Сергей Волконский О декабристах. По семейным воспоминаниям. Париж 1921

Елена Сергеевна была первая, приехавшая из Сибири, — она была
тот голубь, который был выпущен из ковчега... Среди всех родственников
она особенно сблизилась со своей теткой, сестрою ее отца, княгиней
Софьей Григорьевной Волконской. Их сблизила общая пылкость
воображения, известная восторженность и некоторое пренебрежение к
внешним формам жизни, к светским обычаям. В Софье Григорьевне это
пренебрежение требованиями светского общежития с годами достигло
совсем невероятных проявлений в связи с возраставшей скупостью и
развившейся к старости клептоманией. О ней поговорим ниже, а сейчас
хочу рассказать два случая из петербургского пребывания Елены
Сергеевны, рисующих отношение Николая I к декабристам.
Муж Софьи Григорьевны, князь Петр Михайлович Волконский,
бывший при Александре I начальником штаба, с воцарением Николая I
получил назначение на пост министра двора, на каковом оставался по
день своей смерти в 1852 году. Он очень полюбил красивую и
обворожительную племянницу своей жены, баловал ее и, между прочим,
часто приглашал ее с собой в итальянскую оперу, в свою большую
министерскую ложу напротив царской.
Однажды Николай I в антракте спросил Петра Михайловича:
— Кто это у тебя в ложе сидит, красавица?
— Это моя племянница.
— Какая племянница? У тебя нет племянницы.
— Волконская.
— Какая Волконская?
{114}
— Дочь Сергея.
— Ах, это того, который умер.
— Он, Ваше Величество, не умер ...
— Когда я говорю, что он умер, значить умер.
Впоследствии, когда Петр Михайлович лежал на смертном одре,
Елена Сергеевна ходила за ним. Государь почти ежедневно навещал
больного, и Елена Сергеевна, не желая попадаться на глаза, уходила в
другую комнату, когда докладывали о его приходе; больной, повидимому,
не замечал этого. Но однажды она отмахивала мух, когда
доложили о приходе Государя; она сложила опахало, собираясь уйти, —
старик сказал ей: «Останьтесь». Государь просидел у постели больного
двадцать минут, был к нему отменно ласков и внимателен, но ее как
будто не заметил и не сказал ей ни слова. Она продолжала отмахивать
мух...
Рассказы племянницы пробудили в сердце Софьи Григорьевны
более двадцати лет дремавшие в нем родственные чувства к братуизгнаннику.
Она решила навестить его. Год целый собиралась она: то не
могла выехать, то не знала, каким путем поедет. Есть письмо, в котором
она объявляет, что поедет через Оренбург. «Подумайте, прибавляет она,
какие для меня воспоминания!» Наконец, она собралась весною 1854 года
и поехала обычным сибирским «трактом», — через Москву и Нижний.
Для того, чтобы предпринять эту поездку ей, понятно, пришлось просить
разрешения: и ее положение, и положение того, к кому она ехала, было
слишком исключительно. Николаю I это, конечно, не нравилось, но он
разрешил. От нее была отобрана подписка, что она не будет ни с кем
входить в неподобающую переписку; при возвращении {115} не примет
ни от кого писем, вообще будет вести себя с соответствующей