НЕвский БОгослов №12 (2014)

НЕВСКИЙ БОГОСЛОВ 

СТУДЕНЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ 

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОЙ 

ДУХОВНОЙ АКАДЕМИИ 

№ 

12 

июнь 2014 

12+ 

ISSN 2218-7790

HЕБО 

НЕВСКИЙ БОГОСЛОВ 

СТУДЕНЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ 

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОЙ 

ПРАВОСЛАВНОЙ ДУХОВНОЙ АКАДЕМИИ 

ISSN 2218-7790 

Изданию присвоен гриф 

«Одобрено Синодальным информационным 

отделом Русской Православной Церкви» 

свидетельство №47 от 20 января 2011 г. 

Журнал «НЕвский БОгослов» зарегистрирован 

в Федеральной службе по надзору в сфере 

связи, информационных технологий и массовых 

коммуникаций (Роскомнадзоре) Свидетельство о 

регистрации ПИ № ФС77-39712 от 07 мая 2010 года 

Главный редактор: 

Архиепископ Петергофский АМВРОСИЙ, 

ректор Санкт-Петербургской 

православной духовной академии 

Координатор издания: 

протоиерей Димитрий Юревич, проректор 

СПбДА по научно-богословской работе 

Редакционная коллегия: 

Александр Привалко, Сергей Маляров, 

Николай Аринушкин, Павел Маляров, 

иеромонах Афанасий (Букин) 

Фотографии: 

Евгений Комаров, Александр Осокин, 

Сергей Макаров 

Корректор: 

Анна Державина 

Верстка, дизайн, допечатная подготовка: 

Максим Домасёв 

Адрес редакции журнала 

«НЕвский БОгослов» и издательства: 

191167, Россия, Санкт-Петербург, наб. Обводного 

канала, 17. Санкт-Петербургская православная 

духовная академия. Тел.: +7 (812) 717-39-89 

Факс: +7 (812) 717-86-07, 717-39-84 

E-mail: izdatspbda@gmail.com 

http://izdat-spbda.info 

E-mail для писем в редакцию: 

nebo.editor@gmail.com 

www.flickr.com/photos/spbpda 

www.youtube.com/user/spbpdatv 

www.facebook.com/groups/spbpda 

www.vk.com/theologia_spb 

www.instagram.com/spbpda 

Тираж 500 экз. Подписано в печать 03.06.2014 

Выход в свет 13.06.2014. Цена свободная 

Отпечатано в типографии 

ООО «Типографский комплекс «Девиз» 

199178, Санкт-Петербург, В.О. 

17 линия, д. 60, лит. А, помещение 4Н 

Заказ № ТД-2882

Дорогие читатели журнала «НЕБО»! 

Вновь мы с радостью приветствуем 

Вас на красочных страницах нашего 

журнала с желанием открыть новую тему 

для размышлений и, конечно же, диалога. 

Мы рады ответить на все Ваши вопросы и 

предложения, с которыми Вы можете обратиться 

через любые формы связи, указанные 

в номере. 

Мы рады предложить общение тем более, 

что этот номер посвящен истинному 

единству. 

Пожалуй, главное зло в сотворенном Богом 

мире — это разделение, разобщение. 

Разделение во всех смыслах. Воцарившееся 

однажды в мире, разделение породило 

смерть. Всякая вражда, противостояния, 

ненависть и войны — это результат такого 

разъединения, жизни вопреки Божественному 

мироустройству с присущими ему гармоничностью, 

любовью и добром. В мире, где 

господствует это противостояние каждого с 

каждым, где всякий поступает худо неизменно 

из ощущения себя главной и конечной 

целью мироздания, все же есть нечто иное, 

отрицающее этот принцип и стремящееся к 

единству и общности, постулирующее идеи 

ценности каждого человека в мире, проповедующее 

добро и любовь. 

Это общество, день рождения которого 

мы духовно вспоминаем и празднуем в этот 

годовой период. Через пятьдесят дней после 

Воскресения Христова все ученики Его собрались 

в Иерусалиме, где на них сошел Святой 

Дух. Именно с этого момента начинается 

апостольская проповедь христианства по 

всему миру: апостолы по Вознесении своего 

Божественного Учителя были вместе в Иерусалиме 

еще десять дней, на них сошел Святой 

Дух, и этот миг стал днем Рождения Церкви. 

Именно Церковь и есть то общество, которое 

призвано и призывает к един ству. С 

греческого языка слово «церковь» переводится 

именно как «собрание званных». Церковь 

— это общество людей, желающих идти 

за Христом, общество желающих служить 

Ему, продолжать Его дело. 

О Церкви, о Ее жизни в истории и современности 

— жизни во времена гонений и 

благоденствия, но всегда в радости и любви 

— расскажут нам в этом номере авторы журнала 

«НЕБО». О необыкновенной святости и 

простоте, об уютных приходах и Вселенском 

Православии, о личном опыте и огромной, 

более чем двухтысячелетней истории Невесты 

Христовой — Единой, Святой, Соборной 

и Апостольской Церкви — в святые дни Пятидесятницы 

Вы сможете прочесть на страницах 

этого номера. 

С наилучшими пожеланиями, 

редакция журнала «НЕБО»

СЕГОДНЯ В «НЕБЕ»: 

• ТЕМА НОМЕРА 

Протоиерей Димитрий Юревич 

Мистическое Тело Христово. 

Церковь в Новом Завете ..............[04] 

Борис Корчевников 

Просто быть честным ................[10] 

Антоний Ковалевич 

Церковная молитва в осмыслении 

митрополита Антония Сурожского ...[14] 

• АКАДЕМИЯ 

Протоиерей Аркадий Северюхин 

Свобода совести и проблема новых 

религиозных движений ..............[16] 

• ТЕТ-А-ТЕТ 

Димитрис Димитриу 

В Санкт-Петербург я приехал по 

собственному желанию ..............[20] 

Ямамура Ёсихиро 

За последние тридцать лет русские не 

изменились ..........................[24] 

Священник Остоя Кнежевич 

Под знаменами Православия .........[28]

• СЛОВО О ЗАПРЕДЕЛЬНОМ 

Монах Владимир (Палибрк) 

Саморазрушение личности Фауста как 

следствие бунта против Создателя ...[32] 

Протоиерей Николай Ким 

Великий в малом или малый в 

великом? .............................[38] 

• РУКОПИСИ НЕ ГОРЯТ 

Антон Афанасьев 

Сережке Петрову.....................[42] 

Ольга Шульчева-Джарман 

Земля живых. Часть 2 ................[46] 

• ПРОСТО О СЛОЖНОМ 

Протоиерей Михаил Браверман 

В поисках царственной свободы ......[54] 

Священник Игорь Иванов 

Пойди туда — не знаю куда, 

принеси то — не знаю что... ..........[56] 

• ОПЫТ КРАСОТЫ 

Протоиерей Евгений Горячев 

Найди свой путь к Радуге! ............[58] 

Максим Юдаков 

Altra Vita. О повседневной жизни 

итальянских монахов-бенедиктинцев [62]

Тема номера 

Протоиерей 

Димитрий Юревич 

кандидат богословия, проректор по научно-богословской работе 

Санкт-Петербургской православной духовной академии 

Мистическое 

Тело Христово 

Церковь в Новом Завете 

Нужна ли церковность? Многие наши 

современники, уверовав во Христа, 

так и не стали полноценными членами 

Церкви. Зачем следовать церковным канонам 

и предписаниям, для чего вникать в 

вероучение, к чему посещать храм и богослужение, 

если можно иметь веру в Бога в своем 

сердце и обращаться к Нему в частной молитве? 

Как это ни парадоксально, но иногда 

в оправдание своей нецерковности образованные 

люди ссылаются на Священное Писание 

Нового Завета — на то, что в Евангелиях 

почти ничего конкретного о Церкви не 

говорится, а Сам Христос рекомендует частную, 

скрытую от посторонних глаз молитву 

как спасительную перед Богом (Мф 6:6). 

Поэтому имеет смысл обратиться к новозаветному 

учению о Церкви, чтобы выяснить, 

каково ее предназначение и каким должно 

быть ее устройство с точки зрения ближайших 

учеников Христовых — апостолов. 

Почему в Евангелиях так мало говорится 

о Церкви? В словах Господа Иисуса 

Христа, которые доносят до нас евангелисты, 

действительно, имеется всего лишь несколько 

кратких упоминаний о Церкви. Эти 

упоминания столь немногочисленны и совершенно 

лишены подробностей, так что 

только одно из них — слова о Церкви, сказанные 

Христом апостолу Петру (Мф 16:18) 

— содержит учение о Церкви — в частности, 

то, что Христос создаст Церковь («создам 

НЕвский БОгослов

№2(12) 2014 

Церковь Мою»), которая устоит 

даже во времена самых тяжелых 

испытаний и гонений («и врата 

ада не одолеют ее»; в древнееврейских 

городах правитель 

и старейшины собирались при 

вратах для решения важных вопросов, 

поэтому данный образ 

указывает на противодействие 

главных сатанинских сил). 

В то же время, наоборот, в 

новозаветных писаниях апостолов, 

и, преимущественно, в посланиях 

св. ап. Павла, содержится 

немало высказываний о том, 

каков смысл и предназначение 

Церкви, а также приводятся 

эпизоды из жизни ранних христианских 

общин. С чем может 

быть связан такой парадокс? 

Вплоть до Воскресения Христова 

Его ученики продолжали 

мыслить в привычных для иудеев 

того времени категориях. Это 

видно из того, с каким трудом и 

как долго апостолы избавлялись 

от иудейского представления о 

Мессии как политическом лидере, 

царе, пришедшем не только 

избавить иудеев от ига римлян, 

но также и подчинить Израилю 

другие народы земли. Христос 

говорит ученикам о том, что в 

Иерусалиме Он будет предан 

на поругание и смерть, но потом 

воскреснет, а сыновья Зеведеевы 

тут же подходят к Нему с 

просьбой сесть справа и слева от 

Него в Его земном царстве! Ученики 

хотят главенствовать, Он 

же раскрывает им парадоксальный 

характер власти в Царстве 

Небесном (Мф 20:17-28). 

До Своего воскресения Он 

настолько мало говорит им и о 

Церкви, что до этого момента 

они продолжают понимать данный 

термин в смысле привычного 

им еврейского слова kahal, 

которое означает «собрание», в 

том числе — верующих, но еще 

не подразумевают столь важное 

для Нового Завета обильное 

присутствие даров Св. Духа. 

Только после Своего Воскресения 

из мертвых Господь беседовал 

с апостолами «о Царствии 

Божием» (Деян 1:3) и только 

«тогда отверз им ум к уразумению 

Писаний» (Лк 24:45). 

Попытка филологического 

анализа немногих фраз Евангельского 

текста не дает ничего 

нового. Греческий термин 

εκκλησία [экклесиа] восходит 

к глаголу εκκαλέω [эккалео] 

(«призываю») и означает «собрание», 

т. е. является греческим 

переводом соответствующего 

древнееврейского термина. 

Характерные черты этого собрания 

филологический анализ 

не способен раскрыть. Вот почему, 

по словам протопресвитера 

Евгения Авилонова, «Христос 

Спаситель создал Свою Церковь... 

но определения Церкви 

не дал». По мысли этого же автора, 

совершенно неправильно 

было бы пытаться дать теоретически-отвлеченное 

определение 

Церкви. Говоря о Церкви, следует 

иметь в виду, что она «представляет 

собой не умозрительную 

истину и не отвлеченную 

величину, но истинную и живую 

действительность». 

Поэтому Христос и беседовал 

со Своими учениками о Церкви 

уже после того, как совершил 

дело спасения человека — 

после Воскресения. По этой же 

причине в Священном Писании 

Нового Завета учение о Церкви 

подробно излагается после совершившегося 

факта Пятидесятницы, 

при котором благодать 

Св. Духа обильно излилась 

на верующих — в книге Деяний 

и в посланиях святых апостолов. 

Для чего нужна Церковь? 

Святой апостол Павел говорит 

5

о том, что «Христос возлюбил 

Церковь и предал Себя за нее, 

чтобы освятить ее, очистив банею 

водною посредством слова; 

чтобы представить ее Себе 

славною Церковью, не имеющею 

пятна, или порока, или чего-либо 

подобного, но дабы она 

была свята и непорочна» (Еф 

5:25-27). Другими словами, назначение 

Церкви — быть орудием 

освящения верующих, или, 

иначе, — быть средством излияния 

благодати Божией, которая 

каждого человека избавляет от 

грехов и пороков, приобщает к 

святости и делает причастником 

вечной жизни в Боге. 

Для того, чтобы Церковь могла 

быть орудием освящения, в 

ней Самим Христом были установлены 

особые священнодействия 

— Таинства. Среди Таинств 

особое место занимают 

те, о которых говорится в Евангелиях 

— Крещение, через которое 

происходит вхождение в 

Церковь (Мф 28:19; Ин 3:3; 4:1; 

Мк 16:15), и Евхаристия, через 

которую совершается соучастие 

в церковной жизни (Мф 26:26- 

28; Мк 14:22-24; Лк 22:19-20; 

1 Кор 12:23-26). В новозаветных 

текстах имеются указания и на 

другие Таинства — в частности, 

покаяния (Мф 18:15-18), елеосвящения 

(Иак 5:14), брака (Еф 

5:31-32) и священства (1 Тим 

4:14; 2 Тим 1:6). 

Церковь как таинственное 

Тело Христово. Дабы подчеркнуть, 

что Церковь не является 

сообществом людей в привычном 

и распространенном смысле 

этого слова, апостолы использовали 

два ярких и значимых 

образа. 

Они указывали, что истинным 

«основанием» и «краеугольным 

камнем», без которого 

все здание Церкви бесповоротно 

рушится, является Господь 

Иисус Христос (1 Кор 3:11; Еф 

2:20; 1 Пет 2:4-5). Протопресвитер 

Евгений Аквилонов замечал, 

что в этом — принципиальное 

отличие христианства от прочих 

религий, поскольку основатели 

последних провозглашали, 

что подчиняются Богу и только 

через Него имеют косвенную, 

опосредованную связь со 

своими последователями. Христос 

же, будучи Сам Богом, «не 

основал только христианскую 

религию и затем, вознесшись на 

небо, как бы предоставил ее самой 

себе. Нет... Господь наш Иисус 

Христос... поставил Сам Себя 

не в случайное или внешнее, но 

во внутреннее и существенное 

единение по отношению к принесенной 

Им религии». 

Чтобы подчеркнуть эту особую 

внутреннюю связь и раскрыть 

ее характер, св. ап. Павел 

называет Церковь мистическим 

Телом Христовым (1 Кор 12:13, 

27; Кол 1:24; Еф 1:22-23). 

Чтобы лучше понять этот 

образ, уместно прибегнуть к филологическому 

анализу соответствующего 

греческого слова 

«тело» — σωμα [сома]. Оно 

происходит от корня σως [сос], 

от которого образуются такие 

определения, как «здоровый, 

целый», «благополучный, спасенный», 

а также глагол, означающий 

«лечу, излечиваю», и 

существительное «целитель» 

или «спаситель». Интересно, 

что у Гомера σωμα [сома] употребляется 

в смысле бездыханного 

тела, тогда как позднейшие 

греческие писатели, наоборот, 

используют его для обозначения 

тела одушевленного, живого. 

Выражение «тело челове 


ка» служило в древнегреческом 

языке на указание конкретного 

индивида, «этого», отдельного 

человека во всей его оригинальности. 

Впрочем, в греческом 

языке термин σωμα [сома] мог 

указывать и на вещество или материю, 

из соединения которой с 

душой состоит целый человек, 

т. е. мог нести смысл «жилище 

души» или «покров души». Некоторые 

древнегреческие авторы, 

углядев в этом удачную символику 

того, как материя может 

быть организована на основе 

некоей возвышенной субстанции, 

стали использовать данное 

слово для указания на «корпоративное 

тело» — общество свободных 

людей, объединенных 

между собой посредством какого-то 

принципа. 

Св. ап. Павел прибегает к 

данному символу и отталкивается 

от уже существовавшего в его 

время емкого и конкретного понятия. 

В свете всего, сказанного 

выше, можно утверждать, что 

«ап. Павел употребляет слово 

σωμα в смысле орудия духа и, 

особенно в отношении Церкви 

как Тела Христова — в смысле 

орудия Христова Духа… да притом 

еще такого орудия, посредством 

которого верующие освобождаются 

от житейских скорбей 

и несчастий, исцеляются от 

всяких телесных и душевных недугов, 

очищаются от грехов, становятся 

причастниками Христовой 

святости; короче — опять 

живут истинной жизнью в единении 

с Богом». 

Протопресвитер Евгений 

Аквилонов, которому принадлежит 

приведенная цитата, на 

протяжении более ста страниц 

своей магистерской работы 

подробно демонстрирует, что 

образ Церкви как таинственного 

Тела Христова обнимает собой 

все другие библейские образы 

Церкви (такие, как союз Христа 

и Церкви (Еф 5:32), Дом Божий 

(1 Тим 3:15), Невеста Христова 

(Откр 19:7; 21:9; Еф 5:23), 

мать верующих (Гал 4:26), стадо 

Христово (Ин 10 гл.)). 

Этот образ, использованный 

св. ап. Павлом, по мнению современных 

богословов, вплотную 

подводит нас к двум важнейшим 

тайнам христианства — к тайне 

воплощения Сына Божия 

и к Таинству Евхаристии. 

Именно Евхаристия, 

по выражению 

прот. О. Давыденкова, 

размышляющего 

над интересующим 

нас вопросом, является 

«способом участия 

человека в жизни 

тела Церкви». Важнейшее 

Таинство причастия 

Тела и Крови 

Господа соединяет 

каждого верующего 

со Христом, а всех верующих 

во Христе — 

друг с другом. И какой 

бы горячей ни была 

личная вера человека, 

сколь бы чистой 

ни являлась его жизнь 

перед Богом, сколько 

искренних и воодушевленных 

молитв ни 

вознес бы он в своей 

комнате, какие бы обширные 

понятия в области 

вероучения он 

ни имел — всего этого 

абсолютно недостаточно, 

чтобы быть настоящим 

христианином! 

Об этом свидетельствует 

Сам основатель 

христианства: 

«Истинно, истинно говорю 

вам: если не будете 

есть Плоти Сына 

Человеческого и пить 

Крови Его, то не будете 

иметь в себе жизни» 

(Ин 6:53). 

Видимая сторона 

Церкви. Однако было 

бы неправильно думать, 

что достаточно 

собраться нескольким 

верующим, чтобы это 

собрание автоматически 

можно было назвать 

Церковью Христовой, 

в которой может 

совершаться Евхаристия. 

Внимательное 

изучение Нового Завета 

показывает, что 

Христос установил в 

Церкви иерархию, избрав 

ряд учеников и 

дав им особую духовную 

власть, послав их 

на проповедь Царства 


Заметки на полях 

Где двое или трое собраны во имя Мое, 

там Я посреди них. 

Мф 18:20 

Церковь — это явление Христа, это явление 

Святого Духа, это явление вечной 

жизни. Церковь — это место, где Бог и 

человек соединены воедино; это место, 

где Бог может встретить чуждого до сих 

пор к ему человека. Это само чудо этой 

встречи. 

Митр. Сурожский Антоний 

Бог не лицеприятен — Он любит нас не 

за ум, не за таланты, не за знатность. Но, 

мне кажется, в другом смысле слова это 

прямо противоположно истине. Искусственное 

равенство необходимо государству, 

но в Церкви мы снимаем его личину, 

открываем истинное наше неравенство, 

и оно животворит нас. 

К.С. Льюис 

Христос книги не оставил, но оставил 

живое общество, которое называется 

Церковью и которое Его лично знает. Я 

говорю: знает, а не только знало. Из столетия 

в столетие все те, кто стали верующими, 

так или иначе встретили Христа, 

могут повторять слова апостола Иоанна, 

сказанные им в одном из своих посланий: 

«Мы вам говорим о том, что наши 

глаза видели, что наши руки осязали, что 

наши уши слышали». 

Митр. Антоний Сурожский 

Христианство всегда немодно, ибо оно 

всегда здраво, а любая мода в лучшем 

случае — легкая форма безумия. Когда 

Италия помешалась на пуританстве, 

Церковь казалась слишком преданной 

искусствам. Сейчас мы связаны для вас с 

монархией, хотя при Генрихе VIII именно 

мы не признали божественных прав 

кесаря. Церковь всегда как бы отстает от 

времени, тогда как на самом деле она — 

вне времени. Она ждет, пока последняя 

мода мира увидит свой последний час, и 

хранит ключи добродетели. 

Г.К. Честертон

Божия (Лк 6:13; Мф 10:1-23; Ин 

20:21). 

Апостолы воспользовались 

этой властью на Иерусалимском 

соборе, когда избавили христиан, 

обратившихся из язычников, 

от необходимости соблюдать 

закон Моисеев, введя лишь 

ряд нравственных ограничений 

(Деян 15:23-29). Апостолы 

совершили суд над Ананией 

и Сапфирой, нарушившими новый 

христианский уклад жизни 

иерусалимской общины (Деян 

5 гл.), а св. ап. Павел распорядился 

наказать блудника в коринфской 

общине (1 Кор 5:3-5). 

Ап. Петр наставлял пресвитеров 

«пасти Божие стадо» (1 Петр 

5:1-2), о том же говорил ап. Павел 

в адрес ефесских пресвитеров 

(Деян 20:28) — символ же 

пастыря указывает на управление. 

Наконец, св. ап. Павел прямо 

призывал верующих в Евр 

13:17: «Повинуйтесь наставникам 

вашим и будьте покорны...» 

Но власть в Церкви не является 

только административной, 

она имеет особую благодатную 

сторону, которая сообщается 

через особое действие Св. Духа 

в Таинстве священства. «Не неради 

о пребывающем в тебе даровании, 

которое дано тебе по 

пророчеству с возложением рук 

священства», — обращается ап. 

Павел к Тимофею и продолжает 

в другом послании: «Напоминаю 

тебе возгревать дар Божий, 

который в тебе через мое 

рукоположение» (1 Тим 4:14; 2 

Тим 1:6). Именно поэтому для 

Православной Церкви так важен 

принцип преемства в рукоположении 

— для каждого православного 

епископа и пресвитера 

цепочка рукоположений 

восходит вплоть до апостолов 

Христовых. Являясь хранителями 

этого благодатного дара, они 

являются и законными совершителями 

Таинств, в том числе 

— Евхаристии. 

Существует ли «идеальная 

Церковь»? Получается, что 

никакое «теоретическое» или 

«идеальное» христианство, ограниченное 

рамками домашней 

молитвенной комнаты, невозможно. 

Как же быть с тем, что, 

придя на конкретный приход, 

мы встречаем столько разных 

людей — и убеждаемся, что поведение 

некоторых из них далеко 

от христианского идеала? 

Тексты Нового Завета с бесстрашной 

честностью показывают 

нам, что уже в ранних христианских 

общинах были возможны 

падения отдельных членов. 

Кроме приведенных выше 



примеров Анании и Сапфиры, 

а также коринфского 

блудника, можно вспомнить 

социальное разделение 

в коринфской общине 

во время вечерь любви: 

«Всякий поспешает прежде 

[других] есть свою пищу, 

[так что] иной бывает голоден, 

а иной упивается» 

(1 Кор 11:21). Этим рядом 

примеров не исчерпываются 

все тексты подобного 

рода. 

Апостолы прекрасно понимали, 

что христианская 

жизнь требует от каждого 

столь напряженной борьбы 

со своими внутренними 

страстями, что сравнивали 

последнюю с восхождением 

на крест: «Те, которые 

Христовы, распяли 

плоть со страстями и похотями» 

(Гал 5:24). Поэтому, 

обличая конкретные грехи 

и ожидая исправления от 

грешников, они не спешили 

объявлять сами общины, 

где это обнаружилось, 

«недействительными» или 

«неблагодатными». Они 

лишь горько сокрушались, 

что, если «страдает... один 

член, страдают с ним все 

члены» (1 Кор 12:26), и терпеливо 

ожидали исправления 

от каждого, зная о том, 

сколь велика благодать Божия, 

действующая в Таинствах 

Церкви. Этот апостольский 

пример является 

замечательным вдохновляющим 

фактором, побуждающим 

и нас терпеливо переносить 

немощи ближних 

ради достижения спасения 

и единения во Христе. 

• 

Моя душа, моя душа, 

Благослови благодареньем 

Творца и, сердце сокруша, 

Воспой Ему стихотвореньем! 

За всё, за всё, чем дышишь ты, 

За воздух твоего спасенья, 

За свет, который видит зренье, 

За свет небесной доброты, 

За жизнь — за всё, чем ты жива, 

За каждое движенье духа, 

За музыку земного слуха 

И за небесные Слова, 

За скорбь, за боль, за смерть, за крест, 

За невозможность безучастья, 

За все лишенья, все ненастья 

И за падения с «небес», 

За осязанье бытия, 

За благодатные мгновенья, 

За покаянье, за прощенье, 

За Чашу Жизни пития... 

За всё, за всё, за всё... — душа, 

Благослови благодареньем, 

Творца и, сердце сокруша, 

Воспой Ему стихотвореньем! 

* * * 

Спаси нас, Господи, для вечного, 

Для чаемого, неизвестного... 

От возношения сердечного, 

От опьянения прелестного, 

От страсти, душу опаляющей, 

От внешнего богатства тленного, 

От гордости всеоскверняющей — 

От своеволья несмиренного; 

И даруй сердцу сокрушение, 

Душе — молитвы одеяние, 

Уму — движений сердца зрение, 

И воле — пред Тобой молчание. 

Священник Михаил Легеев 

кандидат богословия, преподаватель 

Санкт-Петербургской православной 

духовной академии 

9


Борис Корчевников 

актер, телеведущий, журналист 

Просто быть 

честным 

Многие из нас знают Бориса Корчевникова по его герою — кадету Илье 

Синицыну в сериале «Кадетство». После этого сериала сыграл еще три 

роли — в фильмах «Тариф Новогодний» (реж. Е. Бедарев, роль — Пашка, 

2008) и «Черный баран» (реж. Р. Хрущ, роль — Мишка, 2009) и в сериале 

«Десантный Батя» (реж. О. Штром, роль — Рябушкин, 2008). В 2009 

году был автором и ведущим программы «Хочу верить!» на телеканале 

«СТС». 2010 год ознаменовался выходом на экраны двух документальных 

циклов с его участием — «Концлагеря. Дорога в ад» на телеканале 

«ТВ Центр» и «История российского шоу-бизнеса» на телеканале «СТС». 

Оба этих документальных сериала были награждены премией «ТЭФИ». 

В 2010 году принял участие в проекте на стыке двух своих творческих 

специальностей — актерской и журналистской: снялся в 8-серийном 

документально-историческом детском сериале «Ребята и Параграф», в 

котором в игровой форме рассказывается об истории России. В 2011 году 

был ведущим (вместе с Василием Уткиным) документального проекта 

«История российского юмора» на телеканале «СТС». C мая 2013 года ведет 

ток-шоу «Прямой эфир» на телеканале «Россия». Борис Корчевников 

— настоящий сын матери-Церкви. Об удивительной встрече, изменившей 

его жизнь, он рассказал корреспонденту нашего журнала. 


Как найти Бога? Быть честными. Искать до конца. Потому что Господь — это 

Правда. Человек, который ищет Правду, может пройти через столько путей — 

через секты, через другие учения, — но если он честно не останавливается и 

честно себя спрашивает, он находит эту Правду, рано или поздно. А люди, которые 

говорят: «Я не верю… Там ничего нет», — это не очень честная позиция. Я 

не верю не потому, что ничего нет, а потому, что я не ищу… Когда же ты приходишь 

в Церковь, вся жизнь становится чудом. Она наполняется смыслом, красотой, 

энергией… Невероятной энергией и жизнерадостностью… 


Здравствуйте, Борис Вячеславович! 

Мы искренне 

рады приветствовать Вас 

в стенах Санкт-Петербургской 

православной духовной академии, 

и, учитывая это обстоятельство, 

первый вопрос Вам 

хотелось бы задать на тему 

жизни в Церкви. Расскажите, 

пожалуйста, о Вашем пути 

к Богу, к Церкви; что помогло 

Вам сделать непростой для 

многих выбор в пользу Православия? 

Когда мне было семь лет, я 

написал стихотворение, первое 

в своей жизни: 

«Скажи мне, Церковь, 

Иисус Христос — живой? 

Ответь мне, Церковь, 

Он существует или нет?» 

И Церковь отвечает мне: 

«А ты скажи мне правду — 

ты в Бога веришь или нет?» 

И я ответил Церкви: 

«Я в Бога верю, да, 

Так расскажи ты мне тогда, 

Живой Он? Или нет?..» 

