Материалы конференции "Русская диаспора в Бельгии: уникальность судьбы и культурное наследие"

52
мире, сложился настоящий культ «истекавшей
кровью» Бельгии и ее «короля-рыцаря»
Альберта I, не склонившихся перед
оккупантами. Маленькую далекую странусоюзника
воспевали Брюсов и Блок, Волошин
и Есенин, Зинаида Гиппиус и Леонид Андреев.
Интерес ко всему бельгийскому был
невероятный 15 . Именно в разгар Первой
мировой войны, в 1915 г., вышла в русском
переводе «Легенда об Уленшпигеле и Ламме
Гудзаке» Шарля Де Костера, которую ее
переводчик А.Г.Горнфельд провозгласил
«Библией Бельгии».
Так что в тогдашней России
королевство на Северном море привыкли
уважать и ценить. Оно казалось куда
значительнее своих скромных размеров на
карте. Конечно, бельгийцы, или «бельжи», как
их насмешливо называли потом эмигранты,
своими домиками и улочками, своим
скопидомством и отсутствием «русской
широты» вызывали у гордого российского
офицерства и чиновничества отношение
несколько ироническое, а то и раздраженное.
И все же Бельгия была для беженцев 20-х
годов весьма привлекательна: удобное
местоположение в центре Западной Европы;
множество заводов, шахт и мастерских;
относительная дешевизна; давняя привычка
жителей Брюсселя, Антверпена и Льежа к
иностранцам; да и вообще уклад жизни
уютный, благоустроенный, но при этом
лишенный строгого, обязательного для всех
единообразия, а основанный на принципе
«Живи и давай жить другим».
Играло роль и фактическое
доминирование в тогдашней Бельгии
французского языка, который российской
социальной элите и интеллигенции был по
традиции особенно близок. В столице
королевства это было главное средство
15
Подробнее об этом см. в сборнике «Страна
Синей птицы. Русские в Бельгии» (M., 1995). См.
также: Coudenys W. Voor Vorst, voor Vrijheid en
voor Recht. Kolonel Andrej Prezjbjano, een Rus aan
het IJzerfront. Antwerpen, 2017. P. 87-95; Ronin V.
Émile Verhaeren et les Russes : que reste-t-il de nos
общения, а на промышленном юге, в
Валлонии, – практически единственное.
Правда, фламандцы – большинство населения
страны – говорили на различных диалектах
нидерландского языка, общего для
фламандцев и голландцев. Но и во
фламандской части Бельгии почти все, по
крайней мере в городах, понимали пофранцузски,
и именно язык Mольера пока еще
безраздельно царил в университетах. Это уже
само по себе привлекало многих из тех
беженцев, которые сначала обосновались,
скажем, в Германии. Будущий Нобелевский
лауреат Илья Пригожин рассказывал, что его
семье, бежавшей из Москвы в Берлин, очень
хотелось переехать в какую-нибудь
франкоязычную страну, так как мать хорошо
владела именно французским 16 . А в Бельгии
жить было значительно дешевле, чем во
Франции или Швейцарии.
Тем, кто у себя на родине пережил
жестокую революцию и Гражданскую войну,
страна фламандцев и валлонов казалась тихой
гаванью. Даже по сравнению с Францией, не
говоря уж о государствах балканских,
Бельгийское королевство, построенное на
компромиссах между католиками, либералами
и умеренными социалистами, выглядело
оазисом политической стабильности. Трудно
было даже вообразить себе там приход к
власти какого-либо единого фронта левых сил,
хоть сколько-нибудь благосклонных к
большевикам. Так, когда летом 1926 г. во
Франции разразился острый финансовый
кризис и вызвал панику, мать 12-летнего князя
Всеволода Оболенского легко поверила, что и
Францию ждет социальная революция. Не
теряя времени, княгиня увезла сына в
Бельгию 17 .
Гарантом стабильности в этой стране,
как когда-то в России, считался монарх. «То,
amours? // Revue Belge de Philologie et d’Histoire.
Année 96. Bruxelles, 2018. P. 1211-1215.
16
Интервью с И.Р.Пригожиным, Брюссель,
20.2.1995 (франц. яз.).
17
Интервью с князем В.М.Оболенским, Брюссель,
18.6. 1994.