Лейфер, А. Э. Сибири не изменю!..

г

СИБИРИ
НЕ ИЗМЕНЮ!.
oduoiZ;
С - 7
^ e u $ tН /1 4 У
Новосибирск
ЗАПАДНО-СИБИРСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО

g P 2
В созд а н и и эт о й книги а в т о р у , по его с о б ­
ств ен н ом у признани ю , пом огал и «сам ы е разн ы е
лю ди — из К р асн оя р ск а и Л ен и н гр а д а , М осквы п
К азани, Т ом ска и Я к утск а, К ирова и К а л у ги ,
К иева и К ал и н и н града и, конечно ж е , из О м ­
ска...» И м ен но в О м ске провел бол ьш ую часть
ж и зн и П етр Л ю довн к ови ч Д р а в е р т , о д ея т е л ь ­
ности к отор ого рассказы ваю т м атериалы (д н е в ­
ники, письм а, архивны е док ум ен ты , забы ты е п у ­
бликации и т. д .) , собран н ы е м олоды м ом ским
л и тератором А . Л ей ф ер о м .
Л ичность П етра Д р а в ер т а п о р а ж а ет н е за у р я д ­
ностью . О бщ ественны й д ея тел ь , страстны й б и б ­
л и оф и л , крупны й и м ногогранны й учены й: м и­
нерал ог, м етеорнтовед, географ , ботаник, к р а е­
вед, ар хеол ог, м узейны й работн ик, автор ок ол о
сем и со т научны х и популярны х т р у д о в и статей ,
орган и затор и уч астник пяти десяти экспедиций
по С ибири, У р ал у и К а за х стан у , П етр Д р а в ер т
известен и как зам ечательны й поэт, м ногим и
сти хам и обогативш ий русск ую поэзию .
С ибири эт о т н езаур я дн ы й человек не изм енил
д ей ств и тельн о д о конца своих дней.
70202—076 к? „
Л М 143(03)—79
© Западно-Сибирi
Западно-Сибирское книжное
издательство, 1979

У Д И В И Т Е Л Ь Н А Я Б И Б Л И О Т Е К А
( Вместо предисловия)
Не знаю, бывают ли предисловия, с которых начинается
работа над той или иной книгой, точнее,— когда
работа эта, по сути, еще впереди. Мне же захотелось
предварить этими несколькими страницами книгу, которую
вы сейчас раскрыли, только после того, как работа
над ней была завершена. Передо мной лежала рукопись,
а все остальное пространство стола было завалено
грудой бумаг, при помощи которых она родилась.
Выписки из книг и журналов, газетные вырезки, фотокопии
архивных документов, письма, черновики, библиографические
перечни, автографы, официальные ответы
на фирменных бланках разных учреждений... Чего
только не накопилось за время поисков! И все это касается
одного человека.
Десять лет назад я завел большую папку и положил
в нее первую вырезку. Потом папка начала толстеть,
разбухать. Вскоре пришлось завести еще одну, третью...
Так по крупицам накапливался материал о прекрасном
человеке, о бессребренике н мечтателе Петре Драверте.
Мне помогали самые разные люди — из Красноярска
и Ленинграда, Москвы и Казани, Томска и Якутска, Кирова
и Калуги, Киева и Калининграда и, конечно же,
из Омска, поскольку в нашем городе Драверт прожил
большую часть своей жизни. Как правило, откликались
все, к кому бы я ни обратился. Откликались и помогали,
разумеется, не только и не столько из-за моей настойчивости.
Уважение и любовь к Петру Лгадовиковичу,
не умалившиеся за многие годы, прошедшие со дня
его смерти, заставляли многих откладывать на время
собственные дела.
А началось все с того, что в Омской областной научной
библиотеке им. Пушкина я наткнулся на стоящие
з

особняком четыре шкафа. За стеклом одного из них,
виднелась табличка: «Библиотека П. Л. Драверта». Мне
рассказали, что долго шли сюда эти книги. И, судя по
всему, на пути им попадались не одни бескорыстные
люди. Но, наконец, в «Пушкинке», как называют омичи
свою библиотеку, появились эти четыре специальных!
дравертовских шкафа. Личный фонд, всесторонне описанный
библиографами, оснащенный каталогами.
Удивительная это библиотека! Прежде всего меня
поразила разносторонность интересов ее хозяина. Одно
перечисление разделов займет немало места: философия,
атеизм, общественные науки, естествознание, математика,
геология, география, минералогия, петрография,
палеонтология.... Драверт интересовался и биологией,
и ботаникой, и зоологией, и медициной, и сельским
хозяйством. В его библиотеке много книг по искусству,
истории, археологии, этнографии, литературоведению...
В этих шкафах — тома К. Маркса и В. И. Ленина,
работы историка Щапова и биография омского большевика
Залмана Лобкова, каталоги художественных выставок
и брошюры о нумизматике. Вот редкое издан
и е— «Опыт древней философии кптайцов» (1794 г.),
а рядом — монография «Муравьи России». Театральные
мемуары соседствуют со сборником «Пушкин и Сибирь»
и собранием сочинений Буало на французском языке.
Немало и книг, подаренных Драверту авторами.
Есть здесь работы с автографами К. Э. Циолковского,
академиков В. А. Обручева, А. Е. Ферсмана, В. И. Вернадского.
Дарили свои произведения и сибирские писатели
— молодой Леонид Мартынов, Валериан Правдухин,
Кондратий Урманов, Вивиан Итин, Георгий Гребенщиков,
Н. Чужак, Ян Озолин.
А вот эту небольшую книжечку, как я выяснил потом,
без всякого преувеличения можно назвать уникальной.
Немногим доводилось держать ее в руках. Необычна
ее судьба, как необычен и внешний вид. Газетная
(причем не лучшего качества) бумага, отсутствие цены.
На обложке читаем — «Всеволод Тараканов» и название
— «Рогульки». Только литературоведам известно,
что под этим псевдонимом скрыт молодой Всеволод
Иванов.
У рассказов, помещенных в этой невзрачной книжечке,
своеобразные, яркие названия (всего рассказов восемь)
: «Купоросный Федот», «Джут», «Клуа-Лао». Не­
4

даром Константин Федин — один из первых читателей
этой книги— много лет спустя вспоминал: «Неожиданно
музыкальные по языку картины этих рассказов изображали
словно впервые открытую, далекую и как будто
фантастическую страну, хотя описываемые лю д и да
и все детали были чрезвычайно реальны».
На книге дарственная надпись: «Петру Людовиковичу
Драверту от автора. Омск. 16.IV-1920».
Вс. Иванов писал впоследствии: «Летом 1919 года,
когда я набирал «Рогульки», мне иногда казалось, что
нет, пожалуй, более страшного и вместе с тем более
возвышенного, более полного веры в человека и искусство
предисловия, чем то, которое могло бы быть написано
к этой тощей книжечке с ее шестьдесят двумя
страницами текста и ее тиражом в 30 экземпляров».
Он имел в виду гражданскую войну, которая и была
этим ненаписанным «предисловием».
Обратите внимание на слова «когда я набирал «Рогульки».
Действительно — это был редкий в истории
литературы случай — автор сам набирал свою книжечку,
так как работал в то время наборщиком в типографии.
«Может быть,— говорит Вс. Иванов в «Истории моих
книг»,— один или два экземпляра 'ее сохранились
где-нибудь в Сибири, один экземпляр по приезде в
Петербург я подарил М. Горькому, один К. Федину, и
два есть у меня. Вот все, что осталось от моей первой
книжечки».
Есть ли это редчайшее издание еще «где-нибудь в
Сибири», сказать трудно. Но в Омске, в личном дравертовском
фонде, оно есть точно. И фонд этот, как мне
рассказали, живет, работает, помогает многим, приходящим
в «Пушкинку» за знаниями.
Кем же был хозяин библиотеки? Ученым? Да,— ответило
на этот вопрос второе издание Большой Советской
Энциклопедии,— ученым, который «внес большой
вклад в советскую метеоритику». Но его имя есть и в
Краткой литературной энциклопедии, которая пишет о
нем как о поэте.
Наиболее развернутый перечень профессий, занятий
и увлечений Драверта дается в I томе «Литературного
наследства Сибири»: «...поэт, библиофил, общественный
деятель-ученый: минералог, геолог, метеоритовед, географ,
ботаник, краевед, археолог, музейный работник;
член редакции Сибирской советской энциклопедии».
5

Все это я узнал тогда, не выходя из степ библиотеки,
а дома впервые прочитал взятую с собой книжечку
его стихов. Прочитал, что называется, взахлеб. Стихи
поразили прежде всего необычностью самой тематики.
В них с загадочным шелестом скользили по небу метеориты,
величественно двигались по могучей реке плавучие
острова, блуждали в глубинах вселенной глыбы
космического льда, бежали соляные ключи, сверкали
драгоценные камни... Лирический герой этого нового
для меня мира то страстно мечтал открыть неизвестный
еще элемент и дать ему название «Сибирий», то тосковал
об оставшейся далеко в Якутии собаке, то славил
предков — безвестных изобретателей молота, плота, колеса...
Восхищение безмерностью и разнообразием бытия в
этих стихах основано на точном знании ученого, и это
обстоятельство придает поэтическим строкам какой-то
неповторимый оттенок. Почти под каждым стихотворением
было проставлено название места, где оно родилось,—
малознакомые географические пункты с экзотическими,
тревожащими душу именами: Эльгяй на Вилюе,
Буру Верхоянского округа, устье Алдана, Кнссюр
на Лене, Кысыл-Тус на реке Кемпендяй, Чучур-Муран,
аил Колташ...
Загадочной, да, именно прежде всего загадочной показалась
мне тогда фигура Драверта.
Вскоре после того посещения библиотеки и была
заведена первая папка с первой вырезкой. Я не стремился
написать последовательно выстроенную биографию
Петра Людовиковича Драверта. Должно быть,
это — мозаика. Складывается ли из нее образ героя,—
судить не мне. Единственное, в чем я глубоко убежден—
это то, что было бы непростительно забывать о
наследии П. Л. Драверта — поэтическом и научном —
именно сейчас, когда в Сибири происходят громадные
социальные, экономические, культурные сдвиги.

сын
росматривая личную библиотеку
Петра Людовиковича, я
наткнулся на тонкую книжечку:
«Комлевые гнили пихты в
Горной Шорни». Издана в
1938 году в Красноярске. Авторы В. П. Драверт и
В. В. Попов. На книге автограф: «Дорогому отцу от
одного из авторов. В. Драверт. 23.IV.40».
Мне захотелось попытаться разыскать Дразертамладшего.
Я знал, что когда-то в Омском сельскохозяйственном
институте был факультет, готовящий лесоводов.
Потом этот факультет был переведен в Красноярск.
Не там ли и работает сын Драверта?
В Красноярске у меня есть хороший, хотя и «заочный»,
знакомый С. К- Сараханов. Написал ему, и вскоре
Сергей Константинович сообщил не только координаты
(хотя и очень приблизительно) В. П. Драверта,
но и дал мне в руки некоторые другие ниточки. Вот его
ответ от 12 января 1970 года:
«Отцо-Драверта хорош о знала моя мать, которая в
прош лом году умерла. Она в 1926— 1927 гг. носила ему
на рецензию свои стихи... Так вот, Драверт-отец жил в
Сибакадемии (так в те годы им еновался Омский сельхозинститут.—
A.J1.), а мы в Затоне, и я помню, как
вся профессура ездила «на линейке». Л инейка — это
тележка с одним длинны м сиденьем, обитым дерматином,
в которую впрягалась пара лош адей. Это, выражаясь
наш им языком, был «автобус пригородного м аршрута»,
который курсировал между Сибакой и центром».
Письмо, благодаря которому была впоследствии
установлена связь с Дравертом-сыном, Сергей Константинович
прислал недели через три. Он писал:
«■Д во е лю дей — научны х работников Сиб. Техн. И н­
ститута бы ли больны. Один и сейчас на операции, а
другой дома. Оба они знают В. П. Драверта. Я сегодня
был у В. В. П опова — бывш его руководителя кафедры

лесоводства, а теперь глубоко пораж енного оолезны с
человека. М не удалось у него узнать:
1. Он хорошо знает В. П. Драверта, т. к. они в м е с п
учились.
2. В. П. Драверт уехал в Калининград, и связь с ним
наруш ена.
3. Т. Попов сообщил, что в Омске живет близкие
друг В. П. Драверта — Kopiu П авел В ладим ирович...)
Неожиданность: ведь я довольно хорошо знал (ныне
уже покойного) П. В. Корша. Он был постоянным авто*
ром «Омской правды», в редакции которой я работал.
Мне даже не раз приходилось готовить к публикации
его материалы — поэтичные, с большим знанием дела
написанные «Заметки фенолога», зарисовки сибирской
природы.
Работал Павел Владимирович в Омском научц0.
исследовательском институте природно-очаговых инфед-.
цнй. В тот же день я набрал номер его телефона. Ь)0
Корш лишь подтвердил: действительно, Виктор Петрович
Драверт уехал в Калининград.
Оставалось послать запрос в Калининградское адресное
бюро. И вот через полмесяца пришел официальный
бланк: «Драверт Виктор Петрович, 1907 года рождения».
И адрес. Наконец-то! Однако связь с В. П. Д р а ­
вертом установилась чуть ли не через год. Ответа на
первое письмо ожидал с нетерпением и все же терпеливо.
Прошел месяц, другой, третий... полгода — Виктор
Петрович не откликался. В конце года, расстроившись,
послал в Калининград нечто несколько ехидное,
за что потом стало стыдно. «Потом» — это когда вдруг
принесли телеграмму: «Подробное письмо ближайшие
дни. Драверт» и чуть позже, когда получил обещанное.
«Калининград 31.X I 1.70.
Письмо, о котором Вы сообщаете, мною не получено.
Сожалею, что только почти через год смогу, хотя
бы отчасти, выполнить Ваш у просьбу, связанную с В а­
шим желанием написать об отце. Мне трудно Вам помочь
своими личными воспоминаниями, так как отца я
видел не часто: он мало жил в семье, был в командировках,
экспедициях. В 30 году, окончив институт, я уехал
из Омска, и в дальнейшем были 2— 3 однодневные
8

встречи, причем послед няя из н и х в 36 году. О смерти
отца я узн а л, вернувш ись в Сибирь после войны.
Я помню его энергичны м , почти всегда бодрым, смелы
м, остроумным человеком с уд и в и т ельно с и л ьн ы м
«пронизы ваю щ им » взглядом . Он бы л бескорыстным,
принципиально честным и очень л ю б и л Сибирь.
Студенты вузо в О мска его очень лю б и ли , и на вечерах,
когда он выступал со своим и стихами, всегда бы ло
много молодеж и.
У м еня нет никаких материалов, нет семейного архива,
связанного с отцом, а те фото, что имею, я посылаю
Вам. Фото с метеоритом он дал м не при последней
встрече в Омске в 36 году, другое фото я недавно у в е ­
л и ч и л с небольш ой фотографии, видимо, 24— 25 гг.
У м еня есть письмо (1954 г.) омича П. Корш а, л ю ­
безно присланное мне из Л енинграда Е. П авловы м (все
мы учились в Омске — в «С ибаке»). В нем приведены
два неопубликованны х стихотворения отца «Д р а кон» и
«О девуш ке М аре», последнее 40-х годов. Я послал
вчера П авлову письмо с просьбой разрешить переслать
В ам письмо Корша. Вы, быть может, знаете его, и тогда
он сам поведает Вам о его встречах с отцом. Он работает
в Омске.
Знаком ы ли Вы с публикацией ( кажется, М арининой)
в о/сурнале «Енисей» об отце?
М не говорили, что весной этого года Центральное
радио посвятило отцу небольш ую передачу. Я, к сожалению
, не слыш ал.
Бы л бы очень благодарен Вам за присы лку Ваш их
статей об отце.
С уваж ением, В. Драверт».
Но главное было впереди— во втором письме Виктора
Петровича! Несмотря на внушительный объем, без
всякого сомнения привожу его здесь почти целиком.
И дело не только в фактах, о которых читатель не
узнает ни из какого другого источника. Сам дух, сам
тон письма позволяет нам представить облик человека,
о котором идет речь.
«Я запоздал с ответом, и причина тому — возраст —
изрядно недомогал. У нас нынче возмутительно теплая
9

зима: январь и февраль сырые с плю совы м и т е м п е р а ­
турами, а ведь я-то в прош лом все-таки сибиряк...
Итак, вот мои ответы на все Ваш и вопросы.
Приводимые Вами работы о моем отце мне неизвестны.
Я запрошу «Книгу-почтой» и сообщу Вам о р е зультатах...
Ваше предположение, что я учены й — ош ибочно.
Правда, дорога к этому была, но я, видимо, не одарен
духом подвижничества, а без этого какой же учены й?
Несколько лет работы научным сотрудником в Сиб-
НИИЛХе, таежные экспедиции (Алтай, Саяны, Г орная
Шория, юг минусинского «края», север в низовьях
Оби— Сургут и др.), несколько небольш их работ по
лесной фитопатологии, отзывы (даже в заграничной печати)...
Потом получил интересное предлож ение из И р ­
кутска, где завод предлож ил мне работу, приличны й
оклад, квартиру. Там проработал почти до войны. Н а
фронт уш ел в начале 42 года, рядовым. Писарь комендантской
роты! Несколько месяцев ожидали японцев на
маньчжурской границе, а затем рванули на запад. На
подступах к Сталинграду наша дивизия попала в окружение.
Попал в плен. Чудом уцелел в страшных ла герях
смерти в М иллерово и Харькове. Бежал около ст.
Мерефа. Попал в инженерную часть системы У В ПС, на
штабную работу, и с этой частью, пройдя Украину,
Молдавию, Румынию, Венгрию, Ю гославию, Австрию,—
в Вене встретил конец войны.
В первых числах 46-го, возвращаясь из Одессы, где
демобилизовался, пытался на остановке в Омске с вокзала
по телефону связаться с музеем и узнать что-либо
об отце. Не дозвонился и только в Иркутске, где меня
ждало письмо, узнал о его кончине. О смерти матери
узнал раньше — в Югославии.
И з Иркутска уехал в Москву, получил назначение в
Кенигсберг (тогда он носил еще старое название) и живу
тут с первых чисел января 1947 года по сей день
Работал в обл. аппарате лесного хозяйства, последние
5 лет — заведующий лесной почвенно-химической ла вораторией.
Несколько месяцев тому назад уш ел на пенсию.
Вот коротко о себе...
Вас удивляет скудный запас моих знаний об отце
(«невероятно»). Но это так! Мы его почти не знали в
семье. Насколько я помню, он почти не жил вместе с
семьей (мать, я, младший брат Олег, позже — в Омске—
дед).
ю

Вот коротко, что помню.
М оя мать — Н ина Викторовна (дев. фам. С егалина)
последовала за отцом в ссылку. Своего детства в Якутске
и затем в Томске я, конечно, не помню — м ал был.
К азань. Тут я помню себя лет с 4—5-ти. Ж и ли мы в
см еблированны х комнатах» госп. Стадлер (даже фамилию
этой вредной немки помню ), на улице, идущ ей от
оперного театра к рынку, почти к наш ему дому спускалась
крутая улочка от университета. В меблир. комнатах
ж или захудалы е артисты, певицы из кафешантанов,
девицы сомнительные, студенты — весьма пестрая публика...
Отец заним ал комнату в этом же доме, но во
дворе. Встречались не часто. В памяти несколько я р ­
ких впечатлений от зрелищ , на которые водил меня
отец. Грандиозны й пожар — вы горела часть Казани. То
ли 300-летие дома Романовых, то ли 100-летие Отечественной
войны: фейерверки, иллю м инация — на уличны х
тумбах плош ки с фитилями в масле.
П омню наш у поездку к нему в Уфимскую губерн., где
он, видимо, как геолог консультировал строительство
ж.-д. моста через р. И к. Кажется, это было в 14 году
о начале войны узн а ли там. Помню, как учил меня
плавать: затащил в воду поглубж е и бросил, плы ви
сам к берегу — выплыл...
Ф евральская револю ция не застала отца в Казани:
он был в экспедиции где-то на Урале или в Сибири.
Ж или мы тогда весьма трудно. Я, тогда гимназист 1-го
класса 2-й гимназии, даже торговал газетами, бегая по
улице.
Где-то у рынка в отдельном особняке жил дед
Л ю довик Станиславович. С отцом (тем более с нами)
был не близок, видимо, по политическим мотивамдед
до револю ции — какой-то крупный чин по судебной части.
Помню его фото: в мундире, с лентой через плечо,
ордена, суровый взгляд. Один или два раза был у него
дома, на правах бедного сына опального отца. У нас
не бывал. Только один раз приехал, в дни революции.
Отца не застал. Не снимая дорогой шубы, дал несколько
советов матери и денег, советуя уехать из Казани в
Сибирь, где должен был быть наш отец.
Вскоре мать забрала нас, и отправились мы в Сибирь
искать отца нашего.
Встретились мы в Омске, после изгнания Колчака.
Организуется «Сибака», где отец получает кафедру.
11

В загородной части (у Захлам ино) «Сибаки» получили
комнату. Приезжает дед из Казани — теперь скром ны й
тихий старичок, лиш ивш ийся всех преж них благ и п р и ­
вилегий. Отец спит в своем слуокебном кабинете (главн.
корпус «С ибаки»), приходя домой обедать и ужинать.
В 22— 23 годах на несколько дней появился у нас сын
отца от первой жены — Леонид. В военной форме, чине
не помню. Уехал, и больш е я его не видел, какова его
дальнейш ая судьба — не знаю.
Кажется, в 24 году перебрались в город, где отцу
дали квартиру из 4 небольш их комнат (Н адеж динская
№ 63). И тут отец остался верен своей привы чке — ж ил
в служебном кабинете, встречаясь с семьей за обеденным
столом.
Я — студент. Помню его лекции. Помню свой зачет
у отца: он был ко мне — студенту весьма придирчив,
явно не желая делать каких-либо скидок на семейственность.
Как-то на практических занятиях я рассыпал на п о л
коробку с образцами. Отец встал и заявил: «Студент
Драверт! Я лиш аю Вас права присутствовать сегодня
на занятиях, но не снимаю с Вас обязанность узнать и t
содерж ание от Ваш их коллег...» Только заступничестве»
«коллег» спасло меня от довольно неприятного изгнания.
Б ы ло и такое: как-то вечером я рассказал отцу, что
в его прош лой лекции что-то осталось неясным для ряда
студентов. На другой день он начал свою лекцию так-
« Вчера один из ваш их товарищей, я не буду называть
его имени, чтобы не выдать его, обратился ко мне со
следую щ им заявлением — папа, нам не ясна в твоей
последней лекции мысль о...» и т. д. Конечно, сло во
«папа» сразу вы дало меня, вся аудитория грохнула от
смеха, обратила свои взоры на меня, а я готов был
провалиться...
Как-то отец взял меня в кратковременную поездку
на курорт «Боровое», где он проводил какую-то геологическую
работу. Вечером, после трудового дня в горах
мы узн а ли о казни Сакко и Ванцетти. Я редко видел
отца в таком угнетенном состоянии. Всю ночь он не
спал, курил, предавая проклятиям «подлое и гнусное
ам ериканское правосудие». Утром задумчиво сказал мне
( почти дословно): «Быть может, ваш ему п о к о л е н и ю
предстоит вершить суд истории над страной, где судят
12

за идеи Д арвина и убивают невинны х лю дей только за
их веру в справедливость».
Д ед жил с нами. У него была отдельная комната в
квартире на Надеждинской. Много читал. У него было
свое «хобби» — Наполеон: коллекционировал книги о
нем, знал о нем все, что написано за последние 100 лет.
С отцом отношения хорошие, хотя встречи с ним тоже
только за обеденным столом. Умер дед в 30-х годах,
после моего отъезда из Омска.
Отец не играл серьезной роли в воспитании нас —
его детей. Всем этим была занята наша мать — скромная,
трудолюбивая женщина, беззаветно отдавшая себя
служ ению семье. Ей трудно было с отцом. Он был
очень «трудным» человеком, если можно обобщить одним
этим эпитетом весьма сложную характеристику
отца...
К ак и, когда встретились отец с матерью, точно не
знаю. Вероятнее всего, в 1905— 6 гг. (год моего рождения
1907, ию ль). Кажется, она была студенткой, когда
встретилась с отцом (я помню, она мне как-то рассказы
вала, что была с группой студентов несколько дней в
Ясной П оляне у Л. Толстого). Бросив институт, поехала
к отцу в Якутию.
Ничего не знаю о первой жене отца...
...В начале 30-х годов я работал в Красноярске
(СибНИИЛХ), здесь оке, в лесотехническом, учился мой
брат. Приш ло сообщение — отец арестован. Через несколько
дней О лега исключают из института как сына
осужденного. У матери тогда в С вердловске бы ли сестра
и брат, они забрали ее к себе, устроили на работу.
О лег удачно поступает в Энергетич. институт. Отца вы ­
пускают — реабилитируют. Позже он сказал мне, что
он зва л мать вернуться в Омск. Она не вернулась из-за
сына. О лег заболел туберкулезом и умер, так и не дожив
до лучш его. Я забрал мать к себе в Иркутск, где и
i/м ерла она, не дождавшись встречи после войны.
В середине 30-х годов я проездом через Омск два
раза был у отца (один раз не застал его) и деда. Ж и ли
они вместе, в довольно неуютной квартире, где-то, кажется,
у Затона...
П оследний раз — перед войной — я встретил отца в
Москве. Встреча была случайной. М не сообщили, что
отец в М оскве. Разыскал его на квартире Л. К улика.
(О ни бы ли давние друзья. Я помню, как отец привел
13

его обедать к нам, когда он был в Омске проездом н а
Тунгуску. Высокий, с больш ими очками в роговой о п р а ­
ве, он в прихожей нашей квартиры, сняв пальто, п р и ­
ветливо наклонился над любимцем отца — котом И гниссом.
Этот рыжий дьявол относился ко всем, кроме отца,
с нескрываемым презрением, а тут еще чужой! М иг — и
с носа Кулика мощным ударом лапы сш иблены очки,
стекла разбиты о дверной косяк... К улик сконфуж ен,
близоруко щурится, отец потрясен, кричит что-то о п о д ­
лом вероломстве негодяя, которого он отогрел у ceGsi
на груди, грозит страшной карой, которая ждет его, Q
тот спокойно удаляется в комнату деда,^ даже не о гля ­
дываясь на сцену.) Как и при прош лой встрече, отец
внимательно расспросил о нашей жизни, о моих пла -
нах>— спросил — не нуждаюсь ли я в его помощи и т. д .
Вечером я провожал его на перроне Ярославского вокзала.
Он казался мне весьма усталым от большого города
человеком, который, как ребенок, радуется предстоящей
встрече с дорогой его сердцу Сибирыо. (В 20-х
годах Академия наук предложила ему заведование м е­
теоритным музеем — кажется, так,— хорошую по тем
временам зарплату, квартиру, но отец решительно отказался
— «До конца своего Сибири не изменю!»)
Больше я его не видел.
У нас почти не было переписки, а те немногие письма,
что были,— я не сохранил. «На войну» он не писал
мне — не помню этого. Ничего не осталось и у матери
после его смерти.
В дни войны памятны встречи с именем отца.
...В Валуйках во время бомбежки я забежал в подвал
какого-то старого особняка. На сыром, загаженном
полу — груда книг. Машинально поднимаю одну из них
и на одной из страниц читаю об отце — Ферсман.
...После взятия Одессы, на пестром рынке, в букинистическом
развале книг какого-то старца в черных
очках,— тоненькая книжица — Драверт «Тени и отзвуки».
...Венгрия, окраины г. Печ. Родовой замок какого-то
венгерского барона. В замке — штаб нашей части. Хозяева
поспешно бросили все, в вестибюле груды ящиков
с серебром, хрусталем, картинами. Я часами толкаюсь в
библиотеке замка — громадном двухсветном зале с десятками
тысяч томов на многих языках — классика, йс-
14

кусство, география, история.
Нахожу всего Л. Толстого,
Достоевского, Тургенева
на венгерском
языке, даже «Тихий Дон»
Ш олохова. А вот раздел
о Сибири, — и имя моего
отца — многократно на
ряде страниц какой-то солидной
немецкой книги.
Так иногда он вставал
рядом...
Тетку Ксению я видел
однажды перед войной
14 года (наверное, в 13
году). Она появилась у
нас в Казани, насколько
я помню, приехав ненадолго
из Франции, где
она то ли кончала учебу,
то ли работала. Д о сих
пор помню ее подарки:
ящ ик с красками и сладости.
Потом она опять
«ушла» в свою Францию,
и больше я ее не видел.
В 20-х годах у отца была
переписка с ней. Насколько
я помню, он говорил,
что она преподает в Сорбонне,
была вхожа в салон
А. Франса, но ничего
более детального я не
знаю, как не знаю, oicuea
л и она сейчас.
У нас в семье как-то
считалось невежливым
К с е н и я Л ю д о в и к о в н а
Д р а в е р т. О м сн и й
н р а е в е д ч е с н и й м у з е й .
интересоваться тем, что тебя непосредственно не касалось.
Наверное, отсюда те многие пробелы из прошлого.
И наверное, поэтому я с громадным удивлением узнал
от Вас о каких-то Дравертах в Кирове?! Д о этого дня
я считал себя одним из последних носителей фамилии
Драверт и ничего вятского не подозревал даже, хотя
знал, что когда-то там жили наши предки и, кажется,
15

мой дед заним ался там судебной практикой.
Н есколько лет тому назад один мой приятель уверял
меня, что в какой-то газете читал статью по биологии,
подписанную «проф. Драверт».
О судьбе архива. П раво, я плохой советчик в таких
вопросах... Ж иви бы я рядом, я бы с радостью предложил
бы свои услуги по его разборке и систематизации,
но...
О возможной помощ и Вам д ругих лиц, знавш их отца?!
И тут мне трудно что-либо подсказать Вам. Ведь
из Омска я «ушел» более 40 лет тому назад. Просто я
не знаю сейчас таких.
Но вот, быть может, это нужно. В 20-х годах (вероятно,
23—25) в М оскве бы л какой-то съезд ученых, вероятно,
геологов. Я помню, отец мне показы вал газету
(вероятно, «Известия»), где бы л больш ой снимок делегатов,
среди них отец. Статьи в газете.
А вот в иной плоскости. Как-то отец на дверях .аудитории
института (какого — не помню) повесил объявление,
в котором сообщал, что свои лекции он отменяет
из-за неудовлетворительного отопления помещений
института. Б ы л в то время в вашей газете весьма зу ­
бастый фельетонист. Его злободневные фельетоны на
дежурные темы потрясали омичей. Вот он и подверг
отца разносу за крамолу (в подш ивке за 26— 27 гг.).
Ну, вот, пожалуй, и все, что наш ел я в своей памяти,
изрядно перетряхивая ее в эти дни своего нездоровья...
Не ругайте за сумбурное излож ение и весьма неприятное
оформление на бумаге — почерк у меня скверный.
Выполнено ли реш ение горисполкома о приведении
в порядок могилы отца?
Как бы хотел я вновь побывать в Омске — в городе,
с которым у меня много связано в прошлом... Но уж
больно далек он.
Крепко жму руку.
Калининград, ф евраль— март 1971 г.
В. Драверт».
В письме есть несколько моментов, которые хочется
дополнить, проиллюстрировать документами, разъяснить
или уточнить.
Людовик Станиславович Драверт (1849— 193?). Ис­
16

тория его взаимоотношений с сыном чрезвычайно лгобопытна
и знаменательна.
Вот что вспоминает об отце сам Петр Людовикович:
«Детство я провел (с 5 лет) в Екатеринбурге. Мой отец
Людовик Станиславович был там прокурором суда, но
живо интересовался естеств. пауками, считался знатоком
уральских камней. Работал в качестве д. члена
Уральского общества любителей естествознания и был
председателем географического отдела Уральско-Сибирской
научно-промышленной выставки в Екатеринбурге
в 1887 г. От него получил любовь к минералогии...
...В Казани, куда перевели отца, я увлекся химией.
Запустил занятия в гимназии и должен был сдавать
экзамены экстерном. Еще не окончив гимназию, ушел
от отца и стал жить самостоятельно, конечно, очень
нуждаясь» 1.
Я тоже видел фотографию, о которой говорил Виктор
Петрович. Дед выглядит именно так: сурово, внушительно,
даже несколько надменно. Фото находится в
Омском краеведческом музее, там же лежат какие-то
дипломы, грамоты с огромными печатями на красных
шелковых шнурах и другие дворянские регалии.
Вот интересный штрих. В очерке Виктора Уткова
«Встречи с П. Л. Дравертом»2 приводятся воспоминания
Н. Н. Накорякова, знавшего П. Л. Драверта по
Казанскому университету. Он утверждает, что за участие
в событиях 1905 года «судил Драверта его отец —
председатель сессии Казанской судебной палаты, не
щадивший революционеров,— и приговорил собственного
сына к административной высылке в отдаленные места
Российской империи».
Уже одно существование подобной версии показывает
суть отношений между сыном и отцом. И, по-видимому,
прав Виктор Петрович, предполагая, что разрыв
произошел по политическим мотивам.
Можно представить себе эту ситуацию: после революции
и гражданской войны отец приезжает доживать
век к сыну — когда-то опальному, изгнанному. И при-
1 « Л и т ер а т у р н о е н асл ед ство С ибири», т. I. Н ов оси би р ск , З а ­
п а д н о-С и би р ск ое к н и ж н ое и зд ател ьство, 1969, с. 230.
2 В. Утков « Л ю ди , судьбы , собы ти я», Н ов оси би р ск , З а п а д н о -
К 'Of,
731-481

езжает именно в Сибирь, куда когда-то шли по этапу
неугодные режиму люди, осужденные им и его коллегами.
В край, который стал для сына второй родиной и
про который он вскоре скажет: «Сибири не изменю!..»
Сама жизнь расставила все на свои места.
«Встретились мы в Омске...» — сказано в письме из
Калининграда. Почему именно Омск избрал Драверт
местом своего жительства, ведь Сибирь, которую он так
любил, велика? Я безуспешно пытался найти ответ на
этот вопрос — ни архивы, ни его письма, ни рассказы
друзей не помогли в этом. Однако есть нечто, связывавшее
Драверта с Омском еще в дореволюционные
времена. Свидетельство тому — небольшая папка, которая
хранится в фондах Омского областного госархива.
Это дело Омского городского полицейского управления
«О состоящем под негласным наблюдением полиции
б. студ. Казанского университета Петре Людвиговиче1
Драверт», начато 7 июня 1911 года, закончено
22 сентября этого же года. Вот первый документ:
«М. В. Д .
К азанский
полицм ейстер
мая 1911 г.
С ек р етн о
Г. о м ск о м у п о л и ц м ей стер у
С остоящ ий п од негласны м н а д зо р о м полиции бы вш ий с т у д е н т
К а за н с к о г о ун и верси тета П етр Л ю дви гович Д р а в е р т 2 5 с его м а я
вы бы л в гор. О мск.
О чем со о б щ а ю в аш ем у в ы сок обл агор одию на р а сп о р я ж ен и е и
п р и совок уп л я ю , что н а б л ю д ен и е за Д р а в ер т о м у стан о в л ен о с о г л а с ­
но требован и я м начальника К а за н ск о г о гу б ер н ск о го ж а н д а р м с к о г о
у п р а в л ен и я от 9 м и нувш его апрел я за № 3 5 3 2 » 2.
И завертелась, заскрипела полицейская машина.
Справка адресного стола, выдаваемая бесплатно для
казенных учреждений: «На жительстве в городе Омске
не значится».
Секретный циркуляр полицмейстера приставам Омска
и Атаманского хутора: «..произвести розыск Д р а­
верта и в случае розыска установить наблюдение».
1 Отчество П. Л . Д р ав ер та часто путали, д а иногда путаю т
и сейчас. С у д я по воспоминаниям современников, он не любил это ­
го н всегда подчеркивал, что его отчество не «Лю двигович», а «Л ю -
довпковнч».
2 ГЛОО , ф. 14, оп. 3, ед. хр. 1252. см. № 124, л. 1.
18

