!_"Буря мглою небо кроет..."

― Да, да конечно. Что вы там медлите, голубчик! Снимите немедленно
повязку с господина подпоручика…
Начальник караула снял повязку и быстро вышел из комнаты.
― Ну-с! Кажется, вы, Александр Христофорович, желали провести
допрос господина Бестужева? Прошу вас.
― Благодарю за честь, Ваше сиятельство…, ― Бенкендорф перевел
взгляд на Бестужева-Рюмина, долго и пристально смотрел на
него, который, в свою очередь, не мигая, смотрел на Бенкендорфа.
― Итак, господин подпоручик, мы пригласили вас, чтобы
уточнить кое-что. В ваших прежних показаниях вы упомянули об
известном стихотворце господине Пушкине и его, наводнивших
армию, рукописных, с позволения сказать, творениях.
― Господин генерал-адъютант, Александр Сергеевич Пушкин
не стихотворец, а великий русский поэт. На поэтическом Олимпе
он уже сегодня первый среди равных. Известен же он не только
мне, а каждому русскому, имеющему в душе хотя бы каплю национальной
гордости.
― Не смейте дерзить! Не забывайтесь! Вспомните, где вы находитесь
и в каком качестве. Отвечайте, как должно отвечать в вашем
положении…
Сделав паузу, которая позволила Бенкендорфу успокоиться, он
продолжал тихим, но твердым голосом.
― Я предупреждаю вас, господин подпоручик, Следственному
комитету многое известно, очень многое, но мы даем вам шанс искупить
вину чистосердечным признанием. Скажите, от кого вы получали
рукописные злонамеренные сочинения Пушкина и зачем
вы распространяли их среди армейских офицеров.
― Армия, господин генерал, буквально наводнена рукописными
стихотворениями, получаемыми друг от друга. Немыслимо запомнить
какое стихотворение и у кого ты получил…
― Но, может быть, возмутительные стихотворения вы получали
от сочинителей? Непосредственно от господина Пушкина и Дельвига.
― Последний раз господина Пушкина я видел, когда еще был
ребенком, а Дельвига вообще никогда не видел.
― В принадлежащих вам бумагах, господин подпоручик, не
48