Rossica-38_27

ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ
К МИФОЛОГЕМЕ КОЛТУНА
(plica polonica)
Т. В. Володина (Беларусь)
Лексема колтун (бел. каўтун) обозначает, во-первых, спутанные,
сбитые в один ком волосы, шерсть, листья, а во-вторых, заболевание,
основными признаками которого являются боль, ломота в костях,
судороги и другие симптомы ревматического плана. Причину болезни
связывали с характерным климатом и жизнью среди болот, с отсутствием
должной гигиены в соединении с изнуряющим трудом, с критическими
ситуациями, испугом, сглазом и т.д., как это поэтически
обобщилось в заговорных формулах – бел. «каўтун падвераджоны,
прастуджоны, й варавіты, і працавіты»; «ці ты з падзіўку, ці ты з пасілку,
ці з цяжкага падымання, ці з цяжкага падыхання» (Замовы, 245–246).
В ареальном отношении проявления колтуна локализировались преимущественно
на территории Полесья, фиксировались в кашубской
и карпатской зонах, потому собственно лексему колтун можно квалифицировать
как кашубско-полесскую и полесско-карпатскую изолексу.
Любопытно, появление колтуна на голове многие воспринимали
как добрый знак и не торопились его снимать, полагая, что это избавит
от внутренних болезней; иные специально стремились «завить колтун»,
чтобы болезнь стала внешней, «вышла из человека наружу» и тем
облегчила его страдания. Образование колтуна связывали и с причинами
чисто знакового характера, чаще выдержанными в русле имитативной
магии: колтун соотносили с прядением на Коляды, мытьем
волос на Ивана Головосека, с попаданием в волосы летучей мыши и т.д.
В народной номенклатуре отличаются колтун ,спутанные волосы‘
и бел. каўтунніца – ,болезнь‘, самец и самица, пол. goњciec – ,отец
колтуна‘ и т.п. Обычно в мифопоэтической традиции олицетворение
опирается не на один род, а на соотношение двух родов, и неслучайно
в роли персонификаторов часто выступают имена семейно-родственной
сферы. Так бел. каўтун і каўтуніца наделяются расширением
брат і сястрыца, см. также: «На моры, на лукаморы стаіць хатка,
215

у той хатцы жывуць дзед і бабка – каўтун і каўтуння». С другой
стороны, для некоторых мифических персонажей убедительно реконструируются
парные женские существа типа Перун – Перыня, Волос
– Волосыня, царь Ир – царица Ирица. Возможно, та же закономерность
наблюдается и в случае с женскими соответствиями колтуна.
Ритуальное обращение с колтуном, избавление от него утверждают
отнесение таких волос к проявлениям нечистой силы в человеке,
восприятие колтуна как знака иномирия. Со словом колтун этимологически
близкое *koldun – ,чародей‘, первоначально, возможно, тот,
кто путает, крутит, вяжет, к примеру, колосья, со злым умыслом. В этих
словах прослеживается архесема мифологического периода ,вязать‘.
Как свидетельствует материал, номинация людей, практикующих
магию, соотносится с наименованием соответствующей деятельности,
что находит подтверждение в синонимических наименованиях чародея:
ст.-рус. оузъльникъ, наузник (Холявко, 224). В любом случае, в мифологическом
словаре культуры ,вязать‘ обозначает ,колдовать‘. В отношении
рассматриваемой лексемы показательна следующая польская
фразема Uwi¹za³ sobie ko³tun na ca³e ¿ycie (NKPP, 2, 107). В повериях
колтуны как людям, так и лошадям вяжут, заплетают черти, домовые,
кикиморы, чеш. Dziwozona. Любопытны легенды, когда эти персонажи
подобным образом якобы демонстрируют свою благосклонность. Итак,
прочерчивается первый вектор становления семантики слова колтун
– что-то связанное демоническим существом.
Лексема колдун характерна преимущественно для русскоязычной
зоны, где практически неизвестен колтун как болезнь, а иные значения
слова колтун типа ,спутанные волосы‘ сопровождаются пометой типа
«смоленск» или фактически относятся к этнической белорусской территории.
Однако этимологические словари традиционно связывают слово
колдун именно с лексемой колтун.
Славянская демонология демонстрирует и другие параллельные
идентичные названия колтуна и мифического существа: укр. ковтун
и ковтюх; польск. ko³tek, krzcyc, wieszczyce; лужиц. wilem, морав. skrzat,
кашуб. pikas и др., что логично в контексте восприятия болезни как
вмешательства в организм человека нечистой силы. Термин гостец
– не исключение, так как у концепта гостя в традиционной культуре
доминирует сема ,прихода из того измерения‘.
В народных представлениях чародей сам выделяется растрёпанными,
скрученными волосами, неаккуратной причёской, фактически,
216

