Urfu_100_1

Ресурсов не хватало: еще в 1924 г. в СССР было восстановлено
платное образование. От платы освобождались выпускники
рабфака, а также дети преподавателей. Таким образом,
фактически содержание высшей школы было переложено
на плечи студентов «непролетарского происхождения».
Чтобы выжить, надо было работать – в ущерб успеваемости.
Материальные условия были тяжелыми. Рабфаковец
С. П. Кузнецов (позднее руководитель завода в Полевском),
поступивший в 1920 г., вспоминал: «Здание не отапливалось,
занимались в пальто. Давали нам три четверти
фунта (триста граммов) черного хлеба и на обед – “болтушку”,
горячую подсоленную воду с добавлением в нее муки…
Хорошо, если кому родные из деревни подбрасывали
картошки» [Кузнецов, 2]. В 1921 г. студентов рабоче-крестьянского
происхождения снабжали пайками, с 1922 г. была
введена стипендия. Первоначально она составляла около
10 рублей, на жизнь ее не хватало. К 1925 г. она выросла
до 20 рублей. В 1927/28 учебном году стипендию получал
почти каждый третий студент СССР.
Основной статьей расходов было питание: месяц двухразового
питания в столовой в 1925 г. обходился в 12 рублей
плюс покупка хлеба, так как завтраков столовая не предлагала.
Тем не менее «свободных» денег от стипендии оставалось
всего-то около 3 рублей в месяц, например, на покупку
одежды, сигарет (курение тогда было повсеместным) или
походы в театр [Эрлих, 115]. Студенты различались по одежде:
«Преобладающая часть студентов носила “толстовки”,
кожаные куртки и “юнгштурмовки”; значительно меньшая
часть студенчества одевалась в европейские костюмы
с галстуками» [Рожков, 33]. Часто рабфаковцы не имели
толстовок; бывали студенты, поочередно носившие штаны
или юбки. Командующий Уральским военным округом
С. В. Мрачковский однажды даже передал вузу трофейное
обмундирование, взятое у белых войск, и студенты ходили
в английской и французской форме времен Первой мировой.
Кроме того, студенты болели: в 1924 г. ¾ рабфака страдали
от туберкулеза, малокровия, переутомления [Кожевников, 13].
Голодные, плохо одетые, со слабой стартовой подготовкой,
но целеустремленные и с колоссальной тягой к знаниям
– такими были в большинстве своем студенты первых лет
Уралуниверситета. Представление о быте «пролетарского студенчества»
можно получить из стихотворений, написанных тогда
же, в 1920-е гг., студентами рабфака и помещенных ниже.
Тяжело приходилось и преподавателям, особенно в 1921–
1923 гг. Разрыв между материальным обеспечением профессуры
дореволюционных лет и положением преподавателей
советской высшей школы усугублялся постоянным внешним
давлением. Партийные органы, профсоюзные организации,
«пролетарское студенчество» видели в «старых» профессорах
противников, поучали их в таком духе: «Уважаемым коллегам
побольше нужно прислушиваться к рабочей аудитории,
поближе к ней подойти да попроще себя вести, а не изображать
из себя аллах ведает какого-то начальника… В буржуазной
школе такому преподавателю-начальнику почет
и уважение, ибо это было в интересах буржуазии, которая
строила свое воспитание в духе рабского повиновения,
но для пролетарской школы такой опыт совершенно не годится»
[Злыгостев, 16]. В 1927 г. прогремело «шахтинское дело»
– суд над «старыми» инженерами и учеными, обвиненными
в шпионаже, вредительстве и саботаже. Правящая партия
большевиков стремилась как можно скорее насытить высшую
школу специалистами, подготовленными по новым правилам.
В 1928 г. в УПИ открылась аспирантура, первыми в нее поступили
химики О. А. Есин и К. Н. Шабалин. В ближайшие годы
вуз начнет заполнять вакансии преподавателей собственными
выпускниками, а потом и «экспортировать» их за пределы
родного города.
Здание рабфака Уральского университета (бывшее духовное училище)
20-е годы 17 основание