Несколько следующих строчек 

я забыл, но смысл их таков, 

что Церковь мне отвечает о том, 

что Бог живой, что Он существует 

в каждом из нас, а последние 

две строчки вышли так: 

«А существует Он во мне?» — 

«Конечно, существует», — 

ответила мне Церковь 

улыбкой на лице… 

В то время, когда я написал 

это стихотворение, я в церковь 

особенно не ходил, но моя 

крестная, покрестившая меня в 

семь лет, возможно, что-то мне 

рассказывала про церковь. Это 

была мамина подруга, сама мама 

тоже была человеком нецерковным. 

Спустя много лет, когда я 

вспомнил это стихотворение, я 

подумал, что, наверное, уже тогда, 

в детстве, какие-то отношения 

с Церковью были, какие-то 

такие личные, которые позволили 

мне в 23 года уже опытом, 

внутренним опытом понять, что 

встреча с Богом происходит в 

Церкви, что это дом Божий и 

там хочется быть, потому что 

хочется быть с Богом. Но это узнаешь 

только опытом. Вообще, 

тут нет универсального пути, у 

каждого какая-то своя дорога к 

храму и похожих путей нет… 

Был ли на Вашем пути к 

Богу духовный наставник, или 

на том этапе им являлся исключительно 

личный опыт? 

У каждого это происходит 

по-разному. Митрополит Антоний 

Сурожский рассказывает, 

что в юности он не верил в Бога. 

Ему было пятнадцать лет, когда 

он, будущий великий проповедник, 

начал читать Евангелие, 

сидя в комнате, и на третьей главе 

Евангелия от Марка он просто 

физически, всем своим существом 

ощутил, что Христос сидит 

по ту сторону стола. Он не увидел 

Его физически, глазами, но 

до конца отрывок из Священного 

Писания он дочитал уже верующим 

человеком. 

А как было у меня? Я стоял 

в очереди к мощам святой Матроны 

— одна знакомая сказала: 

«Давай съездим». — «Ну, давай 

съездим…» И вот, в этой очереди 

я внутренним опытом ощутил 

то, что случается, когда Господь 

приходит в твою жизнь. 

Невозможно найти точные слова, 

чтобы выразить это, просто 

ты вдруг ощущаешь чистоту, которая 

всего тебя осветляет и выбеляет, 

ты начинаешь видеть самый 

глубинный смысл всего, то 

есть ты вдруг понимаешь, что 

вот оно — то, ради чего и стоит 

жить. Это и есть опыт — опыт, 

наверное, вечности, опыт жизни 

после смерти, который на земле 

можно испытать. Вот таким был 

мой опыт, но найти точные слова 

для его описания очень сложно. 

Настолько явно я это просто 

ощутил. Ощутил тогда, находясь 

там, в той очереди. Что это 

на меня подействовало, что? Ничего. 

Я стоял на морозе, просто 

стоял, и что-то вдруг так освети 

11

Заметки на полях 

Как пристань, защищенная от ветров и 

волн, дает полную безопасность входящим 

в нее судам, так и дом Божий, как бы 

исторгая входящих в него из бури мирских 

дел, дает им стоять спокойно и безопасно, 

и слушать слово Божие. Это место 

есть школа добродетели, училище 

любомудрия. Приди, не только во время 

собрания, когда бывает чтение Писания, 

духовное поучение, и собор честных отцов; 

нет, и во всякое другое время приди 

только в преддверие – и тотчас отложишь 

житейские заботы. Войди в преддверие 

— и как бы духовный ветерок повеет 

на твою душу. Эта тишина внушает 

страх и учит любомудрию, возбуждает 

ум и не дает помнить о настоящем, переносит 

тебя с земли на небо. Если же так 

полезно быть здесь и без собрания, то какую 

пользу получают здесь присутствующие, 

и какую потерю несут отсутствующие 

тогда, когда пророки вопиют со всех 

сторон, когда апостолы благовествуют, 

когда Христос стоит посреди, когда Отец 

одобряет происходящее (здесь), когда 

Дух Святой сообщает свою радость? 

Святитель Иоанн Златоуст 

Личное убеждение и даже жизненное 

правило еще не делают человека христианином. 

Христианская жизнь предполагает 

и включает в себя вхождение 

в общину в качестве члена… Христиане 

объединены не только друг с другом, 

но они прежде всего едины во Христе 

и только это приобщение ко Христу 

дает возможность человеческой общине 

быть в Нем. 

Прот. Георгий Флоровский 

ло мою душу, что я сильно заплакал 

и долго не мог успокоиться. 

Этот опыт и заставил меня больше 

узнавать, что такое Церковь. 

Я понял, что там этого так много 

— того, что тебя меняет… 

То есть Ваша история схожа 

с одним из евангельских сюжетов, 

когда апостол Филипп говорит 

своему другу Нафанаилу: 

«Приди и виждь…» 

Да, совершенно верно. 

Но все же, несмотря на то, 

что это был Ваш личный, неповторимый 

опыт, 

могли бы Вы что-нибудь 

посоветовать 

людям, которые, находясь 

на пути к Богу, 

к православию, еще 

пока сомневаются в 

правильности своего 

выбора? 

Быть честными. 

Искать до конца. Потому 

что Господь — 

это Правда. Человек, 

который ищет Правду, 

может пройти через 

столько путей — 

через секты, через другие 

учения, — но если 

он честно не останавливается 

и честно себя 

спрашивает, он находит 

эту Правду, рано 

или поздно. А люди, 

которые говорят: «Я 

не верю… Там ничего 

нет», — это не очень 

честная позиция. Я не 

верю не потому, что 

ничего нет, а потому, 

что я не ищу, мне сейчас 

так комфортно. 

На самом деле, вовсе 

не комфортно, потому 

что в природе человека 

есть это желание 

поиска Бога; это в природе 

любого человека, 

и рано или поздно любого 

из нас жизнь заставляет 

искать ответы 

на все эти вопросы. 

Невозможно в себе заглушать 

этот вопрос, 

который всегда в тебе 

звучит. Поэтому если 

есть рецепт для сомневающихся, 

то это честность. 

Честно искать, 

не останавливаться… 

Насколько нам известно, в 

стенах Санкт-Петербургской 


Вы впервые… 

Да, и хочу сказать, что это 

так радостно и волнительно для 

меня. 

И каковы Ваши впечатления 

от этой первой встречи? 

Ну, они очень поверхностны, 

но есть ощущение, что ты 

находишься… Это сильное такое 

сравнение. Вы знаете, есть дерево 

русского Православия, а есть 

корни. Дерево — пышное, у него 

большая крона, а корней не так 

много. И вот они, эти два корня 

— Московская духовная академия 

и Санкт-Петербургская духовная 

академия. Я чувствую, 

что здесь я нахожусь в самом 

фундаменте, отсюда все развивается. 

Я нахожусь там, где созидается 

будущее нашей Церкви 

и, неизбежно, нашей страны. 

Какое-то очень особое чувство 

здесь, честно говоря… И, 

конечно, оно тем особенней, что 

я понимаю, сколько здесь созидалось, 

сколько великих людей 

вышло отсюда в прошлом. 

В этом году исполняется 

пять лет со дня, когда ректором 

СПбПДА был назначен 

епископ Амвросий (Ермаков). 

Мы знаем, что Вы были знакомы 

с владыкой задолго до его 

назначения ректором Академии. 

Расскажите, пожалуйста, 

о Вашем знакомстве с владыкой? 

Я начну с нашей последней 

встречи, которая была несколько 

часов назад. Владыка встретил 

меня со словами: «Пять 

лет, как Вы обещали приехать». 

И я покаялся: действительно, 

обещанного три года ждут, 

но я даже этот лимит превысил. 

Пять лет назад мы встретились 

в Лавре. (Троице-Сергиевой 

Лавре — прим. ред.) Скажу 

честно, не так часто доводится 

говорить с епископом, в 

котором столько открытости, 

любви, одновременно какой-то 

простоты и света. Он пригласил 

меня в академию, мы какоето 

время были на связи… Просто 

какая-то невероятная радость 

— Вы вот сейчас просто о 

нем заговорили, и у меня сразу 

улыбка радостная, и его улыбка 

перед глазами. Когда от человека 

исходит такой свет любви, 

заботы, служения Господу, 

а значит, неизбежно, и людям, 

тому делу, на которое он призван, 

— с таким человеком просто 

быть рядом как-то невероятно 

радостно. 

Как православный мирянин, 

знакомый с церковной 

жизнью, и как журналист, которому 

хорошо известны настроения 

в нашем обществе, 

что бы Вы могли посовето- 



вать нашим студентам — будущим 

священникам, которым 

придется нести свое служение 

в реалиях современной 

жизни? На что стоило бы обратить 

больше внимания еще в 

процессе обучения? Каковы те 

проблемы, с которыми они могут 

столкнуться, выходя в мир 

на общественное служение? 

Рядом с вами столько великих 

и мудрых людей, которые, 

наверняка, дают вам очень глубокие 

советы и направляют, что 

это, наверное, будет смешно, 

если я что-то буду советовать. 

Но мне кажется, что сегодня — 

что бы там ни говорили и где бы 

ни говорили — в нашем обществе 

огромная тоска по настоящим 

людям, по настоящей вере и по 

настоящей любви и пониманию. 

И то, чего сегодня ищет человек 

в России после всех потрясений, 

которые мы испытали и продолжаем 

испытывать, — это поддержки 

в ближнем и в первую очередь 

в духовенстве; он ищет любви 

и веры, настоящей веры — 

той, которой нам так не хватает 

сегодня после атеистических лет. 

Я вот слышал здесь такую 

шутку. Где-то у вас в академии 

говорят, что, мол, «в Московской 

духовной академии молятся, 

в Питерской учатся…» 

Да, а «в Одесской работают». 

Что-то вроде этого… (Смеются) 

Это здорово, что учатся, но 

не менее важно, чтобы в тех 

священнослужителях, которые 

отсюда выходят, мы и все 

люди, живущие сегодня в России, 

в первую очередь находили 

бы любовь и настоящую веру, 

силу веры. Потому что это то, в 

чем мы сегодня действительно 

очень нуждаемся. 

Вопрос как человеку хорошо 

образованному: какую литературу 

Вы могли бы посоветовать 

для дополнительного 

чтения с целью саморазвития? 

У вас редчайшая библиотека, 

в стране поискать такие библиотеки! 

У вас вся эта литература 

есть. Для меня в разные периоды 

времени разные книги давали 

очень многое, способствовали 

моему развитию, но всегда я 

начинал, продолжаю и, наверное, 

закончу свою жизнь Евангелием. 

Это есть начало и конец, 

все самое мудрое заключено 

в простых словах этой Книги. 

Главное — не расставаться с 

ней. И, конечно, мне в свое время 

много дал и дает сегодня современным 

людям митрополит 

Антоний Сурожский. Для меня 

все, что им сказано, как некая 

путеводная звезда. Ну еще, может 

быть, профессора Виктора 

Тростникова я бы посоветовал 

читать. Это такие труды по 

историософии, как «Бог в русской 

истории». Там замечательное 

и очень доступное осмысление 

всей нашей русской 

истории, понимание, что Россия 

неправославной быть не может. 

Именно через это он видит 

всю ее судьбу. Мне кажется, это 

очень важно сегодня. Ну и, конечно, 

ваш земляк, ныне покойный 

митрополит Иоанн (Снычев). 

Я считаю, что его труды по 

истории России — большое сокровище 

именно для того, чтобы 

правильно понимать, почему 

все так происходило, как происходило, 

а не наоборот. 

Борис Вячеславович, для 

многих православных Вы известны 

как автор проекта «Не 

верю», вызвавшего оживленный 

интерес у многих людей. 

В том числе этот интерес был 

очень заметен и в нашей Академии. 

Хотелось бы задать вопрос 

об этом проекте. Что подвигло 

Вас к его созданию? 

Не знаю, мне кажется, это 

было очевидно для нас с Вами, 

для всех людей, кто даже редко 

заходит в церковь, что то, что он 

видит в Церкви, и то, что о Церкви 

вдруг так массово на какойто 

определенной волне стали говорить, 

просто два каких-то совершенно 

разных, не совпадающих 

мира. Просто хотелось разобраться, 

откуда такое несовпадение, 

спровоцировано ли 

кем-то вбрасывание в нас этого 

определенного настроения 

или это что-то иное. Хотелось 

в этом разобраться, ответить на 

какие-то вопросы. Мы просто 

не поверили тому, что говорили 

о Церкви, потому что видели, 

видим и знаем другую Церковь 

— Церковь, которая состоит из 

нас, из всех людей, но тем не менее 

это Церковь, где столько добра, 

жертвенного служения. Не 

знаю, но я такую Церковь вижу, 

люблю, и поэтому я в ней. 

И при случае необходимо 

встать на ее защиту… 

На защиту Церкви? Не знаю. 

Это в какой-то степени самозащита, 

хотя мне кажется, что 

Церковь нас защищает в большей 

степени, чем мы ее. Кажется, 

Иоанн Златоуст говорил: 

будь в Церкви, и никуда ты из 

этого корабля не денешься, все 

тебя минует, главное — быть 

в нем. Я же просто слышал неправду 

и чувствовал внутри потребность 

дознаться до правды. 

И мы попытались. 

И, наконец, последний вопрос. 


о самом ярком моменте из 

Вашей церковной жизни. Что 

Вас тогда особенно впечатлило, 

что запомнилось? Может 

быть, эти воспоминания связаны 

с каким-то конкретным 

лицом? 

У Эмира Кустурицы есть 

фильм, который называется 

«Жизнь как чудо». Он снял его, 

когда стал православным человеком, 

крестился. Это произошло 

сравнительно недавно, несколько 

лет назад. Вся жизнь, 

когда ты приходишь в Церковь, 

становится чудом. Она наполняется 

смыслом, красотой, энергией… 

Невероятной энергией, 

жизнерадостностью... С тех пор 

как я в Церкви, для меня вся 

жизнь — это яркий, очень яркий 

и очень интересный момент. 

Просто намного интересней стало 

жить… 

Спасибо Вам, Борис Вячеславович, 

что после столь напряженной 

и длительной работы 

Вы нашли время для нашей 

беседы, мы искренне Вам благодарны! 

Большое спасибо! 

• 

Беседовал Николай 

Аринушкин (2013 г.) 

13


Антоний Ковалевич 

магистрант Санкт-Петербургской православной духовной академии 

Церковная 

молитва в 

осмыслении 

митрополита 

Антония 

Сурожского 

Первые христиане жили в мире, который 

активно ненавидел Христа и Его 

учеников. При этом они, фактически 

обреченные обществом на страдания, собирались 

вместе и знали, что любой человек в 

этой комнате, в этой катакомбе, в этом потаенном 

месте является братом или сестрой 

во Христе. И несмотря на опасность тюремного 

заключения, преследования, пыток и 

даже смерти, они выбрали Христа. Единение, 

царившее между ними, они осознавали 

не теоретически, но практически. Это чувство 

общности, по слову митрополита Сурожского 

Антония (Блума), усиливалось еще 

и тем, что в целом у первых христиан «не 

было ничего общего, кроме Христа». Стоявших 

рядом друг с другом рабов и господ, нищих 

и богатых, людей разного возраста, разных 

рас объединяло единственное, а вернее, 

Единственный — Христос. И это связывало 

их в единую общину теснее, чем какие бы то 

ни было общественные и даже родственные 

связи. Ранняя христианская община сознавала 

себя единым телом, так что общинная 



молитва была молитвой одного 

тела. В результате это собрание 

общины и было первым шагом 

к богослужению, постепенно 

ставшему основным выражением 

общинности. 

Митрополит Антоний в своих 

беседах призывает к правильному 

пониманию молитвенного 

собрания верующих, что, по его 

словам, «не всегда легко дается 

современной христианской общине». 

Верующие во Христа собраны 

купно «как собственный 

Христов народ» и молятся вместе 

как единое тело. Христианская 

молитва, по мысли владыки, 

должна быть подобна молитве 

Самого Христа, которую 

Он бы мог привнести, если бы 

Сам непосредственно присутствовал 

в собрании христиан. 

Ведь «где двое или трое собраны 

во имя» Его, там Сам Он пребудет 

между ними (Мф 18:20). 

По выражению замечательного 

русского мыслителя 

Ю.Ф. Самарина, Церковь является 

«живым организмом истины 

и любви», а точнее — она 

есть «истина и любовь как организм». 

Собравшаяся община, 

таким образом, предстает общиной 

верующих, видящих друг в 

друге «живую икону Христа» и 

относящихся к последней благоговейно, 

трепетно и молитвенно. 

Так общая молитва представляет 

собой молитву Тела 

Христова, которое есть присутствие 

Христово среди людей, 

носящих в себе «печать Самого 

Спасителя Христа». 

Едиными устами верующие 

во Христа возносят Его молитву 

в мире, ставшем «трагичным», 

находящемся «в процессе спасения 

или гибели». И их молитва 

будет непременно услышана, ибо 

она свидетельствует, «что Бог 

победил разъединение, отделенность, 

отчуждение», и поскольку 

она уже является частицей Царства 

Небесного на земле. 

Чтобы влиться в богослужение, 

молящийся, по видению 

митрополита Антония, должен 

обладать цельностью сердца и 

радостью. Именно потому общественное 

богослужение часто 

бесплодно, что «в него не вложено 

все сердце, и в нем очень 

мало радости и очень много чувства 

долга». Владыка призывает 

помнить, что христианам заповедана 

радость. Слова Господа 

«радуйтесь и веселитесь» 

(Мф 5:12) завершают заповеди 

блаженства, в которых Христос 

говорит о гонениях, испытаниях 

и о жизненных трудностях. Таким 

образом, что бы с христианином 

в жизни ни случилось, он 

призван радоваться, радоваться 

тому, что он является чадом 

Божиим, усыновленным Отцу 

Христом, Его Жертвой. Верующие 

во Христа призваны радоваться 

и перерастать себя, быть 

«выше себя самих» и не сводить 

«жизнь к масштабу собственного 

восприятия». 

Современные христиане зачастую 

идут в храм в надежде 

и стремлении «напитаться». И 

желая лишь получать, но не давать, 

верующие не осознают, что 

их присутствие в общине уже является 

даром окружающим их 

людям. Но помимо этого, указывает 

Сурожский святитель, 

христиане должны привносить 

в церковную общину молитвенный 

дух и открытость. 

Первое свойство должно стяжаться 

верующими в течение, к 

примеру, всей недели перед участием 

в воскресном богослужении, 

но и более того — в течение 

всей жизни. Человек не может 

прийти в храм, надеясь, что ктолибо 

обеспечит его молитвой. 

Христианин, говорит митрополит 

Антоний, должен быть подобен 

хорошо возделанной, вспаханной 

почве, «которая может 

принять семя в свою глубину и 

принести плод» (ср. Мф 13:3-8). 

Если же сердце человека будет 

пусто, то таковым он будет и во 

время богослужения. 

Современный человек весьма 

часто не способен воспринять 

то, что ему предлагается, 

так как он, в свою очередь, ожидает 

совершенно другого, желаемого 

только им. Так и в Церковь 

можно прийти, ожидая 

того или другого, и при этом не 

получить ожидаемого, так как 

Бог решит дать человеку нечто 

более для него полезное. В этом 

смысле и необходима христианину 

открытость, гибкость и, 

своего рода, прозрачность, которая 

поможет в простоте сердца 

принять все, что бы Господь 

ни послал, и при этом быть всегда 

Ему благодарным. 

• 

15

Академия 


Аркадий Северюхин 

преподаватель Санкт-Петербургской православной духовной академии 

Свобода совести 

и проблема новых 

религиозных 

движений 

С 

одной стороны, во многих областях человечество 

достигло великих достижений, 

однако, с другой — буквально на 

наших глазах успехи превращаются в бедствия. 

Духовная безопасность человека — это, 

собственно, начало его спасения, а вместе с 

ним и преображения мира. Для христианина 

существуют две абсолютные ценности — это 

Бог и бессмертная человеческая душа, и именно 

за бессмертные души сегодня идет настоящая 

битва. Сегодня наш соотечественник часто 

оказывается перед сложным выбором. В 

современный, постсоветский период распространения 

неоязычества и нашествия всевозможных 

миссионеров опасность быть вовлеченным 

в какую-либо секту слишком велика. 

По словам психиатра проф. Федора Кондратьева, 

«проблема тоталитарных неокультов 

(сект) возникла в связи с коллизией между 

положением “Всеобщей Декларации Прав 

Человека” о свободе совести и многочисленными 

протестами пострадавших против деятельности 

этих сект. Понятно, что причинами 

обращения за помощью к психотерапевтам 

и психиатрам является не сам факт принятия 

новой веры (любой человек вправе верить 

во что угодно), а те психические изменения 

и расстройства, которые возникают у 

адептов как результат участия в деятельности 

тоталитарных культовых новообразований». 

Поэтому, когда сегодня нам приходится 

сталкиваться с многочисленными новыми 

религиозными движениями, следует в первую 

очередь смотреть на вероучение — именно 

в нем содержится ключ к пониманию мировоззрения 

сектанта. 

В православных духовных учебных заведениях 

в числе обязательных богословских 

предметов наряду с такими важными дисциплинами, 

как Священное Писание Ветхого и 

Нового Заветов, догматическое богословие, 

основное богословие, изучается не менее 

важный, а в настоящее время еще и очень актуальный 

предмет — сектоведение. Сектоведение 

изучает краткую историю, вероучение, 

культ и практику сект, то есть религиозных 

движений, отпадших от православной Церкви 

или исповедующих идеи, осужденные и 



несогласные с ее догматическим 

сознанием. 

В Пространном Катехизисе 

Православной Восточной Кафолической 

Церкви, составленном 

свят. Филаретом Дроздовым, 

мы найдем подробное раскрытие 

понятий «ересь» и «раскол»; 

о секте же упоминается следующее: 

«“Секта” — слово латинское 

и в переводе на русский 

язык значит: правило, метод — в 

особенности философский, учение, 

школа, секта». 

Сам термин происходит от 

латинского secare, что означает 

«отсекать, отделять». Известно, 

что древние римские писатели 

этим словом обозначали философскую 

партию или школу, 

державшуюся отличного (особого) 

от доминировавшего в то 

время учения или метода. Наряду 

с этим сектой могла называться 

и обыкновенная политическая 

партия. В таком смысле 

приверженцы Антония называются 

у Цицерона сектантами, а 

Тацит говорит о секте стоиков 

и секте циников. Впоследствии 

слово «секта» стали применять 

и к религиозным общинам, которые 

отличались в своих учениях 

от общепринятых верований. 

Именно в таком смысле 

Плиний Младший говорит 

о «секте христиан», появившейся 

в его время среди иудеев; в таком 

же смысле употребляется 

это слово и в латинской Библии 

(Деян. 24, 5-14). Средневековые 

католические богословы стали 

употреблять это слово, как термин, 

для обозначения обществ, 

отделившихся от союза с Римо- 

Католической Церковью и исказивших 

ее вероучение. Следовательно, 

мы не ошибемся, если 

сделаем вывод, что термин «секта» 

относится к западной терминологии. 

В начале XIX века существовало 

два мнения о том, как появилась 

в России подобная западная 

терминология. Согласно 

первому, слово secta было 

занесено к нам из Германии — 

так полагает священник Н. Фетисов. 

По другому предположению, 

сделанному проф. Т. Буткевичем, 

оно было заимствовано 

южно-русскими богословами 

с католического Запада. 

С начала XX века стали 

предприниматься попытки 

обобщить накопленный 

опыт в противостоянии 

сектам, определить их 

природу, сопоставить их с 

ранее бывшими в истории 

Церкви еретическими движениями 

и со святоотеческим 

подходом к ним. Количество 

предложенных в 

литературе по этой проблеме 

определений сектантства 

было довольно внушительным, 

что свидетельствует 

о масштабах этой работы 

и ее насущности. 

Одним из первых, кто 

сформулировал определение 

секты, был известный 

миссионер епископ Саратовский 

Алексий (в 1902 

году). Под сектой он подразумевал 

«общество, которое 

отделилось от господствующей 

Церкви потому, 

что оно (это общество) 

не нашло осуществленными 

в ней идеалы своего 

спасения и святости». Введение 

в определение выражения 

«господствующая 

Церковь» показывает на 

терминологическую связь 

с протестантским церковно-государственным 

правом, 

хотя в данном случае 

по значению эти определения 

различаются. Если же 

под «господствующей Церковью» 

понимать народную 

Церковь, то можно говорить 

и о частичной семантической 

зависимости 

этого определения от протестантского 

богословия. 

По мнению другого богослова, 

К. Плотникова, 

приведенному в учебнике 

для духовных семинарий, 

изданном в 1910 году, 

секта — это «отделившееся 

от единства Православной 

Русской Церкви, ее 

учения и обрядов религиозное 

общество, которое 

имеет свое особое учение, 

богослужение и устройство, 

совершенно отличное 

от православного, и живет 

отдельною, самостоятельною 

жизнью, стараясь осуществить 

в своей замкну 

17

Церковь 

саентологии 

той среде свои религиозные идеалы». 

Характерно, что все определения 

новых сект в русской богословской 

литературе начала 

XX века стремились соединить в 

себе следующие характеристики 

религиозного движения: 

1) указать на отличие их вероучения 

от церковного; 

2) показать особое духовнонравственное 

состояние ее членов, 

отличное от сложившегося 

в «народной», то есть Православной 

Церкви; 

3) выявить источник их происхождения. 

В последнее время наряду с 

употреблением термина «секта» 

все чаще встречается употребление 

термина «культ» или «новые 

религиозные движения». Под 

влиянием западной науки и российские 

религиоведы предпочитают 

именовать секты новыми 

религиозными движениями, новыми 

религиями, нетрадиционными 

религиями, молодежными 

религиями или харизматическими 

культами. По их мнению, достоинство 

данного термина заключается 

в мировоззренческой 

нейтральности, в отказе от жестких 

негативных оценок, имплицитно 

заложенных в таких понятиях, 

как «тоталитарные секты», 

«деструктивные культы», «псевдорелигии», 

«ложные религии» 

и др. Другие российские религиоведы 

пользуются понятием новые 

религиозные движения поскольку, 

как они полагают, этот 

термин не содержит в себе оценочного 

значения и позволяет 

сохранять научную объективность, 

он охватывает секты, возникшие 

начиная с XIX века. Но, 

следует отметить, что объективность 

исследования зависит, в 

первую очередь, от добросовестности 

ученого, а не конфессионального 

или научного подхода. 

Современные социологи религии 

и религиоведы, рассматривая 

те или иные религиозные сообщества, 

упускают самый важный 

критерий — собственно вероучение. 

Но ведь из того, каким 

мыслит себе человек Бога, и проистекает 

вся человеческая аксиология. 

Именно незнание Бога 

и Его воли, или осознанное Его 

отрицание или искажение богооткровенного 

учения ведет как 

к внутренней деструкции (духовная 

смерть), так и к внешней 

(разрушение социальных и 

этических норм, института семьи 

и т.д.). Преп. Иоанн Дамаскин 

в свое время к еретикам относил 

не только тех, кто некогда 

принадлежал к Церкви, а затем, 

исказив вероучение, отпал 

от нее, но и тех, кто к ней никогда 

не принадлежал, например, 

язычников и магометан. 

Русская Церковь, унаследовав 

от Византии всю полноту 

православного богословия, восприняла 

и весь святоотеческий 

понятийно-терминологический 

аппарат. Согласно святоотеческому 

взгляду, ересь или сектантство 

являются выражением 

сознательного выбора лжеучения. 

Даже если человек был введен 

в заблуждение сектантами 

по неведению, то отстаивание 

ереси есть не столько результат 

обмана или отсутствия должного 

религиозного образования 

или слабости воли, сколько 

«упорства воли», сознательного 

противления Истине и хулы на 

Духа Святого. Именно так объясняет 

это явление святитель 

Кавказский Игнатий Брянчанинов. 

Более древние церковные 

писатели указывают на «упорство, 

на эту непоколебимую защиту 

лжи, как главную отличительную 

особенность ереси». Из 

этого состояния возможен только 

один выход: осознание человеком 

своего заблуждения и покаяние 

в нем. Все иные средства 

могут в лучшем случае лишь 

внешне отделить человека от 

секты, но не изменить его внутреннего 

состояния. 

В чем же святые отцы видели 

опасность, исходящую от 

ересей, и с каких позиций они 

вели полемику с ними? Как свидетельствует 

история богословских 

споров, основной камень 

преткновения лежит в понимания 

сущности Домостроительства, 

т.е. спасения, и того, каким 

образом каждый конкретный 

человек усваивает спасение. Конечная 

цель Домостроительства 

— единение с Богом по благодати. 

Именно с точки зрения обожения 

христианские писатели 

ведут полемику против учений, 

отклоняющихся от этого требования. 

Вне этой сотериологической 

направленности догматическая 

борьба с ними останется 

непонятной. 

Сущность искупления совершенного 

Христом выражена св. 