Рапорты приставов «Его высокоблагородию господину
омскому полицмейстеру»: «не обнаружен», «не
разыскан»... И так далее и тому подобное. Одним словом,
найти Драверта в Омске полиции не удалось.
Зачем и к кому приезжал он в Омск в 1911 году?
И приезжал ли вообще? Пока на эти вопросы нет ответа.
О попытке Петра Людовиковича соединиться с женой
мне рассказывал бывший директор Омского краеведческого
музея, ныне покойный Андрей Федорович
Палашенков. Музей был последним местом работы
Драверта. В 1945 году после долгой переписки он уговорил
супругу вернуться в Омск. Город испытывал
тогда страшную жилищную нужду — ведь сибиряки
приютили у себя тысячи эвакуированных. С большим
трудом, при участии партийной организации музея —
ее возглавляла тогда Надежда Павловна Гуртьева, жена
Героя Советского Союза,— удалось найти квартиру.
Предстоял переезд... Но через две недели пришло известие:
Нина Викторовна скончалась. Драверт очень тяжело
переживал утрату, наверняка это послужило одной
из причин того, что он не смог оправиться от приключившейся
в то же время болезни.
Об ошибочном аресте Петра Людовиковича в 30-х
годах. Видимо, в этот период и потребовался документ,
который лежит среди бумаг, хранящихся в Омском
краеведческом музее. Привожу с сокращениями.
С П РАВК А
У д о стов ер я ю , что проф ессор П етр Л ю довнкович Д р а в ер т с о с ­
т о я л членом С ою зн ого С овета 1 студен т о в К азан ск ого универ си тета
с 1903 года по 12 д ек а б р я 1905 г о д а — д о д н я св о его а р еста.
В 1905 г о д у п осле собы тий 9 -го января П етр Л ю дов н к ов и ч с я н ­
варя д о июля был п р ед сед а т ел ем И сполнительного К ом итета С о ю з­
ного С овета студен т о в К азан ск ого универси тета, а с ав густа 1905 год
о по 12 д ек а б р я 1905 года, д о дня св оего ареста ж а н д а р м а м и ,—
членом Р ев олю ц и онного К ом итета университета.
В «И стории К а за н ск о го универ си тета» М. К. К о р б у т а 2 им ею тся
1 С ою зны й С овет студен ч еск и х зем лячеств и групп — н ел егальная
организация, являвш аяся высшим студенческим органом . Д е й ­
ств о в а л а в К азан ск ом универси тете ещ е с 80-х годов .
2 Р ечь и д ет о т р у д е известного казанского историка М. К. К о р ­
б у т а «И стори я К азан ск ого государств ен н ого ун и верси тета имени
В. И. У л ьянова-Л ен ин а за 125 лет» (К азань, 1930). А втор «С правки»
ци тирует no II том у эт о го издания.
19

сл едую щ и е данны е о револю ционной дея тел ьн ости П. Л . Д р а в ер та:
Стр. 2 3 2 — Г убернатор сообщ и л 3 0 /IX — 1905 г.: «К рай няя партия
1 студентов университета нам ерена п р о д о л ж а ть у стр о й ств о п убличных
митингов в стен ах В етери нарного института. Главны ми ораторам
и этой партии явились: ю рист 4-го к урса А . С. К у л е ш а 2,
юристы 3-го курса М . С. Б ухов и М. М оннц, естествен ник 4 -г о курса
П. Л . Д р а в ер т. Стоящ ая во главе этой партии группа револю ­
ционеров по св оем у числу не особен н о велика, но, б л а го д а р я предоставленн
ой в стенах высших учебны х заведен и й с в о б о д е , д ей ствует
см ело и откры то заявл яет о своей револю ционной д ея тел ь н о сти , направленной
против сущ ествую щ его государств ен н ого стр оя».
Стр. 224— 16 октября 1905 года. У ниверситет не тольк о оцепляется,
но вокруг него происходит настоящ ий бой м е ж д у : с одной
стороны — студентам и и гимназистами, с д р у го й стороны — полицией
и казаками, причем впервые в истории универ си тета на его
главном корпусе водруж ается П. Л . Д р а в ер то м красны й ф л аг...
...Бывш. чл. С ою зного С овета студен т о в К азан ­
ского университета в 1905 и 1906, выбранный
студентам и II курса естеств. о т д -я ф нз.-м ат.
ф ак-а, А рдалион И ванович М нрол ю бов.
I0.V.34.
П одпись преподавателя У збек ск ого ав тодор. уч.
ком бината М нролю бова завер я ю — за в . сек ретной
частью (подп ись).
Вот такая справка. Не будь ее, я бы, может, и не
догадался заглянуть в книгу М. К. Корбута. А там имя
Драверта упоминается неоднократно. В годы первой
русской революции он председательствовал на митингах,
в качестве представителя студентов принимал участие
в заседаниях ученого совета университета и т. д.
Что же касается самой «Справки» Мнролюбова, то
сейчас трудно сказать, помогла ли она Драверту. Вполне
возможно, что он никому ее и не показывал, т. к.
хранится она в личных бумагах, ни к какому «делу» не
подшита.
«Жили где-то у Затона...» Речь идет о последней
квартире Драверта — в доме № 24 на улице Банной
1 П ерепуганны й губернатор, разум еется, сам «изобрел » эту
крайню ю партию , зачислив в нее наиболее активных лю дей , на с а ­
м ом д ел е придерж ивавш ихся разных направлений.
2 А. С. Кулеша (1874— 1 9 1 0 )— студент К азанского университета,
один из видны х деятелей местной больш евистской организац
ии, талантливый оратор. 12 декабря 1905 г. (т. е. однов р ем ен ­
но с Д р ав ер том ) арестован, сослан в Тамбовскую губернию . В ию не
1910 г. убит в ссылке (данны е по книге X. X. Х асанова «Р ев ол ю ­
ция 1905— 1907 гг. в Татарии». М ., «Н аука», 1965).
20

(современное название — Косарева). Переехали сюда
Драверты в начале 1932 года. Дом был довольно старый,
украшенный деревянной резьбой. Я несколько раз
приходил к нему, но побывать внутри не пришлось:
вначале неудобно было беспокоить незнакомых людей,
а потом и беспокоить стало некого — жильцов выселили.
Летом 1971 года дом снесли, нужно было освобождать
место под какой-то склад. Ничего не поделаешь,
а все-таки жаль. Ведь, по свидетельству очевидцев, в
доме этом бывали Георгий Вяткин, Леонид Мартынов,
Вивиан Итин, Ян Озолин, Леонид Кулик, Павел Васильев.
Здесь уж цитировалась работа Виктора Уткова
«Встречи с П. Л. Дравертом». Очерк является наиболее
полным из всей мемуарной литературы о Драверте.
В. Утков, в частности, подробно описывает последнюю
квартиру Петра Людовиковича — его рабочий кабинет,
гостиную. «Это было рабочее место Драверта,— пишет
Утков про кабинет.— Здесь он обычно уединялся, размышлял,
писал статьи и стихи, обдумывал пути поисков
метеоритов, затерянных в просторах Сибири. Здесь же
он встречался, подолгу разговаривая о проблеме Тунгусского
метеорита, с Л. А. Куликом, который высоко
ценил таланты Драверта и никогда не забывал навестить
его, возвращаясь из своих поездок на Тунгуску..
Здесь же мы обсуждали очередные книги «Омского альманаха»
и беседовали о литературных делах» *.
О Леониде Алексеевиче Кулике хочется сказать особо.
Это ему посвятил свои строки Эдуард Багрицкий:
Б р ед е т он по троп ам случай ны м —
С квозь р ж а в ы х л есо в т о р ж ество;
Р у ж ь е, а стр о л я б и я , чайник —
Н ехитры й и н стр ум ен т его.
Б р ед ет он по вы мерш им рекам ,
П о м ертвой и впалой зем л е.
К аким огневы м д р о в о сек о м
З д е с ь начисто вы рублен л ес,
К акая нога наступи ла
Н а рж авчину рваны х кустов?
К акая корявая сила
П рош ла п разв ороти л а
С лои стое брю х о пластов?
1 В иктор Утков, указ. соч., с. 17.
21

JI. А. Кулик родился в 1883 году. В 1905 году был
вольнослушателем физико-математического факультета
Казанского университета. Вполне возможно, что именно
к этому времени относится его знакомство с Дравертом,
которое стало началом многолетней дружбы. В Омске
они вместе выступали с лекциями. Совместно написана
статья «Сибирские метеориты» для Сибирской советской
энциклопедии.
Высоко оценивается значение научной деятельности
Кулика: «...Леонид Алексеевич смог довести эту новую
область науки (метеоритики.— А. Л.) до такого уровня,
при котором наша страна в этом отношении занимает,
несомненно, одно из первых мест в мире. Случайные
находки метеоритов, как это имело место до работ Леонида
Алексеевича, он довел до систематического сбора,
достигшего в 1938 г. рекордной цифры — пяти метеоритов
в год... Пополняя метеоритную коллекцию Академии
наук СССР, Л. А. Кулик вывел ее на одно из первых
мест среди лучших европейских коллекций» ‘.
Так сказано о человеке (обратите внимание на название
статьи), который был лишь кандидатом наук,— и
то ученая степень присвоена ему в 1935 году без зашиты
диссертации. Друг Драверта был не только талантливым
ученым, но и настоящим патриотом. В 1941 году
он, будучи 58-летннм, добровольно уходит в народное
•ополчение и погибает как солдат.
В письме Виктора Петровича упоминается имя еше
одного друга Драверта — выдающегося советского ученого
академика Александра Евгеньевича Ферсмана.
Скорее всего «Воспоминания о камне» — издание 1-с,
1940 года — были книгой, найденной во время бомбежки
в подвале брошенного особняка. Именно в этой замечательной
книге есть целая глава, посвященная Дра*
верту, называется она «Целестин».
«Целестин,— пишет Ферсман,— нежно-голубой 1<а'
мень, цвета неба, такой чистый и прозрачный. О нем я
читал замечательное стихотворение в прозе. Оно бы-10
написано в годы юности горячим революционером Ка*
1 Е. Л . К р и и о п. Л . Л. К улик — организатор метеоритики в
•СССР.— В кн.: «М етеоритика», вып. IV . М ., 1948, с. 23.
22

занн, глаза которого горели огнем борьбы и гнева, когда
речь шла о царе и жандармах, горели ярким, светлым
огнем романтики, когда он декламировал Горация,
и скромно, едва теплились мягким любящим светом, когда
речь шла о синей Волге и голубых камнях. Куда-то
затерялся листочек с его газетной статьей о целестине:
не точно, на память приходят мне отдельные картины,
из этой поэмы о камне».
Дальше — изложение «Целестина», а потом — заключение:
«Примерно так писал о волжском голубом
камне наш казанский ученый. Это было давно-давно, и
я не знаю, насколько точно передал его стихотворение
в прозе» *.
О стихотворении «Целестин» писал Азадовскому сам
его автор: «Вы спрашиваете,— пишет Петр Людовикович,—
как я смотрю на литературу?.. Интуиция художника
или писателя в связи с его знаниями наиболее
приближает к истине рождаемое произведение. Мне кажется,
что писатели недалекого будущего обязательнодолжны
пройти через горнило естественных наук.
Тогда их произведения будут гораздо более убедительными.
В 1915 г. я напечатал в «Камско-Волжской речи»
маленький поэтический рассказ «Целестин». Он понравился
широким кругам, несмотря на узость и специальность
темы. Но я никак не мог предполагать, что случится
далее. В 1922 г. академик Ферсман в своей книге
«Геохимия России» привел этот рассказ в списке главнейшей
минералогической литературы по области пермского
моря и суши. Таким образом, оказалось, что беллетрист
не погрешил интуицией перед научной стороной
дела» 2.
Двух ученых — Драверта и Ферсмана — долгие годы
связывали совместная работа в науке, взаимное
уважение, дружба. Александр Евгеньевич неоднократноссылался
в своих работах на публикации коллеги. Вот,
например, его фундаментальный труд «Очерки по истории
камня». Во втором томе «Очерков...» Ферсман приводит
в списке литературы 8 наименований дравертовских
статей— таких, как «О двух ископаемых», «Опальг
1 А. Е. Ферсман. В оспом и нан ия о кам не. М ., « Н а у к а » , 1969,.
с. 63, 66.
2 «Л и т ер а т у р н о е наследство С ибири», т. I, с. 233.
23

в Якутской области», «Предварительный отчет о поездке
на Байкал» и др. Здесь же, в главе «Камень в эпосе
и поэзии народов», Ферсман пишет: «...приведу малоизвестное
стихотворение. Оно принадлежит минералогу,
поэту и революционеру П. Л. Драверту. Этот необыкновенный
lit своим разносторонним талантам человек был
сослан... в далекий Якутский край, где он стал восторженным
поклонником суровой и величественной сибирской
природы.
Вот как описывает П. Л. Драверт опал, который нашел
в гальках на берегах северной реки Вилюй»
И полностью цитируется стихотворение «Опал» («Как
дивно играет опал драгоценный!..»).
В сборнике воспоминаний об А. Е. Ферсмане, который
вышел после его смерти, есть интересное свидетельство
человека, лично знавшего академика: «...обыч.
но Александра Евгеньевича характеризуют как многогранного
ученого, выдающегося минералога, геохимика,
географа и преобразователя природы, его биографы
забывают, что он был и страстным любителем поэзии.
Он особенно любил поэта-ученого П. Л. Драверта, многие
звучные стихи которого о минералах Александр Евгеньевич
знал наизусть и артистически декламировал
обычно по вечерам, когда все собирались у костра. Ему
нравилась характерная геолого-минералогическая образность
поэзии Драверта, который художественные
краски своих стихов заимствовал у близкого ученому
яркого мира минералов и драгоценных камней. В его
стихах часто блестят рубины и опалы, хризолиты и алмазы,
сапфиры и жемчуга, янтарь и малахит, изумруд,
агат и т. п. «Люблю я синий цвет цейлонского сафира:
в нем скрыта густота неведомых пучин...»,— читал
Александр Евгеньевич. Или:
Н а песчаной косе Енисея
Мы сбиралн янтарны е зерна...
Я помню, как однажды после экскурсии по долине
р. Тосно вечером у костра Александр Евгеньевич вынул
из широкого кармана тужурки сборник стихов Драверта
и стал читать:
1 А. Е. Ферсман. Очерки по истории камня, т. II. М ., нзд-в о
А Н С С С Р, 1954, с. 68.
24

К т о -т о песню т и х о н а п ев а ет ,
К т о -т о череп л о с я п р и в о л о к .
В а р о м а т н о м п а р е за к и п а е т
Н а д о гн ем ж е л е зн ы й к о т е л о к ...» 1
В заключении этого комментария, посвященного
дружбе Ферсмана и Драверта, хочу привести один документ.
Он очень красноречиво свидетельствует об уважении,
с которым относился выдающийся советский
ученый к своему собрату по науке. Это письмо директора
Ломоносовского института академика А. Е. Ф ерсмана
в Омский облисполком от 9 сентября 1935 года (копия
письма хранится в личном архиве Д раверта):
«С исключительным интересом прочел я о том, что областная
плановая комиссия собирает конференцию по
развитию производительных сил Омской области... К сожалению,
я лишен возможности сделать доклад на тему
«Геохимические проблемы Западно-Сибирской низменности».
Я хотел только обратить Ваше внимание,
что у Вас в Омске имеется один из крупнейших специалистов
по этому вопросу — профессор Драверт, который,
несомненно, лучше, чем кто бы то ни было, знает
геохимию этого района и в ряде отдельных очерков и в
своей работе в омском музее дал ряд доказательств
правильной постановки этого вопроса».
Несколько слов о второй фронтовой «встрече» Виктора
Петровича Драверта с отцом — то есть о книге
«Тени и отзвуки», которую продавал букинист на базаре
только что освобожденной Одессы. Это самый первый
стихотворный сборник Петра Драверта, вышел он
в Казани, в 1904 году. Сам автор впоследствии был не
очень высокого мнения о своем поэтическом дебюте:
«Это порядочная лирическая дребедень, где сильно
сквозит влияние Бальмонта»2.
Кстати, этой скромной книжечке дважды не повезло
в столь уважаемом мною первом томе «Литературного
наследства Сибири»: дважды она названа там «Песни(?)
и отзвуки» (см. стр. 231, 234).
1 А . И . Д з е н с - Л и т о в с к и й. Г о р д о ст ь н аш ей н а у к и .— В
кн.: «А лек сан др Е вгеньевич Ф ер см ан (ж и зн ь и д е я т е л ь н о с т ь )» . М .,
« Н а у к а » , 1965, с. 2 0 7 — 208.
2 « Л и т ер а т у р н о е н асл едство С и бири», т Л, с. 2 3 1 .
25

Щребарйъ
@тихотворен1я.
Т р е в а р д . « С т и х о т в о р е н и я » . М ., 1 9 06.
О б л о ж к а .
Вообще неточностей, путаницы, а порой и загадок в
литературе о Драверте больше чем достаточно. Сейчас
мы как раз подошли к рассказу об одном из таких
случаев. Это история «тетки Ксении» — младшей сестры
Петра Людовиковича. Не случайно я спрашивал о ней
в письмах, которые отсылал в Калининград.
В книге Л. Кузнецовой «Охотник за метеоритами»
есть такой эпизод. Будто бы Драверт находит в Омской
букинистической лавке стихотворный сборник со странной
фамилией автора — «Тревард». И якобы тут начинается
разговор. Драверт сообщает продавцу лавки, что
книгу эту написал он и, опасаясь преследований за ее
26

революционное содержание, подписался псевдонимом
(прочитайте слово «Тревард» наоборот») и т. п. и т. д. !.
А в письме Драверта Азадовскому в том же, не раз
упомянутом, издании читаем: «Несколько слов о сестре.
Она была моложе меня на 7 лет. Училась сначала под
моим руководством. Рано стала писать стихи. Печаталась
в вятской и казанск. газетах. Стихи больше лирические.
1906 г. в Москве какое-то эфемерное издательство
напечатало маленький сборник ее довольно
наивных гражданских стихотворений под псевдонимом
Тревард. Потом училась в Сорбонне...»
Ошиблась, увы,— не одна Л. Кузнецова. В примечании
к вышеприведенным строкам дравертовского письма
«Литературное наследство Сибири» сообщает, что
ошибка эта есть и в генеральном каталоге Государственной
Публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина,
и в известном словаре псевдонимов Масанова, и в
некоторых статьях.
Описание книги Ксении Драверт можно найти и в
очерках Евгения Петряева «Литературные находки»2.
Здесь воспроизведена своеобразная обложка сборника
«Стихотворения». На ней Свобода, изображенная в образе
молодой женщины, открывает двери темницы,
измученные узники приникли к ногам своей освободительницы.
Опубликовал Евг. Пстряев и портрет Ксении.
На фотографии, сделанной в 1906 году, мы видим молодую,
красивую девушку с тонкими чертами лица.
Ксения Драверт в Вятке жила до 1907 года, потом
уехала от политических преследований во Францию, на
родину не вернулась.
Е. Д. Петряев прислал мне копии трех писем Ксении
Людовиковны. Они посланы из Парижа уже после
войны.
Письмо первое от 16 февраля 1945 года:
«Дорогой Петя!
Д авно не имела от тебя известий и рада, что теперь
могу переписываться с тобой. Сообщи мне о себе, как
жил ты все эти годы, здоров ли, все ли у тебя благопо-
1 См. Л . Кузнецова. О хотник за м етеоритам и. М , «С оветская
Р оссия», 1965.
2 Евг. Петряев. Л итературны е находки. Очерки культурного
прош лого Вятской зем ли. К иров, В ол го-В я тск ое книж ное нзд-во,
1966.
27

лунно? Где твои сыновья — Л еонид и Виктор? Вероятно,
в Армии. Это время жизнь у нас бы ла довольно тяж
елая, я бы ла худая, как щепка, от недостаточного и
плохого питания, но теперь начинаю быстро поправлят ь­
ся. Служ у в Министерстве зем леделия... Работа д овольн
о однообразная — в библиотеке, но, может быть, м не
предложат (о чем уже бы л разговор) преподавать р усский
яз. в высш. учебн. заведении, если будет достаточное
количество учеников и учениц, т. к. с начала этого
учебного года во всех ш колах и университетах вводится
преподавание русского яз., что давно следовало бы сделать.
Профессора мои настаивают, чтобы я написала
учены й труд, за который взялась еще до войны, но обстоятельства
пока еще недостаточно благоприятны д л я
умственной работы, хотя здоровье мое теперь хорош ее и
хочется работать, работать!— отдать свои силы Родине,
куда направлены все мои мысли и ж елания.
У нас зима была в этом году исключительно холодная,
и мы все мерзли без отопления, но теперь ярко
светит солнце и наступает ранняя весна; хотелось бы
выехать в Сибирь до наступления зимы — может быть
это будет возможно? В надежде скоро увидеться с тобой,
мой дорогой брат, целую тебя крепко. Д ум ой с
тобой, твоя любящая тебя сестра
Ксени я».
А следующее письмо отправлено Драверту 28 ноября
1946 года — Ксения Лгадовиковна еще не знала, что
брата уже нет в живых.
«Д орогой Петя!
П осле твоего письма от 16. V11-45 г. не имела от тебя
никаких известий. Д ва раза писала тебе, но ответа
не получила. Я очень беспокоюсь за твое здоровье, напиши
мне, здоров ли ты? И потом, ты хотел послать
мне твои научные труды о метеоритах, когда собирался
в М оскву в Комитет по метеоритам Академии наук. Но
я ничего не получила. Может быть, твое письмо затерялось,
и потому прош у тебя ответить мне через наше
Посольство в Париже. Нам необходимо списаться, когд
а и как м огу я к тебе приехать. Придется, вероятно,
переждать зиму, так как я отвыкла от русских, тем бол
ее сибирских холодов, да и нет соответствующей одеж­
28

ды. А весной как было бы хорошо нам свидеться после
такой долгой разлуки.
Я думаю, что с дипломом из Сорбонны и с моим
знанием четырех язы ков я смогу быть полезной на Родине.
Сердечно целую тебя и жду скорого ответа.
Л ю бящ ая тебя сестра К сени я».
Как сложилась дальнейшая судьба Ксении Д раверт
— неизвестно.
Виктор Петрович упоминает своих предков, которые
когда-то жили в Вятке. Для того чтобы получить от них
исчерпывающую информацию, достаточно заглянуть все
r то же письмо Петра Людовиковича Азадовскому. Он
пишет: «Тому, что во мне есть, я считаю себя во многом
обязанным моим предкам. Дед мой по матери Д. Я-Далматов
стяжал в свое время известность своей работой
о зубрах Беловежской пущи, за которую Лондонское
зоологическое общество присудило ему золотую медаль.
Проживая последние годы в Вятке, он зарекомендовал
себя недюжинным общественным деятелем, большим
филантропом (м. проч. содействовал поступлению извести.
художника В. М. Васнецова в Академию художеств
и всячески поддерживал его на первых шагах его работы).
Сын его Николай Далматов был революционером
еще в 60-х годах. Убит во время войны западных славян
за свою независимость от Турции в 1876 г. Его сестра,
моя мать, Варвара Дмитриевна, училась в Смольном
институте в лучшую пору его существования, была
любимой ученицей Срезневского и привила мне любовь
к литературе. Бабушка моя (по матери) В. П. Далматова
(урожденная Сушкова) находилась в ближайшем
родстве с поэтессой Е. П. Ростопчиной. Мой дед (по отцу)
Станислав Иванович Драверт, судя по рассказам,
любил литературу, писал стихи, в его доме бывали Герцен
и другие выдающиеся ссыльные в г. Вятке» '.
С большим уважением относился Драверт к своим
предкам. Он собирался, например, написать о Д. Я. Далматове
— в его архиве есть подготовительные материалы
к этой статье.
А вот подробность, связанная с именем Е. П. Ростопчиной.
Как известно, Екатерина Петровна Ростопчина
1 «Л и тер атурное наследство Сибири», т. 1, с. 2 2 9 — 230.
29

(девичья фамилия Сушкова) была талантливой поэтессой,
женщиной умной, превосходно образованной. В последнюю
зиму своей жизни у нее часто бывал на обедах
А. С. Пушкин '.
В 1955 году омская молодежная газета напечатала
на четвертой странице маленькую заметку «Веер Натальи
Пушкиной». В ней говорилось о том, что в Омском
краеведческом музее хранится большой веер, который
якобы принадлежал жене великого поэта. Пожелавший
остаться неизвестным автор заметки пишет:
«Наталья Пушкина, вышедшая впоследствии замуж за
Ланского, подарила веер матери сибирского поэта профессора
П. Л. Драверта в те дни, когда Ланской приезжал
в Вятку. Затем веер перешел к П. Л. Драверту,
а от него — в 1945 году — в наш областной музей» 2.
В конце своего письма В. П. Драверт упоминает о
судьбе архива и о решении горисполкома, касающемся
могилы отца. И о том, и о другом мне приходилось
писать. В частности, об архиве.
В старом шкафу лежат большие и малые папки,
конверты, пачки бумаг. Это огромное количество документов,
рукописей, черновиков, писем, фотографий —
личный архив Петра Людовиковича, который он, умирая,
завещал музею. (В последние годы жизни он был
здесь научным сотрудником.) И сейчас работники музея
мечтают о том времени, когда решится, наконец, вопрос
о новом помещении и появится возможность организовать
мемориальную комнату Драверта. Ведь после него
остались еще и различные коллекции, личные вещи.
Такая комната была бы неплохим памятником нашему
земляку, который немало сделал и для музея, и для
Омска, и вообще для Сибири.
Музей не имеет возможности в должном объеме использовать
этот архив. Больше того — с ним произошла
путаница. Несколько лет назад было решено (и совершенно
правильно решено) передать бумаги Драверта
областному государственному архиву. Сведения о предстоящей
передаче были посланы в вышестоящие архив­
1 См.: В. Вересаев. Спутники П уш кина, т. 2. М., «С оветски11
писатель», 1937, с. 321— 322.
2 «М олодой сталинец», 13 марта 1955 г.
30

ные организации, но сама передача по каким-то малопонятным
причинам не состоялась. Так в солидном
двухтомном издании «Личные архивные фонды в государственных
хранилищах СССР» появилась ошибка,
которую затем повторил и первый том «Литературного
наследства Сибири»: бумаги Драверта находятся не в
Омском госархиве (где, повторяю, им было бы гораздо
лучше), а по-прежнему лежат мертвым грузом в одном
из шкафов музея. Лежат неизученные, поверхностно
разобранные. За все эти годы бумаги Драверта смотрели
несколько человек и, насколько мне известно, среди
них не было специалиста ни в метеоритике, ни в геологии,
ни в любой другой из тех естественных наук, которыми
занимался Драверт. Какую научно-хозяйственную
ценность представляют лежащие в этих папках материалы?
Не пригодятся ли они нам сейчас, сегодня?
Ответить на эти вопросы в настоящее время не сможет
никто.
Научное наследие Драверта изучено чрезвычайно
поверхностно. Что можно и нужно сделать в этом направлении?
Прежде всего — закончить начатое, т. е. передать
все-таки бумаги Драверта в госархив. Там их опишут и
систематизируют по всем правилам архивного дела, там
есть читальный зал, где с документами можно будет
спокойно работать. А для будущей мемориальной комнаты
вполне достаточно экспонатов, которые у музея
останутся.
Изучение наследия Драверта вполне может и должно
стать темой научного исследования. Об этом я писал
еще в 1970 году, но, к сожалению/ к моим предложениям
никто пока не прислушался.
Позже я получил еще одно коротенькое письмо из
Калининграда. Виктор Петрович просил сообщить ему
сведения о Дравертах, проживающих в Кирове.
Сведения эти таковы. В начале 1971 года я, окрыленный
калининградской удачей, написал и в Кировский
адресный стол — попросил прислать «координаты»
всех кировчан, носящих фамилию «Драверт». К своему
удивлению, вскоре получил ни много ни мало — целых
пять бланков с адресами. Оказалось, что там живут
Драверты: Владимир Георгиевич — 1903 года рожде-
31

ния, Мария Афанасьевна — 1902 года рождения, И рина
Станиславовна— 1911 года рождения, Иван Станиславович
— 1922 года рождения и Мария Станиславовна
— 1913 года рождения. Все уроженцы Кирова.
Тотчас же написал всем. Полученный вскоре ответ
гласил: «Мы (Ирина Ст., Мария Ст. и Иван Ст.) получили
Ваши письма. Наш отец Станислав Адольфович и
Петр Людовнкович Драверт двоюродные, а их отцы
(Адольф Станиславович и Людовик Станиславович) —
родные братья.
О Ксении Людовиковне Драверт мы знаем очень
мало...
...За последние годы в местных газетах было несколько
статей о прадеде и отце П. Л. Драверта, об отце и
сестре его матери (Надежде Дмитриевне Дал матовой)
и о самом Петре Людовиковиче...»
Вот к каким результатам привел этот поиск. Поиск
толчком к которому послужила дарственная надпись
на скромной тоненькой брошюре — «Дорогому отцу от
одного из авторов...» Заочное знакомство с сыном своего
героя дало мне многое. И в это «многое» входила
не только полученная информация. Я уже не умозрительно,
а по-настоящему глубоко и четко почувствовал,
какой значительной и необычной была судьба заинтересовавшего
меня человека. Почему же мы до сих пор
имели о нем лишь отрывочные, часто противоречивые
сведения? Почему даже сын так мало знает о собственном
отце?
Вновь и вновь перечитывал я его стихи, многие из
которых уже знал наизусть. Мне казалось, что и они
могут помочь в дальнейших поисках, в д а л ь н е й ш е м
«разгадывании» дравертовского характера. И я не
ошибся.

П А К Е Т И З Л Е Н И Н Г Р А Д А
огда простое любопытство к
незаурядной личности Драверта
переросло в твердое желание
написать о нем книгу, я
решил для начала не «изобретать
велосипед», а прочитать все, что было написано к
тому времени о его жизни, литературной работе и научной
деятельности. Конечно же, познакомился с глубокой
и точной статьей Б. Бухштаба «Поэзия Петра Д раверта.
К сорокалетию поэтической деятельности», напечатанной
в четвертой книге «Омского альманаха» (1944
год). А вскоре, в 1969 году Западно-Сибирское издательство
(Новосибирск) выпустило в свет 1 том «Литературного
наследства Сибири», где впервые были опубликованы
письма Драверта известному фольклористу, литературоведу
и библиографу Марку Константиновичу
Азадовскому. В одном из этих писем (послано из Омска
в Иркутск 26 августа 1942 года) Драверт сообщает:
«Я познакомился с Борисом Яковлевичем только вчера
(до этого был в служебной поездке) и с большим удовольствием
провел вечер в беседе с ним. Здесь для
Б. Я. не открывается пока возможностей приложить
свои многосторонние знания, так как Педагогич. Институт
находится в Тобольске...» (Ленинградский историк
литературы и библиограф Б. Я. Бухштаб прибыл тогда
в Омск как эвакуированный).
Эти несколько строк и натолкнули на мысль написать
Б. Я. Бухштабу. Написал и вскоре получил ответ:
«С П. Л. Дравертом я был знаком очень недолго, писем
от него не получал, но когда-то покойный М. К.
Азадовский передал мне полученный им в свое время
от П. Л. Драверта конверт, содержащий его краткую
биографию, список трудов, перечень изданий, в которых
он сотрудничал, и несколько вырезок из дореволюционных
газет с его рассказами и фельетонами. Эти
2 З а к а з 6 4 1 3 33

материалы я могу передать Вам, поскольку сам я не
имею в виду заняться поэзией Драверта. Напишите,
нужны ли они Вам».
«Да, да, конечно же, нужны!»— так написал я в Ленинград
и стал ждать. А пока еще раз перечитал письма
Драверта Азадовскому, помещенные в «Литературном
наследстве Сибири».
Вот дравертовские письма—первые три из пяти, опубликованных
в 1 томе. Все они писаны в Омске и все—
в мае 1927 года. Посланы Азадовскому одно за другим—
16, 22 и 25 числа. И все три посвящены в общемто
одному и тому же. Из них видно, что М. К. Азадовский
попросил Драверта прислать автобиографию, свои
работы, рецензии на них и тому подобные материалы.
(Сейчас, после выхода книги М. Азадовского «Статьи
и письма», мы знаем, для чего данные материалы потребовались:
Азадовский собирался написать о Д раверте
«специальный очерк», но не осуществил задуманного
из-за смерти жены '). Драверт отсылает все это не
сразу, а «порциями», сопровождая посылаемое как раз
этими письмами.
Не об этих ли материалах пишет Б. Я. Бухштаб?
И вот, наконец,— толстый пакет из Ленинграда.
В нем было доказательство моему предположению —
конверт от письма, отосланного много лет назад. Он
был надписан знакомым неровным и торопливым почерком
Петра Людовиковича: «Иркутск, Красный переулок
№ 9, профессору Университета Марку Константиновичу
Азадовскому. От проф. П. Л. Драверта, Омск,
Сиб. с.-х. Академия».
На почтовом штемпеле дата — 23.5.27 г.— именно в
это время отправлялись письма, опубликованные в
«Литературном наследстве».
Драверт составил для Азадовского несколько списков
и различных перечней. В одном из них он называет
издания, в которых сотрудничал как литератор с 1900
по 1925 год. Всего их больше тридцати, причем, как сказано
в примечании, «список не полой». Привожу здесь
лишь названия городов, в которых они выходили: Екатеринбург,
Казань, Якутск, Томск, Барнаул, Омск, Иркутск,
Семипалатинск, Новониколаевск, Москва, То-
1 См.: М . Азадовский. Статьи и письма (Н еи зд а н н о е и
за б ы т о е). Н овосибирск, Зап адн о-С и бирск ое кн. н зд -в о, 1978, с. 41 •
34

больск. О чем говорит эта география? О широких литературных
связях Драверта — связях, до сих пор почти
не изученных. О том, что в библиотеках, архивах, частных
коллекциях, находящихся в этих городах, вероятно,
ждут нас открытия, касающиеся его биографии и творчества.
Затем идет перечень стихотворных сборников и рецензий
на них, списки критических статей и статей
биографического содержания, приводятся употреблявшиеся
псевдонимы и т. д.
Отдельно Драверт составил библиографию своих научных
работ — по геологии, минералогии, географии,
этнографии, ботанике, медицине, истории науки и культуры.
Всего 54 названия, хронологические рамки 1900—-
1927 годы.
По просьбе Азадовского Петр Людовнкович написал
автобиографию. Причем даж е в том, как он это сделал,
виден его характер. Ученый, ценящий лишь точные факты,
он составляет сухое «Краткое curriculum vitae» 1—
здесь не место эмоциям, оценкам, волнениям, лишь д а­
ты, географические названия, перечень занимаемых
должностей и мест работы, а для того, чтобы стиль
был как можно более бесстрастным, Драверт даже отказывается
от «я» и называет себя в третьем л и ц е__
«он». Обладающий богатым воображением литератор,
он пишет комментарий к этой «официальной» биографии
— большое письмо Азадовскому. В этом письме
(прочитать его можно все в том же «Литературном
наследстве Сибири») — интереснейшие бытовые подробности,
семейные воспоминания, изложение литературного
кредо — взволнованная исповедь думающего,
страдающего, деятельного человека. Кто знает, может
быть, ларчик открывается проще — может быть, автобиография
написана в третьем лице лишь с целью
облегчить Азадовскому предстоящую работу? Однако,
как бы там ни было, сопоставление двух этих текстов —
личного письма и «...curriculum vitae» — производит
сильное впечатление.
Приведу автобиографию из ленинградского пакета.
Во-первых, она нигде не публиковалась, а во-вторых,
несмотря на свою сухость и академическую сдержанность,
содержит немало интересных подробностей. Итак,
1 C u rricu lu m v ita e (л а т .) — ж и зн ео п и сан и е.
2 ' 35

