глава 2.экономика палеолита бассейна десны

между двумя изложенными точками зрения, нам
удалось прийти к следующим выводам. На наш
взгляд, раковины из Приазовья и Причерноморья
не могли попасть на деснинские стоянки непосредственно
с места находки, и вот почему.
Трудно предположить, что общины Мезина и
Юдиново снаряжали «экспедиции» на 1000 км к
югу, целью которых были исключительно раковины.
Южнее бытовал совершенно иной хозяйственный
уклад охотников на бизона. Жители
тундростепи переселиться севернее на Десну
вряд ли могли и хотели – их быт был адаптирован
к окружающей среде, пищевых ресурсов
хватало, а значит и не было нужды в реадаптации
к иным природным условиям. Маловероятно
и то, что мезинцы и юдиновцы были хорошо
знакомы с лежащей южнее Днепра местностью,
не связанной уже с их охотничьими потребностями
(хозяйственно-культурный тип охотников
на мамонта), а без такого знания их «бросок на
юг» был обречен. Таким образом, допущение
обмена в палеолите, причем достаточно регулярного,
неизбежно для объяснения факта появления
многочисленных морских раковин и янтаря
на деснинских стоянках.
Постепенный рост сходства инвентаря и
поделок на все более широком круге памятников
в конце верхнего палеолита, как в исследуемом
регионе, так и на граничащих территориях, это,
на наш взгляд, ещё одно из свидетельств постепенного
увеличения роли межобщинного обмена
в обществе палеолита (в том числе обмена
уже в форме диффузии культуры). Обмену не
должны были мешать приписываемые первобытным
народам жесткие разграничения по
принципу СВОЙ - ЧУЖОЙ. На наш взгляд, эта
грань в палеолите лежала в первую очередь в
области стереотипов поведения, а не в области
типологии украшений. То есть запрет мог налагаться
на изготовление «чужих» бытовых вещей.
Украшения же и для более поздних периодов
служат археологом в основном датирующим,
а не культуроопределяющим источником
[Тихомиров, 2005, С.22-23]. Именно украшения
и предметы палеоарта, по нашему мнению, могли
служить древнейшими предметами обмена
наряду с пищей и минеральным сырьем. Готовность
к обмену складывалась там, где уже на
стадии первобытной общины коллектив начинал
получать не только жизнеобеспечивающий,
но и определенный избыточный продукт (пусть
даже в виде предметов палеоарта). Вместе с
этим избыточным продуктом и зародился обмен
в межобщинной форме, при которой различные
коллективы снабжали друг друга исключительно
специфическими богатствами их природной
среды (ценными сортами камня, дерева, раковинами,
минеральной краской, янтарем и т.п.). Что
касается редкости и случайности процессов обмена,
на чем в свое время акцентировал внимание
П.И.Борисковский [1953], следует заметить,
что таковыми эти процессы мы могли бы считать,
если бы имели дело с единичными находками
на отдельных памятниках. Широкое же
распространение определенных типов раковин в
бассейне Десны и Среднем Поднепровье (это по
сути дела массовая находка на ряде не всегда
однокультурных памятников – Мезин, Юдиново
1, Юдиново 2, возможно Тимоновка и др.) позволяет
нам сделать даже предположение о появлении
уже в конце палеолита определенного
обменного эквивалента. Этому, кстати, имеется
масса этнографических аналогий на островах
Океании и Новой Гвинеи. Что можно было приобретать
за такие раковинные «пра-деньги» в
палеолите Конечно, не предметы первой необходимости.
Как уже говорилось, предметом торга
могли быть некоторые виды редкого сырья (к
примеру, янтарь или минеральная краска), костяные
и деревянные изделия, украшения. Можно
предположить и наличие символических обрядовых
компенсаций при заключении брака.
Вернувшись к собирательству, рассмотрим
с этой точки зрения гигантские костные скопления
на древних поселениях. Еще на рубеже ХХ
в., при раскопках палеолита в Пшедмости (Моравия),
где было обнаружено костище из останков
более 1000 мамонтов, встал вопрос: как первобытный
человек с его примитивными орудиями
охоты мог добыть такое количество гигантских
животных. Ответ давала гипотеза, выдвинутая
геологом Стеенструпом, считавшим,
что человек не столько охотился на мамонтов,
сколько употреблял в пищу уже погибших и замерзших
животных [Обермайер, 1913]. Гипотеза
оказалась весьма популярной. В России её приветствовал,
в частности, В.А.Городцов [1923, С.
230-232]. Развивал идею «мамонтового собирательства»
В.И.Громов, участвовавший с К.М.
Поликарповичем в раскопках стоянки Бердыж.
Он писал о своем впечатлении от этого памятника:
«Наличие большого числа костей без всяких
следов деятельности человека, как и в некоторых
других аналогичных пунктах, наводит на
49