И. Дамаскиным: «Через Свое рождение 

или воплощение, а также 

через крещение, страдание и 

воскресение Он освободил (человеческую) 

природу от прародительского 

греха, от смерти и 

тления, сделался начатком воскресения, 

представил Себя пу 



тем, образом и примером, чтобы 

и мы, шествуя по Его следам, 

сделались по усыновлению тем, 

что Он есть по природе: сынами 

и наследниками Божьими и сонаследниками 

Его... Нераздельно 

соединив в Своем Лице воспринятое 

человечество с Божеством, 

Христос Спаситель положил 

основание теснейшему единению 

между Богом и человечеством 

уже в силу этого самого 

факта... Через такое соединение 

человеческая природа освятилась, 

сделалась близкою, собственною 

для Бога. Отсюда между 

Богом и человеческими личностями... 

сделалась возможною 

такая же тесная связь личного 

общения, какая была между Богом 

Отцом и Иисусом Христом. 

Приняв в соединение с Божественною 

природою человеческое 

естество, Сын Божий тем самым 

удаленную от Бога природу человеческую 

привел не только в 

теснейшее общение, но и в единство 

с Богом: приняв человеческую 

природу в общение с Божеством, 

Христос не только восстановил 

человеческий род, но 

и «обожил» эту природу. Таким 

образом, в Лице Христа Спасителя 

фактически осуществилось 

воссоединение Божества и человечества, 

совершилось на самом 

деле, в живой действительности, 

новое творение природы человеческой». 

Только игнорируя факт поврежденности 

грехом человеческого 

естества, можно заявлять 

о якобы позитивной составляющей 

в появлении новых сект, 

идеи которых видятся религией 

нового общества с измененным 

религиозным сознанием. 

При таком подходе говорить о 

делении религий на секты и ортодоксию, 

действительно, неуместно. 

Очевидно, что с христианской 

точки зрения эта теория 

неприемлема. Христианство утверждает, 

что является религий 

Откровения, а не плодом человеческой 

деятельности. По причине 

его надмирности, оно вне 

времени и тех изменений, которые 

происходят в мире, в том 

числе и «эволюции» светских 

ценностей, ибо «Иисус Христос 

вчера и сегодня и во веки Тот 

же» (Евр. 13,8). 

Признавая за сектами право 

называться религией, некоторые 

религиоведы вместе с тем 

обвиняют традиционные религии 

в том, что они называют отпавших 

от них по религиозным 

убеждениям сектами, ересями, 

лжепророками и антихристами 

и стремятся убедить, что это «не 

подлинные религии», или «вовсе 

не религии», или «искусственно 

сфабрикованные культы», 

чем разжигают конфессиональные 

споры и конфликты. 

Однако и секты употребляют по 

отношению к ним аналогичные 

термины. Так, старообрядцы видят 

в Московском Патриархате 

«никонианскую ересь», приверженцы 

катакомбной Церкви видят 

в нем «сергианскую ересь», а 

Собрание общины 

адвентистов седьмого дня 

богородичники кроме этого еще 

обновленческую ересь и сектантство; 

иеговисты же называют 

все мировые религии «ложными 

религиями», адвентисты 

именуют римских пап антихристами, 

рериховцы заявляют, что 

быть церковным христианином 

— значит «записаться в узкие 

сектанты», а современное христианство 

— это вообще ложная 

вера и суеверие и т.п. 

Но в этом споре между старыми 

и новыми религиями 

большая часть российских религиоведов 

почему-то немотивированно 

занимает сторону сект. 

В завершение хочется еще 

раз напомнить, что именно Православие 

является культурообразующим 

и смыслообразующим 

элементом жизни русского 

народа. Православие сыграло 

исключительную роль в жизнеустройстве 

нашего государства и 

общества, семьи и человека, нашей 

духовности и нравственности, 

нашей культуры и воспитания. 

Это обстоятельство может 

кому-то не нравиться, но не считаться 

с ним нельзя. Современный 

русский человек, даже если 

он исповедует принципиальный 

атеизм или абсолютно равнодушен 

к религии, со всеми своими 

достижениями или недостатками 

остается номинально православным 

человеком по своему 

менталитету. Не учитывать это 

в процессе воспитания и обучения 

(равно как и в процессе 

государственного, культурного, 

экономического строительства) 

нельзя. Любое начинание, предпринятое 

без учета этого обстоятельства, 

обречено на неудачу. 

• 

19

Тет-а-тет 

Димитрис Димитриу 

генеральный консул Республики Кипр в Санкт-Петербурге 

В Санкт-Петербург 

я приехал по 

собственному 

желанию 



В Неделю Торжества Православия господин Димитрис Димитриу, в декабре 

прошлого года вступивший в должность генерального консула Республики 

Кипр в Санкт-Петербурге, по приглашению архиепископа Петергофского Амвросия, 

ректора Санкт-Петербургской православной духовной академии, молился 

за Божественной литургией в академическом храме. После дружеской 

беседы с владыкой ректором и экскурсии по Духовной академии господин консул 

пообщался с корреспондентом пресс-службы СПбПДА, поделившись первыми 

впечатлениями от пребывания в Северной столице России. 

Здравствуйте господин 

консул, мы очень рады 

приветствовать Вас в стенах 

Санкт-Петербургской православной 

духовной академии! 

Мы знаем, что Вы приехали 

в Россию не так давно. 

Успели привыкнуть к новой 

действительности? 

В первую очередь, я благодарю 

архиепископа Амвросия 

за приглашение и за возможность 

прибыть сюда в столь 

значимый для Православия 

день, а также преподавателей и 

студентов Духовной академии. 

Спасибо за гостеприимство и за 

экскурсию по вашему учебному 

заведению. Что касается Санкт- 

Петербурга, то Вы, я думаю, понимаете, 

что я начал привыкать 

довольно-таки рано. Это очень 

гостеприимный город и особенно 

гостеприимный к тем, кто 

приезжает с Кипра. Это видно 

ежедневно, даже просто на улице 

и в отношении с людьми, с 

которыми мне удается общаться. 

В этом смысле проблемы, 

чтобы к чему-то привыкнуть, 

вообще не возникает, я чувствую 

себя здесь как дома. 

Сами русские говорят, что 

в Санкт-Петербурге ужасный 

климат… Заметно ли ощущается 

суровость Северной столицы 

после субтропиков? 

Хочу отметить: я слышу от 

других, что эта зима была очень 

мягкой. (Улыбается.) Вообще 

я считаю, что погода — это то, 

к чему можно легко приспособиться. 

Поскольку в нашей работе 

приходится много путешествовать 

и менять места проживания, 

то самое важное здесь — 

это быть вместе с семьей и чувствовать 

равновесие, где бы ты 

ни находился. 


немного о себе, о своей жизни. 

Как получилось так, что местом 

Вашей дипломатической 

службы стала именно Россия, 

Петербург? 

Я родился в столице Кипра 

— в городе Никосия (греч. 

Λευκωσία — Лефкосия). Моя 

мама из Лимассола, а отец из 

Ларнаки. Учился в Афинах, изучал 

политические науки. Магистерскую 

степень получил в 

Лондоне. Один год я изучал турецкий 

язык в Константинополе. 

Потом вернулся в Афины и 

учился там еще полтора года, а 

после этого в 2006 году сдал экзамен, 

чтобы поступить на дипломатическую 

службу. И хотя у 

меня не было особенно сильного 

и отчетливого желания учиться 

там, но я подумал, что со временем 

это может мне понравиться, 

и теперь считаю, что с выбором 

я не ошибся. Консульство в 

Санкт-Петербурге — первое мое 

заграничное назначение. Я специально 

попросил о том, чтобы 

приехать в Санкт-Петербург. Так 

обычно и происходит. Когда открывается 

вакансия где-нибудь 

за рубежом, то отправляются заявки, 

и уже министерство решает, 

кого куда отправить. Лично 

для меня это было простым решением, 

не знаю, насколько это 

было также легко для министерства. 

Для того, кто начинает дипломатическую 

карьеру, Санкт- 

Петербург дает очень многое. 

Как я уже говорил, семья — это 

очень важно. Я думаю, что и для 

моей семьи здесь очень хорошая 

среда и хорошая атмосфера. 

Связь между Кипром и Россией, 

Санкт-Петербургом в частности, 

очень тесная. Эти связи складывались 

традиционно, наши отношения 

уходят в глубь веков, как 

21

на культурном уровне, так и на 

религиозном и политическом. 

Поэтому для человека с Кипра 

консульство в Северной столице 

России — это очень важный 

пост. 

До Вашего назначения Вы 

были непосредственно знакомы 

с Санкт-Петербургом? 

Нет, раньше я никогда не был 

в Санкт-Петербурге, но у меня 

сложилось очень благоприятное 

впечатление о городе по рассказам 

моих коллег, которые здесь 

уже были; по рассказам родственников 

моей супруги — мой 

зять, священник, учился здесь, 

в Духовной академии. Я много 

читал о Санкт-Петербурге — это 

город, который известен по всему 

миру, а сейчас, когда я сюда 

приехал, каждый день я его познаю 

и узнаю что-то новое. 

И что особенно впечатлило? 

В первую очередь, меня приятно 

удивляет реакция людей, 

когда я говорю, что я с Кипра, 

их любовь и радушие по отношению 

ко мне. Второе, что хотелось 

бы отметить, — это любовь 

жителей к искусству и культуре, 

любовь, которую сложно себе 

представить человеку, не побывавшему 

здесь. Третье — это 

исторические места, которые 

встречаются на каждом шагу, 

когда ты идешь по городу, и напоминают 

как о славной политической 

и культурной истории 

города, так и об истории Русского 

Православия здесь. 

Наша первая встреча произошла 

на Смоленском кладбище 

Санкт-Петербурга после 

Литургии в день памяти Ксении 

Блаженной. Как Вам русское 

богослужение? Насколько 

сильно отличается литургическая 

традиция у Вас на Родине? 

Каковы впечатления от посещения 

академического храма? 

Некоторые вещи для меня 

удивительны. Например, существование 

смешанного и женского 

хора. Для Греции это 

крайне нехарактерно, женский 

хор поет только на службе в Великую 

Пятницу, когда происходит 

вынос Плащаницы. Но в 

целом я чувствую себя вполне 

комфортно и на таких службах, 

я к этому тоже привык, посещая 

православные богослужения и в 

других странах, помимо России. 

Несмотря на то, что я не очень 

хорошо знаю русский язык и понимаю 

лишь немногие слова, 

например «многая лета», я понимаю 

ход службы достаточно 

хорошо. Что касается Литургии 

в академическом храме, то меня 

очень приятно удивило и порадовало 

участие в таком большом 

праздничном богослужении самих 

студентов Духовной академии. 

Мне кажется, что это очень 

важно, когда непосредственно 

участвуют не только вышестоящие 

архиепископы и священство, 

но когда участвуют и студенты. 

Это важно и для них, и для 

тех, кто приходит. Очень приятно 

видеть эту связь, это литургическое 

единство. 

Господин консул, расскажите, 

пожалуйста, немного о 

Кипре и киприотах. У Вашего 

народа очень непростая история. 

На Ваш взгляд, какая черта 

национального характера 

помогла киприотам не только 

пронести сквозь все испытания 

православную веру, но и 

отстоять государство? 

Действительно, Кипр прошел 

через многие сложности, и 

очень многие хотели владеть им 

и до сих пор хотят. И если бы 

я выбирал одну черту, которая 

помогла киприотам справиться 

со всеми сложностями, то, наверное, 

это терпение. Но терпение 

с оттенком надежды, ожидания. 

При этом, не отрываясь от 

реальности, ты терпишь, ждешь 



и надеешься, что все придет к 

лучшему. 

Торжество Православия 

— особый день для Греческой 

Церкви. Как его встречают у 

Вас на Родине? 

Это, действительно, очень 

большой праздник на Кипре. На 

службе присутствует очень много 

народа, архиепископы, священство, 

руководители государства. 

Вокруг церквей проходят 

большие крестные ходы. 

Множество людей приходит на 

этот праздник, но не из-за того, 

что в этот день происходит чтото 

особое, а просто из-за смысла 

этого праздника, из-за важности 

того события, о котором 

помнят, несмотря на то, что оно 

произошло много веков назад. 

Многие люди выезжают из городов 

и едут в горы, в многочисленные 

монастыри, и таким 

образом участвуют в этом общенародном 

торжестве. 

Как в целом Вы оцениваете 

современные отношения 

между Россией и Кипром? Какие 

существуют перспективы 

их развития, помимо области 

тур индустрии? 

В первую очередь хочу заметить, 

что на Кипре проживает 

около сорока тысяч русских, 

и это говорит о многом. Здесь 

связи, конечно, не только туристические, 

но и политические, 

культурные, религиозные, экономические, 

на разных уровнях. 

И с обеих сторон существует 

желание развития этих связей. 

Собственно, для этого я здесь. 

А для того, чтобы понять, насколько 

близки эти отношения 

между нашими странами, можно 

привести пример, что многие 

русские приезжают на Кипр заключать 

брак и проводить свадебные 

торжества, таких случаев 

около тысячи за один год. 

Какие достопримечательности, 

места Вы бы посоветовали 

посетить на Кипре в первую 

очередь? 

Я думаю, что почти в каждом 

уголке Кипра можно найти 

то, что имеет смысл посетить. 

Если говорить об археологических 

местах, то это Пафос, также 

Курион. Но тем, кто приезжает 

из России с паломнической 

целью, следует обратить внимание 

на девять церквей византийского 

времени, которые включены 

в список культурного наследия 

ЮНЕСКО, а также значимые 

монастыри. Монастырь Богородицы 

Киккской — он известен 

своей иконой Богоматери 

Киккской (Милующая), на которой 

Пречистая Дева держит 

Богомладенца слева, а не справа, 

как обычно. Монастырь Ставровуни, 

где хранится часть Креста, 

привезенная святой Еленой; 

церковь святого Лазаря, где хранятся 

его мощи. 

Я должен сказать, что большое 

количество церквей осталось 

на оккупированной территории, 

и мы тратим много сил, 

доказывая, что они требуют к 

себе уважения и внимания. К 

сожалению, помимо того, что 

они находятся в плохом состоянии, 

не существует уважения к 

их значимости с точки зрения 

религиозной, нет уважения и к 

другим памятникам культуры. 

Господин Димитрис, дипломатическая 

служба — это ведь 

так непросто. Что вдохновляет 

Вас на работу вдали от Отечества 

и Вашего народа? 

Несмотря на то, что ты находишься 

вдали от своей Родины, 

ты трудишься для Родины, и ты 

чувствуешь, что делаешь свой 

собственный вклад в ее историю, 

ее благополучие. Это и есть 

источник вдохновения. 

Спасибо большое за беседу! 

Мы искренне желаем православному 

братскому народу 

Кипра, Вам и Вашей семье счастья, 

мира и процветания, а 

Вам лично — больших успехов 

на дипломатической службе! 

Я благодарю Вас и желаю 

всем вам успехов в вашей работе 

и учебе! 

• 

23


Ямамура Ёсихиро 

генеральный консул Японии в Санкт-Петербурге 

За последние 

тридцать лет 

русские не 

изменились 

Дружественные отношения, сложившиеся за последние четыре 

года между Санкт-Петербургской православной духовной академией 

и консульством Страны восходящего солнца, продолжились 

12 марта 2014 года визитом в духовную школу генерального консула 

Японии в Северной столице России Ямамура Ёсихиро, в декабре 

2012 года сменившего на этом посту господина И. Кавабата. Ректор 

Духовной академии архиепископ Петергофский Амвросий познакомил 

господина Ямамура Ёсихиро с историей СПбПДА, провел 

экскурсию по храму, учебному корпусу, библиотеке, музею. После 

встречи и беседы с архиепископом Амвросием господин Ёсихиро 

дал интервью корреспонденту пресс-службы Академии. 



Здравствуйте, господин 

консул, мы рады приветствовать 

Вас в стенах 

Санкт-петербургской духовной 

академии. Приятно отметить, 

что наша Академия 

имеет особую связь с Японией 

и японским народом в лице 

святителя Николая Японского, 

некогда учившегося здесь 

и из этих стен отправившегося 

на апостольское служение 

в Страну восходящего солнца. 

Господин консул, мы знаем, 

что Вы уже долгое время работаете 

в России, Ваша дипломатическая 

служба в нашей 

стране начиналась еще в советские 

годы. На Ваш взгляд, 

изменилось ли что-то в характере 

русского человека? Сказалось 

ли это на отношениях 

наших стран? 

Я начал изучать русский язык 

в Токио в 1972 году. После окончания 

университета я поступил в 

Министерство иностранных дел, 

где работаю уже 36 лет. И хотя 

не все эти годы моя работа была 

связана с Россией или Советским 

Союзом, я имел отношение к вашей 

стране почти 30 лет. Конечно, 

за это время произо шло много 

событий, как очень хороших 

для наших стран, так и негативных. 

Тем не менее, я думаю, что 

сейчас наши отношения находятся 

в очень благоприятном, 

хорошем состоянии — и в экономической 

области, и в других деловых 

сферах. Я очень этому рад. 

Что же касается моего личного 

впечатления о России, о русских 

людях, то могу отметить, что за 

эти годы оно не изменились коренным 

образом. Часто говорят, 

что люди в России изменились, 

что при Советском Союзе 

люди были добрые и очень тепло 

относились друг к другу, а 

сейчас стали бездушными и корыстными. 

Да, люди действительно 

иногда быстро меняются, 

но в отношении русских этого 

не скажешь. В выходные я обычно 

езжу на метро и часто вижу, 

как молодые люди уступают место 

престарелым, что, к сожалению, 

у нас в Японии большая 

редкость. Поэтому я думаю, что 

в корне русские люди не изменились. 

В Санкт-Петербург я приехал 

в позапрошлом году, в декабре. 

До этого я был в Японии, а до 

Японии — в Киеве и Стокгольме, 

поэтому меня долго не было в 

России, но я чувствую, что в корне 

русские остались русскими. 

Как Вы думаете, какие 

сходства и различия существуют 

в национальных характерах 

русских и японцев? 

Конечно же, такие сходства 

и различия есть. В общем, можно 

сказать, что японцы больше 

вдаются в подробности и, может 

быть, более деликатно, чем русские, 

относятся к человеческим 

отношениям. Но это не значит, 

что вы очень грубо относитесь 

друг к другу, здесь немного другой 

оттенок. Японцы, по крайней 

мере, стараются очень вежливо, 

с надлежащей видимостью 

относиться к другим людям, 

даже если они не знают, с кем 

общаются. В России не так. Русские 

иногда не обращают внимания 

на такую сторону взаимоотношений, 

но если познакомились 

и подружились, то склады 

25

ваются совсем другие человеческие 

отношения. 

А какие изменения за прошедшие 

годы произошли в 

японском обществе? Из истории 

мы знаем Японию как 

страну с великой и уникальной 

культурой, отличительная 

черта которой — верность 

традиции. Так ли это сейчас? 

Спасибо за теплые слова о 

нашей стране! 

Трудно сказать. После окончания 

Второй мировой войны 

в Японии последовательно 

продолжался процесс европеизации 

и американизации, который 

очень тяжело отразился 

на духовной составляющей нашего 

народа. Но я думаю, что 

даже при таких негативных изменениях 

в культурной, духовной 

жизни японцев мы все-таки 

еще сохраняем то, что важно 

для Японии, передавая это 

из поколения в поколение. Мы 

сохраняем цельность культурной 

жизни. Например, молодые 

женщины начали одеваться 

в кимоно, и сейчас это встречается 

намного чаще, чем 20 или 

30 лет тому назад. Раньше ценили 

то, что из Европы или Соединенных 

Штатов. Но в последнее 

время стали замечать, что не 

все оттуда хорошо — у нас тоже 

есть то, что стоит сохранить. 

Гарантами сохранения традиций 

часто выступают традиционные 

религии. Оказывается 

ли государственная поддержка 

национальным культам? 

После Второй мировой войны 

у нас принята новая конституция, 

которая запрещает государству 

заниматься всякой религиозной 

деятельностью. Поэтому 

государство не помогает 

ни буддизму, ни синтоизму, 

ни христианству. Это отчасти 

потому, что войну против Соединенных 

Штатов Япония начала 

по религиозным мотивам: 

«Япония — страна синтоизма, 

Япония — непобедима». Тогда 

государство использовало религию 

для того, чтобы расшевелить 

народ. Поэтому сейчас оно 

вообще не касается религии, сохраняет 

дистанцию. 

Как Вы относитесь к популярной 

культуре? 

Очень приятно видеть, что 

Японская поп-культура сейчас 

популярна и в России. Но я 

не могу это оценивать, так как 

принадлежу к другому поколению. 

(Смеется.) Но, повторюсь, 

мне приятно видеть, как русские 

люди высоко ценят и интересуются 

нашей современной культурой. 

А со стороны современных 

японцев к русской культуре 

проявляется интерес? Рассматривается 

ли она как альтернатива 

Западу? 

Нет, в этом смысле японцы 

не отличают Россию от Запада. 

А что насчет интереса к русской 

культуре, то я надеюсь, что 

для многих русских людей известны 

такие факты, что с конца 

XIX века по середину XX века 

русская культура оказывала и 

сейчас оказывает решительное 

влияние на нашу культуру жизни, 

и в первую очередь я имею 

в виду художественную литературу. 

Это Толстой, Достоевский, 

Чехов и другие русские клас 



сики. Японцам интересна и дорога 

русская музыка, не только 

классическая музыка Чайковского, 

Мусоргского, Бородина, 

но и простые русские народные 

песни. Эти мелодии затрагивают 

души японцев. Русская драматургия 

серьезно повлияла на 

становление нашего современного 

театра. Поэтому я думаю, 

что такая база общего понимания, 

понимания России, у нас 

есть. Даже в обиходе у людей 

есть понимание того, что Россия 

— это культурно богатая страна. 

Интересен ли был Вам переезд 

в культурную столицу 

России? 

Конечно, здесь мне очень 

приятно работать. Я хожу в теа 

тры, музеи. Здесь меня удивляет 

то, что люди стараются сохранить 

традиции, исторические 

ценности, в частности, памятники 

архитектуры, центр города в 

том числе. Я очень ценю такое 

старание людей. Раньше я не замечал 

эту сторону русского народа. 

Может быть, это потому, 

что я впервые работаю здесь. Я 

долго работал в Москве, но там 

этого не заметил. Хотя это не 

значит, что там нет людей, которые 

хранят культурные ценности. 

Как Вы оцениваете перспективы 

русско-японских отношений? 

Как я уже говорил Вам, у нас 

есть общий фундамент, на котором 

можно выстраивать лучшее. 

Это можно сказать и про 

отношения на уровне государственных 

интересов, и на других 

уровнях. Русские люди издавна 

проявляли и проявляют немалый 

интерес к японской культуре, 

к нашей стране в целом. Кроме 

того, как я уже сказал, и Россия 

в свою очередь сильно влияет 

на культурную жизнь Японии. 

Безусловно, хороший фундамент 

для дальнейшего развития 

отношений есть. Поэтому 

в будущее я смотрю с оптимизмом. 

Большое спасибо за беседу! 

Мы искренне желаем Вам и 

Вашему народу мира, процветания 

и всего самого лучшего! 

• 

С господином Ёсихиро 

беседовал Николай Аринушкин 

27


Священник 

Остоя Кнежевич 

Сербская Православная Церковь 

Под 

знаменами 

Православия 

В начале мая этого года редакции «НЕвского БОгослова» посчастливилось 

стать участниками удивительной паломнической поездки к святыням древней 

христианской Сербии на территориях Черногории и Боснии и Герцеговины. 

На протяжении всего путешествия нашу группу сопровождал священник 

Сербской Православной Церкви отец Остоя Кнежевич, выпускник Санкт-Петербургской 

духовной академии — человек с множеством талантов, с чутким 

сердцем и прекрасным чувством юмора. Из-за плотного графика официальных 

мероприятий местом для неформального общения стал экскурсионный 

автобус. Отец Остоя рассказал немало занимательных, интересных, порой 

смешных историй о жизни Православной Церкви, священников и прихожан 

в Балканских странах. Для нас эти рассказы стали уникальной возможностью 

погрузиться в совершенно далекий от наших представлений мир взаимоотношений 

между Церковью и народом. Не может не поражать количество 

молодежи, приходящей в храм, да и вообще количество верующих. В 

80-тысячном городе Никшич на крестный ход в честь почитаемого в Сербии 

святого, святителя Василия Острожского, вышло более 40 тысяч человек! И в 

основном — молодые люди. О том, каким образом Церкви удается призывать 

и окормлять такое количество людей, мы и решили расспросить отца Остою. 



Здравствуйте, отец Остоя! 

Начиная наш разговор о 

современном положении 

Сербской Православной Церкви 

в Черногории, хотелось 

бы сделать небольшой экскурс 

в историю. Что можно сказать 

о жизни Церкви в период с середины 

XX века по настоящее 

время? 

После Второй Мировой войны, 

во времена коммунизма, 

церковная жизнь в Черногории 

переживала затишье. Это продолжалось 

практически до начала 

90-х годов. Но в последующие 

годы люди начали осознавать, 

что период коммунизма 

был временем заблуждений, 

оставивших значительные негативные 

последствия в духовнонравственной 

сфере жизни, и поэтому 

люди начали возвращаться 

в Церковь. Из-за возросшего 

количества прихожан в епархиях 

появилась потребность рукоположения 

новых священников, 

архиереев. В это же время открылось 

сразу несколько новых духовных 

школ: Цетинская семинария 

(вновь открыта в 1992 г., 

после 60 лет вынужденного перерыва), 

семинария в г. Крагуевац 

(Сербия), семинария и Духовная 

академия в г. Фоча (Босния 

и Герцеговина). К общему 

подъему церковной жизни можно 

отнести открытие и развитие 

семинарий в Белграде, в Карловцах. 

Обновился и пополнился кадрами 

богословский факультет 

Сербской Православной Церкви 

Белградского университета. Одним 

словом, деятельность Церкви 

начала набирать обороты, 

поэтому это двадцатилетие запомнится 

как время восстановления 

церковной жизни. Именно 

тогда начали строиться новые 

и восстанавливаться старые 

монастыри и храмы. Восстанавливались 

церковные традиции, в 

частности крестные ходы — практически 

в каждом городе сейчас 

существует праздник, в день 

которого крестный ход собирает 

большое число верующих. У 

Церкви большой потенциал, и 

люди к Церкви очень хорошо 

относятся. На всех территориях 

бывшей Югославии люди радуются 

успехам Церкви, приветствуют 

строительство новых храмов, 

церковно-приходских домов. 

При каждом храме у нас построен 

приходской дом, в котором 

живут священники со своими 

семьями, и почти во всех этих 

домах есть такое помещение, которое 

может принять целый приход, 

где люди собираются на духовные 

вечера и им рассказывается 

о важных вопросах церковной 

жизни. Единственное, о чем 

можно сказать с сожалением, — 

это то, что конкретно в Черногории 

подобные хорошие отношения 

между Церковью и государством 

не наладились. 

В 2006 году Черногория стала 

независимым государством, в 

связи с этим появилась претензия 

на то, чтобы в независимом 

государстве Церковь тоже стала 

независимой. Но мы, конечно, 

понимаем, что если Церковь 

будет менять свой статус каждый 

раз, когда меняются государственные 

границы, то от нее 

может ничего не остаться, ведь, 

как мы знаем из истории, государства 

разделяются, увеличиваются, 

уменьшаются, но Церковь 

всегда остается одна, и она 

несет свою миссию, независимо 

от этого. К примеру, на территории 

Александрийского Патриархата 

существует более 50 государств. 

И как быть — создавать 

во всех государствах независимые 

Церкви? Мы к этому вопросу 

относимся отрицательно и не 

поддерживаем курс нашего государства 

на создание автокефалии, 

хотя из-за этого в отношениях 

с правительством у нас периодически 

возникают трудности, 

но мы их преодолеваем, потому 

что подавляющее большинство 

народа поддерживает Церковь. 

Государство это понимает 

и поэтому, не оказывая никакой 

поддержки, все же оставляет 

Церковь в покое. С другой стороны, 

в Сербии, в Боснии и Герцеговине, 

в Словении государство 

поддерживает Церковь, и там 

Церковь живет легче. Для Церкви 

очень важно, чтобы государство 

с ней сотрудничало, потому 

что есть немало моментов, 

29

когда государство и Церковь сообща 

могут сделать многое. Но и 

без государства Церковь все равно 

продолжает совершать свою 

миссию — миссию спасения людей, 

и ее основная задача — нести 

Свет, Слово Божие в этот мир, и 

эта миссия у нас здесь осуществляется. 

Мы видим у вашего народа 

особенную любовь к Церкви, 

к священнослужителям. Скажите, 

на Ваш взгляд, как такая 

любовь воспитывается, приобретается 

Церковью? 

Да, это действительно правда, 

и во многом потому, что Церковь 

здесь существует уже очень 

давно. Восемьсот лет назад Сербская 

Церковь получила автокефалию. 

