Горизонт N26/855

RUSSIAN DENVER / HORIZON
20
N26/855 от 07.08.2016 e-mail: info@gorizont.com Simply the best
На «Первом канале»
выходит юмористическое
реалити-шоу Максима
Галкина, которое не
выглядит ни новым, ни
современным. Это
закономерный итог развития
постсоветского телевидения,
считает обозреватель
«Огонька» Андрей
Архангельский.
Разбирая текст песни
Влада Топалова «Я помню»,
Максим Галкин в
третьем выпуске программы
говорит: «Ну, кто в 2016 году
говорит «не брани» и «я
устал от дрязг»?..» Это действительно
смешно, но те же
риторические вопросы можно
было бы адресовать и самому
шоу «МаксимМаксим». Кто
сегодня смеется над текстами
поп-песен, разбирая их
«с точки зрения филолога»?..
Кто смеется над тем, что и
так самопародийно,– над семейными
и юмористическими
шоу федеральных каналов (а
некоторые из них и являются
как раз предметом серьезного
изучения, в первую очередь
для клинических психологов)?
Кто смеется над шуткой «мужчины
нужны женщинам только
для выполнения биологической
функции»? Но это такая
традиция «допустимого лицемерия»:
для «народа», выдуманного
тем же телевидением,
как считается, нужно рассказывать
бородатые анекдоты
про «мужиков» и «баб», а
не про современных мужчин
и женщин.
Но вряд ли только сам телеведущий
Максим Галкин в
этом виноват. Если смотреть
шире, не как на «шоу Галкина»,
а как на проект Константина
Эрнста, то «МаксимМаксим»
можно рассматривать как попытку
телевидения «возвратиться
в мир», в состояние «до
войны» – во всех смыслах этого
слова. А первое, с чем ассоциируется
«мир» у большинства
постсоветских людей,–
это собственно вечный сериал
«про Пугачеву и Галкина». А
чуть ранее – «про Киркорова и
ОЧЕНЬ ПРОШЛЫЕ ШУТКИ
Пугачеву», а чуть раньше – про
других мужей примадонны.
Выяснилось неожиданно, что
это чуть ли не единственный
«язык мира», который понятен
людям и более или менее артикулирован
на постсоветском
телевидении.
Однако это вовсе не вызывает
смеха. На вопрос: «Почему
это не смешно сегодня?»
самый простой ответ звучал
бы так: «Потому что это несовременно».
Но как вообще
юмор может быть «несовременным»,
если, казалось бы,
от современности он только
и питается?.. Мы живем сейчас,
здесь, и даже при всех
невзгодах – что может быть
проще, чем шутить о сегодняшнем
дне?..
Между тем это действительно
является проблемой
для телевидения, и самое
смешное, что телевидение
пытается всеми силами эту
«проблему» решить. Можно
было бы подумать, что дело
тут в самой природе телевидения,
которое по определению
проигрывает в скорости
реакции, скажем, интернеткультуре.
Но вот опять же есть
пример ТНТ и СТС, которые
выглядят вполне современно,
и шутят хотя местами и зло,
но актуально. А здешний телевизионный
«замок» (съемки
шоу Галкина происходят в поместье
Галкина – Пугачевой)
наполнен по большому счету
призраками.
Сам замок имеет тут символическое
значение: мы имеем
дело с закапсулированной,
застывшей во времени попкультурой
1990-х. Можно было
бы попутно задаться вопросом:
как могло случиться,
что в огромной стране на
смену этой поп-культуре не
пришла какая-нибудь другая
ни в 2000-е, ни в 2010-е?
Между тем это оказалось возможным:
поп-культура в России,
вопреки своей природе,
способна долгое время сохраняться
в неизменном виде,
как в вакуумной упаковке,
в параллельной реальности.
«Как же вы живете?» – упрекал
Штирлиц профессора Плейшнера.
И тот, упрямо дернув
головой, отвечал с вызовом:
«Живу, как видите!..»
Интересна в этом смысле
и стилистика шоу: это гибрид
«низкого юмора» образца
1990-х («что растет, то и отращиваю»)
и эстетики поздних
1970-х (плюш, оркестр,
атмосфера «Кабачка 12 стульев»).
