Vostraŭ I

эсэ Вікторыі Кірыльцавай
візуал Юліі Абрамчык
Тело моё соткано из миллиардов атомов планет, доставленных из самых отдалённых уголков вселенной.
Мне хочется думать о том, что некоторые мои атомы помнят о сотворении мира, а может быть, я
остригла их вместе со своими волосами, и нисколько об этом не жалею.
Я прошла все эволюционные стадии: от червя, копошащегося в грязи и жующго комок водорослей, до
огромного белого кита-касатки, наверное, из рода тех самых, кто поёт из глубин океана свою китовую
песню чёрному небу. Я смотрю в зеркало, а оттуда на меня в упор глядит пара маленьких крокодильих
глаз с яркой жёлтой каймой и узкими опасными вертикальными зрачками. Я поднимаю руку чтобы
расчесать волосы, но вместо неё на мою голову стекает слизь огромного осьминожьего щупальца.
Кровь моя говорит во мне тем странным забытым языком диких людей гор, пещер, болот и равнин,
которые сидели у первобытного огня, укутавшись в свои тёплые звериные шкуры. Этот громкий, полузвериный
рык вырывается из груди, когда бывает особенно больно, страшно или одиноко, он стекает
со слезами из глаз, с силой вырывается из груди вместе с криком на обидчика, горит ясным огнём,
охваченный любовью и страстью.
История и род мой насчитывает не так уж и много времени по сравнению с существованием нашей
Земли, а уж тем более вселенной. Но история его, тем не менее яркая и пёстрая, напоминает рождественский
калейдоскоп в руках ребёнка. На заре я была невзрачной глиняной табличкой, на которой
древний египтянин оставлял свои письмена. Моё тело стекало свежей чернильной каплей с пера
Шекспира, когда он шептал вслед за своим письмом «To be, or not to be». Я была соломинкой на костре
инквизиции и звеном в цепи, сковавшей чернокожих рабов. Я была предпоследней ступенькой на
стремянке, на которой стоял Леонардо, рисуя глаза Девы Марии в Сикстинской капелле. Но потом я
захотела осуществиться, и с этим мне повезло.
Сначала со мной было слово. И слово было у Бога и меня, и мы делили его с ним будто старые приятели
в пивной делят поровну между собой скудный ужин и остатки вина. Позже было всё остальное:
стремление, чувство, амбиция, страх и неуверенность. На сначала было слово.
Мой дедушка был рыбаком. Это первое слово досталось мне от него в наследство и награду просто
за то, что я была рождена. Он обучил меня петь вместе с ним песни о море, и я решила погрузиться с
головой в мир музыки и освоить несколько музыкальных инструментов. Он читал со мной рассказы,
и я неплохо успевала по языкам, литературе и истории. Он ходил со мной на прогулки в парк, и с того
момента я полюбила путешествия. Мне не досталось от него ни пронзительных добрых голубых глаз,
ни мягких чуть светлых волос, зато досталась любовь к творчеству и любовь смотреть на мир и видеть
его широко открытыми глазами. Его ростки, любовно посаженные и взлелеянные, проросли глубоко
во мне, и мне хочется верить, ещё принесут плоды. Передо мной сплетается тугим морским узлом настоящее
прошлое и будущее. И пока я в нерешительности заношу ногу перед следующим шагом, мой
внутренний голос из будущего шепчет мне: «Действуй! В тебе есть сила менять этот мир».