1988 МАРТ

поработитель, насильник»,— вспомнил Петр слова из лекции Землянихина,
снова оглядывая дом, принаряженных изнуренных женщин,
истощенных вялых детей. Дом походит на зимовье: нары вдоль стены,
застланные оленьими и звериными шкурами, на них разномастные
одеяльца, покрывала, подушки, на окнах занавески в блеклый горошек,
длинный стол убран разноцветными клеенками — все перестиранное,
перештопанное. Мамы постарались, собрали все лучшее, а кто-то из
здешних принес горшок с геранью.
— Ну вот, подружки, кажется, все сделали,— заключила Роза,
у.ама Симы, придирчиво осматривая дом. Она облегченно вздохнула,
вытерла руки о фартук, маленькая, хрупкая, подошла к Петру, сказала,
блестя черными глазами: — Не знаем, как и благодарить вас,
Петр Тэндэнович...
— А/.еня не надо,— Петр поспешно Бстал с лавки, надел шапку.
Но тут включились остальные женщины, заговорили наперебой:
— Как не надо? Мы знаем, чего стоило вам перетащить этот дом.
Спасибо вам от нас, от наших детей. Теперь в тепле наши родимые...
«Что за народ женщины?! Нет у них меры. Если начнут ругаться,
то хоть беги куда, если возьмутся хвалить, то... Наверное, все равно
лучше бежать»,— подумал Петр, сказал твердо: — Это моя работа.
Детям хорошо, значит, все падом. Я рад...
Тут подала тоненький голос девочка Сима:
— Мама, можно я прочитаю стихи дяденьке председателю?
Не ожидая разрешения, сна начала невыносимо печальным голосом:
Мы качались на качели,
Нас ребята бить хотели.
Врете, врете — не побьете,
Вас сопрет и вы уйдете...
Стихи резанули Петра по сердцу.
— Нет,— громко сказал он, краснея.— Надо учить другие стихи.
Скоро Новый год, елка...
Его слова словно окропили ребятишек живой водой. Они отшатнулись
от печки, окружили, заговорили наперегонки, сверкая глазенками:
— Елка! С дедом Морозом, со Снегурочкой?!
— А игрушки будут?
— Сами будем вырезать.
— А подарки принесет дед Мороз?
— Хорошо бы пряник... Или пирожки с черемухой. Лучше сайку,
такую пушистую, белую. Ей можно сразу наистись...
Не скоро ушел Петр от ребятишек. Они разволновали, поранили
его сердце. В печальных пугливых глазенках он увидел маленький мир
со своей болью, страданиями, робкой радостью. Дети войны. Нет! Не
дети. У них нету детства.
Сутулясь, Петр вышел из дома и почти нос к носу столкнулся с
главбухом Шкерятовым. Тот учтиво отступил в сторону, церемонно
склонил голову. Одетый в кургузое старомодное пальтишко с шалевым
воротником и шапку-боярку главбух вызывал почему-то чувство брезгливости.
— Дом необходимо поставить на баланс,— сказал он, обнажая
редкие прокуренные зубы.— То есть взять на учет как собственность
прииска.
Петр смотрел на него тяжелым взглядом, молчал. Он вспомнил,
как трудно поднимали этот дом на полозья, везли по реке — через
камни и наледи, как тащили на берег; вспомнил радостные вопли
встречающих ребятишек: «Наш дом приехал! Наша изба прикатилась!
Наша юрта прикочевала!» Вспомнил то, как они старались помочь тол-