скачать полностью книгу "Метакино" (2003) О. Аронсон

слепка лица, пойманного вне мимических аберраций. Кажется, будто сама природа кино
вторглась в размышления Балаша (а способность к этому есть не у всякого теоретика;
даже можно сказать, что именно в этой способности и заключается чувственная сторона
теории, чувство теории, или уже упомянутый "темп чувства"), деформировав его
восприятие понятия "физиогномия". Теперь рядом уживаются две физиогномики, одна -
то, что уже было названо языком без грамматики, другая - фактически становится
"мимикой", которая, собственно, и интересует Балаша как новая возможность языка.
Мы уже могли заметить, что в статье "Физиогномия" отношение к мимике явно
негативное. Мимика здесь - прежде всего мимическая маска, которую надо снять, чтобы
обнажить глубинную физиогномическую сущность, которая в классических
физиогномических трактатах рассматривалась в категориях типического 6 .
Какие же изменения происходят с понятием мимики в "Видимом человеке" и почему
она перестает быть в оппозиции к физиогномии? Дело
33
в том, что исчезает та сцена, на которой мимика и физиогномия находились в
постоянной борьбе. Эта сцена - поверхность лица. Здесь, конечно, нельзя не отметить то
мощное обобщающее движение Балаша, когда он сначала распространяет понятия
мимики и физиогномии на все тело человека, а в размышлениях о кино начинает
распространять их и на вещи. "Каждый ребенок знает лик вещей: с бьющимся сердцем
идет он через полутемную комнату, в которой стол, шкаф и софа строят дикие гримасы и
что-то хотят сказать ему удивительной игрой своей мимики (курсив мой. - O.A.)" 7 .
Вот мы отмечаем, что противоборство физиогномии и мимики прекращается у
Балаша, когда оно покидает сцену человеческого лица, когда вещь и человек
оказываются уравнены. Когда вещи, в свою очередь, обретают лицо - это знак того, что
физиогномия одерживает победу, поскольку кажется, что лицо вещи - идеальный
физиогномический объект. Но Балаш тут же совершает обратный ход: "Вещи, как
стыдливые женщины, в большинстве случаев носят на лице вуаль. Вуаль наших
привычек и отвлеченных понятий. Эту вуаль художник снимает. Фильм более, чем
всякое другое искусство, призван к тому, чтобы показать этот «лик вещей». Потому что
он может показать не только застывшую физиогномию, но и выразительную игру ее
мимики (курсив мой. - O.A.)" 8 .
Но остается вопрос: где располагается эта мимика, вытесненная с поверхности лица и
просвечивающая через наброшенную на вещь вуаль нашего взгляда, обученного смотреть
по правилам говорения? Ответ на этот вопрос будет более ясен, если мы выявим
принципиальное различие между устранением подвижных мимических масок в поисках
устойчивой физиогномии ("Физиогномия", 1923) и снятием статичных
физиогномических вуалей для приоткрытия выразительной мимической игры вещей
("Видимый человек", 1924). Уже было сказано, что вмешательство кино изменило
расположение сил в этой оппозиции. Но результат не просто логический перевертыш.
Нельзя не заметить, что сама процедура становится иной. Если в первом случае она
вполне еще соотносима, как это нередко делается исследователями, с процедурой
феноменологической редукции, открывающей путь усмотрению сущности через целый
ряд отказов, то во втором, несмотря на похожие слова Балаша, искомая вещь оказывается
вне сферы
34
познающего взгляда. Мимика слишком подвижна и скоротечна, чтобы ее можно было
фиксировать в качестве найденного образца. Это скорее состояние (Балаш употребляет
слова "тон", "ритм"), и скорее всего - "грамматическое состояние", когда слова, знаки,
предметы уходят, оставляя то, что не связано с их непосредственным присутствием.
Здесь необходимо пояснение, каким образом мимику можно соотносить с
грамматикой и насколько свободна грамматика от знаков, которыми она оперирует. Или,
иными словами: если мимику рассматривать как грамматическую систему, то каким
тогда становится ее отношение с физиогномией? Конечно, традиционное понимание
грамматики как свода правил и установлений, которыми мы неявно руководствуемся при
формировании высказывания в языке, не совсем отражает то, что было названо
грамматическим состоянием. Такая грамматика работает, пока мы находимся на уровне
слов и значений. Она являет себя особенно отчетливо в ситуации грамматической
ошибки. Однако зачастую, и мы это хорошо знаем, отмечаемые нами грамматические
ошибки тем не менее не мешают пониманию высказывания. Так происходит, поскольку
помимо логической грамматической связи существует также чувственный остаток знака,
Олег Аронсон. Метакино. © Издательство "Ад Маргинем", 2003 16
16