КОНСТАНТЫ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ

==10
семантике с принятием христианства. Французский филолог пишет: «Если мы станем переводить fides
как "вера", в определенных существенно важных выражениях, таких как fidem habere, fides est mihi,
которые часто встречаются в языке римской комедии, то возникает опасность, что они будут поняты в
совсем противоположном значении: так у Плавта (Pseudolus 467) parvam esse apud te mihi fidem ipse
intellegro. Если переводить mihi fides est как "У меня есть вера (в тебя), Я верю тебе", то получится
перевод совершенно противоположный истинному смыслу, который на самом деле таков: "Я уже давно
знаю, что ты презираешь меня, (потому что) Я понимаю, что у тебя очень мало веры в меня". "Таким
образом в латинсвом понятии fides между актантами устанавливаются отношения, обратные тем,
которые обычно связываются у нас с понятием "вера". "Так, в латинском выражении mihi est fides apud
aliquem имеется в виду кто-то другой, который верит в меня и его кредит доверия находится в моем
распоряжении". "... Уже давно было замечено, что fides, являющееся в латинском абстрактным
существительным, соответствует отличному по форме глаголу credo. Это отношение между
супплетивными терминами было предметом исследования А. Мейе, который показал, что древняя связь
между credo и fides была "реанимирована" в христианстве: именно в этот период fides развивает
значение "религиозная вера", a credere "верить" приобретает значение "исповедовать веру"» [Benveniste
1970, t. 1, 116]. Из анализа Э. Бенвениста со всей очевидностью следует, что особый поворот в
семантике слова "вера" происходит с появлением нового мировоззрения — христианства,
интериоризирующего отношение индивида к Богу и окружающему его миру.
Пожалуй, здесь будет уместно указать контрастное к только что освещенному латинскому христианское
понимание веры, как оно дается, например, у Дионисия Ареопагита. Вера в Бога предстает как
преодоление чувственно воспринимаемого. "... Бог познается во всем и вне всего, ведением и
неведением, и если, с одной стороны, по отношению к нему возможны мышление, разумение, познание,
осязание, чувственное восприятие, предположения, воображение, именование и тому подобное, то, с
другой — он непознаваем, неизглаголан, и неименуем, поскольку не есть что либо сущее и не познается
в чем либо сущем... Однако наиболее божественное познание Бога — это познание неведением, когда
ум, (постепенно) отрешаясь от всего сущего, в конце концов выходит из самого себя и сверхмыслимым
единением соединяется с пресветлым сиянием, и вот тогда, в непостижимой бездне Премудрости, он и
достигает просветления" [Дионисий Ареопагит 1991, 71]. Данное глубоко личностное отношение в
христианской вере принципиально отлично от языческого концепта fides, когда связь между богом и
человеком рассматривается как некая "гарантия", ниспосланная богом смертному, которой он может
распоряжаться по собственному усмотрению.
Соответственно этому меняется не только актантная (внутренняя) структура соответствующих
высказываний, но и их внешняя структура — выражаясь грамматически, "глагольное управление".
Срави-
==11
ним хотя бы три русских выражения: 1) бытовое, "мирское" верить кому-либо, 2) христианское
религиозное верить в Бога, 3) уповать на Бога, — разница смыслов отражается в различии предлогов.