Успенский, Г. И. Избранные произведения

«так ты и выскочил в купцы!»... Но чем все это кончится,
— не знаю.
Прошу читателя извинить меня за это длинное, прямо
к делу не относящееся, отступление и возвращаюсь к сообраагениям
по поводу телесного наказания. Не раз я стапо-
Бился в тупик перед этим явлением. Я никак не мог понять,
каким образом можно пололгить па пол, раздеть и хлестать
смородиной вот этого умного, серьезного' мужика, отца семейства,
— человека, у которого дочь невеста.
— Да неуже.ги же их силой кладут на землю? — спрашивал
я у тх>го же старосты, который готовился быть на
хорошем счету.
— Кое — сплом валят, кое — сами ложатся. Вот ноне
(когда секл! 30 человек) самп все...
— Да неуагелп это правда?
— Да чего ж мне лгать-то? Так один по одному и ложатся.
Впоследствии я понемногу ознакомился с тени гнуснейшими,
своекорыстнейшими побуждениями, которые действуют
в этой, ничего хорошего не обещающей, свалке.
Увидел много самой звериной злости, прикрывающейся за^
копом, но в то же время я узпал, что и не звериная злость,
обыкновепно скрывающаяся, и не насилие прямое и грубое
дают одному человеку право бить другого, а хозяйственные
доводы. Староста «приставляет» мужика к розгам не
за то, что хочет ему отомстить за обиду (он об этом умолчит),
а за то, что тот не внес шести рублей, тогда как
м ог бы впести.
В правлении, где решают число ударов и где человек
приготовляется раздеваться, вы слышите разговоры о сене,
которое продало за столько-то, упреки, что из этих стольких-то
рублей прошыо больше, чем следовало.
— Сепо теперь 45 копеек, это нам известно! — кричат
судьи. ■— Ложпсь-ко!
— Коли бы по сорок-то пять я взял, так я бы и внимания
ие взял говорить!— оправдывается виновный.—
Я тебе честью говорю — по 28 копеек.
— Полно зубы заговаривать — по 28! Знаем мы очен
487