Vyigotskiyi_vyi_L_Psihologiya_Iskusstva.a6

(в «Русских ночах» В. Ф. Одоевского 61 ) думает иначе.
Толкование Ростислава и глубже и интереснее, чем
авторское: «Хемницер, несмотря на свой талант, был
в этой басне рабским отголоском нахальной философии
своего времени… В этой басне лицо, заслуживающее
уважения, есть именно Метафизик, который не
видал ямы под своими ногами и, сидя в ней по горло,
забывая о себе, спрашивает о снаряде для спасения
погибающих и о том, что такое время» (81, с. 41–42).
И не такая же ли судьба постигла другого, великого
мечтателя – Дон-Кихота, рыцаря печального образа,
которого высмеял автор и которым восторгается человечество?
Примеры можно было бы увеличить до
бесконечности. Сократ: «Ходил я к поэтам и спрашивал
у них, что именно они хотели сказать. И чуть ли не
все присутствовавшие лучше могли бы объяснить то,
что сделано этими поэтами, чем они сами. Не мудростью
могут они творить то, что они творят, а какой-то
прирожденной способностью и в исступлении, подобно
гадателям и прорицателям» (цит. по 25). Гёте отрицал
стремление вложить единую идею в свои произведения
и т. д. Потебня говорит об этом: «Слушающий
61 «…в «Русских ночах» В. Ф. Одоевского…». – «Русские ночи»
В. Ф. Одоевского, здесь и далее цитируемые Л. С. Выготским, представляют
собой один из замечательных образцов художественной мысли
прошлого столетия, во многом созвучных не только искусству, но и науке
нашего века.