Сергей Волконский О декабристах. По семейным воспоминаниям. Париж 1921

человека много старше ее, он политический преступник, она жертва,
гибнущая из за него.
Еще один раз образ Марии Николаевны проходит под пером
Пушкина. Есть недоконченное стихотворение «Графу О.». Это был некий
граф Олизар, поляк, который был влюблен в Марию Николаевну и делал
ей предложение; но, говорит Пушкин в стихотворении, дышащем русскопольской
враждой:
Но наша дева молодая,
Привлекши сердце ...
Отвергла...
Любовь... нашего... врага...
Это было в 1824 г. Через тридцать три года, когда, после
возвращения из Сибири, Мария Николаевна поехала заграницу, она
встретилась с Олизаром. У нас осталось два письма, полученных
княгинею от {56} ее прежнего вздыхателя: обезвреженная старостью, в
них дышит искренность восторженного преклонения.
Была в нашей семье и вещественная память о Пушкине. Однажды
у Раевских разыгрывалась лотерея, — Пушкин положил свое кольцо, моя
бабушка его выиграла. Это кольцо я подарил «Пушкинскому Дому» при
Академии Наук. Кстати здесь о Пушкинских кольцах. Их было три. Один
знаменитый «талисман», который, по Тропининскому портрету, он носил
на большом пальце. Это кольцо вдова Пушкина у смертного одра его
надела на палец Жуковскому, принявшему последний вздох поэта.
Жуковский завещал его Тургеневу. Тургенев — Льву Толстому.
Но Тургенев, как известно, умер под Парижем на даче знаменитой
певицы г-жи Виардо. Где оно, неизвестно, но только от г-жи Виардо до
Ясной Поляны кольцо никогда не дошло. Второе кольцо я видел на руке
Великого Князя Константина Константиновича, поэта К. Р. и президента
Академии Наук. Оно ему досталось по завещанию от одной дамы, но от
кого, — не помню. Великий Князь завещал его Академии Наук. Третье
кольцо — мое. Осенью 1917 года я читал в газете, что «во время
июльских беспорядков в Петрограде разгромлен музей Академии Наук.
Между прочим пропало кольцо Пушкина». Которое из двух? ...
Через Раевских Пушкин был близок к декабристам; мы видели, что
он писал «Кавказского пленника» в Каменке: он в Каменке живал подолгу.
Но близость эта не довела его до вступления в ряды Тайного
Общества.
Здесь уместно упомянуть подробность, которая, кажется, в
литературу не проникла; она сохранилась в нашем семействе, как
драгоценное предание. Деду {57} моему Сергею Григорьевичу было
поручено завербовать Пушкина в члены Тайного Общества; но он,
предвидя славное его будущее и не желая подвергать его случайностям
политической кары, воздержался от исполнения возложенного на него
поручения («По глазам видно, что должен был спасти Пушкина», сказал, глядя на
портрет С. Г. Волконского, писатель Данилевский.). Между тем, декабрьская буря
прошла близко мимо Пушкина, и даже непонятно, как могла она совсем
его не задеть, когда и за «шалостями» его так зорко следило
правительство. Он и сам ощущал сообщность с потерпевшими друзьями
и, судя по прелестному стихотворению «Арион», сам недоумевал, как это
случилось, что он спасся: