STEPHANOS

Фудзимото: Ветчина 63 ? h // Где ты набрала 2 сь таких сло 2 в? // Отве 2 ть мне, /
Брунхи 2 льда.
Поньо: Я не Брунхи 2 льда //. Я ↑ По 2 ньо!
Фудзимото: П… п… По 3 н / ьо?
Поньо: Я По 2 н \ ьо! // И я 6 / хочу стать / челове 2 ком.
Фудзимото (кричит): Ч – елове 23 ком! // Что такого хо[р:]о 2 шего / в этих
жив _ о 2 тных?
В третьем произвольно выбранном переводе на те же смыслы активнее работают
частицы: же в значении ‘должное не имеет места: ты должна была учитывать мои
слова, но не учитывала’, ну в значении ‘нарушается норма ожидания’. В звучании
можно отметить модальную реализацию ИК-3/, связанную с отклонением от нормы,
ИК-6 3 в возмущении и придыхание, передающее то сильнейшее (небенефактивное)
воздействие, которое говорящий испытал от услышанного. Несомненно, актуализирована
коммуникативная составляющая у слова «эти» в высказывании
«Что такого хоро 2 шего в этих живо 2 тных?»
люди рассматриваются как ‘недолжное, имеющее место’.
Во всех трех переводах встречаются лексические средства, обладающие коммуникативными
характеристиками (гадость, мерзкие, грязные, нечистоплотные,
гадкие, набралась, животные и др.).
Приведенный фрагмент очень показателен: настрой Фудзимото относительно
происходящего не меняется практически до самого финала. Отклонение мира от
нормы (в небывалых, космических масштабах) – центральная идея большинства
его высказываний, пафос всех его монологов, и часто средства коммуникативного
уровня работают здесь в полном слиянии с номинативными:
Если ничего не предприня 6 ть, / ми 6 р / будет уничто 32 жен!; Начали па 6 дать наши
спу 23 тники! // Земле 6 пришел коне 23 ц!; (указывая на луну) Вы не ви 3 д / ите ее? // Если Луна
приблизится еще бли 6 же, / все 6 будет ко 12 нчено!; Не мо 6 жет бы 2 ть! //
Она превратилась в челове 23 ка! и т. п.
Проделанный выше анализ позволяет заметить, что положение персонажа относительно
нормы собеседника / нормы социума оказывается чертой настолько
фундаментальной, что она сохраняется при переходе героя из одной экранизации
в другую (Вилли Вонка) и объединяет образ персонажа из разных переводов
(Фудзимото). Вилли Вонка оказывается героем двух сильно отличающихся фильмов
(новый фильм во многом даже полемичен по отношению к старому). Номинативное
содержание диалогов практически не пересекается, трактовки центрального
характера в исполнении Дж. Уайльдера и Дж. Деппа чрезвычайно не похожи.
Тем не менее способность волшебника блистательно «не замечать» норму собеседника,
а вместе с ней и норму социума, как будто бы не подозревать о ее существовании
присуща обеим картинам. Что касается Фудзимото, то здесь при едином
номинативном содержании существующие русские переводы все-таки очень
значительно расходятся в интерпретации образа: так, различается степень агрес-
72