Сергей Волконский О декабристах. По семейным воспоминаниям. Париж 1921

У меня был детский рисунок. — какие-то дамы разговаривают с
какими-то кавалерами; подписано детским почерком: «Нонушка Кате.
Кто была Катя, неизвестно, и где теперь рисунок, тоже неизвестно.
Удивительная дружба царила между нашими дамами.
Одинаковость интересов, судьба мужей, рождения, болезни детей, —
спаяли их в тесную семью. Ни разу во всей тогдашней переписке не
проскальзывает даже намека на какую-нибудь ссору, малейшее
недоразумение. И при скученности, в какой они жили, это являлось
свидетельством высокой их воспитанности; редко когда с большей
наглядностью выступала благотворная сила житейских форм, и надо
сказать, что, несмотря на все единичные случаи тяжелых испытаний,
общий тон жизни был бодрый; они не позволяли себе распускаться,
поддерживали и подбадривали друг друга: пусть, мол, недоумевает
угрюмое начальство. Скоро дети стали главным центром жизни: все
вращалось вокруг них; их очень любили наряжать; Мария Николаевна не
одобряла, но обычай укоренился. Праздники, именины, рождения
подавали повод матерям {92} изощряться в приискании развлечений;
посылки из России вызывали радостный визг, становились предлогом
дружеского обмена. Новая, нежная струя вливается в суровую жизнь.
Это была улыбка каторги...
Легко понять, ч т о внесли жены в жизнь изгнанников и как
бедные узники их ценили. Вот стихотворение декабриста князя
Одоевского, в котором чувства их нашли редкой прелести выражение.
Чтобы его понять, надо помнить, что узники жили в тюрьме, окруженной
высоким мачтовым тыном: к этому тыну, в часы прогулки заключенных
по двору, подходили наши дамы и сквозь щели ограды разговаривали,
рассказывали новости, передавали письма. Сперва часовые противились,
один даже ударил княгиню Трубецкую прикладом, но потом начальство
приказало не противиться; ходить «к ограде» вошло в обычай; это стало
гостиной, клубом; княгиня Трубецкая, которая при полноте своей легко
уставала, приносила даже с собой складной табурет. Вот как прелестно
запечатлел эту картину Одоевский:
{93}
Был край, слезам и скорби посвященный,
Восточный край, где розовых зарей
Луч радостный, на небе там рожденный,
Не услаждал страдальческих очей.
*
Где душен был и воздух вечно ясный,
И узникам кров светлый докучал,
И весь обзор, обширный и прекрасный,
Мучительно на волю вызывал.
*
Вдруг ангелы с лазури низлетели
С отрадою к страдальцам той страны,
Но прежде свой небесный дух одели
В прозрачные земные пелены,
*
И, вестники благие Провиденья,
Явилися, как дочери земли,
И узникам с улыбкой утешенья
Любовь и мир душевный принесли.