Наш народ хорошо понимает, 

что если бы не было Церкви, 

то не было бы национальной 

идентичности, даже языка 

не было бы. Почти пятьсот лет 

мы были под турецким игом, и 

единственное, что сохранялось 

тогда в нашем государстве, — это 

Церковь. Да, она была в затруднительном 

положении — была 

упразднена патриархия, но Церковь 

и ее духовенство сумели сохранить 

народ в православии, сохранить 

от переходов в ислам. В 

Черногории долгое время была 

своего рода теократия, когда митрополит 

был одновременно и 

государственным правителем. 

Митрополиты Даниил, Василий, 

Савва, Петр I и Петр II — все они 

были и государственные правители, 

и архиереи. 

Поэтому присутствие Церкви, 

ее участие в жизни нашего 

народа очень активно, несмотря 

на то, что в течении 50 лет 

Церковь была зажата. Но всетаки 

она сохранилась — огонь 

веры в серд цах людей не потух, 

сейчас Церковь вновь процветает, 

и люди искренне радуются 

этому. У нас люди любят, чтобы 

у Церкви все получалось, чтобы 

у духовенства, которое живет 

семейной жизнью, были хорошие 

семьи, нормальные условия 

для жизни. Люди понимают, что 

основное для семейного человека 

— отсутствие проблем, переживаний, 

чтобы он больше делал 

на той работе, на которую поставил 

его Господь. С другой стороны, 

тех, кто живет монашеской 

жизнью, народ очень поддерживает. 

У нас все любят монастыри, 

каждый едет туда, помогает, 

как только может. Поэтому в последние 

20 лет заметно процветание 

монашества — открыто более 

60 монастырей. Конечно, людей, 

которые живут в монастырях, 

у нас не много, как в России, 

а по пять-шесть человек. Женский 

монастырь с 26 монахинями 

считается самым большим. 

У Церкви здесь большой авторитет, 

и это подтвердилось вчера 

на крестном ходу: было много 

людей, которые с добрыми чувствами 

подходили к духовенству 

за благословением, за молитвой, 

подходили с уважением, без 

претензий. 

Скажите, чем еще занимается 

приходская община, помимо 

богослужений? 

Кроме богослужений, есть 

приходская жизнь. Чаще всего 

это лекции, либо хор, либо фольклор. 

На приходах преподается 



Закон Божий, отдельно для взрослых 

и детей. Что касается социальной 

деятельности, то, конечно, 

тяжело, когда поддержки со 

стороны государства нет. Поэтому 

она не особенно у нас развита, 

но все же есть. Во многих городах 

есть так называемые «народные 

кухни», куда люди просто 

приходят за обедом, те люди, 

у которых нет средств для жизни. 

Это благословенная работа, 

плоды которой мы уже чувствуем. 

Еще у нас в Церкви духовенство 

активно старается работать 

с молодежью. Молодым людям, 

которые приходит в церковь, мы 

советуем побывать в монастыре. 

У нас есть монастырь Острог, который 

по благословению владыки 

Амфилохия принимает много 

молодежи. Они живут там неделю 

или десять дней, сколько получится, 

трудятся, читают книги, 

для них там устраивают лекции 

преподаватели Цетинской семинарии. 

Мы видим, что плоды 

этой работы значительные. Молодые 

люди оттуда возвращаются 

с другими мыслями, начинают 

исповедоваться и полноценно 

жить церковной жизнью. 

Присутствует ли Церковь в 

системе образования? 

Система образования в нашем 

государстве этого не предусматривает. 

Это может быть в частном 

порядке. Бывает, что директор 

школы приглашает священника. 

К сожалению, в последнее 

время из-за плохих отношений 

Церкви и государства это представляет 

риск. Встречи теперь 

редко происходят. 

Но бóльшая часть молодежи 

все равно верующая? 

Молодежь в основной массе 

верующая — это правда. И у нас 

большинство прихожан в храмах 

— это молодежь. Происходит такой 

парадокс, что молодежь духовно 

воспитывает своих родителей! 

Бывает так, что юноша 

или девушка просто идет в храм, 

начинает жить литургической 

жизнью, а потом через какое-то 

время мы видим, что они привели 

в храм своих родителей. 

Как так получается, что в 

Церкви столько молодежи, 

хотя Церковь не может действовать 

через школы, через 

социальные институты, поскольку 

у нее нет связи с государством? 

В чем здесь секрет? 

Мне кажется, что молодежь 

понимает, что государство ей ничего 

не дает, то есть у государства 

нет никаких предложений 

для молодежи, даже в культурном 

плане. У нас в городе ничего 

не происходит, нам пришлось 

взять культурные мероприятия 

в свои руки — организовывать 

концерты, поэтические вечера 

и тому подобное. Поэтому молодежь, 

наверное, просто понимает, 

что Церковь ее не предаст, 

что Церковь ее не оставит. Власти 

меняются, они бывают разными, 

а Церковь одна. Церковь достучалась 

до сердца молодежи. 

Мне кажется, секрет в этом. И 

еще важно присутствие великих 

святых. В Черногории, это люди 

сильно ощущают. Святителя Василия 

Острожского, у которого 

прямо на глазах совершаются 

чудеса, люди очень почитают. 

У него миссия очень активная, 

намного любого проповедника. 

Еще святитель Петр Цетинский, 

очень почитаемый и уважаемый 

святой, Преподобный Симеон, 

выпускник Киевских Духовных 

школ. Святые нам постоянно помогают 

в становлении молодежи. 

Я думаю, что нет человека в 

Черногории, который никогда 

бы не был в Остроге. 

Мы живем в мире, где невероятно 

много информации. Но стоит 

начать с человеком общаться 

про веру, о Боге — и некоторые 

об этом почти ничего не знают, 

несмотря на доступность и 

обилие самой разнообразной информации. 

Поэтому очень важно 

донести до человека этот голос 

Божий, а потом уже Господь 

Сам скажет человеку то, что нужно. 

В Евангелии Христос говорит 

нам: «Идите и научите вся языки». 

Ничего сверхъестественного 

мы тут не делаем — просто живем 

здесь, совершаем богослужения, 

стараемся по мере человеческих 

возможностей. И Господь 

не оставляет. 

• 

Беседовал Сергей Маляров 

31

Слово о запредельном 

Монах 

Владимир (Палибрк) 

аспирант Санкт-Петербургской православной духовной академии 

Саморазрушение 

личности Фауста 

как следствие 

бунта против 

Создателя 



Современное вымирание 

христианских ценностей в 

Западной Европе одну из 

своих причин, как нам известно, 

имеет в возникновении раскола 

внутри западного христианства 

— реформации. Свою высшую 

точку протест и бунт реформаторов 

нашел в жизни и 

деятельности таких богословов, 

как Мартин Лютер, Жан Кальвин, 

Ульрих Цвингли. Одно из 

главных заблуждений, одна из 

аберраций протестантского мировоззрения 

построена на освобождении 

индивидуума от соборного 

бытия и сознания. 

Реформация — это разрыв с 

Преданием Церкви, с полнотой 

кафолического сознания, воспринимающегося 

как препятствие 

для критического мышления 

индивидуума. Проявление и 

торжество религиозного индивидуализма 

означало, что в процессе 

познания какой-либо христианской 

доктрины (Божественного 

Откровения) человек с 

абсолютной уверенностью может 

положиться на собственное 

критическое рассудочное мышление. 

Отечественный богослов 

Алексей Хомяков критически 

разоблачает эту главную ошибку 

протестантского сознания, говоря, 

что Божественное Откровение 

дано человеку не лично, как 

индивидууму, оторванному от 

соборного Богочеловеческого 

организма, но как члену Церкви. 

Весьма интересное критическое 

замечание по поводу протестантизма 

находим в богословии 

протоиерея Георгия Флоровского. 

В своей статье «Проблематика 

христианского воссоединения» 

о. Георгий пишет о 

том, что борьба реформаторов с 

Римом закончилась нарушением 

связи не только с Римом, но 

и с самой Пятидесятницей. Разрыв 

священноначалия привел к 

утверждению свое вольного «я», 

что было прямой дорогой к религиозному 

субъективизму. Сам 

реформаторский мир, с множеством 

христианских деноминаций, 

свидетельствует, что выпущенный 

дух раскола и разделения 

восстал против всех, даже 

против своих творцов. Реформаторам 

не удалось сохранить догматическое 

единомыслие, так 

как зарождающийся в качестве 

мировоззренческой платформы 

западноевропейского человека 

антропоцентризм подменил 

единомышленное исповедание 

Божественной Истины плюрализмом 

мнения. Таким образом, 

стало возможным понимать 

экзегезу Священного Писания 

в гораздо более размытом 

смысле. Отрицательная библейская 

наука XVII века критически 

относилась к признанию богодухновенности 

Священного Писания, 

реальности описанных в 

нем пророчеств, чудес и сверхъестественных 

явлений. 

Пафос бесконечного стремления 

к абсолютной свободе, заканчивающийся 

нравственным 

нигилизмом, был излюбленной 

темой выдающихся мыслителей 

Европы. Достаточно вспомнить 

Ницше с его идеей «переоценки 

всех ценностей», ибо 

старые ценности с их создателем 

— Богом, уже мертвы. «Мир потерял 

трансцендентный смысл, 

в нем царит бессмыслица и абсурд», 

— уверяет нас французский 

философ-экзистенциалист 

Камю. Именно в таком мире нам 

предоставлена абсурдная работа 

Сизифа. Этой работе мешает религиозная 

мечта человека, пережиток 

сакральной интуиции 

мира, единственной возможностью 

преодоления которой является 

метафизический бунт, 

в котором свободно-разумная 

личность выражает недовольство 

своим зависимым от Создателя 

положением и претендует на 

самобытность. Камю описывает 

такой метафизический бунт как 

«требование прозрачности», потому 

что религиозная мечта об 

эсхатологическом счастье зама 

33

нивает человека в туман недостоверности 

веры, обманывая 

его, мешая принять абсурд жизни. 

«Метафизический бунт, — 

пишет французский мыслитель, 

— предоставляет сознанию все 

поле опыта. Бунт есть постоянная 

данность человека самому 

себе. Это не устремление, ведь 

бунт лишен надежды». Низвержение 

метафизики в философском 

дискурсе XX века представляет 

собой продолжение 

ницшеанской философии человекобожества. 

Идеи человекобога 

(сверхчеловека), Прометеевского 

бунта, героического 

«самопреодоления», аристократизма 

избранных — составляют 

общий контекст философии 

Ницше, философии экзистенциализма 

атеистического толка 

(Сартр, Камю), а также философии 

постмодернизма (Лиотар, 

Фуко). Однако решающий 

толчок в формировании новой 

мировоззренческой парадигмы, 

где нет места для Бога, дал 

все-таки не Ницше, а другой гений 

немецкого народа — Иоганн 

Вольфганг фон Гете. 

В данном трактате мы попытаемся 

показать, что именно в 

фантастической поэме Гете «Фауст» 

дан прекрасный образ «героического 

самопреодоления» 

персонажем своей традиционнохристианской 

экзистенции. 

Драматургическое мастерство 

Гете сопровождалось протестантскими 

и антихристианскими 

идеями. Фаустовский сюжет 

выстраивается в своеобразном 

какофоническом пространстве, 

в котором соотношение «Фаустдьявол» 

становится доминирующим 

в иерархии ценностей мира, 

создаваемого Гете по законам 

пантеизма и анимизма. Соотношение 

«Фауст-Бог» только мешает 

новой мировоззренческой 

установке, поэтому Гете не приводит 

Фауста к Богу, а уводит от 

Него. В этом «новом мире», построенном 

по пантеистическим 

выкройкам, христианство принимает 

игровой характер и перевернутый 

вид. Фаустовский человек 

хочет принять только такое 

— «перевернутое христианство». 

Фауст — это Адам, сознательно 

выбирающий сладострастие 

как единственный жизненный 

путь. Сущность первородного 

греха состоит в подмене любви 

к Богу любовью к тварному 

миру. Епископ Вениамин (Милов) 

в своей книге «Божественная 

любовь по учению Библии и 

Православной Церкви» выясняет, 

что содержание добродетели 

— это любовь к Богу и ближним, 

а сущность греха — это самолюбие. 

Владыка Вениамин выделяет 

такие особенности самолюбивого 

настроения, как извращенность 

воли, самоутверждение, 

сила, разлагающая единство 

взаимоотношений, и озлобление 

против Бога и людей. 

Примечательно, что все эти 

особенности мы находим в Фаусте. 

Разве не является извращенностью 

воли сознательное 

прекращение общения со своим 

Творцом, Создателем нашего 

бытия, и вхождение в экзистенциальное 

отношение с дьяволом 

— с тем, кто отказывается 

от Божественного дара бытия? 

Мефистофель, в греческой лексике 

— «ненавидящий свет» (от 

греч. me — «не» , phos — «свет» 



и philos — «любящий»), пытается 

увести Фауста от Божественного 

Света, предлагая ему вести 

разгульный образ жизни. Однако 

само присутствие Мефистофеля 

в жизни Фауста обусловлено 

осмысленным и твердым 

отказом героя от пути христианского 

смирения. Свое недовольство 

богословием он видит 

в том, что не находит места реализовать 

принцип «волей к могуществу», 

«волей к власти». 

Притом я нищ: не ведаю, бедняк, 

Ни почестей людских, 

ни разных благ… 

Так пес не стал бы жить! 

Погибли годы! 

Вот почему я магии решил 

Предаться: жду от духа слов и сил, 

Чтоб мне открылись 

таинства природы, 

Чтоб не болтать, 

трудясь по пустякам, 

О том, чего не ведаю я сам, 

Чтоб я постиг все 

действия, все тайны, 

Всю мира внутреннюю связь… 

«Воля к власти» и есть тот 

принцип самоутверждения, 

именно эта «воля к власти» толкает 

Фауста уйти от христианства. 

Остаться с Христом он не 

смог, потому что знает слова, 

которые относятся ко всем, желающим 

быть Его учениками: 

«Вы знаете, что почитающиеся 

князьями народов господствуют 

над ними, и вельможи властвуют 

ими; но между вами да не будет 

так» (Мк 10:42). 

Третья характеристика самолюбивого 

настроения — «сила, 

разлагающая единство взаимоотношений», 

воплощена в отношении 

Фауста к Маргарите. 

Греховная сила, овладевшая душой 

Фауста вследствие непрестанной 

гонки чувственных удовольствий, 

привела к тому, что, 

в конце концов, он не смог найти 

в ней место для чистой и искренней 

любви. Личность Маргариты 

расплющивается между 

молотом извращенно-властолюбивой 

воли и наковальней 

плотской похоти. Фауст понимает, 

что в городке, где живет 

Маргарита, внебрачные отношения 

для девушки — великий 

позор. Но, подталкиваемый 

Мефистофелем, он тащит ее в 

водоворот страсти. Вспыхивает 

хаос: семья девушки разрушена, 

ее брат гибнет от руки Фауста в 

уличной стычке. Опозоренная 

Маргарита оказывается в нищете, 

сходит с ума и топит в пруду 

новорожденную дочь. 

В последней сцене, находясь в 

тюрьме и ожидая казни, несчастная 

вновь видит своего любимого 

Фауста. И даже в таком отчаянном 

положении Маргарита готова 

до конца простить виновника 

ее несчастий и вновь полюбить 

его, однако, увидев, что Фауст 

пытается ее выручить с помощью 

Мефистофеля, отказывается 

от его услуг и выбирает 

смерть: «Я покоряюсь Божьему 

суду… Спаси меня, Отец мой 

в вышине!» Душа ее находит спасение. 

Маргарита любила Фауста 

настолько, что была готова все 

простить, все потерять (честь, 

дочь, брата) ради этой любви, 

но она не смогла решиться потерять 

то, что для каждого христианина 

является самым драгоценным 

— свою душу. «Какая польза 

человеку, если он приобретет 

весь мир, а душе своей повредит? 

Или какой выкуп даст человек 

за душу свою?» (Мф 16:26). Как 

христианка Маргарита вспомнила 

эти слова Спасителя и выбрала 

страдальческую смерть, ведущую 

к Богу, а не «сад земных наслаждений», 

ведущий к Мефистофелю. 

Русский религиозный мыслитель 

Николай Федорович 

Федоров (1829—1903) говорит 

о Фаусте следующим образом: 

«Чтобы господствовать над неразумными 

существами, он готов 

был сам подчиниться неразумной 

силе. И вот он вызывает 

неразумную силу, силу в тесном 

смысле земную, и с помощью 

этой силы подчиняет себе 

бедную Маргариту, и подчиняет, 

конечно, тем, что, возбуждая 

в ней чувственность, дает этой 

слепой чувственности господство 

над разумною природою. Это 

самое ясное и простое объяснение 

Фауста». Гете противопоставляет 

христианскому взгляду 

свою теорию искупления, поскольку 

внимательному читателю 

ясно, что Маргарита — образ 

субъекта христианской теории 

искупления, а Фауст — образ 

и воплощение субъекта протестантской 

теории «искупления 

через бунтующий пафос». 

Последнюю черту метафизического 

бунта героя Гете — 

«озлоб ление против Бога и людей», 

заканчивающую духовный 

портрет эгоцентрической личности, 

мы находим в том, что 

он отдает предпочтение земному 

перед небесным. По верному 

замечанию Федорова, Фауст 

чувствовал себя не сыном отцов 

человеческих, а сыном Земли. 

Бунт Фауста и его взывание к 

духу земли — «Явись, я весь готов 

тебе отдаться»,— показыва 

35

ет, что он настолько хочет экзистенциально 

отделиться от Бога, 

что готов погубить свою душу. 

Именно в этот момент происходит 

онтологический сбой в жизни 

человека. Подмена Живого 

Бога идолом — Мефистофелем, 

а древа жизни — древом познания 

добра и зла приводит к 

тому, что Фауст становится заточником 

оргийной стихии. Поглощенность 

страстями приводит 

героя не к религиозному индифферентизму, 

а, скорее, к возрождению 

древнего язычества. 

Самообожествление Фауста — 

попытка сделать из собственной 

субъективности единственный 

источник бытия заканчивается 

провалом этого «я», этой субъективности. 

Как иначе объяснить 

«фаустовскую субботу» — 

нисхождение в ад для возвращения 

не Маргариты, а Елены Троянской, 

кроме как сумасшествием 

и параноидальным состоянием. 

В поэме Гете мы действительно 

находим смесь психопатологической 

фантастики и религии 

шаманизма, как естественного 

конца процесса «обезличивания» 

и дехристианизации. 

Если бы понадобилось создать 

своеобразный «психопортрет» 

Фауста, больше всех 

остальных типов ему соответствовал 

бы тип «психопатологического 

мазохизма». Французский 

философ и литературовед 

Рене Жирар (род. 1923), дает 

следующее определение феномена 

мазохизма, напоминающее 

нам трагическую фигуру Фауста: 

«Мазохист — это всегда завороженный 

творец своего собственного 

несчастья». Такой 

взгляд на Фауста мы обнаруживаем 

и в работе выдающегося 

русского ученого Сергея Сергеевича 

Аверинцева (1937—2004) 

с названием «Гете и Пушкин». 

«Фауст, — пишет Аверинцев по 

этому поводу, — употребляя самое 

мягкое выражение из словаря 

самого Гете, личность «проблематическая» 

(problematische 

Per snlichkeit). Честное слово, 

можно понять К.С. Льюиса, который 

находил дьявольское начало 

никак не в Мефистофеле, 

сохранившем хоть способность 

к юмору, а в серьезничающем, 

торжественном фаустовском 

себялюбии». По словам 

Федорова, Фауст готов полностью 

«подчиниться, сделаться 

орудием слепой силы земного 

фетиша», готов отдаться Мефистофелю, 

чтобы с его помощью 

получить все земные наслаждения. 

Пользуясь терминологией 

литургического богословия 

протоиерея Александра Шмемана, 

можно сказать, что Фауст 

в силу своего отпадения от Бога, 

т.е. «секуляризма», «утратил евхаристическое 

отношение к творению 

Божьему». «Человек возлюбил 

мир, — пишет Шмеман, 

— но, опять-таки, не в Боге, не 

как общение с Ним. И такое, 

прежде всего, эгоистическое отношение 

к миру стало постепенно 

чем-то само собой разумеющимся. 

Человек стал воспринимать 

мир “как таковой”, ограниченный 

самим собою, а не пронизанный 

присутствием Бога. 

Это и есть мир, называемый в 

Евангелии — “миром сим”, миром 

собою живущим и в себе заключенном». 

Озлобление против 

Бога принимает такие масштабы, 

что в своем протесте Фауст 

подвергает решительному 

остракизму христологическое и 

телеологическое видение мира. 

Поэтому, Фауст по своему собственному 

усмотрению переделывает 

богодухновенное Священное 

Писание Нового Завета: 

Написано: «Вначале было Слово» — 

И вот уже одно препятствие готово: 

Я слово не могу так высоко ценить. 

Да, в переводе текст я 

должен изменить, 

Когда мне верно чувство подсказало. 

Я напишу, что Мысль — 

всему начало. 

Стой, не спеши, чтоб первая строка 

От истины была недалека! 

Ведь Мысль творить и 

действовать не может! 

Не Сила ли — начало всех начал? 

Пишу — и вновь я колебаться стал, 

И вновь сомненье 

душу мне тревожит. 

Но свет блеснул — 

и выход вижу смело, 

Могу писать: «Вначале было Дело»! 

Потребительское, эксплуататорское 

отношение Фауста к 

природе не могло не привести к 

утилитаристско-прагматической 

мировоззренческой установке, в 

которой не оставалось места для 

Бога Логоса (Слово), а с другой 

стороны, для проникнутого Логосом 

мира. Поэтому Фауст спешит 

убрать из Евангелия все относящееся 

и к Слову, и к божественной 

словесности мира, так 

как мир больше не имеет своего 

основания в Божественном 

Слове, через Которое «все нача 



ло быть, и без Него ничто не начало 

быть, что начало быть» (Ин 

1:3). Здесь налицо идеологический 

зародыш религии человечества 

Огюста Конта, чей смысл — 

в построении новой религии без 

Бога. Федоров подвергает Гете 

беспощадной критике именно 

потому, что существующей в немецком 

народе легенде о Фаусте 

христианского толка он противопоставляет 

свой языческий вариант. 

«…В народном сказании, 

— пишет по этому поводу основатель 

«русского космизма», — 

осуждается в лице Фауста “возрождение 

наук и искусств”, насколько 

оно было отречением 

от христианства, осуждается интеллигенция, 

которая, усвоив 

древнее образование (античную 

образованность), выделилась из 

народа». 

Свою фантастическую поэму 

Гете заканчивает в огульном 

отрицании христианской теории 

искупления. Если Евангелие 

говорит, что дорога, возвращающая 

человека к Богу, называется 

«покаяние и смирение», о 

чем говорится в притчах о блудном 

сыне и о мытаре и фарисее, 

то Гете выстраивает свою «розовую 

сотериологию» иначе. 

Подводя итог сотериологическим 

воззрениям Гете, рефлектированным 

в жизни его героев 

Фауста и Маргариты, следует 

заметить, что Маргарита 

представляет образ классической 

христианской теории 

«искупления через страдание», 

а Фауст — образ и воплощение 

протестантской теории «искупления 

через бунтующий пафос». 

Гете дает сотериологическую 

картину без покаяния. Автор 

спасает своего героя, несмотря 

на то, что он не принес покаяния, 

хотя был виновен в смерти 

Маргариты и ее брата. Примечательно, 

что Фауст ни разу 

не сознается в том, что смерть 

Маргариты была следствием его 

разгульной жизни. В некотором 

смысле «теория спасения» Гете 

высвобождает антихристианский 

посыл, находящийся в качестве 

зародыша в кальвинистском 

учении о предопределении, 

согласно которому судьбы 

людей определены Богом и никакие 

добрые дела не могут этого 

изменить. Через трагическую 

судьбу Маргариты Гете словно 

хочет показать, что фабула 

сотериологического характера, 

которую дает произведение 

традиционного христианства, 

для него имеет второстепенное 

значение. Трагедия Маргариты 

для Гете представляет собой не 

что иное, как необходимый момент 

в становлении эстетической, 

высоко интенсивной жизни 

отпавшего от Бога Фауста. 

Жизнь Маргариты в художественном 

замысле Гете в чем-то 

напоминает жизнь индивидуума 

в философской системе Гегеля. 

Если у Гегеля индивидуум 

становится лишь необходимым 

моментом в процессе объективации 

и самопознания Абсолютного 

Духа, то у Гете личность 

Маргариты есть не что 

иное, как объективированная 

форма фаустовского страстного 

духа. Искажение традиционнохристианской 

теории искупления 

стало следствием романтического 

обожествления природы. 

Натурфилософские взгляды 

Гете диктовали свою повестку 

дня и собственное ви`дение теории 

искупления. Если мы имеем 

дело с «осанна», приносимой не 

Живому Богу, а природе, то само 

собой разумеется, что главный 

герой Гете не должен никому ни 

в чем каяться. Покаяние, возрождающее 

человека, возможно 

только в христианском миропонимании, 

а так как Гете стоял на 

пантеистической мировоззренческой 

почве, то не удивляет, 

почему он не повел своего героя 

путем добровольного страдания 

и искупления вины. «Существуют 

два расчета за грех, — пишет 

на эту тему знаток христианского 

богословия Сергей Иосифович 

Фудель, — или прекращение 

жизни, вернее, продолжение 

своего преступления в бесконечность, 

или же временное умирание 

в искупительном страдании 

покаянного подвига во имя неумирающей 

жизни». 

Как жалко, что Гете не хватало 

мистического созерцания 

тайны Голгофы — сердцевины 

христианства. Если бы это понимание 

произошло, то, быть может, 

и Фауст пошел бы именно 

по этому, первому пути, обрисованному 

русским религиозным 

мыслителем. 

• 

37

Слово о запредельном 

Протоиерей Николай Ким 

кандидат богословия, докторант Общецерковной аспирантуры и докторантуры (ОЦАД), 

настоятель прихода в честь иконы Божией Матери Живоносный источник в г. Хевиз, Венгрия 

Великий в малом 

или малый в 

великом? 

Указанный вопрос о месте человека в 

мире — малый в великом (εν μεγαλω 

μικρον) или великий в малом (εν 

μικρω μεγαν) — приводит к размышлениям 

не столько о терминах, сколько о точке отсчета. 

С чем, или с Кем, соотносится человек? 

Язычество, включая и современное язычество 

— атеизм и его производные, всегда 

соотносило человека с миром. А христианство 

соотносит человека с Богом. Это две 

принципиально разные позиции. Надо их не 

затушевывать, а, наоборот, наиболее ясно 

и четко представлять, потому что именно в 

этой точке суждения о человеке начинают 

расходиться. 

Многовековое развитие античной традиции 

прочно утвердило в самосознании человека 

простую мысль, что человек — это отражение 

мира. Есть космос — внешний мир, 

и есть его малая, но довольно точная и полная 

копия — человек. Здесь исходным пунктом 

для размышлений служил тезис о стихиях 

мира. Из этих же стихий состоит и человек. 

Итак, есть великий мир — этот мир, и 

есть малый мир — человек. Название дано, 

разумеется, не по размерам, но по иерархии 

бытия. Такая позиция сразу же определяет 

и соподчиненность в рассматриваемой паре. 

Великий — разумеется, исходный, главный, 

первый. Малый — подчиненный, производный, 

второй. Уже в этом чувствуется слабость 

данной концепции. Но античность, 

не имея опоры в Богооткровении, которое с 

максимальной полнотой дано человечеству 

в факте Боговоплощения, не могла подняться 

выше идеи одухотворенного космоса. 

Христианство изначально принимает 

эту терминологию, но перерабатывает 

ее применительно к библейскому миросозерцанию. 

Из христианских авторов наиболее 

близок античности епископ Эмесский 

Немесий, прилежно изучавший языческих 

мыслителей и на их основе строивший 

свое представление. В трактате «О природе 

человека» он связывает в единое целое 

античную антропологию и библейскую 

космологию. «Справедливо и Моисей, описывая 

творение мира, говорит, что человек 

был сотворен последним не только потому, 

что раз все создавалось для него, то следовало 

первоначально приготовить предназначенное 

для его пользования, а затем уже 

создать самого пользующегося, но и потому, 

что по сотворении умопостигаемого, а 

затем видимого бытия, надлежало произвести 

(создать) и некоторую связь того и другого, 

чтобы все бытие было единым, соразмерным 

в себе самом и не чуждающимся самого 

себя. Вот человек и явился живым существом, 

связующим обе (вышеупомянутые) 

природы». Немесий понимает мир не 

как совокупность разрозненных элементов, 

сменяющихся явлений, а как одно органическое 

целое, с ясно выраженной взаимной 

связью его составных частей. В этом 

чувствуется влияние Платона (Тимей, 30— 

31). Поскольку человеческая природа имеет 

элементы и функции, родственные и неодушевленному 

миру, и миру духовному, 

человек является микрокосмом, воспроизводящим 

в себе строение макрокосма, а из 

представления о человеке как о венце тво 



рения следует положение о том, 

что вся тварь создана для человека 

и служит его пользе. 

