«Новая газета» №82 (понедельник) от 29.07.2019

More documents

Recommendations

Info

22 «Новая газета» понедельник. №82 29. 07. 2019 арт-хроника Л егендарному московскому клубу «Китайский летчик Джао Да» — 20 лет. Ирина Седова, которая была артдиректором «Летчика» и «мамой» музыкантов, вспоминает, как крошечный андеграундный клуб работал с Эмиром Кустурицей, прятал у себя запрещенную группировку «Ленинград» и нашел группу «Бумбокс» в почтовом ящике. — Конец 90-х – начало нулевых — как далеко мы оттуда ушли? — В Москве стало много больших площадок, рассчитанных на несколько тысяч зрителей, хорошая аппаратура, дорогой свет — есть возможность отбивать за концерт много денег и звать зарубежных музыкантов хоть пять раз в месяц. Есть пространство, есть громкий звук и есть где побеситься — такая гигантомания. А в «Летчике» все было по-домашнему: люди приходили, даже не уточняя заранее, чей сегодня концерт. — Что представлял собой «Летчик» в 1999 году? — Нечто странное по тем временам. Это был клуб со столиками — в противовес другим заведениям, бывшим кинотеатрам, переделанным в рок-клубы, с высокой сценой и маленьким баром. И, конечно, цепляла легенда. При чем тут летчик? Почему китайский? — А действительно, почему? — Главный учредитель клуба — бизнесмен китайского происхождения Владимир Григорьевич Джао. Он хозяин этого помещения, а Леша и Ирина Борисовна Паперные — соучредители, отвечающие за художественную часть. Так как Джао занимался кейтерингом для «Аэрофлота», Леша обыграл его связь с авиацией и Китаем — получилась история под названием «17 эпизодов из жизни Джао Да». Согласно легенде, в семье башмачника родился ребенок, который мечтал о небе. Он выучился на пилота и стал летать на желтом самолете Curtiss P-40 ниже радаров, и никто его не мог засечь. Пролетая над деревней Кузнечиха, Джао приземлился, полюбил девушку, и у него родился сын. Сын вырос и создал в Москве кафе в честь своего отца. На входе лежали листовки с этой историей, люди рассматривали в клубе портреты Джао. Мы говорили, что тоже хотим летать ниже локаторов и проповедовать свободу. А еще художник Аня Томская придумала «бутылочную почту» — систему знаков вроде наскальной живописи. Каждый значок что-то обозначал: «танцевать», «женщина», «еда». Любой человек мог воспользоваться этим секретным алфавитом, чтобы написать кому-то в зале письмо. — Каких артистов вы приглашали? Была какая-то концепция: это наши, а это нет? — Первое время я боялась лезть со своими вкусами, люди просто приносили кассеты, мы обсуждали в команде и чтото ставили. Но потом Леша спросил: «Вот тебя, Седова, что поразило за последнее время?» А я вспомнила, что переключала каналы и увидела украинских рэперов «Танок на майдані Конго» — вроде ничего такие. Через месяц уже селила восьмерых парней в однокомнатной квартире своей бабушки, которая уехала на дачу. — То есть все решал порыв? — Часто — да. Леша был большим поклонником Эмира Кустурицы и рассуждал: «Вот бы он зашел в «Летчик», мы бы ему чаю налили». И вдруг до нас доходит слух, что у Кустурицы есть своя группа и кто-то привозит ее в Москву. Почему не мы? Он находит организатора концерта и объясняет, что ему кровь из носу нужен его любимый режиссер в «Летчике». И вот группа Кустурицы The No Smoking Orchestra, впервые приезжающая в Россию, сначала дает концерт в маленьком клубе, а потом уже — концерт на большой площадке. Или, например, Паперный вдруг узнает, что в подмосковной деревне живет Группировка «Ленинград» в «Китайском летчике» Женщина, еда, танцевать Хроники клуба «Китайский летчик Джао Да», изменившего историю нулевых Ирина Седова (слева), Ирина и Алексей Паперные и Татьяна Ядрышникова забытый цыганский музыкант Виктор Бузылев. Поехал в деревню, нашел его чуть ли не в таборе, объяснил, что есть такой «Летчик». Тот не понимал, как себя вести, оделся в солидный пиджак, как для концерта в ресторане, а здесь, оказывается, не ресторан, а непонятно что. Но концерт прошел отлично. Происходили вещи, которые ни в какую логику не укладываются. Первое время даже полноценной гримерки не было — музыканты переодевались в