Полярная звезда, книга 5.

242
Еше явиіась было свѣтлая эпоха свѣтлой яародной жизни
освобожденнаго варода, и оламандская школа произвела
^епге, который былъ чистымъ выраженіемъ добродуганой,
свободной народности. Она не искала ^епге, она не убѣгала
въ него огь внутреннихъ страданій въ какой-то обманчивый
пріютъ; пѣть, она жила общественной жизнью, ей надо
было высказать смѣющееся счасгье свободнаго общества;
художникъ дышалъ этимъ счастьемъ, ему надо было просто
разсказать его, а не придумывать себѣ на утѣшеніе, или для
занятія собственной праздности. Но пе то въ нашемъ мірѣ.
Общественная жизяь разлагается болѣе и болѣе; опа
впадаетъ въ утомленіе, она не способна ви къ живому вѣрованію,
ни къ живой радости, ни къ великой трагедіи; опа
безсильна, опа просто—усталь. Искуство переходитъ въ
картинку или карикатуру. Искуство пало, потбму что
общественная жизнь выдохлась. Истинпый художникъ стаповится
страдальцемъ, потому что истинный художникъ
искреиній человѣкъ, и общественный недугъ становится
его недугомъ, онъ кричитъ отъ общественной боли, такъ какъ
пѣкогда вѣрилъ обществепнымъ вѣроваиіемъ. Онъ неможегъ
сжиться ни съ измельчавшимъ искуствомъ, пи съ измеіьчавшимъ
чеіовѣчествомъ. Оаъ ждетъ сильнаго выхода въ
человѣчествѣ и бредитъ про какое то огромное созданіе въ
искуствѣ. Ни то, ни другое не приходитъ.
Музыкаиту не меньше тяжело чѣмъ живописцу. И онъ
усталъ отъ своихъ историческихъ образцовъ, въ душѣ
утратилъ и обѣдню и ораторію, усталъ отъ страшной драмы
Бетговенской СИМФОНІИ, и впалъ въ §епге—то грустносладенькой
граціозности, то мелочнон оконченности Фьоритуры,
или такой-же мелочпой окончеппосги разпыхъ шумовъ
въ оркестрѣ, которыми думаетъ замѣнить энергію мысли
и полноту гармоническихъ сочетаній; или въ отчаяньи
ищетъ выхода и бредитъ музыкой будущности, туманной
какъ сама будущность, возникающая не на дѣвственпой, а
на истощепной почвѣ.
Литературѣ всего легче. Ея средства разпообразнѣе.
Языкъ не принужденъ свести цѣлый эпосъ или цѣлую драму