В f~Wk

16 ВСЕВОЛОД ИВАНОВ
вытирал слезы и мне казалось, что он, действительно, доволен. Он даже
вроде бы заговаривался от радости. Например, сказал, что к Василисе
он относится хорошо и ласково, и если посмеивается над ее планами в
области искусства, то насмешливость свойственна вообще семейству Калмыковых.
К тому же, Василиса таит свои планы, а если говорит, то лишь
общие слова, которые только отдаленно указывают на всю сложность ее.
действительно замечательных замыслов. Тут он посмотрел на меня и продолжал
с улыбкой:
— Она, Василиса, сильна! Но князь Малицын тоже человек сильный.
Казалось бы, он не нуждается в ее поддержке. Почему-ж.- 1 А по
тому, что она поддерживает, через него, наиболее слабый класс — аристскратию!
И, однако, я удивлен этим браком. Вы предчувствовали этот
брак? А я, вот, отец,—нисколько!
Он достал из кармана «Московский листок».
— Прочи т айте-ка!
Тот самый журналист, который недавно приехал в Верный и разговаривал
с моим отцом, но которого я еще не видел, напечатал «Портрет
одной провинциальной дамы». Ложь здесь перемешалась с правдой, и
читая этот фетьетон, я думал, что старик Калмыков, наверно, ужасно
возмущен, хотя и не показывает этого. Сам я весь дрожал от негодования.
Имени Василисы Глебовны не называлось, но наружное описание,
вплоть до ее узкого, зеленого платья, футляра от бинокля и ремня и*
зеленой кожи, счелано было в точности. Но не это волновало меня.
Фельетон ясно намекал на то, что она убила мужа из презрения к его
слабости, а присяжные, люди простые, сильные, уважающие смелость
и негодование, как на подбор герои Джека Лондона. —• единогласно оправдали
ее. Дальше, короткими фразами, с множеством восклицательных
знаков, рассказывалось, как она, возле муллушки, в пустынных горах,
укрощала диких коней, приведенных из Китая; причем описывалось
это почти моими словами!
Посте коней автор переходил, так сказать, к просвещению! Василиса
Глебовна несла свет в народ посредством, с одной стороны, строительства
церквей и чайных Общества народной трезвости при них, а, с другой
ст( роны, посредством цирка. Даже словечко «конно-драматический»
было истолковано в положительном смысле! Заканчивался фельетон описанием
охоты на тигров Балхаша. Напечатана была и фотография огромнейшей
тигровой шкуры. Рядом, для масштаба, стоял казах-охотник
с беркутом на руке. Короче говоря, экзотика страшная! И однако, несмотря
па все намеки, фельетон составлен так ловко, что Калмыков не
может привлечь журналиста к суду. Портрет провинциальной дамы, —
фотография, - - тоже напечатана, но фотография совершенно непохожа
на Василису Глебовну! Фельетонист, словно бы, писал о другой женщине.
Фельетон дурацкий, лживый, неправдоподобный, но фельетонист
знал, что он делает. Чит |Я эпн фельетон, я думал: пожалуй, и Василиса
Глебовна знала, что делала, когда рассказывала моими словами о своих
похождениях фельетонисту. Энн фельетон был перепечатан многими газетами,
и даже популярным тем да «Журналом журналов». Именно на
этот-то фельетон и клюнуло, если уж, действительно, считать, что в моде
был Джек Лондон и неимоверно волевые лю щ\ Я говорю о влюбленности
князя Малицына.
Калмыков вздохнул:
— Другие времена! Раньше жених, прочитай о невесте такое в газете,—повесился
бы! А этот в восхищен и и. Нет, слабы наши рюриковпчи,
слабы.
Тут я сказал те самые три слова, которые, как оказалось вспоследегвии,
не очень-то нужно было мне говорить:
— Менять надо рюрикозичей.