стояли в ней знаменитые ученыелошади Александрова-Сержа икаждый мог купить напятак морковкии угостить этих замечательныхлошадей. А там, где теперьлишь горы догоравших головешеки золы, были арена иоркестровая ложа, в которой игралдуховой оркестр НКВД подуправлением Нейзлера. Мы ужесовсем привыкли к тому, что номераидут под духовую музыку,когда в один из сезонов в циркевдруг появился эстрадный ансамбльдирижера Верховскогомногим это не понравилось, бравурностине хватало, что ли. НоВерховский выбрал для сопровождениясамые модные, красивыемелодии и они как-то незаметнопереходили одна в другуюи темп всему представлению за-Здание Томского цирка, сгоревшеев 1941 году.Фото Г.Суздальского.давали, что душа радовалась.Сейчас мне уже одиннадцать.Взрослый. А впервые в цирк попал,кажется, в семь лет. И до сихпор живет во мне ощущениесказки. Всего не упомнишь, но -общее ощущение фейерверка,из которого отдельной феерическойкартиной встает ЮрийДуров в белоснежном кружевномжабо, в украшенном звездамиклоунском колпаке, кормящийсвоих морских львов из кожанойсумки томской стерлядкой.Один из отцовых братьевКонстантин Николаевич работалтогда в цирке пожарником,униформистом, он приносил намконтрамарки, но я все времяпросил отца купить билеты инепременно в самый первый ряд!И отец всегда покупал.Дядя Константин в цирке совсеми борцами перезнакомился.Отец мой тоже увлекался борьбой.По вечерам они с дядей вырезалииз картона фигурки борцовочень похожие, и каждому наспине писали фамилию. Две такихфигурки соединяют нитянымколечком, ставят на газету и легонькотрясут ее, фигурки двигаются,падают, которая оказываетсясверху, тот борец и . победил.Это было как бы гаданием передновым цирковым сезоном. Ах,как мы его, бывало, ожидаливсей семьей!Задолго до открытия сезона влюдных местах на заборах появляетсязагадочная надпись:«Анонс!» И представлялось, какгромыхают на рельсах вагоны, вкоторых покачивают хоботамислоны, грустят львы. Пока ещеспрятаны за стенками вагоновбисерные костюмы, трапеции,канаты, тумбы. Поезд еще далеко,может, где-то возле Омска,но по заборам кто-то невидимыйкаждое утро распластывает всеновые плакаты: «Скоро! Скоро!При участии мастеров!» Нарастаетожидание. Пока в афишах ничегоопределенного, только наодной: «К вам едет Лазаренко!»А в один из первых морозныхдней дядя Костя вбегает к нам всильном возбуждении:Тринадцать Альби приехали!Воздушный полет! Помните, тамдвое в одну влюбились и одиндругого мимо сетки бросил,помните? Так теперь тот, другой,с железным обручем на головелетает, потому что череп у неготогда треснул... Что делается!Контрамарку за мильен не купишь,но я достану...А какие великие цирковые артистыу нас выступали! Был здесьпоследний кавалер манежаВильяме Труцци, про которогопозднее так замечательно написалЮрий Олеша. Приезжал изИталии его брат, знаменитейшийв мире жонглер МаксимилианТруцци. А Виталий Лазаренко?Как мы ждали его выхода, но вдолгожданном третьем отделенииинспектор манежа, прокашлявшись,объявлял:Уважаемая публика! ВиталийЛазаренко устал с дороги и вые-
тупать не сможет... вместо него...Поднимался топот и гвалт,свист. Какой-то чудак в рабочемкостюме бежал по проходу, крича:-- Отдайте деньги обратно! Япришел только ради Лазаренко! -он кричал, бежал по проходу всебыстрее, только ноги мелькали ивдруг, когда до манежа оставалосьеще три ряда, он прыгал,крутя сальто, перелетал черезпублику и вставал на манеж. Туттовсе и понимали, что передними и есть Лазаренко - великийклоун - и он только что исполнилодин из своих рекордных прыжков.В 1938 - 1939 годах в томскомцирке выступал чемпион мираИван Максимович Поддубный, онборолся с черным американцемФранком Гутом и нашим русскимборцом С. Верденом. Последнийбыл значительно моложе чемпиона,вел себя агрессивно, дядяговорил, что Верден применял вовремя борьбы запрещенные приемы,из-за чего они потом за кулисамичуть не подрались с Поддубным.