Повний текст - Інститут проблем сучасного мистецтва

СУЧАСНЕ МИСТЕЦТВО
2010, випуск сьомий
ничего не сообщает, свободная импровизация, сродни музыке, уже не нуждающаяся
в «защитительных словах», пусть даже это и Слово Божие, выживающее из ума: «Ибо,
так как наша природа подвержена смерти и легко разрушима, то поэтому и слово
наше — безлично. Богъ же, всегда существуя и существуя совершеннымъ, будет иметь
и совершенное и ипостасное Свое Слово, и всегда существующее, и живое, и имеющее
все…» [I] Ну, Бог для меня — просто метафора, даже не оригинальная, однако все
остальное… А главное, текст как либретто в опере, особенно новой опере не играет
никакой существенной роли, а если и артикулирует, то только в проходных вставных
номерах. «Воццек» не о Воццеке. И у Бюхнера не о Войцеке. «Гамлета» Слонимского
никто не помнит, а ведь какие страсти были. А пастернаковского помнят, но невпопад.
«Песни об умерших детях» Малера не о детях, и тесты не при чем, достаточно названия.
Все не о том. Все к счастью, не о том. С тем же успехом можно идти другим путем,
и цитировать, вызывать духов совершено других авторов, в надежде что их авторитет
поспособствует увеличению площади парусов, а не листажа, бродяжничая, как «Пьяный
Корабль» Рембо, пользуясь течениями пытающейся быть тайной случайной свободы,
которая свободна от бедности, когда идею влечет не желание быть, а желания не быть
вовсе. В любом направлении нет ни тенденции, ни интенции на которую некоторые так
уповали, но есть Imitatio Dei подражание Богу, но таким образом, что отсутствие бога
делает достоверным само движение, не свобода, но и не-свобода — произвольность.
Подобие без первообраза. Нет, здесь бог просто метафора, а речь идет о музыке в себе без
метафизики, без идеологии в ее действенности, где она не только идея, — гармония без
полифонии. Противоречие между невыразимым и невыразительностью, ничтожностью
и уничтожением, казалось бы не оставляет не только выбора, но и возможности
вернуться к истокам, однако именно это является оправданием современности,
случайная свобода, не имеющая причины, чтобы быть, наступает вдруг, сразу, как
сердечный приступ, как замирание, умирание, но не замирение с бесконечностью,
являющей всю ничтожность (Nihtigkeit) неуничтожимой вечности. Но именно этот
порыв совпадает со знаменитым Zu Grunde gehen — на старонемецком — гибнуть идти
ко дну, исчезнуть; буквально — идти к основанию, столь усиленно, почти благоговейно,
как формулу заклинания повторяемое от Немецких мистиков, до Немецких классиков
и то, что, например Ф. Энгельс в письме к Конраду Шмидту от 1 ноября 1891 года
писал, что это просто острота, в которой положительное и отрицательное гибнут,
чтобы Гегель мог перейти к категории основания, суть дела не меняет. Кстати тот же
Энгельс, совершенно точно заметил, что переход от категории к категории в гегелевской
философии случаен, только по простоте ли душевной, или по иной причине решил, что
сие неприемлемо. Напротив, старая мистика, получила вполне реальное и, к сожалению,
проигнорированное понимание/продолжение в вскользь брошенном Лейбницем
замечании о транскреациях, когда нечто, исчезая в одном отношении, возникает без
ущерба и всецело в другом, без причин, но это уже другая история, хотя к слову сказать
этим объясняется как возможны множественные, бесчисленные «субстанции», если
безусловно может быть и есть только одна. Переход, и становление не схватывается
представлением и постигается только в самодвижении, да и то не как самоцель.
Это не интересно, однако саморазрушающееся время, разрушает и дискретность
и связность, и дискретность дискретности, создавая условия, когда антиномии
58