нашем офисе, менеджеры выходили и впускали в эту комнатушку артистов. Оформил помещение художник Петя Пастернак. Прямо в зале мы повесили почтовые ящики Эмира Кустурицы, Mano Chao, Дмитрия Диброва и мой. Однажды я достала оттуда диск киевской группы «Бумбокс». Я слушаю и думаю: «Ого, чтото интересное». Обычно уже по первой песне можно определить, подходит или нет, а тут зацепило, я ставлю вторую, третью… Понимаю, что завтра им позвоню. На четвертой песне решаю, что делать это нужно прямо сейчас. Звоню, как потом выяснилось, на телефон гитариста — его девушка случайно оказалась в Москве и случайно оставила этот диск в ящике. Гитарист вообще не понимает, кто я такая и чего хочу! Просит позвонить директору, номер директора — поискать на сайте. Я подумала: что же они такие сложные? Им звонят из самой Москвы! Но в результате все получилось. Я подсчитала, что первые десять приездов «Бумбокса» в Москву были инициированы мной. — «Ленинград» ведь тоже вы привозили? — Мы работали еще с первым составом группы — это были отвязные безумные музыканты, которые приезжали в «Летчик» с поезда в 7 утра, когда клуб закрывался на санитарный час, и требовали алкоголя, приставали к уборщицам, хамили. Приходила Ирина Борисовна и выгоняла их со словами: «Ноги вашей здесь больше не будет». Потом они возвращались, целовали ей руки, Ирина Борисовна все прощала и говорила: «Шнурик ты мой любимый». Однажды, помню, за 15 минут до концерта все музыканты пропали — ни в гримерке, ни в баре, ни в туалете их нет. Я уже хожу по улице и высматриваю их, а они спустились вниз по второй лестнице, которая обычно была закрыта, и сидят выпивают. Это был постоянный скандал и безумие! Мне как-то позвонил журналист из очень желтого издания и спросил: «Вы не могли бы мне сообщать каждый раз, когда Шнуров приходит и буянит?» Шнур, когда услышал эту историю, предложил назвать журналисту какую-нибудь сумму, которую мы могли бы делить с ним пополам за эксклюзив. В 2002-м Лужков запретил концерты «Ленинграда» в Москве. Они приехали на «Чартову Дюжину» в Олимпийский, но им сказали, что на сцену их не выпустят. А у меня в программе стоит группа Pep- See. «Pep-See? Прекрасно, мы очень дружим. Выступим перед ними», — говорит Шнуров. И вот совершенно внепланово в клуб приезжает скандально известный и везде запрещенный коллектив и бесплатно начинает играть. Мы разве что стол им накрыли. Ну и зал был переполнен, конечно. — Кто еще собирал толпы? — Tequilajazz, например. Они никогда не опускались до того, чтобы делать акустическую программу для маленьких клубов, поэтому были самыми громкими музыкантами из всех. При вместимости 100–150 человек на них всегда приходило под 300, люди буквально висели на потолках, вжимались спинами в барную стойку. Тем, кому уже ничего не было видно, было хотя бы слышно. Если когда-нибудь напишут учебник по нулевым, «Летчик» войдет туда, как рейвы в клубе «Титаник», как первый рок-фестиваль в Тушино. — Много с тех пор изменилось? — Перекрасили стены, переложили пол, сделали его более чистым и современным. Мне тяжело дались эти перемены — уж лучше бы был тот самый пол, по которому ходили знаменитые ноги! Что касается программы, то 80% артистов я вообще не знаю. Много модных молодых инди-музыкантов. Но кулуарность осталась — клуб никогда не был ориентирован на прибыль, он для узкой тусовки, на которой сложно деньги заработать, — для пьющей интеллигенции. Анна РЫЖКОВА — специально для «Новой» Фото Екатерины ЕВСЮКОВОЙ Фестиваль «Летчик. Дача. Лето», приуроченный к 20-летию клуба, пройдет 9–11 августа под Переславлем-Залесским при участии «ДДТ», «Сплина», Tequilajazz, Дельфина, Noize MC, Пелагеи и других музыкантов.