перед нами «Краткое curriculum vitae» П. Л. Д р а в е р т а ,
составленное им самим в 1927 году
«Петр Л ю довикович Драверт родился 4 я н ва р я
1879 года в г. Вятке. П ервоначальное образование получил
в Екатеринбургской, а затем в 1-й К азанской
гимназии. Ж изнь в Екатеринбурге, частые поездки с
отцом на различны е рудники и заводы. У рала о ка за ли
решающее влияние на характер дальнейш ей деят ельности.
В 1899 году Драверт поступил студентом на естественное
отделение физико-математического факультета
Казанского университета, где с первого года начал специализироваться
по минералогии под руководством
проф. А. А. Штукенберга и прив.-доцента А. В. Л а в р ­
ского.
Летом 1900 года он командируется Обществом Естествоиспытателей
при Казанском университете на С редний
Урал, где посещает наиболее выдающиеся рудники
и копи Верх-Исетского, Невьянского, Березовского
Мраморского, Сысертского, Алапаевского и Нижне-
Тагильского округов. В екатеринбургской газете «Урал»
были напечатаны две первые его статьи м инералогического
содержания.
13 февраля 1901 года за участие в студенческом д ви ­
жении высылается административным порядком в
Пермскую губернию. Летом работает в округе М иасского
завода (Оренбург, губ.) сначала в качестве р а ­
бочего, а потом помощником таксатора лесоустроительной
партии. Осенью вновь принимается в число студентов
университета и ряд последующих весен и осеней
посвящает под руководством М. Э. Яниш евского и
М. Э. Ноинского геологическому и палеонтологическому
изучению пермских отложений в пределах, главны м образом,
Казанской губернии.
Летом 1902 года совершает поездку на Киргиш анские
рудники Красноуфимского уезда в область развития
отложений артинского яруса, а затем по поручению
Общества Естествоиспытателей направляется в Сибирь
на юго-западное побережье Байкала, где занимается
1 П риводится с сокращ ениями.
36

С н и м о к с д е л а н do о р е м я э н с п е д и ц и и П . J1. Д р а о е р т а
р С у н т а р с к и й с о л с н о с н ы й р а й о н (Я к у т и я , 1 9 07 г.).
минералогическими исследованиям и, равно как и лето
следующего, 1903 года.
По возвращ ении избирается физико-математическим
факультетом на должность консерватора минералогического
кабинета Казанского университета. Систематизирует
известную коллекцию м инералов Кеммера и совместно
с проф. А. А. Штукенбергом организует минералогический
отдел городского музея.
В декабре 1905 года за участие в. револю ционном
движ ении арестовывается и в начале 1906 года высылается
на 5 лет в Якутскую область.
В 1907 году командируется Якутским областным
статистическим комитетом на р. Кемпендяй (В илю й-
ского округа) с целью обследования соляны х месторождений
и выяснения путей к вы возу соли на Л ену.
Летом 1908 года Драверт по поручению якутского
губернатора Крафта совершает поездку на пароходе
«Север» к устыо Л ены для минералогических изысканий
по ленском у побережью.
В 1909 году по поручению Статистического комитета
исследует озеро Баян-кель в Якутском округе, занимается
выяснением условий распространения сусликов
37

в долине р. Л ен ы до впадения в нее р. С иней и п р о д о л­
жает свои исследования в В илю йском округе.
П о ходатайству А кадем ии наук правительство зам е­
няет Драверту последний год ссы лки перемещ ением его
в г. Томск под гласны й надзор полиции.
В 1910 году Драверт избирается горным отделением
Томского технологического института на должность
консерватора Палеонт ологического музея, но, по протесту
местного губернатора, как ссыльный, не утверждается
и работает частным образом в физической лаборатории
проф. Б. П. Вейнберга.
Летом 1911 года командируется Обществом естествоиспытателей
при Казанском университете в сев.-вост.
часть Алтая.
В 1912 году возвращается в К азань и занимается в
М инералогическом кабинете унцверситета обработкой
материалов из своих путешествий.
13 января 1914 г. Драверт, получив разреш ение
администрации, вновь поступает студентом на последний
семестр естественного отделения физико-математического
факультета Казанского университета, где сдает
все зачеты и получает вы пускное свидетельство. И зб и ­
рается действительным членом Якутского отделения
Русского географического общества.
В 1915 году Академией наук командируется в Пито-
Ангарский край Енисейской губернии д ля нахож дения
и обследования месторождений радиоактивных м инералов.
В 1916 году прикомандировывается А кадем ией н а ук
в качестве минералога к экспедиции Геологического комитета,
снаряженной для исследования условий золотоносности
Вилюйского округа Якутской области.
В мае 1917 года физико-математическим факультетом
Казанского университета избирается на должность
ассистента при кафедре геологии и утверждается в этой
должности попечителем учебного округа.
Весной 1918 года на курсах инструкторов по социализации
земли, организованных Наркомземом, читает
курс «Полезные ископаемые северо-восточной России».
В августе того же года командируется особоуполномоченным
в южные уезды Казанской губернии для принятия
мер к охране заповедников, памятников природы
и технических сооружений.
38

В г. С пасске 1 Драверт узнает о взятии К азани и за
невозмож ностью возвращ ения туда направляет ся в С и­
бирь. В его отсутствие, в связи с острыми событиями
граж данской войны, погибает в р ук о п и с ях ц елы й р яд
науч ны х работ, подгот овленны х им д л я печати в период
1914— 1918 гг., дневники путешествий и д ругие материалы
.
1 октября 1918 года советом О мского сельскохо зя й ­
ственного института Д раверт бы л изб ран на должность
старшего ассистента при каф едре м инералогии.
С 1 августа 1920 г. приглаш ен на должность за ведую
щ его м инералогическим отделением экспедиции д л я
научно-эконом ического обследования О бь-П ечорского
Севера, организованной Н аркомвнеш т оргом.
О сенью этого года по поручению совета экспедиции
занимает ся м инералогическим и изы сканиям и в окрестностях
села Самара б ли з устья Иртыша.
В Тобольске Драверт совместно с Б. Н. Городковы м ,
И . В. К учины м и представителями Г убнаробраза п р и ­
нимает участие в подготовительных работах по созданию
Общества изучения местного края при м узее Тобольского
Севера.
В августе того же 1920 года Драверт по реком ендации
проф. Б. К. П оленова и А. П. П инкевича изб и р а ­
ется профессором на каф едру крист аллограф ии и м и нералогии
Государственного У ральского университета (в
Е кат еринбурге), но отклоняет эту честь, считая н еза ­
конченной свою миссию в Омске.
С 15 ноября по 15 января 1921 года исполнял обязанности
декана инж енерного факультета.
18 сентября избирается действительным членом О б­
щества изучения края при М узее Тобольского Севера.
В декабре 1921 года на Всероссийской конф еренции
научны х обществ и учреж дений по изучению местного
края (в М оскве) избран действительным членом Центрального
бюро краеведения при Российской А кадем ии
наук.
29 января 1922 года Драверт избирается председателем
Зап.-Сиб. отдела Русского географ ического общ е­
ства и входит в состав редакционного коллект ива во з­
никш его при Обществе ж урнала «С ибирская природа»..
Летом этого года командируется Зап-С иб. отд.
' К а за н ск о й губерн ии. — A . JI.
39

Р. Г. О. и Сибнаробразом для м инералогических исследований
в район р. Тагула Енисейской губернии.
6 сентября на общем собрании научны х сотрудников
избирается президентом Ученого бюро Сибирской
сельскохозяйственной академии, на эту должность избирался
последовательно в 1923, 1924, 1925, 1926 годах.
В 1923 году Драверт работает в качестве члена
правления и председателя научной секции Омской организации
работников науки, литературы и искусства.
Летом этого года занимается геолого-минералогическим
обследованием правобережья Иртыша в пределах Омского,
Тюкалинского и Тарского уездов.
В декабре делегируется Сиб. с.-х. академией и Зап.-
Сиб. отд. Р. Г. О. на 2-ю Всесоюзную конференцию по
краеведению в Москве.
4 апреля избирается почетным членом Якутского исследовательского
общества «Саха Кескиле».
Осенью того же года Сибирской сельскохозяйственной
академией и Зап.-Сиб. отд. Р. Г. О. делегируется
представителем этих учреждений на 200-летний ю билей
Академии наук в Ленинград и Москву.
В качестве председателя Омского бюро по организации
Сибирского краевого научно-исследовательского
съезда проводит в Омске подготовительную по съезду
работу и принимает далее участие в съезде в качестве
члена президиума и докладчика по поручению метеоритного
отдела М инералогического м узея Академии
наук СССР.
На съезде избран членом Совета Общества изучения
■производительных сил Сибири. Тогда же коллегией
Сибкрайоно утвержден членом организационного Бюро
по изданию Советской Сибирской Энциклопедии.
14 ноября 1926 года общее собрание «Объединения
студентов-якутян Омских высших учебны х заведений» '
избирает Драверта почетным членом Объединения.
В январе 1927 года Драверт принимает участие в работе
1 Всесоюзного совещания минералогов в Л енинграде
(член президиума)».
Какая напряженная, подвижническая жизнь угадывается
за этими скупыми строками! А ведь здесь еще
вовсе не говорится о литературной работе. Недаром в
сопроводительном письме Драверт, не удержавшись.
40

восклицает: «Я очень устал, дорогой М арк Константинович!
Пишу ночыо, залпом, чувствуя, что в ближайшие
дни просто не будет времени...» И разъясняет, почему
именно его не будет: надо готовиться к экспедиции. Его
ждет очередная (какая по счету — тридцатая, сороковая?)
экспедиция, ведь кончается май, на носу полевой
сезон — страда геологов. И снова — изнурительные
маршруты, гнус, пот, заливающий глаза под накомарником,
ночевки в тесных зимовьях и палатках, хвойный
отвар от цинги по утрам...
Мы почти ничего не знаем о первой встрече молодого
Драверта с Сибирью. Остались лишь строка в автобиографии
да тоненький, в несколько страниц, оттиск:
«Предварительный отчет о поездке на Байкал» !... Но
как хорошо, что именно берега красавца Байкала стали
первым местом в Сибири, где он побывал! Берега,
поражающие своей сказочной красотой, величием, суровой
поэтичностью... Несомненно, Байкал произвел на
двадцатитрехлетнего геолога и поэта неизгладимое впечатление.
Потом, уже приобретя некоторый стихотворный
опыт, он напишет «Байкальские сонеты» и посвятит
их М. Э. НоннсКому — своему университетскому наставнику:
В о т с к о р о и К у л т у к ... Н е д в и ж н а гл адь Б а й к а л а .
Ф а т о ю м а р ев а о д еты б ер ега;
П о ск атам д а л ь н и х го р р аск и н у л а сь т а й га ,
Г л я д я сь в н ем у ю г л у б ь н е б е сн о г о п р о в а л а ...
«Сонеты» написаны в Томске, в 1911 году, но перед
мысленным взором поэта были картины, увиденные
именно тогда, летом 1902 и 1903 годов: здесь и Култук
— поселок на юго-западном берегу великого сибирского
озера, и идущий вдоль этого берега горный хребет
Хамар-Дабан. Очень сильным, должно быть, было
впечатление от тех первых встреч с Сибирыо, раз через
столько лет оно вылилось во вдохновенные поэтические
строки. Вполне допустимо предположить, что тогда,
в самом начале века, и был заложен в его неуемной
душе первый камень жизненного кредо — во всем
быть верным этому удивительному краю, простирающемуся
от древних гор Урала до тихоокеанского прибоя.
1 П роток ол ы за с ед а н и й О бщ ества естест в о и сп ы т а т ел ей при К а ­
за н ск о м ун и в ер си тете. П р и л о ж ен и е № 2 1 6 . К а за н ь , 1904.
41

Я назвал эту книгу «Сибири не изменю!..» не случайно.
Своей второй родине Драверт не изменил ни в
большом, ни в малом до смертного часа. Отказ от кафедры
в Уральском госуниверситете — только штрих
той жизненной линии, которую он окончательно избрал
после революции. Весьма характерен в этом отношении
такой факт. Какой провинциальный литератор откажется
от возможности опубликоваться в столичном журнале?
Драверт, будучи еще молодым поэтом, отказался от
приглашений печататься в аристократически-солпдном
«Вестнике Европы», в московских журналах. Отказался
потому, что «решил работать лишь в провинции,
находя, что нехорошо лишать благодарного читателя
слова, к которому он привык». Не часто в литературе
можно найти примеры подобного подвижничества.
Сколько недосказанного, из скромности скрытого за
сухим изложением «Краткого жизнеописания». Не сказано,
например, что вето, наложенное томским губернатором
на избрание ссыльного Драверта консерватором
институтского музея, натолкнуло молодого ученого и
литератора на твердое принципиальное решение: не
служить на правительственной службе вообще. И он
твердо следовал этому решению вплоть до 1917 года,
зарабатывая на жизнь главным образом пером. Томский
губернатор, кстати сказать, видимо, вообще был «неравнодушен»
к Драверту. В том же, 1910, году на сцене
Томского общественного собрания была поставлена анонимная
пьеса «Три открытия», осмеивающая деятельность
городского муниципалитета. Автор ее — Драверт,
по его имя не было указано по личному распоряжению
губернатора. Это имя, имя «государственного» преступника,
не должно было стоять на афише.
В бандероли была и пачка газетных вырезок. Это о
них писал Драверт: «...посылаю Вам несколько уцелевших
газетных статеек времени работы моей в «Камско-
Волжской речи» (1912— 1916). Это далеко не лучшее, к
тому же все случайно оказались по одному вопросу. Как
бы то ни было, я ставил свою публицистическую работу
выше художественной, так как она часто достигала
цели и пользовалась вниманием демократических кругов.
Я получал ежедневно много писем, дававших мне
материал для газет.
Так, «В защиту одной улыбки» написано мной по
получении и проверке одного письма, когда девушку-
42

чуть не уволили за то, что она улыбнулась во время
занятий солнцу. После появления фельетона во всех
канцеляриях Казани стало заметно более приличное отношение
к служащим...»
И вот я держу в руках пожелтевшую вырезку-фельетон
«В защиту одной улыбки», перебираю другие газетные
материалы. Статья «Угроза народному здравию» —
о пьянстве, о торгашах спиртным, набивающих себе карман.
Статья «Для женщин — для России» — о женском
равноправии. Заметка «Во имя Матери», большой «подвальный»
очерк «Охрана детей»... Трудно сегодня судить
об этих работах. Они, конечно же, неравноценны —
сказалась случайность подбора, о которой говорил сам
автор. Конечно, некоторые в чем-то старомодны — ведь
после их написания прошло 60 с лишним лет. Но лучшие
произведения Драверта-журналиста не нуждаются ни в
каких скидках. С удовольствием предоставляю читателям
самим удостовериться в этом. Вот одна из его газетных
публикаций.
ТРИ К А П Л И ИЗ О К Е А Н А Ж И З Н И
Три ф акта остановили м о е внимание за последние
дни.
Э то — о ткр ы ти е л о р д а Рамзая в Л ондоне, процесс
П р а со л о ва в М о с к в е и письм о эски м о сского мальчика с
с Ч у к о тско го п о л уостр о ва ш талм ейстеру Гондатти.
П р я м о й ге н е тической связи м е ж д у ними нет, но я
б е р у эти сто ль р а зн о р о д н ы е и разноцветны е собы тия и
ф и к с и р у ю в своем воображ е н ии одно подле д р уго го ,
и бо в них все характе р н о , все сим птом атично для переж
и в а е м о й нам и эпохи...
* * *
З ахваты вает д ух от блестящ его откры тия лорда Рамзая.
Х очется кричать от радости, видеть на улицах флаги,
слы ш ать то р ж е ственную м узы ку и звон колоколов.
Н о все о б ы чно, п о -п р е ж н е м у течет в о кр уг серая
будничная ж изнь, и ничем не выделяется из колонны
д р у ги х те л е гр а м м в б р ош енном под стол газетном листе
кр а тко е сообщ е н и е : Рамзаю удалось разлож ить вод
о р о д .
43

Т олько н е м н о гие сто личны е газеты посвятили нес
колько статей о ткры ти ю а н гл и йского хим ика.
П р о сты м ш риф том , под о б ы чны м казенны м за го л о в ­
к о м : успехи науки.
Н о ведь что ни день, то наука д а р и т нас ч е м -н и б уд ь
новы м ; в к а ж д о м ш аге ее вперед есть успех. М ы или
привы кли читать о них, или очень далеки от интереса к
ним ; нам н уж н о что-нибудь зл о б о д н е в н о е , тесно сплетенное
с б л и зкою нам ж и зн ью , или п р о сто сн о гсш и б а ­
тельное. Грандиозная растрата, к р о в о п р о л и тн а я битва,
смена министерства, гибель м о р с к о го п а р о хо д а и т. д.
Все это будет отпечатано ж и р н ы м ш риф том , вы д е лено
в о со б ую гранку, станет обсуж д аться на ты сячу ладов.
А тут какой-то в о д о р о д ! М н о го ли знает о нем б о л ь ­
шая публика? С просите п е р в о го встр е ч н о го — и он скаж
ет вам, пож алуй, что в о д о р о д о м наполняю т в о з д у ш ­
ные ш ары; д р уго й (их уж е м е нее) припом н ит ф о р м у л у
воды, состоящ ей из в о д о р о д а и ки сл о р о д а НгО , и т р е ­
тий (их ещ е м еньш е) скаж ет, что в о д о р о д принадлеж и т
к числу 80-ти элементов, просты х, н е р а зл о ж и м ы х тел,
различным ком бинациям ко то р ы х обязано б е сконечное
разнообразие природны х соединений.
Элементы, по господствовавш ем у в массе д о последнего
дня воззрению , не п е рехо дят д р у г в д р уга , они
постоянны, неразлож им ы . З о л о то всегда остается з о л о ­
том, хлор неизменно будет хл о р о м , и т. д.
И вдруг из элем ентарного газа в о д о р о д а п о л учаю т­
ся другие, не известные уж е нам газы — неон и гелий.
П робита внуш ительная бреш ь в стене крепкой, незы
блем ой, казалось бы, теории,— и, стоя под о б р а з о ­
вавшимся сводом , мы м о ж е м глянуть вперед и назад.
С м отря назад, мы видим в исторической перспективе
ликую щ ие тени древних алхим иков, веривш их в в о з м о ж ­
ность превращ ений п р остого тела в д р у го е , но не
смогш их, несмотря на все усилия, доказать это на опы ­
те; а глядя вперед, мы улавливаем ум ственны м взо р о м
линии д о р о г, откры ваю щ ихся перед ф изиками и хим иками
буд ущ его. Эти д о р о ги ведут к р а зреш ению вопроса
о мироздании, и на этом пути будет найдено то о сновное
вещ ество, из ко то р о го п роизош л о все р а з н о о б р а ­
зие постигаем ой нами натуры.
Не станем переводить на язык бирж евы х м а клеров
ценность откры тия Рамзая, не станем делать попы ток к
учету его ближайш их практических последствий. С кло­
44

ним лиш ь на м о м е н т с у в а ж е н и е м го л о вы п е р е д р а б о т­
никами науки, т в о р я щ и м и с в о е д е л о перед л и ц о м вечности
для в с е го ч е л о ве ч е ств а — н а сто ящ е го и гр я д у щ е ­
г о ,— и п о й д е м д а л е е с у к р е п л е н н о й верой в гений разума,
в е д у щ е го л ю д е й к н о в о й , светл ой ж изни.
А она б у д е т, и б о д о л ж н а б ы ть!
• * *
Нам н у ж н ы х о р о ш и е п р и м е р ы , нам нуж ны о б о д р я ю ­
щие ф акты , ч то б ы не сделаться ж е сто ки м и пессимистами.
Но в н а сто я щ е е в р е м я д ействительность не балует
нас о тр а д н ы м и картинам и . Р аскры вая газету, мы заранее
знаем , что н а й д е м в ней р я д со общ ений, иллю стрир
ую щ и х те н е в у ю с то р о н у ж и зни, вы являю щ их ее ч е р ­
ные, гр я з н ы е пятна.
К та ким пятнам , вы ставленны м напоказ, относится
дело П р а солова, сл уш авш ееся в М о ско в ско м о к р у ж ­
ном суде. Д в е н а д ц а ть дней лом ился от публики зал заседаний,
д ве н а д ц а ть дней писались п о д р о б н ы е суд е б ­
ные о тчеты в газетах, виднейш ие наши публицисты (Боборы
кин, Я б л о н о вский, Р озанов и д р .) посвящ али о б ­
суж д е н и ю п р о ц е с с а свои статьи. И нтерес публики п о д о ­
гревался п и ка н тн ы м и показан иям и ж урналиста Ш е с то -
ва, Р я б уш и н ско го и д р уги х. Выступала свидетельницей
«ко р о л е ва б р и л л и а н то в» — г-ж а А н д ж е л л о ; м н о го бы ло
уд е л е н о вним ания п о д в и га м покорителя с е р д е ц тенора
С м ирнова... И м ена известны е! Голосовы е связки С м и р­
нова п о п у л я р н е е р е то р ты Рамзая...
А д е л о так о б ы ч н о по со д е р ж а н и ю , так просто д о
пош лости, если бы не тр агический конец его. Вскрыли
один из м н о го ч и сл е н н ы х гнойничко в наш его «общ ества»,
о б н а р уж и в м е р з о с т н у ю во всех отнош ениях ж изнь о г­
р о м н о го к р у га лиц, ищ ущ их то лько грубы х чувственны х
уд о вольствий и в п о го н е за ними бессм ы сленно со р я ­
щ их д е н ьга м и, калечащ их нравственно одних и б р о с а ю ­
щ их в м о ги л у д р уги х.
Вот П р а со л о в . Н аходясь ещ е на ш кольной скам ье,
он увлекается красивой гим назисткой Зиной. Два
года ж и в е т с ней, заставляет прибегнуть к аборту.
В одит ее по всем увеселительны м местам. П отом ж е ­
нится на ней... Н о что м о ж е т выйти из брака, основание
к о т о р о м у п о л о ж е н о в д о м е свиданий? П расолов то б р о ­
сает ж е н у, волочится за ее сестрой, другим и ж енщ ина-
45

м и, то снова схо д и тся с ней, и все это с о п р о в о ж д а е т с я
и п е р е м е ж а е тся к уте ж а м и в р е сто р а н а х, б е га м и , скети
н г-р и н га м и , ц ы ганам и, б е з у д е р ж н ы м п р о ж и га н и е м
ж и зн и ... В р е зул ьта те см е р те л ьны й в ы стр е л в ж е н у , к о ­
т о р у ю он застает в ком пании себе п о д о б н ы х в к а к о м -то
ш а то -кабаке.
К огд а ув о д и л и П расолова, р е сто р а н н а я п у б л и к а хотела
растерзать его. На суд е вы ш л о иное.
Н е см о тр я на то, что эксперты сочли П р а со л о ва
психически з д о р о в ы м д о и после п р е ступ л е н и я , п р и с я ж ­
ны е вынесли вердикт, в к о т о р о м призн а л и е го д е й с тв о ­
вавш им в состоянии ум о исступ л е н ия, и с у д д о л ж е н был
оправдать уб ийц у. Разразился н еистовы й гр о м аплодисм
ентов, и П расолов был закидан цветам и...
Д есять лет то м у назад в М о с к в е ж е за б р о с а л и цветами
д р у го го человека. То бы л Т и м и рязев, появивш ийся
после тяж е лой болезни п е р е д своей а у д и то р и е й . Н о в
зал приш ли не одни естественники, а с ту д е н ты со всех
ф акультетов: м едики, ю р и сты , ф и л о л о ги , м а те м а ти ки. И
р о зы полетели на ка ф е д р у л ю б и м о го у ч е н о го ...
Теперь что -то не слы хать о таких п р и ветств и ях по адресу
проф е ссо р о в. А вот о п р а в д а н н о м у б е зд е л ь н и ку
устраиваю т овацию .
Тщ етно звонит предсе д а те л ь: в п о л н о м составе уд а ­
ляется возм ущ енны й суд. А пуб л и ка н е и сто в ств уе т в
своем восторге, забыв о п о кр ы то й с н е го м м о ги л е несчастной
ж е р твы , с го р е в ш е й в с м р а д н о м у га р е н е з д о ­
р о в о го кабацкого разгула, у л о ж е н н о й пулей то го , кто
д о л ж е н был охранять ее от всего н е ч и сто го ...
Но кто эта публика? Э то — те ж е П р а с о л о в ы , та ж е
«золотая» (по с о д е р ж и м о м у карм ана) м о л о д е ж ь , м ы ш и ­
ные ж е р е б ч и ки, б е спринципны е сл а с то л ю б ц ы , индивиды,
спящ ие днем и п р о сы п а ю щ и е ся к вечеру, чтобы
пить ш ам панское и покупать за б е ш е н ы е д е н ь ги п р о ­
д аж ны е ласки кул ьти вируе м ы х для них п о л у д е в и ж р и ц
веселья.
П расоловы м нуж ен тр уд . В е го а тм о с ф е р е они узнаю
т, как нелегко п р и о б р е та ю тся д е н ьги , б е з у м н о , неп
р о д у к ти в н о ими растрачиваем ы е; у з н а ю т цену врем ени,
б е сп л о д н о ими п р о ж и га е м о го ; у зн а ю т н е о ц е н и м у ю стоим
ость человеческой личности, к о т о р у ю они б езнаказанн
о то п чут в кабаках; узн а ю т они, нако н е ц , если им раньш
е не говорили, что ж и в о е те ло не м о ж е т бы ть миш
е н ь ю для револьвера.
46

* * *
Т яж ела, к о ш м а р н а и зн а н ка ж и з н и , н е б о л ь ш о й к л о ч о к
к о т о р о й ф и гу р и р о в а л на с у д е в д р е в н е й р у с с к о й сто л и ­
це. А п очти в э т о с а м о е в р е м я на д а л е кой гл ухой о к ­
раине н а ш е го о те ч е с тв а , на м р а ч н о м п о б е р е ж ь е Л е д о ­
в и то го о ке а н а м а л ь ч и к э с к и м о с п и ш е т п исьм о а м у р с к о ­
м у ге н е р а л -гу б е р н а т о р у ш т а л м е й с те р у Гондатти.
П р о ч ти те э то п и с ь м о ,— и вы в з д о х н е те о б л е гч е н н о ;
л учистой те п л о то й п о в е е т в л е д я н о м б е зм о л ви и а р кти ­
ч еской ночи на Ч у к о т с к о м п о л у о с т р о в е .
«Я п о с ы л а ю ты п и сьм о . Т ебе, капитана, м н о го р у б л я ;
м о я нету б у м а га , б укв а , ка р а н д а ш , те тр а д , кн и ж ка . М о й
имя Я ворка. Т е б е им я то ч н о , п о ж а л уй, К ондади».
И все.
Ю н ы й сы н ка м е н н о й ту н д р ы знает цену д е н ьга м : он
см о тр и т на них как на с р е д с тв о к д о с ти ж е н и ю о б р а з о ­
вания. Ему н у ж н ы те тр а д ь и книж ка, — и он не стесняется
п о п р о сить их у челове ка, у к о т о р о го , по е го м н ению ,
« м н о го р у б л я » . У б е д н о го эски м оса, м о ж е т быть, нет
хлеба, соли, п о р о х а . Но он не го в о р и т о б этом . Для н е го
запросы д уха вы ш е п о тр е б н о с те й тела.
Как ч е л о в е к о б р а щ а е тся он — сын д и к о го в ы м и р а ю ­
щ е го н а р о д а — к ч е л о ве ку и вм есте с тем о б л е ч е н н о м у
властью в е л ь м о ж е сильной страны .
М о й им я Я ворка, те б е им я К ондади.
Ч то -то о тд а л е н н о е , п е р в о б ы тн о е чуется в п о стр о е ­
нии этой ф р а зы . Так, в е р о ятн о , обращ ался в д о и сто р и ­
ческие в р е м е н а п р е д ставите ль о д н о го плем ени к в о ж ­
д ю д р у го го ...
И я у в е р е н , что г. Гондатти — и как человек, и как
этн о гр а ф -учены й , и как адм инистратор, прочтя письм о
Я ворки, даст д о сто й н ы й ответ на него.
М а л е н ьки й эски м о с получит д оступ к знанию .
А разве это не важно? На зем ле одним дельны м
гр а м о тн ы м ч е л о в е к о м б у д е т больш е.
О д ни вы водятся из строя ж изни, д р уги е заступаю т
их места.
И благо, к о гд а новы е являю тся выш е старых.
В это м за л о г прогресса ...
Слава н оси телям светл ого знания...
Слава тем , к то идет о т тьм ы к свету...
П р им ите м о и поздравления, сэр Рамзай!
47

Д р уж еский поклон тебе, м о й сооте чественник, м и­
лый Я ворка! 1
Так вот, оказывается, каким блестящим журналистом
был Драверт! Почему «Три капли...», взятые из недр
провинциальной периодики начала века, и сейчас читаются
на одном дыхании? Да потому, что их автору
удалось сделать то, чего удается достигнуть лишь подлинно
талантливому литератору. Ему удалось запечатлеть
дыхание времени, его неповторимые приметы, его
аромат. И мы вслед за Дравертом уважительно постигаем
сущность открытия английского химика, с брезгливостью
узнаем подробности жизни «верхних десяти тысяч»,
сочувствуем маленькому эскимосу Яворке, мечтающему
об учебе. Действительно: три капли из огромного
океана. Но под пером молодого журналиста они
засветились красками той сложной, переходной эпохи.
Вот о чем рассказала эта бандероль. Позже Борис
Яковлевич Бухштаб сообщил: «С Дравертом я встречался
почти исключительно на еженедельных собраниях
писательского объединения, происходивших в помещении
областного издательства. Я был председателем этого
объединения. К юбилею Драверта2 у нас было заседание,
на котором я сказал вступительное слово, а Петр
Людовикович читал свои стихи. Потом я из этого вступительного
слова сделал статью, которая, помню, очень
понравилась Драверту».
В следующем письме Б. Я. Бухштаба была еще одна
подробность:
«Материалы, которые я Вам послал, мне передал
покойный М. К. Азадовский, когда возник замысел издать
собрание стихотворений Драверта с моей вступительной
статьей. Замысел этот не осуществился. Когда
и в связи с чем эти материалы были переданы Д равертом
Азадовскому — не знаю».
И вот сейчас, когда подошел к концу рассказ о пакете,
присланном из Ленинграда, я вновь достаю с полки
1 П ереп еч аты вается с некоторы м и сок р ащ ен и я м и .
2 В сороковы х г о д а х сорок ал етвнй ю билей научно-литературной
д ея тел ь н о сти Д р а в ер т а отм еч ал ся д в а ж д ы . П ер в о е п р а зд н о в а н и е
бы ло п р и ур очен о к сорокал ети ю п убл икац ии первы х н ауч н ы х статен
(1 9 0 0 г .), а в т орое — к сорок ал ети ю в ы х о д а п ер в о г о сб о р н и к а с т и ­
х о в (1 9 0 4 г .).— А. Л .
48

и раскрываю неброско оформленный томик: «Омский
альманах. Книга четвертая. 1944 год».
Раскрываю и вижу в оглавлении стихотворение прекрасно
начинавшего поэта Георгия Суворова «Косач» с
фамилией автора, обведенной черной рамкой (тогда в
Омске уже узнали о его гибели на Ленинградском фронте).
Вижу один из первых рассказов Сергея Залыгина
«Рыбаки». Подборку очерков «Омичи на фронтах Великой
Отечественной войны»...
Перелистываю страницы, и вот на них стихи Д раверта—
это последняя крупная публикация в его жизни:
«Предкам», «Болид», «Ягоды тундры», «Мне было
бы страшно попасть на планету другую...», «На горе
Семиз-Бугу», «Ленок», «Соляной ключ» и «Падучая
звезда»...
А перед ними — статья Бориса Яковлевича Бухштаба.
Статья, строки которой и сегодня, тридцать пять лет
спустя, отвечают истине:
«Драверт — действующий поэт, а не ветеран. Он появляется
на страницах сибирских изданий как наш советский
современник».
Почему же его стихи и сейчас воспринимаются нами
не как литературная реликвия, а как произведения, звучащие
в унисон с дыханием нашего времени? Космическая
тема, ставшая в эпоху Гагарина столь близкой миллионам
людей,— вот что делает их по-настоящему современными.
Тогда, три с половиной десятилетия назад,
такие вещи, как «Болид», «Мне было бы страшно попасть
па планету другую...», были фантастичны, и немногие
понимали, что в них содержится элемент пророчества,
пророчества научного, основанного на точном
знании, умноженном на интуицию ученого.
Откуда к Драверту-поэту и к Драверту-ученому пришло
чувство Космоса, ощущение Земли как его частицы?
Не появилось ли оно у него (тогда человека еще
молодого) в бескрайних просторах Якутии, когда он попал
туда впервые? На этот вопрос я пытался ответить,
собирая материал для следующей главы.