Немесий, излагая античный 

взгляд на человека, делает очень 

важное уточнение относительно 

того, что человек своей природой 

не только представляет 

образ мира (творения), но создан 

по образу и подобию Бога: 

«Итак, кто может достойно оценить 

благородство этого существа 

(человека), соединяющего в 

себе самом смертное с бессмертным 

и совмещающего разумное 

с неразумным, представляющего 

своей природой образ всего 

творения и потому называемого 

«малым миром», удостоенного 

столь великого промышления 

(благоволения) Божия, что 

ради него — все: и настоящее, и 

будущее, ради него и Бог соделался 

человеком, — переходящего 

в нетление и избегающего 

смертности? Созданный по образу 

и подобию Божию, он (человек) 

царствует на небе, живет со 

Христом, есть дитя Божие, обладает 

всяким началом и властью». 

Итак, Немесий говорит о человеке 

как о малом мире, обсуждая 

пару человек-мир. 

Григорий Богослов, рассматривая 

состав человека, находит 

в нем самом великое и малое. 

Малое — это вещество тела, подобное 

миру, а великое — разумная 

душа, по образу Бога. Он так 

говорит о сотворении человека в 

«Слове на Богоявление или Рождество 

Спасителя»: «Созидает, 

говорю, человека и, из сотворенного 

уже вещества взяв тело, 

а от Себя вложив жизнь (что в 

слове Божием известно под именем 

разумной души и образа Божия), 

творит как бы некоторый 

второй мир — в малом великий; 

поставляет на земле иного 

ангела, из разных природ составленного 

поклонника, зрителя 

видимой твари, таинника твари 

умозрительной, царя над тем, 

что на земле, подчиненного горнему 

царству, земного и небесного, 

временного и бессмертного, 

видимого и умосозерцательного, 

ангела, который занимает 

середину между величием и низостью, 

один и тот же есть дух 

и плоть — дух ради благодати, 

плоть же ради превозношения, 

дух, чтобы пребывать и прославлять 

Благодетеля, плоть, чтобы 

страдать и страдая припоминать 

и поучаться, сколько ущедрен он 

величием; творит живое существо, 

здесь предуготовляемое и 

переселяемое в иной мир и (что 

составляет конец тайны) чрез 

стремление к Богу достигающее 

обожения». 

Характерно, что св. Иоанн 

Дамаскин в «Точном изложении 

православной веры» (глава «О 

человеке»), дословно цитируя 

этот отрывок, только в одном 

месте отходит от текста Григория 

Богослова — называет человека 

«малым в великом» (εν 

μεγαλω μικρον) (P.G. 94, 921 

A), а не «в малом великий» (εν 

μικρω μεγαν) (P.G. 36, 324 A), 

как это написано у св. Григория. 

Это разночтение ясно показывает, 

что относительно терминов 

«малый» и «великий мир» 

в христианском богословии не 

было устоявшейся и разделяемой 

всеми позиции. 

Так, другой великий учитель 

Церкви, святитель Григорий 

Нисский, вообще говорит о недопустимости 

называть человека 

«малым миром» (в трактате 

«Об устроении человека»): «Как 

малое и недостойное грезилось 

благородство человека некоторым 

из внешних, которые сравнением 

со здешним миром пытались 

возвеличить человеческое. 

И говорили, что человек 

есть маленький мир, составленный 

из тех же стихий, что и все. 

Но громким этим именем воздавая 

хвалу человеческой природе, 

они сами не заметили, 

что почтили человека отличиями 

(идиомами) комара и мыши. 

Ведь и комар с мышью суть слияния 

тех же четырех, потому что 

обязательно у каждого из существ, 

наряду с одушевленными, 

усматриваются они в большей 

или меньшей пропорции, 

ведь без них в природе ничего 

не может составиться причастного 

чувству. Что ж великого в 

этом — почитать человека отличительным 

знаком и подобием 

мира? И это когда небо преходит, 

земля изменяется, а все содержимое 

их преходит вместе с 

ними, когда преходит содержащее? 

Но в чем же, по церковному 

слову, величие человека? Не 

в подобии тварному миру, но в 

том, чтобы быть по образу природы 

Сотворшего». 

Преп. Максим Исповедник 

рассматривает эту проблему с 

другой точки зрения. Исходным 

пунктом его взглядов является 

идея о приведении всего тварного 

бытия к Богу. Причем, привести 

должен человек. Поэтому он 

и называется «великим» мира. 

Надо отметить, что таковым он 

становится лишь в процессе духовного 

преуспеяния. 

39

что человек есть «космос космоса» 

или «новый космос», сотворенный 

лучшим и более возвышенным, 

чем зримый мир, а 

потому являющийся великим 

миром, пребывающим в малом 

мире. Желая подчеркнуть особое 

назначение человека, преп. 

Никита Стифат называет его 

«И это для того, дабы духовно 

родиться ему светлым и великим 

миром Божиим, состоящим 

из нравственных, естественных 

и богословских умозрений». 

Через одухотворение микромира 

одухотворяется и спасается 

также и макрокосм. «Тогда 

и мир, подобно человеку, умрет 

в своей явленности и снова 

во мгновение ока восстанет 

юным из одряхлевшего при чаемом 

(нами) воскресении. Тогда 

и человек, как часть с целым 

и как малое с великим, совоскреснет 

с миром, получив обратно 

силу непреходящего нетления. 

Тогда, по благоволению и 

славе, тело уподобится душе и 

чувственное — умопостигаемому, 

благодаря ясному и деятельному 

присутствию во всем и каждом 

соразмерно проявляющейся 

божественной силы, которая 

посредством самой себя 

будет блюсти нерасторжимые 

узы единства на веки вечные». 

Те же слова о «великом в 

мире» использует и Симеон Новый 

Богослов. Но он развивает 

это понятие, говоря о том, 

что великий и малый миры — 

это не миры одного порядка, но 

разные по природе, как умопостигаемый 

и видимый. Здесь он 

идет в русле представлений Григория 

Богослова. Преп. Симеон 

Новый Богослов в «43 Гимне» 

говорит: «Человека, которого 

Сам Бог сотворил по образу 

Своему и подобию, мы называем 

миром (κοσμον), потому что 

он украшается (κοσμειται) добродетелями, 

господствует над 

земными (тварями)». В «Слове 

84» преп. Симеон подчеркивает: 

«Но, зная, что каждый из нас 

создается Богом как второй мир, 

больший внутри малого сего видимого 

мира, как свидетельствует 

вместе со мной и Григорий 

Богослов, не попустим оказаться 

в чем-либо худшим бессловесных 

или даже и бездушных 

тварей, созданных человеколюбивым 

Богом в научение наше, 

но будем подражать всему доброму 

и избегать, сколько можем, 

подражания злому». 

Своеобразным развитием такого 

противопоставления языческой 

идее «человек-микрокосмос» 

представляется учение 

преп. Никиты Стифата о том, 

великим миром, помещенным 

в видимый мир, как в малый: 

«Человек был сотворен, чтобы 

(быть) великим миром в малом 

мире, (в мире) видимом (επι 

μικρω τω ορωμενω ειξ μεγαν 

κοσμον), и помещен Богом на 

землю». 

Главное же, почему человек 

может называться великим миром, 

состоит в том, что он сотворен 

по образу Божию: «Вначале, 

— пишет преп. Никита Стифат, 

— после переведения сущих 

из не-сущих создав великий 

мир (κοσμον μεγαν), человека 

Бог поместил на этот видимый 

(мир), как на малый, по Своему 

образу (κατ εικονα ιδιαν) сотворив 

его и провозгласив царем 

надо всем, что на земле. И поэтому, 

как в великом мире, насаждает 

духовно в нем и другой 



божественный рай, лежащий далеко над 

видимым, так как в самом деле украшен 

бессмертными и вечноцветущими насаждениями 

и освещен Солнцем Правды». 

Итак, проблема состоит в следующем. 

Античная философия имела понятие о 

двусоставности человека — телесной, видимой 

части и умопостигаемой. Но считалось, 

что эта двусоставность есть отражение 

такой же двусоставности мира — 

он тоже состоит из видимой части и умопостигаемой. 

То есть человек полностью 

определялся этим миром, находясь ему 

совершенно имманентным. 

Христианская мысль пытается найти 

выход в трансцендентный этому миру Божественный 

мир. Так, Немесий, называя 

человека «малым миром», говорит, что 

человек, созданный по образу Божию, живет 

со Христом и царствует на небе. 

Св. Григорий Богослов более тонко 

подходит к этому вопросу. Он сохраняет 

за человеком его видимое отношение 

к окружающему миру — человек малый 

относительно великого мира. Но в этом 

малом есть искра еще более великого, то 

есть образ Божий. «В малом великий». 

Далее христианская мысль, развиваемая 

отцами-подвижниками, пошла в направлении 

соединения антропологии 

— учения о человеке — и аскетики. Так, 

преп. Максим Исповедник пишет о необходимости 

духовного преуспеяния для 

того, чтобы в человеке выявился замысел 

о нем как о великом мире. А преп. Симеон 

Новый Богослов и его ученик преп. Никита 

Стифат говорят уже об обожении человека. 

Обожение — главная цель человека, 

раскрытие в нем образа Творца. И достижение 

его лежит через путь христианского 

подвига, в понимании аскетической 

традиции православного монашества. 

Человек обоженный «сам целиком 

стал божественным раем и жилищем нераздельной 

Троицы, имея в центре сердца 

своего насажденное Древо Жизни, Самого 

Бога, обремененный бессмертными плодами 

Бога и Святого Духа Его, он не поврежден 

от Древа познания добра и зла, я 

говорю от этих своих собственных чувств, 

хорошо разделив лучшее от худшего, рожденный 

от одного цельного действия 

Святого и Божественного Духа». 

Итак, в православном мироощущении 

человек — это великий мир, великий тем, 

что призван в этом видимом мире свидетельствовать 

об ином мире — мире Божием. 

• 

41

Рукописи не горят 

Антон Афанасьев 

магистрант Санкт-Петербургской 


Сережке 

Петрову 

В 

этой истории нет ни капли вымысла, 

она ничуть искусственно не приукрашена. 

Это история о детстве моего хорошего 

друга, которую я услышал, когда мы с 

ним сидели неподалеку от Александро-Невского 

моста на набережной Невы, на старом 

бревне у самой воды. Когда мимо проходили 

быстроходные суда, волны от них докатывались 

до наших ног. Начиналась мелкая морось, 

надо было идти под крышу. Друг уже 

начал свой рассказ, а мне не хотелось прерываться 

на полуслове. Мы остались. 

Позже мы встречались еще несколько 

раз, и эта история дополнялась. А после, получив 

разрешение поделиться услышанным 

с другими, я решил записать этот рассказ как 

есть, без каких-либо серьезных корректировок. 

Да он в них особо и не нуждается — ведь 

это история жизни человека, в которую я не 

имею права вносить каких-либо изменений. 

Иначе это будет уже не более, чем моя выдумка. 

«Итак, — начал мой друг N, — перед тем 

как начать эту историю, сделаю небольшое 

отступление, а потом еще одно, и еще другое. 

И, может, мы наконец доберемся до тех 

двух-трех строк, которые я и хочу тебе сказать. 

То, о чем мы сейчас будем говорить, 

нельзя назвать разговором о каких-то выдающихся 

вещах — это будет описание самой 

что ни на есть обыденной жизни. Уж не 

обессудь — на то ты мне и друг, чтобы я мог 

поделиться с тобой всем, чем захочу, и даже 

этой серой, дождливой историей. Ты просто 

послушай и не перебивай. Ведь бывает, 

что разбираешь какой-то совсем простецкий 

случай, ну ничем не приметный, или разливаешь 

его чернилами по листу, и он сразу начинает 

приобретать совершенно иной оттенок. 

Ты находишь здесь столько глубины, 

спрятанной за обыденностью, что и сам порой 

удивляешься. Только для этого нужен 

собеседник — ведь сам с собой наедине не 

шибко долго поговоришь…» 

И вот она перед вами, самая обыкновенная 

история. 

«Мое детство. У меня оно было самое 

счастливое. В нем были все радости, какие 

только могут пожелать деревенские мальчишки. 

Но у взрослых этот период времени 

не был таким уж беззаботным, как у меня, и 

не только потому, что они были взрослыми. 

Нет, была на то другая причина — это «Россия 

девяностых». 

А сейчас тебе придется, так скажем, залезть 

на ту колокольню, с которой я смотрел 



на мир, когда мне было 8 лет. 

Сделать это необходимо, чтобы 

лучше понять все то, о чем расскажу 

ниже. Так мы с тобой потихоньку 

приблизимся к самому 

сюжету. 

Итак, моя Родина. 1998 год. 

Жил я в одном из провинциальных 

поселков. Минуло еще одно 

по-детски длиннющее лето, за 

которое успеваешь переделать 

абсолютно все вещи, которыми 

можно заняться в это прекрасное 

время года: от похода 

на озеро пешком-босиком за 10 

километров от дома до сколупывания 

отверткой значков с автомобилей, 

хозяева которых ушли 

в магазин за продуктами. Компания 

у меня была очень веселая 

и изобретательная. Беззаботный 

август наконец-таки подошел 

к концу, и все ребята снова 

отправились в школу. Здесь 

меня ждали некоторые изменения: 

наши прежние классы расформировали, 

перетасовали зачем-то 

и образовали новые коллективы. 

Теперь у меня появилось 

много новых знакомых, все 

притирались друг к другу. Малопомалу, 

и не за один даже год, 

этот процесс завершился. 

Теперь сделаю отступление 

от своих школьных историй и 

расскажу немного о жизни своей 

семьи. А историю про школу 

ты пока держи в уме, я скоро 

к ней опять возвращусь. В те 

годы моему отцу, работающему 

мастером на дорожно-ремонтном 

предприятии, задерживали 

зарплату вот уже 13-й или 14-й 

месяц. Дома подолгу не было 

сахарного песку и чаю. Слава 

Богу, что организация, где трудился 

отец, заключила договор с 

местным хлебозаводом и на работе 

выдавали хлеб в счет денег, 

которые государство когданибудь 

все же обещало выплатить. 

По большей части нас выручало 

собственное домашнее 

хозяйство. Мы и сейчас держим 

корову, теленка и кур. По утрам, 

уходя в школу, я всегда мог выпить 

большую кружку парного 

молока с пряником. Мать с 

отцом крутились, как могли. И 

когда отец наконец-то приносил 

домой получку, вся она уходила 

на раздачу долгов. Правда, 

не всех. На все денег не хватало. 

Так жили не мы одни. Да 

ты и сам все это помнишь, ведь 

рос в то же самое время. К примеру, 

мой лучший друг, живший 

в соседнем доме, все дет ство не 

видел своего отца, потому что 

тот работал на корабле, весь год 

был в море и приезжал всего на 

пару недель повидаться с семьей. 

Другого способа прожить 

просто не было. 

Никак не могу умолчать и 

не рассказать о том, как Господь 

помогал моей семье. Знаешь, 

как говорят — Бог помогает 

человеку в трудные моменты. 

Ну, а если этот трудный момент 

растянулся на добрый десяток 

лет? Могу добавить сюда только 

одно — Господь тогда помогает 

еще больше. Дело было так. В 

1997 году я пошел в воскресную 

школу при монастыре. Именно 

тогда вся моя семья пришла 

в Церковь. Но это отдельная 

история. Важно здесь вот 

что. Помимо церковного нравственного 

воспитания, на которое 

много трудов положил тогдашний 

директор воскресной 

школы иеромонах Пимен, каждый 

год здесь выдавали гуманитарную 

помощь. Вещи. Не знаю, 

откуда их присылали. В это непростое 

время здесь было много 

необходимого. Приведу один 

пример, который помню так, 

будто вчера это со мной произошло. 

Зимой, когда я учился во 

втором классе, у меня порвалась 

зимняя обувь. На покупку новой 

денег не то что бы не хватало — 

их просто-напросто не было. И 

мне пришлось донашивать старые 

ботинки сестры. В них проходил 

месяца два. Я очень боялся, 

что кто-нибудь заметит мою 

«обновку» (вернее сказать «обстарку»), 

и лишний раз по классу 

старался не ходить. Это во 

втором-то классе, когда энергии 

столько, что кажется невозможным 

не спружинить со стула 

и не побежать носиться по коридорам, 

услышав звонок с бесконечного 

сорокаминутного урока! 

Оказывается, возможно. 

А потом в воскресную школу 

поступила первая партия «гуманитарки». 

Здесь было много-много 

разной одежды и обуви. 

Здесь получилось отыскать 

и ботинки. Да, пусть среди этих 

вещей были потертые, застиранные 

свитера и футболки, заштопанные 

куртки и башмаки 

со стертыми подошвами, но 

их можно было носить, и выглядели 

они вполне прилично. 

И это было еще не все. Как-то 

раз в воскресной школе объявили, 

чтобы все родители подошли 

к келарю монастыря и получили 

продуктовую помощь. 

Мать долго не решалась, но мы 

с сестрой уговаривали ее пойти 

и взять то, что нам положено. 

Когда нам все-таки удалось 

уболтать маму, мы вместе с ней 

пошли и получили на складе монастырской 

трапезной продукты. 

Это была помощь из Америки. 

Здесь было все необходимое: 

несколько килограммов сахара, 

мука, разные крупы для 

каши, большая банка рапсового 

масла, консервированные овощи. 

Словом, монастырь всегда 

помогал нам, чем только мог. 

Знаешь, сейчас, когда сажусь 

читать Евангелие и дохожу до 

слов Господа: «Посему говорю 

вам: не заботьтесь для души вашей, 

что вам есть и что пить, ни 

для тела вашего, во что одеться» 

(Мф 6:25), я всегда вспоминаю 

именно этот период из детства. 

Семья полагала все возможные 

усилия на то, чтобы прокормить 

себя; отец, помимо основной работы, 

постоянно подрабатывал, 

но средств все равно не хватало. 

И тем не менее все недостающее 

нам подавал Господь, и 

всегда в изобилии. Мать говорила, 

что когда мы с сестрой были 

совсем маленькими, было еще 

тяжелее. Помню, что в детстве 

я был сильно привязан к житейскому, 

имел много беспокойства 

по поводу недостатка средств 

у семьи. Часто подходил к матери 

и спрашивал: «А сколько у 

нас долгов?» Не было у меня доверия 

к Богу, не было упования 

на Его Отеческий Промысл. Не 

верил, что и ко мне может прийти 

Господь и чудесным образом 

умножить несколько оставшихся 

дома кусков хлеба. Но каждый 

раз убеждался в обратном. 

Теперь расскажу немного об 

окружающем. Помню, что примерно 

в это же время старшеклассники 

выпускались из школы 

и шли в армию, на чечен 

43

скую войну. Выпуски новостей 

по старому телевизору становились 

интересными тогда, когда 

в них объявляли цифры о погибших 

на Кавказе солдатах числом 

меньше десяти. Обычно же 

диктор с деланным неравнодушием 

сообщал о потерях целой 

роты или половины воинской 

части. Сейчас страшно об этом 

говорить. А тогда все проклинали 

правительство за своих, потерянных 

в бессмысленной войне, 

сыновей. Очень предсказуемым 

стало и объявление директора 

школы в начале 2000-го года о 

том, что среди нас учился теперь 

уже герой Российской Федерации 

Алексей Храбров. Он погиб 

в составе 6-й роты Псковской 

десантно-штурмовой дивизии. 

В те же годы завершался процесс 

разворовывания имущества 

колхозов. Видел я тощих колхозных 

коров. Для них заготавливалось 

достаточно кормов, но 

они были благополучно украдены 

«заботливыми» владетелями 

обломков имущества советской 

социалистической республики. 

Бедные, ни в чем не виноватые 

животные тоже страдали, 

по вине тех людей, которые 

должны были заботиться о них. 

А кто украл — те жировали. К 

концу двадцатого века практически 

все фермы в нашем рай оне 

развалились. Огромное количество 

вполне исправных помещений 

было попросту брошено, а 

затем разобрано на стройматериалы. 

Теперь туда, где раньше 

стояло по несколько сотен голов 

скота, приезжали на грузовиках 

люди. Серпы они побросали. 

А молоток оставили себе. 

Ведь он очень хорошо пригождался 

для того, чтобы снимать 

с крыш колхозов шифер и сбивать 

с пола пригодную в хозяйстве 

глиняную плитку. 

Все понимали, что жить нелегко. 

Кто-то впадал в отчаяние 

и сталкивался с извечной 

русской бедой — люди начинали 

пить. И среди пьющих было 

много молодежи. Работы не 

было — и пили, пили. До сих пор 

спиваются. Причем все условия 

для этого были созданы. Вот и 

ты говоришь, что недавно гдето 

услышал статистику: с распадом 

СССР количество библиотек 

уменьшилось вдвое, а число 

точек по продаже водки выросло 

в 3—4 раза. К сожалению, 

векторы развития двух вышеуказанных 

областей не изменили 

направления и сейчас. 

Думаю, что тот контекст, на 

фоне которого я приступлю к 

основной части повествования, 

более или менее ясен. Ты ведь 

тоже жил в деревне, и я уверен, 

что также сможешь добавить на 

полотно моего рассказа немало 

своих красок. Все, не буду больше 

отвлекаться на второстепенные 

вещи и оттягивать внимание 

от главной истории. 

Как я уже говорил, лето закончилось, 

и все мальчишки и 

девчонки пересели с велосипедов 

за школьные парты. В новом 

классе я встретился с незнакомыми 

ребятами. Но был 

среди нас один необычный одноклассник. 

Он и станет главным 

героем моего рассказа. Звали 

его Сережка. Его мать пила, 

отца не было. Учился плохо. В 

школу Сергей приходил всегда 

бедно одетый. Естественно, 

весь класс это замечал, как замечается 

жизнь каждого отдельного 

ученика. По имени его называла 

только учительница и 

я. Все остальные использовали 

при обращении к нему, и непременно 

в качестве ругательства, 

слова: «Бомж! Фу! Бомж 

идет!» Шли месяцы. Осень уже 

подходила к концу. И сколько 

бы не восхищался наш великий 

русский поэт пышным увяданием 

природы, тихой красотой, 

столь милой и блистающей 

в смирении, а только осень в наших 

краях к ноябрю покрывает 

поля снегом, и куртка-ветровка 

тебя уже не согреет. Именно 

в ней Сергей приходил на уроки 

круглый год. Вот случай, который 

запомнился мне больше 

всего: как-то раз, когда выпал 

первый снег и все переобулись 

в зимние ботинки, мой необычный 

одноклассник зашел в 

класс, как обычно, в старой кофте, 

испачканных штанах и ... летних 

сандалиях. Весь класс в очередной 

раз будто озверел. Снова 

посыпались издевки. И не только 

словесные — довольно часто 

Сережка получал затрещину или 

пинок от физически более крепких 

сверстников. Время шло, 

стало еще холоднее, и он перестал 

появляться в школе. Следующие 

несколько лет я ничего не 

слышал о нем. 

А когда мы все еще учились 

вместе с Сергеем, отношение одноклассников 

к нему наводило 

на меня ужас. Травля не прекращалась 

ни на один день. Но почему 

так происходило? Неужели 

не было понятно, почему он 

одет так плохо? Я хотел заступиться 

за него, но по своей глупости 

и малолетству не решался 

этого сделать. Просто подходил 

и спрашивал: «Как дела, 

Серега?» А он отмахивался ответом: 

«Нормально». На оскорбления 

других ребят просто не 

отзывался. Жутко станет, если 

представить, каково было этому 

мальчишке, когда дома он 

мог ожидать лишь побоев от матери, 

а в школе — ничего, кроме 

унизительных выкриков и затрещин 

от одноклассников. Это 

был именно тот человек, который 

родился, но ему не нашлось 

места на этой земле. 

Приходя из школы домой, я 

несколько раз спрашивал у родителей, 

почему моего одноклассника 

презирает весь класс, 

хотя он ни в чем не виноват, у 

него просто очень плохи дела 

дома. Мать с отцом отвечали, что 

нельзя так относиться к человеку, 

попавшему в беду, что ребята 

поступают очень плохо, обзываясь 

на Сергея. Еще сказали, 

что в подобной ситуации могли 

бы оказаться и мы. Да я и сам 

это прекрасно понимал. Все, что 

мне было нужно — это получить 

подтверждение своим мыслям у 

взрослых. И я получил его. Про 

Сергея я мог спросить только у 

своих родных, у тех, кому полностью 

доверяю. Никому из одноклассников 

подобного вопроса 

я не задавал. Наверное, боялся, 

что меня прозовут «другом бомжа» 

и станут так же насмехаться. 

Сейчас ясно понимаю, что, не 

пытаясь защитить человека, которого 

обижают, оставался на 

стороне обидчиков. 

Описанная выше история — 

первый случай того, когда жизнь 

с разительной ясностью показала 

мне, что целая толпа людей 

может ошибаться, причем 



ошибаться осознанно. Они нашли 

причину, чтобы унижать и 

оскорблять ни в чем неповинного 

человека. И я ни за что не поверю, 

что ни один из тех озлобленных 

ребят не знал или не понимал 

истинных причин ободранности 

Сережкиной одежды. 

Все это знали. Но разве важна 

истина, когда, наплевав на нее, 

ты можешь предаваться самым 

гнусным злодействам, пусть 

даже не приносящим тебе никакой 

выгоды? И самое страшное, 

что героями этой истории являются 

дети. Не совсем уж и малые. 

У меня и моих сверстников 

в это время как раз начали формироваться 

первые взгляды на 

жизнь, на ближнего, на человека, 

находящегося рядом с тобой. 

И каким было это начало? Каким 

был тот фундамент, на котором 

я, и каждый из нас, приступал 

к строительству своей 

личности? Если на таком камне 

будут стоять все мои взгляды и 

убеждения, то не будет личности 

вообще. Будет безликая физиономия. 

Мы хватаемся за голову, 

когда речь заходит об истории 

братоубийственной войны 

начала XX века: «Да как же так 

могло произойти? Кто же нас на 

это надоумил, таких воспитанных 

в добрых христианских традициях 

людей?» Никто не надоумил, 

мы сами с глубокой юности 

начали изучать первые приемы 

этого «военного искусства» 

и сейчас, кто-то реже, ктото 

чаще, оттачиваем свое «мастерство». 

У меня есть еще один вопрос. 

Куда смотрели родители 

моих одноклассников? Неужели 

ни один ребенок не пришел 

хотя бы раз из школы и не 

спросил своего отца или мать о 

таком странном однокласснике? 

Или хотя бы пришел и сказал: 

«Мам, пап, а со мной бомж 

учится». Не поверю. Спрашивали, 

и не раз спрашивали. Каждый 

ребенок обо всем в первую 

очередь спросит у своего родителя, 

как у всезнающего мудреца. 

Но какой ответ он получал? 

И получал ли вообще какое-либо 

объяснение, кроме ленивой 

отмашки от надоевшего ребенка? 

Или же из уст родителей звучали 

страшные слова: «Да, он 

никчемный неряха и заслуживает 

унижения. С ним не дружи»? 

Уже потом, года через два, 

я вновь услышал о Сергее. Его 

убила… собственная мать. В состоянии 

алкогольного опьянения 

хватила кирпичом по голове. 

Насмерть. Об этом даже чтото 

писали в районной газете. 

Моего одноклассника не стало. 

Но вокруг меня ходят другие ребята 

— бывшие однокашники, и 

они совершенно здоровы. У некоторых 

из них уже родились 

свои дети. Некоторые заходят в 

храм на Рождество и на Пасху. И 

никто из них, наверное, не захочет 

вспоминать о том парнишке 

из 3-го «А». «Да и зачем?..» — 

скажут. 

Последнее. Когда я ходил в 

шестой класс, у меня порвался 

ботинок. На левой ноге с тыльной 

стороны. На покупку новых 

опять не было денег. Но в школу 

нужно было ходить. Чтобы с 

улицы попасть в школьный гардероб, 

нужно было войти в главный 

вестибюль, повернуть направо, 

немного пройти по широкому 

коридору прямо и еще 

раз повернуть направо — в гардероб. 

В том широком коридоре, 

напротив раздевалок, у стены 

всегда сидели толпы школьников 

и обсуждали каждого проходящего. 

И я мог идти только 

левым боком к ним. Чтобы не 

заметили, что для них я тоже — 

бомж». 

Просьба, которую автор этой 

истории просил меня передать 

тебе, читатель, такова: вспомни, 

не пытался ли и ты когда-нибудь 

вытолкнуть за борт другого человека. 

Ведь это легко сделать, 

даже не прилагая никаких к тому 

усилий, просто бездействуя. 

Тот, кто записал эту повесть, 

не будет сейчас разбирать ее 

на нравственные наставления. 

Пусть для нас она останется такой, 

какая есть — простым рассказом 

о детстве моего хорошего 

друга. Пройдет несколько лет, 

он закончит духовную семинарию, 

и вступит на путь взрослой, 

самостоятельной жизни. И если 

у него будет семья, он не обделит 

своих детей вниманием. И 

не только своих. 

