Untitled

ибо, как явствует из названия, текут через
долину ровным счётом все ветра. Вдоволь
здесь перебывало люда, и по коммерческим
делам, и ротозеев. Но вот стать в долине
мельником мало кому под силу.
Стоек ожидал в сторонке, пока мастера
камни разглядывали да ощупывали. Даже
Ленивый По оторвал от скамьи седалище
и со знанием дела погладил отблескивающие
синевой кругляки. Кивнул, удовлетворясь,
и пробормотал под нос:
— Добыл-таки...
Были камни не простыми. Один холодил,
как лёд, другой жёг — ладонь не удержишь.
Не обошлось здесь явно без участия
стихийника. На прибыточное число станут
работать такие жернова. Засыплешь на помол
меру зерна, а выйдет мера муки с прибавкой.
Хочешь — себе её оставь, хочешь —
заказчику продай. Ладно зерно, можно же
и дорогие пряности молоть, и минералы,
и крупинки белой смолы, которая ценнее
золота. Да что угодно!
— Жернова стоящие, — озвучил общую
мысль Густав. — Таких здесь нет ни у кого.
Позволить ли нам парню основать мельницу
и стать равным с нами?
— Позволить! Позволить! — загудели
голоса. — Пусть строится!..
Мастера жали руку, поздравляли, похлопывали
по плечу. Стоек кивал, улыбался
в ответ. Но как-то сухо улыбался, одними
губами. Тяжело дались ему эти камни.
Не расходилась на лбу складка, в уголки
глаз сбежались морщины, взгляд погас
и потяжелел: стихийники делать просто
так ничего не станут.
Последним подошёл Стержень. Обнял
крепко, встряхнул, вон ты, мол, какой стал.
— Ну, здравствуй, сын.
— Здравствуй, отец.
Лишь после Стоек позволил себе оглядеться,
выискивая кого-то среди зевак. Не могла
она не прийти... Так и есть. Стоит с подружками
в тени ледяной ракиты. На него совсем
не смотрит. Лишь изредка мазнёт украдкой
взглядом и снова совсем не смотрит.
Стоек усмехнулся: «Ладно».
До полудня тянулись иные претенденты.
Но всё без толку. Чтобы приняли мельники
к себе, нужно такую конструкцию
заявить, такую новинку, которой доселе ни
у кого не бывало.
Вот у Густава ветряк громадный, с какого
края ни глянешь — видно. Высится
над долиной крылатый исполин. Самая
сильная у Густава мельница. Расходится
мощь ветра на многие жернова зубчатыми
передачами, знай мешки подноси. Приходит,
бывает, обоз. Последняя телега ещё на
подворье не зашла, а первая уже из других
ворот с мукой выкатывает: работает мельница
чётко и слаженно, как часовой механизм.
Сам Густав сидит на колоде, трубкой
длинной попыхивает, щурится на солнце.
За работниками поглядывает, за подмастерьями.
Жалованием не обижает, но и учит
просто. Растёт у него под крыльцом куст
жгучей ивы. Срежет Густав пруток, от коры
ошкурит любовно, да так перетянет ротозею
по голой коже, что у того аж подошвы
задымят. А жаловаться не моги. Выгонит
Густав, обратно не возьмёт.
У Аптекаря, наоборот, мельничка маленькая,
жерновки крохотные. И такие
есть, что не больше ногтя. Умеет он тереть
тоньше тонкого. И такие ничтожные меры,
что без увеличительного камня не узришь.
Не стонут у его ворот вьючные брамы,
не взбивают пыль башмаки погонщиков.
Гости его — сумеречные тени, скрывающие
лица за глубокими капюшонами. Кто они,
лучше не знать. И что приносят с собою на
помол в складках одежды — тоже. Поговаривают,
будто сами стихийники не гнушаются
заглядывать к мастеру. Для тех ни
золото, ни самоцветы не цена. Посему не
бедствует Аптекарь, отнюдь не бедствует.
В штиль затихает долина, замирают
жернова. Но, надо сказать, не везде.
У Ленивого По ветряк особый. Раздвижной,
лёгкий, с полотняными лоскутами
затейной формы. Мимо такого не то что
полуденный тихушник, детский шептун
5
Рассказы читателей
www.mirf.ru