Сборник тезисов
(Москва, РАНХиГС, 11–12 декабря 2015). Авторы на разном материале рассматривают представления об оборотнях, широко распространенные в мифологии, книжности, иконографии и масс-культуре XX–XXI вв. Как описывали людей или духов, меняющих свой облик, в средневековой литературе; как функционируют такие мотивы в фольклоре и постфольклоре; как изображают динамичный процесс смены личин в искусстве и как его репрезентируют в кино; наконец, где границы самого понятия «оборотничество» и всякую ли перемену облика можно охарактеризовать таким словом – эти и другие вопросы рассматривают историки, фольклористы, антропологи и культурологи.
(Москва, РАНХиГС, 11–12 декабря 2015). Авторы на разном материале рассматривают представления об оборотнях, широко распространенные в мифологии, книжности, иконографии и масс-культуре XX–XXI вв. Как описывали людей или духов, меняющих свой облик, в средневековой литературе; как функционируют такие мотивы в фольклоре и постфольклоре; как изображают динамичный процесс смены личин в искусстве и как его репрезентируют в кино; наконец, где границы самого понятия «оборотничество» и всякую ли перемену облика можно охарактеризовать таким словом – эти и другие вопросы рассматривают историки, фольклористы, антропологи и культурологи.
Create successful ePaper yourself
Turn your PDF publications into a flip-book with our unique Google optimized e-Paper software.
Связь фольклора с книжностью и иконографией не столь тесная<br />
– здесь мы имеем дело чаще с типологическим сходством, однако<br />
многие интересующие нас мотивы переходят в устную традицию<br />
из литературы и, реже, из иконографии 2 .<br />
3. В нашей совместной с Е.Е. Левкиевской работе [Антонов,<br />
Левкиевская 2013] мы уже говорили о том, как фольклорные<br />
нарративы о разных проявлениях духов в человеческом мире –<br />
от незримых (аудиальные, тактильные и др.) до явления в Дсобственном»<br />
облике или в обманной личине, за которой необходимо<br />
распознать опасного гостя, – соотносятся с аналогичными и близкими<br />
мотивами в русской книжности и иконографии. Это выявило<br />
любопытную вещь: в визуальной традиции популярный гипермотив<br />
о преображении мифологического персонажа выстраивается<br />
с помощью семиотических моделей, которые в большей степени<br />
объединяют иконографию и фольклор, чем иконографию и ее прямой<br />
источник – житийные тексты. На этом уровне книжность, язык<br />
образованных Дверхов», оказалась отделена от устной и изобразительной<br />
традиций, доступных Днизам»; визуальная ДБиблия для<br />
неграмотных», а равно и фольклорные нарративы о духах оперировали<br />
сходными приемами, интуитивно понятными зрителю/слушателю<br />
и зачастую не требовавшими авторского комментария.<br />
Я хочу внимательнее рассмотреть только одну ситуацию, типичную<br />
как для восточнославянских мифологических рассказов,<br />
так и для христианской литературы: дух является человеку в чужом<br />
облике, но оказывается распознан. Так как речь идет чаще<br />
всего об опасной встрече – с бесами или персонажами народной<br />
демонологии, это разоблачение – необходимый залог спасения<br />
героя (ангелы или духи-помощники гораздо реже фигурируют в<br />
таких сюжетах). Чаще всего пуант истории сведен к тому, что<br />
либо герой, либо слушатель/зритель/читатель текста должен<br />
каким-то образом понять, что в облике человека или зверя скрывается<br />
преобразившийся дух.<br />
2<br />
Как мотивы ДИуда на коленях дьявола»/Дсамоубийцы на коленях<br />
дьявола»/Дгрешники на коленях дьявола», генетически восходящие к визуальным<br />
моделям. См.: [Антонов, Майзульс 2011: 163, 184–191].<br />
18
Change language