Vyigotskiyi_vyi_L_Psihologiya_Iskusstva.a6

с потрясающей силой невыразимость скорбной и
необычной красоты и таинственности этого часа. Этот
отрывок как бы эпиграф ко всей трагедии – ее ночи
и дню. Приводим его в латинском переводе: Onus
Duma. Ad me clamat ex Seir – Gustos, quid de nocte?
Gustos, quid de nocte? – Dixit custos: Venit mane, et
nox; si quaeritis, quaerite; convertimini venite» (Isaia,
XXI, vers. 11–12)(«Пророчество о Думе. – Кричат мне
с Сеира: сторож? сколько ночи? сторож! сколько ночи!
Сторож отвечает: приближается утро, но еще ночь.
Если вы настоятельно спрашиваете, то обратитесь и
приходите» («Книга пророка Исайи», XXI, ст. 11–12).).
29.
«…все в ней расплывается, двоится…». –
Близкие образы содержались в замысле
Гордона Крэга, восхищавшем Станиславского: «Так,
среди зловещего блеска золота, монументальных
архитектурных построек изображается дворцовая
жизнь, ставшая Голгофой для Гамлета. Его личная
духовная жизнь протекает в другой атмосфере,
окутанной мистикой. Ею проникнута с самого
поднятия занавеса вся первая картина. Таинственные
углы, переходы, просветы, густые тени, блики лунного
света, дворцовые сторожевые военные посты…
Световая игра темных и светлых теней, образно