«Новая газета» №140 (пятница) от 13.12.2019

главная тема
«Новая газета» пятница.
№140 13. 12. 2019
15
Ад
быстрого
реагирования
В зоне отчуждения КрАЗа:
как здесь выживают рабы, собаки, зомби,
сталкеры и ангелы
Александр КУПЦОВ — специально для «Новой»
Собаки
Алексей
ТАРАСОВ
соб. корр.
«Новой»
Пес был с копытами. Мохнатый
монгольский конь. С отвращением посмотрел
на меня — как на кучу чего-то,
что хуже дерьма, и, не задержавшись,
поковылял дальше. Теперь видно: копыто
только на одной ноге, он поджимает
ее — это опухоль.
Я приезжал сюда 26 лет назад. Тогда
здесь не пустошь лежала, а стояла деревня
Коркино. Деревней без стариков в России
не удивишь, но та оказалась без старух.
Одна молодуха вынесла на руках из дома
кошку с раком молочных желез, другая показала
за огородом собаку — та тоже была
с копытами, лежала. И еще бегал дворовый
Граф со вторым желудком (огромной опухолью)
на боку. Это бенз(а)пирен и прочие
полициклические ароматические углеводороды
(ПАУ). Это КрАЗ — Красноярский
алюминиевый завод, это оттуда.
Бенз(а)пирен — канцероген, оказывает
мутагенное действие, копится в местных
почвах и живых организмах, залежах пыли
и растениях более полувека, с 1964-го, когда
КрАЗ задымил под боком у деревни. Кошки
и собаки так устроены, что ходят по этой
зараженной земле голыми лапами, тычут
в нее носом, спят на ней и пьют из луж.
У коркинских коров, напротив, копыта
стирались и рога отваливались. Сами по
себе, как сами по себе трескались стекла
в окнах и меняли свою структуру — точно
не воздух их гладит, а грубая наждачка. Это
фтор, гидрофториды. И это тоже оттуда.
Коркино через 10 лет все-таки переселили
и сравняли с землей, осталось кладбище.
Остались соседние деревни — чуть
подальше от завода, дачи. Расплодились
многочисленные малые производства
и цеха. Убитые напрочь, отравленные
пространства, но — всюду, как известно,
жизнь, а уж дух точно дышит где хочет.
Тут он крепок и веет как нигде. Эти
формы жизни надо бы изучать, за ними
будущее России.
Советские еще запреты на животноводство
и растениеводство в зоне отчуждения
успешно похерены, и всегда в городе бытовало
мнение, что овощи для прокорма
Красноярска за КрАЗом выращивают китайцы.
Сейчас вижу надписи на заборах на
корейском (возносят хвалу Ким Чен Ыну).
— Я тоже думал, что тут китайцы мутят,
— потом мне скажет один из местных.
— А это оказались корейские поля.
Лет семь назад я разобрался. И вот все эти
корейские салаты, вся эта острая морковочка,
капусточка, что в магазинах развешивают,
— все металлическое. Капуста
сразу в фольге вырастает, ага. Они меняют
«
каждый год места, хитрые стали, но они
тут стоят. В аренду берут поля за копейки.
(Как раз лет 7–10 назад китайские
крестьяне массово исчезали — на родине
они уже могли зарабатывать больше, чем
в Красноярске. Корейцы, возможно, и перехватили
этот бизнес).
Местные сказали, где искать офис аграриев,
— недалеко, в Зеленой Роще — жилмассиве
металлургов, продолжающем зону
отчуждения. Адрес совпал с пропиской
группы компаний, первой в России наладившей
промышленный выпуск салатов
национальной корейской кухни (с начала
нулевых, не так давно все эти фирмы перелились
в новые структуры). Каким-то образом
они еще тогда заняли здание детсада —
при острейшей их нехватке в Красноярске.
И рядом с этим адресом минувшим летом
МВД проверяло погреба и норы по просьбе
депутата местного закса Елены Пензиной.