„ С Т Р А Н А
С О Г Р О М Н Ы М Б У Д У Щ И М "
ли месяцы и ГОДУ
работы. Все больше
и больше нового узнавал
я о Драверте.
И все чаще и чаще
раскрывал географический атлас на той его странице,
где помещена карта Якутии. Я чувствовал, я знал почти
наверняка: якутские находки могут оказаться наиболее
важными и неожиданными. Ведь с Якутией не просто
связаны несколько лет жизни Драверта. В ней происходило
формирование его научных интересов, там выкристаллизовывался
его литературный талант.
Но как «внедриться» в якутский материал? Писать
письма наобум не хотелось, побывать в Якутске долго
не удавалось, а знакомых в этом городе не было. Случайно
узнал, что один из омских журналистов, еще будучи
студентом, проходил практику в редакции «Социалистической
Якутии». Он-то и назвал имя А. Т. Тнмшина
— опытного якутского журналиста, большого любителя
различных литературно-исторических поисков.
На мое письмо Алексей Трофимович ответил следующее:
«П. Дравертом я специально не занимался, хотя
о его деятельности в Якутии немного знаю. Недавно мы
опубликовали один его рассказ «Поэт и смерть». Он был
напечатан в «Первом якутском сборнике» 1 в 1908 г. и с
тех пор нигде не перепечатывался. Сборник этот — библиографическая
редкость: сохранилось всего два-три экземпляра».
В следующем письме А. Т. Тимшин прислал номер
«Социалистической Якутии» с этой дравертовской публикацией.
Она была сопровождена коротким предисловием,
автор которого К. Богданович пишет:
«Поэт и смерть» — наиболее сильное в художествен­
1 П о л н о е н а зв а н и е — «П ервы й ли тер атурны й сб о р н и к в Я к у т ­
ск е » .— А . Л .
50

ном и идейном отношении произведение из всех, помещенных
в сборнике... Современному читателю оно покажется,
возможно, несколько претенциозным и вычурным
по стилю, некоторые выражения — слишком витиеватыми
и напыщенными. Ыо основное его содержание,
несомненно, прозвучит и для нашего современника вполне
актуально...»
Драверт был неофициальным редактором этого сборника.
В предисловии говорится: «Настоящий сборник,
первый в Якутске, пришлось издавать при самых неблагоприятных
условиях. На пути издания была масса всевозможных
препятствий...» О том, какого характера были
эти препятствия, можно судить по составу авторов:
кроме Драверта в сборник вошли произведения большевика
С. Котикова, ссыльного врача Н. Алейникова, местного
молодого поэта П. Черных-Якутского, известного
своими революционными взглядами.
Вряд ли стоит здесь приводить сам рассказ «Поэт и
смерть». В самом деле, выглядит он несколько старомодно.
Это философская аллегория, поэтизирующая бессилие
смерти перед любовыо, утверждающая, что бессмертие
дает человеку лишь та польза, которую он принес
окружающим. Важно другое. Драверта до сих пор
помнят, знают и любят во многих сибирских городах, в
данном случае — в Якутске. Якутия занимает в его жизни
особое место. Об этом говорит уже тот факт, что стихотворный
сборник, с которого началась литературная
известность Драверта, носит название «Под небом Якутского
края».
Царское правительство считало этот край самой надежной
природной тюрьмой. Две тысячи верст до ближайшей
железнодорожной станции. Письмо идет до
Москвы 35—40 дней. Зима, длящаяся шесть с половиной—семь
месяцев. Морозы, доходящие до 60 градусов.
Вот вполне авторитетное свидетельство. «Вы представьте
себе только, что значит ссылка в Якутскую область.
Это все равно, что закопать живого в могилу...
Так закопают, чтобы он жил, не живя и не умирая, стонал
без всякой надежды, чтобы стон его донесся до России,
проклинал царский произвол, зная, что проклятье
так же замерзнет на морозном воздухе Якутии, как замерзают
в нем птицы» *.
1 Ц ит. по кн.: П. У. Петров. Револю ционная деятельность
больш евиков в Я кутской ссылке. М., 1964, с. 9.
51

Так писала в 1902 году «Искра».
В «Искре» же отмечалось, что «добрая половина»
(если не больше) научного материала о Сибири собрана
именно «поднадзорными»1.
Вот что вспоминал впоследствии Петр Людовнкович:
«В начале 1906 г. я ушел в ссылку... В Якутске, между
прочим, в компании с П. В. Олениным и С. В. Пржиборовским
издавал рукописный сатирический журнал
«Паук»; в 4—5 №№ мы поместили большую комическую
мистерию в стихах «Homo sapiens», написанную сообща,
где высмеивали группу авантюристов-анархнстов, разлагавшую
местную молодежь. Этот журнал не сохранился.
Рев. стихотворения пользовались успехом у товарищей.
Две тетради с ними я зарыл там в двух местах, ожидая
обыска.
Природа Якутии показалась мне своей, родной. Первое,
навеянное ею стихотворение «На Вилюе в начале
зимы» я написал, будучи в Сунтарской экспедиции...
В Томске, куда я попал из Якутии, я стал писать
стихи, преимущественно посвященные природе Якутского
края. Была какая-то сильная потребность передать в
этой форме свои впечатления...
В 1911 году вышел мой сборник «Под небом Якутского
края». У меня было около 20 сочувственных рецензий
из разных газет и журналов...»2.
Именно страсть научного поиска позволила Драверту
говорить о природе Якутии как о «своей, родной». Он
участвует в нескольких научных экспедициях: исследует
бассейн Вилюя, берега Лены от Якутска до устья, позж
е— бассейн Лены между Олекмой и Якутском. «История
Якутской АССР» отмечает его заслуги в организации
Якутского музея3.
Якутия, ее суровая, но прекрасная в своей первозданности
природа, ее честные и бесхитростные люди
привлекали Драверта-поэта и Драверта-ученого в течение
всей его жизни. На материале, полученном в период
ссылки, он пишет ряд трудов (около двадцати), в том
числе о Сунтарском соленосном районе, о Кемпендяйском
соляном ключе, о якутских драгоценных камнях, о географии
и этнографии края. Им составлен «Список мине­
1 Цнт. по кн.: История Сибири, т. 3. Л ., «Н аука», 1968, с. 220.
2 «Л итературное наследство Сибири», т. 1, с. 2 3 1 — 232.
3 См.: И стория Якутской АССР, т. 2. М ., и зд-в о А Н С С С Р ,
1957, с. 363.
52

ралов Якутской области, представленных в коллекции
Якутского городского музея, с указанием их месторождений»,—
список, который спустя 15 лет считался самым
полным >.
О том, с какой серьезностью изучал Петр Людовикович
Якутию, с каким упорством стремился он использовать
с максимальной пользой годы невольного пребывания
в ней, говорит следующий факт. В его архиве лежат
рукописные «Материалы к минералогии Якутской области.
1. Список литературных источников». Эта небольшая
самодельная тетрадка, составленная в Якутске в 1908
году, содержит около 200 названий.
Уже в советское время он пишет статьи: «Месторождения
целестина в Якутской автономной республике»,
«Гипс в Якутии», «Из истории якутского национального
театра», «О государственной охране якутских месторождений
исландского шпата». Недаром первое национальное
якутское научное общество «Саха-кескиле» («Будущая
Якутия») избрало в 1925 году бывшего ссыльного
своим почетным членом 2. Недаром год спустя студентыякутяне,
обучающиеся в омских вузах, «с чувством благодарности
ко всем его трудам единодушно постановили:
считать проф. П. J1. Драверта почетным членом
своего объединения» 3.
Но подробности последних двух фактов читатель узнает
ниже — из писем самого Драверта, которые мне посчастливилось
найти в Якутске.
Приехав в Якутск, первым же делом я пошел в Госархив
и показал директору его же письмо: «На Ваш запрос
о Петре Людовнковнче Драверте Центральный государственный
архив Якутской АССР сообщает, что имеется
дело Драверта, письмо Драверта в адрес Якутского
отдела Русского географического общества. Но за
отсутствием технических средств и ограниченного бюджета
времени не имеем возможности фильмировать или
снимать их машинописные копии».
Нужные бумаги принесли моментально. Перелистываю
дела Якутского отдела Русского географического
общества за 1913— 1915 годы. Вот и имя Драверта в
См.: «И звестия Зап адн о-С и бирского отдела Р усского географического
общ еств а», т. V. О мск, 1925— 1926.
2,3 Соответствующие документы хранятся в архиве П. Л. Д р а­
верта (Омский краеведческий музей).
53

■списках его действительных членов. Рядом — небольшое
письмо, написанное в 1915 году в Казани,— то есть уже
после возвращения из ссылки. К тому времени был уже
опубликован ряд работ ученого, касающихся Я к у т и и :
<гБлагодарю за честь избрания действительным членом.
С готовностью послуж у Обществу по мере м оих сил.
В настоящем году имею представить (по окончании)
■одну работу на благо воззрение отдела.
П ри сем препровож даю членский взнос.
С уваэюением
Драверт»'
Ыет, стоило лететь в Якутск! Стоило уже хотя бы
для того, чтобы раскрыть хранящееся в архиве полицейское
«Дело по обвинению политических ссыльных Владимира
Петровича Цветкова, Петра Людовиковича Д раверта,
Сергея Феофановича Котикова по 102 статье Уголовного
уложения»2, начатое в апреле 1907 года, законченное
в мае 1907.
В чем же обвиняли Драверта и его товарищей?
В феврале 1907 года Цветков, Драверт и Котиков
опубликовали в печати заметку под названием «Извещение
Якутской колонии политических ссыльных». Они
сообщали читателям, что политический ссыльный некто
Тимофей Богин стал предателем: донес на товарищей,
готовивших побег, за что и был отпущен начальством
из Якутии на поселение в европейскую Россию. Против
авторов заметки возбудили следственное дело. Начались
допросы, обыски, очные ставки.
Но материалов у следствия было так мало, что следователь
затребовал у Якутского областного статистического
комитета... дело об экспедиции в Сунтарскпн соленосный
район, которую возглавлял Драверт. Я видел
копию этого дела. Денежные документы, научная переписка,
отчет о целях и результатах экспедиции... Что
«крамольного» надеялись найти во всем этом полицей-
.ские чиновники,— непонятно. Драверт же, будучи человеком
едким, откровенно издевался над ними. Вот к а к у ю
приписку он сделал к протоколу одного из допросов:
«Усматривая из настоящего дела, что господин прокурор
счел нужным затребовать дело Сунтарской экспедиции,
1 Ц Г А Я А С С Р , ф . 490, on. I, д. 22, л. 182.
2 Ц Г А Я А С С Р , ф. 2 13, он. 2, д. 1.
54

я полагаю, что в дополнение к нем у не меш ало бы приобщить
к этому д е л у все коллекции, собранны е м ной во
время моего путешествия, а также попросить м еня сделать
сообщ ение о результатах моей поездки в соленосный
район, так как только в соверш енны х мною исследованиях
и открытиях я виж у дело Сунтарской экспедиции».
Следователь не понял (или сделал вид, что не понял)
иронии. Ниже проставлена его резолюция: «Об отказе
в приобщении к делу коллекций, собранных во
время Сунтарской экспедиции, господину Драверту объявлено».
А еще ниже дравертовским почерком невозмутимо
написано: «П рочел — Петр Драверт».
Думаю, что довести до суда дело Драверта и его
соавторов по заметке якутским властям не удалось. Вопервых,
слишком мало было оснований для обвинения.
А во-вторых, известно, что вскоре по ходатайству Академии
наук Петра Людовпковича перевели в Томск. Этого
бы не произошло, будь он осужден в Якутске вторично.
Еще по этой истории Драверт, наверняка, обратил на
себя внимание властей. Автор неподписанной статьи
«К 25-летию литературной и научной деятельности
П. Л. Драверта» утверждает: «В 1906 году, будучи уже
в ссылке, Драверт, совместно с его товарищем, покойным
журналистом В. Цветковым, является инициатором
первой в Якутске оппозиционной газеты «Якутский
край», которая с 1907 года выходит на русском и якутском
языках, была потом закрываема, но снова возрождалась
под другими названиями» ’.
Вскоре имя ссыльного Драверта еще раз появилось
в газетах. В частности, «Омский вестник» сообщал в номере
от 28 апреля 1909 года: «В министерство внутренних
дел поступило ходатайство академии наук о переводе
ссыльно-политического П. Л. Драверта из Якутска в
какой-нибудь университетский город, если он находится
в административной ссылке. Если же г. Драверт сослан
в С и б и р ь по суду, то Академия просит, чтобы местная
администрация улучшила его положение. Ходатайство
П°л Драверт"."аук в03буд"ла m " W научных трудов
' В настоящее время он намерен составить указатель.
1 «Сибирь», 1925, № 7 — 8, с. 25.
55

месторождений минералов и полезных-ископаемых Якутской
области. Исполнить эту работу в Якутске невозможно,
т. к. там нет никакой литературы по данному
вопросу. В прошлом году якутский губернатор просил
Академию наук причислить г. Драверта к экспедиции,
снаряженной для отыскания мамонта. Академия не могла
удовлетворить это ходатайство, так как оно поступило
после того, как экспедиция была уже сформирована».
Один из моих новых знакомых — ответственный секретарь
журнала «Полярная звезда» писатель Иван Егорович
Федосеев рассказал мне, что Драверт состоял в
переписке с местным поэтом Петром Черных-Якутским,
и посоветовал просмотреть личный фонд Черных, хранящийся
в республиканской библиотеке. Так мне удалось
•снять копии четырех писем Драверта.
«Омск, 6.II. 1927.
Дорогой Петр Никодимович/
Часть декабря я провел в Новосибирске, где был
■краевой научно-исследовательский съезд, на который собралось
больше 200 научных работников Сибири. Встречался
я там, между прочим, с Г1. В. Олениным, которого
вы знаете по Якутии.
В конце декабря я поехал в Ленинград на Всесоюзное
совещание минералогов, где пробыл до 10 января. Как
всегда, поездка в Ленинград (а там я бываю каждый
год) оставила прекрасное впечатление. По-прежнему
этот город остается центром кипучей научной мысли,
откуда уезжаешь с новыми знаниями и импульсами к
работе. Побывал там у моих друзей — Л. Н. Сейфуллиной
и ее мужа — критика В. П. Правдухина, очень интересно
провели вместе 3 вечера. Л идия Н иколаевна
■скоро уезжает в Западную Европу. Вероятно, эта поездка
отразится несколько на характере ее творчества.
Я теперь художеств, вещей не пишу, нет времени и
подходящего настроения. Общественная, педагогическая
и исследовательская работа не дают возможности сосредоточиться
в разработке переживаний эстетического порядка.
Якутское землячество в Омске избрало меня своим
почетным членом. Здесь около 17 человек якутян-учащ
ихся. Очень милая молодежь, часто у меня бывают, и
56

я с удовольствием вижу, что по возвращ ении на родину
они принесут много нового и хорошего своему краю».
«Омск, 31.1.1928.
Д орогой Петр Н икодимович1
Вы спрашиваете, где я провел лето? Лето прошло
у меня в работе минералогии, экспедиции в Казахстане,
а осень я провел в окрестностях курорта Боровое, где
продолж ал начатые в 1926 году исследования.
Третьего дня в Омске торжественно было отпраздновано
50-летие Западно-Сибирского отдела Государственного
Русского географического общества, где меня почтили
званием почетного члена.
Д ел, как и прежде, очень много. Конечно, устаю, но
отдыхать не приходится. Знаете ли Вы о готовящейся
Сибирской Советской Э нциклопедии? Это будет интересное
и полезное издание.
«Сиб. огни» существуют.
Если хотите, то посылайте Вашу поэму, постараюсь
улучить время для ее прочтения».
«Омск, 14.111.1929.
Уважаемый Петр Никодимович1
Ж иву я по-преж нему — почти все время уходит в
научную и общественную работу. Прошлый год напечатал
несколько научны х статей и только одно стихотворение.
М ного времени отняла Сибирская Энциклопедия.
Кстати сказать, ее первый том уже печатается в А1оскве
и, вероятно, выйдет в мае месяце.
В омских вузах до 25 человек якутян из разных округов;
они образуют дружное землячество и много работают
над самообразованием. Третьего дня я делал
там доклад о полезны х ископаемых Якут. АССР, а недавно
вместе с якутом-студентом Д. И. Тимофеевым мы
выступали в Географическом обществе с докладом о
лю дях-му ленах, обитающих в Докугджурье.
В ф еврале получил приглашение занять кафедру в
Государственном пермском университете, но отклонил
его, так как не хочется покидать Сибирь.
Вероятно, недавние морозы, которые коснулись и Е в­
ропейской части Союза, напомнили Вам далекую Я кутию.
Я, конечно шутя, думаю, что скоро Вы совсем обру-
57

<сеете в М осковской губ., особенно в тишине Сергиева
Посада. Разве там уж так хорош о? П опробуйт е летом
перебраться на наш сибирский курорт Б орово е (Акмолинск.
губ.). Вот где можно одноврем енно набраться
и вдохновения, и здоровья.
Ж алко, что к Вам не доходят сибирские издания, в
частности «Сиб. огни», там встречаются статьи, относящиеся
к Якутии.
Что вы пишете теперь? К акова судьба В аш его перевода
пьесы Ойунского?
Пока всего доброго и главное — здоровья!
Ваш П. Драверт».
Особняком стоит письмо Драверта Черных-Якутскому
от 8 марта 1927 года. По всей вероятности, оно явилось
ответом на присылку «Сборника стихотворений»
Черных (Якутск, 1926 год, издание редакции газеты «Автономная
Якутия»). В сборнике этом много слабых, барабанных
стихов, что и отмечает в своем письме Петр
Людовнкович:
«Дорогой Петр Никодимович!
Не знаю, что и ответить на Ваш и вопросы. М аяковского
и ему подобных я не читаю, аритмичного стиха не
люблю, ассонансы и диссонансы мне противны. В се это,
на мой взгляд,— мода, увлечение, крайность, в которую
впала русская поэзия после того, как довела искусство
стихосложения до величайшего подъема. Пройдет несколько
лет, и снова вернутся к классическим образцам.
Можно, конечно, теоретически обосновать появление
и популярность этого течения, но обоснование все же
не будет оправданием.
В оценке различных явлений этого порядка больш ую
роль играют индивидуальные вкусы воспринимающего.
Одному нравится одно, другому — другое. Е сли Вам не
нравятся аритмия и диссонансы, не насилуйте себя и не
пишите такими формами. Надо стоять выше моды. П ом ­
ните декадентство, сколь многих оно увлекло за собой,
даже таких крупных поэтов, как Брюсов. А потом сгибло
-без остатка.
Читайте серьезных поэтов, обогащайте Ваш язык.
У Вас наблюдается недостаток в словах для выраж ения
58

разных понятий. Избегайте ш аблонных рифм, эпитетовг
сравнений и бросьте писать прокламации в стихах. П о­
сылаю Вам вы резку из омск. газеты. Автор рецензии
(молодой, очень талантливый поэт) хотя резок, но говорит
правду. И я по старой дружбе прошу Вас вернуться
к чистой лирике, где Ваша родная область».
Конечно, не все оценки Драверта, высказанные а
этом письме, выдержали испытание временем, но даже
сама субъективность некоторых его суждений свидетельствует
об убежденности, бескомпромиссной честности в
самом подходе к литературным проблемам.
Литературное кредо Драверта оставалось незыблемым
в течение всей его жизни. Восьмилетним мальчиком
он получил от матери полное собрание сочинений
Пушкина. Этот подарок и определил его поэтические
вкусы и пристрастия, определил навсегда. Естественно,
он любил Лермонтова и Некрасова, Шекспира, Гейне.
В разные годы увлекался Надсоном, Минаевым и Курочкиным,
уже в зрелом возрасте с удовольствием открыл
для себя Фета: Толчок к самостоятельной работе в области
стиха получил, по собственному признанию, от
знакомства с творчеством Бальмонта. Но самой сильной
и искренней любовыо до конца жизни оставался Пушкин.
В 1927 году, будучи уже вполне сложившимся поэтом,
Драверт признается Азадовскому: Пушкина «и теперь
ставлю и уважаю превыше всех». А еще десять лет
спустя, когда страна широко отмечала 100-летие со дня
гибели великого поэта, он пишет статью «Пушкин и Сибирь».
Статью, показывающую автора не просто поклонником
великого поэта, но и глубоким знатоком его творчества
и биографии.
В данной статье Драверт вступает в полемику с исследователем
Н. К. Литвиным, утверждавшим, что Пушкин
в течение всей своей жизни испытывал лишь постоянный
страх перед Сибирью'. Оперируя фактами, знание
которых сделало бы честь профессиональному пушкинисту,
Драверт убедительно доказывает, что отношение
Пушкина к Сибири не было столь бытово-узким. Великий
поэт в течение всей своей жизни испытывал к
Сибири прежде всего пытливый интерес, он активно изу-
1 Н . К. Литвин. Пушкин и Сибирь.— «Сибирские огни», 1929,
59

чал наш край, собирал литературу о нем, намеревался
писать на сибирскую тематику.
Доказывая, что его любимый поэт не только интересовался
прошлым и настоящим Сибири, но и думал о
ее будущем, Драверт делает оригинальное толкование
3-й строфы знаменитого «Памятника»:
С л ух о б о мне п р ой д ет по всей Р у си великой,
И назовет меня всяк сущ ий в ней язык:
И горды й внук славян, и ф инн, и ныне дикой
Т ун гуз, и д р у г степей калмык.
Приведя эти строки, Драверт пишет: «Как многозначительно
в предельной краткости пушкинской речи звучит
это «ныне дикой». Для нас совершенно ясно, что хотел
сказать поэт. Да, ныне (т. е. в 1836 г., когда написан
«Памятник») тунгуз еще находился в диком состоянии-,
но будет время, когда он приобщится к общечеловеческой
культуре, познакомится с литературой русского
народа и с уважением назовет имя бессмертного поэта.
Пушкин не мог бы разделять ненаучной и вредной теории
«естественного вымирания сибирских инородцев».
Он глубоко верил, что с падением самодержавия, с изменением
социально-экономических условий угнетенные
при царизме национальности воспрянут для новой, счастливой
жизни. И мы видим, как теперь оправдываются
мечты поэта. Эвенки — «дикие» в прошлом тунгусы стали
полноправными гражданами СССР, они имеют свои
школы, многие из них учатся в высших учебных заведениях,
они могут читать Пушкина не только на русском,
но и на своем родном языке» '.
И, заканчивая эту статью, Драверт подчеркивает,
что тема «Пушкин и Сибирь» имеет большое историколитературное
значение, что ее разработка еще лишь намечается.
Это утверждение, как и основные мысли всей статьи,
полностью подтвердилось в работах советских пушкинистов,
написанных в последующие годы.
Таким было отношение Драверта к Пушкину. Именно
на такой платформе стояли его литературные вкусы,
столь недвусмысленно и даже несколько резко высказанные
в письме Черных-Якутскому от 8 марта 1927
года.
1 «Омская правда», 2 февраля 1937 г.
60

...Вернувшись домой, в Омск, я в очередной раз просмотрел
каталог личной библиотеки Петра Людовиковича
Драверта.
Даже уже по ней видно, что Якутия до конца жизни
оставалась в поле зрения его интересов. Он выписывал
якутские периодические издания, сам нередко печатался
в них.
Нашему земляку присылали свои работы якутские
ученые и писатели. Например, прислал свою книгу известный
библиограф Якутии Грнбановскнй.
Не случайно Драверта до сих пор помнят и уважают
на берегах Лены. Вот передо мной один из номеров
журнала «Полярная звезда» за 1972 год. Профессор
В. Афанасьев, автор очерка «Исследователь и певец Севера»,
приходит к выводу: «Научные труды и стихи Драверта
не потеряли своего значения, интереса и в наши
дни, жаль только, их трудно найти: они стали библиографической
редкостью. Настало время издать его научные
труды и поэтические произведения, посвященные
Якутии».
Что ж, будем надеяться, что пожелание это исполнится.
А пока стоит напомнить хотя бы о некоторых его
работах, посвященных Якутии.
Уже вернувшись из Томска в Казань, ученый печатает
там «Материалы к этнографии и географии Якутской
области». И, как часто это у него бывало, перо
ученого то и дело превращается в его руке в перо публициста.
Так, он не может удержаться, чтобы не сказать
о вековой отсталости местного населения: «В Якутской
области, занимающей по площади (3 480 000 кв. верст)
первое место среди всех губерний и областей Российского
государства, один врач приходится в среднем на
15 000 человек населения. Если мы прибавим к этому,
что на огромные Верхоянский и Колымский округа полагается
по одному врачу, что в Якутске сосредоточено
их пять, а в Вилюйске из двух врачей один заведует
исключительно колонией прокаженных, то станет ясной
вся необеспеченность населения в отношении медицинской
помощи. В своих путешествиях по области я встречал
немало якутов, знавших только понаслышке о существовании
врачей. Живо помню бодрого и умного
Хонохтур-огоньора, 90 лет, симпатичного 78-летнего шамана
Христофора в низовье Лены, старушку 112 лет в
урочище Бюгюяхтех. Все они никогда, по их словам, не
61

имели случая и возможности обратиться не только к
врачу, но даже и к фельдшеру» '.
Причем Драверт ставит точки над «и» — указывает
на истинные причины такого положения вещей: «Якуты
(подобно бурятам) безусловно способны к усвоению и
проведению в жизнь непрестанно развивающихся форм
технического и научного прогресса, но правовые и экономические
условия быта, господствующие на наших
окраинах, до сих пор стоят страшным тормозом на пути
к гармонической эволюции их обитателей»2.
Эти строки характерны еще и искренним уважением
к коренным народам Сибири, которое, как и всякому
истинному русскому интеллигенту, было присуще Петру
Людовиковичу всегда. Еще в 1908 году, вернувшись из
уже упоминавшейся выше Сунтарской экспедиции, он
счел необходимым написать в отчете: «В заключение
позволю себе обратить благосклонное внимание областного
статистического комитета на опытного проводника
и трудолюбивого рабочего — инородца Намского наслега
Верхневилюйского улуса Афанасия Ефимова, в течение
трех месяцев зарекомендовавшего себя глубокой
преданностью делу экспедиции и неоднократно выводившего
последнюю из серьезных затруднений»3.
Драверту были дороги воспоминания о первых шагах
национальной культуры полюбившегося ему якутского
народа. В годы ссылки он был свидетелем деятельности
в Якутске так называемого «инородческого
клуба», присутствовал в этом клубе на драматическом
спектакле «Разбойник Манчары» и на постановке оперы
по сказочному сюжету. В 1927 году, когда страна готовилась
отметить 10-летие Октября, бывший ссыльный
рассказал об этом читателям «Сибирских огней». В статье
«Из истории якутского национального театра» он
подробно описывает работу клуба, сложную общественно-политическую
обстановку, в которой она проходила.
Здесь же полностью приводится программа оперы, которую
автор статьи хранил целых двадцать лет.
В заключение Драверт пишет: «Прошло десять лет.
1 П рилож ение к протоколам заседан и й О бщ ества естеств оиспы
тателей при им ператорском К азанском ун и верси тете, № 278. К а ­
зань, 1912, с. 1.
2 Там ж е, с. 3.
3 П . Л . Драверт. Экспедиция в С унтарскнй соленосны й р а й ­
он. Я кутск, 1908, с. 40.
62

Настал 1917 год. И последний, решающий девятый вал
русской революции захлестнул, наконец, наравне с помещиками,
ц тойоиат с его классной системой, и царских
исправников, и многое другое... Теперь автономная
Якутия имеет свой театр. Из среды коренных якутов уже
вышел ряд талантливых драматургов (А. Ф. Бояров,
К. Сокольников, А. А. Иваиов-Кюнде, А. И. Софронов,
Тимофеев-Александров). Медленно отходят в область
преданий права и обычаи седой старины. Трудовые массы
изыскивают иные, улучшенные формы жизни. История
народа вступает в новое русло»'.
Отношение Драверта-литератора к народам Сибири,
в частности к якутам, характерно не только подлинным
уважением, но и искренним интересом к их фольклору,
к их обычаям и нравам. И если во многом другом Драверт
прокладывал новые пути в поэзии, то здесь он твердо
следовал доброй традиции русской литературы Сибири—
традиции, идущей еще от Федора Бальдауфа.
В стихотворении «Еврейской девушке», посвященном сосланной
в Якутию революционерке, говорится про глаза
героини, что
В них теплится л аска, лучится привет
И н о м у , ч у ж о м у нар оду,
С ок ры в ш ем у в белы х сыпучих снегах
У гр ю м ую ск орбь и невзгоду...
И далее, обращаясь к героине стихотворения, автор
подчеркивает:
Ты слы ш иш ь гортанную , странную речь
И в см ы сл ее чутко вникаеш ь —
М сер д ц ем отзы вчивым, с болы о в груди,
Т о ск у як ута постигаеш ь.
Сам Драверт тоже всем сердцем понимал нелегкую
жизнь людей, которых в царской России пренебрежительно
именовали «сибирскими инородцами».
Вот «Танец тунгусов». В этом стихотворении описывается
древний ритуальный танец тунгусов, сопровождающийся
характерным пением: «Эхекай-охокай!..» Корпи
обычая уходят в далекое прошлое, и «певцам непонятно
значение слов». Но Драверт смотрит на танец
не любопытным, фиксирующим взглядом этнографа, он
видит в нем поэтическое народное начало, тайну, символ
единения прошлого и настоящего.
1 «Сибирские огни», 1927, № 3, с. 194.
63

Для того, чтобы полнее охарактеризовать взгляды
Драверта на национальный вопрос, мне кажется, здесь
стоит вспомнить следующий эпизод. В 1927 году известный
в Сибири талантливый поэт Георгий Вяткии опубликовал
поэму «Сказ о Ермаковом походе». Драверт подверг
это произведение резкой критике, несмотря на свою
давнюю дружбу с автором. В частности, он писал: «Население
тогдашней Сибири также ие сделалось предметом
внимания Вяткина. Совершенно не упомянуты
зыряне, вогулы и остяки, с которыми Ермаку пришлось
иметь много дела. О татарах же в поэме говорится четыре
раза, без намека на уважение к этому народу...
Для названия народа, потомки которого и теперь ж и­
вут в Зап. Сибири, поэт XX века не нашел ничего лучшего,
как употребить унизительную кличку. Мы не думаем,
что даже соратники Ермака постоянно называли
бы татар «татарвой».
В 1910 году в одном из томских журналов появилась
статья, в которой говорилось: «Якутская область — страна
с огромным будущим, в которой важную роль займет
горнозаводская промышленность; ее недра, только
слегка затронутые, таят в себе неистощимые запасы каменного
угля, соли, золота, серебросвинцовых, железных
и медных руд, каолина, гипса, графита н других минералов»
'.
Сегодня можно только удивляться, насколько пророческими
оказались эти слова, сказанные много лет назад,
когда в сознании большинства людей Якутия была краем
мрака и ужаса, краем, лишенным будущего. Статья
эта принадлежала перу молодого ученого Петра Д раверта,
только что приехавшего из якутской ссылки в
Томск.
Сейчас, когда всему миру известно о золоте Алдана
и алмазах Мирного, когда к богатствам юга Якутии пришел
центральный участок БАМа, можно только восхищаться
оптимизмом и научной точностью этого предвидения.
...Совсем по иным, не связанным с Дравертом, делам
пришлось мне побывать в Якутии еще раз. Я ездил по
югу республики, собирая материал для очерка о строительстве,
развернувшемся в этих краях. И было у меня
1 «Сибирская новь», 1910, с. 235.
64

Какое-То необъяснимое стремление: во что бы то ни стало
побывать на разъезде Якутский — там, где рельсы
БАМа пересекают границу Якутии. И вот, сделав порядочный
круг, недовольный водитель «приданного» мне
КРАЗа въехал на территорию разъезда. Всего несколько
минут походил я по недавно отсыпанной местным
крупным гравием площадке, но запомнятся эти минуты
надолго.
Много на земле красивых мест. Огненное сентябрьское
Забайкалье. Омская хлебная степь поздней весной.
Волга возле поселка Камское Устье, где не видно противоположного
берега. А пугающая, заставляющая умолкнуть
красота тюменских болот в районе железной дороги
на Сургут, где смотрящему на них с самолета непонятно,
чего больше внизу — суши или воды...
Картина, открывающаяся с того места, где построен
разъезд Якутский, совершенно удивительна и уникальна.
Величественная панорама Станового хребта поражает.
Разъезд стоит высоко в горах, и эти горы — огромные,
темно-зеленые от кедрового стланика, обступают
его со всех сторон, уходят вдаль, отодвигаются направо
и налево. Ыо впечатления, что ты мал и беспомощен
рядом с их громадами, нет. И мне невольно вспомнился
Драверт, его «космические» стихи, где так сильно
ощущение связи космоса со всем сущим на Земле. Не в
таких ли местах рождается оно у человека?..
В самом начале книги я уже говорил о той огромной
помощи, которую оказали мне в ее написании самые
разные люди. Следующая глава была написана
целиком благодаря им.
В С П О М И Н А Ю Т ОМИЧИ
оспоминанпя людей, лично
знавших героя этой
книги, в той или иной
форме уже фигурировали
в предыдущих ее главах,
будут фигурировать и в последующих. Настоящая же
глава посвящена им целиком. Я постарался не менять
■АЗ З а к а з 6413. 65

их стиля и манеры изложения, а представить читателю
в том виде, в каком они попали ко мне.
1
Не совсем обычным было очередное общее собрание
членов Омского отдела Географического общества, состоявшееся
в декабре 1960 года. Оно было посвящено
15-летшо со дня смерти Драверта. Среди присутствовавших
было немало людей, бок о бок работавших с Петром
Людовиковичем многие годы. С воспоминаниями о
нем выступили М. М. Садырин, В. К. Иванов, А. Ф. П а­
лашенков. Но, пожалуй, наибольший вклад в проведение
этого собрания сделал Сергей Романович Лаптев — один
из авторов Сибирской Советской Энциклопедии, бывший
заместитель директора Омского краеведческого музея,
а впоследствии — ученый секретарь Омского отдела Географического
общества СССР (ныне уже покойный). Вопервых,
он прочел коллегам свой скрупулезно и с большой
наблюдательностью подготовленный доклад «Минералы
в поэзии П. Л. Драверта (Историко-минералогический
экскурс в область драгоценных камней)». Доклад,
несомненно, представляет интерес — и прежде всего необычайностью
угла зрения, с которой рассматривается
творчество поэта. Для начала такой пример:
«Опал — один из любимейших самоцветов П. Л., и
сравнение с ним чаще всего можно встретить в стихах...
(с опалом сравниваются туман, лунный свет, горизонт,
мутный от дыма горящей тайги, зыбь на реке, слегка
мутный блеск подземных сталактитов).
Что находит поэт характерного в опале?
Это его мягкая двуцветность, особая игривость, слабая
мутность (опалесценция). Только эти свойства опала
используются в поэзии П. Л. Ничего выдуманного,
ничего лишнего. Строгий, трезвый ум минералога здесь
сочетается с наибольшей выразительностью, образностью
поэтического языка.
Это особое достоинство Драверта поэта-ученого».
Вряд ли найдется литературный критик, столь же
профессионально разбирающийся в минералогии и могущий
сделать столь тонкое наблюдение. Наблюдение, обо­
66

гащающее, на мой взгляд, наши представления о стихах
Драверта.
Прочитав исследование С. Р. Лаптева, мы узнаем,
что Драверт-поэт не любил брильянты, отдавая предпочтение
алмазам. А то, что в его стихах не раз упоминается
янтарь, по всей вероятности, не случайно — этот
камень всегда был весьма популярен в России.
Интересен и следующий вывод Лаптева: «Внимательно
просматривая стихотворения П. Л., я, к своему удивлению,
должен был констатировать, что минералы, камни,
самоцветы не так уж часто в них встречаются, как
это можно было бы предполагать и как это казалось
многим.
Поэт бережно, осторожно, с какой-то творческой скупостью
в своих образах, метафорах прибегает к объектам
своей постояной научной деятельности. Он не только
не злоупотребляет в своих размеренных строфах названиями
камней, минералов, самоцветов, но старается
их избегать, используя их только там, где качества или
свойства объекта совершенно идентичны».
Я сознательно сделал столь обширные выписки из
доклада Лаптева, ибо надеюсь, что они помогут читателю
еще тоньше почувствовать аромат поэзии Драверта.
На том собрании географов Лаптев выступал дважды.
Второе его выступление озаглавлено «Воспоминания
о П. Л. Драверте». Оно опять же говорит об авторе как
о человеке, обладающем острой наблюдательностью.
«Воспоминания» приводятся здесь почти полностью.
«Первый раз я увидел П. Л. Драверта в 1923—
1924 гг. на общем собрании членов Географического общества
в г. Омске.
В то время общие собрания проходили в рабфаке
Сибирской с.-х. академии, или, как тогда сокращенно
называли, Сибаки, помещавшейся в большом угловом
доме по Тобольской улице.
Надо сказать, что эти заседания проходили сравнительно
часто, и о них всегда можно было заблаговременно
узнать по объявлениям в издававшейся в то время
в Омске газете «Рабочий путь».
Собрания членов Общества были немногочисленны,
но всегда интересны и ожнвленны, так как в то время
вокруг Общества группировались крупные ученые Ом-
67

ска, преимущественно из Сибаки, и квалифицированные
специалисты из УбекоСнбири *.
Председательствовал на этих собраниях В. Ф. Семенов,
а в его отсутствие — один нз членов Совета и чаще
всего П. JI. Драверт.
П. Л. часто можно было услышать в небольших выступлениях,
после какого-нибудь основного докладчика.
Обычно эти выступления носили характер небольших научных
информаций, посвященных какой-нибудь теме,
разрабатываемой П. Л., о своих наблюдениях, находках
и др., почти всегда сопровождались демонстрациями,
показом образцов, коллекций и т. д. Такие небольшие
сообщения П. Л. были эффектно и артистически построены.
Меняющиеся интонации голоса, выразительная мимика,
убедительная жестикуляция, не говоря даже о
содержании самого сообщения,— невольно пленяли слушателя.
Обычно на такие сообщения аудитория реагировала
дружными аплодисментами.
Когда П. Л. председательствовал, он прямо-таки священнодействовал.
С какой-то особой торжественностью,
с соблюдением установленного традициями регламента
и порядка, как это принято на сугубо ученых собраниях,
П. Л. открывал, проводил и закрывал такие собрания.
Вспоминается картина тогдашних общих собраний
членов о-ва. В небольшой угловой аудитории, на втором
или третьем этаже, около 2—3 десятков членов о-ва.
За столом председатель В. Ф. Семенов. В первом ряду
сидит П. Л. Драверт. Его сразу можно узнать по длинным
зачесанным назад волосам, открывающим широкий
выпуклый лоб. Он в темно-сером, потертом пиджаке,
серьезно и внимательно слушает докладчика.
На улице П. Л. привлекал внимание своим эксцентричным
видом. Среди распространенных тогда кепок,
фуражек, блуз, шинелей, штанов защитного или серого
цвета П. Л., одетый в темное длинное пальто, в черной
шляпе с громадными полями, надвинутой па лоб, с
длинными волосами, выставляющимися из-под шляпы,
казался для многих не то священником, не то художником.
Мне эта мрачная, черная фигура напоминала героев
1 С окращ енное название Управления по обеспечению б езоп асд
о сти кораблевож дения в устьях рек н по берегам Сибири. Р а б о ­
тало в Омске в 2 0 -е годы ,— А. Л.
68