тем же колтуном на голове. При этом диалекты сохранили негативную
коннотацию в наименованиях людей, прямо и опосредованно связанных
с указанием на внешний вид их волос: литовский колтун – ,русские
о белорусах‘ (XVIII столетие); чешск. koltoun ,грязнуля‘; бел. кудла
,развратница‘ («Скруцілася саўсім дзеўка, кудлаю стала» (СГЦБ, 204);
ср. и смоленск. закрутка – ,причёска, залом колосьев на ниве‘ и закрутящий
,развратник‘ (ССГ, 4, 77) при общеизвестном крутиться – ,иметь
определённые отношения с противоположным полом‘. Интересны
и следующие сопоставления: бел. диал. калмык ,клок волос‘ и ,чародей‘,
касмыль ,клок волос‘ и касмачыха ,ведьма‘ (ЭСБМ, 4, 176).
Авторы «Этимологического словаря славянских языков» связывают
происхождение слова колтун с прасл. koltiti (sê), ст.-слав. клатити
,колыхаться, колебаться‘, уподобляя его колебанию спутанных волос
(ЭССЯ, 10, 156). Однако, в белорусском языке слово калаціць имеет
значение ,трясти, с б и в а т ь, трепать куделю‘, тогда возможен еще
один путь развития у лексемы колтун значения ,спутанные волосы‘,
а именно актуализация семы ,из отдельных частичек образовывать
единое целое‘. Народная номенклатура в отношении к проявлениям
колтуна закрепила именно такой путь его образования: сбивание волос
– ,валасы ў каўтун збіліся‘ или вообще обозначила так поведение
колтуна как персонифицированного мифического существа: «У мяне
пазногці былі карабатыя, так людзі казалі, што ета ў цябе каўтун
б’ецца. Каўтун самому нельга знімаць, а то б’ецца абы-куды» (З народнага,
81). С одним из значений глагола колотить – ,болтать,
взбалтывать, сбивать‘ согласуется и вариантный термин – бел. баўтун
,колтун‘: «баўтун узёўся, збоўтаў галаву» (СБГП-ЗБ, 2, 278), польск. из
заговора: «Zadaje ko³tona-bo³tona». Кстати, значение ,сбивать масло‘
у глаголов, восходящих к слав. koltiti, наблюдается в польск. диал k³óciæ
и чеш. диал. klбtiti, как раз на территориях, где был известен колтун
,plica polonica‘
Весьма приблизительно, с известной долей условности схему семантических
переходов между словами колтун (волосы и колосья) и колдун
можно представить следующим образом:
вязать
колтун
колотить
колдун
С таким направлением семантических трансформаций согласуется
лингвогеографическая характеристика явления, поскольку «колдун
217