• 

45

Рукописи не горят 

Ольга Шульчева-Джарман 

кандидат медицинских наук, врач, преподаватель 

Петербургской государственной педиатрической медицинской академии 

Земля живых 

Часть 2. Вкусите и видите 

...Чистый голос: «Я к смерти готов». 

…Слова из мрака: 

Смерти нет — это всем известно, 

Повторять это стало пресно, 

А что есть — пусть расскажут мне... 

А.А. Ахматова. Поэма без героя 



Мученик-свидетель — это 

тот, кто воистину умер. 

Мученик-свидетель — 

это тот, кто воистину жив — несмотря 

на это, или, вернее — поэтому. 

Вкушение жизни истинной 

невозможно без вкушения 

истинной смерти. Это — опыт 

Церкви. Что же стало с ними? 

Какова была их тайна встречи 

со Христом? И что неумолимо и 

неукротимо влекло их к смерти? 

Они жаждали смерти, так, как 

жаждут жизни — это удивляло 

их судей и палачей. Все, что произошло 

с ними, было быстрее, 

чем свет молнии. Нам остается 

— как бы нам ни хотелось иного 

— смотреть на мучеников-свидетелей 

издалека, ужасаться, не 

понимая… 

Они, как и прежде — одиноки, 

оставлены ближними, стоящие 

посреде чужого мира — подобно 

тому, как Спаситель мира 

был «поставлен посреде» на позор, 

поднят на крест, оставлен и 

одинок. И Его возглас-молитва 

остается тайной для всех нас, 

хоть и тысячи строк написаны 

размышлявшими над этой тайной 

людьми. 

Мы оставляем мучеников в 

одиночестве… Лишь апофатика 

отверзает уста говорящим о 

их подвиге: «Нет, это — не то, не 

то, не то…» Не торг, не купля, не 

геройство, не заслуга, не награда, 

не победа, не воздаяние… И, 

отняв земной смысл у слов земных, 

можем мы приложить их к 

подвигу мучеников — так, как 

приложены они великими гимнографами 

Византии. 

Они обречены на одиночество 

подвига — подобно тому, как 

обречен, как обрек Сам Себя на 

него Первый Свидетель Верный, 

Первый Мученик. 

Он один, Одинокий Странник-Галилеянин, 

ушел в смерть 

— и вернулся. Он вернулся не 

один, Он «узрел потомство долговечное» 

(Ис 53:10). Из тех людей, 

что не понимали Его слов 

и не жили Его единением с Отцом, 

пока Он странствовал среди 

них, смертью Его были соделаны 

друзья Его, искренние Его, 

знающие Его близко до невыразимости. 

Он дал это им — врагам 

Своим, умерев для них и за 

них. Мученик-монах-христианин 

повторяет деяние Христово 

— истинная проповедь возможна 

только Крестом, честной, 

ничего для себя не ищущей 

смертью с Возлюбленным. Горе, 

если что-то ищет человек в этой 

смерти для себя — он найдет то, 

что нашел Иуда. «Ни лобзания 

Ти дам, яко Иуда», — повторяет 

христианин перед испытанием 

огнем Второго Пришествия. 

Как страшно здесь говорить о 

«пользе» и «полезности» для 

«здоровья». Здесь — Животворящая 

Смерть одинокого Сына 

Человеческого. «Даждь ми Сего 

странного, Иже не имеет где главы 

преклонити…» 

Когда ты вправду умрешь — 

тогда люди увидят и поймут, что 

Христос жив: «...при уверенности 

и надежде моей, что я ни в 

чем посрамлен не буду, но при 

всяком дерзновении, и ныне, как 

и всегда, возвеличится Христос 

в теле моем, жизнью ли то, или 

смертью. Ибо для меня жизнь — 

Христос, и смерть — приобретение...» 

(Флп 1:20-21). 

Путь христианина есть путь 

одиночества. Он вернется к своим 

— но лишь потом. Через 

смерть. 

Все, что произошло с ними, 

было быстрее, чем свет молнии. 

«Тогда ад умертвил еси блистанием 

Божества». В греческом 

тексте — «молнией» Божества. 

Эту молнию чертит рука иконописца, 

изображающего схождение 

Сына Божьего в оставленность 

ада, к Своим мертвецам, 

ибо прозревал пророк, что 

оживут мертвецы Его, восстанут 

мертвые тела. «Воспряньте 

и торжествуйте, поверженные в 

прахе!» (Ис 26:19). 

«Ибо, как молния, сверкнувшая 

от одного края неба, блистает 

до другого края неба, так 

будет Сын Человеческий в день 

Свой» (Лк 17:24). Второе Пришествие, 

когда переплавятся 

стихии, когда и небо, и земля 

будут новыми. Конец этого мира 

— обновление, а не уничтожение. 

Прообраз этого — смерть, 

которая для христиан является 

не судом, а переходом в жизнь. 

С песней Исхода, с песней о 

небывалом, неслыханном — и 

сбывшемся, сбывшемся вопреки 

всему, Христос изводит верных 

из ада небытия, блистая, как 

молния, в Свой День. Мертвые, 

которые не могут славить Господа 

— поют Его. Они перестали 

быть мертвецами. Они живы 

— это День Господень, когда в 

полноте является правда Яхве 

— правда Его в Сыне Божием 

Иисусе Христе. 

…Мученик вернется — через 

смерть — к тем, кого он любил 

и кто его любил, но не понимал 

до конца. Вернется и со светлой 

улыбкой скажет, как мученик-врач 

Орест, епископ-стран 

47

ник Иоанн, мученица и монахиня 

мать Мария: «Видишь? Хотя 

я умер, я жив». И радости никто 

не отнимет у них. 

Посмотри — вот дела Его новые! 

Все новое творит Он, вернувшийся 

из смерти Сын Человеческий. 

«Аз есмь Первый 

и Последний; и Живый, и бых 

мертв, и се жив есмь во веки веков, 

аминь» (Отк 1:17-18). 

Совершается Завет Его Новый 

— не такой, как все бывшее 

под солнцем. Род приходит и род 

уходит, но тем, кто от Бога родился, 

дана власть чадами Божиими 

быть, быть подобными 

Ему, рожденными в Царство непоколебимое. 

Имена новые даны 

им. «Радуйся, Духа храме, и умерый, 

и живый отче!» — обращается 

церковь к Григорию Паламе 

— одному из таких людей… 

Смерть стала жизнью, и преграда 

разрушена — та преграда, 

что обрекает людей в этом мире 

на одиночество. Ее создал Адам, 

и она живет до тех пор, пока 

живы ветхие его дети. Но теперь 

среди них живет и Адам Новый. 

Он был мертв, Он отторгнут был 

от земли живых и — посмотри! 

— стал для всех истинной Землею 

Живых, стал непоколебимым 

Царством. Он жив и жив во 

веки веков... 

Пища мертвых 

Мертвым можно обещать 

рай, но ничто не заменит им жизни. 

Нельзя дать им того, чего у 

них уже никогда не может быть. 

Тщетно родственники будут приносить 

молитвы и жертвы, еду на 

могилу и поминальные трапезы 

— еще древние знали, что жертва 

лишь ненадолго оживит душу 

мертвеца. Пребывание в смерти 

невыносимо для человека, но его 

не избегнуть. Что еще можно для 

них сделать? Какую помощь подать? 

Да и может ли помочь обреченный 

обреченному? Человек 

ищет себе помощи и не может ее 

найти — смерть не имеет выхода. 

Ушедшему туда можно как-то 

«помогать», но избавить его от 

страданий мнимости, недочеловечности, 

уже нельзя. Он — отогнут 

от земли живых, он — вне 

тех, с кем еще недавно был. Родственники 

его скоро станут такими 

же, как и он, и никто уже не 

принесет кровавой жертвы и не 

возольет вино и мед на могилу. 

Забытые мертвецы сотен и сотен 

тысячелетий… 

* * * 

Удивительный мир открывается 

в песнопениях Октоиха 

и Триодей, посвященных тайне 

смерти. Собственно, таких песнопений 

два вида — посвященные 

мученикам и молящие об 

усопших христианах. 

Здесь нет той древней ереси, 

с которой боролся апостол языков 

— о том, что воскресение 

уже совершилось, но речь о той 

тайне, что выражена в словах 

преподобного Ефрема Сирина 

— «они ждут возлюбленных тел 

своих» «у ограды рая». 

«Невозможно жить без жизни, 

а бытие жизни происходит 

от общения с Богом; общение 

же с Богом состоит в познании 

(или, в иной рукописи — видении) 

Бога и в наслаждении Его 

благостью…» — пишет богослов 

и мученик Ириней, епископ Лионский. 

Здесь «общение», «μετοχή»,— 

то же слово, которое употребляется 

для Причастия Тайны 

Хлеба и Вина, и рядом стоят 

слова о сладости. Постоянная 

игра слов созвучных, различающихся 

только на одну букву греческих 

слов в византийской поэзии 

— пища и сладость — вовсе 

не игра, а отражение глубин 

опыта, простирающегося далеко 

назад в эпоху мучеников — и 

далеко вперед, до самого эсхатона, 

чаяние которого и свершение 

которого так ярко и сжато 

проживали свидетели-мученики 

Древней Церкви. 

«Тебе, Спасе, 

молимся: Твоего 

сладкого причастия 

преставльшихся 

сподоби...» 

Пища — древнейший архетип, 

образ жизни. Рай — «сад 

Эдем», «рай сладости», сладкой 

пищи, «рай пищный». 

Но с пищей связывается и 

травма, нанесенная Адамом себе 

и созданному Богом миру, с пищей 

связывается общение с божеством 

— как в языческих культах, 

культах древних, так и в религии 

Израиля — «они видели 

Бога, и ели, и пили» (Исх 24:11). 

Мертвые не едят, мертвые не 

вкушают, мертвые лишены сладости 

Богообщения. «Кто исповедует 

Тебя во аде?» — задает 

риторический вопрос псалмопевец. 

Там не поют Богу. «Не мертвые 

восхвалят Тебя, не нисходящии 

во ад — но мы, живые... 

Пою Богу моему, пока я жив!» 

Как долго продлится это «пока» 



— не важно: даже Мафусаилов 

век короток, если за ним следует 

расставание с Богом Живым навсегда. 

Напрасно хоэфоры Эсхила, 

приносящие жертвы-возлияния 

в память мертвых, возливают 

трижды на могилу вино, воду 

и мед… Увы! Мертвые не вкусят 

сладости меда и крепость вина 

не воздвигнет их. «Сласти, поднесенные 

к сомкнутым устам, то 

же, что снеди, поставленные на 

могиле» (Сирах 30:18). 

Грустный, знающий мир людей 

мудрец книги Притчей говорит: 

«Не будь мудрецом в глазах 

твоих; бойся Господа и удаляйся 

от зла: это будет здравием для 

тела твоего и питанием для костей 

твоих» (Прит 3:7-8). Притчи 

во многом комментируют 

Тору, они — размышление над 

ее страницами, опытом богообщения 

со Святым Израилевым. 

Единение с Богом, осуществляемое 

в Законе — вот пища жизни. 

Но закон «ничего не довел 

до совершенства»… 

Видеть свет — свет Лица Твоего 

— тоже синоним жизни, как 

и пища. Благословение времен 

Исхода, сохранившееся в нашей 

утрени — «Да воссияет на нас 

свет лица Твоего». 

В отдаленных от библейского 

мира местах этот архетип 

тоже присутствует. Видеть дневной 

свет (φῶς ὁρᾶν) у Софокла 

— «жить». Но и Феб не дарует 

видеть свой свет сходящим в 

безвидность Аида… 

Смерть темна. Это — преисподний 

ров, темнота, смертная 

сень, долина смертной тени, 

куда уходят все, становясь в своем 

бессолнечном бессилии, безжизненности 

подобно «воде, 

вылитой на землю». 

Но, несмотря ни на что, «я 

верую видеть благая Господня 

на земле живых. Мужайся, и да 

крепится сердце твое!» 

«Смерть — это не навсегда», 

— предчувствуют пророки. 

«Я во плоти моей узнаю Бога! Я 

узрю Его сам!» (Иов 19:25-27) — 

восклицает вопреки всякой очевидности 

истерзанный тлением 

Иов, отчаянно споря с кем-то 

безличным и безликим. 

Память о Пенуэле — «Лице 

Бога», которого видел Иаков и 

сохранилась душа его, жизнь его 

— не покидает печальных изгнанников 

рая. Ангел лица Его 

посещает их, дает им залог будущей 

тайны — тогда, когда, наконец, 

Моисей увидит Бога лицом 

к лицу на скале Фаворе при свидетеле 

Илии, и сохранится душа 

его, и будет он жить. Когда исполнится 

срок, то Слава Бога 

— Кавод — являемая «многочастно 

и многообразно» в ветхие 

времена, засияет нестерпимо 

так, что ослепит и повергнет 

на землю книжника. 

Да, оживут мертвецы твои, 

восстанут мертвые тела. Да, веруем, 

что и они воскреснут в последний 

день — а пока поколение 

за поколением вкушают горечь 

распада. 

Смерть тоже можно вкушать, 

она — смертельная и неотвратимая 

пища, которая проникает в 

чрево и кости, отравляя и убивая. 

И сама Жизнь вкусит смерть. 

Бог упал, а человек восстал — 

о, дивное чудо! Он причастился 

тлению, вкусил смерти — а 

мы вкушаем Жизнь, щедро и непрактично 

раздаваемую всем даром. 

Где та узкая практичность 

Притч? Остановись, Сын, не поручайся 

за ближнего Твоего! 

Но безумие Божие — мудрее 

человеков. Он знает, что, не 

видя Лица Божия, «человек перестает 

существовать» (сщмч. 

Ириней Лионский). 

Мертвецы не имеют более 

надежды. 

Мертвецом стал и Сын Человеческий. 

Он принял в Себя эту забытость 

и боль небытия. Он желанием 

возжелел быть с теми, число 

которых равно числу песка 

морского, числу звезд на небе — 

с теми, которые были и которых 

уже нет. С потерянными для 

Бога мертвецами земли. Он разделил 

с ними землю забвения и 

смертной тени. 

Христос — Иной, чем все, что 

случалось в мире до Него. 

* * * 

…Мертвым можно обещать 

рай, но ничто не заменит им 

жизни… 

Но — ведь они, мертвецы, не 

могут вкушать, они не могут видеть 

свет, они не могут причащаться?! 

Если Он сподобит их 

этого причастия — значит, они 

станут ж и в ы м и ?! 

Где же они живут? В райских 

кущах? Нет — на Земле Живых. 

И здесь удивительно вот 

что: об усопших в песнопениях 

Восточной Церкви звучит 

мольба, чтобы они получили 

свет, жизнь, покой, пищу, иными 

словами, чтобы они стали 

ж и в ы м и. Мученики же имеют 

все это, они живы. Они не вкусили 

смерти из-за тесного единения 

со Христом. Умершие 

могут быть живыми, а могут — 

не быть. Мы молим о жизни для 

них. 

49

«Ты, Христе, все для 

меня: и младость, и 

сила, и родная земля: 

в Тебе упокоиться 

жажду» 

(свт. Григорий 

Богослов) 

Эта жизнь-общение неописуема 

и несказанна, ибо не похожа 

на то, что привычно для обитателя 

этого мира, но, тем не менее, 

это — реальная жизнь и гораздо, 

без сомнения, более реальная, 

чем наша. Жизнь истинная, 

единственная жизнь, которая 

может называться жизнью 

в полном смысле этого слова. 

Более того, это — единственная 

жизнь, достойная человека, достойная 

наименования жизни человеческой. 

Это — не «дух, не имеющий 

плоти и костей» (Лк 24:39), это 

— та адамантовая реальность, 

которая порой слишком тверда 

для наших глаз, привыкших 

к сумраку полужизни, неизбежно 

обреченной на угасание. Апостол 

Павел называет эту реальность 

«непоколебимое царство» 

(Евр 12:28). Неслучайно этот 

образ взял продолжатель традиции 

монашества как жертвы 

за мир, как молитвы за мир — 

о. Софроний (Сахаров). 

По Иринею Лионскому, «видеть 

свет — значит быть в Нем 

и быть причастным Его животворному 

великолепию. Поэтому 

видящие Бога сопричастны 

жизни». Человек, не видящий 

Бога, перестает существовать, 

не существует… Являя свет лица 

Своего человеку, Бог оживляет 

его; подавая «сладкое свое причастие» 

— общение, Он «как 

друг беседует с другом своим», 

оживляет человека, который перестает 

быть мертвым. 

К.С. Льюис использует глубокий 

образ, описывая в своей 

книге «Расторжение брака» 

то, как невоскресшим людям режет 

ноги истинно живая трава 

в Царстве Небесном, как боятся 

они полноты жизни. Воистину 

прав страдалец-христианин 

Евгений — иеромонах Серафим 

(Роуз), сказавший как-то: «человек 

достоин ада и не менее, 

если он не достоин небес». 

Подобный образный ряд мы 

находим и в византийской гимнографии, 

в которой языком греческой 

поэзии плетется кружево 

библейской мысли. Здесь нет 

подробного описания красот рая 

— подобно тому, как мы не находим 

в Библии описаний красоты 

зданий и людей. Есть описания, 

как были построены здания, и 

что те или иные люди были красивы, 

но нигде нет их описания. 

В гимнографических текстах 

есть лишь апофатические описания, 

отрицательные. Особенно 

это видно при чтении текстов на 

греческом языке — по приставке 

«а»: невечерний свет, негиблющее 

брашно, нестареемая жизнь. 

Даже определения, когда они 

есть, не дают прямого описания 

(нет ни райских кущ, ни пресловутых 

сковородок). Они говорят 

о некоей красоте, их катафатика, 

положительное описание, 

возводит ум тоже к апофатике, 

не связываемой ни с чем земным 

и знакомым. 

Этот «свет» — не свет земного 

солнца или звезд, как и «дивная 

скиния» — не из шкур животных 

и тканей. Какие они 

— неизвестно, но здесь важно 

именно указание на их принципиальную 

инаковость, неземную 

нетленность, бессмертие, 

причастность к «нестареемой и 

присно (вечно) сущей жизни». 

Это изображение принципиально 

неизобразимого, некая словесная 

икона, где символы не 

изобразительные, а словесные. 

Скиния, пища, воды оставления 

и свет — неизвестны нам, 

так же, как неузнаваем Христос 

Воскресший. Это образы исцеленного 

мира. «Нам возсия сущим 

во тьме и сени смертней 

правды незаходимое Солнце». 

Райские состояния описываются 

как получение пищи, сладости, 

света, мира, потоков вод, 

покоя. 

«Идеже пища есть 

тайная, идеже 

сияет свет лица 

Твоего, яже от нас 

преставльшиеся в 

вере благодатию 

всели, славить 

благочестно Твою 

благостыню...» 

Христос — Иной, чем все, 

что случалось в мире до Него. 

Он творит новые дела — вопреки 

всякой безнадежности. 

Он дает мертвым человеческую 

жизнь. Вместо той, что вытекла 

из них по капле, как вода — 

непрочной жизни сынов человеческих, 

сынов земли, сынов 

Адама. Он дает им, без остатка, 

всю Свою жизнь Сына Человеческого. 

Они снова живут, они 

становятся людьми, они видят 

свет и вкушают пищу, они пьют 

от источника и поют песнь Богу. 

Их жизнь становится воистину 

живой, полной, неимоверно 

полной и густой, как зрелый 

мед из сот, а не жалким подобием 

полуживого, пусть и блаженного 

посмертия, когда просто 

все утихло и не болит. Они 

— снова люди, и ничто более не 

мешает этому. Они — человеки 

с Сыном человеческим, они — 

сыны Божии с Сыном Божиим, 

они — навсегда в Нем и с Ним. 

Бог же не есть Бог мертвых, 

но Бог живых, ибо у Него все 

живы (Лк 20:38). О том же говорит 

и священномученик Ириней: 

«слава Божия есть живущий человек, 

а жизнь человека — есть 

видение Бога». «В раю всюду видим 

будет Спаситель», — пишет 

он. «В лоне Церкви нам дано заранее 

отведать хлеба восьмого 



дня», — вторит ему современный 

богослов Х. Яннарас. 

«Я живу, и вы живы 

будете» (Ин 14:19) 

Внидут в Покой Мой 

Покой Царствия Христа Воскресшего… 

Он не похож, как и 

Сам Воскресший, ни на что, когда-либо 

виденное очами детей 

земли, на которой лежит смертная 

тень. 

И менее всего он похож на 

покой могилы — этот ложный, 

глумливый покой навсегда разрушен 

молнией Восстания в третий 

день. Он — не более чем пустота 

в коконе неразвернутых 

погребальных пелен Неудержанного 

глухой тишиной смерти. 

Полнота всех благ, мир, 

shalom — полнота жизни, чаша 

переливается через край. Приимите 

благодать воз благодать, 

приидите, обедайте! Рыбы печеной 

часть и мед от сот… 

Рыба — IXTYC — знак Христа 

Бога, который чертила рука 

христиан на гробах и мучеников, 

и усопших. Уснувших. И поэтому 

и написано рядом: vivis — 

то есть «ты жив, ты жива». Живой 

Ихтюс — называют исследователи 

этот знак. 

Жив Он, и жива душа моя… 

Покой Его радостен, он полон 

пения и ликов, хороводов и несказанного 

веселия, залог которого 

имели великие святые 

— мученики и монахи, и многие 

иные, известные и нет. Порой 

искра этого покоя, сияющего, 

и движимого, и недвижимого 

— зажгет сердце того, кому не на 

что надеяться… Да, силен Бог делать 

то, что хочет! 

Это — время Его, Ему время 

действовать, время сотворить 

Господеви — ведь разорили 

Закон Твой. Но плоть Воскресшего 

животворится Духом 

и Новый Завет в Его Крови, и 

на плотяной скрижали Его прободенного 

сердца. «На Кресте 

пригвоздися и копием прободься» 

— и все это для того, чтобы 

позвать врагов, чтобы сделать 

друзей из них, чтобы стало 

все живым и новым, неколебимой 

жизнью, стремительным 

покоем…. 

Это — Его время, Его юбилейный 

год. Это — исполнения 

молитвы, которой Он учил апостолов 

— «Отче наш»… 

Все долги прощены. Прощены 

друг другу, передвинуты назад 

неверные меры и разделы 

земли, полей и виноградников. 

Рабы человеков отпущены человеками 

и обидимые с обиженными 

снова стали братьями. Мы 

не трудимся — проклятие пота и 

труда миновало. Разрушено средостение 

вражды. 

Земля, покоящаяся и благословенная 

Богом, дает плод свой 

— мы вкушаем его и поем в Царствии 

полноты, «пятидесятого 

года», который в древнем Израиле 

был прообразом Царства 

Бога, Царства Небес. Так говорили 

древние, боясь произнести 

Его Имя — но теперь Имя Его 

сияет в Человеке Иисусе, в Сыне 

Возлюбленном. Юбилейный год 

— Его, и радости нашей никто не 

отнимет от нас. 

Он покоился в земле, как 

один из мертвых, не могущих 

петь Богу — чтобы наш смертный 

покой стал приснодвижным 

покоем Неприступного Бога. Он 

взял худшее, Он отдал лучшее. 

Отдал без остатка все, что у Него 

было. Он не ставит выше братий 

Своих ничего — не стыдится называть 

нас братьями. И Он приобщился 

нашей плоти и крови, 

в поругание и смерть, чтобы мы 

приобщились Его Боготочной 

Крови и Животворящего мертвого 

Тела в Жизнь Вечную на 

Земле живых. 

Он и есть та Земля. Он — 

Свет, Жизнь и Покой. 

«В Тебе все для нас, 

Господи…» 

Он наш Покой — тот, где мученики 

нескончаемо веселятся. 

«Яко веселящихся всех жилище 

в Тебе, — говорил псалмопевец 

о Иерусалиме, — граде 

Бога Израилева». Он вернулся 

из смерти, Он воздвиг храм Тела 

Своего, Он живет и дает Царство 

неколебимое. 

Он — Живущий во Иерусалиме, 

который «не подвижется 

вовек». Не прикоснется к Нему 

зло, и к тем, кто с Ним и в Нем, 

на Земле живых. 

«Ты — кротких всех земля 

Христе, Ты — рай мой зеленеющий!» 

— восклицал преподобный 

Симеон Новый Богослов. 

Взирайте, смотрите — вот 

слава Его — живой человек, живой, 

оживленный Кровью и напитанный 

Хлебом, исцеленный 

от смерти, с сердцем живым, 

с сердцем плотяным, брат Его 

кровный. 

«Я услышал голос: 

Я — хлеб взрослым, 

питающихся Мною, 

Я прелагаю в Себя» 

(блж. Августин) 

Древо, вложенное в Его хлеб, 

Он вкусил и умер в позоре и 

оставленности, на сухом деревянном 

орудии пытки. И вспоминая 

это, мы причащаемся Его 

Страсти, Его смерти, Его Восстанию 

— Ему, нашему животворному 

Хлебу. Он не взял Себе ничего… 

Слава Тебе, Христе 

Боже, жданное, 

немыслимое и верное 

ожидание наше, 

здесь и грядущее, 

веселие мучеников 

Твоих — слава Тебе! 

За жизнь мира 

«За Мной!» — приказ, вызов 

Христа апостолам. То — 

крик предводителя воинов, вождя, 

вырывающегося из окопа, 

в экстазе, в видении иного, высшего, 

чем привычная жизнь и 

привычная смерть. «За Мной — 

на смерть! За Мной — на крест! 

Следуй за Мной! 

Кто Господень — ко Мне!» 

Но дано Ему истреблять 

врагов не так, как Финеес, как 

страшный сын Навин — Он бу 

51

дет истреблять их иначе, прелагая 

Своею смертью их в друзей 

Своих. Истреблять их, умирать 

за них… за жизнь мира. 

«Пойдем! — сказал Фома. — 

Пойдем! Пойдем и умрем с Ним. 

Будем отторгнуты от земли живых 

— с Ним вместе, раз Он так 

решил. Мы же — друзья… Пойдем! 

На другую сторону Иордана, 

через поток». 

Он раздробил алчущим хлеб 

Свой, Он привел бездомных под 

кров Свой, Он не презрел никого 

из Его племени — Сын Человеческий, 

Адамов, Божий. И 

свет Его воссиял до рассвета — 

посрамлена премудрость умеющих 

жить, умолкли в священном 

ужасе мудрецы притч. Они увидели 

то, что не надеялись увидеть, 

познав гнилость рода человеческого. 

Не надо уже приспосабливаться! 

Как хорошо… 

Погублена премудрость — и 

стало легко и светло, разверзлся 

рано свет, воссияли исцеления и 

правда, правда Сына Единородного 

вырвалась с Ним из проигрыша, 

из страшного и бесповоротного 

поражения, из могилы, 

небытия, ада, бездны. Слава 

Божия одела Его человеческое 

тело — Се приидох! — когда 

уже нечего было более ждать. 

Он услышан, услышаны и те, кто 

в Нем, кто с Ним вместе раздали 

хлеб жизни своей, души своей, 

кто не послушал мудрецов и стал 

в безумии паче них. И тьма их — 

как свет, как полдень, и Бог твой 

с тобою всегда. Никто не разлучит 

тебя от любви Христа. 

Мученики-свидетели разделяют 

Его «страшные страсти и 

животворящий Крест». Они становятся 

сынами в Единородном 

Сыне Божием. Они страждут 

с Ним, Одиноким — за жизнь 

мира. 

В любви к палачам — не сентиментально-умильном 

чувстве, 

но в желании, чтобы и они 

были «такими же, как я, кроме 

этих уз» (Деян 26:29), чтобы 

они умерли, как враги, чтобы 

были живы, как друзья — ценою 

того, что я умру. Пусть умру я 

за них — со Христом, пусть живут 

они, пусть и они узнают эту 

новую, неколебимую, кристальную, 

сияющую новизну того нового, 

что сделал Бог Живой, как 

я знаю. Мученик — свидетель и 

со-жертва со Христом за мир. В 

тайне христианина всегда есть 

смерть со Христом. 

Кто Господень — ко Мне! 

Тайна христианина — преобразование 

страданий и смерти в 

мартирию. Непременно должна 

произойти эта переплавка. Он 

должен быть «разжжен так, как 

разжигается сребро» — эти слова 

из псалма часто пели мученики 

в своих страданиях. Я умер 

для закона, по которому идет 

обычная человеческая жизнь. 

Я принял совсем не-геройское, 

а до хохота смешное для спешащей 

унизить все до грязи, до 

навоза толпы — не людей, толпы! 

— принял не-геройское завершение 

жизни. Я проиграл — 

проиграл с поверженным врагами 

Христом, стал неудачником 

и глупцом, последовав Неудачнику 

и Глупцу. И это должно 

быть сделано честно. Если это 



«понарошку» — то это самый 

страшный дьявольский обман, 

это гнусно и мерзко… 

…Тот удел, который в гимнографии 

дан мученикам — удел 

тех, кто спасен. Более радикально: 

пищи и света, воды и покоя, 

общения со Христом удостаиваются 

лишь Его свидетели… 

Кто это? Неизвестно. Но все, кто 

спасен, причастны к мученическому 

подвигу. 

