Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

#
Но именно от этих сентиментальностей, так чурающихся
скепсиса и расчета, брел я в своих размышлениях там, на
фронте, да и позднее. От них пришел к чувству виновности
своей в рассказанной выше московской истории, виновности
перед самим собой и другими. Это Женино: «Вы... прав»,
чем оборвалась повесть, звенело в углах, потому что тогда не
сумел ей ответить: «Нет, виноват! И очень.» А разве не этого
ждала она от меня Этого, конечно. Может быть, еще и другого
признания, но оба в конце концов составляли одно. Какие
странные, неощутимые, как атмосферное давление, но
прочные путы все во мне связывали тогда, все искажали: мою
правду (потому что не мог же я, хоть в глубине, хоть на самом
донышке сознания, не знать, что я должен был делать, не
лукавя, по человечеству) и мое отношение к Жене, Бог знает
какими ненужными перегородками отгороженное от ее ко мне
ясности и простоты. И если бы отбросить эти путы, разрушить
перегородки, какая бы — так мне теперь казалось — могла
возникнуть во всем гармония!..
Так мне казалось. И в сознании своей виновности в том, что
никакой гармонии не осуществилось, я все придумывал для
повести никогда не сбывшиеся окончания.
•
И опять факультетская доска объявлений, вся шевелящаяся
клочками, оповещающими об экстренных собраниях, о походе
в противогазах, об инструктаже ПВО, о первом занятии
курсов медсестер. Москве военной — шесть дней, а я вчера
вернулся из Рязани, куда поехал было для лекций, а пуще
— от Жени, то есть от желания ее видеть и неосуществимости
этого желания: после последней встречи, во дворе, ничем
не давала о себе знать. Вот и сейчас: я разглядывал объявления,
за спиной шаркали и постукивали шаги, и я знал, что это
ни за что не окажутся ее шаги. Впрочем: московской моей
жизни оставалась всего неделя — второго июля я уезжал на
фронт, и от этого многое, что было прежде важным, в том
числе и уколы самолюбию, казалось теперь не стоящим ника-