Лесков, Н. С. Полное собрание сочинений Н. С. Лескова

‘— 149 —
— Экскюзе, шеръ Ольга Оедотъ.
Я поначалу пугалась: бывало, засуечусь, спрашиваю:
— Что такое? что такое случилось?
А онъ отв4чаетъ:
— Нишего... иетитъ револющя... тре иетитъ, тре иетитъ...
и вижу, что его уже и точно трепетать.
Одинъ разъ только мне это надо было растолковать, а
ужъ потомъ сама понимать стала: онъ только шепнетъ;
— Экскюзе!
А я уже и . догадываюсь:
— Что, говорю,—батюшка мой, опять револющя?
— Ахъ, отвечаетъ, — револющя, и самъ какъ былинка
гнётся.
Такой былъ на этотъ счетъ дрянной, что надо ему было
какъ можно скорей помогать, и чуть онъ, бывало, мне только
заговорить это «экскюзе», какъ я уже его дальше и не
слушаю, а скорее ему изъ кармана нузыречекъ и говорю:
— На тебе лекарства и не топочи на одномъ мЬсте и
бЬжи куда надо. Онъ на-лету мне ручкой сдЬлаетъ, а самъ
со всехъ ногь такъ и бросится. Добрый былъ мужчинка и
очень меня уважалъ съ удоволылчйемъ, а на другихъ комиатныхъ
людей, которые его не понимали, бывало, разсердится,
ножонками затопочетъ и закричитъ:
— Тьфу, тьфу... Наплётъ, валекъ и деревянная баба! и
самъ убежитъ отъ нихъ.
Этими словами monsieur Gigot стремился выразить, что
непонимаюпце его комнатные люди достойны только того,
чтобы ихъ поставить на плоть, дать имъ въ руки валекъ
и заставить ихъ мыть белье съ деревенскими бабами. Слова
«иаилётъ, валекъ и деревянная баба» Ольге ОедотовнЬ до
того казались смешными и до того ей нравились, что она
усвоила ихъ себЬ въ поговорку и применяла ко всякой
комнатной новобранкЬ, неискусно принимавшейся за свою
новую должность. БолЬе же всего Ольга Оедотовна полюбила
Gigot по какому-то безотчетному сочувствие къ его
сиротской доле.
— Сирота, говорила она: и безъ языка, его надо жалеть.
Отношешя Gigot къ другимъ лицамъ бабушкинаго штата
были уже далеко не те, что съ Ольгою Оедотовною: чинный
Патрнкей оказывалч, французу такое почтете, что