!_"Буря мглою небо кроет..."

«вольнодумческих» сочинений Пушкина, Вяземского и Дениса Давыдова.
Пыхачев отрицал это утверждение.
«Все мрачную тоску на душу мне наводит»
Петербургские друзья советуют Пушкину не стремиться в Петербург,
набраться терпения и жить пока в Михайловском, смиренно
ожидая, когда минует гроза, разразившаяся над Россией. Несмотря
на убедительные доводы и внемля этим советам, Пушкин,
тем не менее, задыхался в деревенской глуши. Его угнетало и раздражало
все: хмурое серое небо, покрытое тяжелыми, низко ползущими,
цепляющими верхушки сосен, тучами, скрывающие простор
округи пугающе мрачные леса, убожество деревенских избушек,
напоминающих мокрых распластанных жаб ― «все мрачную
тоску на душу мне наводит». А как одиночество иссушает душу! Едва
ли не во сто крат, чем унылая округа!
Пушкин физически ощущает потребность в столичном просторе.
Его не только не утешали, а будто ядовитая насмешка опрокидывали
в бешенство уверения друзей, что «… нет ничего скучнее
теперешнего Петербурга. …Мертво и холодно…». Написали бы они
так о Петербурге, если бы шесть лет были отлучены от его «скуки»?
Как вырваться из Михайловского омута?
Что придумать, чтобы вырваться из Михайловского омута? Перебирая
возможные поводы для облегчения своей участи, Пушкин
вспомнил о болезни, впервые заявленной им еще в Одессе, об аневризме
нижних конечностей. Затем, уже из Михайловского около
года тому Пушкин писал об этой болезни Н.Н. Раевскому (младшему).
«Вот мои обстоятельства: друзья мои усиленно хлопотали, чтобы
получить для меня разрешение ехать лечиться. Матушка писала его величеству,
и после чего мне разрешили поехать во Псков и даже жить
там, однако делать этого я не стану, а только съезжу туда на несколько
дней».
Да, пожалуй, это единственный повод, который может быть
уважен властью, и она, возможно, позволит ему покинуть Михайловское,
чтобы неотложно приступить к лечению аневризмы. А лечить
ее успешно, и при необходимости оперировать могут лишь в
61