Е ще недавно увидеть отважное, на грани с безрассудством кино было непросто. Но кинопрокат сегодня показательно сегментируется. И рядом с голливудскими аттракционами, патриотическими блокбастерами и каникулярными комедиями — авторский, некогда загнанный в пыльный угол кинематограф обретает свою нишу. Это и регулярные показы журнала «Искусство кино» с обсуждениями, и фестивальная линейка крупнейшего прокатчика КАРО — КАРО АРТ. Сейчас они выпускают визионерское «Маленькое красное платье» сумасшедшего гения Питера Стриклэнда, названное критиками «вершиной странного британского кино». Само фестивальное движение превратилось в альтернативный прокат, фильмы мигрируют с одного форума на другой. Вроде бы завершился крупный международный смотр документального кино о новой культуре Beat Film Festival, но «точечные» показы продолжаются. В августе нас ждет встреча со знаменитым фильмом Гудмана «Вудсток: три дня, изменившие поколение» о революционном музыкальном фестивале, а затем картина начнет путешествие по пятнадцати российским городам. Кинофестивали идут в режиме нонстоп, сменяя друг друга. Еще не закончился фестиваль на «Стрелке», на котором можно увидеть эксклюзивное кино Канн, Санденса и Торонто, и вот известие из Петербурга. Там рождается новый международный форум, его организаторы — молодая команда проекта «Новая Голландия: культурная урбанизация». Смотр сосредоточен на дебютном кино (первых и вторых фильмах), на новых именах, открытиях, поиске киноязыка, авторских высказываниях, экспериментах. Расскажем о некоторых ярких кинособытиях «Новой Голландии», которые можно будет посмотреть в параллельном «арт-прокате». «Гив ми либерти» — абсурдная, зловещая и нежная комедия Кирилла Михановского. Во многом автобиографическая. Режиссер из семьи эмигрантов. Получил в Америке разностороннее образование. Его дебют «Сны о рыбе» удостоился награды на «Неделе критики» в Каннах. Это роуд-муви длиной в один день. Вик (альтер эго автора, его играет Крис Галуст) — водитель микроавтобуса, перевозящий людей с ограниченными возможностями. Он пытается всем помочь, успеть, несется на своем фургоне по узким переулкам Милуоки, измученном уличными беспорядками. Везет колясочников, особенных, шумных маргиналов, ощущая причастность к их жизни, к круговороту проблем, к городскому хаосу. В один клубок сплетаются судьбы людей «Новая газета» понедельник. №82 29. 07. 2019 культурный слой/кино Нон-Стоп-Арт Проект «Новая Голландия»: некогда загнанный в пыльный угол авторский кинематограф обретает альтернативный прокат «Гив ми либерти» «Маленькое красное платье» разных национальностей, эмигрантских общин, социальных слоев. Сталкивая здоровье и болезнь, надежды и смерть, автор снижает пафос бурлеском, почти фарсом. Чего стоит сцена с престарелыми эмигрантами из России, на кладбище обнаружившими, что прощаются не со своей подругой Лилей, а с чужим человеком. При этом у Лили обнаруживается лжеплемянник, и этот авантюрист влюбляется в темнокожую колясочницу. Если жизнь — воплощение неких планов, то жизнь Виктора вместе с его пассажирами несется с обрыва в полную непредсказуемость под музыку Bon Iver. «Дай мне свободу» — кафкианское погружение в разноцветное безумие современного американского города, сотрясаемого протестами чернокожих. Исповедальное, адреналиновое, объемное кино об «отбросах» общества, о зависимости всех от всех. О невозможности быть счастливыми рядом с бедой и несчастьем. «Сувенир» — первая часть кинобиографии Джоанны Хогг, названной Британским киноинститутом «одним из ведущих режиссеров, работающих сегодня в Великобритании». Чувственное кино о тревожном романе, любовных отношениях, как проникающих ранениях. О дистанции между представлением о себе и своей сутью. Меланхоличная волоокая студентка Джули (Хонор Суинтон Бирн) живет в шикарной квартире в престижном районе Найтсбридж в Западном Лондоне, спит в обнимку с мягкими игрушками. Ее эксцентричную и заботливую мамашу играет Тильда Суинтон (Хонор — реальная дочь Суинтон). Девушке с глазами раненого оленя трудно избавиться от наивных, романтических представлений о жизни и профессии. Она мечтает снять фильм об отношениях между мальчиком и его матерью в умирающем рабочем районе. Мастер в киношколе недоумевает: почему она выбрала тему, столь далекую от ее жизни, способна ли она вообще снять фильм за пределами личного опыта? И вот Джули встречает импозантного, загадочного Энтони (Том Берк), сноба, любителя Фрагонара, денди с брендовым гардеробом… и запретными страстями. И все идет наперекосяк. Фильм о зыбких