Создатели уже сами
заметили некоторую «замороженность»
шоу и явно на
ходу вносили коррективы. В
третьем выпуске уже и люди
помоднее, но и певица Глюкоза,
и певица Юля Волкова
тоже давно уже не новость;
тем более упакованные в
формат почему-то программы
«Ералаш».
Неудача с программой
«МаксимМаксим» – это такой
бумеранг, который вернулся
на «Первый канал» почти 20
лет спустя. В 1997 году здесь
(тогда телеканал назывался
ОРТ) Константин Эрнст придумал
проект «Старые песни
о главном», тем самым загнав
телевидение в это «вечное
прошлое». Как говорилось
в одной книге, «вы же и
убили-с»; парадокс в том, что
«остановили время» на тот
момент два главных интеллектуала
российского телевидения,
Константин Эрнст
и Леонид Парфенов. Судьба
их сложилась по-разному, их
взгляды на жизнь, вероятно,
тоже различаются, но именно
они и породили в свое
время моду на эстетическую
ностальгию, которая затем
оформилась социально и политически.
И в конце концов
этот формат «старых песен»
поглотил самих создателей,
исключив из повестки любые
«новые песни». И теперь,
чтобы вырваться из этого ностальгического
гетто, из условных
1970-х или 1990-х, в
2016 год, нужно предпринимать
специальные усилия.
Галкин известен в первую
очередь как пародист,
но кого ему сегодня пародировать?
Он сам вспоминает,
что когда-то пародировал
Горбачева или Ельцина, но на
этом и останавливается; действительно,
кого же ему пародировать
сегодня? Попутно
понимаешь, как много у нас
появилось «святого», табу –
людей и тем, над которыми
смеяться нельзя. И что пародисту
в таких условиях больше
нечем заняться.
Темы шуток крутятся вокруг
трех концептов – дом, машина,
телевизор; собственно,
это все то, что перестало быть
дефицитом за прошедшие 25
лет, своего рода «главное завоевание
декабря» (имеется
в виду декабрь 1991 года); но
сами герои живут в еще более
глубокой «вечности». Кристина
Орбакайте подпевает
песне Аллы Пугачевой (этот
сюжет вполне можно было
бы представить даже в позднесоветское
время). Максим
Галкин высмеивает Никиту
Джигурду, который считался
«культурой прошлого» даже
еще в далеком прошлом.
Галкин шутит над Джигурдой
– это все равно что «Райкин
шутит над Раневской». Или
вот он шутит про Беллу Ахмадулину
– и чувствуется, что
аудитория, которая автоматически
хохочет над любой шуткой,
собственно, уже и не знает,
кто такая Ахмадулина. Во
всем этом есть какое-то отставание
на целую эпоху. Для
равновесия, вероятно, надо
было бы, чтобы кто-то в этой
же программе шутил и над самим
Галкиным. В первом выпуске
так и было – с помощью
Ивана Урганта, но потом сочли,
вероятно, что это слишком
сложная схема.
Поразительно, но это соединение
«доброго юмора»
1970-х с «недобрым юмором»
1990-х дало в результате
странную химическую реакцию:
сама собой выделилась
тема, которая долгое время
считалась табуированной.
Речь идет о бедности; в «МаксимМаксим»
с легким презрением
шутят о тех, кто ездит в
маршрутках, кто солит капусту
в банках, и над теми, кто
на всем экономит. Смеяться
над этим можно, почему нет,
но опять-таки эти шутки опоздали
на целую эпоху, когда как
раз и стоило бы высмеивать
советское крохоборство. Но
тогда у нас принято было шутить
над богатыми, и теперь
мы имеем дело с такой своеобразной
компенсацией. И
сегодня, когда Филипп Киркоров
выступает в антикризисном
скетче на тему «маленькие
хозяйственные хитрости»
– чистка ковра или окна с помощью
народных средств,–
это выглядит скорее как издевательство.
Раньше количество зрителей
телепередачи увеличивалось
пропорционально
количеству поп-звезд в ней;
но теперь это правило больше
не работает. Вероятно, в
том числе и из-за того, что
нам рассказывают о глубоко
архаичном и вдобавок еще и
целиком искусственном, придуманном
самим же телевидением
мире. Телевидение
2016-го рассказывает нам о
любви к самому себе; цепь
замкнуло, закоротило, но даже
уже безо всякой искры.
Андрей Архангельский