Повний текст - Інститут проблем сучасного мистецтва

Даже, если бы… Страшная сказка для очень старших научных сотрудников
Алексей БОСЕНКО
объясняется деятельностью желез внутренней
секреции или «основным инстинктом», где
любят за хорошие анализы или делают любовь
за деньги, да и чувства сводятся к реакции раздражителю,
теории рефлексов, возбуждению/
торможению (да еще понятого современными
вьюношами в духе рекламы «Не тормози! Сникерсни!»)
чего не позволяла себе уже собака академика
Павлова. (У которой, впрочем, научились
пускать слюни при виде кормушки.) Когда
читаешь современных литераторов, слышишь
их речи или откровения любых иных душеведов
и душелюбов, независимо представители
ли духовенства или художественной богемы,
поражаешься убогости мышления, если таковое
можно оным назвать. (Правда и прежде
на метров находил псих, позволявший, например,
Салтыкову-Щедрину и Льву Николаевичу
Толстому, не к ночи буде помянут, который
не стеснялся приписывать себе сомнительные
мысли первого, пренебрежительно отзываться
о поэзии, дескать, что за странная блажь ходить
по веревке строк, прихрамывая на каждом слоге,
приседая на рифме). И составлять черные списки,
произведений, подлежащих уничтожению.
Не без того. И не думаю, что только для эпатажа,
али красного словца. Что и говорить, грубый
был мужик. Да и вообще, посмотришь с холодным
вниманьем вокруг… На ту же историю
и холодным потом покроешься. Однако, одно
дело тотальное невежество, потому, что иначе
и быть не могло, а другое не менее тотальное,
возведенное в абсолют, когда не только может,
но и должно быть иначе, и самое интересное,
что уже было. Когда сознательно отказываются
от Истины, Добра и Красоты и от имени истины
требуют высшей меры [4].
Особенно страшно, когда понимаешь, что
это общее скудоумие носит необходимый,
непреложный и репрессивный характер и ты
сам, несмотря на все сопротивление, обречен.
Не будет великих, захватывающих идей, не возможны
гениальные произведения, несмотря
на все усилия. «Жил я в безумное время и общей
судьбы не избегнул, стал неразумным и сам,
как повелело оно». В этом весь не ужас времени.
И он не в том, что болтаемся мы в бездне,
а где-то в каких-нибудь полутора миллиардах
световых лет сталкиваются галактики, а в миллионе
световых лет звезда пожирает планету, да
и черные дыры пошаливают. Страшна обыденность
происходящего самоуничтожения. Конечно,
можно успокаивать себя байками в стиле
какого-нибудь Севы Новгородцева, запуская
«дезу», а вот был еще случай, нашли переписку
на глиняных табличках клинописью, где два
ученых халдея друг другу жалуются на упадок
нравов и что нынешняя молодежь клинопись
не знает. Безграмотна поголовно, а пишет
на тарабарском «древнегреческом» языке некрасивыми
закорючками. И делать вывод, что так
было всегда, радуйтесь, что за ересь — на кол
не сажают, не сжигают и никому до вас дела нет.
Так что мы живем в лучшем из миров.
Когда-то Брехт сказал: «Современные художники
расписывают своими натюрмортами
переборки тонущих кораблей», очертив известный
драматизм эпохи. Нынешние художники
и философы расписывают стены станционных
сортиров, в ожидании поезда, который никогда
не придет. И это возведено в норму. Без подлости
и предательства нет интриги. «Пакт с низостью»
(Адорно) против человеческого, заключенный
искусством и философией, которая давно
уже «мистагогия», закончился разделом мира
на кладбищенские участки, где мертвым хоронить
своих мертвецов, но живьем, призванных
«объяснять философов», препарируя чувство
в «эстетическом опыте» тления, растления даже
тупой вещи и ощущения, коль скоро с чувствами
покончено к вящей радости избавленного
от необходимости чувствовать случайного обывателя.
Философия упразднена, как и просто
мышление и здравый смысл, достаточно просто
ее «ускоренных технологий», да и то направленных
на уничтожение оной.
Дух сводится (своится, прививается) к издержкам
производства, заполняя лакуны и каверны
55