,чародей‘ нету оснований считать праславянским, тогда как кашубские
и карпатские названия колтуна являются старыми» (ЭСБМ, 4, 147).
Тогда колтун (и колосья, и волосы) будет пониматься как что-то сбитое,
сколоченное, связанное, а колдун – как тот, кто сбивает, колотит,
связывает или сам имеет сбитые всколоченные волосы. Характерно,
«колотить» колдун мог не только волосы и колосья, но и воду, поэтому
«нельзя исключить образование лексемы колдун на базе глаголов
колтати и колтити, для которых можно реконструировать значение
,болтать, колдовать воду для насылания болезни‘» (ЭСБМ, 4, 147). См.
также вятс. колтень ,отрава или наговоренная вода для порчи‘ (Вярэнiч,
72).
Обратимся к ряду фразеологизмов с компонентом колтун. Польск.
ko³tuna mieæ na co (Paluch, 36), морав. mam velikeho koltuna na (Bartoš, 152)
– ,чего-то хотеть‘ на языковом уровне иллюстрируют верования об
особенной переборчивости колтуна в еде. Верили, если больному
с колтуном не нравится или вредит хорошая пища, то это она «не
человеку, а колтуну не нравится», см. также морав. Daj mu, at’ ho koltun
nepoláme (Bartoš, 152). Отсюда очевидны семы ,не понравилось‘ у бел.
фразеологизма ні падышло пад каўтун (Дадатак, 8), ,угодить‘ – у
польск. trafiæ komu na goœciec (Paluch, 36). Магическая направленность
реалий отразилась и в кашуб. Zasa ec ka³tón ,подбросить болезнь,
околдовать‘ (Sychta, 2, 124).
На архаическую идентификацию мифического колтуна и человека,
больного этой болезнью, чаще его головы, и через нее – ума, сознания,
намерений, указывают бел. фраземы каўтун завіў ,стукнуло в голову‘:
«Я ні збіралася ехаць, адаля каўтун завіў» (Мяцельская, Камароўскі,
26), у каўтуне закруціць ,прийти в голову‘: «Як у каўтуне закруціць,
так і рабіў». Дальнейший этап в десакрализации явления – метафорическое
наименование «колтуном» забот, трудностей, печалей: укр.
лучше водразу ковтун з голови збути (Старосветскій, 176), польск.
Bogu dziêki, mam ten ko³tun z g³owy (Paluch, 33), кашуб. lepe odrazu scic
ka³ton (Sychta 2, 125). В данный семантический блок с доминантой
,заботы‘ попадают рус. диалектизмы колты ,запутанные дела или
тяжёлые обстоятельства, заботы‘ (Даль,2,143), попасть в колты
,попасть в неблагоприятную ситуацию‘ (СРНГ, 14, 197). Сема ,заботы‘
обыгрывается в польск. oko³tuniæ siê ,неудачно жениться‘ (Paluch 36),
возникшей по той семантической модели, что и бел. надзець хамут на
шыю с тем же значением. Возможно, лексемы колтун, колты со-
218

впадают в более глубокой перспективе, а именно – восходят всё к тому
же праслав. koltiti, что дало рефлексы в виде значения ,болтать‘, ,мутить‘,
,беспокоить‘. Очевидно то, что один и тот же денотат в традиционной
культуре мог становиться участником нескольких ритуальных текстов,
что и обусловило сосуществование в семантическом поле лексемы
одновременно нескольких значений.
Вярэніч – Вярэніч В. Л. Бел. каўтун, укр. ковтун, каш. ko³tón // Беларуская лінгвістыка.
1972. № 2.
Дадатак – Дадатак да зборніка прыказак Лагойшчыны. Зап. А. Варлыга, 1972.
Замовы – Замовы. Мн., 1992.
З народнага – З народнага слоўніка. Мн., 1975.
Мяцельская, Камароўскі – Мяцельская Е. С., Камароўскі Я. М., Слоўнік беларускай
народнай фразеалогіі. Мн., 1972.
СБГП-ЗБ – Слоўнік беларускіх гаворак паўночна-заходняй Беларусі. Т. 2. Мн., 1980.
СГЦБ – Слоўнік гаворак цэнтральнай Беларусі. Вып. 1. Мн., 1990.
ССГ – Словарь смоленских говоров. Вып. 4. Смоленск, 1985.
Старосветскій – Старосветскій бандуриста. Кн. 2. Малороссійскія пословицы. М., 1860.
Холявко – Холявко Е.И. К вопросу об этнокультурном компоненте в семантической
структуре слова // Национально-культурный компонент в тексте и языке. Вып. 1. Мн.,
1994.
ЭСБМ – Этымалагічны слоўнік беларускай мовы. Т. 1. Мн., 1978.
ЭССЯ – Этимологический словарь славянских языков. Вып. 10. М., 1983.
Bartoš – Bartoš F Dialektický slowník Morawský Praga, 1906
NKPP – Nowa ksiêga przys³ów polskich, t 2 W-wa, 1970
Paluch – Paluch A Etnologiczny atlas cia³a ludzkiego i chorób Wroc³aw, 1995
Sychta – Sychta B S³ownik gwar kaszubskich na tle kultury ludowej Wroc³aw 1968 T 2
219