эпохи кардинала Ришелье из известных романов А. Дюма.
Более близко я познакомился с П. Л. через 13 лет,,
после моего возвращения в Омск из Свердловска. Шел
1937 год. В то время П. Л. работал в музее. Там у него
был свой уголок. Здесь у него была лаборатория, мастерская
и музей, здесь он проводил свои исследования
и здесь его всегда можно было застать за столом у окна.
Меня всегда интересовал этот стол. На первый
взгляд, на нем царил хаос. Здесь были образцы минералов
и горных пород, какие-то коробки, книги, маленький
микроскоп, лупы, спиртовая лампочка, склянки с реактивами
и много других вещей. Казалось, трудно было
быстро ориентироваться во всем этом. Но первое впечатление
было обманчиво. В этом легко можно было
убедиться, если немного посидеть с П. Л. и посмотреть,
как он работает, как быстро находит на столе то, что
ему нужно. У него каждая вещь на столе занимала свое
место и не мешала другим. Мне казалось, что если бы
П. Л. закрыл глаза, то он ощупью, без ошибки, нашел
бы на своем столе то, что ему необходимо, и мог бы поставить
эту вещь на свое место.
В комнате кругом вдоль стен на полках лежали образцы
минералов и горных пород, коробки, свертки многочисленных
сборов П. Л. и фондовый музейный материал.
На наружной двери при входе в комнату висела дощечка
с надписью: «Минералогический кабинет».
В этой комнате П. Л. принимал всех — и друзей, и
знакомых, н тех, кто приходил к нему за советом или
консультацией. У. П. Л. были большие связи и знакомства.
Каждый приезжавший в Омск ученый-исследователь,
искавший материалы по Омску, Омской области,
не говоря уже о геологах, считал своей обязанностью
посетить П. Л., посоветоваться, получить необходимые
сведения, а не знакомый с ним — представиться, познакомиться.
Приезжающие геологи всегда считали необходимым
встретиться с Г1. Л. и к его авторитетным замечаниям
всегда прислушивались. Однако П. Л. не был
геологом в прямом смысле этого слова. Всякая геологическая
проблемна его интересовала как минералога...
В своем кабинете П. Л. проводил большую часть времени;
здесь в одиночестве он работал, писал, проводил
беседы с посетителями и отдыхал. Строго говоря, было
бы неправильно говорить о каком-то праздном отдыхе
69

П. Л. Отдыхом для него была смена творческой работы
одного направления другим, время мечтаний и раздумья.
П. Л. не выносил ничегонеделанья. Свободного времени
у П. Л., по существу, никогда не было.
Иногда в кругу музейных работников велись разговоры
на темы, интересующие П. Л., он слушал, высказывал
свои соображения, делал замечания, но, как только
тема делалась неинтересной, П. Л. быстро вставал и
молча покидал присутствующих. Близко знавшие П. Л.
не удивлялись такой его странности, но присутствующие
впервые с недоумением спрашивали — на что он
рассердился.
Редкий день проходил без того, чтобы у П. Л. не
было посетителей. То у него можно было видеть юношу,
которому П. Л., надвинув на лоб очки, с менторским
видом что-то пояснял, то у него сидел мужичок в бараньем
тулупе — гость из района, развертывал сверток и
показывал какие-то камушки, то молодой геолог с жаром
и убедительными жестами что-то доказывал, то
маститый ученый, хорошо знакомый П. Л. по участию
в съездах и конференциях.
В таких беседах одни на один раскрывался весь внутренний
мир П. Л. Исчезала его внешняя суровость и
строгость, отпугивающая новичков, впервые встречающих
П. Л., и, вместо скупой и сдержанной речи, собеседник
получал огромное удовлетворение от живой и
полезной беседы. Здесь советы, предложения и замечания
П. Л. шли гораздо дальше и глубже, чем на официальных
встречах.
П. Л. внимательно следил за выходящей литературой
по интересующим его научным дисциплинам, а также
тщательно просмотрел всю вышедшую ранее. Все
интересующие его сведения он выписывал на карточки.
Для сбора сведений об имевших в прошлом случаях падения
метеоритов П. Л. совершил поездку в Тобольск,
где ой работал в архивохранилищах. В результате им
составлен большой и исчерпывающий карточный каталог
но полезным ископаемым и в особенности по метеоритам.
Метеоритика была главной и основной темой его
работ в последний период, и в этом отношении П. Л.
справедливо считался крупнейшим специалистом. Являясь
членом Метеоритной комиссии, а впоследствии Комитета
по метеоритам Академии паук СССР, П. Л. ежегодно
ездил на научные сессии этой организации, где у
70

него были самые дружеские связи с академиками
А. Е. Ферсманом и В. И. Вернадским. П. Л. принадлежит
заслуга описания 4 падений метеоритов в Сибири,
из которых некоторые были изучены им непосредственно
на месте падения. При Омском музее, позднее при Бюро
краеведения, а во время войны при Омском отделении
Всесоюзного астрономического общества была организована
и работала первая в Союзе Метеоритная комиссия
на периферии, бессменным председателем которой
был П. Л.
Перед войной в течение 2—3 лет П. Л. принимал
участие в работе только что организованного государственного
заповедника Боровое. Вокруг заповедника образовалась
группа энтузиастов этого чудесного природного
уголка. Дирекцией заповедника были созданы условия
для научно-исследовательской работы. П. Л. был главным
научным руководителем заповедника и в летнее
время постоянно жил там. В результате охрана заповедника
была значительно улучшена, налажена научнособирательская
работа и организован музей — на первых
порах в составе минералогического и зоологического отделов.
Зоологический отдел был создан таксидермистом
Морозом, ранее работавшим в Омском музее, прекрасные
монтированные диорамы и биогруппы и сейчас являются
украшением отдела природы этого музея, В дальнейшем,
в результате смены руководства заповедника,
условия научной работы ухудшились. П. Л. неоднократно
выражал возмущение действиями нового директора
и в конце концов отказался от работы в заповеднике.
П. Л. принимал самое близкое участие в создании
Сибирской Энциклопедии и был одним из ее редакторов.
В энциклопедии его перу принадлежит ряд статей и
заметок.
П. Л. первый обратил внимание на находки алмазов
в Восточной Сибири. В своем определителе важнейших
сибирских минералов он указывает на находки алмазов
в золотоносных песках р. Большой Пит — правого притока
Енисея.
Из 133 напечатанных работ П. Л. с 1900 г. по 1945 г.
непосредственно к минералогии и полезным ископаемым
относится 70
к метеоритике 44
к географии 9
к вопросам землетрясения (с 1926 г.) 5
71

по разным вопросам 5
из этого количества на английском Языке 4
издано центральными издательствами 36
По годам работы распределяются так:
1900—1910 9
1911 — 1920 21
1921 — 1930 39
1931 — 1940 45
1941 — 1945 17
Работая в музее, П. Л. уделял внимание подготовке
научной смены. Не говоря уже о работе в омских вузах,
он организовал кружок юных минералогов первоначально
у себя в кабинете, а в дальнейшем на Станции юных
натуралистов. Последний кружок был довольно многочисленный,
и молодежь с большим интересом работала
в кружке. В летнее время П. Л. с группой кружковцев
принимал участие в экскурсиях, обычно по правому берегу
Иртыша.
Одна из таких экскурсий в район д. Лежанки особенно
запечатлелась у меня в памяти. Там имелся громадный
оползень, образовавшийся более полсотни лет
тому назад. Оползневые явления продолжались и позже,
а поэтому склоны коренного берега, оползневый цирк и
вся масса сползшей земли не были одернованы и были
лишены растительности. У подножия коренного берега
образовались два небольших, плотинного типа, озерка с
своеобразной флорой н фауной. Этот уголок был исключительно
живописен и как-то театрально-фантастичен.
Одно из этих озер было названо юными натуралистами
озером Драверта, а другое озером Астаповича, по
имени астронома И. С. Астаповича, друга П. Л., приехавшего
от Метеоритной комиссии АН СССР.
Нужно было видеть самому картину этой экскурсии,
чтобы правильно передать ее.
П. Л., уже не первой молодости, но молодой душой,
со своим геологическим молотком на длинной рукоятке,
заменявшим ему и альпеншток, и метр, и трость, легко
перепрыгивал через свалившиеся глыбы, залезал во все
щели и расщелины, а десяток юных энтузиастов с шумом
и задором атаковали огромный цирк, кручу высокого
берега в поисках нового и интересного. Здесь все
привлекало их внимание — и находки ядер униоид, и
кристаллы гипса, и железистые конкреции в виде пра*
72

вильных шаров, и отпечатки растений на песчанике, и
дендриты марганца в расколотых известково-мергелистых
конкрециях и т. д. Все эти находки быстро доставлялись
П. Л., а он, вооруженный лупой и окруженный
ребятами, оживленный, с блестящими глазами, давал
пояснения, читал целые лекции.
В своей личной жизни П. Л. был скромен, мирился
с неудобствами и лишениями. Каждого, пришедшего к
нему на квартиру в гости, он приветливо встречал, старался
угостить, чем мог. Делал он это с особой изысканностью,
учтивостью и никогда не ставил гостя в ложное
и неудобное положение. У него была своя библиотека
и коллекция природных раритетов, которые он охотно
демонстрировал гостям. Разговоры с ним были оживленны,
интересны и непринужденны.
Как каждый человек имеет свои особенности характера,
поведения и отношения к окружающей действительности,
так и у П. Л. были эти особенности, только
более подчеркнутые, выпуклые. За внешним видом оригинала,
чудака, человека не от мира сего, чуждого практике
жизни, крылось большое сердце, богатая, одаренная,
непосредственная натура, честный, принципиальный
ум, увлекательная, наполненная до краев содержанием
жизнь. П. Л. до самозабвения был влюблен в свою
минералогию, влюблен, как поэт и художник в свое
творение. Соединяя в себе черты ученого и поэта, он
мыслил и творил своими категориями, подходя ко всему
со своей точки зрения. -J
П. Л. был честный, неподкупный патриот своей отчизны,
но никогда не афишировал это, а хранил это чувство
в своем сердце и выражал в стихах, воспевая родную
природу. П. Л. жил и творил в унисон с идеалами
советских людей. Это был прекрасный русский человек.
Таков был облик этого интересного, даровитого, но
немного странного человека».
Несколько дополнений и комментариев.
^фежде всего о самой рукописи «Воспоминаний». Ее
ш п^п С ДРУГИМИ материалами дал мне Андрей Федоро-
1 Палашенков, когда узнал, что я намерен собирать
материал о Драверте. Палашенкову же, судя по пометкам,
передал ее сам Лаптев. Сейчас все, взятое мною
У алашенкова, хранится в Омском госархиве — в лич-
4 З а к а з 6413. 73

ном фонде Андрея Федоровича, который начал организовываться
еще при его жизни.
В. Ф. Семенов — ботаник, профессор Сибирской сель
хозакадемии. Его перу принадлежит работа — «Очерк
пятидесятилетней деятельности Западно-Сибирского отдела
Государственного Русского географического общества»
(Омск, 1927), в которой приводится библиография
некоторых работ Драверта.
Непосредственным результатом работы Драверта в
архивах Тобольска является его статья «Падение метеоритов
в Тобольске по летописям XVII и XVIII веков»,
опубликованная в «Сибирских огнях» (№ 4 за 1935 год).
Вообще же о работе Петра Людовиковича в области
метеоритики можно рассказать немало.
3 марта 1929 года газета «Советская Сибирь» опубликовала
короткое сообщение: «Тара. I (наш корр.).
Сегодня в 5 ч. 20 мин. утра над городом в северо-восточном
направлении пролетел метеор со значительной
световой вспышкой и с сильным падающим ударом. От
удара в окнах дрожали стекла. Предполагают, что метеор
упал в пределах округа».
Узнав об этом, Драверт начал собираться в путь.
Впоследствии он описал начало поисков *. Давайте прочитаем
несколько строк: «Падение болида оказалось
крупным событием в жизни Тарского округа, оно всколыхнуло
широкие массы населения, дав, с одной стороны,
пищу для суеверных умов и вызвав проявление
любознательности — с другой. Татарские муллы, духовные
вожди старообрядцев и колдуны, до сих пор
еще существующие в белорусских деревнях, истолковали
появление болида как небесное знамение. Среди многих
селений, перекинувшись даже в Омский округ, распространялись
слухи о близкой войне, голоде и других бедствиях,
надвигающихся якобы в результате «божьего
гнева». Огненный шар в рассказах лиц консервативного
склада ума приукрашивался лентами с надписями религиозного
или противоправительственного содержания».
1 См.: П. Драверт. К истории Т арского болида. I. I ll- 1929 г.
О мск, 1930.
74

П . Л . Д р а в о р т . 1936 г. О м ск. Н а о б о р о те а в т о гр а ф :
« П . Д р а в е р т с м е т е о р и т о м Х м е л е в к а в 1936 г.».
Как и подобает советскому ученому, Драверт разоблачал
эти суеверия. Он выступал перед людьми на собраниях
и сельских сходах, разъясняя сущность падения
метеоритов.
Первая экспедиция не дала результатов. Безуспешной
оказалась и вторая. И только в 1936 году профессор
напал на след упавшего камня и нашел его возле деревни
Хмелевка. Таким образом, на поиски ушло почти
8 лет. Есть снимок: Драверт сфотографирован в своем
кабинете, на столе — только что найденный камень.
Кстати, где, вы думаете, он был обнаружен? Драверт
нашел его... в кадушке с капустой. Жена одного колхозника
использовала небесный камень в качестве груза
при квашении капусты. И, несмотря на свое неземное
происхождение, метеорит вполне исправно исполнял эту
прозаическую функцию.
В архиве ученого хранится дубликат акта от 29 ноября
1936 года. Он посвящен метеориту «Хмелевка»:
«К V I II Ч резвы ч ай ном у съ езд у Советов им (т. е. Д р ав ер том .—
Л. JI.) ц ен о й о гр ом н ого напряж ения сил в осенню ю распутицу был
д о б ы т и п ер едает ся в распоряж ение Академ ии наук С С С Р метеорит
в есом в 6 .1 5 0 гр.
4* 75

П риним ая во внимание и зл ож ен н ое, постановили — вы дать проф .
П . Л . Д р а в ер т у из средств К М ЕТ премию в сум м е 500 рублей».
Подписан акт Л. А. Куликом и академиком В. И. Вернадским.
Причем рукой Вернадского приписано: «С глубоким
уважением».
С. Р. Лаптев упомянул об Омской метеоритной комиссии,
председателем которой был Драверт.
В дом, где жил профессор, приходили десятки и сотни
писем. В его архиве хранится делая папка, наполненная
этими письмами. Писали колхозники и школьники,
рабочие и сельские учителя. Они сообщали о наблюдаемых
явлениях, сходных, по их мнению, с явлениями падения
метеоритов. В этом же архиве я снял копню с
отчета, озаглавленного «Деятельность Омской метеоритной
комиссии в 1936 году». По этому документу можно
судить о размахе работы комиссии: командировки и
экспедиции, 12 докладов, 25 публикаций в газетах, воздушная
разведка места падения метеорита «Дорофеевка»...
Метеориты — эти загадочные вестники иных миров —
падают на землю не так уж часто. А между тем их научную
ценность трудно переоценить, ведь до недавнего
времени они были единственными предметами на Земле
неземного происхождения. Всего, по данным 1965 года,
в коллекциях мира— 1700 метеоритов. В коллекции Академии
наук СССР хранится 152 камня '. И про семь из
них сказано: «Принесено в дар профессором Дравертом».
Семь небесных камней — очень весомый вклад.
Это сейчас, с развитием космонавтики и науки о
космосе, каждый старшеклассник понимает важность поисков
и изучения метеоритов. А при жизни Драверта
это сознавали лишь люди, принадлежавшие к узкому
кругу специалистов. Нельзя забывать — ведь порой на
Драверта смотрели как на чудака, что, конечно же, затрудняло
работу. Затрудняло, но не останавливало.
С волнением перечитываешь третий и четвертый сборники
«Метеоритики». И в том, и в другом слишком много
некрологов, слишком много черных рамок вокруг фамилий
авторов.
Вот сборник третий, подготовленный давно, но вышедший
из-за войны с большой задержкой — в 1946 году.
Не стало одного из его редакторов — человека, кото-
1 Д ан н ы е на май 1977 г.
76

А К А Д Е М И Я Н А У К С С С Р
комитет по .чстсо»йтдм
1
М Е Т Е О Р И Т И К А
«л о*
с*
><*ЛУ**Ъ9 И. i
ВЫПУСК IV
г SK.
*1<«Т «<^яи* ПЛ.Ч4Х*'
f*:Wl:'A4‘a <e»f
-л<<
. •
' H .tfiA x M U fX ; Я » у я > :< к & а < \
А -К К Ы н А /ы :P>‘/к 'м я* ,;,
J }fr> 4 «<*;} n^4'A<V»^«*<r ffjr* И Art,
итддтк^ьство лкдаем'ии ►»л>к ссс?
*»исмл*-лЬг«игр»Д
i *«ш
Ч е т в е р т ы й в ы п у с к с б о р н и к а « М е те о р и ти ка » * п о с в я щ е н н ы й п а м я ти
с о з д а т е л е й с о в е т с к о й м е т е о р и т и к и — В. И. В е р н а д ско м у, А . Е. Ф е р с ­
м а н у , л. А . К у л и к у и П. J1. Д р а в е р ту . М .— Я., И зд а те л ьство А Н СССР*
1948. Т и т у л ь н ы й л и ст.
рый был душой советской метеоритики,— Владимира
Ивановича Вернадского. Обведена черным фамилия
Л. А. Кулика, погибшего в фашистском плену. В сборни*
ке посмертно опубликована статья Драверта «Новый
фрагмент Таборского метеорита (Оханск)».
«Метеоритика», выпуск IV, вышедший в 1948 году.
77

Н а титульном листе вновь встречаемся со знакомыми
фамилиями: «Комитет по метеоритам посвящает этот
сборник памяти создателей советской метеоритики Владимира
Ивановича Вернадского, Александра Евгеньевича
Ферсмана, Леонида Алексеевича Кулика, Петра Людовиковича
Драверта». Люди, делавшие одно дело, честно
н преданно служившие науке, люди, любившие и уважзвшнб
друг друга, как бы встретились здесь и после
смерти. И дело не только в трогательном посвящении,
не только в том, что рядом стоят их некрологи. На рабочих
страницах сборника — результаты их труда. Друг
и коллега Драверта — профессор П. Н. Чирвииский напечатал
здесь статыо о найденном Дравертом метеорите
«Орловка». А ниже целых три статьи самого Петра Людовиковича,
каждая по-своему важна и примечательна:
«Утраченные метеориты азиатской части СССР», «Бурелом
и ожог леса в бассейне реки Кети», «О метеоритной
пыли 2.VI1.1941 г. в Омске и некоторые мысли о
метеоритной пыли вообще».
Есть в сборнике и статья Чирвинского «П. Л. Д раверт
и его роль в метеоритике». Автор, в частности, сообщает,
что в обмен на осколок метеорита «Кузнецово»
Драверт получил из минералогического отделения Британского
музея «прекрасный образец из метеоритного
кратера Генбере в Австралии... так что из семи метеоритных
кратеров мира «пять представлено в нашей Академии».
Чирвинский утверждает также, что Драверт
ввел в науку понятие о «сверхрожденных» землетрясениях,
выделив их в общую группу под именем «гипергенных
сеймов». Например, он доказал, что такое землетрясение
вызвано падением Тунгусского метеорита в
1908 году, а до этого — в 1849 году — Ишимского.
Автор статьи цитирует несколько писем, полученных
им от Петра Людовиковича в разное время. В одном
из них сибирский ученый признается: «Охота за метеоритами—
самый увлекательный вид спорта». А вот из
письма 1937 года: «Спасибо Вам за сведения об астрономических
занятиях Петра I. С юных лет уважаю этого
человека, как-то пришлось читать (не помню, где) его
письмо с описанием большого болида». Из письма 1944
года: «Омской области не везет с метеоритами — одни...
предпочитают падать в глухих пустынных местах, избегая
очевидцев, другие, как бы издеваясь над свндетеля-
78

ми, падают в воду... По-видимому, метеориты страдают
гидрофилией, если им мало морей и океанов».
Чирвинским выбраны весьма характерные для Д раверта
цитаты.
А в заключении статьи — список дравертовских работ
по метеоритике — 51 название. Список не полный, т. к.
некоторые статьи появились и после 1948 года. К перечисленному
Чирвинским можно добавить, что Драверт
был инициатором поиска метеоритов с помощью самолета.
И, заканчивая этот комментарий, посвященный Драверту-метеоритоведу,
хочу сказать, что Драверт-поэт и
Драверт-спецналнст по небесным камням были неразделимы.
Доказательством тому служат в первую очередь,
конечно же, его прекрасные стихи — такие, как «Падучая
звезда» и особенно «Болид»:
К о гд а н а д смутною гром адой древних гор
М едлительно скользит по небу метеор
И ш елест слышится загадочны й в эф ире,—
В перяя ж адны й взор в огнисто-дымный след,
Я д у м а ю о том, чего у ж больш е нет,
О кончивш ем свой век каком-то малом мире...
Его перу принадлежит мастерски написанный научно-художественный
очерк с интригующим, загадочным
названием — «Метеорит с надписью»: «Миллионы людей
доходят до могилы, не увидев ни разу в своей жизни
хотя бы одного метеорита. А вот маленькой крестьянке
Оле повезло: она видела замечательный метеорит и не
в каком-либо музее, а на самом месте падения этого
пришельца из далеких миров» •.
Так начинается это произведение, в котором автор
сумел сочным языком занимательно рассказать о сложнейших
проблемах своей науки.
Больше того. Порой Драверт-литератор «проникал»
на страницы сугубо научных статей, написанных Дравертом-ученым.
Возьмем уже упоминавшуюся работу «Бурелом
и ожог леса в бассейне р. Кети», посвященную проблеме
Тунгусского метеорита. Автор пишет, что в исследуемом
районе его «поразила глубокая тишина, господствовавшая
в этом мертвом бору. Нигде не было видно
ни зверя, ни птицы; даже травы было мало».
1 «О мский альм анах», 1940, № 2.
79

Было издано всего три первых тома Сибирской Советской
Энциклопедии, оттиск четвертого, существующий
на правах рукописи, я просматривал в Новосибирском
госархиве (пятый, как известно, так и не вышел). Псевдоним
Драверта (П. Д.) либо его полная подпись встречается
там довольно часто. Но большинство небольших
статей и заметок в энциклопедиях не подписываются,
тем более не видна читателю редакторская работа. Поэтому
настоящее представление о работе Драверта в
ССЭ я получил, увидев в его бумагах письмо из редакции
энциклопедии от 1 ноября 1936 года: «Редакция
ССЭ приступила к работе над пятым томом... Обращаемся
к Вам с просьбой выполнить наш заказ на следующие
слова по отделу «Минералогия», согласно словника, проредактированного
Вами в сентябре прошлого года».
Далее следуют названия двенадцати статей, которые
нужно было написать для пятого тома. К этому же письму
были приложены 66 текстов, которые Драверт должен
был отредактировать и обновить, так как писались
они еще в 1928— 1929 годах. На письме пометка, сделанная
характерной дравертовской скорописью: «Все 66
№№' посланы заказным 10.111.37 г.».
Сам Петр Людовиковнч, возвратись из поездки в Новосибирск,
писал 15 мая 1928 года своему старому другу—
писателю-самоучке И. П. Малютину: «В редакции
Сибирской Советской Энциклопедии идет горячая работа
по подготовке к печати нашего справочника. Издание
обещает быть интересным. Я сдал свой материал и
вернулся нагруженный новыми заданиями. Прямо некогда
отдохнуть». («Енисей», 1973, № 4, с. 70).
Цифровой перечень работ Драверта, который приводит
в своих воспоминаниях Лаптев, явно неполон. Однако
он дает возможность определить, что наиболее плодотворным
периодом деятельности ученого были двадцатые-тридцатые
годы. На предреволюционные годы выпали
ссылки, скитания, отсутствие стабильного места
жительства. В последний же период жизни Петр Людовиковнч,
как и тысячи других советских людей, испытывал
в полной мере все тяготы, связанные с войной.
2
В начале 1977 года в районном поселке Омской области
Любино на 58 году жизни скоропостижно скон-
80

чался Ивам Семенович Коровкин — известный омский
краевед, авторитетный знаток сибирского фольклора, автор-составитель
нескольких фольклорных сборников.
Мне вместе с учеными Омского пединститута, работниками
музея и госархива довелось принять участие в
устройстве его архива и библиотеки. И то, и другое находилось
в крайне запущенном состоянии. Среди множества
различных бумаг попадались дневниковые записи
с упоминанием имени Драверта, а то и его письма.
Все это передано сейчас в надежные руки и, надо думать,
станет со временем достоянием читателя.
Иван Семенович знал Драверта, всегда с благоговением
произносил его имя, мечтал написать о нем воспоминания.
Однако болезнь и смерть не дали закончить
многое из задуманного. В подшивках «Сибирских огней»
и местных газет остались лишь небольшие мемуарные
заметки и публикации дравертовских писем и стихов.
Каждой такой публикации Коровкин был рад несказанно.
Так, в 1975 году он прислал в редакцию «Молодого
сибиряка» подборку стихов, которые Драверт при
жизни не публиковал. Газета напечатала их, отметив
тем самым 30-летие со дня смерти поэта-ученого '.
В течение всей сознательной жизни И. С. Коровкин
вел дневник, куда заносил главным образом записи о
событиях общественной, культурной и литературной
жизни Омска, свидетелем которых был. Вот — два небольших
отрывка.
«...1940 г.
18 июля. К семи часам вечера пошел в облрадиокомитет.
Вскоре пришли Аллахвердов и Драверт. Драверт
проверил свои отпечатанные на машинке стихи.
Аллахвердов, обращаясь к Драверту:
— Перед началом вашего выступления мы скажем
вступительное слово. Начнем так: «Сейчас у микрофона
выступит старейший сибирский поэт, профессор Петр
Людовикович Драверт».
Драверт:
— Нет, зачем же «профессор»?
— А как же? Вас именно больше знают как профессора.
1 С тихотворения «9-му интернату», «Четыре», «Л едяны е дары
принося» и «Н апутствие».— «М олодой сибиряк», 26 августа и i i д е ­
к абр я 1975 г.
81

— Нет, нет, тут это совсем ни к чему — профессор...
Первым читал я два своих стихотворения: «Страна
молодости» и «Возвращение». Начал плохо, но потом
разошелся, и вышло недурно. Когда окончил и, взволнованный,
подходил к Драверту, Петр Людовикович радостно
смеялся и тихо хлопал в ладоши: «Хорошо, хорошо».
Рахманов читал новеллы.
После вступительного слова о творчестве Драверта
Петр Людовикович стал читать свои стихи. В этот момент
особенно ярко запечатлелся в моей памяти его величавый
образ. Среднего роста, солидный, широкоплечий.
Огромный лоб окаймлен черными волосами, темная
округлая борода. Молодые живые глаза. Своеобразно
грубый старческий голос, отрывистые фразы. Все это
придает ему какое-то величие, торжественность. Он читал
и молодел. Закинув голову, сияя, он с огромным
чувством произносит, отчеканивает каждое слово.
Мы все были очень взволнованы. Я попросил у него
на память эти отпечатанные на машинке стихи. Он подарил
с надписью «Дорогому Ивану Семеновичу Коровкину
на добрую память от автора. Омск. 18.VII—40 г.»
ВСТРЕЧИ
(И з дневника 1943 года)
В годы войны я учительствовал в совхозе Меркутлы
Солдатского (ныне Тюкалинского) района. На фронт не
попал из-за плохого зрения. Несколько месяцев работал
в Омске, в строительном батальоне, затем заочно учился
в пединституте. Писал стихи, занимался краеведением,
сбором фольклора. В Омске встречался с писателями и
научными работниками. Вот несколько таких встреч.
26 июня 1943 года.
Омск, как и в прошлом году, встречает меня пылыо,
жарой, многолюдьем.
...Отдохнув, иду к Драверту. В прихожей встречает
Павла Константиновна — с мокрыми руками, потным лицом.
Она готовит ужин. Обмениваемся несколькими словами,
и я вхожу в кабинет Петра Людовнковича. Он
быстро закрывает книгу, соскакивает с дивана:
1 П олностью напечатано в «М олодом сибиряке» 8 июня 1966 г.
82

Батюш ки, кого вижу! Надолго ли? Здравствуйте,
здравствуйте! Садитесь и рассказывайте — откуда и как.
Вечереет. И з открытого окна вижу угол двора, забора.
Ни веточки зеленой не видит Петр Людовикович в
своем кабинете. Лишь кактус стоит на окне. Как мало
света в кабинете, и совсем нет солнца.
Говорим о Леониде Мартынове, о «Сибирских огнях»,
о М еркутлах. О положении на фронтах. Снова о литературе.
Петр Людовикович в хорошем настроении, рассказывает
много, с увлечением. Вспоминает о встрече с
В. И. Немировичем-Данченко в 1925 году в Москве, их
разговор о В. Комнссаржевской на обеде, устроенном
Академией паук СССР.
Я спрашиваю Петра Людовиковича о Сорокине.
— Антон Семенович наедине был скромнейший человек.
Но стоило ему увидеть толпу — он мигом перерождался:
начинал кричать, дерзить. Он часто бывал у
меня на квартире, и я хорошо знал его скромность, душевность,
способность бесконечно фантазировать. Сорокина
понимали многие в лучшем случае как чудака,
в худшем — как хулигана.
Разговор обрывается на Попе-расстриге. Павла Константиновна
приглашает ужинать. Щи из салата и лука
и чай. После ужина рассматриваем коллекцию марок,
подаренную Петру Людовиковичу одним из его учеников,
вспоминаем Виссариона Шебалина. Я сообщаю, что
за «Славянский квартет» композитор получил Сталинскую
премию. Петр Людовикович рассказывает о годах
учебы Шебалина в Омске.
Уже темнело, когда я распрощался с Петром Людовиковпчем,
унося его подарок — фотокарточку и коллекцию
картинок но истории, географии, литературе.
16 ию ля.
Сегодня, как обещано было в прошлую встречу, Петр
Людовикович Драверт устроил чтение своих стихотворений
из сборника, изданного в 1923 году.
По его словам, он начал писать лет с 9—11. Затем до
17 лет ничего не писал, с 17 лет начал писать прозу, которую
печатал в газетах. Первое стихотворение напечатано
в 1903 году в газете «Восточное обозрение» в Иркутске.
Сборник стихов вышел в 1904 году, а последний
сборник — в 1923 году.
Перед 40-летним юбилеем его литературной деятель-
83

ности издательство в Новосибирске подготовляло к печати
книгу его стихов, но грянула война, и книга осталась
невыпущенной.
Петр Людовикович прочитал несколько стихотворений
из последней книги и несколько стихотворений, еще
нигде не напечатанных. Читал он прекрасно, вдохновенно.
Особенно запомнились: 1) «Письмо», посвященное
Оле Высотиной, любимой девушке, которая позже вышла
замуж за друга Петра Людовиковича. Умирая, она держала
в руках эту книгу — «Сибирь» и плакала; 2) «От
твоей юрты до моей юрты...» — любимое стихотворение
А. В. Луначарского».
Отношение Драверта, человека, обладающего тонким
литературным вкусом, к Антону Сорокину всегда было
доброжеталеьным и объективным. Еще в 1928 году в
статье, появившейся сразу же после смерти Сорокина,
он писал: «Стушуются, наконец, как серые бесформенные
тени, недоброжелатели покойного; но красочным,,
оригинальным пятном надолго останется в сибирской
литературе имя Антона Сорокина...»
«Поп-расстрига» — псевдоним омского писателя Ивана
Голошубина (1866—1922 гг.), печатавшего в сибирских
газетах резко сатирические, обличительные рассказы
антиклерикального направления. Интересно, что он
и в самом деле был священником, а затем добровольно
снял с себя сан. Возможно, не без влияния Драверта
Коровкин заинтересовался Голошубиным и работал с
его личным архивом, хранящимся у сына '.
Стихотворение Драверта, нравившееся Луначарскому,
называется «Из якутских мотивов», оно написано в
1914 году в Казани.
В. Луначарская-Розенель в своих мемуарах «Память
сердца» вспоминает, рассказывая о Луначарском
как о читателе: «В начале 1923 года Сибирь, недавно'
освобожденная от колчаковщины, была еще «белым пят-
1 См.: И. Коровки н. Архив пнсателя-снбиряка.— «О м ская
п р авда», 5 июня 1952 г.
84

ном» для москвичей, что-то за тридевять земель от
Центральной России. В столице знали понаслышке, что
в Новониколаевске (Новосибирске) образовалась группа
одаренных прозаиков, поэтов, критиков, объединившихся
вокруг журнала «Сибирские огни». Но ни их самих,
ни их произведений в Москве не знали.
Луначарский один из первых среди членов правительства
посетил Сибирь...
Всю дальнейшую поездку по Сибири (после Новониколаевска.—
А. Л.) Анатолий Васильевич с увлечением
читал «Сибирские огни» и отдельные книжки писателей-сибиряков.
Он часто повторял стихи уже пожилого
поэта-геолога, прошедшего вдоль и поперек самые
глухие места Сибири: «От твоей юрты до моей юрты
горностая следы на снегу. Навестить меня обещала ты,
я дождаться тебя не могу» '.
Вероятнее всего именно после Новоннколаевска у
А. В. Луначарского появился сборник «Сибирь», который
тогда только что вышел. (Кстати сказать, есть этот сборник
и в личной библиотеке А. М. Горького).
Вот воспоминания Е. А. Жолтко — пенсионера, жителя
Красноярска.
«Я учился,— пишет Евгений Александрович,— в Сибирском
институте сельского хозяйства и лесоводства (с
1925 по 1929 год), где П. Л. возглавлял кафедру геологии,
минералогии и кристаллографии. Кабинет, лаборатории
этой кафедры находились в здании быв. коммерческого
училища.
Квартира П. Л. — отдельный одноэтажный домик на
Надеждинской улице рядом с городской частью Сибннститута
(каменный дом на углу улиц Надеждинской и
быв. Тобольской).
Семья П. Л. состояла из 5 человек: сам П. Л., жена,
два сына (Виктор и Олег) и отец П. Л.
...Читал лекции интересно, оригинально, особенно
подчеркивал значение Сибири, Забайкалья, Якутии.
...П. Л. старался передать знания в такой форме и со-
1 Н . Л у н а ч а р с к а я -Р о зе н ель. П ам ять сердц а. В оспом и­
нания, и зд . 4-е. М ., «И скусство», 1977, с. 16. Строки Д р авер та м е­
м уар и ст ц и ти рует неточно.
3
85

