1988 МАРТ

11
Останцев устроил врэ.'/.енную базу в новом зимовье, срубленном
Хлыстовым и Копейкиным, в полупереходе от Ануглей. Место они
выбрали удачно: глухая теснина ключа, круто падающего к Гуликану,
каменные россыпи. Однако Артамон не чувствовал себя в этом прибежище
безопасно. Слишком близко, по его понятия/л, проходила
тропа на Читу и прииск. Хотя по ней теперь ездят только охотники,
все равно лишнее беспокойство. Имелось другое, старое зимовье, где
в тридцатом жили с Перфилом Доргочеевым, то обеспечивало надежный
приют, потому чго стояло в стороне от всяких троп, потому
что о его сущестБОзании знали только Доргочеев и милиционер Наливаев,
оба погибли. Нэ то прибежище Артамон не хотел раскрывать,
держал в тайне даже от своих людей. Сам туда завез летом продукты,
see необходимое для длительного существования. Рассчитывал при
нужде окопаться та.м, притом держал в мечте Рину Заречную...
Артамон знал по горькому опыту, что рано или поздно липовых
агентов передазят, как мышей, сам был готов отдать их на заклание
при первой тревоге. Тайга хоть и велика, однако у нее много чутких
ушей и сторожких глаз. А следы куда денешь? Нет, работать по
пушнине — дело слишком рискованное. Его надо бросить, пока не
наследили...
На эту мысль натолкнуло Останцева появление дезертира Зарима
ШкерятоЕа в Чите. Теперь же, после встречи с главбухом Шкерятовым,
которая также сосюялась в тайне от компании, наметки стали решением.
Разговор там, в райцентре, был короткий, но исчерпывающий.
Предъявил главбуху письмо сына, поставил условия: работа или огласка
со всеми последствиями. Мужичок оказался старого воспитания,
с устойчивой ненавистью к Советам и крепкой надеждой на их скорый
каюк. Он и сыночка окрестил таким вымученным именем — Зарим, то
есть за русскую империю. Договорились встретиться в конце года
в Чите, куда он прибудет с отчетом, в заезжем доме «Союззолото»...
Теперь обдумывал эту встречу, которая решит все. Лежал на нарах
из жердья, закин/з руки под голову и закрыз глаза. Притворялся
спящим, хотя все тело разламывало от усталости, болезненно ныло
простреленное плечо. Неделю из Читы добирался до райцентра, оттуда
двое суток ехал сюда, до зимовья. Приехал вчера поздним вечером
перед самым снегопадом. Шкерятоз уже спал в подпитии, как и сейчас,
но страж его Хлыстоз бодрствовал. Он доложил, что агенты сделали
разведку на пушнину, загрузились продуктами и отправились на промысел,
и тут же напился, вознаграждая себя за долготерпение. Хлыстов
не стал уточнять, что Догончин приезжал за продуктами один, а Копейка
и Франт подались за брошенными шмутками. Артамон знал, что
Жорж ушел на прииск по делам Вана, Догончин с Копейкиным промышляют
вдвоем. Нэ его несильно интересовала пушнина, его уже
слепил лихорадочный блеск золота. Через год новый прииск начнет
плановую добычу. Золото предполагается богатое. Один ловкий маневр
и — кум королю! Это не беличьи шкурки, верба рясна!
«Верба рясна»,— Артамон снисходительно усмехнулся, впервые это
прилипшее, как смола, прислозие не вызвало гнева. Стоит белокаменна,
но и пусть себе стоит. Она его путь к золоту не загораживает.
Но, а если падет? Ведь тогда сюда ринутся все поборники за Россию,
со всех концов, как тараканы из щелей. Отыщутся и хозяева прииску.
Тогда как?.. Об этом не подумал. Этот вариант надо проработать...
Останцев встал, позевывая, равнодушно взглянул на Хлыстова,
который развлекался своеобразной игрой. Растопырив короткопалую
пятерню левой руки на столе, правой тыкал ножом между пальцами.
При этом от каждого пальца нож возвращался в исходное положение.
Получалось подобие скачков на одном месте — вперед-назад, дальше
зперед, снова назад. Пересчитав пальцы, нож начинал свою игру снова.
39