Сборник тезисов
(Москва, РАНХиГС, 11–12 декабря 2015). Авторы на разном материале рассматривают представления об оборотнях, широко распространенные в мифологии, книжности, иконографии и масс-культуре XX–XXI вв. Как описывали людей или духов, меняющих свой облик, в средневековой литературе; как функционируют такие мотивы в фольклоре и постфольклоре; как изображают динамичный процесс смены личин в искусстве и как его репрезентируют в кино; наконец, где границы самого понятия «оборотничество» и всякую ли перемену облика можно охарактеризовать таким словом – эти и другие вопросы рассматривают историки, фольклористы, антропологи и культурологи.
(Москва, РАНХиГС, 11–12 декабря 2015). Авторы на разном материале рассматривают представления об оборотнях, широко распространенные в мифологии, книжности, иконографии и масс-культуре XX–XXI вв. Как описывали людей или духов, меняющих свой облик, в средневековой литературе; как функционируют такие мотивы в фольклоре и постфольклоре; как изображают динамичный процесс смены личин в искусстве и как его репрезентируют в кино; наконец, где границы самого понятия «оборотничество» и всякую ли перемену облика можно охарактеризовать таким словом – эти и другие вопросы рассматривают историки, фольклористы, антропологи и культурологи.
You also want an ePaper? Increase the reach of your titles
YUMPU automatically turns print PDFs into web optimized ePapers that Google loves.
самого словно бы оставались невидимы. Если в иллюстрируемом<br />
сюжете дьявол, представ перед человеком в обличье юной красавицы,<br />
стремится его совратить, эта призрачная личина по идее<br />
должна быть скроена безупречно. Жертва искушения видит<br />
перед собой красотку, а ее разоблачение происходит по ходу действия<br />
(благодаря помощи свыше, каким-то огрехам в поведении<br />
или речах гостя), а порой для самого персонажа и не происходит<br />
вовсе (если это не святой, который сразу же прозревает суть вещей).<br />
В отличие от большинства жертв наваждений, зритель,<br />
разглядывающий их изображение на миниатюре в рукописи или<br />
на заалтарном образе, сразу же узнает, что перед ним сатана [Махов<br />
2011: 45–48]; ср.: [Антонов, Майзульс 2012] 3 .<br />
В той же ДЗолотой легенде» рассказывается о том, как дьявол<br />
в Додежде паломника» явился в дом одного человека, который<br />
ревностно почитал св. Николая, и, выманив малолетнего сына<br />
хозяина подальше от дома, его удушил [Graesse 1850: 28]. На алтарной<br />
панели с четырьмя эпизодами из жития епископа Мир<br />
Ликийских, созданной Амброджо Лоренцетти ок. 1330 г., мы сразу<br />
видим, что под маской паломника скрывается дьявол: вся фигура<br />
его черна, вместо пальцев – когти, а за спиной – черные<br />
крылья [Махов 2011: илл. С. 46]. Как пишет Махов, Дсколь бы убедительным<br />
и полным ни было переоблачение дьявола, совсем от<br />
маркеров демонического – этого аналога авторского голоса в<br />
словесном повествовании – иконография, по-видимому, никогда<br />
не отказывается» [Махов 2011: 47].<br />
2. Это так, но не совсем так. Для того чтобы разоблачить дьявола<br />
перед зрителем, позднесредневековый мастер мог прибегнуть<br />
к одной из нескольких визуальных стратегий, и не все они<br />
подразумевали разоблачительную гибридизацию. Так, на сохра-<br />
3<br />
Это касается не только изображения наваждений, но и, как подмечает Даниэль<br />
Аррас, почти любых сюжетов, где действуют демоны: ДМонструозный<br />
дьявол, которого сразу же узнаешь на картине, парадоксальным образом<br />
напоминает о том, что в реальности он вовсе не так легко узнаваем; если<br />
зритель картины не спутает дьявола ни с кем другим, персонаж, действующий<br />
в historia, этого сделать не может и поэтому поддается искушению, попадает<br />
в ловушку, подстроенную сатаной» [Arasse 2009: 65].<br />
67