!_"Буря мглою небо кроет..."

― Почти ничего, Ваше величество: цензура очень строга.
― Зачем же писать такое, что не пропускает цензура?
― Цензура не пропускает и самых невинных вещей.
― Например, таких…,
Николай I взял со стола не первой свежести листок бумаги, развернул
его и стал монотонно читать: Приветствую тебя мое светило!/
Я славил твой небесный лик,/ Когда он искрою возник…
И далее в том же духе. Таких стихов не пропускает цензура,
Пушкин?
― Именно так, Ваше величество, эти стихи не пропустила цензура
в мой сборник, который вы изволили только что хвалить…
― Что ты говоришь, Пушкин?! – Император резко положил листок
на стол, демонстрируя эмоциональность, прихлопнул его ладонью.―
Одумайся!― В его голосе зазвучал металл.― Списками
этих стихов наводнены Москва и Петербург, а, может быть, и вся
Россия! Ни один цензор и в глаза их не видел.
Подойдя к столу и опершись об него обеими руками, он, всем
корпусом наклонился в сторону Пушкина. Вперив в него свои
навыкате глаза, из которых, как казалось, струился морозный холод,
император, не скрывая злых ноток в голосе, продолжал.
― Ты написал их после мятежных событий на Сенатской площади.
А этот сборник вышел ранее того.
― Смею ли я,― Пушкин чувствовал, как у него перехватило
дыхание, он не мог ни выдохнуть, ни вдохнуть воздух. Совсем некстати
мелькнула мысль: ― наверное, это и называется «в зобу дыханье
сперло». Так и не сумев перевести дыхание, и потому хрипло
и едва слышно, Пушкин произнес:
― Смею ли я, возразить вам, Ваше величество? – Наконец, удалось
вдохнуть воздух. Теперь уже громче поэт продолжал.
― Эти стихи были написаны гораздо прежде названных вами
событий. Еще в начале прошедшего года я написал элегию «Андрей
Шенье» и включил ее в названный вами сборник моих стихотворений…
― Так ли это, Пушкин?
― Ваше величество, ведь это легко проверить. Цензором моего
сборника был господин Бируков, он изъял из элегии 44 стиха, а
остальное, восьмого октября прошедшего года, соизволил разре-
176