Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

связи с болезнью профессора — особенно). Вместе с тем было
ясно, что и эту вторую часть повести Саша писал о себе, о
пережитом, — писал, очевидно, в те самые вечера, когда «чуть
не сбрендил», по выражению старичка-архитектора. Что же
переживал он там, в мансарде, засыпав все вокруг черновиками
и окурками И если переживал, почему так бледно вышло
литературное претворение
Помню, кончив читать, я долго об этом раздумывал, несмотря
на позднее время. Потушил свет, откинул штору: за пыльным
стеклом (давно надо бы вымыть!) ночь чернела, как омут,
с блекло-желтыми кляксами звезд. Раскрыл окно, и она, эта
ночь, стала шелково-синей, прозрачной, засияла, заискрилась,
умытая стылым весенним воздухом Москвы, которым надо
подышать, чтобы представить себе, — рассказывать о котором
бессмысленно. В этой лирической позиции у окна — я
должен теперь признаться — занимала меня тогда, и даже
захватывала, не столько собственно повесть, сколько другое,
побочное, так сказать, но вполне примечательное обстоятельство:
я знал Сашину героиню! — целый ряд любопытных
штрихов и совпадений в повести убеждал меня в этом, не говоря
о портретности: автор даже родимого пятна «величиной
с майского жука» не захотел отнять у героини. Да, я знал эту
его Веру в жизни, хоть мы давно уже не видались. Он, разумеется,
изменил имя. В жизни она звалась иначе...
На одну-две странички я должен повернуть свое повествование
вспять — в раннюю весну минувшего года. Я читал
тогда лекции на одних курсах по подготовке в вуз, на Моховой.
За передним столом, как раз против меня, сидела приметная
пара — паренек и девушка, оба черноголовые, волнистоволосые,
с темными внимательными глазами. К этим глазам
я постепенно, как это случается с лекторами, и привык
преимущественно обращаться, выделяя из прочих. Паренек
был сыном весьма известного литературного критика, фамилию
же отца девушки, этнографа М., я тоже встречал в печати.
Ее самое звали Виктория, коротко — Вика. Оба были,
видимо, очень дружны, но потом паренек пропал, и последние
весенние месяцы встречал я, глядя по привычке на этот первый
стол, только одну слушающую пару глаз. Однажды, одеваясь
у вешалки после лекции, я почувствовал эти глаза за