Urfu_100_1

ПОЭЗИЯ РАБФАКОВЦЕВ
Неистовый рабфаковец
Кто видел студента в «кормчей»,
Тот не станет рта разевать:
Что аппетит у него волчий,
Это аксиома, можно сказать.
Может он, не евши сутки,
На практических просидеть,
А в два ночи пускаться в шутки,
«Жрать газеты» и песни петь.
Трудно день-деньски дневалить
В кабинетах, лабораториях головой,
Труд киргизскую лошадку свалит,
Воз нагрузки «академической» и иной.
Мозг – миллион грозовых напряжений.
Силы – титану не в охват.
От постоянных сражений
Изнуряется солдат.
Но студент советский точит
Камень знаний из года в год,
Будет с книгой колдовать ночи,
Тайны науки вкушать плод…
Н. Федотов. 1923 г.
КОММЕНТАРИИ
Комната студента
У окна стекло разбито.
На столе – гора бумаг,
Транспортир, кусок гранита,
Репа и табак.
По стене паук несется
На открытке «Крым».
Пирогом слоеным вьется
От махорки дым.
На кровати – ножик, кружка,
Брюки и мешок,
Циркуль, смятая подушка
И под ней сапог.
Под кроватью – две корзины,
Книжка, молоток,
От галош кусок резины,
Стелька и чулок.
На тарелке чай морковный
От воды распух.
В уголке паук проворный
Ловит шалых мух.
Расписанье, две линейки,
Застилает дым.
Из-под сломанной скамейки
Высунулся пим.
П. Козин. 1924 г.
«Кормчая» – шутка, построенная на омонимии двух глаголов. Один из них
означал «управлять» (отсюда «кормчий» – рулевой корабля), другой – «питать».
«Кормчая книга» – это свод церковных правил и норм, но в рабфаковской
среде «кормчей» именовали столовую.
«Жрать газеты» – здесь, вероятно, опечатка: скорее всего имелось
в виду «орать газеты», – в 1920–1930-е гг. существовала такая форма
самодеятельности, как «живые газеты» или «устные газеты».
Киргизская лошадка – лошади киргизской породы, известные своей образцовой
выносливостью и неприхотливостью.
Пимы – в строгом смысле сапоги, изготовленные из оленьей шкуры, мехом
наружу. Однако здесь, очевидно, имеются в виду валенки – зимняя
обувь из валяной шерсти.
Морковный чай – дешевый суррогат чая.
Махорка – дешевый суррогат табака.
Репа – важная часть рациона в крестьянской России. В XX в. ее вытеснил
картофель.
Расшеперить (расшаперить) – просторечное «растопырить, развести
в стороны».
Старосты с деньгами – за распределение стипендий отвечали старосты
групп.
Колокол – у здания рабфака, бывшего духовного училища, имелась колокольня
с колоколом.
Студень – устаревшее название холодца, блюда из охлажденного мясного
бульона.
В Москву без денег
(фрагменты)
К-а-н-и-к-у-л-ы…
Как разбуянился рабфак
Сегодня тысячною глоткой,
Как расшеперил буйно шаг,
Забыв вчерашний шаг короткий.
Пимы, ботинки, сапоги
По лестницам, по коридорам
Бегут, плывут, а в каждом взоре –
Забота… девки… пироги…
И кашевары-педагоги,
Устав варить упорный ум,
Под юный шум, упрямый шум,
Быстрей, моложе движут ноги.
Вон, посмотри – стеклом сверкая,
На Север, Юг метнув огонь,
Прошел один, его не тронь.
А вон, итог сухой вплетая
Под шепот дум в свои дела,
Свет-белокурая словесница
По лестнице прошла.
Под шум и гром, под говор, крики
С деньгами старосты ревут;
Глаза рабфаковцев, как пики,
В атаку лезут, колют, рвут…
И горе старосте Петрухе,
Пропал домашний счетовод.
Он ковыряет нервно в ухе
И деньги «сразу» не дает.
Домой, домой звучит беззвучно
В разнузданных живых умах.
И кто-то сам, собственноручно,
Без сторожа, во весь замах
Ударил в колокол урочный.
«Даешь Сысерть, даешь Тагил!»
И тут же кто-то сочно, сочно
«Дур-рак» сквозь зубы процедил.
Ох, вечер зимний, вечер темный,
Ты потопил собой Свердловск,
А ветер снежный, неуемный
По улицам наводит лоск.
Не баба щедрая в подоле
Подносит репу, редьку, лук,
Не опьяняющее поле,
Не деревенский пышный луг
Звенит разгульными косцами.
Нет, это спелыми сосцами
Под звон тарелок и ножей
Столовая студентов кормит,
И каждый ест уже без нормы
Под писк и треск своих ушей.
Здесь пир горой, здесь «пир князей».
Гуляши, зразы, вермишели,
Битки, ростбифы, молоко,
Котлеты, студень и всего
Мы перечесть бы не сумели.
Кипит жратва под звон и говор,
Лоснятся красным потом лбы.
И не беда, что хитрый повар
Сумел везде накласть крупы.
В. Молчанов. 1925 г.
20-е годы 19 основание