отношениях между растворенной в духах и туманах девицей и изысканным хардкорным наркоманом. С одной стороны — манящая неуверенность в себе, любопытство, тоска… и такое понятное, хотя и безнадежное женское спасательство. С другой — эмоциональное и психологическое превосходство, манипуляции, провокации. Но и в личном, и в кинематографическом опыте героиня предпочитает воспоминания о нежных, поэтических моментах — безобразной или безобразной правде. «Ты не обычная. Ты потерянная. И всегда будешь потерянной», — бросает в лицо ее избранник. Джули никак не определится: будет ли ее будущий фильм документальным или вымышленным повествованием. И в ее отношениях с Энтони стерта грань между досочиненным и реальностью. Она почти «Сувенир» не замечает, как ее собственная жизнь превращается в материал для фильмов. Совсем как у Джоанны Хогг. Неслучайно в фильме так много сцен с зеркалами, отражениями. В одной из них большое зеркало разбивается, видим осколочные изображения героев, только что разрушивших свои отношения. В финале железные стены раздвинутся, в кадр ворвется восхитительный, словно с картины Фрагонара, пейзаж. Героиня шагнет в него. Выйдет из уклоняющейся придуманной реальности в действительный мир? Или войдет в нафантазированное пространство? «И придет огонь» Оливера Лаше — пример немногословного описательного кино, составленного из кадров — поэтических строф. Космополит Лаше снял свой фильм в Галисии, на родине предков. Жюри каннского «Особого взгляда» восхитилось первой картиной, снятой на галисийском 23 языке, дав ей свой приз. Текст здесь имеет двойственное значение: бытовое и поэтическое. Как разговор сухопарой старушки матери со взрослым сыном о деревьях, упирающихся в небо. Немолодой затворник Амадор Коро — лицо словно с портретов Эль Греко, — отсидев срок за пожар, который он якобы устроил, возвращается домой в деревню, к «И придет огонь» матери и сельским будням. Местные сторонятся Амадора, считая его пироманом из-за его одержимости огнем. Автор примагничивает нас к суровым лесным пейзажам, в которые вписаны крестьянские будни, сравнивая тайную природу человека и заросшие зеленью галисийские горы. Дни обыденного трудового существования рифмуются с ежедневной работой воздушных стихий: ветра, гонящего стада туч, качающего кроны деревьев, пробуждающего огонь. Само кино создано из обыденности и волшебства, огня и дождя. Жанр фильма, с его призрачным горьким запахом дыма прошлых веков, Лаваш именует «сухой, прячущей слезы мелодрамой». Режиссер признается, что его картина возникает в момент встречи со своим героем: высекается искра идеи. Он увидел своего Прометея — Амадора, чье имя переводится как «тот, кто любит»,— и был очарован этой «горькой правдой меланхоличных глаз и сгорбленных плеч», «гиперчувствительностью, которой нет места в современном мире». Сегодня у подобного кино появляется все больше площадок. Марко Мюллер, возглавлявший фестивали в Венеции, Роттердаме, Локарно, считает, что артпроекты новых режиссеров способны распространяться по самым разнообразным каналам. Не только в кинотеатрах, на онлайн показах, но и в галерейных зонах, на открытых площадках в парках, на новых территориях. Таких, как кинозал в «Третьяковской галерее», «Гараж» или «Электрозона» в «Электротеатре». Устраиваются сеансы раритетного кино, образовательные проекты «Школа современного зрителя и слушателя». На наших глазах формируется новая аудитория, которая предпочитает не просто смотреть, но участвовать в обсуждениях, слушать лекции о кинопроцессе. Эту аудиторию формирует новая мода, чувство сопричастности, избранничества, желание постичь неизведанное. И это хорошее известие. Лариса МАЛЮКОВА, обозреватель «Но вой»
Page 1 and 2: понедельник среда
Page 3 and 4: Виктория ОДИССОНОВ
Page 5 and 6: «Новая газета» пон
Page 9 and 10: & комментарии вид с
Page 11 and 12: премьера! «Новая га
Page 17 and 18: Затопленный район
Page 19 and 20: к ответу! «Новая га
Page 21: игра на линии «Нова

«Новая газета» №82 (понедельник) от 29.07.2019

You also want an ePaper? Increase the reach of your titles

Delete template?

Save as template?