Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

— Это не важно! — перебила Муза. — Покажи-ка... («неважно»,
а как заинтересовалась моими выписками!). — Это не
важно! Важно другое: ты знаешь, я тоже училась у Радова и
ценю его не меньше, чем ты. Однако, если вопрос поставлен в
прессе и так далее, значит об этом люди думали. Понимаешь:
ду-ма-ли! Никто не собирается шельмовать Радова, как ученого,
ни пришивать ему неприятных дел, но... — она пребольно
сжала мою руку и продолжала сквозь зубы, вдруг покраснев:
— Пойми: нельзя почти четверть века после победы советской
власти писать о языке так, будто Октябрьской революции,
Маркса, Энгельса, Ленина никогда не существовало'.
Нель-зя!! Впрочем — она ослабила пальцы, — я уверена, что
ты это сам отлично понимаешь. И потому говорю по-товарищески:
воздержись завтра.
— А если я все-таки .. Опасно
Она отпустила мою руку совсем. — Нет, просто глупо. Голову
тебе, конечно, никто не откусит, но... Заметь: кафедра и парторганизация
крепко тебе идут навстречу. Во многом, чего, может,
и не предполагаешь («опять намек»). И если отвернутся
— очень почувствуешь. Учти.
— Учту.
— Эх, Алексей Филатыч, Алексей Филатыч! — протянула
Муза баском, вставая и потягиваясь, так что шевельнулись в
натянувшихся петлях пуговки на груди. Эта присказка у многих
известных мне парт-тетей и парт-дядей носила вполне целеустремленный
характер: за ней следовала обычно анкета
для вступления в ВКЩб), которых лежало у меня дома не
меньше пяти. Сейчас однако никаких анкетных намеков Муза
не предприняла.
— До завтра! — сказала она.
Вот какой был разговор!
Лованько открыл совещание, сам себе передал слово и говорил,
говорил... По временам, когда обращался к аудитории с
особой задушевностью, — прочесывал пятерней седевшую
свою гриву, похожую на мейерхольдовскую, но — ох, сколь не
гениальное венчающую чело.
В кабинете было тесно: за столами, в центре — приглашенные,
вдоль стен, на стульях, — местные, наши сплошным ба-