Повний текст - Інститут проблем сучасного мистецтва

Даже, если бы… Страшная сказка для очень старших научных сотрудников
Алексей БОСЕНКО
единой) не достигается ввиду отсутствия
прагматического интереса, происходит отказ
от необходимости и свободы, — достаточно
одной внешней необходимости. Роль которой
с точки зрения индивида выполняет случайность,
так ему кажется, но объективно это диктат
обстоятельств. Человек усреднен. Здесь уже
не универсальность его сущности, но ролевая
функция явления, унифицированная обществом
потребления. В первом разе — трансцендентальная
эстетика решает последнее противоречие
диалектики, наконец выполняющей
свое обещание умереть, поскольку «все, что возникает
заслуживает гибели», «бессмертна одна
смерть», то есть проблемы истины добра и красоты,
пространства и времени, и вообще всего
сущего сводятся к грандиозной битве между
красотой и прекрасным. Во втором случае, если
развития не доразвилось до развития развития,
на лицо даже не комедия, а непристойный балаган
не менее трансцендентальной психологии,
тщетно пытающейся систематизировать случайности
как «коммуникации» и типологизировать
трупы, оставившие позади себя тенденцию.
(Сложность невероятное в том, что если развитие
искусственно прервано, то не то страшно,
что наступает всеобщее одичание и гниет тело
культуры и цивилизации, но иррациональным
становится то, что не сбылось, само порожденное
свободное время, то пространство сколько
осталось до абсолютного в своем роде воплощения.
Образ, любой становится безобразным и не
в том, смысле о котором говорил А. С. Канарский,
а в агрессивном, покушающемся на красоту
как таковую, уничтожающего способность
к развитию на корню. Разгребать это с ученым
видом врагу не пожелаю. Задача столь же бесконечная,
сколь тупая. Еще юный Шеллинг
говорил, что когда необходимость проявляется
в качестве объекта, а свобода в качестве субъекта
то это трагедия, если же свобода или различие
является объектом, а необходимость или
тождество субъектом, то это переворачивание
строго необходимого отношения является законом
комедии. Единственный вопрос, почему же
так не смешно. Не хватает не только дыхания,
но даже злости.)
Правда, стоит помнить, что во времена
Шеллинга и вообще немецкой классики необходимость
соответствовала природе, а свобода
была «свободой от», поэтому свобода могла
выступать как судьба. (Или причиной, условием
и способом бытия, но потом, после времени.)
Когда же свобода становится необходимостью,
а необходимость случайной или свободной, то
они вполне могут терять определенность. Даже
если случайную свободу рассматривать как
великий отказ от свободы, как торжество произвола,
то и тогда необходимо, чтобы свобода
была, а то от чего же отказываться Отречение
же от необходимости сколь «не верни пику»
свободы не прибавитё. «Век воли не видать».
В большинстве случае страх перед свободой
как Судьбой, Роком, Фатумом зачастую принимают
за действительность самой свободы,
настоящей свободы, которая не сводится к праву,
собственности и тотальному террору самой
свободы, буде она обретет реальность и даже
тотальность.
Восходящая трансцендентальная эстетика
и не менее интенсивно нисходящая трансцендентальная
психология, уже превратившаяся
в какую-то психопатологию, или попросту
в психопатию, психопатагонию, психопатотеогонию,
производящую промышленным способом
навязчивые галлюцинации (до идей не подняться
они не успевают образовываться, здесь
довольствуются либо произвольными отходами
производства либо узаконенными штампами),
как ни странно не два, а один предел, являющий
одну реторту, тигель, где выращивается чтото
человекообразное, гомункулусов, геккубов
и суккубов в бульоне кипящих времен. Здесь
и по крайней мере сейчас решается проблема
времени в его высшей (она же низшая) точке.
«Эта высшая точка находится, следовательно,
там, где вскрывается общая противоположность
свободы и необходимости, притом так,
53