Сборник тезисов
(Москва, РАНХиГС, 11–12 декабря 2015). Авторы на разном материале рассматривают представления об оборотнях, широко распространенные в мифологии, книжности, иконографии и масс-культуре XX–XXI вв. Как описывали людей или духов, меняющих свой облик, в средневековой литературе; как функционируют такие мотивы в фольклоре и постфольклоре; как изображают динамичный процесс смены личин в искусстве и как его репрезентируют в кино; наконец, где границы самого понятия «оборотничество» и всякую ли перемену облика можно охарактеризовать таким словом – эти и другие вопросы рассматривают историки, фольклористы, антропологи и культурологи.
(Москва, РАНХиГС, 11–12 декабря 2015). Авторы на разном материале рассматривают представления об оборотнях, широко распространенные в мифологии, книжности, иконографии и масс-культуре XX–XXI вв. Как описывали людей или духов, меняющих свой облик, в средневековой литературе; как функционируют такие мотивы в фольклоре и постфольклоре; как изображают динамичный процесс смены личин в искусстве и как его репрезентируют в кино; наконец, где границы самого понятия «оборотничество» и всякую ли перемену облика можно охарактеризовать таким словом – эти и другие вопросы рассматривают историки, фольклористы, антропологи и культурологи.
Create successful ePaper yourself
Turn your PDF publications into a flip-book with our unique Google optimized e-Paper software.
Изображение дьявольских наваждений с помощью гибридизации<br />
господствует в иконографии до тех пор, пока на пороге Нового<br />
времени не происходит эрозии средневековой визуальной<br />
системы, причем сразу на нескольких уровнях. Дьявол-гибрид<br />
вытесняется антропоморфными изображениями (которые, конечно,<br />
существовали и раньше), а прежняя визуальная комбинаторика<br />
сохраняет витальность лишь на иконографической периферии:<br />
в гротескном декоре, в иллюстрациях к космографиям<br />
или в полемической гравюре [Arasse 2009; Махов 2014]. Новые<br />
эстетические модели, стремление к композиционному Дправдоподобию»<br />
и установка на визуальную целостность изображаемого<br />
пространства привели к маргинализации маркеров, или метаэлементов<br />
повествования, которые вводили в него множественность<br />
перспектив, как это делают не только серые крылья у демонической<br />
соблазнительницы, но и нимбы святых.<br />
В Библиотеке и музее Моргана (Нью-йорк) хранится эскиз<br />
для витража с эпизодами из жития св. Андрея, созданный в<br />
1505–1510 гг. Хансом Шойфелином – одним из учеников Дюрера<br />
[Kahsnitz, Wixom 1986: 352, № 168]. Здесь история с дьявольским<br />
искушением разделена на две сцены: в верхнем Длепестке»<br />
мы видим пир у епископа, в правом – паломника Иакова,<br />
разговаривающего со слугой у дверей. В облике пирующей<br />
красавицы нет ничего, что выдавало бы ее дьявольскую природу<br />
(пальцы правой руки, возможно, напоминают когти, но<br />
разглядеть это крайне сложно), тогда как старик-паломник,<br />
апостол Иаков, традиционно изображен с нимбом. На гравюре<br />
ДИскушение св. Антония», созданной в 1509 г. Лукой Лейденским<br />
(New York. The Metropolitan Art Museum. № 41.1.22),<br />
напротив, у отшельника нимба нет, а на голове искусительницы,<br />
под маской которой скрывается дьявол, видны маленькие<br />
кривые рожки. Только рожки эти изображены не как Днастоящие»,<br />
а как элемент ее чепца!<br />
Наваждения, сколь бы они ни были фантастичны, все чаще<br />
изображаются такими, как их должен был видеть визионер, безкаких-либо<br />
элементов метакомментария. Тем не менее это был не<br />
73