Немецкое киНо. от десятилетия к десятилетию 10 DecaDes of ...

Потом немецкое кино разделилось, и мне случалось сталкиватьсяс ним и в гэдээровском, и в западном его вариантах,за границей и в Москве.Конечно, раннее «Разделенное небо» Конрада Вольфа, пороману однофамилицы режиссера Кристы Вольф – одиниз примеров наиболее проблемного кино ГДР. К тому жефильм на свой лад обращается к урокам экспрессионизма.Кони Вольф, мой соученик по московской школе № 110,потом студент ВГИК'а, мог, как наследный принц немецкогокино и будущий президент Академии искусств ГДР,многое себе позволить. Но, удивительным образом, привсех своих регалиях, он позволял себе быть честным исомневаться. Не то чтобы сомневаться прямо в социализме,веру в который он унаследовал от отца и от немецкойпролеткультуры, но в наличном обществе и в своем местехудожника, в частности. Помню, как он привез в Москву«скучный», но вдумчивый и даже язвительный фильм«Голый на стадионе». Был накрыт стол в Доме литераторов,он надеялся на обсуждение столь насущной темы…Но пришли только мы с Ирой Рубановой.В сущности, он был очень одинок между двумя культурами,русской и немецкой. Как-то, работая с Кони на егокартине об Эрнсте Буше, я попросила его продиктоватьмаленькое предисловие к сценарию «Обыкновенногофашизма». «На каком языке? – спросил президент. – Нарусском или немецком?» – «Кони, сценарий на немецком!»– «Скажу тебе, Майка, по секрету (мы сохранилидружеские школьные отношения) – я свои академическиеречи пишу по-русски, потом перевожу на немецкий».Вскоре Кони умер – страшно и внезапно. Мне рассказалаего тогдашняя жена, что перед смертью, в Шарите, онбредил по-русски. И никто его не понимал. Поехать напохороны мне не разрешили за недостатком у меня номенклатурности……А у конца гэдээровского кино стоял фильм Хайнера Каро«Легенда о Пауле и Пауле». Эта карнавальная картина оненастоящем, убогом социалистическом преуспеянии и онастоящей смертельной любви стала культовой на переходек капитализму, когда бывший социалистический Берлинеще пытался сохранить свою грубую, зато рукотворную самость.Теперь эти районы бывшего «востока» – знаменитаяПренцлауерберг, бедный берлинский Монмартр, где Кониснимал монтажную, – остатки пролетарских районов с ихдомами-дворами-ульями, любимым сюжетом немого кино,– стали самой престижной и дорогой частью Берлина.Попрощаться с бывшей ДЕФА мне довелось на ее призрачномпоследнем юбилее в Потсдаме, когда ни студии, нидаже страны уже не было, но, может быть, поэтому приехаливсе еще живые. И Хильдегард Кнеф, уже почти безголоса, напомнила, чем был некогда немецкий шансон……Разумеется, советская публика покупалась только назападную продукцию, и у зрителей имели успех вовсене безобидные экранные эскапады Курта Хофмана «Мы– вундеркинды» или всякие приключения в замке Шпессарт,а также какой-нибудь «Ответ знает только ветер» –экранизации популярных – и притом проблемных – романов,вроде творений Зиммеля, ставших ныне доступнымирусскому читателю.Но прорыв случился в Оберхаузене, когда молодежь – будущиенемецкие «шестидесятники» – восстала против«папочкиного кино» и угроз всяческой коммерциализации«немецкого чуда».Мне случилось столкнуться с этим в 1967-м году, когда с«Обыкновенным фашизмом» меня «выпустили» в Мюнхен.Мы уже посмотрели «Молодого Тёрлеса» ФолькераШлендорфа и «Прощание с прошлым» Александра Клюге.В Мюнхене мне показали то, что было на подходе:«Хронику Анны–Магдалены Бах» самого радикальногоиз «оберхаузенцев» Жана-Мари Штрауба, «Трапезы»(«Mahlzeiten») Эдгара Райтца, «Убийство случайное ипреднамеренное» («Mord und Totschlag») Шлендорфа,«Татуировку» («Tätowierung») Иоханнеса Шаафа – впечатляющеевступление к знаменательному 1968-му, которыйуже происходил на улицах, в молодежных клубах и дажегимназиях Мюнхена. В ЦК, где нас «инструктировали», обэтой – текущей, а не будущей – «молодежной революции»даже слухов еще не было.Потом меня довольно долго за границу не выпускали, и япринимала у себя дома, в Москве, Шлендорфа и Маргаретуфон Тротта, познакомилась с самоуглубленным «автодидактом»Вернером Херцогом и Ферховеном. И не познакомиласьс Фасбиндером, которого Шлендорф передумалприглашать, когда я, наконец, попала к нему и Маргарете вгости в Мюнхене.Разумеется, «Германия осенью» – нечто вроде хрестоматиипротеста всех режиссеров сразу, но жаль, что нашзритель сейчас не увидит классики «оберхаузенцев»– «Жестяного барабана» Шлендорфа, «Каждый за себя,бог против всех» Херцога, «Алисы в городах» Вендерсаи, конечно, большого Фасбиндера – хотя бы «ЗамужествоМарии Браун» или «Лили Марлен». Впрочем, и вГермании «по ящику» их тоже увидишь нечасто, дажепо табельным дням. В отличие от Голливуда, которыйпоказывает свои картины всех времен по специальнымпрограммам non–stop.О сегодняшнем дне немецкого кино я мало что могу сказать,потому что из-за глухоты должна была кино оставить.Впрочем, я никогда не была киноведом par excellence.Разумеется, теперь, в условиях наступающей глобализации,все ищут даже не «национальную идею», а, скорее,этническую самоидентификацию. Взрыв этничностей накрылсущественную часть поля культуры. И это – в обстоятельствахстихийной «американизации» образа жизни.Может быть, именно ей наперевес. Понятно, что хочетсясохранить особенное и разное, вопреки всемирному Мак-Дональдсу. «Антиамериканизм», кстати, весьма популяренв Европе, особенно «левой».Но шарик становится все обозримее и тем самым меньше…В заключение, я бы предложила сверх программы нечтоиз совершенно «низких жанров», вообще в историю немецкогокино не попавшее: пару фильмов из серии экранизацийЭдгара Уоллеса, придуманной и осуществленнойкогда–то, в начале тех же продуктивных 60х, Пребеном длявышеупомянутой массы и кассы и не сходящей с экрановтелевизора по сей день. Это детективы, с отличной актерскойкомандой, с остроумной трюковой режиссурой итакой же музыкой, в «готическом»и прочем стилизованномдизайне. Короче – почти пародии, почти предшественники«Бонда». Свидетельство витальности того, что не называют«искусством»…Майя ТуровскаяДоктор искусствоведения10 11