держании, чтобы они студенту были не только понятны,
но и служили бы в дальнейшем базой для вдумчивого
творческого подхода к многообразным явлениям природы...
Интересными лекции были и потому, что П. JI.
обладал ораторскими способностями.
...Во время нашей учебы не было обязательного посещения
лекций, так вот на лекциях П. Л. аудитория
была всегда полна, причем приходили послушать лекции
и нестуденты.
...При перевозке на пароходе собранных экспонатов
один из ящиков был поврежден, и часть собранного рассыпалась.
П. Л. был очень огорчен этим, студенты же
по простоте возьми да и скажи — стоит ли жалеть, ведь
и так много собрано. После ответа П. Л. пришлось краснеть—
так внушительны и красивы были его слова.
П. Л. был хорошим ученым, преподавателем, человеком
оригинальным, но мало разбиравшимся в житейской
обстановке, или, может быть, точнее,— мало уделявшим
внимания этому вопросу. Говорю я так потому,
что, будучи знакомым с его старшим сыном Виктором (с
ним я учился в средней школе в параллельных классах,
а в институте — на одном факультете и курсе), я часто
бывал у Дравертов и знал их домашнюю обстановку.
...Были у меня книжки стихов и монографии по отдельным
специальным вопросам с автографами П. Л.,
но при переездах из Омска, Новосибирска и выезде на
фронт из Красноярска они не сохранились. ...Если изложенное
как-то поможет Вам, буду доволен».
Мне хочется прокомментировать лишь одно место
этих небольших воспоминаний — то, где идет речь о
Драверте-лекторе.
Литературовед, кандидат филологических наук
А. И. Малютина в своей книге «Повесть об отце», изданной
в Челябинске в 1974 году, цитирует строки из письма
ее отца И. П. Малютина: «...Драверт! Это был какойто
светильник, факел, так рано сгоревший. Как любил
его Ферсман! А наш Герман, прослушав одну его лекцию
по минералогии, был так очарован, что лучше, интереснее
минералогии, ему казалось, ничего нет на свете!
Да и не мудрено, потому что у Драверта что ни лекция,
то настоящая поэзия. Он всю душу, все свои чувства
в нее вкладывал и горел огнем вдохновения...»
86

В этой книге такж е сообщается, что в личном фонде
И. П. М алю тина в московском Гослитмузее хранится
около двадцати писем Драверта.
Следующие воспоминания записаны, а затем переданы
мне омским ученым В. В. Рычковым.
4
В РУ БЕЛ ЕВ С К И И ВЕЧЕР
Н едавно мне пришлось быть в Барнауле. В доме
№ 50 по улице Петра Сухова я встретился с бывшей
омичкой Евгенией Григорьевной Лазаревой... Зять ее —
Михаил Иванович Крот — ученый, который хорошо знал
Петра Людовпковпча Драверта. Он был его ассистентом
при кафедре геологии и минералогии в омской «Сибаке».
...Но, увы, М. И. Крот умер. Была надежда на то, что
Евгения Григорьевна могла бы что-нибудь вспомнить о
нашем замечательном и интересном земляке, ведь все
новое, что связано с П. Л. Дравертом, нам, омичам, особенно
близко и небезынтересно. Больших воспоминаний
у Л азаревой, к сожалению, не оказалось, но она рассказала
один эпизод встречи ее с П. Л. Дравертом в
1926 году.
— В Омском художественно-промышленном техникуме,
где я училась,— так начала свой рассказ Евгения
Григорьевна,— однажды состоялся врубелевскнй вечер.
Н а нем собрались учащиеся техникума и гости. Вход
был по пригласительным билетам. Среди приглашенных
был и П. Л. Драверт. Программа вечера состояла из
концерта и танцев. В концерте художественной самодеятельности
принял участие экспромтом и Петр Людовиковнч.
Помню, вышел он тогда на сцену в длинном сюртуке,
залож ив руку за борт. Глаза его смотрели в зал с
любопытством и несколько, казалось, насмешливо.
П. Л. Д раверт был среднего роста и телосложения, но
очень живой в движениях. Волосы у него были длинные,
они заходили даже за уши, наподобие как сейчас
носят наши некоторые молодые люди. Имел он и усы,
и небольшую каштановую бородку.
Петр Людовикович продекламировал три своих стихотворения.
Первое — «От моей юрты до твоей юрты...».
87

Второе — «Морошка», а вот название третьего стихотворения
я забыла.
Все это было оригинально, интересно. П. Л. Драверт
а ему было тогда лет 46, на молодежь, собравшуюся на
врубелевский вечер, произвел большое, хорошее впечатление
своими замечательными стихами, оригинальным
костюмом, манерой держаться, художественным вкусом.
Одним словом, П. Л. Драверт нам всем очень понравился.
Ж ил тогда Петр Людовикович Драверт, по словам
Е. Г. Лазаревой, в «Сибаке», в трехэтажном доме, как
его тогда называли — «трехэтажке», на втором этаже, в
средней квартире (ныне — дом этот в Горном переулке,
№ 2) '.
Да, прямые свидетельства очевидцев бесценны. Но
бесценны и письма, оставшиеся после их смерти. Порой
именно они, а не мемуары помогают лучше понять суть
человеческих взаимоотношений, заглянуть в давно прошедшее.
Письма интимны, они пишутся чаще для одного
человека.^ И не случайно еще Герцен говорил, что на
них порой «запеклась кровь событий».
Я думаю, не стоит объяснять мое душевное состояние,
когда впервые я-читал письма одного из самых
близких друзей Драверта — академика В. И. Вернадского.
ПИСЬМА ВЕРНАДСКО ГО
ередо мной аккуратно сшитая,
небольшая самодельная
папка со штампом «Библиотека
А. Ф. Палашенкова».
Она озаглавлена: «В. И.
Вернадский. Письма П. Л. Драверту».
История папки такова. Подлинники этих писем пос-
1 Печатается с сокращением.
88

ле смерти Д раверта попали в Омский музей. Десять лет
спустя Андрей Федорович Палашенков, директор музея,
вы слал их в М оскву — в Институт геохимии и аналитической
химии им. В. И. Вернадского. Выслал, судя по
всему, ученому секретарю покойного академика Анне
Д митриевне Ш аховской.
В письме И. С. Коровкину от 18 октября 1955 года
П алаш енков говорит: «В феврале месяце, будучи в
Москве, я заш ел в Метеоритный комитет Академии наук.
Радостно было видеть портрет Петра Людовиковича
в зале комитета. Институт им. Вернадского Академии
наук подготавливает для сборника письма академика
Вернадского к Петру Людовиковичу. Письма хранятся
в нашем музее».
Скорее всего, для этого предполагавшегося, но, насколько
мне известно, неосуществившегося сборника и
были высланы письма. В личной библиотеке Андрея Федоровича
осталась лишь эта папка с их машинописными
копиями.
Первое письмо датировано 1932 годом. Но знакомство
двух ученых состоялось гораздо раньше. Недаром в одной
из работ Вернадский, ссылаясь на Драверта, называет
своего сибирского коллегу «мой старый друг», а в
одном из писем говорит ему: «Ваша дружба для меня
дорога, и я считаю ее столь высокой — и для вас, и для
себя...» Н едаром в личной библиотеке Петра Людовиковича
12 книг Вернадского с дарственными надписями.
Труды старшего товарища по науке были знакомы Д раверту
еще до революции. В дальнейшем ученых часто
связы вала совместная работа. Так, в 1921 году Драверт
по просьбе академика Вернадского принял участие в
первой советской метеоритной экспедиции.
В личном архиве Драверта я нашел документ:
«В п р ав л ен и е С ибирского института сельского хозяйства и пром
ы ш ленности. Р осси й ская А кадемия наук предпринимает всестороннее
изучение м етеоритов Республики. При исключительном вним а­
нии Н ар к о м п р о са к этом у делу организована экспедиция... А кадем
ики В ернадский и Ф ерсм ан через ученого руководителя экспедиции
К у л и к а о б р ащ аю тся ко мне с просьбой помочь экспедиции по с у ­
щ ес тв у ее раб от, в частности, вы раж аю т ж елание получить необходи
м ы е свед ен и я о П етропавловском метеорите 27.IX — 20 г . ...»
Речь здесь идет о грандиозном научном мероприятии
молодой Советской республики—знаменитой метеоритной
экспедиции 1921 года. В тяжелейшее время страна на-
89

шла средства для такого, казалось бы, далекого от насущных
проблем дела. Вагон экспедиции побывал в самых
отдаленных районах. Разбитые железные дороги,
опасность бандитских нападений, голод и холод не смогли
остановить ученых. Так, впервые в истории науки,
было положено начало систематическому сбору небесных
камней.
Интересы Вернадского-ученого были очень широки.
Много сил отдавал он и молодой в то время науке метеоритике.
А. П. Виноградов пишет в своей статье «Академик
В. И. Вернадский и метеоритика»: «...Владимир
Иванович сумел создать вокруг себя, благодаря своим
исключительным знаниям и личному обаянию, группу
ученых-энтузнастов, посвятивших себя работе по метеоритике...»
И одним из этих энтузиастов был омич Драверт.
Письма Вернадского Драверту свидетельствуют, что
ученый с мировым именем, отец геохимии, относился к
своему собрату по науке с большим уважением. Он сообщает
о своей работе, о своих мыслях, делится самым сокровенным—
тем, над чем размышлялось не год или
два, а десятилетия.
«Сдал в печать первую часть истории природны х
вод — работаю с 1925 г.: огромная книга. Сейчас уд а ­
ется различить до 500 минералов воды. М не уже возражают,
что вода не минерал!» (6.1 — 1932 г.).
«Только теперь прочел Вашу статью в сборнике, изданном
Академией. Сердечно благодарю Вас за то отношение,
которое Вы выразили ее помещением, к моей
научной работе.
Надеюсь увидет Вас на всесоюзной минералогической
конференции в мае». (21.111— 1937 г.).
«Я очень надеюсь на Вашу помощь в комиссии по
метеоритам. Мне кажется, точное их изучение может
дать сейчас неожиданные для нас важные результаты,
которые позволят влить в эмпирическое содержание —
красочное и заполнить им математические вехи астрономии...
...Я очень желал бы узнать от Вас подробнее о новы х
двух метеоритах, о которых Вы пишете Кринову».
(15.Х -1937 г.).
«Надеюсь, Вы получили нашу благодарность за до-
90

ставленные метеориты и сопровож давший их денежный
расчет. В сегда рад получать от Вас весточки...
Я соверш енно с В ам и согласен о необходимости начать
поиски метеоритов более планомерно... Я очень хотел
бы, чтобы В ы прислали свои соображения, куда
следует направить поиски. Может быть, в виде небольшой
статьи д л я наш его издания. Я с Вами совсем согласен
о необходимости окурнала...» (12.X II— 1937 г.).
«Метеоритика», так должен называться наш сборник,
надеюсь, скоро поступит в печатание. Мне кажется, в
нем могут помещаться и те мелкие заметки, о которых
Вы пишете...
М не кажется, Ваш а статья об утраченных метеоритах
Азиатской части СССР могла бы быть помещена у нас
во втором вы пуске. Не обещаю Вам, что не придется ее
сократить, хотя постараюсь сделать это с величайшей
■осторожностью.
...В первом номере будут Ваши статьи. Приготавливайте
материал д ля второго.
К сож алению, у м еня нет «Экслибриса...» (19.1 II—
1939 г.).
«Я очень ценю наш и с Вами свидания. Если будете в
М оскве, звоните мне на квартиру, и мы всегда договоримся,
когда свидеться. Надеюсь вскоре выслать Вам
ряд моих работ» (4.Х— 1939 г.).
Перелистываешь письма выдающегося ученого и то
и дело встречаешься со строками, свидетельствующими
об его искреннейшем расположении к своему коллеге из
Сибири:
«Как старый человек и Ваш старый, глубоко Вам
преданный друг я имею право говорить Вам
правду». (6 .V II— 1940 г.).
Сегодня мы знаем — хотя бы из популярных книг
и кинофильмов — какой крупной государственной фигурой
был В. И. Вернадский. И разве не характеризует
его отношения с Дравертом то, что он (в том же письме)
делится с ним новостями огромного масштаба. И не
просто делится, а советуется и даже просит посильной
помощи:
«Я не удерж ался и, без того заваленный работой,
взял на себя новое большое дело. Сейчас начинает меняться
значение урана... зарождается век атомной энер­
91

гии, наиболее сильной и сконцентрированной, которая
присоединяется к энергии пара и электричества. Уже в
апреле стало ясно — в мае выяснилось, что изотоп 235...
может быть выделен в чистом виде. 5 кг его равны по
силе нескольким (кажется 8) миллионам тонн угля!..
Главны е центры скопления Рудные горы (Судеты) — в
руках Германии, Бельгийское Конго и Медвежьи озера в
Канаде. У нас уран дефицитный металл. Образовался
центр (тройка — я, председатель, Хлопин, Ф ерсман)...
Я никак не ожидал, что доживу до реальной возможности
ставить эти вопросы — да еще в момент безумного,
варварского истребления людей и ценностей. Я считаю,
однако, вопрос столь ваокным, что готов отложить — в
мои годы с риском «навсегда» — мою работу биогеохимическую...
Работа этого рода по урану широко идет в Соединенны
х Штатах и, говорят, в Германии (самое сильное
взрывчатое вещество). Начнется этим летом и осенью у
нас». Кстати, в одном из следующих писем Вернадский
спрашивает Драверта: «Скажите, пожалуйста, где находится,
напечатан ли и можете ли дать мне копию Вашего
отчета 1916— 1918 гг. о радиоактивных рудах в районе
рудника А. Об этом какие-то странные — частные или
очень фантастические — по описанным явлениям — слу-
X и.
Главзолото искало Ваш отчет и нигде не нашло».
(19.VII—1940 г.).
Началась война. Вернадский, как и некоторые другие
крупные ученые, был эвакуирован из Москвы в Боровое,
где когда-то работал Драверт.
«С большим интересом прочел Вашу книгу о Боровом...
стараюсь достать Ваш рукописный отчет в Заповеднике.
Может быть, дадите указания маршрутные...
Из Вашего списка я вижу, что как будто бы по радиоактивности
не было никаких работ... Какие минералы
встречены? Я поищу Ваши другие статьи о минералогии
Борового, но если у Вас есть оттиски, не откажите прислать».
(II.V III— 1941 г.)
«Как Вы теперь окивете? Очень мне хотелось в случае
удачи хлопот об исследовании радиоактивности Борового,
чтобы Вы хоть на несколько дней сюда бы приехали»
(1.V— 1942 г.).
92

; ■"■'£. '« * '» / '/fc-C '-S'/v*-' -•&-&$£■ -J ' ' - !
i vT>- • < / ' x . -|
е т 5 ж ^ ^ г :л ^ ^ 7 i
Ц - в е л : (/ •. • x . . , ^ y - . л
КОСМИЧЕСКАЯ РАКЕТА. ;’ .
J
ОПЫТНАЯ ПОДГОТОВКА.
* ь*‘ П Т Г „ . 6 15. £3
0 ' и ■.■•*•"•• ^ - * . • ц,
' ; 4 * - * »• . - . < ...
. • •и ■ . . . . .
Д а р с т в е н н а я н а д п и с ь К . Э. Ц и о л к о в с к о г о Д р а о с р т у на б р о ш ю р е
« К о с м и ч е с к а я р а к е т а . О п ы т н а я п о д го т о в к а » . К а л у га , 1927:
« Г л у б о к о у в а ж а с м о м у п р о ф . П е т р у Л ю д о в и к о о и ч у Д р а в е р т
о т а в т о р а . К . Ц и о л к о в с к и и . 1927 г . 6 о к т .» .
(Ж аль, конечно, что в нашем распоряжении нет писем
Драверта Вернадскому. А в том, что они были, сомневаться
не приходится. Например, только что процитированное
письмо академик начинает так: «Очень виноват
перед Вами, что не отвечал на Ваше письмо от
4 февраля»).
И в заключение еще две выдержки из писем Вернадского.
«П иш у Вам как бы с вопросом. В заповеднике нет
научного руководителя...
Здесь новы й директор — хозяйственник.
Н е захотели бы Вы вернуться, и мы бы повидались.
Во-первых, Вы м огли бы закончить и привести в порядок
В аш у коллекцию , которая находится в печальном
положении...
Вот бы ло бы хорошо нам повидаться. Я буду сейчас
хлопотать, не ожидая Вашего ответа...» (6.V II— 1942 г
93

«Вчера я узнал, что новы й директор заповедника^
И ван О сипович Глутский обратился к Вам с просьбой
быть заведую щ им научной части Заповедника. В прошлом
письме я писал Вам об этой возможности.
Бы л бы очень счастлив повидаться с Вами и о многом
поговорить. В мои годы это никогда нельзя откладывать...
Я видел часть Ваш ей коллекции, которую ко мне привозили...
Я думаю, что и при радиоактивном исследовании
Вы нам поможете.
Очень хотел бы Вас повидать и переговорить».
(8 .VI1— 1942 г.).
Но увидеться старым друзьям так и не довелось.
Вскоре Владимир Иванович уехал домой, в Москву, немецкие
полчища от которой были отброшены далеко на
запад. Здесь он и скончался 6 января 1945 года. Д раверт
пережил его лишь на одиннадцать месяцев.
Возможно, нам еще предстоит узнать многое о дружбе
двух ученых. Но немало из того, что могло бы пролить
свет па отношения Драверта с его друзьями, утрачено.
Последнее я особенно хорошо понял, когда пытался
найти данные о переписке Петра Людовиковича с
К. Э. Циолковским.
„ Б О Л Ь Ш А Я Н О В О С Т Ь 11
акими только областями
знания не занимался Драверт!
С кем только не дружил!
Просто удивительно,
что еще находились (да и
находятся) люди, упрямо талдычащие о нем, как о «кабинетном
ученом», человеке «не от мира сего».
Вот одно из доказательств его, выражаясь современным
языком, отличной «коммуникабельности». В уже
упоминавшейся книге Л. Кузнецовой где-то между иро-
94

ш
чим мелькнула фраза: в течение десяти лет Драверт переписывался
с К. Э. Циолковским.
Перебираю каталог личной библиотеки Петра Людовиковича.
Книг Циолковского много. И названия у них
все какие-то странные, необычные, таинственные: «Монизм
вселенной», «Любовь к самому себе, или истинное
себялюбие», «Будущее земли и человечества», «Нирвана»,
«Исследования мировых пространств реактивными
приборами». Изданы в Калуге, в основном, в двадцатые
годы.
На двух книгах автографы. Например, на брошюре
«Космическая ракета. Опытная подготовка»: «Глубокоуважаемому
проф. Петру Людовиковичу Драверт от автора.
К. Циолковский, 1927 г. 6 окт.».
Как же найти подробности о связях ученого с основателем
космонавтики? Попытался искать в литературе
о Циолковском, по безуспешно — фамилии Драверта там
пет. Решился побеспокоить внука великого ученого —
заведующего его мемориальным Домом-музеем Алексея
Вениаминовича Костина. Написал ему в Калугу. И опять
(в который уж раз!) встретился с доброжелательнейшим
отношением к своим просьбам.
Вот отрывки из писем А. В. Костина.
«2 февраля 1970 г. К большому сожалению, ничем не
смог Вам помочь. Просмотрел я сборник «Рукописные
материалы К. Э. Циолковского» (научное описание фонда
555 в архиве АН СССР), но фамилии Драверта в
разделе переписки с частными лицами нет. Просмотрел
опись личной библиотеки К. Э. Циолковского, хранящейся
в Доме-музее и в фондах Государственного музея
истории космонавтики имени К. Э. Циолковского — и
там тоже ничего не обнаружил.
Для нас это знакомство с сибирским ученым и поэтом
П. Л. Дравертом также большая новость».
«26 декабря 1970 г. Я могу Вас немного обрадовать*
правда, всего одним интересным фактом. Недавно, проверяя
библиотеку Константина Эдуардовича, мы нашли
брошюру П. Л. Драверта «К истории тарского болида
1.III.1929 г.», издание Западно-Сибирского географического
о-ва, Омск, 1930 г.
На обложке дарственная надпись: «Глубокоуважаемому
Константину Эдуардовичу Циолковскому от автора».
Здесь же, только в правом верхнем углу, автограф
Константина Эдуардовича: «Поел. 40 и Р. А.». Вероятно*
95

а это можно Вам проверить, посланы были «Проект металлического
дирижабля на 40 человек» и «Ракетный
.аэроплан». Обе брошюрки были изданы в Калуге в
1930 г.
Книга эта числится в библиотеке ученого за № 73».
Где же письма Константина Эдуардовича, адресованные
Драверту? Письма других лиц?
Виктор Григорьевич Утков пишет мне по этому поводу:
«Вообще же эпистолярное наследие П. Л. Д. должно
быть исключительно интересным. Оно охватывает
круг блистательных имен. Где оно—я не знаю. Бадаева
меня уверяла в том, что сразу после смерти Г1. Л. Д. вся
переписка была увезена в Москву».
Привожу печальные сведения, почерпнутые из разго-
.вора с П. К. Бадаевой — женой Петра Людовиковича,—
разговора, состоявшегося еще до ее переезда из Омска
в Москву. Часть архива и библиотеки Петра Людовнковича
хранилась в неразобранном виде на подмосковной
даче ее родственницы. На даче побывали воры: что-то
унесли, что-то испортили, разбросали.
И, наконец, письмо, которое П. К. Бадаева послала
мне 27 июля 1970 года уже из Москвы: «Видимо, воришки,
которые разграбили на даче библиотеку, захватили
случайно и ряд писем от Астаповича, Чирвинского
и Циолковского. Я очень хорошо помню эти письма
(имеются в виду именно письма Циолковского.— А. Л.).
Их было 3—4. Знаю, что в них шла речь о космической
пыли, о составе метеоритов и о строении вселенной, о
космосе и планетах — разрешалась принципиальная точка
зрения Драверта и Циолковского».
Сколько интересного, неоценимого потеряно! Потеряно
обидно и, видимо, безвозвратно. Раз и навсегда
нужно запомнить, что в принципе такова судьба всех документов,
остающихся в частных и тем более неквалифицированных
руках. Только учреждения — музей, библиотека,
а лучше всего государственный архив сохранят
для потомков подобные вещи.
В своем очерке Виктор Утков упоминает о дружбе
.Драверта и Циолковского. Для полноты картины приведем
это место. Речь идет об одном из вечеров в доме
Петра Людовиковича. Поздняя весна 1941 года. Хозяин
показывает гостям книги великого ученого.
«На меня повеяло,— вспоминает В. Утков,— неизвестной
и непонятной мне стороной жизни и творчества.
96

Драверт показывал мне эти тоненькие книжки, бережно,
почти благоговейно, держа их в руках, что совсем не
было на него похоже, чаще в его отношении к трудам
ученых присутствовал пытливый скепсис. Но о трудах
Циолковского он говорил с такой верой в скорое их воплощение
в жизнь, что па какое-то время и я — профан
в этих делах — проникся этой верой...
Неожиданностью для меня оказалось, что Драверт и
Циолковский оказались почти земляками, что за несколько
лет до рождения Драверта Циолковский жил
в Вятке, учился в гимназии и там еще мечтал о полетах
к звездам...
Для следующего номера альманаха Драверт обещал
подготовить статью о Циолковском и передал мне для
иллюстрации поздравительную открытку, полученную им
незадолго до смерти Циолковского».
Открытка эта воспроизведена в книге В. Уткова.
«2 сент. 32 г. Д орогом у и м илом у поэту и ученом у
искренняя благодарность! Всегда Baui Ц иолковский».
К сожалению, это пока все, что известно о взаимоотношениях
великого калужанина и Драверта.
Замысел Драверта написать статью о Циолковском
так и остался лишь замыслом. Жесточайшее испытание
надвигалось на нашу страну. Петру Людовиковичу оно
помешало написать не только эту статью, но и выполнить
многое другое из задуманного.
Особого разговора заслуживает его деятельность в
последний период жизни, выпавший на годы Великой
Отечественной войны.
В К О Н Ц Е ПУТИ
ля того, чтобы лучше понять,
как и чем он жил после
июня 1941-го, стоит
вспомнить эпизод, происшедший
задолго до наших
дней.
Тоненькая книжечка. На обложке написано: «РСФСР.
Профессор Сибирского института сельского хозяйства
97

.и промышленности Петр Драверт. «Об использовании
корневища сусака в качестве суррогата хлеба». Государственное
издательство, Сибирское областное отделение,
Омск, 1921 год».
Есть годы, записанные на скрижалях истории кровью.
Таким годом был для нашей Родины 1921-и. Измученная
двумя войнами, совершившая две революции
Россия, по словам Владимира Ильича Ленина, напоминала
человека, которого избили до полусмерти, и он еле
может передвигаться на костылях.
Страшная засуха распространилась в двадцати с
лишним наиболее плодородных губерниях Поволжья и
прилегающих к нему районов. Перед более чем тридцатью
миллионами человек встала непосредственная угроза
голодной смерти.
Восстание антоновцев в Тамбовской губернии. Кулацко-эсеровскнй
мятеж в Сибири. Кронштадтский мятеж.
В Европейской части Республики действует около
пятидесяти контрреволюционных банд, в Сибири их впятеро
больше.
Только что закончившаяся гражданская война нанесла
большой урон народному хозяйству. Только в одной
Омской губернии белогвардейцы разграбили свыше
56 тысяч крестьянских дворов, сожгли около 6 тысяч
жилых домов и 20 тысяч хозяйственных построек.
Именно в страшный 21-й год и вышла в Омске эта
книжка. Ее автор был к тому времени человеком уже
довольно известным в ученых и литературных кругах.
Почему же профессор минералогии вдруг взялся за ботанику?
Заглянем в книгу. Автор пишет: «Беспощадный
царь-голод костлявыми руками обхватил нашу страну,
и теперь наша очередная задача — не селекция... но прежде
всего — интенсивный сбор тех съедобных форм, которые
при наиболее питательных свойствах представляют
наиболее максимальные запасы».
Профессор в популярной, рассчитанной на самого
широкого читателя форме рассказывает, как и где искать
съедобное растение сусак, как приготовить его в
пищу. Он сообщает, что в окрестностях Омска, особенно
по левому берегу Иртыша, это растение можно заготовлять
буквально вагонами. Для убедительности Драверт
приводит результаты лабораторных анализов, говорит,
что. лично сам выпекал хлеб из этого корня и не замечал
каких-либо неприятных последствий. В книге поме-
98

щей рисунок растения, а также имеется список литературы,
посвященной этому вопросу.
В заключение Петр Людовнкович пишет: «Когда не
хватает настоящего хлеба, а обстоятельства не позволяют
быстро пополнить его недостаток, на сцену должны
выступить вооруженные знаниями натуралисты и технологи
и указать наиболее подходящие суррогаты. Хотелось
бы думать, что настоящей статьей я выполню частицу
своего долга перед Республикой как гражданин ее
и естествоиспытатель. Город Омск, май, 1921 год».
Кто знает, сколько жизней спасла тогда эта небольшая
книжка... Ведь не случайно в первом же номере
только что родившихся «Сибирских огней» на нее была
помещена рецензия, написанная видным деятелем Коммунистической
партии Емельяном Ярославским, работавшим
в Омске в 20—21 гг.
Прошло двадцать лет. Вновь наша Родина вступила
в полосу жесточайших испытаний.
9 июля 1941 года омская молодежная газета опубликовала
стихотворение П. Л. Драверта «К победе»:
П о й , б о ев а я т р уба,
С тяг развернись боевой!
Б у д е т упорна бор ь ба,
К ончим п о б ед о ю бой.
Так звучала последняя строфа.
Много лет спустя литературовед Т. Г. Леонова, занимавшаяся
изучением литературной жизни Омска во
время войны, напишет: «Первыми из омских литераторов
откликнулись на грозные события войны поэты Леонид
Николаевич Мартынов и Петр Людовнкович Драверт».
Драверту шел тогда шестьдесят третий, а он писал
одному из друзей: «Тяжело сознавать, что годы и, главное,
здоровье не позволяют принять непосредственное
участие в борьбе с врагами Родины».
И это были не просто слова.
В запасниках Омского краеведческого музея хранится
черновик дравертовского выступления, прозвучавшего
по радио в конце июля 1941 года: «Граждане! Почти
четверть века я живу в Омске, идя плечом к плечу с
вами на путях нашего мирного строительства, дорогой
поэта и научного работника.
Сердце поэта бьется в унисон с сердцем народа.
Сердце русского ученого — это сердце советского граж-
99

данина. В эти дни навязанной нам войны, как нельзя
более, чувствуется, что лю бая профессия долж на быть
у нас связана с делом обороны страны, с м оральны м и
ф изическим уничтожением врага, переш агнувш его свящ
енные рубеж и наш его Отечества.
И, забы вая тяжесть леж ащ их на моих плечах лет, я
скажу: «Родина! М ы сль о твоем благе владеет моим пером
писателя, мои руки и глаза исследователя природы
служ или и будут служить тебе, пока бьется мое сердце»
*.
А рядом в музее — свидетельства того, что у Д раверта
за словом всегда стояло дело.
Копия «Отчета геолога лаборатории стройматериалов
П. Л. Драверта по командировке в Горьковский и Большереченский
районы для поисков мест нахождения известково-мергелистых
конкреций» от 20 августа 1942 года.
Область лишилась львиной доли привозных строительных
материалов: железная дорога работала на войну.
И лаборатория (в 1943 году Драверт ее возглавил)
искала эти материалы или их заменители на месте.
А вот пригласительный билет с девизом «Смерть немецким
оккупантам!» Отдел агитации и пропаганды горкома
партии приглашал Петра Людовиковича на вечер
встречи работников науки и искусства с бойцами, командирами
и политработниками Красной Армии, посвященный
XXIV годовщине РККА.
Всю жизнь он трудился в двух руслах — как ученыйестественник,
человек точных знаний, и как литератор,
чье оружие — образное слово. И в эти нелегкие годы все
оставалось по-прежнему: командировки в поисках строительной
глины и выступления со стихами, научная работа
в музее и сотрудничество в газетах.
« И н о гд а нам п р и хо д и тся у п о т р е б л я т ь с та р ы е слова,
не в п о л н е о т в е ч а ю щ и е по с в о е м у п е р в о н а ч а л ь н о м у знач
е н и ю т о м у п о н я ти ю , к о т о р о е м ы х о т и м в ы р а зить .
М н е к а ж е тс я , что в та к о м п о л о ж е н и и о ч у т и л и с ь те ­
п е р ь м ы , к о гд а нам п о н а д о б и л о с ь о х а р а к те р и з о в а ть в
о д н о м с л о в е в с е в о з м о ж н ы е гн усн ы е з л о д е я н и я , с о в е р ­
ш а е м ы е ф а ш иста м и ...»
1 Публикуется с сокращениями.
100

Это текст дравертовского памфлета «Извращенцы»,
написанного по-писательски страстно.
«Зверства! — п р о д о л ж а е т автор. — Не слиш ком ли
это слабо вы раж ено?.. М о ж н о ли этих двуногих негодяев
равнять в ж е сто кости со зверями? М ы знаем волков,
ягуаров, ти гр о в и д р у ги х хищ ны х зверей. Правда,— они
живьем п о е д а ю т св о ю д о б ы чу, но при этом они не отдаю
т себе отчета в м уках их ж ертв... А фашисты сугуб о
сознательно п р и м е н яю т всякие доступны е их воображ е ­
нию м оральны е издевательства и ф изические пытки к
своим ж е ртвам , садически наслаждаясь при этом их
м учениями.
П риходится признать, что ещ е не родилось такое
слово, ко то р ы м м о ж н о бы ло бы со всей силой и полнотой
объем а заклейм ить презренны х палачей...
Надо полож ить предел той глубочайш ей постыдной
бездне падения, куда влечет фашистская клика герм анский
народ. Н адо приостановить эту порчу человеческой
пород ы , п р о и зво д и м ую восьм ой го д в о гр о м н о м масштабе
Гитлером и е го коричневой сволочью . Ф ашистов не
переделать, не поправить. Э то не душ евнобольны е, кото
ры х надо лечить. Э то сознательно действую щ ие изверги,
которы х, как чум н ую заразу, надо стереть навсегда
с лица Земли.
И это н ем инуе м о б уд е т!..» 1
А теперь цитата совсем иного рода.
«П оверхность м етеорито в неровная, часто с характерны
м и углублениям и (называемыми регм аглиптами)
вроде вдавленных отпечатков, производим ы х пальцами
в сы рой глине или в густом тесте. Это следы высверливаю
щ его и р е ж у щ е го действия воздуха при стрем ительном
полете м етеорита».
Это абзац из брошюры-инструкции члена Комитета
по метеоритам АН СССР профессора П . Л. Драверта
«Метеориты, наблюдения над их падением и их поиски».
Издано в Омске. В тяжелом 1944 году! 2
1 П убликуется с сокращ ениями.
2 В августе 1945 года К ом итет по м етеоритам А Н С С С Р принял
эту брош ю ру за основу инструкции для наблю дения за падением
метеоритов и болидов.
101

Поистине рыцарская верность науке. И не просто
верность. Не только.
Рассказывает Сергей Иванович Беремен, бывший
фронтовик, подполковник в отставке: «Драверт писал
мне на фронт в 1942 году. Это был самый тяжелый год
войны, год наибольшего успеха фашистов. Были люди,
у которых опускались руки, были и такие, которые уже
твердо считали, что страна наша кончилась, не выдержит.
Поэтому меня и моих товарищей так радовали
письма из Сибири, из глубокого тыла, от очень мирного
человека — омского поэта и профессора Драверта. В этих
письмах он не «воодушевлял» нас на победы, не «подбадривал».
Он просил, даже настаивал, чтобы я и мои
однополчане... собирали экспонаты для Омского краеведческого
музея, где Петр Людовикович тогда работал.
Экспонаты, которые потом, после разгрома врага, будут
рассказывать о пути к победе. У Драверта не было и
тени сомнения в исходе войны. Нам, бывшим тогда на
передовой, в самом пекле, признаться, казались немного
странными эти настоятельные просьбы собирать «объемные
экспонаты» (он требовал именно объемных, как
наиболее ценных, более наглядных по сравнению с графическими).
Но потом до меня дошел глубокий смысл
этой просьбы... У нас был обычай — читать письма вслух.
Читали таким образом и письма Драверта. Бойцы их
даже ждали, часто спрашивали: «Ну, как там — профессор
не пишет? Больше метеоритов не нашел?»
А вот воспоминание И. С. Коровкина, касающееся
военных лет: «В этот период он (Драверт.— А. Л.) много
и плодотворно работает, буквально каждая минута
у него на учете. День его проходит, примерно, так... Утром
пишет или готовится к лекциям. Около обеда, в
обед просматривает газеты, к двум часам чаще всего
идет куда-нибудь читать лекцию или проводить консультацию.
С 4—5 или 6 часов до 8 часов пишет, с 8 обычно
какое-нибудь заседание. Вечером пишет. Иногда же до
8 часов заседание астрономо-геодезического общества,
а уж с 9 допоздна работает дома...»
Стихи в эти дни Драверт почти не пишет. В письмах
сообщает: «Беллетристику я оставил, так как негде ее
печатать. Пишу научные статьи, да и те, вероятно, еще
не скоро увидят свет» (30 авг. 1941 г.).
И все же в 1944 году литературная общественность
Омска отметила сорока летний юбилей поэтической дея­
102