Та сообщила: «Треш. В заброшенных погребах
на набережной, по словам местных
жителей, откармливают щенков для еды»
(жители соседних многоэтажек: «Этим
погребам уже лет пять»).
За КрАЗом сейчас корейцев не видно,
на зимних квартирах. Бесконвойных зэков
тоже. Остается говорить с псами — но вот
с зомбаками все ясно, а собаки-зомби бывают?
Сомнамбулически шествуют мимо,
на свист не откликаются. Не верят. И в какой-то
момент радуюсь этому: на горизонте
появляется грузовик, я иду к своей машине,
и тут между ней и мной появляется стая.
Дворняг издали можно было бы принять
за чертей — большие, хромые, с облезшими
хвостами, если б не доминирующий пегий
питбуль с массивным ошейником и куском
цепи — наверное, с нее сорвался. Я ближе
к заводу, они с подветренной стороны,
Бенз(а)пирен — канцероген, оказывает
мутагенное действие, копится в местных
почвах и живых организмах, залежах пыли
и растениях более полувека
они обязаны меня почуять, даже если еще
не видят.
Нет, ноль внимания: то ли здесь провоняло
КрАЗом насквозь и нюх отбило, то ли
люди их перестали интересовать.
За день до этого узнавал детали поиска
13-летнего С. на инсулине, не дошедшего
до дома из школы. На горячую линию
«Лизы Алерт» поисковая заявка поступила
уже ближе к ночи, искали 14 часов: жив.
Так вот, мой товарищ общался с ним, и С.
рассказал о сне про странную собаку. Из
живота у нее росла пятая нога. Они с братом
подружились с ней, привели домой, и стала
она с ними жить. С. в снах все время кого-то
ведет домой и оставляет у себя жить. А сам,
значит, из дома сбежал — наяву.
И дом у него, и бегал С. на другом берегу
Енисея, правом, но все это — впритык
к санитарно-защитной зоне (СЗЗ) КрАЗа:
та захватывает оба берега, и Енисей течет
«
через нее. И хотя эта река — граница миров,
левый и правый берега не сходны ничем,
именно здесь — один на всех пейзаж и одна
химия места. И вспомню про беглеца С.
вновь уже через пару часов — слушая рассказ
одного из сталкеров этой зоны.
Зэчьё
Вокруг кразовской СЗЗ всегда было
много недомолвок, но к прошедшим в октябре
общественным слушаниям «Русал»
обнародовал ее современный вид и объем.
Вопреки всем нормативам, в СЗЗ чего
только нет: медицинские учреждения,
общежития, самый большой в Сибири
спортивно-оздоровительный комплекс
«Сокол», одна из лучших в Сибири детскоюношеская
спортивная школа по конному
спорту «Кентавр». Кроме того, здесь полно
объектов, нахождение которых в СЗЗ законодательство
не запрещает: авторынок,
автосалоны, автосервисы, различные производства.
Понятно, прилагается и инфраструктура
— столовые, кафе, гостиницы,
продовольственные базы и магазины.
Вся эта земля — в ведении муниципалитета.
И то, что люди тут живут и работают
как ни в чем не бывало — это или
взятки, или самозахват (что опять же, если
не с ведома властей, то их попустительства).
Впрочем, то и неинтересно, и не важно:
можно не пускать детей в «Сокол», не
ездить на «Рено» или хотя бы не покупать
его в том автосалоне, что в СЗЗ, не работать
в офисах, что там находятся, вовсе
уехать из Красноярска. Но прямо сейчас
в зоне отчуждения — тысячи невольников.
Людей, лишенных права свободного
выбора места жительства, учебы, работы.
Они неизвестно с какой стати обречены
дышать выбросами КрАЗа круглосуточно
на протяжении многих лет.
На улице Кразовской, сразу за заводом
и его шламохранилищами с подветренной
стороны находятся три колонии: 17-я
(строгого режима), 27-я (особого) и 31-я
(общего), а также «изолированный участок,
функционирующий как исправительный
центр» (для осужденных к принудительным
работам).
страницы 16—17