку,
он с разбитым сердцем бросился прочь.
Убегая в ночную тьму, Петр невольно искал уединения, не думая, куда и зачем он идет. И вот
он очутился в Гефсимании. Все, что произошло здесь несколько часов назад, сразу ожило в памяти:
его мысленному взору предстало страдающее, искаженное мукой лицо Господа с каплями
кровавого пота. Мучимый угрызениями совести, он вспомнил, что Иисус плакал и страдал в
молитве один, а те, кто должны были быть с Ним в час Его испытания, спали. Он вспомнил Его
торжественное повеление: «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение» (Матфея 26:41).
В памяти всплыла недавняя сцена во дворе суда. Его сердце обливалось кровью от того, что он
усугубил унижение и тоску Спасителя. На том же самом месте, где Иисус изливал Свою душу в
муках перед Своим Отцом, Петр пал на землю, желая только одного — смерти.
Иисус велел Петру бодрствовать и молиться, но тот заснул и тем самым подготовил почву для
своего тяжкого греха. Все ученики многого лишились из-за того, что спали в тот решаю- щий час.
Христос знал об огненном испытании, через которое они должны пройти. Он знал: сатана всеми
силами постарается усыпить их бдительность, чтобы они не подготовились к этим испытаниям.
Поэтому Он и предостерегал их. Если бы те часы в Гефсиманском саду были проведены в
бодрствовании и молитве, Петр никогда не стал бы полагаться на свои слабые человеческие силы.
Он не отрекся бы от Господа. Если бы ученики бодрствовали вместе со Христом во время Его
душевного борения, они были бы приготовлены к тому, чтобы увидеть страдания Учителя на кресте.
Хотя бы отчасти они поняли суть Его невыносимых мучений. Они могли бы вспомнить Его слова о
предстоящих Ему страданиях, смерти и воскресении. И в самый мрачный и тяжелый час испытания
луч надежды рассеял бы тьму и укрепил бы их веру.
Когда настал день, синедрион собрался еще раз, и Иисус снова был приведен в зал заседаний.
Он назвал Себя Сыном Божьим, и на основании этих слов судьи уже подготовили обвинение против
Него. Но осудить Его они все равно не могли, потому что многих членов синедриона не было на
ночном совете и они не слышали Его слов. К тому же члены синедриона знали, что римский
трибунал не усмотрит в этих словах ничего достойного смерти. Но если бы они вновь услышали эти
слова из Его Собственных уст, то достигли бы своей цели: поскольку Он объявляет Себя Мессией,
постольку Его можно обвинить в политическом подстрекательстве.
«Ты ли Христос? — спросили они. — Скажи нам». Но Христос продолжал молчать. И они
начали засыпать Его вопросами. Наконец с глубокой скорбью в голосе Он отвечал: «Если скажу
вам, вы не поверите; если же я спрошу вас, не будете отвечать Мне и не отпустите Меня». Но для
того чтобы у них не было никакого оправдания, Он присовокупил торжественное предостережение:
«Отныне Сын Человеческий воссядет одесную силы Божьей».
«Итак, Ты Сын Божий?» — спросили они Его в один голос. И Он сказал им: «Вы говорите,
что Я». Они закричали: «Какое еще нужно нам свидетельство? ибо мы сами слышали из уст Его».
373