Каталог - Московский концептуализм

время важных мероприятий и выступлений, Захаров переходит кследующим ролям, меняя маску за маской. Так он отправляется вИспанию “в поисках рыцаря печального образа”, о чем повествуеттретья книга из серии Смешные и грустные приключения глупогоПастора, проиллюстрированная фотографиями, документирующимипутешествие по следам Дон Кихота и его приключений.Постоянную слепленность в своем творчестве с персонажамиЗахаров связывает с излюбленной традицией многих русских художников,представляющих Московский концептуализм, таких, например,как Илья Кабаков. Именно в этом смысле Борис Гройс описываетрусского художника “как персонаж из юмористическогоромана”. 3 Постоянная смена перспектив зиждется на принципиальномсомнении, возможно ли представить действительность средствамихудожественно-знаковой системы, будь то идеологическиезнаки социалистического реализма или идеалистические знаковыесистемы современного искусства. Очевидно, структуралистские ипостструктуралистские теории имели в 60 - 80-е годы большое влияниекак на Западе, так и в России. Итак, если не удается овладетьдействительностью с помощью одного из разнообразных визуальныхседств искусства, то остается лишь одна возможность - сделатьтемой искусства саму эту перманентную неудачу. Захаров так и поступает,непрестанно меняя роли на реальной сцене и используя разнообразныевозможности искусства как тексты ролей. При этомречь идет всегда о точно тех же ролях во всех мыслимых вариантах:то это неудачник, то глупый Пастор, не подозревающий своей обреченностина провал. Искусство Московского концептуализма, котороеделается как бы не от своего имени, а от имени созданного персонажа,согласно следующему выводу Гройса, в высшей степенилитературно. 4 Оно связано с традицией русской юмористическойлитературы, с Гоголем, Достоевским, Чеховым, к кототорым Захаровнепосредственно обращается на разных этапах своего творчества.В этом пункте стоит, однако, выяснить, насколько “русский художниккак персонаж юмористического романа” действительно специфическирусский типаж и не возможно ли с таким же успехом отнестиего характеристику к таким художникам, как, например, бельгиецМарсель Бродтерс или канадец Родни Грэхэм. И с тем, и с другимrecreated the latter’s adventures in photographic form, whichhave been brought together in the third book of the Funnyand Sad Adventures of the Foolish Pastor. The fondness forpersonages shown by Zakharov in his work links him to a traditionof Moscow Conceptualism to which Ilya Kabakov isalso committed. This is the sense in which Boris Groysdescribes the Russian artist “as a figure from a humorousnovel”. 3 The constant changes of perspective are due to afundamental doubt that reality can be represented by meansof artistic semiotic systems – whether it be the ideologicalsemiotic systems of Socialist Realism or the idealistic semioticsystems of the modernist movement. It is plain to see thatthe structuralist and poststructuralist theories exerted just asgreat an influence in Russia of the 1960s-1980s as they didin the West. If reality cannot be mastered by any of thevarious visual languages of art, all that remains to be done isto make this permanent failure itself the subject of art.Zakharov does this by constantly switching roles on the stageof reality and using their various artistic languages as thoughthey were various parts in a play. Strictly speaking, this isalways the same role in all its conceivable variations: it is thefigure of the unlucky fellowis chronically unlucky, in this casethe Stupid Pastor who is doomed to failure without realizingit. The art of Moscow Conceptualism, which is seemingly “notdone in its own name” but in that of an in-veted figure, is, asGroys goes on to point out, profoundly literary. 4 It is in thetradition of Russian humorous literature as exemplified byGogol, Dostoyevski and Chekhov, to which Zakharov directlyrefers in various places in his work. At this point one wouldhave to examine whether “the Russian artist as a figure froma humorous novel” really is a specifically Russian character,or whether the description does not equally fit artists like theBelgian Marcel Broodthaers or the Canadian RodneyGraham. Zakharov is linked to both artists by his love of appearingin different roles and functions, his running commentson his own work, his link to 19th century literary figures,a sense of humour that is always that of a victim with anote of melancholy in it – and his ever present love of typography.The aesthetic quality of Zakharov’s works lies in thesupreme refinement of typographical design which, despite amodest recognition of its ancillary function, stands in subtlerelation to the content. Despite all their variations in formats