Любили в Томске красавцаборцаНиколая Басманова, редкаядевушка не вздыхала о нем.Он был отлично сложен, с правильнымичертами лица, а главноенаш, заистокский.Забегая вперед, скажу, что позднееБасманов попал за что-то втюрьму, освободился в самыйразгар войны и, умер, свалившисьот голода в переулке близБелого озера.Густая тень трагедии легла напраздник моего детства, но тогдая ее не ощущал, замечал мельком,но не чувствовал.Цирк был единственным монументальнымзданием, выстроеннымв городе за годы советскойвласти. Говорят, на него пошелкирпич, уцелевший после взрываТроицкого собора.Цирк открылся, как раз в тедни, когда в городе началисьмассовые аресты. Помнится выступалтогда у нас некий «мастерсмеха», он ничего не делал,только смеялся на разные голосаи постепенно вместе с ним начиналисмеяться все находившиесяв цирке люди. Смех катился порядам лавинами. Начинали смеятьсядаже билетеры и униформисты.Смеялись люди до икоты,до истерики. А многие из хохотавшихуже были включены всписки будущих арестантов и некоторыедаже догадывались обэтом. И хохотали, хохотали...Но я тогда этого не понимал, незнал, я смеялся, потому что этобыл праздник. Каждая зима - новоеторжество. Падали нехотякрупные снежинки. Чтобы скоротатьпуть, мы пробирались к циркузадворками, тропками поУшайке, ориентиром служилсияющий в вечернем небе лампочныйгимнаст и такая же электрическаянадпись: «Цирк» - первоепрочитанное мною слово...И вот цирка больше не было. Японуро поплелся домой. Оказывается,мать думала, что я сгорелвместе с цирком, не нашла меняв толпе, ей было плохо.- Чего же ругаешься, если тебеменя жалко? - спросил я ее.- Не тебя жалко, а калош, которыеты за свою жизнь уже износил,сердито ответила она,неужто - зря?!По городу шли слухи, мол ,цирк запалили шпионы, они жепозвонили в пожарки и сказали,что горит совсем в другом концегорода.На деле было не так. В кинобудкебыло много обрывковпленки, в отличие от нынешней,горючей, как порох. Помощникикиномеханика, уходя купаться,плохо загасили окурок. Вот ипошло пластать. А пожарникибыли где-то в районе пристани,где случился тогда, как на зло,большой пожар.У города, который уже не былобластным, не могло быть сил,чтобы возвести новое цирковоездание. Отцы города попыталисьпристроить к обгорелому остовунесколько кирпичных пеналов,которые можно было бы использовать,как гостиничные номера.Явились каменщики. Кирпич былплохой, крошился. Дело двигалосьмедленно, а война и не думалакончаться. Вскоре эта затеяс гостиницей была заброшена.Остов цирка с незаконченнымипристройками торчал на берегувсю войну. Базарники использовалиего, как громадный туалет, вэтих обгорелых лабиринтах укрывалисьот милиции воры ибандиты. Каждый, кто думал отремонтироватьили переложитьпечь, шел с кайлом и ломом кэтим развалинам, дабы развалитьих еще больше.В один прекрасный послевоенныйдень город все же нашел всебе силы, чтобы до конца разрушитьруины и убрать их обломкис берега реки. Уже в наши днина том месте, где стоял цирк,возник Дом Советов и депутатыспорят там о разных разностях.Ах, к ним бы туда на часок того -«мастера смеха» !Все проходит. Но хорошо, что улюдей есть память. И я помнюнаш цирк и не раз убеждался втом, что помню его не только я. ВАшхабаде я встретил уже внуковДурова и они мне сказали:• Томский цирк! О!- А что - 0? Вы-то его не виделиникогда?- Мы-то не видели, но бабушкас дедушкой рассказывали. Одинза Уралом такой удобный цирк ибыл. И конюшни большие, и гримерные,и гостиница для артистовсо столовой, и две реки рядом,можно было ловить нельмуи стерлядку...Подобные отзывы я слышал отмногих артистов в других городахнашей необъятной страны. Кактолько циркачи узнавали, что яродом из Томска, сразу начиналисьвоспоминания о «замечательном,очень удобном, уютномтомском цирке». И думаю -- лучшевсего завершить этот небольшойэкскурс в прошлое такимисловами:- Томский цирк? О!