тельности П. Л. Драверта. В четвертой книге «Омского
альманаха» была помещена прекрасная статья Б. Я. Бухштаба
о его творчестве и восемь стихотворений поэта.
Групком писателей организовал вечер, посвященный
творчеству Петра Людовиковича.
В письме от 25 декабря 1943 года Петр Людовнкович
сообщал: «В следующий четверг собираются сделать
мне «бенефис». Я протестовал, но безрезультатно. Говорят,
что надо отметить сорокалетнюю годовщину моего
первого сборника стихов. А я теперь краснею за них:
был глупый еще мальчишка в 25 лет.
Воображаю, как будут крыть мою древнюю музу...
Я не считаю себя поэтом-профессионалом. Писал в свободное
время, а большая часть последнего уходила на
научную и общественную деятельность, где я был в
своей сфере».
В той же «своей сфере» оставался он и в годы Великой
Отечественной войны. Еще в августе 1941 года,
жалуясь на то, что «сошли на нет многие научные журналы
и издания, негде печатать свои работы, и если еще
пишешь, то — как говорится — в запас, до будущих, неопределимых
по времени возможностей», он горячо утверждает:
«И все-таки писать надо, нельзя допустить,
чтобы наука замерла под ударами воины».
И Петр Людовнкович по-прежнему большую часть
сил отдает науке.
В середине ноября 1941 года И. С. Коровкину он сообщает:
«Я начал довольно большую работу «Минералы
и полезные ископаемые Омской области». Через месяц
пишет: «Уж Вы не сердитесь, что другой раз замедлю с
ответом. У меня большая научная переписка, дела по
Астрономо-геодезпческому обществу, метеоритной комиссии.
Часто отрывают для различных консультаций,
не говоря уже о работе по минералогии области».
В письме от 28 июня 1942 года: «Не сетуйте, что не
ответил еще на предыдущее письмо. Много работы, и
очень устаю. С утра ухожу в лабораторию (стройматериалов.
— И. К.) и возвращаюсь в 6 часов вечера. Дважды
пришлось выезжать в район для обследования месторождений
известкового сырья для нашей строительной
промышленности. Немало всякой официальной писанины».
В начале сентября 1942 года Петр Людовнкович спешит
«подвести итоги проделанной работы» и собирает-
103

ся в очередное путешествие. Поездка по Иртышу в прииртышские
районы состоялась, и в середине октября
Петр Людовикович извещает: «Свои поездки за полезными
ископаемыми я закончил, отчеты по ним тоже»,
а через полтора месяца пишет: «Хочу засесть по вечерам
за большую работу по ископаемым Омской области. Материалов
за истекшие годы накопилось у меня немало,
надо все пересмотреть, систематизировать и осветить с
геохимической стороны. Это будет мой дар местной промышленности».
Работать приходилось в нелегких для 64-летнего ученого
условиях. В начале войны большую часть второй
комнаты в квартире Петра Людовиковича заняла семья
одного служащего, дети постоянно шумели и мешали
работать.
В письме от 20 июля 1942 года Петр Людовикович
жалуется: «...писать что-нибудь новое и времени нет, и
обстановка не располагает, ужасно беспокойные соседи
— нет возможности сосредоточиться».
В октябре следующего года он пишет: «Из Комитета
по метеоритам Академии наук получил предложение послать
несколько статей для готовящегося издания. Материалы
есть и охота писать есть, но очень трудно работать:
чертовски холодно, ибо остался на зиму без дров.
И если уже теперь зябну (старая кровь не греет), то
что же будет через неделю-другую и дальше. Представить
себе не могу, как выйти из этого собачьего положения».
«Мерзну по-прежнему в своей квартире,— сообщает
он через месяц,— и только душа согревается при чтении
о подвигах нашей Красной Армии».
«25 марта. У Петра Людовиковича каждая минута на
учете.
— Хорошо, что захватили, собираюсь к двум часам
консультацию проводить,— и непременно скажет место:
или институт, или какие-нибудь курсы, или какое-то
общество.
Одиночки приходят за консультацией к Петру Лгодовиковичу
на дом.
В начале 1944 года Петр Людовикович по вызову
Академии наук уезжает на месяц в Москву, а в конце
июня получает от Академии наук предложение обследовать
условия падения метеорита в Вагайском районе
Омской области и начинает собираться в дорогу. «Вы-
104

еду, вероятно, в начале июля»,— сообщает в письме,
30 июля возвращается из поездки» *.
Это воспоминание Коровкина дополняют письма
Драверта к нему.
«Мы все живем теперь, как и везде, событиями Отечественной
войны, жадно читаем газеты, бюллетени, р а ­
дуемся успехам наш ей армии и партизан, действующих
в тылу врага. Сколько подвигов, сколько геройства.
...В. Утков записался добровольцем. Н емало стихов
на военные темы дали знакомые Вам JI. Мартынов и
Г. Суворов. Я иногда выступаю по радио. Вчера отнес в
«Омскую правду» свое стихотворение, отражающее наши
общ ие чувства и уверенность в конечной победе над
фашизмом.
С удовольст вием бы приехал отдохнуть в ваши тихие
и красивы е места, но надо работать, пока еще есть
кой-какие силы». (30. V II— 1941 г.)
«Утков пош ел на фронт, а Мартынов здесь издает
сборник своих стихов на военные темы...
...Лета у нас нынче не было, а уж осень вступила в
свои права. Я не лю блю ни осени, ни зимы. Но зиму
подж идаю с нетерпением — да покруче,— пусть немцы
подыхают от наш их русских морозов». (30. V III— 1941 г.)
В следующем письме сообщаются подробности экспедиции
1942 года.
«...Много хлопот со сборами в путешествие. Оно,
правда, небольш ое — в 3 прииртышских района, рассчитано
на 25 дней. Задерж ка из-за неподысканного помощ ­
ника и 2— 3 рабочих. Вся молодежь занята — кто на
фронте, кто на заводах, кто на с.-хоз. работах...
Я еду на катере в качестве начальника геологич.
бригады, ком андируем ой по решению облисполкома д л я
поисков и обследования месторождений известкового
сырья и некот. других ископаемых, необходимых наш ей
промышленности.
Надо во что бы то ни стало провести с успехом это
дело, и хотя я очень плохо себя чувствую, однако ре-
1 Э та часть воспом и наний И . С. К оровкина п р о зв у ч а л а в д е ­
кабре 1975 г о д а по О м ск ом у р ади о в передаче, посвящ ен ной т р и д ц а ­
тилетию со д н я кончины Д р а в ер т а .
5 З а к а з 6413. 105

ш ился на данную экспедицию. И з-за этой ком андировки
на днях приш лось отклонить приглаш ение приехать для
консультации на 15 дней на одну лесную опытную станцию
Алтайского края, где обещ али вы сокий гонорар
и больш ую заботу о бытовых условиях. О дин добрый
знакомый зва л погостить к себе в ж ивописный уголок
Усть-Ишимского района, тоже не удастся воспользоваться.
Заповедник «Боровое» вновь приглашает м еня за ­
нять должность руководителя научной частью. N o служ ­
ба в Омске весьма крепко держит меня. И никакого отдыха,
я, видимо, в этом году не получу, хотя страшно
нуокдаюсь в нем. А удастся ли дотянуть до будущ его года
— не знаю». (20 авг. 1942 г.).
«Я давно не писал Вам: не было света, иногда пользовался
какой-то примитивной коптилкой, при которой
едва различались предметы, благодаря чему едва ли не
испортил зрение. Со вчерашнего дня, благодаря доброму
заступничеству обкома партии, получил электроэнергию
в мою квартиру, и теперь по возвращ ении со служ ­
бы могу читать и писать...
На службе у меня довольно работы,— помимо обязанностей
по должности за последнее время заменяю
заболевшего директора и кроме того слежу за внедрением
в производство некоторых предлож енных мной
предметов ширпотреба.
...Стало быть, через месяц мне стукнет 64 года. М ного
видел и хорошего и плохого. Может быть, скоро и
капут будет, но хочется еще пожить, чтобы увидеть
полный разгром немцев и принять участие, насколько
сил хватит, в восстановлении хозяйства наш ей Родины».
(30 декабря 1942 г.)
Несмотря на большую занятость, Драверта по-прежнему
кровно волнуют литературные дела, в частности
выход «Омского альманаха», членом редколлегии которого
он состоял:
«Альманах все еще на точке замерзания. Все участники
перестали им интересоваться после того, как уб е­
дились, что судьба его в руках бесталанной особы, равнодушной
к худоо/сественной литературе. Впрочем, Вы
сами убедитесь, сколь много затхлости в нашем
106

ОГИЗе,— так и напоминает старую канцелярию». (14 августа
1944 г.) 1
О напряженнейшей работе Драверта в годы войны
говорят и материалы его архива.
Письмо, направленное ему Омским облисполкомом
30 июня 1944 года: «Областная плановая комиссия предполагает
издать в текущем году сборник на тему «Природные
сырьевые ресурсы Омской области». В связи с
этим Облплан просит Вас принять участие в выпуске
сборника, сообщить тему работы и краткое содержание».
Протокол заседания бюро геолого-минералогической
секции Омского объединения работников науки, техники
и искусств от 2 января 1942 года. На заседании председательствовал
Драверт. Был намечен план работы, в
который вошли попеки полезных ископаемых, подготовка
брошюры о минералах южной части Омской области.
Протокол заседания инициативной комиссии по составлению
биобиблиографического словаря писателей
Омской области от 13 июня 1944 года. Присутствовал
и —JK. А. Бурдыгина, Б. Я. Бухштаб, М. Л. Симонина,
Н. В. Трунев. Председательствовал Драверт, он же познакомил
участников заседания с составленной им наметкой
общего плана словаря.
Вырезка из «Омской правды» — 5 декабря 1941 года
газета напечатала статью профессора Драверта
«Местное минеральное сырье»:
«Д о начала войны с герм анским ф аш измом мы
пользовались для нуж д нашей промыш ленности, строительны
х и д р уги х целей привозны м минеральным сырьем.
О н о завозилось к нам с Урала, Волги, Донбасса, У к­
раины, М о ско вской и других областей. Сейчас же, — более,
чем ко гд а -н и б уд ь,— недопустим о загружать второстепенны
ми перевозкам и транспорт, призванный обслуживать
п р е ж д е всего фронт. Пора, следуя указаниям
партии и правительства, переходить на собственные р е ­
сурсы : пора начать систематические поиски в пределах
О м ской области (или в ближайших к ней районах) нео
б ходим о го сырья, а за установленным его отсутствием
найти подходящ ие по свойствам заменители».
Так начинается эта статья.
1 П исьм о публикуется впервые. Его передал мне И. С. К оровкин
в 1976 году, н езадол го д о своей смерти. О стальны е письма К о ­
ровкин опубл иковал в «Сибирских огнях» (№ 8 за 1969 г.)
5* 107

Петр Людовикович дожил до светлого Дня Победы.
Но он не смог отпраздновать и первой ее годовщины —
умер в декабре 1945-го. И в том, что закаленный в многочисленных
экспедициях организм все-таки не смог
справиться с болезнью, возможно, сказалась неуемность,
с которой жил н трудился этот человек в военные годы.
Нельзя без волнения читать последнее его письмо,
оно адресовано все тому же Ивану Коровкину, который
тогда пробовал себя и как поэт. Письмо продиктовано
11 декабря 1945 года — за день до смерти.
«М еня мучает совесть, что si до сих пор не дал Вам
знать о своем состоянии. Скоро два месяца мучительно
борюсь за жизнь (болел крупозным воспалением легких
с ослож нениями). Вижу одним глазом, физически крайне
истощен, несмотря на уход. Ну, да как бы там ни
было, примите эти строки как друж еский привет от старого
сибирского литератора. М оя просьба: идите прямым
путем в своих изысканиях, пишите только правду и
ратуйте за нее — матушку. За быстрыми успехами не гонитесь,
и еще позволю себе напомнить, что современному
поэту непрерывно надо расширять свой кругозор в области
культурно-исторических и естественных наук. Без
этого стихи его будут узки, бледны и однообразны. Обнимаю
Вас и желаю возможных радостей и счастья».
Таков был Драверт. Даже умирая, он нашел в себе
силы послать прощальное напутствие своему молодому
другу.
Благодаря скрупулезности А. Ф. Палашенкова мы
сегодня можем узнать о последних часах жизни Д раверта,
о том, как Омск провожал его в последний путь.
Андрей Федорович, глубоко уважавший Драверта и сохранявший
любую касающуюся его бумажку, оставил
текст своей надгробной речи, а также описание похорон.
«В 12 часов 11 декабря я вошел в кабинет П. Л.,—
рассказывал Палашенков тем, кто 16 декабря 1945 года
пришел в минералогический кабинет Омского краеведческого
музея проститься с Петром Людовиковичем.— Он
лежал на обычном своем месте. Лицо его было более
спокойное, нежели в предыдущие дни. П. Л. попросил
закрыть дверь кабинета. Я закрыл и сел возле него.
Слабым голосом Петр Людвикович начал: «Видно, гос-
108

поду богу угодно призвать меня к себе. Очень жалко,
что многое из начатого не завершено мной. Хотелось бы
много, много сделать. Но таков удел многих. Моя последняя
воля: передать библиотеку и коллекции на вечное
хранение в музей.
В этом смысле Петр Людовикович просил написать
завещание. Я стал писать. Он временами молчал, временами
вспоминал своих старых знакомых и друзей —
палеонтолога Орлова, академика Кржижановского, Крннова,
Чирвинского... Просил послать им последний своп
привет.
Когда завещание было написано, я хотел, чтобы П. Л.
привстал и подписал его на столе. Он не мог подняться
даже с моей помощью. Тогда я приблизил завещание к
нему. Дал ручку в холодевшие его пальцы, и при моей
помощи он подписал «Драверт». И выпало перо из рук
ученого и вдохновенного поэта».
Из «Краткой записи о похоронах П. Л. Драверта»,
сделанной тем же Палашенковым: «В субботу (15 декабря
1945 г.) вечером в 15 ч. 30 м. тело П. Л. Драверта
было перевезено с квартиры в минералогический кабинет
областного музея. Здесь гроб П. Л. был установлен
на столе, покрытом темно-красным бархатом, расшитым
золотом (мантия последней императрицы Александры
Федоровны). Вокруг гроба на столе были размещены
сосновые ветки и поставлены банки с живыми цветами.
С 11 часов дня (16 декабря, воскресенье) для проводов
и прощания стали собираться друзья, знакомые,
бывшие ученики и почитатели П. Л. У изголовья гроба
был возложен сосновый венок с красным бантом и такой
же лентой с-надписью золотом: «Дорогому Петру
Людовиковичу Драверту от музея». В углу кабинета,
против изголовья, на тумбе с камнем был установлен
живописный поясной портрет П. Л., задрапированный
бархатом. У стен кабинета в витринах под стеклом лежали
собранные П. Л. минералогические коллекции. На
стенах картины — геологические периоды и портреты
геологов, работавших по изучению Зап. Сибири.
В 2 ч. 15 мин. духовой оркестр Ленинградского медицинского
военного училища 1 в количестве 20 человек
заиграл (возле кабинета) шопеновский похоронный
марш. Музыкальные звуки великого творения, связы-
1 У чилищ е бы ло эвакуировано в Омск. — А. Л .
109

вающне жизнь со смертью, небо с землей, разливались
по музейному двору. По окончании марша директор музея
А. Ф. Палашенков объявил об открытии траурного
митинга.
С обнаженными головами и взором, обращенным
на умершего, неподвижно стояли пришедшие отдать
ему последний долг...
За А. Ф. Палашенковым выступили старый друг
умершего — профессор Ивановский, доцент М. М. Садырии,
проф. Шухов И. Н. Затем были зачитаны
В. С. Романовским телеграммы, полученные директором
в связи со смертью П. Л. Последним выступил преподаватель
пединститута Н. В. Горбань. Он сказал речь на
латинском языке.
По окончании речей гроб был вынесен из кабинета
и поставлен во дворе музея для фотографирования. После
фотографирования гроб вновь был поднят друзьями
и на руках понесен до Казачьего кладбища... Процессия
сопровождалась оркестром».
Летом 1961 г. стараниями А. Ф. Палашепкова прах
Драверта был перенесен с закрывшегося Казачьего
кладбища на Восточное. Средства на перезахоронение
выделил Омский отдел Географического общества.
Несколько раз бывал я на этой — чего греха таить —
полузабытой могиле. Возле нее особенно остро чувствуешь,
как несправедливо невнимательны бываем порой
мы к тому, что должны хранить.
ВОЛНУЮ Щ ИЙ С Л Е Д
1956 году Сергей Павлович
Залыгин, как известно, начинавший
свою литературную
работу в Омске, опубликовал
в «Литературной
газете» статью «О товарище, который старше меня».
В ней он выступал против преждевременного «списания»
110

творчества писателей старшего поколения — и прежде
всего ппсателей-спбиряков. В статье назывались имена,
оольшпнство из которых сейчас, двадцать с лишним лет
спустя, никак не назовешь «списанными» (в чем, наверняка,
есть заслуга и залыгинской статьи). Это ИльяМухачев,
Кондратий Урманов, Анатолий Ольхой, Исаак
Гольдберг, М ихаил Ошаров и другие. В своей статье
С. Залыгин, щедро цитируя Драверта, говорит: «Стихи,
которые я приводил выше, опубликованы в четвертой
книге «Омского альманаха», изданной в 1944 году. Опубликованы
и... забыты» *.
И как бы в ответ на эти слова, в Омске на следующий
же год выходит сборник Драверта «Стихи о Сибири»
с предисловием Е. И. Беленького. Прошло тридцать
четыре года с момента выхода последней прижизненной
книги «Сибирь». О Драверте-поэте помнили лишь
читатели старшего поколения. И вот лед тронулся: перед
молодыми любителями поэзии предстал незаурядный
и оригинальный мастер стиха, человек необычайной,
яркой судьбы.
Его стихи начинают включать в различные коллективные
сборники и антологии.
1957 год — сборник «Стихи о Сибири», вышедший к
40-летию Октября.
1961 год — московский сборник «Стихи о Сибири»
(ГИ ХЛ).
1965 год — книга «Поэты Сибири 20—30-х годов»
(Новосибирск).
1967 год — иркутская «Антология сибирской поэзии».
А на следующий год в Новосибирске вновь выходит
десятитысячным тиражом отдельная не без изящества
оформленная книга — «Северные цветы» с предисловием
Н. Антропянского.
Затем стихи Драверта включаются еще в два новосибирских
коллективных издания: «Суровый край России»
(1969 г.) и «Поэты Сибири» (1971 г.). Его имя то
и дело встречается на страницах литературных мемуаров,
критических и литературоведческих работ. И теперь
уже невозможно представить без него древо сибирской
литературы. Прав оказался Вивиан Итин, когда писал
ещ е в 1927 году: «Поэзия Драверта — большой этап в
1 «Литературная газета», 30 нюня, 1956 г.
111

сибирской поэзии. След, оставленный им, глубок и неизгладим»
1.
А вот свидетельство того, что Дравертом-поэтом интересуются
и по ту сторону Уральского хребта. В 1975
году мне пришел пакет из Казани. Студентка Казанского
пединститута Татьяна Хайруллина работала над докладом
«Революционная поэзия в газете «Волжский
листок» за 1905 год». По ее словам, в основном это стихи
Драверта.
Т. Хайруллина прислала мне десять стихотворении.
Для того, чтобы читатель получил представление о поэтическом
творчестве молодого Драверта, привожу некоторые
из них. Они типичны для того времени н отмечены
скорее не мастерством, а молодым задором, пафосом,
жаждой революционной борьбы.
В П Е Р Е Д
Свирепая буря нас д ол го носила
Н ад лоном немой глубины.
Н о стихла гроза и в раж дебн ая сила
Седой, разъяренной волны.
И мчится по небу безум ная стая
Громами разорванны х туч...
Вперед! Загорелась зв езд а золотая,
И блеск ее горд и могуч.
Он зы блется в зеркале вод океана,
Сверкая, как звонкая сталь,
И манит туда, где завесой тум ана
Сокрыта ж еланная даль...
Вперед!.. Наш корабль не боится круш енья,—
Он вы держ ал натиск врагов.
Нам чуж ды коварной стихни внуш енья
И ропот подводны х богов.
Мы все закалились п од шум непогоды ,
Окрепли душ ою в борьбе
И с песней победною в царство свободы
П ролож им д орогу себе...
В П О Д З Е М Е Л Ь И
Темно... Как в гробу, безотрадн о темно...
О ткуда-то стоны глухие несутся
1 Х удож ествен ная литература в Сибири. Сборник статей и
д ок л адов. Н овосибирск, 1927, с. 70.
112

II с р е ж у щ е й б о л ы о п г р у д и о т д а ю т ся ;
С ж и м а е т с я с е р д ц е — с т р а д а е т оно...
К о г о т а м п ы таю т ? .. М н е слы ш и тся зв у к ,
У б и й ств ен н ы й з в у к и н ст р у м ен тов ж ел езн ы х ,
О б р ы в к и с т е н а н и й , — увы ! бесп о л езн ы х ,
Н а в ея н н ы х у ж а с о м в а р в а р ск и х м ук...
М о л ч и , м о й т о в а р и щ по г р о б у ! М олчи
II пей д о к о н ц а за ч у м л е н н у ю чаш у;
П у ст ь и п ы тк ах у в и д я т н езы б л ем о сть наш у
11 д р о г н у т п р е д си л о й и дей палачи...
В с е сти х л о ... О н у м е р ... К ак п р е ж д е , тем н о...
А к р о в ы о е щ е не насы тили сь звери.
Я сл ы ш у ш аги. О тк ры ваю тся двер и ,
З а м н ою ч ер ед . Н о не в се ли равно?..
О , ж и зн ь ! О т д а ю я сп о к о й н о себя
Н а ж ер т в ен н и к твой д л я гр я д у щ его света;
П ри м и ж е м ой в зо р и ул ы бк у привета...
З а р я В о зр о ж д е н ь я , — я" в и ж у тебя!..
Х в а т а ю т за го р л о к р ов ав ой рукой...
Я с тр еп ето м рабским д у ш о ю н есроден ,
В о к о в а х т я ж ел ы х я д у х о м св о боден
И тайны н е вы дам п од пы ткой лихой...
(12 июня 1905 г.)
П О Д З В У К И 11ЛБАТЛ
Н абатн ы й к ол ок ол гу д и т , гу д и т , гудит,
З л о в ещ и й м едны й зв он по в о зд у х у несется...
В згл яни ск орей т у д а , гд е черный ды м висит
И плам я к р асн ое свирепы м зм еем вьется.
С тихия гневная, как алчный зверь, ревет,
Б л естящ и х искр во тьме л етает вереница.
Т олпа л ю дей вокруг бессмы сленно снует
В кровавом отбл еск е — испуганны е лнца...
Г орите, стары е, угрю мы е дом а!
Вы отж и л и свой век... Д л я новых поколений
З д е с ь ненавистна пыль и ветхих стен тюрьма;
П олуразруш ен н ы х не н уж н о нам строений.
Н а м есте том, гд е огненный поток
Ш ум ит теперь, крутясь без власти обузд а н ь я ,—
В оздвигнем скоро мы — дням прош лого в упрек
И б у д у щ ем у в д а р — прекраснейш ие зданья.
Там лю ди новые не б у д у т вовсе знать
П о зо р былых ж илищ — отравленны е клети,
113

И чисты м в о зд у х о м л егк о н а ч н у т д ы ш а ть
О тцы , и м атер и , и вольны е и х д ет н .
Н а у к а , зн а н и е там яркий св ет пролы от,
И вспы хн ет он сильн ей , чем о т п о ж а р а плам я,
Н е стан ет в с ех д а в и т ь , как п р е ж д е , р абск и й т р у д ,—
С в о б о д н ы й т р у д т о г д а с в о е п о д н и м ет зн а м я ...
П ы лаю т стар ы е, у гр ю м ы е д о м а ,
М о гу щ ест в о огня у п о р н о в о зр а ст а ет;
П ол н а см ятен и ем р а зб у ж е н н а я тьм а
И б л еск у г о р д о м у бесси л ь н о у ступ а ет .
А зв ук и м едны е г у д я т , г у д я т , г у д я т
И б у д я т см утны й стр а х в д у ш а х л ю д ей п орочн ы х,
З л о в ещ и м за р ев о м с у г р о зо ю гор я т
О д еж д ы о б л а к о в на н е б е са х полночны х...
(21 июня 1905 г.)
Т. Хайруллииа работала не только с подшивкой газеты,
но и с цензорскими списками. Красный карандаш
гулял по стихам молодого поэта довольно часто.
В этом разделе, посвященном поэтическому наследию
Драверта, хочу специально оговорить, что не ставил
перед собой задачу литературоведческого анализа его
поэзии. Она достаточно глубоко рассмотрена в работах
Итнна, Трунева, Бухштаба, Беленького, Марининой (Малютиной),
Антропянского, Трушкина, Уткова, Коржева
и других авторов. В частности, почти одновременно с
моей книгой Западно-Сибирское книжное издательство
выпустило том избранных произведений Драверта с обширной
вступительной статьей и комментариями
Е. И. Беленького — давнего пропагандиста творчества
поэта-ученого.
Мне хотелось бы поделиться лишь некоторыми соображениями
и наблюдениями частного характера.
Как уже говорилось выше, первым стихотворным
сборником Драверта, принесшим ему признание и известность,
был сборник «Под небом Якутского края»,
вышедший в 1911 году в Томске. Столичная и провинциальная
пресса наперебой писала, что появился свежий
поэтический голос, говорящий о Сибири не как о
стране мрака и изгнания, а воспевающий ее красоту,
величие и мощь. Но, как это часто бывает, когда мы имеем
дело с подлинным искусством, Драверт-поэт одновременно
с горячими поклонниками своего творчества приобрел
и не менее горячих его хулителей. Они говорили.
114

что его стихи — это «география в рифмах», что некоторые
из них «неприлично любовны», наполнены мистицизмом.
Позже Драверта обвиняли в более серьезных
«грехах» — в невнимании к человеку, в уходе от социальных
мотивов, в игнорировании «живой жизни» и
даже... в равнодушии к товарищам по якутской неволе.
Либо простым незнанием текстов, либо прямой предвзятостью
можно объяснить сейчас существование подобных
обвинений. Обращение лишь к одному стихотворению
«Забытые могилы», написанному в 1909 году в
Якутске, уже отметает многие из них.
Стихотворение это представляет собой развернутый
символический образ. Тела погибших в ссылке революционеров
неподвластны тлению, ибо лежат в слое вечной
мерзлоты. Но лирическому герою стихотворения кажется,
что они не сливаются с землей потому, что ждут
«зарю обновления», ждут, когда можно будет успокоиться
«за родину милую». К этому стихотворению примыкают
и такие, как «Еврейской девушке», «Ссыльному
товарищу». То и дело картины сибирской природы навевают
автору мысли о человеческих делах. Стихотворение
«Колымские термы» (1910 г), описывающее удивительное
природное явление — горячие ключи, пробивающиеся
из глубин земли возле самого Ледовитого океана, заканчивается
строками:
М ой брат-поэт! В толпе холодной и бесстрастной
Б орись, чтоб не угас костер твоей душ н,
И пусть пы лает он, мятежны й н прекрасный,
С редь мрака пош лости н в мертвенной тиши.
П усть трепетны й родник святого вдохновенья
В твоей груди кипит, волнуется и бьет.
И ди, иди вперед в лучистости стремленья
И разруш ай сер дц а сковавш ий лед.
Аналогично стихотворение «Непорочные чаши».
В нем, рассказав о недоступных горных озерах, питающихся
лишь влагой туманов и облаков, автор восклицает:
Б у д ь с душ ою , открытой для вечности,
Д л я высоких и светлых идей,
Н о, витая ум ом в бесконечности,
Ж и знь отдай для ж ивущ их лю ден...
Неужели автора этих строк можно упрекнуть в оторванности
от реальной жизни?
115

В двух только что процитированных стихотворениях
есть конкретное обращение к человеку, к читателю. Но
очеловечены, одухотворены и многие стихи, в которых,
на первый взгляд, даны лишь «чистые» описания природы.
Таково стихотворение «В начале зимы», где, говоря
о полярной ночи, этом символе сибирской безысходности,
поэт создает удивительно тонкий и неожиданный образ:
Э то — вовсе не ночь! Э то — вдум чивы й д ен ь,
У глубленны й в себ я , заостривш ий свой внутрен ний в згл яд.
Каким огромным зарядом оптимизма нужно обладать,
чтобы утверждать:
Н ет! Н е ночь опустила гн етущ ую р у к у свою .
Э то ден ь отрицает см ертельность ночной тем ноты !..
Есть два дравертовских стихотворения, датированных
1919 годом,— «Самоедскую девушку с круглым лицом...»
и «Северные цветы». Рядом с датой, как обычно, автор
проставил название мест, где стихи были написаны:
Бухта Находка *, Омск. Существует предположение, что,
попав в Омск в период разгула контрреволюции, Д раверт
постарался побыстрее уехать в экспедицию на Обский
Север — подальше от омских опереточных «правительств»,
сменившихся вскоре кошмаром «твердой власти»
Колчака.
И хотя не к своим я пришел очагам ,
З д есь не вы дадут гостя для плена врагам .
Святы тундры законы для всех,
Грех измены — неведом ы й грех.
Так сказано в «Самоедской девушке»
Стихотворение же «Северные цветы» (написанное —
подчеркиваю — в 1919 году! В Омске!!) представляется
мне, во-первых, программным, а во-вторых, и это главное
— политически заостренным.
Омск 1919 года. Расстрелы, переполненные рабочими
тюрьмы и концлагеря, зловещие вести о жестокостях,
творящихся в подвалах колчаковской контрразведки.
И в этой обстановке недавний политический ссыльный,
поэт, воспитанный на прозрачной символике революционных
стихов 1905 года, описывает цветы, просыпающиеся
в тундре ранней весной. Они расцвели, не зная
и не думая о том, что где-то внизу, под ними лежат ле-
1 И м еется в виду бухта Н аходка в Обской губе.
116

дяные пласты. В этом стихотворении образ вечных льдов
несет совсем иную эмоциональную и смысловую нагрузку,
чем в «Забытых могилах». Здесь это олицетворение
тупого, равнодушно-мрачного, но бессильного в конечном
итоге начала. Здесь вечные льды «лежат, безучастно
внимая журчанию вешних ключей», они
К ак трупы , л е ж а т , коченея,
П о д м ягкою кож ей зем ли,
Г де, н ебу ответно синея,
Ф иалки вчера расцвели.
Недвусмысленным противопоставлением неостановимого
биения новой жизни и тяжести, бессилия вчерашнего
ответил поэт на происходящее в столице «верховного
правителя». И читатель, издавна приученный цензурой
искать смысл между строк, наверняка уловил суть
этого противопоставления.
Говоря о литературных убеждениях Драверта, стоит
подчеркнуть и то, что, будучи ученым, он всегда ратовал
за широкую образованность и эрудированность художника.
Более того, он считал, что «писатели недалекого
будущего обязательно должны пройти через горнило
естественных наук». Не правда ли,— пожелание,
звучащее весьма и весьма современно?
Именно за, мягко говоря, неосведомленность Драверт
в свое время печатно резко упрекал Георгия Вяткина
— автора уже упоминавшейся выше поэмы «Сказ о
Ермаковом походе». Драверт-крптнк нашел в тексте
поэмы целый ряд непростительных с его точки зрения
неточностей (цитирую его письмо Азадовскому, где они
перечислены более сжато):
«Куются пушки, ядра и пистоли», а они отливались.
«Еле высекая искру из промокшего огнива», а огниво
стальное или железное! «Заколыхались тяжко барабаны»,
а барабаны появились в русской армии при Петре
I. «Кремневую пистоль скорей за пояс», а кремневого
оружия тогда еще не было, были фитильные ружья...
«не соколы стаей ринулись по лесам» (явление, никогда
не имеющее места в природе) и т. п.».
Читая этот печальный перечень впервые, я невольно
вспомнил одного довольно известного и довольно хорошего
современного поэта, который не так давно с большим
пафосом сварил в домне сталь.
Обычно составители коллективных сборников сибирской
поэзии избирают для публикации те стихи Дравер-
117

та, в которых он предстает прежде всего патриотом Сибири.
Это «Ягоды тундры», «Сибири», «Возвращение»
и т. п. Такой подбор, на мой взгляд, может обеднить
представление о творческом лице Драверта-поэта у читателя,
впервые с ним знакомящегося. Я глубоко убежден,
что самый взыскательный и избалованный любитель
поэзии по достоинству оценит и «Опал», и «Пленные
льдины», «Около Внлюйска», «Сидя на черном быке...»,
«Моей собаке» — этот подлинный гимн Сибири, «Танец
тунгусов», навеянный якутской демонологией «Суллукэн»,
«Янтарные зерна», «Опыт» — стихотворение, которое
мог написать лишь поэт, обогащенный знанием естественных
наук. Он, этот выросший в век космических полетов
читатель, наверняка обратит внимание на стихотворения
«Космический лед» (1921 г.), «Болид», «Падучая
звезда», «Мне было бы страшно попасть на планету
другую...» — стихотворения, как я уже говорил выше,
удивительно современные по мысли о неразделпмостн
Земли и Космоса.
Читатель найдет в лирике Драверта целую россыпь
драгоценных камней истинной поэзии: это «дремлющей
тайги неуловимый бред», кукушка, которая «стонет в истомной
тоске», «сохатого скорбные очи», еловая согра,
где «прохладно, как в старинном остросводчатом соборе»,
«мороз, раздробляющий камни», корунд — «точно
синий на угольях пламень»...
И, возможно, этот читатель согласится с Виктором
Утковым, справедливо утверждающим, что поэзия Д раверта
шире тех сибирских рамок, в которые ее хотят
«втиснуть» некоторые исследователи, что она — незаурядное
явление всей отечественной поэзии.
Не забыт сегодня и еще один — очень «неожиданный»
— Драверт.
Как-то я получил письмо из Красноярска — от коллекционера
экслибрисов В. А. Аверихина. Он готовил
доклад о Драверте именно как о собирателе книжных
знаков и просил помочь. Я ответил, что располагаю рукописной
работой Б. А. Вилинбахова «Омские книжные
знаки», написанной в Ленинграде в 1954 году и посвященной
памяти П. Л. Драверта (ее вместе с другими документами
передал мне А. Ф. Палашенков). В ответ
В. А. Аверихин написал: «...я располагаю о П. Л. Драп
е

верте общими биографическими данными, почерпнутыми
в основном из книг. Имею четыре фотографии, один
его автограф. Есть у меня список людей, которые учились
у П. J1. или каким-то образом знали его. Я имею
в виду тех, кто живет у нас в Красноярске.
В феврале — марте (1970 года.—A. JI.) я предполагаю
встретиться с ними. Беседовал с его бывшим студентом,
ныне пенсионером Е. А. Жолтко.
В своем докладе я ставлю скромные цели. Основное
акцентирование будет делаться на коллекционерскую и
библиофильскую деятельность Драверта. С удовольствием
предоставлю Вам все сведения о нем, которые мне
удастся добыть...»
Вот еще отрывки из нескольких писем Виктора Александровича:
«Красноярск, 15 марта 1970 года. ...Я располагаю
почтовой карточкой, которую написал П. Л. 10 августа
1933 года. Это первое его письмо Вилинбахову, с которого
и началась их переписка, обмен коллекционными
материалами, продолжавшийся 12 лет, т. е. до смерти
П. Л. Постараюсь сделать фотокопии с этого автографа
и выслать Вам.
Со временем будем с Вами иметь и фотокопию экслибриса
Драверта, но не ранее мая — июня. В Красноярске
ни в одной из коллекций книжного знака П. Л.
нет. Это я хорошо знаю...»
«Красноярск, 11 апреля 1970 года. Посылаю Вам фотокопии
автографа Драверта и его книжного знака...».
Итак, вот открытка, посланная Дравертом Вилинбахову:
«Омск, 10.VIII—33 г. Многоуважаемый Борис Александрович!
Отвечаю с некоторым запозданием, т. к. только вчера
вернулся из экспедиции. Я согласен вступить с вами
в обмен имеющимися у меня книжн. знаками...
На Ваш запрос, что смогли бы Вы дать мне в обмен,
мне ответить совершенно невозможно, ибо я не располагаю
сведениями о характере Вашего обменного фонда.
Если бы Вы указали (хотя в самых общих чертах)
материал, который Вы можете предложить, мне было бы
119