Но только ли таков путь мартирии, 

как она осуществлялась 

в первые века христианства или 

недавнее прошлое? Не шире и 

глубже ли эта тайна? Неспроста 

много преданий о том, как больным 

страдальцам приносил ангел 

весть, что они «причислены 

к мученикам»? 

Как Иисус соделался Христом 

в полноте после Своего 

Воскресения, так и мученикстрадалец 

соделывается мучеником-свидетелем 

после смерти 

и свидетельства своей жизни 

со Христом в посмертии на Земле 

Живых. 

Жизнь — всегда страдание. 

Основатель Эссекского монастыря 

святого Иоанна Предтечи 

схиархимандрит Софроний (Сахаров) 

писал о великом сострадании 

ко всем оттого, что они 

когда-то умрут, о великой боли 

за страдальца-собрата. Он говорил 

о том, как однажды его поразила 

мысль: «Как можно желать 

власти над подобным себе 

страдальцем, обреченным на 

смерть?..» 

Нам не дано знать, насколько 

совершается в страдании нашего 

брата или сестры тайна мартирии. 

Нам дано лишь судить себя. 

И еще нам дано попытаться дать 

им света Христова. Он раздается 

человеческими руками, причастными 

тайне Креста и гроба. 

Залог этому — Евхаристия, 

тайна Животворящего мертвого 

Тела, тайна смерти, попирающей 

смерть. Григорий Богослов 

простирал руки к жертвеннику, 

«чтобы причаститься страданиям 

великого Христа». Но будет 

ли жизнь Христова светить 

миру через причастников — или 

они будут ею пользоваться… О, 

эта малая, мещанская, иудина 

горькая польза! Нельзя так смеяться 

над Богом — Он не поругаем… 

Человек сломает себя, так 

безбожно поступая. 

Страдалец — не всегда мученик. 

Не всегда он вписывается в 

рамки жития. Но кто в о т э т о т 

страдалец, находящийся перед 

нами — простой человек, не герой, 

умирающий в человеческой 

боли (ведь страдалец, в конечном 

итоге — любой, кто обречен 

на смерть, любой смертный брат 

наш) — нам не дано знать. 

Больному страдания вменяются 

в мученический подвиг 

при тех-то и тех-то условиях. 

Сухо. Правильно. Мертво. 

…Здесь нельзя говорить о зачетности 

заслуг — глупый студент-третьекурсник, 

спрячь 

свою зачетку! Не все в жизни измеряется 

твоей потрепанной зачеткой. 

Ты хочешь поменять ее 

на красный диплом? Несчастный, 

ты обманываешься жестоко 

— у Бога нет красных дипломов. 

Все, что Он может дать 

— это только Он. Больше ничего 

у Него нет. Он — Странник и 

Нищий. Только Себя Он может 

дать тебе. Только. Больше — ничего 

ты в раю не найдешь. 

Душа человека жаждет не числиться 

— а б ы т ь им. Быть 

другом Христовым, близким 

Его, братом Его. О, это невозможно… 

Поэтому во Христе исполнимо. 

В Нем не исполняется 

ожидаемое и возможное. Он 

— Бог, и единственное, что достойно 

Его — исполнять невозможное. 

Умирать за подданных, 

принимать бичевания за рабов, 

делать врагов друзьями и беседовать 

с ними бесконечно… 

Христос омыл ноги Петру 

— чтобы Петр коснулся дивной 

тайны Его смирения, Мужа 

Крепкого, Мужа скорбей… Это 

невозможно, но это дается человеку 

Богом, если он желает разделить 

тайну Креста. И слова 

апостола о рождении в неколебимое 

царство читаются на Крещении 

— начале пути христианина 

в смерть Христову. 

Рядом с таким человеком соберутся 

другие и все воистину 

исповедуют, что — Христос есть 

Бог. Теперь не по словам твоим 

только веруем, самарянка, но 

сами видели это. Тайна христианина 

и тайна Христа — одно: 

хотя Они умерли — Они живы. 

И Они видят всю красоту Воскресшего 

— Землю Живых. 

• 

53

Просто о сложном 


Михаил Браверман 

аспирант Санкт-Петербургской православной духовной академии 

В поисках 

царственной 

свободы 



Мы пришли в этот мир, 

не выбирая ни времени, 

ни места рождения, 

ни родителей, ни физических 

или психических данных. Господь 

говорит, что мы не можем 

по своему желанию прибавить 

себе рост или изменить возраст, 

«ни одного волоса сделать белым 

или черным» (Мф 5:36). И, 

наконец, в духовном измерении 

человек не в силах освободиться 

от власти греха и преодолеть 

вечную погибель. 

В чем же тогда состоит та 

царственная свобода, о которой 

возглашает Церковь устами апостола 

Павла: «К свободе призваны 

вы, братья» (Гал 5:13)? 

Однажды Господь сказал 

окружавшим Его людям, причем, 

как отмечает евангелист, 

слово было обращено «к уверовавшим 

в Него»: «Если пребудете 

в слове Моем, то вы истинно 

Мои ученики, и познаете истину, 

и истина сделает вас свободными». 

Ему отвечали: «Мы семя 

Авраамово и не были рабами 

никому никогда; как же Ты говоришь: 

сделаетесь свободными?» 

(Ин. 8:32-33). Диалог этот 

происходил в те времена, когда 

маленькая Иудея была оккупирована 

могущественной Римской 

империей. А еще раньше в 

истории этого народа был трагический 

период четырехсотлетнего 

египетского рабства, закончившийся 

исходом из Египта 

— прообразом Воскресения, 

а затем последовал семидесятилетний 

Вавилонский плен. Почему 

же тогда Господь не упрекает 

Своих оппонентов в том, 

что они говорят неправду? Видимо, 

потому, что с обеих сторон 

речь идет о рабстве духовном, 

служении идолам, и в этом 

смысле иудейский народ сохранял 

верность призванию Авраама. 

Таким образом, свобода не 

обусловлена внешними обстоятельствами, 

она внутри человека, 

в его верности Богу. Но путь 

Ветхого Завета должен был привести 

человека ко Христу Спасителю, 

Сыну Божьему, и потому 

Иисус отвечал им: «Истинно, 

истинно говорю вам: всякий, делающий 

грех, есть раб греха. Но 

раб не пребывает в доме вечно; 

сын пребывает вечно. Итак, если 

Сын освободит вас, то истинно 

свободны будете» (Ин 8:34- 

36). Итак, в мире человек оказался 

рабом греха, и Сын Божий 

пришел освободить человека. 

Насколько человек работает 

не греху, а Богу, насколько становится 

не рабом греха, а рабом 

Божьим, настолько обретает достоинство 

быть чадом Живого 

Бога, наследником вечного Царства, 

которое Бог уготовал всем 

любящим Его. 

Но «наследник, доколе в детстве, 

ничем не отличается от 

раба, хотя и господин всего», 

как говорит апостол Павел (Гал 

4:1). То, что в совершенстве откроется 

в жизни будущего века, 

уже дано нам как залог. Мы несем 

на себе все последствия грехопадения: 

наша природа покалечена 

грехом, тело немощно, 

оно болеет и в итоге перестает 

существовать. И, как утверждает 

еще Ветхий Завет, «все мысли 

и помышления сердца… зло 

на всякое время» (Быт 6:5). И 

вместе с тем мы все-таки можем 

утверждать, что свободны в нашей 

любви: мы свободно можем 

ответить на любовь Бога к 

нам, либо же отгородиться от 

нее грехом и себялюбием. Мы 

можем осознать, что Бог возлюбил 

нас даже до Креста и погребения. 

Он пришел к нам, чтобы 

никто не погиб, но каждый 

смог войти в Небесное Царство. 

«Бог есть любовь», — утверждает 

очевидец евангельских 

событий апостол Иоанн Богослов 

(1Ин 14:16). Отвечая Богу 

любовью, мы становимся Его 

чадами — сынами и дочерями. 

Господь говорит: «Кто любит 

Меня, тот соблюдет слово Мое; 

и Отец Мой возлюбит его, и мы 

придем к нему и обитель у него 

сотворим» (Ин 14:23). Так на 

деле исполняются слова Господа 

о том, что именно Он, Сын Божий, 

дает нам подлинную свободу. 

Ведь если в полноте свободен 

лишь Бог, то человек свободен 

настолько, насколько он 

пребывает в Боге и Бог пребывает 

в человеке, «а где Дух Божий, 

там и свобода» (2Кор 3:17). 

Очень часто вне церковных 

стен люди воспринимают свободу, 

прежде всего, как возможность 

делать все, что захочется. 

На практике это означает свободу 

выбора в крайнем ее проявлении 

— это выбор между добром 

и злом. Но ведь сама возможность 

выбора зла свидетельствует 

о нашем поврежденном 

состоянии. Такую свободу 

воли попавшего под власть греха 

человека преподобный Максим 

Исповедник обозначил как 

волю «гномическую» (от греческого 

«выбор»). Она, в отличие 

от воли естественной — к Богу и 

добру, появилась в человеке после 

грехопадения, которое автор 

Ареопагитик назвал «безумным 

отпадением от Божественных 

благ, изначально дарованных 

человеку». 

Что мы выбираем — свет или 

тьму, жизнь или смерь? Выбор 

в нашей власти. Наше спасение, 

по слову преподобного Максима 

Исповедника, зависит от нашей 

воли. И потому путь к царственной 

свободе лежит через борьбу 

с грехом, через поиск воли Божьей 

и послушание ей. 

Такой путь реализации нашей 

свободной воли должен 

привести нас к немыслимой высоте 

нашего призвания — к восхождению 

в духовное небо. Когда-то, 

извратив дар свободы, 

часть ангелов ниспала с Небес, 

превратившись в духов злобы 

поднебесных, и теперь туда призван 

взойти человек. «Возлюбленные! 

— восклицает Иоанн 

Богослов, — мы теперь дети Божии; 

но еще не открылось, что 

будем. Знаем только, что, когда 

откроется, будем подобны Ему, 

потому что увидим Его, как Он 

есть» (1Ин 3:2). 

• 

55

Просто о сложном 

Священник 

Игорь Иванов 

кандидат философских наук, доцент 

Санкт-Петербургской православной духовной академии 

Пойди туда – 

не знаю 

куда, 

принеси то – 

не знаю 

что... 

Всем знакома эта фраза из сказок. Конечно, 

главный ее смысл заключен в 

трудноисполнимости указанной задачи 

(в силу неопределенности таковой), которой 

«лукавый царь», якобы знающий «все 

и везде», намерен уловить и погубить героя 

сказки. Однако здесь можно увидеть еще несколько 

моментов. Во-первых, это безграничный 

набор переменных, как пространственных, 

так и вещественных. То есть предполагается 

безграничная свобода выбора направления 

поиска и свобода выбора объекта 

поиска. Во-вторых, задание предполагает 

условную свободу исполнителя — он свободен, 

пока находится в поиске. Если нашел 

— получает награду, если не нашел — лишается 

жизни. Таким образом, выстраивается 

целевой ряд: в бесконечном свободном поиске 

обрести реальную свободу жизни и драгоценную 

награду. Невозможность найти неведомое 

в неведомом отодвигает в бесконечность 

«спасение» героя. Разнообразие сказочных 

сюжетов по-разному решает эту задачу. 

Но среди них есть и такой: герой отправляется 

в «потусторонний» мир, откуда 

приносит нечто «потустороннее». Логика 

проста: в здешнем мире безграничный и 

бесконечный поиск невозможен. В здешнем 

мире каждая «вещь» известна и поименована 

и находится на своем «месте» (антоним 

указанной в заголовке фразы — «знаю 

где и знаю что»). А раз так, то только нечто 

«трансцендентное», из «иного» мира, дает 

герою надежду на победу над «лукавым царем». 

Сказка открывает нам, что «неопределенность» 

невыносима для нашего сознания, 

что свобода в поиске «неопределенного» — 

бесцельное и бессмысленное блуждание. А 

знание «определений» вещей и «пределов» 

их мест бытия дает власть над ними. И обыграть 

«лукавого царя» можно только тем, что 

не подлежит «власти его здешнего знания» 

— свидетельством из «инобытия». 

Если же вернуться к проблеме свободы, то 

выходит, что бесконечное блуждание в поисках 

неведомого — это настоящее проклятие, 

это рабство этому поиску, а вовсе не свобода 

(рабом такого блуждания стал Одиссей 

в силу прихоти коварного Посейдона). 

Здесь можно затронуть вопрос о «свободе-рабстве» 

в контексте гносеологической 

проблематики сочетаемости «знаемого» и 

«незнаемого». В некотором роде, мы имеем 



дело с дилеммой: с одной стороны, 

знание «определений» (рабство 

им) порождает желание познания 

«неизвестного» и «неопределенного» 

(освобождение 

от них); с другой стороны, бесконечный 

поиск «неопределенного» 

(рабство поиску) не дает 

искомой «определенности» (освобождение 

от поиска). В гносеологической 

чехарде этого 

«томления духа» рабство и свобода 

становятся как бы переливами 

цветов коварного хамелеона. 

Наличие «определенного» 

может в одно и то же время 

казаться и свободой от «неведомого» 

и рабством «ведомому». 

В этом, пожалуй, и состоит 

проблема свободы познания. 

Как может соотноситься «ограниченность» 

человеческих способностей 

познания с «безграничностью» 

неведомого мироздания, 

как здешнего, так и потустороннего? 

С вопросом о границах и свободе 

познания связана и проблема 

свободы творчества, в 

частности — промышленного 

творчества. С одной стороны, 

отправной точкой всякого человеческого 

технического творчества 

является желание приспособить, 

использовать «наличный 

природный материал», 

трансформировать его благодаря 

воздействию воды, огня, орудия 

и т.п. В этом случае человек 

несвободен от известных ему 

свойств этого «материала». Человеку 

всегда приходится считаться 

с тайнами и мощью, почти 

полной неконтролируемостью 

им природы и происходящих 

в ней процессов. Даже создание 

«искусственного материала» 

в ХХ веке не решило, а 

усугубило множество проблем, 

связанных с задачами «творческого» 

преобразования природы. 

Как соотнести «ограниченность» 

технических возможностей 

воздействия на природу с 

«безграничностью» Вселенной 

и «ограниченностью» ресурсов 

на Земле? В этом заключается 

основная проблематика «свободы» 

и «рабства» технического 

человека в мире и природе. 

Что касается гуманитарного 

творчества, то человек несвободен 

от истории человечества, от 

его культуры и т.п. Даже мир художественного 

вымысла всегда 

будет носить узнаваемые черты 

из мира реального. Никуда не 

убрать причинно-следственные 

связи «определенного» прошлого 

и «неведомого» грядущего. 

Разные виды свободы имеют 

свои естественные ограничители, 

свои пределы. Каждый человек 

ограничен местом и времен 

своей жизни, своей телесностью, 

своей социальностью, своими 

физическими, душевными, 

умственными и духовными способностями 

и возможностями, а 

также их состоянием в определенный 

момент жизни. В конце 

концов, человек ограничен своей 

смертностью! 

Как ни странно это может 

звучать, но истинным критерием 

и регулятором свободы может 

быть только свобода совести 

(во всех проявлениях). К 

примеру, свобода слова ограничивается 

именно совестью человека, 

свобода и широта мысли 

— умственными способностями 

и опять-таки совестью. Вспомним 

«золотое правило» тактичности: 

умей сказать нужное слово 

нужному человеку в нужный 

момент. Свобода передвижения 

огра ничивается физической 

возможностью такового 

и свободой совестного целеполагания. 

Свобода чувства ограничивается 

самим этим чувством 

(например, любовью: разве 

можно оставить того, кого понастоящему 

любишь?) и опятьтаки 

загадочной совестью. Все 

остальные свободы (политические, 

экономические, юридические) 

вырабатываются и ограничиваются 

внутри каждого 

конкретного общества и государства. 

Но реализуются на 

деле или нет благодаря совести 

или бессовестности человеческой. 

Все эти свободы могут 

быть в разных целевых диапазонах: 

«свобода от…», «свобода 

для…», «свобода в…». И как бы 

ни хотелось кому-либо абсолютизировать 

статус той или иной 

свободы, они все все-таки будут 

иметь некую «ограничительную 

линию», будут относительными, 

поскольку все-таки будут иметь 

дело с миром здешним, миром, 

имеющим относительное бытие. 

Неведомая этому миру абсолютная 

свобода — это то, чем 

побеждается «лукавый царь» 

здешнего мира «относительностей» 

и «определений» (он 

мнит управлять миром через 

них). Это свобода трансцендентная, 

принесенная из «мира иного». 

Абсолютная свобода может 

быть даром только абсолютного 

Бога и только по отношению 

к Нему, это Его абсолютный 

риск дать нам самим возможность 

свободного бытия с Ним 

— «свобода от Него» или «свобода 

в Нем». «Свобода от Него» 

— это мнимый бесконечный поиск 

неведомого «иного» (зависимость 

от «лукавого царя»), 

вспомним здесь историю Фауста 

и «фаустовской цивилизации». 

«Свобода в Нем» — это обретение 

неведомого «себя» («...в вас 

должны быть те же чувствования, 

что и во Христе Иисусе»), 

это возможность стать своим 

Богу, Который явил и являет 

Себя людям (вспомним здесь 

хотя бы историю Святой Горы 

Афон и традиции исихазма). 

Именно это значение свободы 

как «свойствá», то есть сопричастности, 

фиксируется этимологическими 

словарями для 

аналогов этого слова, по крайней 

мере, в индоевропейских языках 

(от санскритского SvadhA). О 

связи человека как своего, свободного, 

со своим, свободным, 

народом (часть и целое) говорят 

и такие родственные аналоги, 

как ἐλεύθερος (греч.), 

līber (лат.), людин (слав.), leuđiz 

(прагерм.). Не случайно именно 

слово «людие» используется в 

переводе тропаря Кресту: «Спаси, 

Господи, люди Твоя…» 

Таким образом, в онтологическом, 

абсолютном понимании 

быть свободным — значит быть 

своим Богу, быть своим среди 

своих Божиих. 

Свобода же, которой привязывает 

к себе и к своей прихоти 

«лукавый царь» — это безграничная 

и не ограниченная ничем 

«отчужденность», мнимая 

свобода быть чужим среди чужих, 

вечное скитание «в стране 

далече»… 

• 

57

Опыт красоты 

Протоиерей Евгений Горячев 

преподаватель Санкт-Петербургской православной духовной академии, аспирант 

Найди свой 

путь к Радуге! 

— лучший и самый кассовый 

французский фильм 2004 

«Хористы» 

года — стал дебютом и одновременно 

триумфом режиссера Кристофа Баратьё. 

Преимущественно положительные 

национальные и международные отзывы, в 

общем и целом, подчеркивали, что в современной, 

во многом циничной, киноиндустрии 

режиссеру удалось минимальными 

средствами создать художественный шедевр, 

который и семантически, и эмоционально 

убеждал европейско-американского зрителя 

в том, в чем он некогда был воспитан (во что 

он верил еще с детства), но о чем, к сожалению, 

мог в дальнейшем забыть. 

Моральная идея фильма проста, как все 

совершенное: бескорыстное добро, милосердная 

справедливость, красота по сути и 

человечность по убеждению — все это до сих 

пор востребовано в нашем мире, ибо всегда 

предпочтительней своих мрачных духовных 

противоположностей. 

Не менее прост и сам киносюжет. Франция, 

1949 год. В детский приют с выразительным 

названием «Дно пруда» приезжает 

новый педагог — учитель музыки Клеман 

Матьё. Дети, в основном сироты, изнемогают 

и вместе с тем ожесточаются от изуверской 

воспитательской «находчивости» директора 

заведения — самодовольного карьериста 

Рошана. Почувствовав с первых же 

минут, какой агрессией и отчаяньем наводнено 

«Дно пруда», Матьё, претерпевая многочисленные 

трудности и унижения, решается 

изменить гнетущую атмосферу. Созданный 

им детский хор постепенно преображает 

всех и каждого, включая воспитателей. 

Всех, кроме Рошана и подростка-рецидивиста 

Модéна. Растущий авторитет скромного 

учителя музыки становится, в конце концов, 

главной причиной его увольнения. Однако 

злая победа директора лишь временна, 

справедливость все равно торжествует, правда, 

уже без Матьё. И все же, для всех воспитанников 

сделанное их учителем бесценно. 

Даже изгнанный, он оставляет в их памяти 

и сердцах непоколебимую веру в хорошего 

человека! И еще: сделанное Матьё бесценно 

для всех его воспитанников, но для двоих 

из них особенно. Пьер Моранж, благодаря 

Матьё, находит свое главное жизненное 

призвание — он навсегда «усыновлен» музыкой, 

а Пипинó, никогда не видевший своих 

родителей, но упорно веривший, что од 



нажды отец придет за ним — в 

итоге усыновлен самим Матьё… 

Сюжет, как уже было сказано, 

очень прост, но все же не 

настолько, чтобы не заметить в 

авторской концепции дна пруда 

«двойного дна», которое самим 

режиссером вряд ли осознавалось. 

Именно этот неявный 

и как бы параллельный явному 

план и будет нашей богословской 

иллюстрацией к евангельской 

теме Пятидесятницы. 

Известно, что одна из идей 

этого праздника связана не только 

с рождением в Духе Святом 

отдельного нового человека — 

христианина, но и с рождением 

в том же Духе новой благодатной 

реальности — христианской 

Церкви, в которой такие люди 

составляют некую мистическую 

общность. Апостол Павел сравнивал 

эту общность с богочеловеческим 

организмом, в котором 

«многие верующие составляют 

одно тело во Христе, а порознь 

— один для другого члены» 

(ср. Рим 1:5; 1Кор 12:27); 

он же сравнивал ее с Евхаристией, 

когда «один хлеб, и мы многие 

— одно тело; ибо все причащаемся 

от одного хлеба» (1Кор 

10:17). В обоих случаях апостол 

давал понять своим вдумчивым 

современникам (да и всем прочим 

поколениям христианских 

мыслителей), что когда речь заходит 

о реальностях подобного 

рода, говорить о них можно 

лишь образно, прибегая к языку 

метафор и символов. Данная 

богословская традиция стала 

почти сразу успешно развиваться, 

и вот уже св. Игнатий Антиохийский 

добавляет к этому 

символическому списку образов 

Церкви еще один выразительный 

образ — образ хора: «Составляйте 

из себя все до единого 

хор, чтобы согласно настроенные 

в единомыслии, дружно 

начавши песнь Богу, воспевать 

ее единым голосом Отцу через 

Иисуса Христа» (Еф 4). Церковь, 

как видим, представлена 

здесь в виде мистического 

хора, регент и главный адресат 

песнопений которого Сам Господь. 

Причем, следуя аналогии 

того же апостола, можно быть 

уверенным, что гармония общего 

религиозного звучания не 

достигается здесь упразднением 

чьей-то человеческой индивидуальности 

ради общей слаженности 

и красоты. Напротив, 

хотя уста и сердца «поющих» 

едины, однако же, это именно 

разные уста и разные сердца, 

ибо у каждого в этом хоре своя, 

драгоценная для Бога, партия!.. 

Но если хор как явление может 

быть законным символом Церкви, 

то тогда и происходящее на 

экране может законно отсылать 

нас к известным библейским 

аналогиям. 

«Егда снизшед языки слия, 

разделяше языки Вышний…» 

Вавилонская башня — постоянная, 

никогда не ослабевающая в 

земной истории антитеза божественному 

порядку вещей. Она, 

словно «анти-церковь», и значит 

«анти-хор», дирижер которого 

все тот же «сильный зверолов» 

(ср. Быт 10:9), эксплуатирующий 

лучшие человеческие 

качества в своих всегда бесчеловечных 

интересах! Очевидно, 

что в этом фильме цивилизованный 

Рошан типологически равен 

архаичному Нимроду, способному 

созидать видимое земное 

единство лишь через страх и 

насилие. Рошан не верит в творческие 

свободные возможно 

1 

Как тут не вспомнить поэтические 

прозрения Тютчева, которые хотя 

и были написаны по другому историческому 

поводу, но, в общем-то, на ту же 

метаисторическую тему: «Единство, возвестил 

оракул наших дней, должно быть 

спаяно железом лишь и кровью…» 

59

сти человеческого объединения, 

ибо совершенно не верит в силу 

добра как таковую; оттого столь 

предсказуема и духовно закономерна 

его собственная «реакция 

на акцию» Матьё: «Чтобы заставить 

их петь хором, Вам придется 

вырывать звуки из их глоток 

клещами. Или я король дураков…» 

1 

Пятидесятница. «Егда же 

огненныя языки раздаяше, 

в соединение вся призва; и 

согласно славим Всесвятаго 

Духа». В фильме ключевым 

символом «небесного пламени», 

которое способно повлиять 

на действительное преображение 

человека, наряду с милосердием, 

становится музыка. 

С точки зрения корректности 

аналогии, это, пожалуй, одно 

из самых правомочных сравнений. 

Выдающийся философ русского 

зарубежья П.М. Бицилли 

(†1953) говорил, что «все искусства, 

кроме музыки, работают 

над материалом уже оформленным. 

Статуя, картина, роман, 

стихотворение и пр. становятся 

художественным воплощением 

того материала, который ранее 

уже был частью этой земной 

жизни; и между этими художественными 

творениями и 

этой «жизнью» всегда проложен 

мост… Но музыкальное произведение 

слагается из элементов, 

которым лишь с великой натяжкой 

можно подыскать прообразы 

в «жизни». Симфонии Бетховена 

и фуги Баха возникли из 

«простой гаммы», то есть, с точки 

зрения «жизни», из ничего. 

Мир музыки создан так, как наш 

мир создан Богом». 2 

Матьё в фильме — современный 

апостол музыки и добра, 

некогда прошедший через 

свою личную «музыкальноэтическую 

пятидесятницу»; он 

жертвенно и дерзновенно передает 

полученные дары всем отзывчивым 

и благодарным, в то 

время как Рошан, публично ненавидящий 

порочного Модéна, 

на самом деле выступает в роли 

его прародителя. У Модéна тоже 

есть голос, и он тоже поет, но 

это другие слова, другая музыка 

и другой «чуждый» огонь вдохновения… 

«Вавилонская пятидесятница». 

Все сказанное до этого 

момента выглядело вполне благопристойным 

(и потому в чемто 

прозаичным), поскольку описывало 

и опознавало глубинную 

символику этого фильма как непримиримое 

противостояние 

двух разноприродных царств — 

от века и не от века сего. В этом 

нет ошибки, такое противостояние 

действительно существует, 

ибо предсказано христианской 

Церкви Самим Спасителем, 

равно как и то, что сатанинское 

зло, все время стремящееся 

ее уничтожить, никогда не преуспеет 

в этом окончательно (ср. 

Мф 16:18). Однако, знаменитое 

высказывание блаж. Августина: 

«Сколько овец снаружи, сколько 

волков внутри», а главное 

личный жизненный опыт, подталкивает 

нас к тому, чтобы увидеть 

в фигурах Матьё и Пипинó, 

Рошана и Модéна нечто большее, 

чем просто конфликт религии 

и атеизма. Представьте, 

что речь здесь идет не о «мире и 

клире», а только о Церкви и о ее 

страшном, выражаясь словами 

С. Фуделя, «двойнике»… 

Как известно, личная Пятидесятница, 

наиболее зримо присутствующая 

в Таинстве православного 

миропомазания, 

оставляет каждого облагодат 

2 

Великая (бессмертная) музыка черпается 

непосредственно из небесных 

сфер и поэтому может быть достойным 

символом самого Неба. Она, конечно же, 

ни огонь Пятидесятницы, ни тем более 

его альтернатива, но она один из достоверных 

отблесков этого огня. Почему? 

Да потому, что все мы знаем удивительное 

свойство воздействия на нас музыки. 

Не случайно на одном из древнейших 

языков мира данное слово поясняется не 

термином, а целым определением: «Музыка 

— это сведение воедино и выражение 

всего». 



ствованного христианина абсолютно 

свободным. Множество 

даров Святого Духа, соединяющихся 

с нашей природой в этом 

ритуальном действии, к сожалению, 

никак не защищает нас 

от зло употреблений полученным. 

Другими словами, Бог щедро 

благословляет наш разум и 

наши чувства, но мы по-прежнему 

вольны любить грех и обдумывать 

преступления! Заметим, 

что так было и так всегда будет: 

от Бога — дар, от человека — 

возможность и умение этим даром 

распорядиться… 

«Хористы», осмысленные в 

таком ракурсе, позволяют нам 

говорить о нескольких присутствующих 

на экране видах личного 

и общественного церковного 

устроения: подлинного и, 

увы, мнимого. Оба главных персонажа 

— и герой, и антигерой — 

люди Церкви, чада случившейся 

с ними некогда Пятидесятницы. 

