Академія мистецтв України - Інститут проблем сучасного ...

Андрей Пучков
«Кирилловские черновики» А. В. Прахова (ноябрь 1880 — декабрь 1881 гг.)
О работе Прахова в Волынской
губернии в 1886 г. графиня П. С. Уварова
(урожд. Шербатова) позднее
вспоминала: «В 1897 году, подготовляясь
к [очередному киевскому Археологическому
1899 г.] съезду, я с дочерьми
объездила Волынскую губернию,
ее храмы, монастыри и ризницы,
и нашла там весьма интересные предметы…
В особенности заинтересовали
меня церковные принадлежности…
По возвращении в Москву я сделала
[Московскому археологическому] Обществу
доклад о моей поездке, но,
ввиду ценности всех осмотренных
предметов, мы не посмели даже думать
о возможности выписать много
на выставку съезда. Несколько месяцев
[спустя] после моего доклада в
Титульный лист брошюры А. В. Прахова
Обществе [была] получена просьба
Прахова выдать ему бумагу, разрешающую ему рассмотреть храмы и ризницы
Волыни. Докладывая эту бумагу Обществу, я просила не выдавать подобного
разрешения на том основании, что “осматривать храмы и ризницы никому не
возбраняется и что ввиду любезности духовенства для этого никакой официальной
бумаги не требуется”. Прахову отказали, тем более что о нем ходили
неблагоприятные слухи о способе собирания собственного его музея. В 1899
году, когда мы зимою стали обращаться в епархии с просьбой весной доставить
в Киев для выставки [XI Археологического] съезда желанные предметы, осмотренные
и отмеченные мною при моих поездках в разных церквах и ризницах,
в Общество стали поступать заявления из разных местностей Волынской губернии,
что такие-то предметы вывезены Праховым уже более года и что, несмотря
на повторные жалобы и запросы, обращенные к нему, о них нет никаких
известий… Мы запросили жалобщиков, с какого права и чьего разрешения
монастыри и храмы дозволили Прахову вывозить их сокровища. Получен ответ,
что у него было на то разрешение на бланке Академии художеств за подписью
ее президента и за казенной печатью, которое Прахов выхлопотал себе
в Петербурге, вероятно, после нашего московского отказа. Продолжая собирать
предметы для выставки, мы обратились с тою же просьбою и к Прахову и
получили от него указание на размер места, которое ему желательно получить
160
для “выставки предметов из его собственного музея”, что ему и было обещано.
Весною, когда стали подвозиться вещи на выставку и когда уже следовало
распорядиться и по вопросу о каталоге, я отправилась в Киев и, разбирая получаемые
предметы, среди номеров “Праховского музея” весьма легко нашла
все те вещи, которые заинтересовали меня в храмах и монастырях Волыни. Вернувшись
в Москву, я рассказала обо всем Обществу и просила позволения о
случившемся доложить Святейшему Синоду, от которого через некоторое время
[было] получено приказание “заарестовать волынские древности и вернуть
их Волынской епархии с просьбой разослать их по принадлежности”, что и было
нами исполнено по закрытии выставки» 16 . Прахов, пополнявший собственную
коллекцию за счет похищенной церковной утвари, был, конечно, наказан
за столь необычно выражавшуюся«культурную алчность», а негативное отношение
к коллегам по цеху, более, чем он сам, обогативших искусствоведческую
мысль дореволюционной России, — к Д. В. Айналову 17 и Г. Г. Павлуцкому, —
свидетельствует о его непростом характере и скрытой за внешней обходительностью
нетерпимости к чужому мнению (см. ниже об отношениях Прахова с
В. В. Стасовым). Однако, по меткому наблюдению М. Л. Гаспарова, порицать
хорошего ученого за то, что он нехороший человек, все равно, что порицать завод,
выпускающий тракторы, за то, что дымит и громыхает. Был ли Прахов ученым?
Наверное, был: если не ученым, то знатоком. Ученик Прахова (и И. С.
Тургенева, сподвижник А. П. Чехова) В. Л. Дедлов (Кигн) в маленькой книжке
о Владимирском соборе попытался объективно охарактеризовать Прахова ad
specie aeternitatis, и трудно не согласиться с его точкой зрения : «Знакомые называют
А. В. Прахова “живою водой”. Он таков и есть. Такова и вся его деятельность,
частная и научная. Шевелиться и расшевеливать, открывать новое и
интересное там, где другой глаз ничего не увидел бы, делать то, чего другой не
смог бы сделать, отчасти по лени и неподвижности, отчасти по недостатку смелости,
из опасения препятствий. Препятствий для профессора не существует,
не потому, чтобы он был такой смельчак, а потому что он просто не подозревает
о их существовании» 18 . Впрочем, так ли уж «не подозревает»?
Дора Коган в книге о Врубеле настаивала, что главной страстью Прахова
было «открывать». Казалось, он, с детства увлекшись поисками кладов, не мог
остановиться. «Так же как клады, открывал он теперь древние фрески, мозаи-
16 Гр. Уварова П. С. Былое: Давно прошедшие счастливые дни. — М., 2001. — С. 176–177.
17 См.: Анфертьева А. Н. Д. В. Айналов: жизнь, творчество, архив // Архивы русских византинистов
в Санкт-Петербурге / Под ред. И. П. Медведева. — СПб, 1995. — С. 264, 265, 275–277.
18 Дедлов В. Л. Киевский Владимирский собор и его художественные творцы (с автотипическими
снимками). — М., 1901. — С. 5.
161