Повний текст - Інститут проблем сучасного мистецтва

СУЧАСНЕ МИСТЕЦТВО
непосредственной практики, всецело отдален
в «нетость». Он не только «не то, что…» Он —
«даже если бы»… И Дух не воодушевлен, он
вообще не одушевлен, всем своим существом
подчеркивая, что при желании можно обойтись
и без него, потому что он превышает потребность
в необходимом, сиюминутном, нужном.
Он не по нужде. Он не свободен — случаен.
Можно ли высказать истину о неистинном Если
очень хочется. Этим и живет. «Сейчас не хотят
правды, хотят аплодисментов», и они звучат.
По команде устроителей шоу.
Дух не переживает, потому что не пережил
собственную принудительную бездуховность
или что то же самое декларируемую, должную
духовитую духовность. В духучете, с двойной,
итальянской бухгалтерией. Дебет-кредит.
На место Духа пришло его отсутствие, которое
более действительно, чем он сам. Определенное
ничто, как овеществленная бесконечность.
Поэтому пустопорожняя болтовня имеет историческое
оправдание и является необходимой.
В том, чтобы быть ни о чем — предназначение
и смысл и даже апология современного щебетания,
по привычке, считающегося философией,
настольной книгой которой должен быть
шедевр: «Бальзамирование и реставрация трупов:
Руководство» [X].
А между тем, даже если бы все было иначе, то
одной из загадочных проблем является «неоднородность
развития», которая наблюдается
не только в случае разрешения в свободе, «после
того, когда она стала непосредственным основанием
и пространством человеческого развития»,
но и в непосредственном нынешнем случайном,
попятном «свитии», когда невозможная
свобода подменяется автономией, где отсутствие
свободы, автократично. («Бюрократия
свободы», какое название для книги! Не надо
суетиться, Гегель ее уже написал, только называется
она «Философия права».) Как уже говорилось.
Восходящая ветвь разрешается в трансцендентальной
эстетике, снимая противоречие
прекрасного и чувства. Нисходящая подыхает
2010, випуск сьомий
в не менее трансцендентальной психологии, как
тот же процесс, распадаясь на частные эстетики,
смехотворные, вроде «эстетики ногтей»,
эстетики «парикмахерского дела», «эстетики
кухонь», «эстетики философии» (бува й таке),
все — «найденные объекты». Все из так называемой
жизни. И в том и в другом разе, мы знаем
вечность не с начала. И речь идет не о жизни
и смерти, а о «Flammentod» (Стефан Георге).
В нынешнем даже смерть опошлена. Пошлость
и хамство, ну еще холуйство — три координаты
эпохи. Генрих Густавович Нейгауз, отвечая
на вопрос учеников «что такое пошлость»,
сказал: «Пошлость нечто вроде религии, только
гораздо сильнее». По сути, речь идет о том,
чтобы избавиться от пошлости любой ценой,
даже ценой собственной жизни. Такая малость.
«Поэтому совершено безразлично, что предпримет
само по себе сознание», если оно достигла
предела, утратив человечески-чувственную
деятельность, даже не приходя в себя. И нечего
причитать, как в американских сериалах про
лекарей: «Мы теряем, ее теряем…», когда потеряли
себя. И самое смешное, что это не трагедия.
Как писал не любимый мною И. Губерман
в своих сортирных виршах:
К нам хлынуло мутной волной
обилие планов и мыслей
тюрьма остается тюрьмой,
но стало сидеть живописней.
Это пожизненное.
56