При этом Клеман Матьё был и 

остается настоящим «верным» 

— и в своих «вероучительных 

принципах», и в своем «иерархическом 

отцовстве», и в своем 

«профессиональном тайносовершении». 

Для всех своих подчиненных 

(а для Пипинó в особенности) 

он не только господин, 

но, и что гораздо важнее, 

отец! Рошан, напротив, старательно 

делает вид (да и то лишь 

перед начальством), что он тот, 

за кого себя выдает и, естественно, 

терпит духовный крах. 

Но почему? Ведь Рошан, говоря 

нашим специальным языком, и 

крещен, и рукоположен, и уполномочен?! 

Скучно повторять «аксиомы 

религиозного опыта», но христиане 

типа Матьё никогда не 

информируют своих подопечных 

о чем-то им самим неведомом, 

они всегда свидетели, ибо 

рассказывают о той стране, в 

которой их хоть немного знают. 

Но представим, что у какого-то 

амбициозного церковного 

Рошана такого опыта еще нет 

(или уже нет), и не просто у Рошана-мирянина, 

а у лица иерархического, 

над кем-то очень 

властно возвышающегося! Опыта 

нет, но есть должность, регалии, 

полномочный внешний авторитет, 

который и должен внушить 

другим людям убежденность, 

что такой опыт у данного 

лица все же имеется. И раньше, 

и в наше время подобное совсем 

не редкость, когда форма подменяет 

содержание. И что же в 

этом случае остается бедному 

церковному начальнику? Остается, 

как ни странно, многое, 

но, увы, чаще всего Рошаны по 

убеждению выбирают в качестве 

лекарственного средства одну 

только имитацию… Поскольку 

такую имитацию невозможно 

продемонстрировать в «явлении 

Духа и силы» (1Кор 2:4), им 

приходится демонстрировать ее 

(чтобы держать пасомых в узде) 

только в силе. Но это уже не 

Церковь, а именно «дно пруда» 

— вавилонская пятидесятница... 

Только присутствие Святого 

Духа (ср. Гал 5:22) дает власти 

церковного начальника необходимую 

моральную санкцию и 

гарантию на безропотное подчинение 

нижестоящих вышестоящим; 

но если Духа нет, остается 

подчинять их одной голой властью, 

а это всегда вызывает у людей 

сопротивление. Хорошо еще, 

если «церковный Рошан» осознает 

свое несовершенство и периодически 

кается перед подчиненными, 

просит прощения, пытается 

хоть как-то духовно расти, 

чтобы форма все-таки наполнялась 

содержанием и т. д. 

Но гораздо хуже, когда он уверовал 

в то, что его способность повелевать 

и есть настоящая духовная 

жизнь, а по-другому просто 

и быть не может! Тогда это уже 

беда по сути, ибо за фасадом «мегатонн» 

благочестивой риторики 

у всех исторических «церковных 

Рошанов» только отчеканенные 

по их образу и подобию Модены, 

а такие, как Матьё, им, наоборот, 

всегда ненавистны. 

В заключение два слова о названии 

этой статьи. Примерно 

в середине фильма звучит, 

как мы помним, поразительная 

по красоте песня «Caresse sur 

lʼocean» (Лаская океан). В одном 

из ее куплетов слова «Trouve un 

chemin vers lʼarc-en-ciel» художественно 

переведены фразой: 

«Найди свой путь к радуге». 

Радуга — чудесный вещественный 

знак преодоленного некогда 

греховного катаклизма; 

визуально она соединяет небо 

и землю. У Пятидесятницы и у 

Церкви та же символика, то же 

предназначение. И поэтому, на 

каком бы антицерковном или 

псевдоцерковном «дне пруда» 

периодически не оказывались 

люди, задача у них с древнейших 

времен и по сей день одна 

и та же — найти свой путь к Радуге! 

• 

61

Опыт красоты 

Максим Юдаков 

Altra vita 

О повседневной жизни 

итальянских 

монахов-бенедиктинцев 

Бенедиктинцы являются одной из 

древнейших форм монашества на 

христианском Западе. Основателем 

западного монашества традиционно считается 

прп. Бенедикт (Венедикт) Нурсийский 

(ок. 480—547 гг.), составивший общежительный 

устав на основе западной и восточной 

аскетических традиций (творения прп. 

Пахомия Великого, свт. Василия Великого, 

прп. Иоан на Кассиана Римлянина, блж. 

Августина, анонимный монашеский устав 

«Правила учителя») 1 . Прп. Бенедикт основал 

к югу от Рима монастырь Монте-Кассино, 

насельники которого способствовали 

распространению Устава прп. Бенедикта 

по всей Европе. На протяжении Средневековья 

из среды бенедиктинцев образовывались 

независимые монашеские ордена 

— цистерианцы, доминиканцы, францисканцы 

и др. Только в 1893 г. папа Римский 

Лев XIII объединил все бенедиктинские монастыри 

в одну конфедерацию и присвоил 

ей наименование «ордена» 2 . Монахи-бенедиктинцы 

внесли большой вклад в европейскую 

историю культуры и общества. В настоящее 

время монашеские общины продолжают 

деятельность в различных областях 

науки и культуры, занимаясь изучением 

литературы, музыки, архитектуры, живописи, 

осуществляя активную миссию в странах 

Африки и Азии. 

Настоящая статья посвящена истории и 

описанию повседневной жизни одной из таких 

бенедиктинских общин — во имя Пресвятой 

Троицы, подвизающейся в Думенце 

(Северная Италия). Православные христиане, 

живущие в России, мало знакомы с традицией 

западного монашества, основанного 

на древнем наследии прп. Бенедикта Нурсийского. 

Имея же представление о со временном 



быте русских православных монахов, 

интересно сравнить его с 

бытом монахов-католиков. 

История общины. История 

общины во Имя Пресвятой 

Троицы начинается в древнем 

аббатстве Успения Пресвятой 

Богородицы в Пралье 3 (регион 

Венето, провинция Падуи). 

В 1989 году было принято решение 

о создании нового бенедиктинского 

монастыря на территории 

епархии Милана. С этой 

целью была организована группа 

из десяти монахов аббатства, 

которые были направлены к 

архиепископу Милана кардиналу 

Карло Мария Мартини. Прежде 

чем найти постоянное место 

для проживания, община в 

течение 12 лет (1993—2005 гг.) 

арендовала монастырь Святого 

Иоанна Крестителя в Вертемате 

(регион Ломбардия, провинция 

Комо) 4 , находящийся в частной 

собственности. Высокая арендная 

плата, ограниченные доходы 

и невозможность принимать 

паломников заставили общину 

начать поиски другого места для 

монашеской жизни. 

В 2002 году в 12 км от итальянского 

города Луино (регион 

Ломбардия, провинция Варезе) 

в коммуне Думенце было приобретено 

место для создания собственного 

монастыря. В 2005 

году община окончательно переехала 

на обустроенную территорию. 

11 апреля 2006 года 

кардинал Диониджи Теттаманци, 

следующий после кардинала 

Мартини архиепископ Милана, 

освятил новый бенедиктинский 

монастырь. 

Местоположение и монастырский 

комплекс. Монастырский 

комплекс расположен 

на высоте 1000 м в Альпийских 

горах недалеко от вершины 

Монте Лема вблизи швейцарской 

границы. В связи с таким 

расположением безусловными 

достоинствами этого места 

являются тишина, чистый 

воздух и первозданная природа. 

Кроме монастыря в этом 

горном районе есть несколько 

домиков местных жителей и небольшая 

туристическая гостиница, 

откуда открывается замечательный 

вид на лежащие 

внизу поселения и Лаго Маджоре, 

второе по величине озеро в 

Италии. Проект монастырского 

комплекса включает в себя базилику, 

основной корпус, домики 

для гостей, место для пала 

1 

См.: Турилов А.А., Зайцев Д.В. Венедикт 

Нурсийский // Православная энциклопедия. 

М., 2004. Т. 7. С. 584. 

2 

См.: Усков Н.Ф., Чернов В.В. Бенедиктинцы 

// Православная энциклопедия. 

М., 2002. Т. 4. С. 611. 

3 

Бенедиктинское аббатство Успения 

Пресвятой Богородицы в Пралье 

(Abbazia Benedettina Santa Maria Assunta 

di Praglia) было основано в ХI веке. Долгое 

время монастырь был центром сельского 

хозяйства в Падуе. На протяжении 

XIX века в связи с итальянскими войнами 

монастырь несколько раз закрывался. 

Окончательное возобновление монашеской 

жизни в обители началось в 1904 

году. C 1951 года монастырь является 

одним из центров в области реставрации 

рукописей и редких книг (cм.: Tamburino 

G. Il Restauro del Libro dell'Abbazia di Praglia 

1951—2001. Bresseo di Teolo, 2001; 

также см.: Carpanese C. Praglia // Di zio 

nario degli istituti di perfezione. Roma, 

1983. Vol. VII. P. 414—418). 

4 

Аббатство Святого Иоанна Крестителя 

в Вертемате (Abbazia di San Giovanni 

di Vertemate) было основано в 1084 г. 

клюнийскими монахами. В эпоху Наполеоновских 

войн в Италии (1796—1797 

гг.) обитель с прилегающими территориями 

стала частной собственностью, 

а монахи были изгнаны из монастыря. 

Во второй половине XX века монастырь 

был восстановлен. (См.: Loi R. Il priorato 

Cluniacense di San Giovanni Battista di 

Vertemate. Como, 2011; также см.: Chierici 

S. La Lombardia // Italia Romanica. Milano, 

1991. Vol. 1. P. 323.) С 1993 по 2005 год 

между монахами-бенедиктинцами и владельцами 

аббатства был заключен договор 

аренды. В настоящее время монастырь 

закрыт и не используется. 

63

точного лагеря и место для прогулки. 

В настоящее время полностью 

оборудован основной 

корпус, домики для гостей, место 

для палаточного лагеря и 

место для прогулки. Основной 

четырехэтажный корпус имеет 

квадратную форму с внутренним 

двориком в центре. В подземном 

уровне здания находится 

гараж для автомобилей и хозяйственной 

техники. На первом 

этаже располагается монастырская 

церковь, вмещающая 

до 60 человек, трапезная, кухня 

и склад, реставрационная мастерская, 

зал заседаний капитула 

5 . Второй этаж предназначен 

для гостей. Здесь — прихожая, 

гостевые комнаты, лекционный 

зал, небольшие комнаты 

5 

Капитул — собрание всех членов 

обители, принесших вечные обеты, с целью 

решения важных для данной общины 

вопросов (см.: Шишова Т. Капитул // 

Католическая энциклопедия. М., 2005. Т. 

2. К. 785—788). 

6 

См.: Павел VI, папа Римский. Конституция 

«О Священной Литургии». Гл. 

IV. Ст. 96 // Документы II Ватиканского 

Собора. М., 2004. С. 40. 

7 

Пресвитерий — в западной христианской 

традиции алтарная часть храма 

(см.: Беляев Л. Пресвитерий // Католическая 

энциклопедия. М., 2007. Т. 3. К. 

1756—1757). 

8 

Алтарь — в данном случае евхаристический 

жертвенник, т. е. престол (см.: 

Беляев Л.А. Алтарь // Православная энциклопедия. 

М. 2001. Т. 2. С. 54—55). 

для личной беседы со священником, 

зал для отдыха. Также 

на этом этаже находятся монастырская 

библиотека с читальным 

залом и иконописная мастерская. 

На третьем этаже живут 

монахи, а также расположены 

административные помещения 

и комната отдыха для монахов. 

Комнаты четвертого этажа 

отведены для гостей, пребывающих 

в монастыре длительное 

время. Помимо основного 

здания на монастырской территории 

построены два летних 

двухэтажных домика для гостей, 

приезжающих большими 

группами. Как правило, это 

школьники или студенты, приезжающие 

в монастырь, чтобы 

познакомиться с монашеской 

жизнью. Каждый домик имеет 

несколько спальных комнат и 

небольшую кухню. 

Братия. В настоящее время 

община бенедиктинцев, проживающая 

в Думенце, насчитывает 

десять человек, двое из которых 

имеют священный сан. Монашество 

— очень ответственный 

жизненный шаг, поэтому 

среди братии практически нет 

молодых людей. Самому младшему 

монаху чуть больше 30- 

ти лет. На время богослужений 

монахи надевают белую одежду 

с широкими рукавами, напоминающую 

привычную нам рясу, 

но с капюшоном. Повседневной 

же одеждой монаха-бенедиктинца 

является черный подрясник 

с капюшоном или его укороченный 

вариант — специально 

пошитые синие или черные 

рубашки, также с капюшоном. 

Таким образом, монашествующие 

даже в повседневной обстановке 

никогда не забывают о 

своем образе жизни. Католические 

монахи должны быть обязательно 

коротко стрижены. По 

желанию и с дозволения настоятеля 

могут носить аккуратно 

подстриженную бороду. 

Молитва. Молитва занимает 

центральное место в жизни 

любого христианина. Следуя 

призыву ап. Павла непрестанно 

молиться (1 Фес. 5:17), каждый 

верующий обязан уделять время 

на молитву несколько раз в 

сутки. Помимо личной молитвы, 

существует также молитва 

общественная. Миланская 

епархия, на территории которой 

располагается монастырь, 

придерживается так называемого 

Амвросианского обряда, 

начало которого восходит к 

епископству свт. Амвросия Медиоланского. 

Но поскольку монахи 

принадлежат к Ордену Бенедиктинцев, 

то все богослужения 

традиционно совершаются 

у них по римскому обряду. 

Как и у восточных христиан, 

в Католической Церкви существует 

суточный круг богослужений, 

молитвословия которого 

представлены в книге под 

названием «Литургия Часов». 

Кроме того, обязанность ежедневного 

исполнения Литургии 

Часов, согласно каноническому 

праву Римо-Католической 

Церкви, возлагается на каждого 

клирика и монаха 6 . Часть литургических 

текстов читается, а 

остальные исполняются братией 

антифонно или респонсорно. 

Антифонное пение предполагает 

исполнение псалма или канта 

несколькими хорами, поэтому 

в пресвитерии 7 монахи делятся 

на две части, располагаясь 

справа и слева от алтаря 8 , друг 

напротив друга. В респонсорном 

пении попеременно участвуют 

солист и хор. 

Почти все службы суточного 

круга имеют похожую схему: 



— вступление; 

— пение 2-х псалмов и ветхозаветного 

или новозаветного 

гимна с антифонами; 

— чтение из Св. Писания со 

стихом из псалма; 

— песнь из Нового Завета 9 с 

антифоном; 

— краткие моления о мире, 

Церкви, живых и усопших; 

— пение молитвы «Отче 

наш»; 

— заключительная молитва; 

— отпуст. 

Для монахов предусмотрен 

особый распорядок дня, в основе 

которого лежит древний 

устав прп. Бенедикта. О начале и 

завершении молитвы, послушания 

или трапезы предупреждает 

колокол (сейчас почти все храмы 

и монастыри Италии имеют 

автоматическую электронную 

систему колокольного звона). 

Шесть раз в неделю день 

для бенедиктинца начинается в 

пять утра, а по воскресеньям и 

великим праздникам в половине 

седьмого. 

В 5:30 в монастырской церкви 

начинается Служба чтений, 

по времени совершения соответствующая 

православной полунощнице. 

Стоит отметить, 

что священники (даже предстоятель) 

не облачаются на время 

богослужений суточного круга. 

По окончании Службы чтений 

в монастырской трапезной бывает 

легкий завтрак. Между завтраком 

и следующей службой 

около получаса отведено для 

личной молитвы. 

В семь часов утра монахи 

снова собираются в храме для 

совершения утрени. Центральным 

моментом утрени является 

чтение отрывка из Евангелия 

для текущего дня. Этот евангельский 

отрывок читается трижды 

в день: на утрене, Св. Мессе 

и вечерне. После богослужения 

вновь бывает время тишины 

и личной молитвы. 

По будням в 8:30 начинается 

Святая Месса, которая, конечно 

же, не является частью Литургии 

Часов, т. е. суточного круга, 

и потому может совершаться 

не только утром, но и вечером. 

Обычно на монастырских богослужениях, 

кроме монахов, присутствуют 

только гости, которые 

остановились здесь на ночлег. 

Но по воскресеньям и праздникам 

на Мессу, которая начинается 

в 10:00, съезжаются местные 

жители из окрестных городков. 

Мессу возглавляет один 

из монастырских священников. 

Он облачен в альбу (подризник 

или стихарь), пояс, столу (епитрахиль) 

и казулу (фелонь). Сослужащее 

духовенство может 

быть одето только в альбу и столу. 

Только в дни великих праздников 

все служащие священники 

имеют полное облачение. 

Как правило, Месса совершается 

только священниками, без 

диакона. В монастыре это обусловлено 

тем, что среди братьев 

нет монаха в сане диакона. Вообще, 

наличие диакона за богослужением 

— явление нечастое. 

Диакон, скорее, атрибут торжественной 

или епископской службы. 

Обязанности диакона за богослужением 

слишком малы, так 

что чисто практически вполне 

возможно обойтись и без него. 

И все же автору статьи представилась 

возможность видеть порядок 

действий диакона на Мессе, 

когда один из гостей, брат-капуцин 

10 в диаконском сане, участвовал 

в Мессе. 

Порядок сослужения диакона 

следующий: 

— диакон входит в храм вместе 

с предстоятелем (сослужащий 

священник ждет уже в пресвитерии); 

— берет благословение у 

пресвитера на чтение Евангелия, 

преподает мир, совершает каждение 

Евангелия и читает его; 

— готовит вино (сам вливает 

воду в потир) и хлеб на алтаре 

перед Евхаристической молитвой, 

после чего совершает 

каждение предстоятеля и молящихся; 

— возносит чашу (священник 

— патену 11 с гостиями 12 ) в конце 

евхаристической молитвы; 

— призывает приветствовать 

друг друга после молитвы «Отче 

наш»; 

— причащается сразу после 

священников; 

9 

Для утрени — Песнь священника 

Захарии (Лк. 1:68—79), для вечерни — 

Песнь Богородицы (Лк. 1:46—55), для 

повечерия — Песнь праведного Симеона 

(Лк. 2:29—32). 

10 

Капуцины — монашеский орден, 

представляющий собой одну из трех ветвей 

Ордена францисканцев (см.: Спирито 

В., Баранов И. Капуцины // Католическая 

энциклопедия. М., 2005. Т. 2. К. 

791—797). 

11 

Патена — в западной христианской 

традиции один из евхаристических сосудов, 

представляющий собой блюдо. Соответствует 

православному дискосу (см.: 

Сахаров П. Патена // Католическая энциклопедия. 

М., 2007. Т. 3. К. 1342). 

12 

Гостия — распространенное в западной 

традиции название Евхаристических 

Даров (см.: Ткаченко А.А. Гостия // 

Православная энциклопедия. М. 2006. Т. 

12. С. 185). 

65

— преподает чашу народу; 

— в конце мессы произносит: 

«Месса окончена, идите в мире»; 

— уходит из храма вместе 

с предстоятелем (сослужащий 

священник остается в пресвитерии). 

13 

Адвент — в западном богослужении 

период, предшествующий празднику 

Рождества Христова и являющийся 

временем подготовки к нему верующихю 

(см.: Никитин С.И. Адвент // Православная 

энциклопедия. М. 2000. Т. 1. С. 290— 

291). 

По пятницам Великого поста, 

согласно монастырскому уставу, 

служить Мессу не положено — 

она заменяется пением третьего 

часа. В 12:15 монахи собираются 

на шестой час, сразу после 

которого в трапезной начинается 

обед. После обеда отводится 

некоторое время для отдыха. В 

14:45 по будням Великого поста 

и Адвента 13 в церкви бывает девятый 

час, в остальные дни это 

служба вычитывается келейно. 

Когда трудовой день окончен, 

в 17:45 монахи вновь собираются 

в храме для совместной 

молитвы в тишине, а в 18:00 совершается 

вечерня, после которой 

бывает отдых и ужин. Особенностью 

вечерни является 

момент, в который каждый из 

монахов или паломников, присутствующих 

за богослужением, 

может произнести вслух свою 

личную краткую молитву о живых 

или усопших, о событиях, 

происходящих в мире, или о 

чем-либо другом. Таким образом, 

все предстоящие могут поучаствовать 

в молитве другого 

человека. 

В 21:00 община собирается 

в церкви на последнюю службу 

уходящего дня — повечерие. Накануне 

воскресений и праздников 

вместо повечерия с 22:00 до 

23:00 монахи служат Вигилию, 

соответствующую православному 

всенощному бдению. 

Кроме этого, в монастыре существуют 

интересные богослужебные 

особенности, заимствованные 

из других литургических 

традиций. Так, например, в 

течение всей Святой Четыредесятницы 

по окончании вечерни 

монахи коленопреклоненно читают 

молитву прп. Ефрема Сирина, 

а по средам четырех первых 

седмиц служат сокращенное 

повечерие по византийскому обряду 

с пением Великого Канона 

прп. Андрея Критского. В понедельник 

Пасхальной седмицы 

вместо шестого часа совершается 

особый богослужебный чин 

— «Беседа благоразумного разбойника 

с херувимом», происходящая 

из сирийской восточной 

традиции. Чинопоследование 

представляет собой диалог 

между двумя монахами, один из 

которых изображает херувима 

— стража врат Царства Небесного, 

а другой символизирует 

разбойника, исповедавшего перед 

смертью Иисуса Христа. Диалог 

перемежается пением хора. 

«Херувим» не пускает «разбойника» 

в Рай до тех пор, пока последний 

в качестве доказательства 

своей правоты не показывает 

Крест — орудие спасения 

всех людей. 

Трапеза. Монастырская трапезная 

представляет собой просторное 

помещение. Обеденные 

столы расставлены так, что 

образуют собой букву «П». За 

центральным столом сидит монастырское 

начальство — приор, 

его заместитель и старей 



ший монах, за столами справа 

и слева раздельно располагаются 

монахи и гости. Гостей, какими 

бы они ни были по социальному 

статусу, согласно традициям 

гостеприимства, усаживают 

на самые почетные места. 

Так, например, в аббатстве Пральи 

автора статьи пригласили 

разделить трапезу за главным 

столом с господином аббатом. 

Умеренная и скромная трапеза 

бывает три раза в день. И хотя 

современный пост в Католической 

Церкви не предусматривает 

обязательного воздержания 

от вкушения мясной, молочной 

или рыбной пищи, в монастыре 

существуют дни, когда пост в 

той или иной форме все же есть. 

По средам и пятницам не вкушают 

мясную пищу, по средам Великого 

поста предусмотрен легкий 

ужин — чай и хлеб с сыром, 

а по пятницам ужин и вовсе отменяется. 

Вино в постные дни 

к столу не подается. Посещение 

завтрака осуществляется свободно 

между Службой чтений и 

утреней. Это, как правило, кофе 

или чай с печеньем или булочками. 

Посуду после утреней трапезы 

принято убирать за собой 

каждому. Было удивительно видеть, 

как почтенный священник 

или епископ моет за собой 

грязную посуду, но для итальянцев 

это вполне нормально. После 

шестого часа — обед, во время 

которого бывает чтение, состоящее 

из трех частей: Ветхий 

Завет, газетные или журнальные 

статьи, глава из Устава монастыря. 

Во время ужина в будние 

дни читают книгу богословского 

содержания, а по воскресеньям 

вместо чтения за вечерней 

трапезой слушают классическую 

или духовную музыку. За 

трапезой в праздничные дни после 

краткого чтения разрешается 

поговорить друг с другом. Начинается 

и завершается трапеза 

по звону колокольчика. Перед 

едой старший на трапезе произносит 

молитву (свою на каждый 

день года), а по окончании 

— «Слава Отцу и Сыну, и Святому 

Духу», на что все остальные 

отвечают: «И ныне, и присно, и 

во веки веков. Аминь». 

Труд. В бенедиктинском монастыре 

Пресвятой Троицы в 

Думенце, как и в любом монастыре, 

большое внимание уделяется 

послушаниям. Каждый 

монах шесть часов в день — три 

часа до обеда и три после — занимается 

посильной работой. Одни 

работают в реставрационной мастерской, 

другие на кухне, третьи 

в саду. Вообще, в общине довольно 

много разнообразных работ. 

Ежедневно монахи-повара 

Ильдефонсо и Джованни заняты 

приготовлением пищи на кухне. 

Однако в уборке посуды после 

трапезы участвует вся братия. 

И послушник, и игумен вместе 

убирают со стола, моют и вытирают 

посуду. Как было указано 

выше, трапеза сопровождается 

чтением назидательной литературы. 

В этом послушании монашествующие 

также придерживаются 

принципа равенства, поэтому 

всякий брат, обладающий 

хорошей дикцией, может читать 

за трапезой. Брат Лино руководит 

хозяйственной работой в монастыре, 

по мере сил ему помогают 

и остальные насельники. 

Монахи Андреа и Пино во главе 

с братом Николой, который уже 

более 50-ти лет на монашеском 

пути, трудятся в реставрационной 

мастерской — реставрируют 

и переплетают манускрипты, 

старинные и современные книги. 

Опыт реставрации книг был 

перенят монахами из аббатства 

в Пралье. Автору статьи представилась 

возможность в течение 

трех месяцев обучаться основам 

книжного дела. А вот брат Роберто 

интересуется Православием 

и уже несколько лет традицией 

русской иконографии. Теперь 

он сам занимается иконописью, 

делая иконы для своей общины и 

частных лиц. 

67

Ежегодно братия принимает 

в обители паломников. Как правило, 

паломники стремятся увидеть 

какие-либо христианские 

святыни — чудотворные иконы, 

мощи святых или другие реликвии. 

Всего этого «типичный» 

паломник здесь не найдет. В это 

уединенное место люди приезжают 

для молитвы, духовного 

созерцания и утешения. Кроме 

того братия часто предлагает паломникам 

лекции и семинары на 

темы Священного Писания, аскетики, 

церковной истории, патрологии, 

иконографии, устраивает 

просмотры кинофильмов 

с последующим обсуждением. 

Пожертвования, получаемые от 

написания икон, реставрации 

книг и гостеприимства — основная 

форма дохода для поддержания 

жизни общинны. Перио 

14 

В числе них такие, как: Piovano A. 

Santita e monacesimo in Russia. Milano, 

1990.; Ibid. Ingordigia. Milano, 2011; 

Ibid. Lussuria. Milano, 2011; Ibid. Ac ci dia. 

Milano, 2011; Ibid. Avarizia. Milano, 2012. 

15 

Например, см.: Fallica L. Ospiti del 

Risorto. Milano, 2005; Ibid. Una cetra a 

quattro corde. Milano, 2004; Ibid. Vivere di 

una promessa. Milano, 2004. 

16 

См.: Loi R. Il priorato Cluniacense di 

San Giovanni Battista di Vertemate. Como, 

2011. 

дически монахи посещают краткосрочные 

или длительные курсы 

духовных упражнений, научные 

конференции и лектории. 

Каждую пятницу один из 

братьев проводит лекцию на 

тему грядущего воскресного 

Евангельского чтения, а в свободное 

от послушаний время некоторые 

из братий пишут статьи 

и монографии в самых разных 

областях христианской истории 

и богословия. Библиотекарь 

отец Адальберто — автор многочисленных 

работ по патристике, 

аскетике и агиографии 14 , 

приор монастыря Лука занимается 

библеистикой 15 , а иконописец 

Роберто написал историческую 

монографию о монастыре 

в Вертемате 16 . 

Отдых. Согласно Уставу прп. 

Бенедикта, монахам следует 

иметь умеренность во всем, как 

в богослужении, так и в работе, 

поэтому некоторое время может 

отводиться и для отдыха. Несколько 

раз в день бывает время 

небольшого отдыха и личной 

молитвы. Ежедневно, после 

ужина, кроме постных дней 

и кануна праздников, братия и 

гости собираются вместе на общую 

беседу. Как правило, беседа 

носит свободный характер. 

Могут обсуждаться самые разные 

темы, начиная с обсуждения 

интересной книги и заканчивая 

политикой итальянского 

правительства. По возможности 

для монахов устраиваются различные 

паломнические поездки 

по святым местам Италии, а 

также за границу — в страны Европы, 

на Святую Землю и даже 

в Россию. 

Несколько слов в заключение. 

Altra Vita — в переводе 

с итальянского означает «другая 

жизнь». Для православных 

мирян из России, к которым обращен 

рассказ о повседневной 

жизни бенедиктинцев, быт монашеской 

общины поистине 

altra Vita. Другая жизнь — размеренная, 

наполненная молитвой 

и созерцанием, далекая от 

мирской суеты. Но для нас она 

иная еще и благодаря особым 

традициям быта европейских 

католических монахов, отличающегося 

от привычного нам 

уклада русских православных 

монастырей. 

• 


12

НЕвский БОгослов №12 (2014)

You also want an ePaper? Increase the reach of your titles

Delete template?

Save as template?