легко ответить Вам. Попутно замечу, что Д. А. Кедлов
преувеличил степень моих познаний в области хронологии
сиб. кн. знаков, далеко не о всех я могу дать
точные сведения.
С глубоким уважением
Драверт».
Почти два года спустя я снова написал В. А. Аверихину,
спросил его: не появилось ли у него новых дравертовских
материалов. Оказывается, появились, Виктор
Александрович перечисляет их в своем ответе:
«1. 38 писем П. J1. — Б. А. Внлинбахову (они полностью
расшифрованы).
2. Омский альманах за 1940 год с дарственной подписью
П. Л.
3. Дарственный автограф П. Л. на отдельном оттиске
статьи «Заметки по географии и минералогии реки
Тагула», 1925 г.
В конце 1970 года в нашем клубе прочитан доклад
о П. Л. Драверте. Были показаны его автографы, книги,
подлинный экслибрис (отпечатан на зеленой бумаге)
1933 г. К заседанию выпущен маркированный конверт
с изображением экслибриса Драверта.
Вот и все, что я могу сообщить...»
Что ж, это тоже немало. Разве не приятно узнать,
что в Красноярске хорошо помнят Петра Людовиковича,
досконально изучают одну из сторон его богатейшей
жизни?
Меня, разумеется, интересовало содержание остальных
писем Внлинбахову. Кроме того, попросил Виктора
Александровича поделиться своим мнением о Драверте
как о коллекционере.
Ответил Аверихин, как всегда, очень подробно и обстоятельно:
«Красноярск, 26 марта 1972 года. В основе письма
П. Л. Драверта посвящены вопросам коллекционирования.
Только в четырех из них он кратко пишет о себе,
своей семье, упоминает о смерти сына Олега...
За строчками угадывается, что жилось П. Л. нелегко
как духовно, так и материально. Но все его письма доброжелательны.
И еще одна черта выявляется в них: бес-
120

корыстность, щепетильная честность. Я знаю мир экслибрисистов
хорошо. Могу сказать, что таких, каким
был П. Л., сейчас мало. Он обладал широкими и глубокими
знаниями в области экслибрисистики. Блестяще
знал геральдику, без которой невозможно собирать и
изучать старинные русские кн. знаки...
При оценке библиофильской деятельности П. Л. надо
учитывать следующие обстоятельства. Книги окружали
его с детских лет. Он любил их страстно, собирал
всю жизнь. Многое было продано и потеряно...
Материально жил очень скромно. Приобретать раритеты
кииж. рынка ои, по сути дела, не мог. Но, бывая в
Москве, П. Л. всегда заходил в букинистические магазины.
«А какие там великолепные книги! — пишет он в
письме от 31.12.1939 года.— Я бежал без оглядки, чтобы
не дразнить себя». Подобные чувства может испытывать
только настоящий библиофил.
Посылаю Вам свой доклад «Экслибрис в Сибири»,
конверт с изображением кн. знака П. Л. и пригласительный
билет. Если что пригодится, возьмите...»
Работа Авернхииа называется «Экслибрис в Сибири.
Заметки коллекционера». Это обстоятельное и, насколько
мне известно, единственное в своем роде исследование
’. На первой странице значится: «Памяти первого
сибирского экслибрисиста Петра Людовиковича Драверта
посвящаю. Автор. 27 июля 1971 года».
Рассказ о Драверте будет неполным, если здесь не
привести те страницы этой работы, которые отведены
ему.
«Только после революции,— пишет В. А. Авернхин,—
появился первый сибирский коллекционер экслибрисов.
Это был известный исследователь Сибири, поэт, ученый,
путешественник, библиофил, человек необычайно разносторонних
знаний Петр Людовикович Драверт (1879—
1945).
Увлечение экслибрисом к нему перешло, если так
можно выразиться, по наследству. Книжные знаки собирал
еще его отец Л. С. Драверт. Эту коллекцию Петр
Людовикович продолжал пополнять до конца своей
1 Ч астично оно напечатано в 3-м выпуске «А льм анаха б и бл и о­
ф ила». (М ., 1976).
121

га
\ЛУ j 1
EX UBKIS
in ЬЛЕСдДШ З
M l APABEPTi
■4-^w\w\\v4\\\g
Э к с л и б р и с Д р а в е р та .
Х у д о ж н и к Е. А . К р у т и к о в .
О м ск, 1933.
Э к с л и б р и с В. А . А о е р и х и н а ,
п о с в я щ е н н ы й п а м я т и П . Л . Д р а ­
в е р т а . Х у д о ж н и к Е. Н . Т и х о н о в и ч .
М и н с к , 1 9 7 3 г.
жизни. В ней имелось немало редких русских экслибрисов.
Очень хорошо была представлена Сибирь, особенно
омские книжные знакиI
Письма Драверта дают нам возможность судить, насколько
он был крупным коллекционером, превосходнознающим
предмет своего увлечения— зкслибрисистмку.
Петр Людовнкович мог ответить на любой вопрос, связанный
с историей создания того или иного сибирского
экслибриса, рассказать о владельцах, составе их библиотек.
Об этой всепоглощающей библиофильской и коллекционерской
страсти ученого свидетельствует одно из его
писем, от 10 октября 1940 года.
«Недавно улыбнулось маленькое счастье,— пишет
Драверт Вилинбахову.— Шел по улице. Вижу, в канаве
лежит какой-то старый растрепанный переплет от книги.
На всякий случай поднял, а там — сохранившийся ярлык».
Драверт сообщает об этом книжном знаке, принадлежавшем
библиотеке чайной Омского резервного пе-
1 Коллекция хранится и Омском краеведческом м узее. В п о ­
следн ие годы она неоднократно использовалась в различны х эк сп о­
зи циях и телепередачах.— А. Л .
122

хотиого батальона, определяет его редкость — напечатан
в 80-х годах прошлого века.
Для любого человека, собирающего книги или какую-либо
коллекцию, радость эта, всегда добрая и достойная
уважения, понятна...
Собственный экслибрис был и у самого П. Л. Д раверта.
Он сделан омским художником Е. А. Крутиковым
в 1933 году. Это одноцветная линогравюра размером
87X60 мм. Тираж книжного знака невелик — 250 экземпляров.
Отпечатан он на бумаге пяти цветов: светлозеленой,
зеленой, желтой, красной, • фиолетовой.
Книжный знак ученого довольно сложен по композиции.
На нем изображены кусок руды, геологический молоток,
книга и свиток. Эту символику .подкрепляет латинская
надпись «Сочиняй и работай молотком».
Ввиду того, что тираж был небольшой, экслибрис,
видимо, наклеен П. Л. Дравертом на свои книги в незначительном
количестве. Надо учитывать, что Петр Людовикович
вел оживленную переписку и обменивался
экслибрисами со многими коллекционерами страны. Сейчас
у немногих можно найти книжный знак П. Л. Драверта».
Мне остается лишь поблагодарить! счастливый случай,
который «организовал» заочное знакомство с блестящим
знатоком книжного знака Виктором Александровичем
Аверихиным.
В главе «Сын» я уже говорил, что с научным наследием
Драверта дела обстоят далеко не благополучно.
Сегодня необходимо признать: сделать здесь предстоит
немало. Еще десять лет назад об этом подробно и аргументированно
писал В. Утков. На конкретных примерах
в его очерке доказывается, что мысль Драверта-ученого
опережала время, что до сих пор то и дело его имя вспоминается
при рассмотрении той или иной научной проблемы
или гипотезы. «Настала пора,— говорит В. Утков,—
собрать воедино и дать оценку всему научному
наследию Драверта. Особенно важны его работы, посвященные
космическим явлениям».
Десять лет назад известный критик Николай Яновский
в предисловии к книге Саввы Кожевникова «Мы
123

собирали янтарные зерна» (строка из стихотворения
Драверта) писал: «...время между тем неумолимо, оно
заставляет все чаще и чаще припоминать его (Драверта.—
А. Л.) «космическую» науку о метеоритах и его
стихи, в которых пафос познания природы Сибири столь
велик, что и сегодня они звучат, словно написаны только
вчера».
Да, именно само время заставляет сегодня пересмотреть
и взять на вооружение сделанное не только Дравертом-литератором,
но и Дравертом-ученым. Вся Сибирь
сейчас покрыта лесами новостроек, в ней воззодят не
только новые города, но и целые территориально-производственные
комплексы, ученые предсказывают будущее
огромных районов на 20, 50 и более лет... Разве
исключено, что смелые и квалифицированнейшие прогнозы
Драверта в той же минералогии смогут помочь сегодняшним
геологам и строителям? Вспомним, что о нем
говорили перед самой войной. Вот выписка из статьи
М. Н. Годлевского «Успехи минералогии в Союзе за последние
15 лет» («Записки Всероссийского минералогического
общества», 1939 год, II серия, часть 62, вып. 2):
«Пионером в минералогии (кайнозойских отложений
Обь-Иртышской равнины) является П. Л. Драверт. Он
трижды за отчетный период публиковал сводки своих
личных наблюдений и литературных указаний, собранных
с большой тщательностью и полнотой... Эти сводки
являются единственными. Они уже сейчас при всей спорадичности
наблюдений имеют большую ценность... Деятельность
П. Л. Драверта не ограничивается Западно-
Сибирской равниной, он совершает также экспедиции
в Восточную Сибирь и Казахстан и дает ряд оригинальных
и сводных работ, освещающих их минералогию. Результаты
всей деятельности П. Л. Драверта позволяют
признать его одним из видных минералогов Сибири, в
пределах от Урала до бассейна Лены включительно».
Несомненно, изучить и осмыслить научное наследие
Драверта труднее, чем собрать и издать его литературные
произведения. Для работы с наследством Дравертаученого
нужны специалисты, причем специалисты нескольких
областей точных знаний—-ведь он был ученым
энциклопедического профиля. Однако работа эта хоть
и нелегка, но необходима.
124

Драверт писал о падучей звезде, сгоревшей в земной
атмосфере, что она
У п ал а недаром : п бесчисленный круг
Е е зак ати в ш и хся п р еж д е подруг
О т К о см о са некая часть попадет,
В клю ч аясь навеки в зем ной оборот...
П у ст ь б у д е т н едол ог твой жизненный путь,
Н о м о ж еш ь I) ты лучезарно сверкнуть,
О ставив ж ивущ им волнующий след,
С трои тель, х у д о ж н и к , ученый, поэт!
След, оставленный па земле Петром Людовиковичем
Дравертом, будет волновать людей еще долгие-долгие:
годы.

К Б И Б Л И О Г Р А Ф И И
(Прилож ение)
Данное приложение я счел необходимым написать
после того, как в Омске в январе 1979 года был отпразднован
столетний юбилей Петра Людовиковича. Состо-,
ялся большой литературный вечер в областной научной
библиотеке им. А. С. Пушкина, ученый совет Омского
сельскохозяйственного института им. С. М. Кирова посвятил
юбилею специальное заседание, в одном из залов
областного краеведческого музея была устроена
выставка, провели собрания Омский отдел Географического
общества СССР и Омское отделение Всесоюзного
астрономо-геодезического общества; на юбилейные
торжества был приглашен Виктор Петрович Драверт.
Широко освещали юбилей сибирские журналы, газеты,
радио и телевидение.
И многие из тех, кто говорил в эти дни о Драверте,
подтверждали мысль, высказанную в предыдущих главах
этой книги; недостаточно нам говорить о нем лишь
как о поэте, давно пора по-настоящему изучить его научное
наследие.
Более или менее полной библиографии трудов П. J1.
Драверта пока, к сожалению, не существует. Составлением
такой библиографии заняты сейчас работники
Омской областной научной библиотеки им. А. С. Пушкина.
На основании любезно предоставленной ими рабочей
подготовительной картотеки я и составил нижеследующий
краткий список, считая, что и он может
пригодиться тем, кто захочет всерьез заняться изучением
наследия Петра Людовиковича.
Главным в этом списке является раздел, перечисляющий
работы по естественным наукам. Однако сюда не
включены: многочисленные газетные публикации и журнальные
рецензии; труды, написанные в соавторстве;
126

О м с к и й о р д е н а Л е н и н а с е л ь с к о х о з я й с т в е н н ы й и н с т и т у т им . С. М .
К и р о в а , 19 я н в а р я 1979 г. З а с е д а н и е у ч е н о г о с о в е та и н с т и т у т а , п о ­
с в я щ е н н о е 1 0 0 -л е т и ю с о д н я р о ж д е н и я П. Л . Д р а в е р та . В о с п о м и ­
н а н и я м и об о т ц е д е л и т с я В и к т о р П е т р о в и ч Д р а в е р т.
сочинения, не касающиеся проблем Сибири и Казахстана;
работы, напечатанные на иностранных языках.
Во второй раздел списка вошли поэтические (и одна
прозаическая) книги, статьи о литературе, письма. Напоминаю
еще раз, что наиболее полно Драверта-литератора
представляет его сборник, составленный
Е. И. Беленьким и вышедший в этом году в Новосибирске.
Раздел третий перечисляет наиболее значительныематериалы
биографического характера. Здесь особо
отмечены те работы, при которых имеются библиографические
перечни трудов Драверта.
И, наконец, в последней, четвертой, части списка я
привожу собственно библиографические издания, в которых
в той или иной степени отражены различныесферы
деятельности Петра Людовиковича.
127

I
1. П редварительны й отчет о п о езд к е на Б ай к ал 1902 г. — «Прил
о ж . к протоколам за сед а н и й О б-ва естествоисп ы тател ей при К азан,
ун-те», № 216. К азан ь, 1903.
2. Э кспедиция в С унтарскпй соленосны й район. Я к утск, 1908.
3. Список м инералов Я кутской о б л асти , представлен ны х в к ол ­
лекции Я кутского гор одск ого м у зея , с у к азан и ем их м есторож д ен и й .
«П рнлож . к протоколам за сед а н и й О б-в а естествоиспы тател ей при
К азан, ун-те», № 254. К азань, 1910.
4. М атериалы к этнограф и и и географ ии Я кутской обл асти .— i
Там ж е, № 278. К азань, 1912.
5. Опалы в Я кутской обл асти .— Там ж е. К азан ь, 1915.
6. О б одной забы той экспедиции.— «С нб. летопись», 1917,
j k 1—2.
7. П латина и ее сибирские м ест о р о ж д ен и я .— Там ж е , 1919,
Дг5 11 — 12.
8. О б использовании корневищ а сусак а в качестве суррогата
хлеба. Омск, 1921.
9. О пределитель важ нейш их сибирских м инералов с указанием
их м есторож дений. О мск, 1922.
10. О литоф агии.— «С и б. природа», 1922, № 1.
11. Аш нрнт.— Там ж е, 1922, № 2.
12. М естор ож ден и е вольф рам а в К анском у е зд е Енисейской
губернии.— Т ам ж е, 1922, № 3.
13. О возм ож н ости периодического возникновения природной
твердой разности ртути (опыт м инералогического п р о гн о за ).— Там
ж е.
14. Открытие радиоактивного минерала в М аньчж урии.— Там
ж е.
15. И сландский шпат в К иргизском крае и В осточной Сибири.—
«Уч. труды Снб. вет. нн-та», 1923, вып. 4.
16. Р а зр ез правого берега Иртыша под Т обольском .— Там ж е,
1923, вып. 5.
17. Д рагоценны е камни Сибири.— «Снб. огни», 1923, № 5 — 6.
18. Зам етки по географ ии и минералогии реки Т агул а.— «И зв.
Зап.-С нб. отд. Географ, об-ва», 1924, т. 4, вып. 1.
19. М атериалы к геологическом у познанию правобер еж ья И р ­
тыша.— «Труды Снб. с.-х. акад.», 1924, т. 3.
20. М есторож дения целестина в Я кутской автоном ной респ ублике.
Омск, 1925.
21. Чернокоры е березы в Прииртышье.— «Ом. область», 1940,
.№ 11 — 12.
22. К землетрясениям в К азахстан е.— «И зв. Зап.-С нб. отд. Г еограф.
об-ва», 1926, т. 5.
23. К минералогии кайнозойских отлож ений О бь-И рты ш ского
бассейна.— Там ж е.
24. М есторож дение исландского шпата в горе Т ам бор.— Там ж е. j
25. Следы элатолита на Вилюе.— «Труды Сиб. с.-х. акад.», J
1926, т. 5.
26. К землетрясению в К аркаралннске.— «П рирода», 1926,
.№ 1—2.
27 О необходим ости наблюдений над метеоритами и болидам и
в Сибири — «Труды 1-го Сиб. краев, съезда», 1927, т. 1.
128

28. С р ед и гр а н и т н ы х с о п о к (О п р оисхож ден и и некоторых ф орм
к о н т и н ен т а л ь н о го в ы в етр и в ан и я гр а н и т о в ). О мск, 1927.
2 9 . Г и п с в Я к у т и и . О м ск , 1927.
3 0 . К о х р а н е я к у т ск и х м ест о р о ж д ен и й исландского шпата —
«С б. т р у д о в и с с л е д . о б -в а «С аха-к еск н л е», Я кутск, 1927, вып. 1
31. М а т ер и а л ы к геол о ги ч еск о м у познанию правобереж ья И р­
ты ш а.— « Т р у д ы С п б . и н -та сельск. хоз-в а и л есоводства», 1928 т 9
вып. 1— 5.
32. Б е л о м о р с к и е рогул ьк и в С ибири.— «И зв. Зап.-С пб. отд. Географ
. о б -в а » , 1929, т. G.
3 3 . Е щ е о сей см и ч еск и х явлениях в К азахстан е.— Там ж е.
3 4 . П л а т и н а в о к р ест н о стя х курорта Б ор овое и о возмож ности
се н а х о ж д е н и я -в д р у г и х р ай он ах К а захстан а.— Там ж е, 1929, т. 6.
3 5 . У трен н и й б о л и д н а д Тарским округом . — «М нроведенне»,
1929, № i s .
3 6 . Кокчетавская минералогическая экспедиция летом 1928 г.—
«Снбнреведенне», 1929, № 1.
37. К и стори и Т арск ого б ол и да 1 м арта 1929 г.— «Изв. Зап,-
С и б. о т д . Г еогр а ф , о б -в а » , 1930, № 7.
38. К м и н ерал оги и к урорта Б ор овое.— Там ж е.
39. К м и н ерал оги и осадоч ны х отлож ений Западно-Сибирской
н и зм ен н ости . О м ск, 1930.
4 0 . Н овы й сибирский каменный м етеорит.— «Снб. огни», 1930,
N ° 9.
41. И сл а н д ск и й ш пат в С ибири.— ССЭ, т. 2, 1931.
42. Ф осф ор и ты в О м ско-Т арском Прииртышье. Омск, 1931.
43. М ет ео р и т «О рловка» с реки Уй,— «Труды минералогия, ин-та
А Н С С С Р » , 1931, т. I. ' .
44. Н еск ол ь к о слов о Прниртыш ском буроугольном бассенне.
О м ск, 1932.
45. П р и р о д н о е известковое сырье в Омском
•
Прииртышье.
Б ю л. О м. бю р о краеведен ия, 1932, № 1.
46. М инералы .— ССЭ, т. 3, 1933.
47. М оллю ски озер Б оровое и некоторых окрестных водоемов —
С б. р а б о т по бальнс-ф нзнотерапин... т. I. Петропавловск, 1934,
49. П а д ен и е м етеорита 25 декабря 1933 г. в Тарском округе.
« П р и р о д а » , 1934, № 7.
50. И ш нм скнй метеорит.— «Снб. огни», 1934, J\° 2.
51. К арм аповскнй метеорит 1925 т.— «М нроведенне», IJ3o, т. 24.
52. П аден и е метеорита 18 января 1932 г. близ с. Топки К узнецк
ого о к р уга.— Там ж е.
53. П а д ен и е метеорита в Тобольске в 1684 г. «П рирода», 193э,
Nb 6.
54. П аден и е метеоритов в Тобольске по летописям X V II— X V III
веков.— «Снб. огни», 1935, № 4.
55. Трепаловндны й суглинок с берегов Иртыша и Оми,— «Нар.
х о з-в о Ом. области», 1935, № 3.
56. Х рнзоправ в К арагандинской области К азахстана.— В кн ■
«А к адем и ку В. И. В ернадском у к 50-летш о научной и педагогии
деятельн ости», т. 2, М., 1936.
57. К вопросу об ощ ущ ении лучистой теплоты при полете бол
и дов.— «П рирода», 1938, № 3.
58. В анади й и никель в осадочны х породах ю ж ной части Ом
ской области,— «Ом. область», 1939) jvjb 2
ас 11 и м '
129

59. Д рагоценны е цветные камни в О мской области.— «Ом.
область», 1939, Лг° 4.
60. Ж елезны й
№ 2.
м етеорит «Тю мень» 1903 г.— «П ри рода», 1939,
61. М инералогическая экскурсия по И рты ш у. О мск, 1940.
62. М етеорит с надписью .— «Ом. альм анах», кн. 2, Омск, 1940.
63. С еребристы е облака 28 июня 1940 г.— Бю л. Ц К М КА,
1940, № 20.
64. О б одном м етеорите из роя Х м елевка, падения 1 марта
1929 г.— Там ж е, № 19.
65. Электронны е болиды в Зап адн ой Сибири.— Там ж е, № 18.
66. Затон увш и е метеориты С С С Р.— Там ж е, № 17.
67. П аден и е метеорита в районе села Ч ерлак.— «Ом. область»,
1940.
68. М етеориты в О мской области.— «Ом. область», 1940, о\гз 1.
69. О падении метеорита в г. Т уринске.— Бю л. Ц К М КА , 1941,
№ 21.
70. К осм ическое облако над Я м ало-Н енецким округом . — «Ом.
область», 1941, № 5.
71. О падении кам енного метеорита К узн ец ово.— «М етеоритика»,
1941, № 2.
72. К ол одец с сернистой водой близ станции К олония.— «Ом.
область», 1941, № 1.
73. О н аходк е кам енного м етеорита Е роф еевка.— «М етеоритика»,
1941, № 1.
74. О м есте падения Б ольш ереченского м етеори та.— Бюл. Ц К
М КА, 1943, № 38.
75. Н аблю дени я П ер сеид в Зап а дн о й С ибири.— Т ам ж е, № 37.
76. Агрономические руды в О мской области. О мск, 1944.
77. М етеориты , наблю дения н а д их падением и их поиски.
Омск, 1944.
78. О д в у х ископаемы х.— «Ом. альм анах», кн. 4-я. О мск, 1944.
79. П аден и е метеорита в А батском районе.— «П ри рода», 1944,
Лр8 5 — 6.
80. П оток Леонид в Б ер езов е (З ап . С ибирь), 18 ноября 1832 г о ­
да,— Бю л. Ц К М КА, 1944, Лг9 46.
81. Гнпергенны е сейсмы (абстр акт м ан уск рипта).— Там ж е,
№ 48.
82. Новый ф рагм ент Т аборского м етеорита.— «М етеоритика»,
1946, К о 3.
83. Б урелом и о ж о г л еса в бассейне реки К етн (к вопросу и зу ­
чения падения Т унгусского м етеори та).— «М етеоритика», 1948, № 4.
84. О метеорной пыли 2 июля 1941 г. в О мске и некоторы е
мысли о космической пыли вообщ е.— Т ам ж е.
85. Утраченны е метеориты А зиатской части С С С Р .— Там ж е.
86. О ф отоэлектрических ф ен ом енах при падении м етеоритов и
космической пыли.— «И зв. Ом. отд. Географ , об-в а С С С Р », 1957,
вып. 2 (9 ).
1. Тени и отзвуки. К азань, 1904.
2. Р яды мгновений. Я кутск, 1908.
II
130

П о в е с т ь о м а м о н т е и л е д н и к о в о м человеке (С оверш енно ф ант
и ч еск а я и с т о р и я ). Ч . I. Н а К рай н ем С евере. Я кутск, 1909.
4 . П о д н е б о м я к у т с к о г о к р ая . Т ом ск, 1911.
6- Стихотворения. Казань, 1913.
ь. Сибирь (И з б р а н н ы е стихи). Н овоннкол аевск , 1923.
п С т и х и о С и б и р и . О м ск , 1957.
«• С е в ер н ы е ц в еты . Н о в о си б и р ск , 1968.
* * *
1. П ер ек р а ш ен н ы й Е рм ак (О тв ет т. В яткнну. О поэме Вяткнна
« с к а з о Е р м а к о в о й п о х о д е » ). О м ск, 1927.
и ст о р и и я к у тск о го национального театра. «Сиб. огни»,
1. М . К- А за д о в с к о м у .— В кн.: «Л итературное наследство Сибири»,
т. I. Н о в о си б и р ск , 1969.
2- И . С. К о р о в к и н у . — «С нб. огни», 1969, № 8.
Ill
1. А в ер н х н н В. Э ксл ибр ис в С ибири.— «Альманах библиофила»,
вып. 3. М ., 1976.
2. А ф а н а сь ев В. И ссл едовател ь и певец Севера. — «Полярная
зв е зд а » , 1972, № 6.
3. А н тр опян ск ни П . А. «П евец сибирской природы».— В кн.:
«И . Т ач ал ов, П . Д р а в ер т — поэты -сибиряки», Томск, 1960 (Библиог
р а ф ).
4. А стапович И . С., Чирвннскнй П. Н. Памяти П. Л . Д раверт
а .— « П р и р о д а » , 1950, № 12.
5. Б еленький Е. П оэт земли и зв езд .— В кн.: «И з сибирском
тет р а д и » , Н овоси бирск , 1978.
6. Б у х ш таб Б. П оэзия П етра Д р авер та.— В кн.: «Ом. альманах»,
кн. 4-я, О мск, 1944.
7. В ечер П. Д р а в ер та.— «Сиб. огни», 19-11, № 1.
8. В. П К 25-летш о научно-литературной деятельности проф.
П. Л . Д р а в ер т а ,— «И зв. Зап.-С нб. отд. Географ, об-ва», 1926, т. 5.
9 Л п а в еп т П Л — К Л Э, т. 2. М., 1964 (Бнблногр.).
10. Д р а в ер т П етр Л юдовнкович.— ССЭ, т. I, Новосибирск, 1929
(Б н б л н о гр .). „
11. И тин В. О п о эт а х — В кн.: «Худож ественная литература в
Сибири», Н овосибирск, 1927.
12. К узн ец ова Л . Загадк а хондры.— В кн.: «Тринадцать за гад
о к неба», М ., 1967.
13. Она ж е. О хотник за метеоритами. (Документальная повесть).
М ., 1965.
14. К очнев С. 30 лет литературной и научной деятельности
П. Л . Д р а в ер та,— «Снб. огни», 1933, № 11— 12.
15. К 25-летию литературной и научной деятельности П. Л Д оя -
верта.— «Сибирь», 1925, № 7— 8.
ги». 'vl->
м'
1У/Ь.
В> КаНВЯ °ДН0Й жизни- в к»-: «Друзья мои кни­
ф J l : б и б м о -
131

18. М алю тина А. В осп ом и н ан и я о П . J1. Д р а и с р т е . — «Е нисей»,
1973, № 4.
19. М аринина А . С ибирский п о эт и учены й П . Л . Д р а в е р т .—
Т ам ж е , 1955, кн. 16.
20. Н аучны е работн и к и О м ск а. О м ск, 1929.
21. О бруч ев 13. А. П . Л . Д р а в е р т (1 8 7 9 — 1 9 4 5 ).— В кн: « И зб ­
ранны е труды », т. 6, М ., 1964.
22. П ал аш ен к ов А . Ф. П . Л . Д р а в е р т .— В кн.: «П ам я тн и к и н
пам ятны е м еста О м ска и О м ск ой о б л а сти » , О м ск , 1967.
23. П. Л . Д р а в е р т (к 10-летню со д н я с м е р т и ).— « И зв . О м. о тд.
Г еогр аф , о б -в а С С С Р », 1956, вып. 1.
24. П . Л . Д р а в е р т (н е к р о л о г ).— «О м . а л ь м а н а х » , кн. 2 -я , О мск,
1947.
2 5 . Р о ж д ест в ен ск и й И . В д о х н о в е н и е п о эт а .— «Е н и сей », 1967,
№ 2.
2 6 . Т руш к нк В . П . В о с х о ж д е н и е . И р к утск , 1978.
2 7 . Т р у н ев В. О поэтическ ом творчестве П . Л . Д р а в е р т а .— «С пб.
огни», 1940, № 4 — 5.
28. У тков В. В стречи с П . Л . Д р а в е р т о м .— В кн.: « Л ю д и , с у д ь ­
бы, собы ти я». Н ов оси би р ск , 1970.
29. Ф ер см ан А . Е . Ц ел ести н .— В кн.: «В о сп о м и н а н и я о кам ­
не», М ., 1974.
30. Ч нрвннскнй П . Н . П. Л . Д р а в е р т и его роль в м етеори ти к е.—
«М етеоритика», 1948, № 4 (Б и б л и о г р а ф .).
3 1 . Он ж е . П етр Л ю дови к ови ч Д р а в ер т .— « З а п . В сер о с. м и нерал.
о б -в а » , 1946, 4 .75, вып. 4.
32. Ч у ж а к Н . П о д н ебом Я к утск ого края.— В кн.: «С ибирский
м отив в п оэзи и ». Ч и та, 1922.
IV
1. С ем енов В . Ф. О черк п я тн деся тн л стн ей д ея тел ь н о сти З а п а д ­
н о-С и би рск ого о т д ел а Г о су д а р ствен н о го р у сск о го географ и ч еск ого
о б щ еств а . О м ск, 1927.
2. О бруч ев В . А. И стория геол огическ ого и ссл ед о в а н и я Сибири.
Вып. 2, 3. М .— Л ., н зд -в о А Н С С С Р , 1947.
3. Ш писм аи И . И ., Я бл ок ов Д . Д . Б иблиогр аф и ч еский ук а за тел ь
по кур ортам С ибири и см еж н ы х обл а стей . Т ом ск, 1951.
4. П лен ков В. Г., Б у ш у ев а М. П. Д р а в ер т-м и н ер а л о г , геолог,
м етеорнтовед, географ .— В кн.: «В ы даю щ и еся ур о ж ен ц ы и д е я т е ­
л и К ировск ой обл асти ». Вып. 2. У чены е. К иров, 1957.
5. Р астительность и растительны е ресурсы З а п а д н о й Сибири.
Б и бл иогр аф и я 1909— 1962 гг. М ., «Н аук а», '1964.
6. П исател и В осточной Сибири. Б и бл и огр аф , у к а за тел ь . И р ­
к утск , 1973.
Н е м огу у д ер ж а ть ся от о д н о го небол ьш ого ком м ентария.
П р ед ст а в ь т е на м инуту, что в друг мы бы начали су ди ть о ф и ­
зи к е Э йнш тейне, ди п л о м а т е Ч ичерине и м арш але Ж у к о в е с той точ ­
ки зр ен ия, наскол ько они преуспели в... музы ке. А в едь ф орм альны е
осн ован и я д л я такого взгл я да на эти х вы даю щ и хся л ю д ей есть —
в се т р о е лю били м узы ку: осн овоп ол ож н и к теории относительности
и грал на скрипке, первы й советский нарком иностранны х д е л был
132

великол еп ны м п и а н и с т о м , а крупней ш и й военачальник в св о б о дн у ю
м и н уту б р а л в р у к и б а н и . Н а « и с с л ед о в а т ел я » , в зявш егося оценивать
нх ж и зн ь п о т а к о м у п р и н ц и п у , в згл я н у л и бы как на ум алиш енного.
А т еп ер ь о б р а т и м с я к п р и в еден н о й м н ой би бл иограф и и. К онечно,
сти х и е г о с т о я т т о г о , ч тобы о них п и сал и , и зд есь , в о зм о ж н о ,
ж д е т н а с н е м а л о н о в о г о . Н о п о ч ем у так архи п о в ер х н о стн о изучено
с о б ст в ен н о н а у ч н о е н а с л е д и е Д р а в е р т а ? В е д ь сдел а н н о е им в поэзии
по ср а в н е н и ю с о с д е л а н н ы м в н а у к е рав н оси льн о видим ой части
а й сбер га , к о т о р ы й , к а к и зв ес т н о , на д ев я т ь д еся т ы х п огр уж ен в
в о д у . О б э т о м г о в о р и т д а ж е м ой д а л е к о не полны й и несоверш енный
б и б л и о г р а ф и ч е с к и й сп и сок . Ч ел о в ек , сдел а в ш и й пророческие
пр огнозы о б а л м а з о н о с н о с т и С и бирск ой платф орм ы , писавш ий о
гео т е р м а л ь н ы х в о д а х , о ест ест в ен н о й р ади оак ти в н ости , о явлении
ги п е р с ей см о в и м н о г и х д р у г и х д о си х пор т е сняты х с повестки дня
н а у ч н ы х п р о б л е м а х , в н о в ь и вновь п о п а д а е т лиш ь в пол е зрения
л и т е р а т у р о в е д о в .
В о в р е м я п о д г о т о в к и п п р о в ед ен и я стол ет н его ю билея П етра
•Л ю д о в и к о в и ч а в О м ск е б ы л а в ы ск а за н а ин тер есн ая мысль; ц ел есо ­
о б р а з н о о р г а н и з о в а т ь п о с т о я н н ы е « Д р а в ер т о в с к н е чтения», цель кот
о р ы х — о с в о е н и е н а с л е д и я П ет р а Л ю д о в и к о в и ч а . В есьм а п л о д о ­
т в о р н о е , н а м о й в з г л я д , п р е д л о ж е н и е .

Содержание
J
У дивительная библ иотека. ( В м е с т о п р е д и ­
с л о в и я ) ............................................................................ 3
Сын.....................................................................................................
П акет из Л е н и н г р а д а ...................................................33
«Страна с огромны м будущ и м » . . . • 30
Вспоминаю т о м и ч и ...........................................................6®
П исьма В е р н а д с к о г о .......................................................... 3 3
«Больш ая н о в о с т ь » ...............................................................94
В конце п у т и ...........................................................................97
Волную щ ий с л е д ............................................................... 1*9
К библиографии. ( П р и л о ж е н и е ) . . . • *20
^

Л Е Й Ф Е Р
С И Б И Р И
А л е к с а н д р Н Е И З М Е Н Ю !.
Э а х м и а л о в и ч
р
Страницы
одной жизни
Р е д а к т о р Н . И . С о з и н о в а . О ф орм ление худож ник а
Е. Ф . З а й ц е в а . Х удож ест в ен н ы й р едак тор А . Н. Тоб
у х . Т ехническ и й р едак т о р В. А . Л о б к о в а . Корр
е к т о р P . X . Х а б и б р а х м а н о в . Ф ото Г. П. П л ю щ и к о -
в а . С дан о в н а б о р 04.06.79. П одписано в печать
2 4 .0 8 .7 9 . МН 00566. Б ум ага типогр. № 2. Формат
84ХЮ З'/э2. Г ар н и тур а «л и тературн ая». П ечать высо
к а я , 7,14 у е л . печ. л. 7.14 нзд. л. Зак аз № 6413.
Т и р а ж 5000. Ц ена 30 к. Западно-С ибирское книж ­
н о е и зд а тел ь ст в о . Н овоси бирск , Красны й просп
ек т . 32. Т ипограф и я издател ьства «Омская правда».
Омск, п р осп ек т К. М аркса, 39.
И Б № 747

в ЗАПАДНО-СИБИРСКОМ
КНИЖНОМ ИЗДАТЕЛЬСТВЕ
ВЫШЛИ КНИГИ:
Л. Баландин
С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ ТЕАТР
Н. Тендитиик
АЛЕКСАНДР ВАМПИЛОВ
В. Шапошников
ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ЛЮДИ
Э. Шик
К СЕРДЦУ ЧЕЛОВЕКА
б л и ж а й ш е е в р е м я ВЫЙДУТ КНИГИ:
Литературное наследство Сибири.
Т. 4 (Н. М. Ядринцев).
Н. Яновский. ПОИСК

Д ',;'
Цепа 30 коп.
■ Ч* ;» *
- U .
а.
•; • Л
ч- V :
ч \ . :
•; .. Ь ^ V «лг '. -гу г.